Избранное. Том 1
С. К. Ломакин
НЕМОЙ
Никто не помнит, как он появился, что заставило его приехать в наше село. Казалось, что он был всегда, особенно для нас, ребятишек послевоенного времени. Его называли Васей и добавляли – Немой. Ходил Вася неспешно, был приветлив со всеми и особенно с ребятишками и подростками. При встрече Вася первый протягивал свою большую мозолистую руку, и наши детские ручонки, когда он пожимал их, утопали в тёплой ладони, похожей на купол, образующийся из выступающих суставов натруженных пальцев рук. Чем занимался Вася? Где он жил? Никто точно не знал. Слухи ходили разные: говорили, что ловил рыбу и продавал, жил у речки в выкопанной землянке, к зиме перебирался к доброй женщине, живущей в избе на окраине села.
Вася умел многое: подшивал валенки, мог срубить баню, починить часы, электропроводку, застеклить окна.
Вася был невысокого роста, коренастый, широкоплечий, ему было немного за сорок. Одет был просто: летом в рубахе-косоворотке, выпущенной поверх брюк, брюки он заправлял в сапоги. Лицо выразительное, подвижное, с многочисленными морщинками на высоком лбу, аккуратно подстриженные, немного поседевшие волосы, карие, глубоко посаженные глаза смотрели на все внимательно и заинтересованно.
У Немого не было семьи, детей, к нам, подросткам, он относился по-отечески. В карманах брюк Вася носил кульки с простыми конфетами-подушечками и раздавал всем детям, попавшимся на его пути. Когда он жестикулировал руками, рассказывая о пойманной щуке, карасе, окуне на удочку, жерлицу, перемёт, указывая на их размеры, то от волнения иногда всхрапывал, словно пытался что-то убедительно сказать, иногда крестился, чтобы не сомневались. Любимое занятие Васи было сидеть с удочкой на речке, в укромном месте, вдали от суетного мира. Это давало возможность ему утешиться, а сознательный схорон, ослаблял его сердечный напряг, так как Васе постоянно нужно было доказывать, что глухонемой такой же человек, как и все, живущие на Земле.
Внутренняя природа Немого, взращенная в постоянном одиночестве, под сенью таинственного облачения, была для нас непостижима. Жизнь Васи была окружена пеленой, она одевала его разнообразными, неведомыми покровами, укрывала от нас какой– то невещественной тканью, куда открытый доступ невозможен.
С возрастом, размышляя о том времени, общении с глухонемым, прихожу к мысли о том, что отличало Васю от нас, слышащих и говорящих. Прежде всего – сдержанность Немого. Она оберегала его душу от ненужной накипи, которая в виде информации, через слово не всегда была полезной. Он же через внешние впечатления отбирал лишь элементарную, необходимую часть информации, но даже эта часть дозировалась в его разуме и чувствах, прививая душе мудрость, приучая волю повиноваться лишь тому, что подобно ей, духовно по своей природе. Он, в отличие от нас, сдерживал свои чувства, но и они не всегда были в безмятежности. Вспоминаются разные случаи.
В середине 60-х годов прошлого века в наше село приехал талантливый музыкант, в прошлом военный, участник войны. Он организовал из учащихся 5-6-х классов духовой оркестр. Тогда подобные оркестры были почти в каждом селе. Сегодня, наверное, они наличествуют не в каждом областном городе. Через год мы уже играли на танцах, участвовали в концертах, приглашали нас и на свадьбы, иногда мы сопровождали скорбную процессию на кладбище, играя похоронный марш Шопена. Все это мы делали бескорыстно. Немой почти всегда наравне с нами присутствовал на всех мероприятиях.
Вася, когда мы играли танцевальную музыку, садился рядом с оркестром и наблюдал за танцующими. Во время концерта, когда мы играли полонез М. Огинского «Прощание с родиной», Немой плакал. Как он чувствовал музыку, будучи глухонемым, для нас было загадкой, видимо, ритмы ударных басовых инструментов ощущались им через тело, как ощущает прикосновение пальцев слепоглухой посредством тактильного языка.
Однажды во время танцев произошло следующее: школьница восьмого класса, стараясь выглядеть старше своих подростковых лет, приделала к своему платью вырезанную из старой фуфайки подкладку, увеличивающую нижнюю заднюю часть тела. Можно себе представить девичью радость, когда она крутилась перед маленьким зеркальцем, любуясь собой. Она смотрелась в зеркальце, поворачиваясь во все стороны, думая поразить своим видом мальчишек школы. И как же мало нужно девчонке для счастья. Танцевали фокстрот, девчонка млела от удовольствия, и в это время подкладка выпала из-под платья. Присутствующие в танцевальном зале зашлись от смеха (не все, конечно, некоторым было жалко школьницу), а Вася Немой подобрал подкладку, валявшуюся посреди зала, и вышел с ней на улицу к рыдающей девчонке... Немой любил присутствовать во время репетиций духового оркестра, когда мы разучивали произведение какого-либо композитора.
После репетиций мы играли на других инструментах, часть ребят освоили игру на баяне, аккордеоне, фортепьяно, гитаре. И ещё одна страсть владела нами – бильярд. Дирекция клуба позволила нам такую возможность, поскольку мы никогда не отказывались играть на танцах и концертах. Более того, она без билетов пропускала нас смотреть кинофильмы с противоположной стороны экрана, так как мест в зале не было. В бильярд мы настолько поднаторели, что могли обыграть хорошо игравшего взрослого, не дав ему и одного раза ударить кием по шару, забивали сразу восемь шаров. Немой только хлопал в ладоши или потирал их, восхищаясь нашей игрой. Он ходил вокруг стола, щурился, приседал, высматривал расположение шаров, оценивал позицию, а иногда глазами или рукой показывал бить прямые или свояка в лузу.
Как-то Вася увидел в центре села подростка, срывающего объявления со столбов. Он поднял скомканную бумагу и понял все. В объявлении речь шла о размене квартиры, разводе и подросток, таким образом, пытался сохранить маму и папу, семью.
Вася был сентиментальным человеком и не мог удержаться от слез. Проходящие мимо люди с любопытством и состраданием смотрели на плачущих мальчика и пожилого человека, в облике которого чувствовалось смиренное понимание и мудрость.
Шли годы, мы взрослели, учились в институтах, встречались с Немым редко, в основном во время студенческих каникул. Вася постарел, совсем стал седым, сгорбленным, а его лицо превратилось в сплошные глубокие морщины, похожие на барханы в пустыне. Он по-прежнему рассказывал о пойманных щуках и карасях, показывая руками их величину, и всхрапывал.
Финал Немого таков: весной, в период половодья, он спас двух тонущих подростков, которые на самодельном плоту решили поплавать по реке. Вася простудился, и его старый, изношенный организм не справился с воспалением легких... Хоронили Немого под звуки траурного марша Шопена.
Духовой оркестр, состоящий из школьников второго поколения, созывал людей со всех улиц села скорбной музыкой для прощания с благородным человеком.
Глубина и величие человека измеряется добродетелью. Добродетельного Васю любили и до сих пор помнят. Память о Немом живет и дышит на устах многих, знавших его людей.
С. К. Ломакин
НЕМОЙ
Никто не помнит, как он появился, что заставило его приехать в наше село. Казалось, что он был всегда, особенно для нас, ребятишек послевоенного времени. Его называли Васей и добавляли – Немой. Ходил Вася неспешно, был приветлив со всеми и особенно с ребятишками и подростками. При встрече Вася первый протягивал свою большую мозолистую руку, и наши детские ручонки, когда он пожимал их, утопали в тёплой ладони, похожей на купол, образующийся из выступающих суставов натруженных пальцев рук. Чем занимался Вася? Где он жил? Никто точно не знал. Слухи ходили разные: говорили, что ловил рыбу и продавал, жил у речки в выкопанной землянке, к зиме перебирался к доброй женщине, живущей в избе на окраине села.
Вася умел многое: подшивал валенки, мог срубить баню, починить часы, электропроводку, застеклить окна.
Вася был невысокого роста, коренастый, широкоплечий, ему было немного за сорок. Одет был просто: летом в рубахе-косоворотке, выпущенной поверх брюк, брюки он заправлял в сапоги. Лицо выразительное, подвижное, с многочисленными морщинками на высоком лбу, аккуратно подстриженные, немного поседевшие волосы, карие, глубоко посаженные глаза смотрели на все внимательно и заинтересованно.
У Немого не было семьи, детей, к нам, подросткам, он относился по-отечески. В карманах брюк Вася носил кульки с простыми конфетами-подушечками и раздавал всем детям, попавшимся на его пути. Когда он жестикулировал руками, рассказывая о пойманной щуке, карасе, окуне на удочку, жерлицу, перемёт, указывая на их размеры, то от волнения иногда всхрапывал, словно пытался что-то убедительно сказать, иногда крестился, чтобы не сомневались. Любимое занятие Васи было сидеть с удочкой на речке, в укромном месте, вдали от суетного мира. Это давало возможность ему утешиться, а сознательный схорон, ослаблял его сердечный напряг, так как Васе постоянно нужно было доказывать, что глухонемой такой же человек, как и все, живущие на Земле.
Внутренняя природа Немого, взращенная в постоянном одиночестве, под сенью таинственного облачения, была для нас непостижима. Жизнь Васи была окружена пеленой, она одевала его разнообразными, неведомыми покровами, укрывала от нас какой– то невещественной тканью, куда открытый доступ невозможен.
С возрастом, размышляя о том времени, общении с глухонемым, прихожу к мысли о том, что отличало Васю от нас, слышащих и говорящих. Прежде всего – сдержанность Немого. Она оберегала его душу от ненужной накипи, которая в виде информации, через слово не всегда была полезной. Он же через внешние впечатления отбирал лишь элементарную, необходимую часть информации, но даже эта часть дозировалась в его разуме и чувствах, прививая душе мудрость, приучая волю повиноваться лишь тому, что подобно ей, духовно по своей природе. Он, в отличие от нас, сдерживал свои чувства, но и они не всегда были в безмятежности. Вспоминаются разные случаи.
В середине 60-х годов прошлого века в наше село приехал талантливый музыкант, в прошлом военный, участник войны. Он организовал из учащихся 5-6-х классов духовой оркестр. Тогда подобные оркестры были почти в каждом селе. Сегодня, наверное, они наличествуют не в каждом областном городе. Через год мы уже играли на танцах, участвовали в концертах, приглашали нас и на свадьбы, иногда мы сопровождали скорбную процессию на кладбище, играя похоронный марш Шопена. Все это мы делали бескорыстно. Немой почти всегда наравне с нами присутствовал на всех мероприятиях.
Вася, когда мы играли танцевальную музыку, садился рядом с оркестром и наблюдал за танцующими. Во время концерта, когда мы играли полонез М. Огинского «Прощание с родиной», Немой плакал. Как он чувствовал музыку, будучи глухонемым, для нас было загадкой, видимо, ритмы ударных басовых инструментов ощущались им через тело, как ощущает прикосновение пальцев слепоглухой посредством тактильного языка.
Однажды во время танцев произошло следующее: школьница восьмого класса, стараясь выглядеть старше своих подростковых лет, приделала к своему платью вырезанную из старой фуфайки подкладку, увеличивающую нижнюю заднюю часть тела. Можно себе представить девичью радость, когда она крутилась перед маленьким зеркальцем, любуясь собой. Она смотрелась в зеркальце, поворачиваясь во все стороны, думая поразить своим видом мальчишек школы. И как же мало нужно девчонке для счастья. Танцевали фокстрот, девчонка млела от удовольствия, и в это время подкладка выпала из-под платья. Присутствующие в танцевальном зале зашлись от смеха (не все, конечно, некоторым было жалко школьницу), а Вася Немой подобрал подкладку, валявшуюся посреди зала, и вышел с ней на улицу к рыдающей девчонке... Немой любил присутствовать во время репетиций духового оркестра, когда мы разучивали произведение какого-либо композитора.
После репетиций мы играли на других инструментах, часть ребят освоили игру на баяне, аккордеоне, фортепьяно, гитаре. И ещё одна страсть владела нами – бильярд. Дирекция клуба позволила нам такую возможность, поскольку мы никогда не отказывались играть на танцах и концертах. Более того, она без билетов пропускала нас смотреть кинофильмы с противоположной стороны экрана, так как мест в зале не было. В бильярд мы настолько поднаторели, что могли обыграть хорошо игравшего взрослого, не дав ему и одного раза ударить кием по шару, забивали сразу восемь шаров. Немой только хлопал в ладоши или потирал их, восхищаясь нашей игрой. Он ходил вокруг стола, щурился, приседал, высматривал расположение шаров, оценивал позицию, а иногда глазами или рукой показывал бить прямые или свояка в лузу.
Как-то Вася увидел в центре села подростка, срывающего объявления со столбов. Он поднял скомканную бумагу и понял все. В объявлении речь шла о размене квартиры, разводе и подросток, таким образом, пытался сохранить маму и папу, семью.
Вася был сентиментальным человеком и не мог удержаться от слез. Проходящие мимо люди с любопытством и состраданием смотрели на плачущих мальчика и пожилого человека, в облике которого чувствовалось смиренное понимание и мудрость.
Шли годы, мы взрослели, учились в институтах, встречались с Немым редко, в основном во время студенческих каникул. Вася постарел, совсем стал седым, сгорбленным, а его лицо превратилось в сплошные глубокие морщины, похожие на барханы в пустыне. Он по-прежнему рассказывал о пойманных щуках и карасях, показывая руками их величину, и всхрапывал.
Финал Немого таков: весной, в период половодья, он спас двух тонущих подростков, которые на самодельном плоту решили поплавать по реке. Вася простудился, и его старый, изношенный организм не справился с воспалением легких... Хоронили Немого под звуки траурного марша Шопена.
Духовой оркестр, состоящий из школьников второго поколения, созывал людей со всех улиц села скорбной музыкой для прощания с благородным человеком.
Глубина и величие человека измеряется добродетелью. Добродетельного Васю любили и до сих пор помнят. Память о Немом живет и дышит на устах многих, знавших его людей.