Страницы разных широт
Н. В. Денисов
КАМЕШЕК ХРУСТАЛЯ
"Привет, старики! Наверное, вы уже в сборе и с негодованием думаете, что я вот не приехал в Москву первым, как у нас заведено, не занял лучшую "каюту" в нашей общаге с видом на строящуюся телебашню. Придется подождать. Наш пассажирский теплоход изо всех сил крутит винты, чтоб поскорей добраться в порт приписки. Не все зависит от моих желаний. Северит уже вовсю. И эти – мели, перекаты..."
Завтра мы сдаем "основы музыкального искусства". Иван, лежа на кровати, жует сдобную московскую булку, запивая из бутылки кефиром:
– Все равно сдам!
Михаил злится, копаясь в объемистом томе музыкальной энциклопедии:
– Брось дурака валять, Иван. Назови лучше инструменты симфонического оркестра.
– Гобой, литавры, тарелки...
– Голова у тебя – тарелка. Дай учебник.
Мое письмо, оно опередило меня, приколото кнопкой на переплет рамы окна, за стеклами которой чистый московский дворик с "мухомором" беседки и цветочной клумбой. Ничего не изменилось с прошлой весны. И мы, будто расстались вчера, а сегодня встретились. Припоздал я с приездом на сессию, но успел к сдаче первого зачета. Ивану не до "симфоний", читает новое "хрестоматийное" стихотворение. Закончив чтение, спрашивает:
– А у тебя что новенького?
Достаю из чемодана камешек правильной шестигранной формы. Он с Приполярного Урала, в видимой близости которого провел я минувшее лето, работая матросом на Северной Сосьве.
– Это?! – небрежно разглядывает Иван "вещицу". Он разочарован, поскольку ждал, что я примусь с дороги читать свое "хрестоматийное". Словно он и забыл о письме, что, как флажок, как вымпел, пришпилено к раме, там я почти все рассказал.
"...А сейчас мы в Игриме. Я только сменился с вахты, здорово устал. Ведь шесть часов подряд шел дождь, а эта грязища. И после каждой посадки пассажиров по два раза пришлось швабрить палубы, чистить раковины в гальюнах. Эти аборигены, как только – на борт, так бегут в гальюны и умывальники пластать рыбу-малосол: кишки, чешуя по стенам! И нечего не поделаешь, надо драить! Вспоминаю нашу комнату в литинститутской общаге, где мы никак не могли договориться об очередности в уборке.
Завтра, когда придем в Березово, аврал. Потому что закат ясный, а если ясный, будет солнечный день. Погреемся на солнышке. И еще потратим с полпуда мыла, чтоб хорошенько – со шлюпок! – протереть бока нашей белой пассажирской посудине.
Скоро отправление. Штурман Геннадий Александрович даст отвалочный гудок, матросы уберут трап. Покачивает. Это, пробуровив реку, прошел буксир с баржей. Везут трубы. Баржа по самую палубу в воде. На Пунгу идут. Не слыхали о Пунге? Надо газеты читать, старики! Я, таким образом, в центре событий. За бортом плещется чистейшая Северная Сосьва, а где-то совсем близко от берега – "поют" буровые. Добывают "голубое золото", как называют газ газетчики.
Можно сойти еще на берег и потолкаться в толпе. Это не московская публика, здесь каждый новый человек на примете. И радость, и удивление, и печаль обнажены и неподдельны. Если бы вы хоть раз посмотрели, как встречают нашего "Петра Шлеева" в мансийских деревнях и поселках. Это событие! Вот бы сюда нашу братию с ее щепетильностью и иронией. Как бы хотелось взглянуть при этом на ваши мудрые лики.
Здесь я иногда забываю, что нахожусь за тысячи километров от городского асфальта и подстриженных деревьев. Будто нет этого в жизни, в природе. Только – холодная сосьвинская вода, она ощутимей, когда достаю ее ведерком из-за борта, а бросать его, ведерко на веревке, надо расчетливо, чтоб тебя не выдернуло при полном ходе судна. Однажды уже было...
Я не первооткрыватель. Нет, старики, мне не повезло. Лаже Славка и Олег – курсанты из Рыбинского речтехникума, плавают здесь вторую практику. А добродушный здоровяк Федя на следующий год придет на Шлеева уже не мотористом-практикантом, а механиком.
А капитан Анатолий Сергеевич! Он пятнадцать лет на Северной Сосьве! Каждый манси, встречая теплоход, говорит: "Траствуй, капитан Сергеич!" Каждый перекат, каждую вешку помнит капитан наизусть, как стихи, потому ночью он всегда на мостике, возле рулевого.
Разные люди, разные встречи. Ветврач Вероника из Ванзетура едет в тундру лечить оленей. Зоя Алексашина только что выпустилась из Калужского пединститута, едет преподавать в Культбазу. Вчера ехал с нами поэт Юван Шесталов. Гостил у родителей. Зашел ко мне в каюту, а я потянул его в салон, давай, говорю, стихи читай. Собрались ребята. Юван прочитал новую поэму. На родине, говорит, сочинил.
А я привезу вам сувенир. Геолог один подарил. V него нет традиционной бороды, а есть наган, носит его на поясе в кобуре. Похож в своей кожанке на гэпэушника 20-х годов. "Вот, – сказал, – возьми! Это горный хрусталь из Саранпауля, приносит счастье...".
1967
Н. В. Денисов
КАМЕШЕК ХРУСТАЛЯ
"Привет, старики! Наверное, вы уже в сборе и с негодованием думаете, что я вот не приехал в Москву первым, как у нас заведено, не занял лучшую "каюту" в нашей общаге с видом на строящуюся телебашню. Придется подождать. Наш пассажирский теплоход изо всех сил крутит винты, чтоб поскорей добраться в порт приписки. Не все зависит от моих желаний. Северит уже вовсю. И эти – мели, перекаты..."
Завтра мы сдаем "основы музыкального искусства". Иван, лежа на кровати, жует сдобную московскую булку, запивая из бутылки кефиром:
– Все равно сдам!
Михаил злится, копаясь в объемистом томе музыкальной энциклопедии:
– Брось дурака валять, Иван. Назови лучше инструменты симфонического оркестра.
– Гобой, литавры, тарелки...
– Голова у тебя – тарелка. Дай учебник.
Мое письмо, оно опередило меня, приколото кнопкой на переплет рамы окна, за стеклами которой чистый московский дворик с "мухомором" беседки и цветочной клумбой. Ничего не изменилось с прошлой весны. И мы, будто расстались вчера, а сегодня встретились. Припоздал я с приездом на сессию, но успел к сдаче первого зачета. Ивану не до "симфоний", читает новое "хрестоматийное" стихотворение. Закончив чтение, спрашивает:
– А у тебя что новенького?
Достаю из чемодана камешек правильной шестигранной формы. Он с Приполярного Урала, в видимой близости которого провел я минувшее лето, работая матросом на Северной Сосьве.
– Это?! – небрежно разглядывает Иван "вещицу". Он разочарован, поскольку ждал, что я примусь с дороги читать свое "хрестоматийное". Словно он и забыл о письме, что, как флажок, как вымпел, пришпилено к раме, там я почти все рассказал.
"...А сейчас мы в Игриме. Я только сменился с вахты, здорово устал. Ведь шесть часов подряд шел дождь, а эта грязища. И после каждой посадки пассажиров по два раза пришлось швабрить палубы, чистить раковины в гальюнах. Эти аборигены, как только – на борт, так бегут в гальюны и умывальники пластать рыбу-малосол: кишки, чешуя по стенам! И нечего не поделаешь, надо драить! Вспоминаю нашу комнату в литинститутской общаге, где мы никак не могли договориться об очередности в уборке.
Завтра, когда придем в Березово, аврал. Потому что закат ясный, а если ясный, будет солнечный день. Погреемся на солнышке. И еще потратим с полпуда мыла, чтоб хорошенько – со шлюпок! – протереть бока нашей белой пассажирской посудине.
Скоро отправление. Штурман Геннадий Александрович даст отвалочный гудок, матросы уберут трап. Покачивает. Это, пробуровив реку, прошел буксир с баржей. Везут трубы. Баржа по самую палубу в воде. На Пунгу идут. Не слыхали о Пунге? Надо газеты читать, старики! Я, таким образом, в центре событий. За бортом плещется чистейшая Северная Сосьва, а где-то совсем близко от берега – "поют" буровые. Добывают "голубое золото", как называют газ газетчики.
Можно сойти еще на берег и потолкаться в толпе. Это не московская публика, здесь каждый новый человек на примете. И радость, и удивление, и печаль обнажены и неподдельны. Если бы вы хоть раз посмотрели, как встречают нашего "Петра Шлеева" в мансийских деревнях и поселках. Это событие! Вот бы сюда нашу братию с ее щепетильностью и иронией. Как бы хотелось взглянуть при этом на ваши мудрые лики.
Здесь я иногда забываю, что нахожусь за тысячи километров от городского асфальта и подстриженных деревьев. Будто нет этого в жизни, в природе. Только – холодная сосьвинская вода, она ощутимей, когда достаю ее ведерком из-за борта, а бросать его, ведерко на веревке, надо расчетливо, чтоб тебя не выдернуло при полном ходе судна. Однажды уже было...
Я не первооткрыватель. Нет, старики, мне не повезло. Лаже Славка и Олег – курсанты из Рыбинского речтехникума, плавают здесь вторую практику. А добродушный здоровяк Федя на следующий год придет на Шлеева уже не мотористом-практикантом, а механиком.
А капитан Анатолий Сергеевич! Он пятнадцать лет на Северной Сосьве! Каждый манси, встречая теплоход, говорит: "Траствуй, капитан Сергеич!" Каждый перекат, каждую вешку помнит капитан наизусть, как стихи, потому ночью он всегда на мостике, возле рулевого.
Разные люди, разные встречи. Ветврач Вероника из Ванзетура едет в тундру лечить оленей. Зоя Алексашина только что выпустилась из Калужского пединститута, едет преподавать в Культбазу. Вчера ехал с нами поэт Юван Шесталов. Гостил у родителей. Зашел ко мне в каюту, а я потянул его в салон, давай, говорю, стихи читай. Собрались ребята. Юван прочитал новую поэму. На родине, говорит, сочинил.
А я привезу вам сувенир. Геолог один подарил. V него нет традиционной бороды, а есть наган, носит его на поясе в кобуре. Похож в своей кожанке на гэпэушника 20-х годов. "Вот, – сказал, – возьми! Это горный хрусталь из Саранпауля, приносит счастье...".
1967