Звезда Семена Урусова
К. Я. Лагунов
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ТРУБАЧИ
БЕЛАЯ КОЛДУНЬЯ
Третьи сутки подряд, без перерыва пляшет над тундрой метель.
Лихо пляшет.
С воем, и визгом, и присвистом.
Закроет Тыко глаза – и видится ему лохматая страшная колдунья. Белая малица на ней. И белые кисы.
Скачет колдунья по сугробам. Головой тучи разметает. Длиннющие белые волосы ветер растрепал, раскидал в разные стороны, и они накрыли шатром тундру.
В правой руке колдуньи – белый бубен.
В левой руке колдуньи – белая колотушка.
С размаху остервенело и яростно бьет и бьет колдунья колотушкой по бубну. И несется из конца в конец тундры;
Бум!..
Бум!..
Бум!..
Заслыша это колдовское бумканье, глубже зарываются в снег перепуганные олени, жмутся поближе к чумам встревоженные лайки и звери носа из нор не высовывают.
Тыко зябко ежится, придвигается еще ближе к очагу. А в очаге весело и ярко горят дрова, пляшет красное пламя под котлом, в котором варится суп.
Лютует, беснуется метелица-колдунья вокруг чума. Трясет его и толкает. Того и гляди, опрокинет чум. Или сдернет с шестов оленьи шкуры. Погасит очаг. Завалит всех холодным снегом. И...
Боязливо вздрагивает Тыко. Пытливо взглядывает на мать и бабушку.
Те вроде и не слышат метели. Мама накрывает стол к ужину. Бабушка разминает оленью шкуру, чтобы сшить из нее рукавички для Тыко.
Вдруг Тыко обеспокоенно взглядывает на вход. Вскакивает. Чуть отодвигает меховой тяжелый полог. В чум врывается белый вихрь. А вместе с ним Буро – большая лохматая лайка, верный друг Тыко.
Проходи, проходи. Погрейся, – ласково говорит Тыко, подталкивая собаку к очагу.
Пес ложится у огня и начинает дремать. Тыко ворошит жесткую шерсть на собачьем загривке, легонько треплет Буро за уши и приговаривает: "Большой сильный пес. Волков не боишься, а метели испугался..."
Буро приоткрывает дремотные глаза, лижет мальчика в щеку и снова засыпает.
А Тыко довольно смеется...
ТЫКО
А Тыко довольно смеется.
Он еще совсем маленький.
И лет ему всего шесть. И ростом он невелик.
Зато плечи у Тыко широкие, крепкие. И походка твердая. Шагает мальчик размашисто и широко, как настоящий тундровик-оленевод.
Волосы у Тыко черные-пречерные.
Чернее сажи.
Чернее черного крема для ботинок.
Такие черные, как вороново крыло.
И глаза у Тыко, как две переспелые вишни. Только вишни эти живые и блестящие. И всегда светятся они веселым любопытством.
Настороженно слушает Тыко грозный рев и недовольный вой белой колдуньи-метелицы. Видит ее огромную, лохматую, с бубном и колотушкой в руках. Хочется ему выскочить из чума и крикнуть на всю тундру, прямо в лицо злой метелице:
– А я тебя не боюсь!.. Не боюсь!.. Не боюсь!..
Но вместо этого Тыко кладет голову на теплый, мягкий собачий бок и... засыпает.
И снится ему белая-белая тундра. Куда ни глянь, посверкивают серебряными искрами бесконечные снега. А над снегами – небо, прозрачное и синее-синее. В небе солнышко плавает как поплавок невода.
Вдруг откуда-то прилетела страшная черная птица. Перья встопорщены. Когти выпущены. Клюв разинут.
– Берегись! – крикнул Тыко солнышку.
Но страшная неведомая птица уже налетела на солнышко. Вцепилась в него когтями да как клюнет.
Брызнули на землю огненные капли. Одна упала прямо на щеку Тыко. И сразу щеке стало жарко и больно. И Тыко проснулся.
Потрогал он щеку – и правда больно.
– Мама, что это?
– Искра из очага вылетела. Не сиди так близко к огню.
Тут пришел отец Тыко. Долго обметал и стряхивал снег с кисов и малицы.
– Давайте-ка ужинать и спать, – сказал отец. – Все стойбище уже спит.
«Странное слово «стойбище», – подумал вдруг Тыко...
СТОЙБИЩЕ
«Странное слово «стойбище», –подумал вдруг Тыко...
А ты знаешь, что это такое?
Стойбищем называют поселение оленеводов или охотников в тундре. Стойбище не похоже ни на русскую деревню, ни на таджикский кишлак, ни на дагестанский аул, ни на литовский хутор.
Стойбище – это несколько чумов...
Да, ты же не знаешь, что такое чум.
Это островерхий круглый шатер из оленьих шкур, натянутых на жерди, Пол в чуме устлан тоже оленьими шкурами. И постель из оленьих шкур.
Одеты оленеводы в малицу – длинную, просторную шубу без застежек, опять же из оленьих шкур.
Обуты оленеводы в кисы – высокие, мягкие, теплые сапоги, сшитые тоже из оленьих шкур.
И грузы перевозят оленеводы, и сами ездят на оленях.
Вот и получается: олень и обувает, и одевает, и от непогоды защищает, и кормит, и возит оленеводов. Потому оленеводы всю жизнь охраняют оленей, лечат их и пасут, перегоняя с места на место.
Оленям не надо ни сена, ни силоса, ни комбикормов. Круглый год олень сам себя кормит. Он ест мох-ягель, который растет в тундре. Зимой олени разрывают копытами снег, находят и поедают душистый, вкусный и очень питательный ягель.
Пасти оленей оленеводам помогают лайки – самые веселые, самые смелые, самые умные псы.
Вот в таком стойбище родился и вырос маленький Тыко. В шесть лет он уже умел запрягать оленей и управлять упряжкой. Мог накинуть тынзян (веревочную петлю) на ветвистые оленьи рога. Стрелял из ружья.
И еще многое умел делать маленький Тыко.
Олени любили мальчика. Он угощал их солью и лепешками.
И собаки любили Тыко. Он подкармливал собак сырой рыбой, приносил им вкусные мозговые кости, а в сильные холода пускал в чум погреться.
В стойбище все жили очень дружно. Помогали друг другу.
Тыко помогал отцу пасти оленей, маме – собирать сухие ветки для очага, бабушке – разделывать рыбу, подбирать бисер для вышивки праздничных нарядов.
Но больше всего Тыко любил играть со своим другом Эдейкой. Игры они придумывали сами. Игрушки себе тоже делали сами.
Когда олени поедали весь ягель вокруг стойбища, чумы разбирали, грузили на нарты, и оленеводы перегоняли стада на новое место. Такие переезды со стадами называют касланием.
За зиму оленеводы проехали по тундре многие сотни километров.
И все на север.
А вслед за ними катила по тундре Весна…
СОЛНЫШКО В ПРИГОРШНЯХ
Вслед за ними катила по тундре весна.
Ослепительно яркая.
Горластая,
Веселая.
Первым гонцом весны было солнышко.
Зимой оно вовсе не показывалось. Дни были серые, смурые, похожие друг на друга.
В самом конце зимы солнышко стало высовываться из-за горизонта. Сперва ненадолго – выглянет и тут же спрячется. И больше уже не показывается.
Потом подольше стало гостить солнышко на небе. И чем ближе к лету, там все дальше уходило оно от горизонта и все дольше задерживалось на небосводе.
Все были рады солнышку: и люди, и олени, и собаки.
Белый снег под солнцем сверкал так ярко, что глазам больно смотреть на него. Облизанные солнцем, сугробы затвердели, покрылись прочной корочкой. Теперь по снеговым барханам можно было бегать без лыж.
Когда же солнце добралось наконец до самой серединки неба, снег начал таять. И скоро тундра наполнилась звоном ручейков, журчанием речушек, плеском озерных волн. Иногда реки, речки и речушки сливались вместе, соединялись с озерами, образуя целые моря.
Но вот солнышко пригрело посильней. Озера и реки вошли в свои извечные берега. Иссякли ручьи. Просохли лужи. И тундра зацвела.
Ах какое это чудо – цветущая тундра!
Из конца в конец, по всей необъятной тундре, раскинулся ослепительно яркий, многокрасочный цветочный ковер. Каких только цветов не было в нем!.. Белых и красных. Оранжевых и голубых. Желтых и фиолетовых.
Но больше всего было голубых цветов.
А над ними голубое небо.
А вокруг голубые реки и озера.
Потому-то вся тундра казалась голубой.
И в этой голубизне купалось, кувыркалось, смеялось солнце. Оно не уходило с неба пи днем, ни ночью. Вечером подкатится к горизонту, начнет потихоньку скрываться за ним, да вдруг снова всплывет и опять светит.
И опять на небе и на земле праздник.
Тыко с Эдейкой целые дни бегали на воле. Ловили в озере рыбу. Собирали для бабушки целебные травы. Помогали старшим пасти оленей. И всюду с ними был неутомимый и верный Буро.
Однажды Тыко зачерпнул пригоршню воды из озера и хотел напиться. А когда поднес руки ко рту – ахнул. В его ладонях, как в крохотном озерце, плавало солнце.
– Я поймал солнышко! – закричал Тыко. – У меня в ладонях солнышко! Солнышко!.. Солнышко!..
ВОЛКИ
– Солнышко!.. – закричал Тыко. И увидел бабочку.
Это была удивительная бабочка. Такой Тыко и Эдейка никогда прежде не видели. Крылья у нее большие, черные, будто бархатные, с ярко-красным ободком. На каждом крылышке желтый кругляшок и две голубые точки.
Мальчики решили изловить бабочку. Но та никак не давалась им в руки. Гонясь за диковинной бабочкой, они далеко убежали от стойбища.
Вместе с ними был, конечно, и их неразлучный друг Буро. Пес прыгал вокруг ребятишек. Радостно повизгивал и весело лаял. И тоже норовил сцапать зубами неуловимую бабочку.
Вдруг Буро замер на месте.
Насторожил уши.
Втянул ноздрями воздух.
Шерсть на загривке у него поднялась дыбом. И пес тихо, но яростно зарычал.
– Волка почуял, – догадался Тыко.
– А мы без ружья, – испуганно проговорил Эдейка.
– У меня есть нож, – Тыко взялся за рукоятку подаренного отцом охотничьего ножа, который висел у него на поясе.
– Смотри! – крикнул Эдейка. – Вон они!
Три волка, матерых и свирепых, гнали оленя. Тот бежал из последних сил. На правом боку оленя кровоточила огромная ссадина – след волчьих когтей. Увидев ребятишек, олень круто метнулся в их сторону и побежал к ним.
«Говорил же папа, не ходи без ружья», – покаянно подумал Тыко, вынимая из ножен нож.
Эдейка поднял с земли большой острый камень.
Буро выгнул спину, оскалил клыки и залаял.
Один из волков метнулся наперерез оленю. Тот свернул в сторону. Волки кинулись следом, быстро нагоняя оленя.
– Сейчас они его разорвут! – закричал Эдейка.
Тут откуда-то сверху донесся громкий рокот, похожий на пулеметную очередь. Он усиливался. Приближался.
Круто снижаясь, к ним летел белый вертолет с красной полосой.
Перепуганные вертолетным грохотом, волки кинулись врассыпную. Обессиленный олень упал.
Вертолет приземлился невдалеке. Из него выпрыгнула женщина и подбежала к мальчикам.
– Ну-ка, марш в вертолет! – строго скомандовала она.
– А олень? – спросил Тыко.
С помощью вертолетчиков перепуганного и израненного оленя затащили в вертолет. Потом туда влезли Тыко и Эдейка и эта незнакомая женщина.
Все вместе они прилетели в стойбище…
В НЫДУ
Все вместе они прилетели в стойбище.
Женщину звали Вера Ивановна, и была она учительницей из далекого поселка Ныда.
Вера Ивановна обошла все чумы и записала фамилии ребятишек, которым исполнилось семь лет. Тыко и Эдейке исполнялось семь только в августе, но их Вера Ивановна тоже записала.
– Зачем это? – спросил Тыко.
– Поедете осенью учиться в школу, – ответила Вера Ивановна.
Она улетела в другие стойбища, и Тыко скоро позабыл об этом. И Эдейка не вспоминал.
Каждый день они ходили в тундру за ягодами. Собирали морошку, бруснику, клюкву. Или искали по берегу реки выкинутые половодьем жерди, доски, чурбаки и тащили все это в стойбище. Леса-то в тундре нет, а без дров очаг не растопишь.
Только теперь мальчики без ружья не уходили из стойбища.
В играх и забавах, в малых хлопотах по хозяйству пролетело незаметно лето. В тундре оно очень короткое.
И вот уже потянули ветры с севера. Тяжелые облака обложили небо. Осыпались, повяли, полегли цветы и травы. Пусто и неуютно стало в осенней тундре.
Тогда-то и прилетел снова белый вертолет с красной полосой. И снова в чум пришла Вера Ивановна.
– Я за вами, – сказала она Тыко и Эдейке.
Вспомнил Тыко, что ему семь лет и надо лететь в школу, и загрустил, повесил голову.
– Чего ты затужил? – Отец ласково обнял Тыко за плечи. – Будешь жить в интернате, а учиться в школе. Зимой я приеду за тобой и увезу на каникулы домой.
Мама обняла Тыко, прижала к себе и заплакала.
И бабушка заплакала.
И маленькая сестренка зашмыгала носом, стала глаза кулачком тереть.
У Тыко тоже слезы на глаза навернулись, по он сдержался: мужчинам не пристало плакать.
В вертолете кроме Тыко и Эдейки было еще несколько мальчиков и девочек из других стойбищ. Они тоже летели в Ныду – в интернат – учиться.
Сверху, из вертолетного оконца, осенняя тундра походила на огромную старую, полуоблезлую шкуру бурого медведя. Сколько ни вглядывался Тыко в унылую, пятнистую равнину, ничего интересного не увидел.
И оттого ему стало еще грустнее...
ИНТЕРНАТ
И оттого ему стало еще грустнее. Он закрыл глаза и лишь притворился, что смотрит в оконце.
– Прилетели, – сказала Вера Ивановна.
Тебе, наверное, интересно, почему нет школы в стойбище?
А вот почему...
В каждом тундровом стойбище четыре-пять, ну от силы шесть чумов. В каждом чуме живет одна семья. Стало быть, и учеников в стойбище не более десяти.
От стойбища до стойбища сто, а бывает, и двести, и триста километров. Оленеводы на одном месте не живут, а все время кочуют со своими стадами.
Вот потому и не строят в тундре школы. Их строят в больших поселках, куда свозят ребятишек из многих стойбищ. Но это необычная школа. Это школа-интернат.
В школе-интернате дети не только учатся, но и живут. Весь учебный год.
В интернате есть спальни, где ребята спят. Белые простыни. Белые наволочки. Чистые полотенца. Цветы. Шкафчики для одежды.
Есть в интернате столовая и баня. Игровая комната и комната для подготовки уроков.
Есть красный уголок. В нем телевизор и магнитофон, биллиард и шахматы. Музыкальные инструменты и киноаппарат и еще многое другое.
Целый день Тыко и Эдейка ходили по интернату, заглядывали в комнаты, побывали в спортивном зале и в мастерских. Все осмотрели, ощупали.
– Хорошо тут, – сказал Тыко.
– Очень хорошо, – подхватил Эдейка.
Особенно понравился ребятам живой уголок. Там жили две белки, три хомячка, серая глазастая сова и даже черепаха.
– А можно мы привезем в живой уголок настоящего оленя? – спросил Тыко Веру Ивановну.
– Ну хотя бы олененка, – подхватил Эдейка. – Мы сами станем за ним ухаживать...
– Нет, мальчики, – мягко ответила Вера Ивановна. – Вы приехали сюда учиться. Понимаете? Учиться!..
Тыко кивнул и печально посмотрел в окно. А там ветер дул и дул с севера...
ПЕРВОЕ ПИСЬМО
Ветер дул и дул с севера. Да с каждым днем все холодней, все свирепей становился.
Серое низкое небо то сочилось мелким холодным дождем, то сыпалось колким снегом.
Короткая северная осень стремительно катилась к зиме.
В интернате и в школе давно уже топили печи. Таких больших теплых печей Тыко и Эдейка никогда прежде не видели. И деревянных домов нет в тундре. И кроватей, и столов, и табуреток в чумах не было.
Постепенно мальчики привыкали к новой обстановке, к новой жизни. К новым товарищам.
Учились Тыко и Эдейка очень усердно. Особенно не терпелось им поскорее научиться писать. Затаив дыхание следили они за рукой учительницы, которая мелом выводила на доске первые буквы и первые короткие слова.
– Ты посмотри, – говорил Тыко своему другу. – Книжка умеет говорить. Бумага разговаривает. И даже доска может сказать что угодно.
И оба старательно выводили первые буквы. Те получались кособокими, то стукались друг о друга, то почему-то падали, убегали со строки.
Дома Тыко и Эдейка легко управлялись с топором, с ружьем, с арканом, а вот справиться с маленькой невесомой ручкой не могли. Та все время выскальзывала из пальцев.
Месяца через два, когда в тундре вовсю уже хозяйничала зима, Тыко написал свое первое письмо родным.
«Мама и папа, здравствуйте. Пишет вам Тыко. Я живу хорошо. Учусь хорошо. Хочу домой. Тыко».
А когда стал опускать письмо в почтовый ящик, вдруг заплакал.
– Ты чего это? – всполошился Эдейка.
– Тундру вспомнил. Чум вспомнил. Буро вспомнил, – торопливой скороговоркой посыпал Тыко. – Хочу к ним.
– Я тоже хочу, – погрустнел и Эдейка.
– Знаешь, что я придумал? – шепотом спросил Тыко.
ПРИТВОРЩИКИ
– Знаешь, что я придумал? – шепотом спросил Тыко.
– Что?
– Давай убежим домой. Погостим немножко. В стадо к оленям сходим. С Буро поиграем. И вернемся сюда...
– Давай! – радостно воскликнул Эдейка. Но тут же вдруг сник, погрустнел. – Л как мы убежим? Были бы у нас олени...
– Были бы олени... – передразнил друга Тыко. – Путешественник! До нашего стойбища, может, пятьсот тыщ километров...
– Я и говорю, никак мы не убежим, – укорил друга обиженный Эдейка.
– Да мы и не побежим! – воскликнул задорно Тыко. – Мы полетим!
– Полетим?
– Полетим!
– У нас же нет крыльев... – растерянно пробормотал Эдейка.
– Я был на вертолетной площадке, – заговорщически понизив голос, заговорил Тыко. – Видел там белый вертолет с красным поясом. На котором мы сюда прилетели. Видел, как его загружали. Надо незаметно подойти. Пробраться в вертолет. Спрятаться...
– Вот это да! – Эдейка восторженно прихлопнул в ' ладоши.
– После уроков пойдем на разведку, – сказал Тыко.
Сразу после уроков мальчики прибежали на вертолетную площадку. Но белого вертолета с красным поясом там не оказалось.
До вечера бегали они возле вертолетной. Видели, как прилетали и улетали большие и маленькие вертолеты. Но белый вертолет так и не появился.
Зато мальчики примелькались сторожу, и грузчикам, и вертолетчикам. Ребятишек никто уже не спрашивал, откуда они и зачем. Да и внимания на них не обращали.
– Завтра прибежим сюда утром, – сказал Тыко.
– А в школу как же...
– Притворимся больными.
Наутро Тыко и Эдейка сказались больными.
Пришел врач.
– Что болит у вас? – спросил оп маленьких притворщиков.
– Голова болит, – захныкал Тыко. – Ой как болит. На части разрывается!
– Ох, живот болит, – застонал Эдейка, прижимая ладони к животу. – Ох, разрывается...
Им измерили температуру. Напоили лекарствами. И уложили в изоляторе.
Едва врач ушел, мальчишки оделись и убежали на вертолетную площадку.
ПОБЕГ
Едва врач ушел, мальчишки оделись и убежали на вертолетную площадку.
Тыко сразу увидел белый вертолет с красным пояском. Он стоял в дальнем правом углу площадки. Грузчики носили в кабину какие-то ящики и мешки.
Мальчишки прикинулись играющими. Возились и кувыркались в снегу, гонялись друг за другом, пинали пустую консервную банку. А сами неприметно приближались и приближались к белому вертолету.
Возле него высилась накрытая брезентом груда ящиков. За ними и укрылись Тыко и Эдейка.
Вот грузчики вышли из вертолета.
– Всё? – спросил один.
– Вроде всё, – ответил другой. – Вовремя поспели, вертолетчики идут.
Грузчики пошли навстречу вертолетчикам.
А Тыко и Эдейка бесшумно и быстро прошмыгнули в вертолет. Пробрались в хвост машины и затаились там за большой бочкой.
Мальчики слышали, как поднялись в кабину пилоты.
Хлопнула дверка.
Что-то заурчало, засвистело, зарокотало,
Вертолет вдруг начал раскачиваться, как подвешенный на веревке.
– Полетели? – спросил Эдейка,
– Не пойму, – ответил Тыко. – Надо в окошко посмотреть,
Но вылезти из-за укрытия мальчишки долго не решались.
Постепенно они осмелели. Стали выглядывать из-за бочки. И наконец рискнули пробраться к окну.
Под вертолетом раскинулась бескрайняя белая равнина. Она была так однообразна, что казалось, вертолет не летит, а висит недвижимо в воздухе.
– Скоро будет наше стойбище, – уверенно проговорил Тыко.
– Как ты это узнал?
– Неважно как, – отмахнулся Тыко. – Вот увидишь. Подлетим к чумам, попросим вертолетчиков высадить нас...
– Песец! – закричал Эдейка, – Смотри-смотри... Кого это он догоняет? Наверное, лемминга...
– Может, он не догоняет, а сам удирает, – возразил Тыко.
– Нет, догоняет! – настаивал Эдейка.
– А я говорю, убегает!
– Догоняет!..
– Убегает!..
Они так раскричались, что не заметили, как отворилась дверь пилотской кабины.
Вышел высокий усатый пилот в кожаной куртке и кожаном шлеме.
– Это что такое? – грозно спросил пилот, подходя к ребятам. – Откуда вы свалились?!
БЕРЕГОВОЙ
– Откуда вы свалились?!
Так сердито спросил, что беглецы замерли и онемели от страха.
– Вы что, языки проглотили? – уже менее грозно, с приметной усмешкой проговорил вертолетчик. – Как вы сюда попали?
– Вон в ту дверь, – ответил Тыко.
– Кто вас пустил? Кто разрешил?
– Мы са-а-ами, – промямлил Эдейка.
– Ишь ты! – загремел вертолетчик. – Сами!.. Да я вас сейчас... Ну-ну! Только не реветь... Захотелось на вертолете прокатиться?
– Мы хотим домой, – жалобно протянул Тыко. – Осенью вы прилетали в наше стойбище и увезли нас в интернат. Теперь увезите обратно.
– Куда? – насмешливо спросил вертолетчик.
– В тундру! – хором вскричали мальчики.
– Вон она, тундра! – вертолетчик ткнул пальцем в оконце. – Здесь вас высадить?
– Не-ет! – опять хором воскликнули мальчики. – У нашего чума!
– А где ваш чум?
– Не знаю, – смущенно пробормотал Тыко.
– И я не знаю, – понуро произнес Эдейка.
– Ах вы, лягушки-путешественницы! – вертолетчик улыбнулся. – Ладно. Не кукситесь. Сейчас прилетим в Береговой...
– Это что такое? – полюбопытствовал Тыко.
– Трассовый поселок, – ответил вертолетчик. – В нем живут трубачи...
– Трубачи?! – округлил глаза Эдейка. – Они трубят?
– Да нет, – пояснил вертолетчик. – Трубачами называют тех, кто строит газопроводы. Электросварщики. Слесари. Водители... – Глянул в оконце. – А вот и Береговой...
Вертолет снижался.
Мальчики увидели шеренгу длинных широких бочек. В бочках были прорезаны окна и двери. К дверям приделаны крылечки.
– Смотрите! – закричал Тыко. – Вон этот мужчина с собакой вылез из бочки!..
– Это вагончики, в которых живут трубачи. Ты угадал. Их и впрямь называют бочками. – Вертолетчик погладил Тыко по голове. – Смышленый малыш.
Вдоль бочек в сугробах протоптаны тропинки. По ним торопливо шли люди, одетые в полушубки, куртки, комбинезоны.
Вертолет приземлился возле соснового лесочка, на окраине поселка, на крутом берегу заснеженной реки.
– А я знаю... Я знаю, почему поселок называют Береговой! – закричал обрадованно Тыко. – Потому что он стоит на берегу реки!
– Правильно, – сказал вертолетчик. – Молодец. Ну, пошли к трубачам.
У ТРУБАЧЕЙ
– Ну, пошли к трубачам...
Вертолетчик взял мальчишек за руки, и они направились в поселок.
Мальчики на ходу наперебой, громко читали вывески:
– Сто-ло-вая...
– Клуб...
– Ба-ня...
– Па-рик-махерская..
– Ма-га-зин...
– Кон-тора у-частка...
В контору они и зашли.
Там было несколько мужчин. Один разговаривал по телефону. Другой что-то писал. Еще двое пили чай из железных кружек.
– Здравствуйте! – громко сказал вертолетчик, когда они вошли.
Тыко и Эдейка тоже поздоровались. Все вопросительно уставились на вошедших.
– Привел вам беглецов, – сказал вертолетчик. – Собрались бежать в тундру. Пробрались в вертолет и...
– А мы тут при чем? – недовольно спросил тот, который что-то писал. – Возись с ними сам...
– Нас ждут в Надыме. Сейчас полетим туда. Послезавтра на обратном пути заберем ребятишек. Пусть по живут у вас. Трассу поглядят. С трубачами познакомятся. А в Ныду мы сообщили, чтоб их не искали.
– Трасса – не детсад, – опять заворчал тот, который что-то писал. – Кто с ними станет возиться?
Тут поднялся высокий плечистый мужчина с обветренным лицом и голубыми глазами. Поставил на стол пустую кружку. Сказал:
Давай их мне. У меня выходной завтра. Покажу ребятишкам трассу. – Подошел к мальчикам. – Чего носы повесили? Давайте знакомиться. Я – Иван Мартынов. Иван Васильевич. Бригадир электросварщиков. А вы?
– Я – Тыко...
– А я – Эдейка...
– Порядок! – весело воскликнул Иван Васильевич. И скомандовал: – Пошли, ребята!
РАБОЧИЙ ОБЕД
Иван Васильевич скомандовал:
– Пошли, ребята!
И мальчишки пошли вместе с Мартыновым.
– Сперва сходим в нашу столовую, – сказал Иван Васильевич, – съедите по рабочему обеду, а потом на трассу.
– Что это за рабочий обед! – тут же прицепился Тыко.
– Тот, кто съест его, может называться настоящим мужчиной и рабочим.
Они подошли к крыльцу высокого, светлого дома. Крыльцо с колоннами. На входных дверях вывеска «Столовая».
Сперва они вымыли руки. Потом взяли подносы и пошли получать рабочий обед.
А рабочий обед состоял из винегрета, борща, котлет с вермишелью и компота. Да еще два куска белого хлеба и маленький пирожок с повидлом.
– Ну как, ребята, справитесь? – весело спросил Иван Васильевич.
– Справимся, – дружно откликнулись Тыко и Эдейка.
С волчьим аппетитом набросились мальчишки на еду.
– Молодцы, – сказал Иван Васильевич, оглядывая груду пустых тарелок.
У крыльца столовой их ждал маленький автобус.
Едва они выехали из поселка, как Иван Васильевич сказал:
– Вот и зимник, ребята.
– Какой зимник? – всполошился Тыко.
– Где зимник? – подхватил Эдейка.
– Да вот он, – ответил водитель автобусика.
– Ничего не вижу, – смущенно проговорил Тыко.
– И я не вижу, – признался Эдейка.
Иван Васильевич засмеялся и пояснил:
– Вот эта дорога, по которой мы едем, и называется зимником...
ЗИМНИК
– Вот эта дорога, по которой мы едем, и называется зимником.
– Почему? – спросил Эдейка.
– Потому что делает ее Зима. Делают ее зимой. И делают только на зиму. Не поняли?
– Н-нет, – ответил Тыко.
– Здесь сплошь болота, – неторопливо принялся пояснять Иван Васильевич. – Да такие, брат, болота, ого! Летом по ним только на нартах можно проехать. И то не везде. А когда мороз болота скует, по ним и пробивают этот зимник. А по зимнику на трассу везут...
– Ой! Что это? – изумленно воскликнул Тыко.
По зимнику навстречу автобусику катил плетевоз, везя огромную-преогромную, наиогромнейшую трубу.
– Какая она длинная! – ахнул Эдейка.
– Тридцать шесть метров длиной, – сказал водитель автобусика.
– А ширина трубы была такая, что в нее не сгибаясь могли бы войти и Тыко, и Эдейка.
– Эта труба, – пояснил Иван Васильевич, – называется плетью. Ее везут на трассу. Там электросварщики сваривают плеть с плетью в одну длиннющую трубу, которая и называется газопровод.
– Ой! Ой-ой!.. Берегитесь!.. Задавит!.. – завопил Эдейка.
Серединой зимника навстречу автобусику двигалась такая громадина на колесах, что и Тыко со страху зажмурился.
У страшной машины было две кабины, а колеса такие высокие... почти с автобусик высотой.
– Это «Ураган», – сказал Иван Васильевич. – Самый сильный автомобиль...
Вот так и ехали мальчики по зимнику, не переставая изумляться да расспрашивать.
Мимо них – то обгоняя, то навстречу – катили и катили разные, невиданные прежде машины, машины и машины. На гусеницах и на колесах.
Похожие на слонов бензовозы везли бензин, солярку, мазут.
Выставив длинные клешни, медленно катили автокраны.
Посверкивая острыми ножами, ползли бульдозеры.
Грохотали гусеницами трактора, таща на прицепе передвижные электростанции, вагончики, большущие сани, нагруженные ящиками, бочками, трубами, мешками...
– Танки! – закричал Тыко. – Я видел их в кино!
– Это вездеходы ГТТ, – пояснил Иван Васильевич. – А вон идет амфибия. Она может и по земле двигаться, и по воде плыть.
– Куда же едут все эти машины? – спросил Эдейка.
– На трассу, – ответил Иван Васильевич. – Здесь все машины и все люди работают на трассу и на трассе...
Зимний день торопливо угасал. Небо как будто опустилось на землю, и белые облака смешались с белым снегом. Серые сумерки занавесили окна автобусика.
Впереди засветились какие-то огни. Их становилось все больше. Они разгорались все ярче.
Потом огни слились в единый ослепительный поток пламени. Разбрызгивая комья огня, окутанный роем искр, этот огненный поток катил к самому горизонту.
– Пожар! – закричал Тыко. – Смотрите, пожар!
– Вот это и есть трасса, – сказал Иван Васильевич.
ТРАССА
– Вот это и есть трасса, – сказал Иван Васильевич.
Трасса уползала в темноту гигантской огненной змеей.
Змея извивалась, шипя и скрежеща.
Где-то впереди взлетела в вышину красная ракета. Лопнула звонко и гулко. И повисли в темном небе гирлянды сверкающих звездочек.
– Взрывники сигналят, – сказал Иван Васильевич, – Сейчас взрыв ахнет.
И тут же послышался отдаленный гулкий взрыв. В небо уперся смешанный со снегом столб земли.
– Вечную мерзлоту взрывают, – пояснил Иван Васильевич. – Никакой экскаватор не берет.
А маленькие тундровики Тыко и Эдейка полагали, что земля в тундре мягкая, податливая, любой щепочкой можно ямку вырыть.
Тундра – это либо топкие гиблые болота, по которым летом ни пройти, ни проехать. Либо вечная мерзлота, в которой очень трудно вырыть траншею, чтобы уложить газопровод.
Сперва траншею в мерзлоте начинает рыть обыкновенный экскаватор. Но чем глубже вгрызается он в мерзлоту, тем труднее одолевает ее. А когда начинают ломаться зубья у обыкновенного экскаватора, на выручку приходит его более сильный брат – экскаватор роторный.
У роторного зубья покороче, поострей и покрепче. Прикреплены они к вращающемуся кругу. Тот, как циркулярная пила, врезается в мерзлоту и прогрызает в ней траншею.
Вечная мерзлота куда тверже любого камня. Бывает, и роторный экскаватор не в силах справиться с этой твердью. Тогда за дело берутся взрывники.
Когда траншея вырыта, вдоль нее становятся трубоукладчики. Они стоят на широких гусеницах и держат в стальных хоботах плети.
Чтобы получился единый газопровод, надо плети намертво сварить друг с другом. Это делают электросварщики.
– Как витязи! – восхищенно сказал Тыко, любуясь работой электросварщиков.
Они и в самом деле походили на сказочных витязей.
В кожаных комбинезонах и шлемах со щитками, которыми они закрывают лицо, когда начинается сварка.
В руке электросварщика электрод – черный стерженек с ручкой. Поднесет он электрод к трубе – и вспыхивает пламя^ такое сильное, такое жаркое, что плавится сталь.
Вслед за электросварщиками шли изолировщики. Специальными машинами они завертывали газопровод в полиэтиленовую пленку. Зачем? А чтобы стальной газопровод не боялся воды, не ржавел, не портился...
Много интересного и необычного увидели Тыко и Эдейка на трассе.
С рабочими познакомились.
В кабине трубоукладчика посидели.
По маленькому осколку вечной мерзлоты на память взяли.
Подержали в руках электрод.
Постучали молотком по сваренной в нитку трубе, послушали, как она тоненько поет, присвистывает и пощелкивает от удара. '
Но больше всего ребятам запомнилась встреча с Борисом Павловичем Дидуком. Прославленным электросварщиком, которого все называли героем.
Кто же такой Борис Дидук?
За что его называют героем?
ХОЗЯИН ОГНЕННОЙ МАШИНЫ
За что его называют героем?
Ребята поняли это, когда познакомились с Дидуком, посмотрели, как он работает, и немножко узнали о его прошлом.
Дидук невысокий, коренастый и очень веселый. Он поздоровался с мальчиками за руку, как со взрослыми. Потом, подмигнув им, спросил:
– Пришли полюбоваться на сказочную огненную машину «Север-1»?
– Что это за машина? – сразу прицепился Тыко.
– Почему сказочная? – заинтересовался Эдейка.
– Что, да почему, да как – долго отвечать. Таких машин во всем Советском Союзе только три. Ясно? А почему машина сказочная – сами поймете, когда увидите, как она работает.
Это была не машина, а огромная, непонятная машинища. С одного конца из нее выползала бесконечная труба газопровода, а с другого...
С другого к ней подвозили трубы. Сграбастает машина трубу, сунет ее в свою ненасытную пасть. Прижмет к концу газопровода. И вдруг загудит. Загрохочет. Окутается искрами.
Пройдет каких-нибудь полторы минуты, и машина умолкнет, искры погаснут. А труба уже намертво приварена к газопроводу. И «Север-1» уже подтягивает и заглатывает новую трубу.
Одна эта машина делает столько, сколько не сделают и сто электросварщиков.
Дидук помогал заводу собирать эту машину. Сам привез ее на трассу. Много дней и ночей провозился он с машиной, добиваясь, чтобы она бесперебойно работала в любую стужу, на любом ветру, на любом участке трассы,
Поначалу «Север-1» капризничала. То одна деталь ломалась, то другая. Кое-кто советовал Дидуку:
– Да брось ты свою машину. Все равно не наладишь. Пусть инженеры да конструкторы доводят ее.
– Нет, – отвечал им Дидук. – Не брошу. Заставлю ее работать в наших заполярных условиях.
Над ним подсмеивались. Подтрунивали.
А он возился и возился с машиной. Летал в Киев, к академику Патону (там изобрели машину), и на завод, который изготовил «Север-1». И в конце концов добился своего. Машина заработала. Да еще как заработала!
За овладение новой техникой и отличную работу Бориса Павловича Дидука наградили Государственной премией СССР.
– Победить. Добиться своего... Это у Дидука в характере, –сказал о нем Иван Васильевич. –Он в молодости такое пережил…
МУЖЕСТВО
– Он в молодости такое пережил…
Да. Пережил.
Это случилось давно. Восемнадцать лет назад.
Тогда Борис Дидук был совсем молодым бригадиром. Его комсомольская бригада работала под городом Дубно на Украине.
Задание было очень ответственное и срочное. Потому и работала бригада без выходных.
В одно из воскресений и случилась эта беда.
Неожиданно оборвался трос – туго натянутый толстый стальной канат.
Оборвался и одним концом со страшной силой ударил по бригадиру, и тот замертво упал.
– Бригадира убило! – закричал звеньевой Валера.
Смолкли разом двигатели. Рабочие обступили бесчувственного Дидука.
Валера припал ухом к его груди.
– Дышит! Слышите, дышит! Надо вызывать «скорую помощь»!
А какая «скорая помощь» в степи, за пятьдесят километров от города?
Что же делать?
Тут подъехал самосвал с цементным раствором.
– Давай, ребята, бригадира в кабину, – скомандовал Валера.
Дидука усадили в кабину. Рядом притулился Валера.
– Гони! – сказал он водителю.
Обшарпанный, заляпанный цементом старенький самосвал, угрожающе гудя, летел по шоссе с такой скоростью, что встречные автомобили шарахались от него в разные стороны.
Целый год лечили больного Дидука.
Шесть сложнейших операций сделали хирурги, пытаясь оживить раздробленную правую руку. И все неудачно.
Каждый раз после операции ему предлагали отрезать покалеченную руку. И каждый раз Дидук отвечал коротко, но твердо:
– Нет. Не дам.
Седьмую операцию делал профессор. Она продолжалась восемь часов. Руку удалось спасти. Но оживить ее не сумели.
Она висела плетью, Иссохшая и недвижимая.
Стал двадцатипятилетний Борис Дидук инвалидом-пенсионером. Предложили ему работать сторожем.
– Нет! – твердо ответил Дидук. – Буду работать только электросварщиком.
– С одной рукой электросварщиком не поработаешь.
– Я оживлю больную руку, – упрямо выговорил Дидук. – Смог же Павка Корчагин. Смог Алексей Маресьев. И я смогу...
Он долго разглядывал пальцы покалеченной руки. Они были синеваты и неподвижны, будто окаменелые.
Попробовал Дидук шевельнуть хоть одним пальцем, изо всех сил поднатужился, но не смог.
Тогда он здоровой рукой стал сгибать пальцы мертвой руки.
Те не слушались. Не подчинялись.
Больно было.
Очень больно.
Больно до слез.
Прошел целый месяц, прежде чем пальцы перебитой руки смогли держать мячик. Обыкновенный резиновый мячик.
Теперь, что бы ни делал Дидук, куда бы ни шел, с кем бы ни разговаривал, в его правом кулаке всегда был зажат мячик и пальцы мяли его.
Постепенно пальцы окрепли, налились силой. Тогда вместо резинового Дидук взял теннисный мячик. И снова непрерывно сжимались и разжимались пальцы.
Сжимались и разжимались.
Сжимались и разжимались...
Так же долго и упорно, преодолевая боль, разрабатывал Дидук сперва локоть, потом плечо.
А когда наконец ожила вся рука, Дидук стал заниматься гимнастикой. Плавал. Бегал. Делал упражнения с гантелями и гирей.
Через два года после выписки из больницы пришел Дидук к оперировавшему его профессору. Здороваясь, он подал профессору правую руку. Пальцы Дидука крепко стиснули профессорскую ладонь.
– Не может быть, – смятенно проговорил профессор.
Тогда Дидук схватил за ножку тяжелый металлический стул и поднял его на вытянутой руке.
– Такое по силам только богатырю, – уважительно выговорил профессор. – Поклоняюсь вашему мужеству…
И вернулся Дидук к трубачам, строить газопроводы. Приехал в Надым. Стал бригадиром электросварщиков. И вскоре его бригада стала лучшей в стране...
– Дидук – настоящий герой! – воскликнул Тыко.
– И все трубачи такие? – спросил Эдейка.
– Не все, – ответил Иван Васильевич, – но многие. Завтра я познакомлю вас с нашим изобретателем Козловым.
И познакомил...
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
И познакомил...
Козлова они застали в мастерской.
Он был невысокий. Чуть сутуловатый. О добрыми, грустными глазами и мягким голосом.
– Вы изобретатель? – спросил его Тыко.
– Немножко, – ответил Козлов. – Я электросварщик. Днем свариваю, а по вечерам изобретаю.
– А что вы изобрели? – высунулся Эдейка.
– У меня много изобретений. Два последних могу вам показать.
– Ой! Покажите! – обрадованно закричали Тыко и Эдейка.
– Ну, посмотрите сперва вот это...
И он показал согнутую в круг тонкую трубку. К ней прикреплены десятка два железных колокольчиков. Только в колокольчиках вместо язычков торчат тоненькие трубочки. Мальчики вертели в руках, ощупывали и даже нюхали круг с колокольчиками, а Козлов говорил:
– Вы северяне. Знаете, какие здесь холода. Труба от мороза белеет. Если, не подогрев ее, начать сваривать, она лопнет.
– Огонь и мороз – враги, – вставил Иван Васильевич, – как столкнутся, так дерутся.
– А чтобы они не дрались, – продолжал Козлов, – мы и подогреваем трубу перед тем, как сваривать.
– Вот этой горелкой? – высказал догадку Тыко.
– А мы их видели, когда на трассе были, – подхватил Эдейка. – Только не знали, что это вы изобрели.
– Молодцы! – похвалил ребят Козлов. – Тогда я покажу вам еще одно изобретение: машинку для изоляций стыков труб. Вот смотрите...
Машинка была с двумя ручками, на колесиках, которые легко поворачивались в любую сторону.
– Пойдемте, покажу, как она работает.
Во дворе лежала труба. Козлов с Мартыновым взяли машинку за ручки и покатили вокруг трубы. И там, где пройдет машинка, труба покрывалась полиэтиленовой пленкой. А под этой пленкой ей не страшны ни ржавчина, ни вода.
– Дайте нам попробовать, – попросил Тыко.
И они с Эдейкой тоже заизолировали кусочек трубы.
Потом Козлов пригласил всех в теплушку. Напоил крепким сладким чаем, угостил печеньем.
– А не трудно это – и работать, и изобретать? – спросил Эдейка.
– Если работа по душе, любишь ее, знаешь, что она нужна людям, тогда никакая усталость не берет. Мы делаем газопроводы. По ним наш газ поступает во все концы страны. Газ и сталь плавит. И электричество вырабатывает. Из него и рубашки, и ботинки делают. Как подумаю об этом, любая усталость проходит...
Когда мальчики, поблагодарив Козлова, попрощались с ним и пошли к автобусу, Тыко спросил друга:
– Ты бы так смог?
– Не знаю, – признался Эдейка и покраснел.
– А я знаю. Не смог. И я бы не смог. Трусы мы. Скучно стало в интернате – и сбежали. Не получится из нас трубачей.
– Получится! – горячо возразил Эдейка. – Еще как получится! Больше мы не убежим. И учиться будем хорошо.
– И вырастем такими, – подхватил Тыко, – как Дидук! Как Козлов! Как Иван Васильевич...
РАБОЧАЯ ДРУЖБА
– Как Иван Васильевич...
– Нет, ребята, – вмешался в разговор мальчиков Иван Васильевич, – так не пойдет! – Взял мальчишек за руки, притянул к себе. – Вы должны быть лучше нас. Идти дальше пас. Подниматься выше нас. И быстрее...
– Иван Васильевич, – обратился к нему Эдейка, – расскажите, как вы целую зиму двумя бригадами командовали...
– Откуда это вы узнали? – удивился Иван Васильевич.
– Нам водитель рассказал, – ответил Тыко.
– Вот я нарву ему уши, – с притворным сердцем сказал Иван Васильевич. – Ишь, говорун нашелся.
– Расскажите. – попросил Эдейка.
– Пожалуйста, расскажите, – подхватил Тыко.
– Да что тут рассказывать?
И все-таки рассказал.
Случилось это в самом начале нынешней зимы.
Вдруг тяжело заболел бригадир сварочно-монтажной бригады, с которой соревновалась бригада Мартынова.
Больного положили в больницу, и надолго.
Оставшись без командира, бригада стала работать все хуже и хуже. Все приметнее стала она отставать от мартыновской.
Узнав об этом, Иван Васильевич приехал в отстающую бригаду. Приехал и сказал:
– Возьмите меня к себе бригадиром. Временно, конечно. Пока ваш командир болеет.
– А как же твоя бригада? – спросили его.
– Моя моей и останется. Днем буду у вас, ночью – у себя. Нельзя, чтобы вы от нас отставали.
– Когда же отдыхать-то будешь?
– В дороге. Между нашими бригадами семьдесят километров по зимнику. Почти два часа пути. Туда два, да оттуда два. Вот и отосплюсь.
И стал он бригадиром сразу в двух бригадах. Днем в одной советует, подсказывает, помогает. Ночью – в другой.
И так два месяца.
Днем и ночью.
Страшно уставал.
Похудел и почернел.
Во-от такую бородищу отпустил: бриться-то было некогда.
Но обе бригады всю зиму работали одинаково отлично...
– Вам же было очень тяжело, – сказал Тыко. – Так почему же...
– Во имя рабочей дружбы, ребята, можно на все пойти, – сказал Иван Васильевич. – Рабочие тем и сильны, что в любой беде всегда вместе, всегда рядом.
Так говорил Иван Васильевич Мартынов, которого трубачи называли профессором.
ПОД ОГНЕМ
Трубачи называли Ивана Васильевича Мартынова профессором.
Почему?
Да потому, что быстрее и лучше Ивана Васильевича никто не умел сваривать газопровод.
И еще потому, что Иван Васильевич умел работать под огнем.
Под огнем электросварщики работают тогда, когда им приходится «врезаться» в действующий газопровод, по которому идет газ.
Иногда к действующему газопроводу надо подключить новый участок или заменить поврежденный кусочек трубы.
А как это сделать?
Даже если газопровод перекрыть, все равно в нем остается газ, который мгновенно вспыхивает от любой крошечной искорки. Взрывается от удара. Загорается от попадания в него воздуха.
А ведь в руках у электросварщика огонь.
И едва электрод прикоснется к действующему газопроводу, как в нем тут не вспыхивает газ. Беснуется, гремит, неистовствует яростное пламя.
А электросварщик работает.
Как ювелир.
Как хирург.
Аккуратно и точно работает. Ни одного лишнего движения.
Лучше Ивана Васильевича никто не умел работать под огнем.
Вот какого мужества, какой смелости, какой ловкости и мастерства требует профессия электросварщика.
Все два дня, что были на трассе, ребята думали об этом.
А дни промелькнули незаметно.
_Станем_трубачами_
Незаметно промелькнули два дня.
И снова прилетел белый вертолет с красным поясом.
Приземлился на том же самом месте. На окраине поселка Берегового. Возле соснового лесочка. У заснеженной реки.
– Ну что, ребята, давайте прощаться, – сказал Иван Васильевич, подводя мальчиков к вертолету.
– Спасибо, Иван Васильевич! – сказал Тыко. – Я никогда-никогда не забуду Береговой. И трубачей.
– И я не забуду! – подхватил Эдейка. – А когда мы выучимся...
– Станем трубачами! – торжественно и громко договорил Тыко.
– Ну вот что, трубачи, – сказал Иван Васильевич, – полезайте в вертолет. Дам я вам на память нашу трассовую газету. Там есть стихотворение о трубачах. Так и называется «Трубачи». На досуге прочтите его. А можете и наизусть выучить, когда-нибудь на своем школьном вечере прочитаете.
С этими словами Иван Васильевич вынул из кармана полушубка свернутый газетный лист и подал Тыко.
Развернул тот газету, прочел название:
– «Трасса».
Обнял мальчишек Иван Васильевич, поднял их и посадил в вертолет.
Захлопнулась дверка.
Засвистели турбины.
Закрутились вертолетные лопасти все быстрей и быстрей. Дрогнул вертолет, оторвался от земли и стал некруто подниматься ввысь.
И вот уже поплыли под вертолетом шеренги балков- бочек. Промелькнули квадраты крыш столовой и магазина.
Остались позади столбы с проводами и светильниками. На тропинках стояли люди и махали вертолету. На столовском крыльце сидела большая желтая лайка и, задрав голову, смотрела на вертолет.
И вот уже исчез с глаз поселок Береговой. А под вертолетом серая бесконечная лента зимника.
Бегут, спешат по зимнику грузовики и автобусы, трубоукладчики и краны, плетевозы и тягачи.
Левее зимника сверкает черная бесконечная труба – новая нитка газопровода от Уренгоя до Москвы.
Ее строят и Иван Васильевич Мартынов, и Борис Павлович Дидук, и Александр Дмитриевич Козлов, и еще тысячи других, таких же отважных и трудолюбивых, таких же неутомимых и смелых трубачей.
– До свидания, трубачи! – крикнул Тыко и помахал рукой.
– Мы скоро вернемся к вам, – подхватил Эдейка. – Вернемся навсегда. Трубачами!
Тыко развернул газету «Трасса», и мальчики нашли стихотворение, которое называлось...
ТРУБАЧИ
В работе – как в атаке.
Ветрам открыта грудь.
В любом полярном мраке
Отыщут верный путь.
Беда – протянут руку,
Поделятся куском.
И мастерства науку
Не держат под замком.
Им в радость путь без края,
Машин моторный гром,
Рисковая,
Лихая
Работа под огнем.
Не ждут они награды,
Рекорд бьют не за приз.
«Что значит НЕТ, раз НАДО!» –
Их жизненный девиз.
Зовут их трубачами,
И лучше – не назвать.
Эй, трубачи!
Мне б с вами
В одну шеренгу встать.
Чтоб был ваш локоть рядом,
Чтобы к плечу плечо.
Вот высшая награда –
Быть века трубачом...
К. Я. Лагунов
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. ТРУБАЧИ
БЕЛАЯ КОЛДУНЬЯ
Третьи сутки подряд, без перерыва пляшет над тундрой метель.
Лихо пляшет.
С воем, и визгом, и присвистом.
Закроет Тыко глаза – и видится ему лохматая страшная колдунья. Белая малица на ней. И белые кисы.
Скачет колдунья по сугробам. Головой тучи разметает. Длиннющие белые волосы ветер растрепал, раскидал в разные стороны, и они накрыли шатром тундру.
В правой руке колдуньи – белый бубен.
В левой руке колдуньи – белая колотушка.
С размаху остервенело и яростно бьет и бьет колдунья колотушкой по бубну. И несется из конца в конец тундры;
Бум!..
Бум!..
Бум!..
Заслыша это колдовское бумканье, глубже зарываются в снег перепуганные олени, жмутся поближе к чумам встревоженные лайки и звери носа из нор не высовывают.
Тыко зябко ежится, придвигается еще ближе к очагу. А в очаге весело и ярко горят дрова, пляшет красное пламя под котлом, в котором варится суп.
Лютует, беснуется метелица-колдунья вокруг чума. Трясет его и толкает. Того и гляди, опрокинет чум. Или сдернет с шестов оленьи шкуры. Погасит очаг. Завалит всех холодным снегом. И...
Боязливо вздрагивает Тыко. Пытливо взглядывает на мать и бабушку.
Те вроде и не слышат метели. Мама накрывает стол к ужину. Бабушка разминает оленью шкуру, чтобы сшить из нее рукавички для Тыко.
Вдруг Тыко обеспокоенно взглядывает на вход. Вскакивает. Чуть отодвигает меховой тяжелый полог. В чум врывается белый вихрь. А вместе с ним Буро – большая лохматая лайка, верный друг Тыко.
Проходи, проходи. Погрейся, – ласково говорит Тыко, подталкивая собаку к очагу.
Пес ложится у огня и начинает дремать. Тыко ворошит жесткую шерсть на собачьем загривке, легонько треплет Буро за уши и приговаривает: "Большой сильный пес. Волков не боишься, а метели испугался..."
Буро приоткрывает дремотные глаза, лижет мальчика в щеку и снова засыпает.
А Тыко довольно смеется...
ТЫКО
А Тыко довольно смеется.
Он еще совсем маленький.
И лет ему всего шесть. И ростом он невелик.
Зато плечи у Тыко широкие, крепкие. И походка твердая. Шагает мальчик размашисто и широко, как настоящий тундровик-оленевод.
Волосы у Тыко черные-пречерные.
Чернее сажи.
Чернее черного крема для ботинок.
Такие черные, как вороново крыло.
И глаза у Тыко, как две переспелые вишни. Только вишни эти живые и блестящие. И всегда светятся они веселым любопытством.
Настороженно слушает Тыко грозный рев и недовольный вой белой колдуньи-метелицы. Видит ее огромную, лохматую, с бубном и колотушкой в руках. Хочется ему выскочить из чума и крикнуть на всю тундру, прямо в лицо злой метелице:
– А я тебя не боюсь!.. Не боюсь!.. Не боюсь!..
Но вместо этого Тыко кладет голову на теплый, мягкий собачий бок и... засыпает.
И снится ему белая-белая тундра. Куда ни глянь, посверкивают серебряными искрами бесконечные снега. А над снегами – небо, прозрачное и синее-синее. В небе солнышко плавает как поплавок невода.
Вдруг откуда-то прилетела страшная черная птица. Перья встопорщены. Когти выпущены. Клюв разинут.
– Берегись! – крикнул Тыко солнышку.
Но страшная неведомая птица уже налетела на солнышко. Вцепилась в него когтями да как клюнет.
Брызнули на землю огненные капли. Одна упала прямо на щеку Тыко. И сразу щеке стало жарко и больно. И Тыко проснулся.
Потрогал он щеку – и правда больно.
– Мама, что это?
– Искра из очага вылетела. Не сиди так близко к огню.
Тут пришел отец Тыко. Долго обметал и стряхивал снег с кисов и малицы.
– Давайте-ка ужинать и спать, – сказал отец. – Все стойбище уже спит.
«Странное слово «стойбище», – подумал вдруг Тыко...
СТОЙБИЩЕ
«Странное слово «стойбище», –подумал вдруг Тыко...
А ты знаешь, что это такое?
Стойбищем называют поселение оленеводов или охотников в тундре. Стойбище не похоже ни на русскую деревню, ни на таджикский кишлак, ни на дагестанский аул, ни на литовский хутор.
Стойбище – это несколько чумов...
Да, ты же не знаешь, что такое чум.
Это островерхий круглый шатер из оленьих шкур, натянутых на жерди, Пол в чуме устлан тоже оленьими шкурами. И постель из оленьих шкур.
Одеты оленеводы в малицу – длинную, просторную шубу без застежек, опять же из оленьих шкур.
Обуты оленеводы в кисы – высокие, мягкие, теплые сапоги, сшитые тоже из оленьих шкур.
И грузы перевозят оленеводы, и сами ездят на оленях.
Вот и получается: олень и обувает, и одевает, и от непогоды защищает, и кормит, и возит оленеводов. Потому оленеводы всю жизнь охраняют оленей, лечат их и пасут, перегоняя с места на место.
Оленям не надо ни сена, ни силоса, ни комбикормов. Круглый год олень сам себя кормит. Он ест мох-ягель, который растет в тундре. Зимой олени разрывают копытами снег, находят и поедают душистый, вкусный и очень питательный ягель.
Пасти оленей оленеводам помогают лайки – самые веселые, самые смелые, самые умные псы.
Вот в таком стойбище родился и вырос маленький Тыко. В шесть лет он уже умел запрягать оленей и управлять упряжкой. Мог накинуть тынзян (веревочную петлю) на ветвистые оленьи рога. Стрелял из ружья.
И еще многое умел делать маленький Тыко.
Олени любили мальчика. Он угощал их солью и лепешками.
И собаки любили Тыко. Он подкармливал собак сырой рыбой, приносил им вкусные мозговые кости, а в сильные холода пускал в чум погреться.
В стойбище все жили очень дружно. Помогали друг другу.
Тыко помогал отцу пасти оленей, маме – собирать сухие ветки для очага, бабушке – разделывать рыбу, подбирать бисер для вышивки праздничных нарядов.
Но больше всего Тыко любил играть со своим другом Эдейкой. Игры они придумывали сами. Игрушки себе тоже делали сами.
Когда олени поедали весь ягель вокруг стойбища, чумы разбирали, грузили на нарты, и оленеводы перегоняли стада на новое место. Такие переезды со стадами называют касланием.
За зиму оленеводы проехали по тундре многие сотни километров.
И все на север.
А вслед за ними катила по тундре Весна…
СОЛНЫШКО В ПРИГОРШНЯХ
Вслед за ними катила по тундре весна.
Ослепительно яркая.
Горластая,
Веселая.
Первым гонцом весны было солнышко.
Зимой оно вовсе не показывалось. Дни были серые, смурые, похожие друг на друга.
В самом конце зимы солнышко стало высовываться из-за горизонта. Сперва ненадолго – выглянет и тут же спрячется. И больше уже не показывается.
Потом подольше стало гостить солнышко на небе. И чем ближе к лету, там все дальше уходило оно от горизонта и все дольше задерживалось на небосводе.
Все были рады солнышку: и люди, и олени, и собаки.
Белый снег под солнцем сверкал так ярко, что глазам больно смотреть на него. Облизанные солнцем, сугробы затвердели, покрылись прочной корочкой. Теперь по снеговым барханам можно было бегать без лыж.
Когда же солнце добралось наконец до самой серединки неба, снег начал таять. И скоро тундра наполнилась звоном ручейков, журчанием речушек, плеском озерных волн. Иногда реки, речки и речушки сливались вместе, соединялись с озерами, образуя целые моря.
Но вот солнышко пригрело посильней. Озера и реки вошли в свои извечные берега. Иссякли ручьи. Просохли лужи. И тундра зацвела.
Ах какое это чудо – цветущая тундра!
Из конца в конец, по всей необъятной тундре, раскинулся ослепительно яркий, многокрасочный цветочный ковер. Каких только цветов не было в нем!.. Белых и красных. Оранжевых и голубых. Желтых и фиолетовых.
Но больше всего было голубых цветов.
А над ними голубое небо.
А вокруг голубые реки и озера.
Потому-то вся тундра казалась голубой.
И в этой голубизне купалось, кувыркалось, смеялось солнце. Оно не уходило с неба пи днем, ни ночью. Вечером подкатится к горизонту, начнет потихоньку скрываться за ним, да вдруг снова всплывет и опять светит.
И опять на небе и на земле праздник.
Тыко с Эдейкой целые дни бегали на воле. Ловили в озере рыбу. Собирали для бабушки целебные травы. Помогали старшим пасти оленей. И всюду с ними был неутомимый и верный Буро.
Однажды Тыко зачерпнул пригоршню воды из озера и хотел напиться. А когда поднес руки ко рту – ахнул. В его ладонях, как в крохотном озерце, плавало солнце.
– Я поймал солнышко! – закричал Тыко. – У меня в ладонях солнышко! Солнышко!.. Солнышко!..
ВОЛКИ
– Солнышко!.. – закричал Тыко. И увидел бабочку.
Это была удивительная бабочка. Такой Тыко и Эдейка никогда прежде не видели. Крылья у нее большие, черные, будто бархатные, с ярко-красным ободком. На каждом крылышке желтый кругляшок и две голубые точки.
Мальчики решили изловить бабочку. Но та никак не давалась им в руки. Гонясь за диковинной бабочкой, они далеко убежали от стойбища.
Вместе с ними был, конечно, и их неразлучный друг Буро. Пес прыгал вокруг ребятишек. Радостно повизгивал и весело лаял. И тоже норовил сцапать зубами неуловимую бабочку.
Вдруг Буро замер на месте.
Насторожил уши.
Втянул ноздрями воздух.
Шерсть на загривке у него поднялась дыбом. И пес тихо, но яростно зарычал.
– Волка почуял, – догадался Тыко.
– А мы без ружья, – испуганно проговорил Эдейка.
– У меня есть нож, – Тыко взялся за рукоятку подаренного отцом охотничьего ножа, который висел у него на поясе.
– Смотри! – крикнул Эдейка. – Вон они!
Три волка, матерых и свирепых, гнали оленя. Тот бежал из последних сил. На правом боку оленя кровоточила огромная ссадина – след волчьих когтей. Увидев ребятишек, олень круто метнулся в их сторону и побежал к ним.
«Говорил же папа, не ходи без ружья», – покаянно подумал Тыко, вынимая из ножен нож.
Эдейка поднял с земли большой острый камень.
Буро выгнул спину, оскалил клыки и залаял.
Один из волков метнулся наперерез оленю. Тот свернул в сторону. Волки кинулись следом, быстро нагоняя оленя.
– Сейчас они его разорвут! – закричал Эдейка.
Тут откуда-то сверху донесся громкий рокот, похожий на пулеметную очередь. Он усиливался. Приближался.
Круто снижаясь, к ним летел белый вертолет с красной полосой.
Перепуганные вертолетным грохотом, волки кинулись врассыпную. Обессиленный олень упал.
Вертолет приземлился невдалеке. Из него выпрыгнула женщина и подбежала к мальчикам.
– Ну-ка, марш в вертолет! – строго скомандовала она.
– А олень? – спросил Тыко.
С помощью вертолетчиков перепуганного и израненного оленя затащили в вертолет. Потом туда влезли Тыко и Эдейка и эта незнакомая женщина.
Все вместе они прилетели в стойбище…
В НЫДУ
Все вместе они прилетели в стойбище.
Женщину звали Вера Ивановна, и была она учительницей из далекого поселка Ныда.
Вера Ивановна обошла все чумы и записала фамилии ребятишек, которым исполнилось семь лет. Тыко и Эдейке исполнялось семь только в августе, но их Вера Ивановна тоже записала.
– Зачем это? – спросил Тыко.
– Поедете осенью учиться в школу, – ответила Вера Ивановна.
Она улетела в другие стойбища, и Тыко скоро позабыл об этом. И Эдейка не вспоминал.
Каждый день они ходили в тундру за ягодами. Собирали морошку, бруснику, клюкву. Или искали по берегу реки выкинутые половодьем жерди, доски, чурбаки и тащили все это в стойбище. Леса-то в тундре нет, а без дров очаг не растопишь.
Только теперь мальчики без ружья не уходили из стойбища.
В играх и забавах, в малых хлопотах по хозяйству пролетело незаметно лето. В тундре оно очень короткое.
И вот уже потянули ветры с севера. Тяжелые облака обложили небо. Осыпались, повяли, полегли цветы и травы. Пусто и неуютно стало в осенней тундре.
Тогда-то и прилетел снова белый вертолет с красной полосой. И снова в чум пришла Вера Ивановна.
– Я за вами, – сказала она Тыко и Эдейке.
Вспомнил Тыко, что ему семь лет и надо лететь в школу, и загрустил, повесил голову.
– Чего ты затужил? – Отец ласково обнял Тыко за плечи. – Будешь жить в интернате, а учиться в школе. Зимой я приеду за тобой и увезу на каникулы домой.
Мама обняла Тыко, прижала к себе и заплакала.
И бабушка заплакала.
И маленькая сестренка зашмыгала носом, стала глаза кулачком тереть.
У Тыко тоже слезы на глаза навернулись, по он сдержался: мужчинам не пристало плакать.
В вертолете кроме Тыко и Эдейки было еще несколько мальчиков и девочек из других стойбищ. Они тоже летели в Ныду – в интернат – учиться.
Сверху, из вертолетного оконца, осенняя тундра походила на огромную старую, полуоблезлую шкуру бурого медведя. Сколько ни вглядывался Тыко в унылую, пятнистую равнину, ничего интересного не увидел.
И оттого ему стало еще грустнее...
ИНТЕРНАТ
И оттого ему стало еще грустнее. Он закрыл глаза и лишь притворился, что смотрит в оконце.
– Прилетели, – сказала Вера Ивановна.
Тебе, наверное, интересно, почему нет школы в стойбище?
А вот почему...
В каждом тундровом стойбище четыре-пять, ну от силы шесть чумов. В каждом чуме живет одна семья. Стало быть, и учеников в стойбище не более десяти.
От стойбища до стойбища сто, а бывает, и двести, и триста километров. Оленеводы на одном месте не живут, а все время кочуют со своими стадами.
Вот потому и не строят в тундре школы. Их строят в больших поселках, куда свозят ребятишек из многих стойбищ. Но это необычная школа. Это школа-интернат.
В школе-интернате дети не только учатся, но и живут. Весь учебный год.
В интернате есть спальни, где ребята спят. Белые простыни. Белые наволочки. Чистые полотенца. Цветы. Шкафчики для одежды.
Есть в интернате столовая и баня. Игровая комната и комната для подготовки уроков.
Есть красный уголок. В нем телевизор и магнитофон, биллиард и шахматы. Музыкальные инструменты и киноаппарат и еще многое другое.
Целый день Тыко и Эдейка ходили по интернату, заглядывали в комнаты, побывали в спортивном зале и в мастерских. Все осмотрели, ощупали.
– Хорошо тут, – сказал Тыко.
– Очень хорошо, – подхватил Эдейка.
Особенно понравился ребятам живой уголок. Там жили две белки, три хомячка, серая глазастая сова и даже черепаха.
– А можно мы привезем в живой уголок настоящего оленя? – спросил Тыко Веру Ивановну.
– Ну хотя бы олененка, – подхватил Эдейка. – Мы сами станем за ним ухаживать...
– Нет, мальчики, – мягко ответила Вера Ивановна. – Вы приехали сюда учиться. Понимаете? Учиться!..
Тыко кивнул и печально посмотрел в окно. А там ветер дул и дул с севера...
ПЕРВОЕ ПИСЬМО
Ветер дул и дул с севера. Да с каждым днем все холодней, все свирепей становился.
Серое низкое небо то сочилось мелким холодным дождем, то сыпалось колким снегом.
Короткая северная осень стремительно катилась к зиме.
В интернате и в школе давно уже топили печи. Таких больших теплых печей Тыко и Эдейка никогда прежде не видели. И деревянных домов нет в тундре. И кроватей, и столов, и табуреток в чумах не было.
Постепенно мальчики привыкали к новой обстановке, к новой жизни. К новым товарищам.
Учились Тыко и Эдейка очень усердно. Особенно не терпелось им поскорее научиться писать. Затаив дыхание следили они за рукой учительницы, которая мелом выводила на доске первые буквы и первые короткие слова.
– Ты посмотри, – говорил Тыко своему другу. – Книжка умеет говорить. Бумага разговаривает. И даже доска может сказать что угодно.
И оба старательно выводили первые буквы. Те получались кособокими, то стукались друг о друга, то почему-то падали, убегали со строки.
Дома Тыко и Эдейка легко управлялись с топором, с ружьем, с арканом, а вот справиться с маленькой невесомой ручкой не могли. Та все время выскальзывала из пальцев.
Месяца через два, когда в тундре вовсю уже хозяйничала зима, Тыко написал свое первое письмо родным.
«Мама и папа, здравствуйте. Пишет вам Тыко. Я живу хорошо. Учусь хорошо. Хочу домой. Тыко».
А когда стал опускать письмо в почтовый ящик, вдруг заплакал.
– Ты чего это? – всполошился Эдейка.
– Тундру вспомнил. Чум вспомнил. Буро вспомнил, – торопливой скороговоркой посыпал Тыко. – Хочу к ним.
– Я тоже хочу, – погрустнел и Эдейка.
– Знаешь, что я придумал? – шепотом спросил Тыко.
ПРИТВОРЩИКИ
– Знаешь, что я придумал? – шепотом спросил Тыко.
– Что?
– Давай убежим домой. Погостим немножко. В стадо к оленям сходим. С Буро поиграем. И вернемся сюда...
– Давай! – радостно воскликнул Эдейка. Но тут же вдруг сник, погрустнел. – Л как мы убежим? Были бы у нас олени...
– Были бы олени... – передразнил друга Тыко. – Путешественник! До нашего стойбища, может, пятьсот тыщ километров...
– Я и говорю, никак мы не убежим, – укорил друга обиженный Эдейка.
– Да мы и не побежим! – воскликнул задорно Тыко. – Мы полетим!
– Полетим?
– Полетим!
– У нас же нет крыльев... – растерянно пробормотал Эдейка.
– Я был на вертолетной площадке, – заговорщически понизив голос, заговорил Тыко. – Видел там белый вертолет с красным поясом. На котором мы сюда прилетели. Видел, как его загружали. Надо незаметно подойти. Пробраться в вертолет. Спрятаться...
– Вот это да! – Эдейка восторженно прихлопнул в ' ладоши.
– После уроков пойдем на разведку, – сказал Тыко.
Сразу после уроков мальчики прибежали на вертолетную площадку. Но белого вертолета с красным поясом там не оказалось.
До вечера бегали они возле вертолетной. Видели, как прилетали и улетали большие и маленькие вертолеты. Но белый вертолет так и не появился.
Зато мальчики примелькались сторожу, и грузчикам, и вертолетчикам. Ребятишек никто уже не спрашивал, откуда они и зачем. Да и внимания на них не обращали.
– Завтра прибежим сюда утром, – сказал Тыко.
– А в школу как же...
– Притворимся больными.
Наутро Тыко и Эдейка сказались больными.
Пришел врач.
– Что болит у вас? – спросил оп маленьких притворщиков.
– Голова болит, – захныкал Тыко. – Ой как болит. На части разрывается!
– Ох, живот болит, – застонал Эдейка, прижимая ладони к животу. – Ох, разрывается...
Им измерили температуру. Напоили лекарствами. И уложили в изоляторе.
Едва врач ушел, мальчишки оделись и убежали на вертолетную площадку.
ПОБЕГ
Едва врач ушел, мальчишки оделись и убежали на вертолетную площадку.
Тыко сразу увидел белый вертолет с красным пояском. Он стоял в дальнем правом углу площадки. Грузчики носили в кабину какие-то ящики и мешки.
Мальчишки прикинулись играющими. Возились и кувыркались в снегу, гонялись друг за другом, пинали пустую консервную банку. А сами неприметно приближались и приближались к белому вертолету.
Возле него высилась накрытая брезентом груда ящиков. За ними и укрылись Тыко и Эдейка.
Вот грузчики вышли из вертолета.
– Всё? – спросил один.
– Вроде всё, – ответил другой. – Вовремя поспели, вертолетчики идут.
Грузчики пошли навстречу вертолетчикам.
А Тыко и Эдейка бесшумно и быстро прошмыгнули в вертолет. Пробрались в хвост машины и затаились там за большой бочкой.
Мальчики слышали, как поднялись в кабину пилоты.
Хлопнула дверка.
Что-то заурчало, засвистело, зарокотало,
Вертолет вдруг начал раскачиваться, как подвешенный на веревке.
– Полетели? – спросил Эдейка,
– Не пойму, – ответил Тыко. – Надо в окошко посмотреть,
Но вылезти из-за укрытия мальчишки долго не решались.
Постепенно они осмелели. Стали выглядывать из-за бочки. И наконец рискнули пробраться к окну.
Под вертолетом раскинулась бескрайняя белая равнина. Она была так однообразна, что казалось, вертолет не летит, а висит недвижимо в воздухе.
– Скоро будет наше стойбище, – уверенно проговорил Тыко.
– Как ты это узнал?
– Неважно как, – отмахнулся Тыко. – Вот увидишь. Подлетим к чумам, попросим вертолетчиков высадить нас...
– Песец! – закричал Эдейка, – Смотри-смотри... Кого это он догоняет? Наверное, лемминга...
– Может, он не догоняет, а сам удирает, – возразил Тыко.
– Нет, догоняет! – настаивал Эдейка.
– А я говорю, убегает!
– Догоняет!..
– Убегает!..
Они так раскричались, что не заметили, как отворилась дверь пилотской кабины.
Вышел высокий усатый пилот в кожаной куртке и кожаном шлеме.
– Это что такое? – грозно спросил пилот, подходя к ребятам. – Откуда вы свалились?!
БЕРЕГОВОЙ
– Откуда вы свалились?!
Так сердито спросил, что беглецы замерли и онемели от страха.
– Вы что, языки проглотили? – уже менее грозно, с приметной усмешкой проговорил вертолетчик. – Как вы сюда попали?
– Вон в ту дверь, – ответил Тыко.
– Кто вас пустил? Кто разрешил?
– Мы са-а-ами, – промямлил Эдейка.
– Ишь ты! – загремел вертолетчик. – Сами!.. Да я вас сейчас... Ну-ну! Только не реветь... Захотелось на вертолете прокатиться?
– Мы хотим домой, – жалобно протянул Тыко. – Осенью вы прилетали в наше стойбище и увезли нас в интернат. Теперь увезите обратно.
– Куда? – насмешливо спросил вертолетчик.
– В тундру! – хором вскричали мальчики.
– Вон она, тундра! – вертолетчик ткнул пальцем в оконце. – Здесь вас высадить?
– Не-ет! – опять хором воскликнули мальчики. – У нашего чума!
– А где ваш чум?
– Не знаю, – смущенно пробормотал Тыко.
– И я не знаю, – понуро произнес Эдейка.
– Ах вы, лягушки-путешественницы! – вертолетчик улыбнулся. – Ладно. Не кукситесь. Сейчас прилетим в Береговой...
– Это что такое? – полюбопытствовал Тыко.
– Трассовый поселок, – ответил вертолетчик. – В нем живут трубачи...
– Трубачи?! – округлил глаза Эдейка. – Они трубят?
– Да нет, – пояснил вертолетчик. – Трубачами называют тех, кто строит газопроводы. Электросварщики. Слесари. Водители... – Глянул в оконце. – А вот и Береговой...
Вертолет снижался.
Мальчики увидели шеренгу длинных широких бочек. В бочках были прорезаны окна и двери. К дверям приделаны крылечки.
– Смотрите! – закричал Тыко. – Вон этот мужчина с собакой вылез из бочки!..
– Это вагончики, в которых живут трубачи. Ты угадал. Их и впрямь называют бочками. – Вертолетчик погладил Тыко по голове. – Смышленый малыш.
Вдоль бочек в сугробах протоптаны тропинки. По ним торопливо шли люди, одетые в полушубки, куртки, комбинезоны.
Вертолет приземлился возле соснового лесочка, на окраине поселка, на крутом берегу заснеженной реки.
– А я знаю... Я знаю, почему поселок называют Береговой! – закричал обрадованно Тыко. – Потому что он стоит на берегу реки!
– Правильно, – сказал вертолетчик. – Молодец. Ну, пошли к трубачам.
У ТРУБАЧЕЙ
– Ну, пошли к трубачам...
Вертолетчик взял мальчишек за руки, и они направились в поселок.
Мальчики на ходу наперебой, громко читали вывески:
– Сто-ло-вая...
– Клуб...
– Ба-ня...
– Па-рик-махерская..
– Ма-га-зин...
– Кон-тора у-частка...
В контору они и зашли.
Там было несколько мужчин. Один разговаривал по телефону. Другой что-то писал. Еще двое пили чай из железных кружек.
– Здравствуйте! – громко сказал вертолетчик, когда они вошли.
Тыко и Эдейка тоже поздоровались. Все вопросительно уставились на вошедших.
– Привел вам беглецов, – сказал вертолетчик. – Собрались бежать в тундру. Пробрались в вертолет и...
– А мы тут при чем? – недовольно спросил тот, который что-то писал. – Возись с ними сам...
– Нас ждут в Надыме. Сейчас полетим туда. Послезавтра на обратном пути заберем ребятишек. Пусть по живут у вас. Трассу поглядят. С трубачами познакомятся. А в Ныду мы сообщили, чтоб их не искали.
– Трасса – не детсад, – опять заворчал тот, который что-то писал. – Кто с ними станет возиться?
Тут поднялся высокий плечистый мужчина с обветренным лицом и голубыми глазами. Поставил на стол пустую кружку. Сказал:
Давай их мне. У меня выходной завтра. Покажу ребятишкам трассу. – Подошел к мальчикам. – Чего носы повесили? Давайте знакомиться. Я – Иван Мартынов. Иван Васильевич. Бригадир электросварщиков. А вы?
– Я – Тыко...
– А я – Эдейка...
– Порядок! – весело воскликнул Иван Васильевич. И скомандовал: – Пошли, ребята!
РАБОЧИЙ ОБЕД
Иван Васильевич скомандовал:
– Пошли, ребята!
И мальчишки пошли вместе с Мартыновым.
– Сперва сходим в нашу столовую, – сказал Иван Васильевич, – съедите по рабочему обеду, а потом на трассу.
– Что это за рабочий обед! – тут же прицепился Тыко.
– Тот, кто съест его, может называться настоящим мужчиной и рабочим.
Они подошли к крыльцу высокого, светлого дома. Крыльцо с колоннами. На входных дверях вывеска «Столовая».
Сперва они вымыли руки. Потом взяли подносы и пошли получать рабочий обед.
А рабочий обед состоял из винегрета, борща, котлет с вермишелью и компота. Да еще два куска белого хлеба и маленький пирожок с повидлом.
– Ну как, ребята, справитесь? – весело спросил Иван Васильевич.
– Справимся, – дружно откликнулись Тыко и Эдейка.
С волчьим аппетитом набросились мальчишки на еду.
– Молодцы, – сказал Иван Васильевич, оглядывая груду пустых тарелок.
У крыльца столовой их ждал маленький автобус.
Едва они выехали из поселка, как Иван Васильевич сказал:
– Вот и зимник, ребята.
– Какой зимник? – всполошился Тыко.
– Где зимник? – подхватил Эдейка.
– Да вот он, – ответил водитель автобусика.
– Ничего не вижу, – смущенно проговорил Тыко.
– И я не вижу, – признался Эдейка.
Иван Васильевич засмеялся и пояснил:
– Вот эта дорога, по которой мы едем, и называется зимником...
ЗИМНИК
– Вот эта дорога, по которой мы едем, и называется зимником.
– Почему? – спросил Эдейка.
– Потому что делает ее Зима. Делают ее зимой. И делают только на зиму. Не поняли?
– Н-нет, – ответил Тыко.
– Здесь сплошь болота, – неторопливо принялся пояснять Иван Васильевич. – Да такие, брат, болота, ого! Летом по ним только на нартах можно проехать. И то не везде. А когда мороз болота скует, по ним и пробивают этот зимник. А по зимнику на трассу везут...
– Ой! Что это? – изумленно воскликнул Тыко.
По зимнику навстречу автобусику катил плетевоз, везя огромную-преогромную, наиогромнейшую трубу.
– Какая она длинная! – ахнул Эдейка.
– Тридцать шесть метров длиной, – сказал водитель автобусика.
– А ширина трубы была такая, что в нее не сгибаясь могли бы войти и Тыко, и Эдейка.
– Эта труба, – пояснил Иван Васильевич, – называется плетью. Ее везут на трассу. Там электросварщики сваривают плеть с плетью в одну длиннющую трубу, которая и называется газопровод.
– Ой! Ой-ой!.. Берегитесь!.. Задавит!.. – завопил Эдейка.
Серединой зимника навстречу автобусику двигалась такая громадина на колесах, что и Тыко со страху зажмурился.
У страшной машины было две кабины, а колеса такие высокие... почти с автобусик высотой.
– Это «Ураган», – сказал Иван Васильевич. – Самый сильный автомобиль...
Вот так и ехали мальчики по зимнику, не переставая изумляться да расспрашивать.
Мимо них – то обгоняя, то навстречу – катили и катили разные, невиданные прежде машины, машины и машины. На гусеницах и на колесах.
Похожие на слонов бензовозы везли бензин, солярку, мазут.
Выставив длинные клешни, медленно катили автокраны.
Посверкивая острыми ножами, ползли бульдозеры.
Грохотали гусеницами трактора, таща на прицепе передвижные электростанции, вагончики, большущие сани, нагруженные ящиками, бочками, трубами, мешками...
– Танки! – закричал Тыко. – Я видел их в кино!
– Это вездеходы ГТТ, – пояснил Иван Васильевич. – А вон идет амфибия. Она может и по земле двигаться, и по воде плыть.
– Куда же едут все эти машины? – спросил Эдейка.
– На трассу, – ответил Иван Васильевич. – Здесь все машины и все люди работают на трассу и на трассе...
Зимний день торопливо угасал. Небо как будто опустилось на землю, и белые облака смешались с белым снегом. Серые сумерки занавесили окна автобусика.
Впереди засветились какие-то огни. Их становилось все больше. Они разгорались все ярче.
Потом огни слились в единый ослепительный поток пламени. Разбрызгивая комья огня, окутанный роем искр, этот огненный поток катил к самому горизонту.
– Пожар! – закричал Тыко. – Смотрите, пожар!
– Вот это и есть трасса, – сказал Иван Васильевич.
ТРАССА
– Вот это и есть трасса, – сказал Иван Васильевич.
Трасса уползала в темноту гигантской огненной змеей.
Змея извивалась, шипя и скрежеща.
Где-то впереди взлетела в вышину красная ракета. Лопнула звонко и гулко. И повисли в темном небе гирлянды сверкающих звездочек.
– Взрывники сигналят, – сказал Иван Васильевич, – Сейчас взрыв ахнет.
И тут же послышался отдаленный гулкий взрыв. В небо уперся смешанный со снегом столб земли.
– Вечную мерзлоту взрывают, – пояснил Иван Васильевич. – Никакой экскаватор не берет.
А маленькие тундровики Тыко и Эдейка полагали, что земля в тундре мягкая, податливая, любой щепочкой можно ямку вырыть.
Тундра – это либо топкие гиблые болота, по которым летом ни пройти, ни проехать. Либо вечная мерзлота, в которой очень трудно вырыть траншею, чтобы уложить газопровод.
Сперва траншею в мерзлоте начинает рыть обыкновенный экскаватор. Но чем глубже вгрызается он в мерзлоту, тем труднее одолевает ее. А когда начинают ломаться зубья у обыкновенного экскаватора, на выручку приходит его более сильный брат – экскаватор роторный.
У роторного зубья покороче, поострей и покрепче. Прикреплены они к вращающемуся кругу. Тот, как циркулярная пила, врезается в мерзлоту и прогрызает в ней траншею.
Вечная мерзлота куда тверже любого камня. Бывает, и роторный экскаватор не в силах справиться с этой твердью. Тогда за дело берутся взрывники.
Когда траншея вырыта, вдоль нее становятся трубоукладчики. Они стоят на широких гусеницах и держат в стальных хоботах плети.
Чтобы получился единый газопровод, надо плети намертво сварить друг с другом. Это делают электросварщики.
– Как витязи! – восхищенно сказал Тыко, любуясь работой электросварщиков.
Они и в самом деле походили на сказочных витязей.
В кожаных комбинезонах и шлемах со щитками, которыми они закрывают лицо, когда начинается сварка.
В руке электросварщика электрод – черный стерженек с ручкой. Поднесет он электрод к трубе – и вспыхивает пламя^ такое сильное, такое жаркое, что плавится сталь.
Вслед за электросварщиками шли изолировщики. Специальными машинами они завертывали газопровод в полиэтиленовую пленку. Зачем? А чтобы стальной газопровод не боялся воды, не ржавел, не портился...
Много интересного и необычного увидели Тыко и Эдейка на трассе.
С рабочими познакомились.
В кабине трубоукладчика посидели.
По маленькому осколку вечной мерзлоты на память взяли.
Подержали в руках электрод.
Постучали молотком по сваренной в нитку трубе, послушали, как она тоненько поет, присвистывает и пощелкивает от удара. '
Но больше всего ребятам запомнилась встреча с Борисом Павловичем Дидуком. Прославленным электросварщиком, которого все называли героем.
Кто же такой Борис Дидук?
За что его называют героем?
ХОЗЯИН ОГНЕННОЙ МАШИНЫ
За что его называют героем?
Ребята поняли это, когда познакомились с Дидуком, посмотрели, как он работает, и немножко узнали о его прошлом.
Дидук невысокий, коренастый и очень веселый. Он поздоровался с мальчиками за руку, как со взрослыми. Потом, подмигнув им, спросил:
– Пришли полюбоваться на сказочную огненную машину «Север-1»?
– Что это за машина? – сразу прицепился Тыко.
– Почему сказочная? – заинтересовался Эдейка.
– Что, да почему, да как – долго отвечать. Таких машин во всем Советском Союзе только три. Ясно? А почему машина сказочная – сами поймете, когда увидите, как она работает.
Это была не машина, а огромная, непонятная машинища. С одного конца из нее выползала бесконечная труба газопровода, а с другого...
С другого к ней подвозили трубы. Сграбастает машина трубу, сунет ее в свою ненасытную пасть. Прижмет к концу газопровода. И вдруг загудит. Загрохочет. Окутается искрами.
Пройдет каких-нибудь полторы минуты, и машина умолкнет, искры погаснут. А труба уже намертво приварена к газопроводу. И «Север-1» уже подтягивает и заглатывает новую трубу.
Одна эта машина делает столько, сколько не сделают и сто электросварщиков.
Дидук помогал заводу собирать эту машину. Сам привез ее на трассу. Много дней и ночей провозился он с машиной, добиваясь, чтобы она бесперебойно работала в любую стужу, на любом ветру, на любом участке трассы,
Поначалу «Север-1» капризничала. То одна деталь ломалась, то другая. Кое-кто советовал Дидуку:
– Да брось ты свою машину. Все равно не наладишь. Пусть инженеры да конструкторы доводят ее.
– Нет, – отвечал им Дидук. – Не брошу. Заставлю ее работать в наших заполярных условиях.
Над ним подсмеивались. Подтрунивали.
А он возился и возился с машиной. Летал в Киев, к академику Патону (там изобрели машину), и на завод, который изготовил «Север-1». И в конце концов добился своего. Машина заработала. Да еще как заработала!
За овладение новой техникой и отличную работу Бориса Павловича Дидука наградили Государственной премией СССР.
– Победить. Добиться своего... Это у Дидука в характере, –сказал о нем Иван Васильевич. –Он в молодости такое пережил…
МУЖЕСТВО
– Он в молодости такое пережил…
Да. Пережил.
Это случилось давно. Восемнадцать лет назад.
Тогда Борис Дидук был совсем молодым бригадиром. Его комсомольская бригада работала под городом Дубно на Украине.
Задание было очень ответственное и срочное. Потому и работала бригада без выходных.
В одно из воскресений и случилась эта беда.
Неожиданно оборвался трос – туго натянутый толстый стальной канат.
Оборвался и одним концом со страшной силой ударил по бригадиру, и тот замертво упал.
– Бригадира убило! – закричал звеньевой Валера.
Смолкли разом двигатели. Рабочие обступили бесчувственного Дидука.
Валера припал ухом к его груди.
– Дышит! Слышите, дышит! Надо вызывать «скорую помощь»!
А какая «скорая помощь» в степи, за пятьдесят километров от города?
Что же делать?
Тут подъехал самосвал с цементным раствором.
– Давай, ребята, бригадира в кабину, – скомандовал Валера.
Дидука усадили в кабину. Рядом притулился Валера.
– Гони! – сказал он водителю.
Обшарпанный, заляпанный цементом старенький самосвал, угрожающе гудя, летел по шоссе с такой скоростью, что встречные автомобили шарахались от него в разные стороны.
Целый год лечили больного Дидука.
Шесть сложнейших операций сделали хирурги, пытаясь оживить раздробленную правую руку. И все неудачно.
Каждый раз после операции ему предлагали отрезать покалеченную руку. И каждый раз Дидук отвечал коротко, но твердо:
– Нет. Не дам.
Седьмую операцию делал профессор. Она продолжалась восемь часов. Руку удалось спасти. Но оживить ее не сумели.
Она висела плетью, Иссохшая и недвижимая.
Стал двадцатипятилетний Борис Дидук инвалидом-пенсионером. Предложили ему работать сторожем.
– Нет! – твердо ответил Дидук. – Буду работать только электросварщиком.
– С одной рукой электросварщиком не поработаешь.
– Я оживлю больную руку, – упрямо выговорил Дидук. – Смог же Павка Корчагин. Смог Алексей Маресьев. И я смогу...
Он долго разглядывал пальцы покалеченной руки. Они были синеваты и неподвижны, будто окаменелые.
Попробовал Дидук шевельнуть хоть одним пальцем, изо всех сил поднатужился, но не смог.
Тогда он здоровой рукой стал сгибать пальцы мертвой руки.
Те не слушались. Не подчинялись.
Больно было.
Очень больно.
Больно до слез.
Прошел целый месяц, прежде чем пальцы перебитой руки смогли держать мячик. Обыкновенный резиновый мячик.
Теперь, что бы ни делал Дидук, куда бы ни шел, с кем бы ни разговаривал, в его правом кулаке всегда был зажат мячик и пальцы мяли его.
Постепенно пальцы окрепли, налились силой. Тогда вместо резинового Дидук взял теннисный мячик. И снова непрерывно сжимались и разжимались пальцы.
Сжимались и разжимались.
Сжимались и разжимались...
Так же долго и упорно, преодолевая боль, разрабатывал Дидук сперва локоть, потом плечо.
А когда наконец ожила вся рука, Дидук стал заниматься гимнастикой. Плавал. Бегал. Делал упражнения с гантелями и гирей.
Через два года после выписки из больницы пришел Дидук к оперировавшему его профессору. Здороваясь, он подал профессору правую руку. Пальцы Дидука крепко стиснули профессорскую ладонь.
– Не может быть, – смятенно проговорил профессор.
Тогда Дидук схватил за ножку тяжелый металлический стул и поднял его на вытянутой руке.
– Такое по силам только богатырю, – уважительно выговорил профессор. – Поклоняюсь вашему мужеству…
И вернулся Дидук к трубачам, строить газопроводы. Приехал в Надым. Стал бригадиром электросварщиков. И вскоре его бригада стала лучшей в стране...
– Дидук – настоящий герой! – воскликнул Тыко.
– И все трубачи такие? – спросил Эдейка.
– Не все, – ответил Иван Васильевич, – но многие. Завтра я познакомлю вас с нашим изобретателем Козловым.
И познакомил...
ИЗОБРЕТАТЕЛЬ
И познакомил...
Козлова они застали в мастерской.
Он был невысокий. Чуть сутуловатый. О добрыми, грустными глазами и мягким голосом.
– Вы изобретатель? – спросил его Тыко.
– Немножко, – ответил Козлов. – Я электросварщик. Днем свариваю, а по вечерам изобретаю.
– А что вы изобрели? – высунулся Эдейка.
– У меня много изобретений. Два последних могу вам показать.
– Ой! Покажите! – обрадованно закричали Тыко и Эдейка.
– Ну, посмотрите сперва вот это...
И он показал согнутую в круг тонкую трубку. К ней прикреплены десятка два железных колокольчиков. Только в колокольчиках вместо язычков торчат тоненькие трубочки. Мальчики вертели в руках, ощупывали и даже нюхали круг с колокольчиками, а Козлов говорил:
– Вы северяне. Знаете, какие здесь холода. Труба от мороза белеет. Если, не подогрев ее, начать сваривать, она лопнет.
– Огонь и мороз – враги, – вставил Иван Васильевич, – как столкнутся, так дерутся.
– А чтобы они не дрались, – продолжал Козлов, – мы и подогреваем трубу перед тем, как сваривать.
– Вот этой горелкой? – высказал догадку Тыко.
– А мы их видели, когда на трассе были, – подхватил Эдейка. – Только не знали, что это вы изобрели.
– Молодцы! – похвалил ребят Козлов. – Тогда я покажу вам еще одно изобретение: машинку для изоляций стыков труб. Вот смотрите...
Машинка была с двумя ручками, на колесиках, которые легко поворачивались в любую сторону.
– Пойдемте, покажу, как она работает.
Во дворе лежала труба. Козлов с Мартыновым взяли машинку за ручки и покатили вокруг трубы. И там, где пройдет машинка, труба покрывалась полиэтиленовой пленкой. А под этой пленкой ей не страшны ни ржавчина, ни вода.
– Дайте нам попробовать, – попросил Тыко.
И они с Эдейкой тоже заизолировали кусочек трубы.
Потом Козлов пригласил всех в теплушку. Напоил крепким сладким чаем, угостил печеньем.
– А не трудно это – и работать, и изобретать? – спросил Эдейка.
– Если работа по душе, любишь ее, знаешь, что она нужна людям, тогда никакая усталость не берет. Мы делаем газопроводы. По ним наш газ поступает во все концы страны. Газ и сталь плавит. И электричество вырабатывает. Из него и рубашки, и ботинки делают. Как подумаю об этом, любая усталость проходит...
Когда мальчики, поблагодарив Козлова, попрощались с ним и пошли к автобусу, Тыко спросил друга:
– Ты бы так смог?
– Не знаю, – признался Эдейка и покраснел.
– А я знаю. Не смог. И я бы не смог. Трусы мы. Скучно стало в интернате – и сбежали. Не получится из нас трубачей.
– Получится! – горячо возразил Эдейка. – Еще как получится! Больше мы не убежим. И учиться будем хорошо.
– И вырастем такими, – подхватил Тыко, – как Дидук! Как Козлов! Как Иван Васильевич...
РАБОЧАЯ ДРУЖБА
– Как Иван Васильевич...
– Нет, ребята, – вмешался в разговор мальчиков Иван Васильевич, – так не пойдет! – Взял мальчишек за руки, притянул к себе. – Вы должны быть лучше нас. Идти дальше пас. Подниматься выше нас. И быстрее...
– Иван Васильевич, – обратился к нему Эдейка, – расскажите, как вы целую зиму двумя бригадами командовали...
– Откуда это вы узнали? – удивился Иван Васильевич.
– Нам водитель рассказал, – ответил Тыко.
– Вот я нарву ему уши, – с притворным сердцем сказал Иван Васильевич. – Ишь, говорун нашелся.
– Расскажите. – попросил Эдейка.
– Пожалуйста, расскажите, – подхватил Тыко.
– Да что тут рассказывать?
И все-таки рассказал.
Случилось это в самом начале нынешней зимы.
Вдруг тяжело заболел бригадир сварочно-монтажной бригады, с которой соревновалась бригада Мартынова.
Больного положили в больницу, и надолго.
Оставшись без командира, бригада стала работать все хуже и хуже. Все приметнее стала она отставать от мартыновской.
Узнав об этом, Иван Васильевич приехал в отстающую бригаду. Приехал и сказал:
– Возьмите меня к себе бригадиром. Временно, конечно. Пока ваш командир болеет.
– А как же твоя бригада? – спросили его.
– Моя моей и останется. Днем буду у вас, ночью – у себя. Нельзя, чтобы вы от нас отставали.
– Когда же отдыхать-то будешь?
– В дороге. Между нашими бригадами семьдесят километров по зимнику. Почти два часа пути. Туда два, да оттуда два. Вот и отосплюсь.
И стал он бригадиром сразу в двух бригадах. Днем в одной советует, подсказывает, помогает. Ночью – в другой.
И так два месяца.
Днем и ночью.
Страшно уставал.
Похудел и почернел.
Во-от такую бородищу отпустил: бриться-то было некогда.
Но обе бригады всю зиму работали одинаково отлично...
– Вам же было очень тяжело, – сказал Тыко. – Так почему же...
– Во имя рабочей дружбы, ребята, можно на все пойти, – сказал Иван Васильевич. – Рабочие тем и сильны, что в любой беде всегда вместе, всегда рядом.
Так говорил Иван Васильевич Мартынов, которого трубачи называли профессором.
ПОД ОГНЕМ
Трубачи называли Ивана Васильевича Мартынова профессором.
Почему?
Да потому, что быстрее и лучше Ивана Васильевича никто не умел сваривать газопровод.
И еще потому, что Иван Васильевич умел работать под огнем.
Под огнем электросварщики работают тогда, когда им приходится «врезаться» в действующий газопровод, по которому идет газ.
Иногда к действующему газопроводу надо подключить новый участок или заменить поврежденный кусочек трубы.
А как это сделать?
Даже если газопровод перекрыть, все равно в нем остается газ, который мгновенно вспыхивает от любой крошечной искорки. Взрывается от удара. Загорается от попадания в него воздуха.
А ведь в руках у электросварщика огонь.
И едва электрод прикоснется к действующему газопроводу, как в нем тут не вспыхивает газ. Беснуется, гремит, неистовствует яростное пламя.
А электросварщик работает.
Как ювелир.
Как хирург.
Аккуратно и точно работает. Ни одного лишнего движения.
Лучше Ивана Васильевича никто не умел работать под огнем.
Вот какого мужества, какой смелости, какой ловкости и мастерства требует профессия электросварщика.
Все два дня, что были на трассе, ребята думали об этом.
А дни промелькнули незаметно.
_Станем_трубачами_
Незаметно промелькнули два дня.
И снова прилетел белый вертолет с красным поясом.
Приземлился на том же самом месте. На окраине поселка Берегового. Возле соснового лесочка. У заснеженной реки.
– Ну что, ребята, давайте прощаться, – сказал Иван Васильевич, подводя мальчиков к вертолету.
– Спасибо, Иван Васильевич! – сказал Тыко. – Я никогда-никогда не забуду Береговой. И трубачей.
– И я не забуду! – подхватил Эдейка. – А когда мы выучимся...
– Станем трубачами! – торжественно и громко договорил Тыко.
– Ну вот что, трубачи, – сказал Иван Васильевич, – полезайте в вертолет. Дам я вам на память нашу трассовую газету. Там есть стихотворение о трубачах. Так и называется «Трубачи». На досуге прочтите его. А можете и наизусть выучить, когда-нибудь на своем школьном вечере прочитаете.
С этими словами Иван Васильевич вынул из кармана полушубка свернутый газетный лист и подал Тыко.
Развернул тот газету, прочел название:
– «Трасса».
Обнял мальчишек Иван Васильевич, поднял их и посадил в вертолет.
Захлопнулась дверка.
Засвистели турбины.
Закрутились вертолетные лопасти все быстрей и быстрей. Дрогнул вертолет, оторвался от земли и стал некруто подниматься ввысь.
И вот уже поплыли под вертолетом шеренги балков- бочек. Промелькнули квадраты крыш столовой и магазина.
Остались позади столбы с проводами и светильниками. На тропинках стояли люди и махали вертолету. На столовском крыльце сидела большая желтая лайка и, задрав голову, смотрела на вертолет.
И вот уже исчез с глаз поселок Береговой. А под вертолетом серая бесконечная лента зимника.
Бегут, спешат по зимнику грузовики и автобусы, трубоукладчики и краны, плетевозы и тягачи.
Левее зимника сверкает черная бесконечная труба – новая нитка газопровода от Уренгоя до Москвы.
Ее строят и Иван Васильевич Мартынов, и Борис Павлович Дидук, и Александр Дмитриевич Козлов, и еще тысячи других, таких же отважных и трудолюбивых, таких же неутомимых и смелых трубачей.
– До свидания, трубачи! – крикнул Тыко и помахал рукой.
– Мы скоро вернемся к вам, – подхватил Эдейка. – Вернемся навсегда. Трубачами!
Тыко развернул газету «Трасса», и мальчики нашли стихотворение, которое называлось...
ТРУБАЧИ
В работе – как в атаке.
Ветрам открыта грудь.
В любом полярном мраке
Отыщут верный путь.
Беда – протянут руку,
Поделятся куском.
И мастерства науку
Не держат под замком.
Им в радость путь без края,
Машин моторный гром,
Рисковая,
Лихая
Работа под огнем.
Не ждут они награды,
Рекорд бьют не за приз.
«Что значит НЕТ, раз НАДО!» –
Их жизненный девиз.
Зовут их трубачами,
И лучше – не назвать.
Эй, трубачи!
Мне б с вами
В одну шеренгу встать.
Чтоб был ваш локоть рядом,
Чтобы к плечу плечо.
Вот высшая награда –
Быть века трубачом...