Звезда Семена Урусова
К. Я. Лагунов
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЫН ОТРЯДА
БЕДА
Бегут по небу облака.
Белые.
Серые.
Пестрые.
Шибко бегут.
Шибко и слепо. Как перепуганные олени. Наскакивают друг на друга. Сбиваются в кучу. Кружат и кружат над тайгой.
Еремей знает: это ветер гонит облака. Сильный верховой ветер. Вон как гудит в верхушках кедров и сосен. Как тысяча тысяч рассерженных шмелей.
Топорщатся на ветру макушки колких елей. Чуть приметно колышутся на ветру кроны исполинских сосен. Лишь богатыри кедры не качаются, не гнутся: они никакому ветру не кланяются.
Привалясь спиной к бревенчатой стене охотничьей избушки, Еремей смотрит на облака, слушает гул потревоженной ветром тайги, а сам думает: «Скоро папа с дядей придут, принесут свежей рыбы, сварим уху...»
Еремею восемь лет. Он живет в маленьком таежном хантыйском поселочке Чехломей. Он умеет лодкой управлять. Может сети ставить. А из ружья стреляет как настоящий охотник.
Натаскал Еремей из тайги сушняку, нарубил и развел костер. Воткнул две рогульки, положил на них палку, а на палку повесил котелок с водой. Пока варится уха, папа с дядей попьют чаю.
Отошел от костра Еремей, огляделся и сразу заметил, что вокруг потемнело. Это от того, что небо стало черным. По нему теперь не легкие облака скользили, а медленно ползли лохматые мрачные тучи. Как огромная черная птица, черное небо тяжело и медленно опускалось на землю.
Сколько раз Еремей бывал один в тайге. Ночевал и в избушке, и в палатке, и под кедром на мягком мху. Никогда не боялся. А тут вдруг ему стало страшно.
Из черного леса доносились неведомые голоса.
В черном небе вспыхивали молнии.
Набравший силу ветер гудел разъяренно и жутко.
Еремей принес из избушки ружье, положил рядом. «Где же отец?» – все сильнее тревожился мальчик, прислушиваясь к шуму надвигающейся непогоды.
Из тайги долетел собачий лай.
– Трам!.. Трам!.. – радостно закричал Еремей, узнав голос своей собаки.
Трам ушел вместе с отцом и дядей. Значит, они возвращаются и где-то уже близко. Еремей кинулся было на голос Трама, да вдруг остановился. Что-то в собачьем лае насторожило мальчика. Пес лаял надрывно, с неприятным тягучим подвывом.
«Что же случилось?» Еремей схватил ружье. Торопливо проверил, заряжено ли.
Тут из тайги вылетела встопорщенная желтая лайка. Жалобно скуля и повизгивая, метнулась под ноги Еремею,
Что случилось, Трам? Почему один? Где папа?..
Трам несколько раз обежал вокруг Еремея и снова понесся в тайгу. Прихватив ружье, Еремей побежал за ним,
Шипастый боярышник цеплялся за одежду.
Колючие елки больно хлестали по лицу.
Под ноги лезли корневища, валежник, сучки.
Но Еремей бежал и бежал за Трамом.
Под огромным раскидистым кедром, ткнувшись головой в мох, лежал отец. Лицо известково белое. Губы подернуты синевой.
– Папа! – пронзительно закричал Еремей, подбегая к неподвижному отцу. – Папа!..
Схватил отца за плечи и принялся трясти, плача и выкрикивая:
– Папа!.. Что с тобой?.. Папа!..
Отец медленно открыл глаза. Помутневшим, бессмысленным взглядом долго водил по сторонам. Но вот его взгляд натолкнулся на Еремея и просветлел. Синюшные губы шевельнулись, и мальчик услышал:
– Беда, сынок. Плохо мне. Совсем плохо. Болит здесь...
Прижал руку к животу. Зажмурился от боли. И застонал.
– Где дядя?
– Поплыл на лодке к геофизикам. У них рация. А я сюда... Шел... Полз... Ум-м...
Застонал и умолк, то ли обессилев, то ли потеряв сознание.
ГОЛУБОЙ ВЕРТОЛЕТ
Отец глухо стонал, бормотал что-то бессвязное. А Ёремей беспомощно метался вокруг больного, не зная, чем и как ему помочь.
Надо было добираться до избушки. Но сколько ни пытался отец, не смог подняться.
Тогда Еремей уложил больного на ветви срубленной березки и потащил волоком.
Избушка была недалеко, каких-нибудь двести метров. Но попробуй-ка с такой ношей пройти эти метры, если на пути то непролазные заросли пихтача, то поваленные деревья, то царапучие коряги.
Трам скакал рядом с мальчиком, бодрил лаем, а иногда, вцепясь зубами в березку, помогал тащить волокушу.
Натаскав еловых лап, Еремей расстелил их у костра и уложил отца на эту подстилку. Закрыв глаза и прикусив нижнюю губу, отец сдержанно постанывал, беспокойно ворочался и вдруг затих. А Еремей подкинул сушняка в костер, заварил брусничный лист и стал ждать, когда отец откроет глаза. Ждал и слушал голоса взбудораженной тайги.
Вот скрипуче и жестко каркнул ворон – древняя птица с черными, будто из жести откованными, крыльями. Потом совсем близко тоненько пропищал бурундук – маленький, верткий полосатый зверек с длинным пушистым хвостом. Надрывно и шало закричали ронжи, наверное подрались из-за кедровой шишки.
Тяжелели, чернели, снижались тучи.
Мрачнела тайга, обступившая поляну, на которой притулилась охотничья избушка.
– Пить, – тихо попросил отец.
Где-то далеко-далеко бумкнул гром.
Отец жадно отпил несколько глотков горячего брусничного настоя и сразу вспотел.
– Спасибо, сынок, – еле внятно вымолвил он и обессиленно повалился на еловую постель.
Угрюмую грозовую чернь неба рассекла ослепительно яркая белая полоса. Начиналась гроза.
Сердито ропчущая тайга. Предгрозовое угрюмое небо. Мятущийся в жару отец. Жалобно поскуливающий Трам... Всё это тревожило, угнетало мальчика, и он не находил себе места.
Вдруг Трам умолк. Вскочил. Встопорщил уши. Вздыбил на холке шерсть. И замер. Приметив это, Еремей тоже насторожился и вскоре услышал отдаленное тарахтенье: та-та-та-та-та...
– Вертолет! – закричал Еремей, вскакивая. – Ты слышишь, папа? Сюда летит вертолет!
Да, это был вертолет. Маленький. Голубой. Перепоясанный широкой красной полосой.
Он летел низко, едва не задевая верхушки сосен. Вот вертолет завис над поляной. Еремей вскочил, замахал руками, закричал. Голубой вертолет стал резко снижаться.
Вместе с вертолетчиком прилетел врач.
– Нужна немедленная операция, – сказал врач, осмотрев больного.
Вертолетчик и врач подхватили отца на руки и унесли его в кабину.
– А я куда? – испуганно спросил Еремей.
– Здесь больше никого? – обеспокоился врач.
– Никого, – ответил Еремей.
– Полезай в вертолет. Живо! – скомандовал вертолетчик.
– А Трам?
– Какой Трам? А-а, пес. Шут с ним, сажай и его.
СЫН ОТРЯДА
Внутри голубой вертолет был зеленовато-серый и весь железный: стены, и пол, и потолок.
Отца уложили на маленький диванчик, который стоял за креслами вертолетчика и врача. Еремей устроился возле больного отца, присев на какой-то ящик. Трам улегся рядом.
Мальчик не заметил, как они взлетели, не слышал, о чем разговаривали вертолетчик с врачом, не обращал внимания на качку. Еремей не спускал глаз с отца. Но тот за весь перелет не проронил ни слова.
Приземлился вертолет на небольшой лужайке, возле районной больницы. Санитары на носилках унесли отца в больницу. Еремея туда не пустили.
Ну что ж, – раздумчиво проговорил вертолетчик, приглядываясь к растерянному, понурому мальчику. – Меня зовут Владимир Александрович. Дядя Володя, значит. А тебя?
– Еремей.
– Переночуешь у меня. Завтра отправлю тебя в Чехломей к маме...
– У меня нет мамы.
– Ну-у... к бабушке.
– И бабушки нет... Я останусь здесь. Вдруг папа… папе...
И заплакал.
Дядя Володя обнял мальчугана за плечи, крепко прижал к себе и, ласково поглаживая по голове, сказал:
– А плакать, брат, ни к чему. Плакать – это последнее дело. Вылечат твоего отца. Вот увидишь. Из Тюмени прилетел знаменитый хирург Михаил Петрович Кириленко. Сделает он операцию, и станет твой отец здоровей прежнего... Вытри слезы. Ты же мужчина, да еще таежный охотник...
– Я не хочу домой. Я буду с папой...
– Правильно, – неожиданно поддержал дядя Володя. – Нельзя покидать в беде... Давай так... Поживешь пока у меня. В балке. Там нас трое вертолетчиков, а койки четыре. Четвертая будет твоя. Согласен?
– Еще как согласен! А Трам?
– Где ты сам, там и Трам. – Улыбнулся. Вздохнул. – Сын полка. Слышал такое?
– Читал. В книжках про войну.
– Вот и славно. Будешь сыном нашего отряда. Поживешь с нами, пока отец не поправится. Только уговор: не хныкать и беспрекословно выполнять приказы. По рукам?
И протянул ладонью вверх большую, сильную руку. Звонко припечатал Еремей свою ладошку к широкой твердой ладони вертолетчика Владимира Александровича Курашова.
– Тогда пошли в наш город Вертоград...
Дядя Володя шутил. Это был никакой не город, не поселок, даже не поселочек. Бок о бок, ломаным рядком стояли на поле пять балков-бочек, вот и весь Вертоград.
На Тюменском Севере всякое временное жилище называют БАЛОК. Вагончик, самодельная хибара и даже землянка – все балок.
Вертолетчики жили в балках-бочках. Бочками их прозвали потому, что они на самом деле походили на длинные цистерны, в которых возят керосин, бензин, молоко и воду. Только эти цистерны стояли не на железнодорожных платформах и не на автоприцепах, а на земле. И были у тех бочек окна и двери.
Внутри «бочка» была вовсе не круглой. В ней разместились кухонька с газовой плитой и обеденным столиком и комната, в которой стояли четыре кровати.
Вон та кровать, – показал дядя Володя, – будет твоя. Сейчас поужинаем и спать. А Траму постелем вот здесь, у порога...
ВЕРТОДРОМ
Проснулся Еремей и удивился: где это он? В круглое оконце солнышко заглядывает. По коричневой полированной стене солнечные зайчики скачут. Белая ласковая подушка. Белая хрусткая простыня. Теплое мягкое одеяло.
Послышался негромкий цокот, к кровати подошел Трам. Пес сонно сощурился, потянулся, лизнул мальчика в щеку, и тот сразу все вспомнил.
Вскочил Еремей. Проворно заправил постель и стал умываться. Только руки намылил, дядя Володя пришел.
– Ну! Что я говорил? Кириленко – великий хирург. Два с половиной часа продолжалась операция. Блестяще! Будет твой отец жив и здоров!..
Обрадованный Еремей кинулся на шею дяде Володе и заплакал.
– Вот тебе на! – укоризненно протянул вертолетчик. – Надо смеяться, а ты слезы льешь. Давай быстренько позавтракаем, и я покажу тебе наш вертодром...
– Ты знаешь, что такое вертодром? Еремей до сих пор не знал и даже не слышал такого слова – вертодром.
АЭРОДРОМ – это место, откуда взлетают и куда садятся самолеты.
КОСМОДРОМ – это огромное поле, откуда улетают к звездам космические корабли.
ИППОДРОМ – это что-то вроде стадиона, на котором не в футбол играют, а скачут, соревнуются самые быстроногие лошади.
А вертодром? Это вертолетная площадка, где отдыхают от полетов, ночуют и заправляются вертолеты.
– Вон, видишь вагончик с мачтой на крыше? Это наша диспетчерская. Там сидит диспетчер, который держит связь со всеми летящими вертолетами. Он разрешает нам взлет и посадку... А это наш старый знакомый. Узнаешь?..
И дядя Володя показал на голубой вертолет, перепоясанный широкой и яркой красной полосой.
– Конечно, узнаю! – воскликнул Еремей. – Мы вчера на нем прилетели. А имя у него есть?
– Обязательно, – улыбаясь, ответил дядя Володя. – Его зовут Ми-2. А вон тот, большой, у которого винты крутятся, Ми-6. Только что прилетел. Пойдем поглядим, что он привез.
Пока они шли к Ми-6, Еремей спросил:
– Почему все они называются «Ми»?
– По имени Генерального конструктора, который их придумал. Его фамилия Миль. Михаил Леонтьевич Миль. Великий ученый и изобретатель. В благодарность ему все изобретенные им вертолеты назвали его именем: Ми-1, Ми-4, Ми-8, Ми-10. Видишь сколько? Целая семья,
Ми-6 был огромный. Зеленый. С ярко-синей продольной полосой. По бокам – небольшие крылышки. А лопасти винта... Ой-ой! Дядя Володя сказал, длина каждой лопасти пятнадцать метров.
Не успел Еремей как следует разглядеть Ми-6, как тот вдруг с треском стал разваливаться. Трам испуганно отскочил и залаял.
– Ой! Смотрите! Он рассыпается! – закричал Еремей.
– Не рассыпается, а раскрывается. Не бойся.
И верно. Задняя часть вертолета отделилась, распалась на половинки, и те легли на землю. А между упавшими створками появился трап.
Тут внутри вертолета что-то зафырчало, заурчало и... захрюкало. Да-да, захрюкало. На трап выкатился трактор «Беларусь». Он выехал из вертолета и вытащил за собой тележку с высокими решетчатыми бортами. А в тележке большие голосистые поросята. Целое стадо поросят. Они толкались, визжали и хрюкали.
– Куда поросят-то? – спросил дядя Володя тракториста.
– В подсобное хозяйство геологов. Из Тюмени привезли.
А из вертолета тем временем выносили и выносили ящики, тюки, мотки проволоки. Выкатывали железные бочки. Целую гору наложили.
– Какой он сильный! – восхитился Еремей.
Тут послышался оглушительный треск низко летящего вертолета. Это тоже был Ми-б. Только не зеленый, а оранжевый. В железных лапах вертолет нес настоящий дом. С крышей. С окнами. И с крылечком.
– Вот да-а! – ахнул Еремей.
– Ми-6 – богатырь, – сказал дядя Володя. – Чего хочешь унесет.
Потом они осмотрели другие вертолеты: Ми-8, Ми-10 и Ми-1. Дядя Володя рассказывал, а Еремей не переставал удивляться. Он и не знал, что вертолеты – могучие и безотказные воздушные работяги, которые верно служат и геологам, и нефтяникам, и строителям. Эти «Ми» везут людей и грузы через непроходимые болота, реки и озера в самые далекие и глухие уголки тайги и тундры.
ПОИСК
– Ты оставайся, – сказал дядя Володя. – Я полетел. Срочное задание. У геофизиков связистка пропала. Ушла по ягоды и не вернулась. Будем искать...
– Возьмите меня с собой. И знаете какой зоркий. Я же охотник... – взмолился Еремей.
Мальчик просил так настойчиво и так жалобно, что дядя Володя в конце концов уступил.
И вот они в том самом голубом вертолете. Только теперь Еремей сидел в кресле, рядом с дядей Володей. Перед ним была не железная стена с маленьким круглым оконцем, а стеклянная. И над головой стеклянный колпак. Куда ни повернись – все вокруг видно.
Дядя Володя щелкнул каким-то рычажком – и на приборном щитке загорелись лампочки, затрепетали и ожили стрелки под квадратными и круглыми стеклышками.
Еще пощелкал рычажками дядя Володя – и лопасти винта над головой стронулись и пошли по кругу. Сперва медленно-медленно, как бы через силу. Потом разогнались, набрали скорость и так понеслись, что их и не видно стало. И вместо четырех большущих, стремительно летящих лопастей образовался полупрозрачный круг.
Легко и неощутимо вертолет оторвался от земли и стал полого подниматься вверх. Поплыл, отдаляясь, вертодром. Все, что было на нем, стало уменьшаться. А люди, которые сновали возле вертолетов, показались Еремею неправдоподобно маленькими, неуклюжими и смешными.
И вот она, тайга. Никогда прежде Еремей не видел ее с высоты. Отсюда она казалась бесконечной, могучей и доброй. Густые темно-зеленые кедровые гривы уступали место высоким и раскидистым сосновым борам, те сменялись непроходимыми чащобами, которые неприметно переходили в чахлое мелколесье. Оно редело, редело и вдруг обрывалось огромной болотной пустошью, или озером, или черной заплатой выгоревшего леса.
Распоров плотное серое облако, вынырнуло солнце, и тень вертолета упала на землю.
Когда пролетали над большим круглым озером, дядя Володя громко и отчетливо проговорил:
– Ромашка!.. Ромашка!.. Я – четырнадцать тридцать два. Прошел Черное озеро. Высота сто. Скорость девяносто. Пропавшую не обнаружил. Продолжаю поиск. Беру курс на Охтурку.
– С кем вы разговариваете? – спросил Еремей.
– С нашим диспетчером.
– Как же он слышит вас?
Дядя Володя показал на черные кругляшки, прижатые к шее у самого подбородка.
– Это ларингофон. Он прижимается к голосовым связкам и передает звук.
Три часа летали они над тайгой. Перелетали озера и реки, таежные гривы и увалы.
Видели медведицу с медвежатами. Медвежата учились ловить рыбу. А медведица им помогала и оберегала их.
Видели шишкующую белку. Рыжую. Ушастую. Она сидела на верхушке кедра и, зажав передними лапами шишку, проворно вынимала из нее орешки.
Спугнули пригревшуюся на солнышке косматую росомаху.
– Костер! – крикнул Еремей.
– Вижу, – откликнулся дядя Володя.
Вертолет стал снижаться. Человек, сидящий у костра, вскочил, призывно замахал руками, что-то закричал.
Они приземлились на таежной полянке. К вертолету подбежала женщина. Это и была пропавшая связистка.
– Что случилось с вами? – спросил ее дядя Володя.
– Заблудилась, – смущенно призналась женщина. – Привыкла ходить по компасу, а компас разбился. Вот и...
Дядя Володя помог ей подняться в вертолет. Усадил на диванчик. Налил из термоса горячего крепкого чаю, достал из сумки бутерброды с маслом и колбасой.
– Ешьте...
Когда голубой вертолет взлетел и набрал высоту, дядя Володя доложил диспетчеру:
– Ромашка!.. Ромашка!.. Я – четырнадцать тридцать два. Нашел. Взял на борт. Возвращаюсь на базу...
НЕФТЯНЫЕ РОБИНЗОНЫ
За завтраком дядя Володя сказал:
– Полетим к нефтяным робинзонам.
– Почему они робинзоны? – спросил Еремей.
– Потому что находятся на острове, среди неприступных болот. До зимы к ним только на вертолете можно добраться.
– Почему нефтяные?
Так они же нефтяники. Там у них буровая стоит. Бурят скважины.
Когда дядя Володя вместе с Еремеем и Трамом подошли к вертолету Ми-8, в нем уже сидели двенадцать мужчин и одна женщина. Между скамьями, на которых они сидели, лежали мешки с картошкой и капустой, ящики с яблоками и еще какой-то груз.
Все в сборе? – спросил дядя Володя.
Все! – откликнулась женщина.
И они полетели.
Прямо на север.
Сперва под вертолетом воинственно топорщилась зеленая тайга. Потом лес поредел, в нем все больше становилось берез и осин, и были те какими-то калеками. Стволы тонкие, искривленные, а крона жиденькая... Росли эти уродцы кучно, островками, затерянными среди бескрайних болот.
Не однажды Еремей бродил по таким болотам, собирая то клюкву, то морошку. Не любил он болота. Не любил и боялся. Оттого и глядел на них сейчас с откровенной неприязнью.
Шишкастая кровля болот была темно-бурой, как шкура старого медведя. Давно выгорели, полегли и увяли болотные травы. Лишь кое-где, на огромных кочках, кустилась, топорщась, пожухлая, но все еще зеленая осока. Между кочками тускло посверкивала маслянисто-коричневая вода, ядовитой зеленью отливали затянутые илом «окна» – страшная ловушка для всего живого. Стоит оленю, лосю или человеку ступить в это «окно» и – конец, засосет, затянет его трясина.
Зимой болота промерзают, на них строят временные дороги – зимники. А сейчас по этим болотам ни пройти, ни проехать...
– А вон и остров нефтяных робинзонов, – сказал дядя Володя, показывая на что-то чернеющее впереди.
Сперва Еремей увидел только темное пятно. Приближаясь, оно увеличивалось, и вот уже стала видна буровая вышка, над которой клубился серый пар. Рядом с вышкой – шеренга исхлестанных непогодой вагончиков. Из длинной трубы тянулась непрерывная струя густого черного дыма.
– Котельная дымит, – сказал дядя Володя.
Ми-8 мягко опустился на бревенчатый плотик. Буровики сразу принялись разгружать вертолет.
Возле буровой вышки на специальных стеллажах лежали длинные и тонкие бурильные трубы. Под брезентовым навесом громоздились мешки с глиной и цементом.
– Все это привезли сюда тоже на вертолете? – спросил Еремей.
– На чем же еще, – ответил подошедший к ним буровой мастер. – И саму вышку Ми-10 притащил.
Мастер пригласил их пообедать. В вагончике-столовой очень чисто. На столах цветы и вазы с фруктами. А какой душистый и наваристый борщ дали Еремею! И котлеты – сочные, ароматные и очень вкусные.
Пока они обедали, вертолет разгрузили. В него сели буровики, которые отработали здесь две недели и теперь летели в поселок на отдых.
– До свидания, старина, – сказал буровой мастер, любовно оглаживая холодный бок вертолета. – Без вас нефтяникам здесь ни жить, ни работать.
– Это я уже слышал, – улыбнулся дядя Володя. – И от Урусова Семена Никитича и от Геннадия Михайловича Левина. С обоими работать довелось.
Пора было взлетать, но вдруг обнаружилось исчезновение Трама. Пес будто сквозь землю провалился.
– Трам!.. Трам!.. Трам!.. – кричал Еремей, бегая вокруг буровой.
Мальчик заглянул в каждый балок, в котельную и на склад – нет Трама.
– Надо лететь, – сказал дядя Володя, – иначе дотемна не вернуться.
– Не горюй, – мастер похлопал по плечу расстроенного Еремея. – Прибежит твой пес. Мы отправим его в поселок с первым же вертолетом.
Едва вертолет набрал небольшую высоту, как дядя Володя воскликнул:
– Ах, собачий сын! Смотри. За кем же он гонится?
И Еремей увидел Трама. Широченными скачками пес перепрыгивал с кочки на кочку, догоняя какого-то зверька. Напуганный грохотом снижающегося вертолета, Трам упустил зверька и помчался на буровую. Пришлось возвращаться, чтобы забрать Трама.
НОЧНОЙ ДЕСАНТ
Сквозь сон Еремей слышал какие-то голоса, топот, стук двери. Утром на кухонном столике нашел записку: «Улетел по срочному заданию. К вечеру вернусь. Сходи в больницу, проведай отца. Дядя Володя».
Наскоро перекусив, Еремей помчался в диспетчерскую. Бородатый, в больших, чуть затемненных очках, диспетчер встретил мальчика приветливо:
– А-а! Сын отряда. Проходи. Садись.
Тут в вагончике зазвучал незнакомый голос:
– Ромашка!.. Ромашка!.. Я – три тройки. Бульдозер геологам доставил. Загрузил два тракторных двигателя на ремонт. Лечу в Сургут.
Пока Еремей сообразил, что это докладывал командир вертолета под номером 333, снова послышался голос. Совсем другой.
– Ромашка... Ромашка... Докладывает двадцать семь одиннадцать. Рыбу от рыбаков принял. Лечу в Ханты-Мансийск...
Едва успел диспетчер занести в вахтенный журнал донесения командиров вертолетов №333 и №2711, как ему уже докладывал командир вертолета № 429.
– Говорит четыреста двадцать девятый. Монтаж опоры закончил. Все как надо. Возвращаюсь на базу.
– Видишь, как наши вертолетчики работают, – проговорил диспетчер, торопливо занося в журнал рапорт четыреста двадцать девятого.
– Где дядя Володя?
– Увез ночной десант, – бородач повернулся к Еремею. – Пожар в тайге, малыш. Дядя Володя повез туда пожарников, огнетушители и прочую технику. Не волнуйся. Только что докладывал. Долетел. Высадил. Возвращается на базу.
Еремей вырос в тайге. И хотя лет ему было мало, всего восемь, уже знал, что такое таежный пожар. Сверкающим, опаляющим валом катит по тайге лавина огня. С хрустом и треском пламя пожирает все живое: деревья, травы, птиц и зверей. Охваченные ужасом, обитатели тайги бегут от огня к реке. Волк бежит рядом с зайцем, медведь рядом с козой. Жалобно кричат отставшие детеныши. Камнем падает в исполинский костер задетая пламенем птица.
Маленький Еремей знал, что такое таежный пожар, потому и спросил:
– Как там пожарники?
– Не волнуйся, – бодро ответил диспетчер. – Высадились, начали тушить. Вертолетчики подбросили им бульдозер и помпу.
А Еремей представил пылающую тайгу. Языки кровавого пламени лижут небо. Над верхушками пылающих деревьев черный дым, рой искр, огненные клочья. «Как же сел и взлетел дядя Володя? Могут ли несколько человек справиться с огнем?»
– Диспетчер!.. – послышался призывный голос. – Диспетчер!.. Вы меня слышите? Прием...
Схватил бородач микрофон.
– Слышу. Отлично слышу. Прием.
– Свяжитесь с десантом. Передайте. По Хвойной протоке к ним пошел катер-водомет. В случае крайней нужды пусть отступают к этой протоке. Что нового? Прием...
– Понял вас, – ответил диспетчер. – Сейчас передам. Только что Ми 2 повез туда взрывчатку. Пока все нормально...
Над вертодромом грохотали вертолеты. Голубые, зеленые, красные, оранжевые «Ми» взлетали и садились. В далекие, глухие, безлюдные уголки тайги и тундры они везли топографов и геофизиков, буровиков и строителей. Везли продукты и машины, запасные части к ним и строительные материалы. Они искали заблудившихся, помогали заболевшим и попавшим в беду...
Еремей стоял возле вагончика диспетчера. Слушал вертолетную перекличку. Следил взглядом за взмывающими вверх и садящимися «Ми». И думал: «Вырасту. Кончу десятилетку. Пойду учиться на вертолетчика...»
Трам сидел у ног мальчика. Пес тоже смотрел на летающие вертолеты. И тоже о чем-то думал. Но о чем? Этого никто не знал...
Еремей вздохнул и побежал в больницу, к отцу.
НА ТРАССЕ
– Завтра поработаем на трассе, – сказал дядя Володя. – Надо помочь трассовикам.
А что такое трасса, Еремей не знал. И ты ведь не знаешь? Тогда слушай внимательно...
Трасса – это линия строительства нефтепровода или -газопровода, железной дороги или автострады. Трассовики – рабочие, которые работают на этих стройках.
– Полетим на трассу строящегося газопровода, –сказал дядя Володя.
Что такое газопровод? На Тюменском Севере это знает каждый мальчишка и каждая девчонка.
Газопровод – это длинная-предлинная труба. Она тягается от Заполярного Уренгоя до Москвы или до Ленинграда, до Варшавы, а может, и до Парижа. Словом, на «многие тысячи километров. А по ней течет газ. Да-да, тот самый газ, который горит в плите на вашей кухне и в топке ТЭЦ, дающей вам тепло и свет.
А если газ не сжигать, а перерабатывать, из него можно получить ткани для рубашек и костюмов, кожу для сапог и ботинок, капрон для плащей и курток и многое-многое другое.
На Тюменском Севере газопроводы обычно строят зимой, когда дед-мороз проморозит как следует болота и в них можно будет рыть траншеи, в которые закапывают трубы. Да и ни экскаватор, ни трубоукладчик летом по болоту не пройдут. И трубовоз с трубами не проедет.
– Полетим на трассу, – сказал дядя Володя.
– Что летом на трассе делают? – поинтересовался Еремей.
– Решили трубостроители в этом году не дожидаться морозов. Еще зимой выбрали сухой участок на будущей трассе. Завезли туда всю технику. Построили поселочек. А труб не было тогда. Теперь они есть, а как подвезти?
Вот это была труба так труба! Еремей входил в нее не наклоняя головы и не сутулясь. Длина трубы одиннадцать метров, а весит она почти восемь тонн. Восемь тысяч килограммов. Им надо было перевезти сто таких труб.
Когда управляемый дядей Володей Ми-6 низко-низко завис над площадкой, где лежали трубы, в днище вертолета открылось оконце. В оконце выскользнул толстенный стальной трос с когтями на конце. Когти сцапали трубу, и вертолет стал подниматься.
В полете труба все время раскачивалась, поворачиваясь то влево, то вправо. Ми-6 тоже слегка раскачивался и тоже норовил повернуться то в ту, то в другую сторону.
На трассе их ждали, показали, куда класть трубу.
Положив на землю привезенную трубу, они полетели за другой.
И так весь день. Туда-сюда. Как летающий челнок.
Вот теперь Еремей знал, как выглядит трасса. Посреди просеки ровная, как стрела, пролегла траншея. Вдоль нее, держа на весу длинную трубу, стояли трубоукладчики. Шипело пламя газовых горелок. Сверкали, искрились, вспыхивали электроды в руках электросварщиков. Деловито тарахтела походная электростанция.
Теперь Еремей знал, что и вагончики, и трактора, и электростанцию, и трубы – все привезли сюда вертолеты, которыми управляют смелые люди – вертолетчики...
ДОМОЙ
Дохнул холодом близкий Север. Сорвал последние листья с берез и осин, с тополей и черемух. Оголенные деревья выглядели зябкими и унылыми. Ветер трепал и раскачивал их, будто норовя выдернуть из земли.
Улетели на юг, в теплые края, гуси и утки, лебеди и журавли. Опустели, стали свинцово-серыми, неприветливыми озера. И в осенней тайге стало сумеречно и тихо.
Попрятались в дупла белки с бельчатами.
Схоронились в глубокие теплые норы бурундуки с бурундучатами.
На всю долгую зиму улеглись в берлоги большие и маленькие медведи.
Схоронились от близких холодов стрекозы и бабочки, жуки и кузнечики. А крохи муравьи забились в глубь своих муравейников, наглухо заделав все окна и двери.
Надвигалась зима.
Приближалась зима.
Суровая.
Долгая.
Снежная...
Все чаще дождь мешался со снегом. Все чаще по ночам было так холодно, что лужи покрывались ледком, трава белела от инея, а на карнизах домов появлялись прозрачные сосульки.
Начались занятия в школах. Дядя Володя определил Еремея в поселковую школу, купил ему ранец, книжки и тетрадки.
Каждый день по пути в школу Еремей забегал в больницу проведать отца. Тот уже поправился и со дня на день ждал выписки.
Ждал и дождался. Наступил этот радостный день. Отца выписали из больницы.
– Я вас привез, – сказал дядя Володя, – я вас и увезу. Ми-2 готов к полету. Через пару часов будем в Чехломее.
А Еремей вдруг загрустил. Ему не хотелось расставаться с дядей Володей, с вертодромом, с полюбившимися вертолетчиками.
Приметил дядя Володя настроение мальчика, ласково обнял его.
– Чего загрустил, сын отряда? Учись. Расти. Летом приезжай ко мне в гости. Наверное, к тому времени наш отряд переведут на Север, поближе к Уренгою и Ямбургу. Да я тебя извещу. А вырастешь...
– А вырасту, – подхватил Еремей, – пойду учиться на вертолетчика.
– Хорошее дело, сынок, – одобрил отец. – Вертолетчики – люди надежные. Настоящие люди.
И снова они в голубом вертолете.
Пощелкал дядя Володя рычажками – и ожили стрелки на приборном щитке. Ожили и затрепетали под круглыми, квадратными и овальными стеклами.
Опять пощелкал дядя Володя рычажками и глухо зажужжали двигатели. Медленно, словно просыпаясь, закрутились лопасти огромного винта. Быстрей. Еще быстрей.
Дядя Володя протянул Еремею наушник, и мальчик услышал голос диспетчера:
– До свидания, сын отряда! Счастливого пути! Учись и возвращайся к нам вертолетчиком!..
– Спасибо! – закричал Еремей.
– Гав-гав-гав! – весело пролаял Трам.
Неприметно оторвался голубой вертолет от земли, полого взмыл ввысь и взял курс на далекий таежный хантыйский поселок Чехломей...
К. Я. Лагунов
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. СЫН ОТРЯДА
БЕДА
Бегут по небу облака.
Белые.
Серые.
Пестрые.
Шибко бегут.
Шибко и слепо. Как перепуганные олени. Наскакивают друг на друга. Сбиваются в кучу. Кружат и кружат над тайгой.
Еремей знает: это ветер гонит облака. Сильный верховой ветер. Вон как гудит в верхушках кедров и сосен. Как тысяча тысяч рассерженных шмелей.
Топорщатся на ветру макушки колких елей. Чуть приметно колышутся на ветру кроны исполинских сосен. Лишь богатыри кедры не качаются, не гнутся: они никакому ветру не кланяются.
Привалясь спиной к бревенчатой стене охотничьей избушки, Еремей смотрит на облака, слушает гул потревоженной ветром тайги, а сам думает: «Скоро папа с дядей придут, принесут свежей рыбы, сварим уху...»
Еремею восемь лет. Он живет в маленьком таежном хантыйском поселочке Чехломей. Он умеет лодкой управлять. Может сети ставить. А из ружья стреляет как настоящий охотник.
Натаскал Еремей из тайги сушняку, нарубил и развел костер. Воткнул две рогульки, положил на них палку, а на палку повесил котелок с водой. Пока варится уха, папа с дядей попьют чаю.
Отошел от костра Еремей, огляделся и сразу заметил, что вокруг потемнело. Это от того, что небо стало черным. По нему теперь не легкие облака скользили, а медленно ползли лохматые мрачные тучи. Как огромная черная птица, черное небо тяжело и медленно опускалось на землю.
Сколько раз Еремей бывал один в тайге. Ночевал и в избушке, и в палатке, и под кедром на мягком мху. Никогда не боялся. А тут вдруг ему стало страшно.
Из черного леса доносились неведомые голоса.
В черном небе вспыхивали молнии.
Набравший силу ветер гудел разъяренно и жутко.
Еремей принес из избушки ружье, положил рядом. «Где же отец?» – все сильнее тревожился мальчик, прислушиваясь к шуму надвигающейся непогоды.
Из тайги долетел собачий лай.
– Трам!.. Трам!.. – радостно закричал Еремей, узнав голос своей собаки.
Трам ушел вместе с отцом и дядей. Значит, они возвращаются и где-то уже близко. Еремей кинулся было на голос Трама, да вдруг остановился. Что-то в собачьем лае насторожило мальчика. Пес лаял надрывно, с неприятным тягучим подвывом.
«Что же случилось?» Еремей схватил ружье. Торопливо проверил, заряжено ли.
Тут из тайги вылетела встопорщенная желтая лайка. Жалобно скуля и повизгивая, метнулась под ноги Еремею,
Что случилось, Трам? Почему один? Где папа?..
Трам несколько раз обежал вокруг Еремея и снова понесся в тайгу. Прихватив ружье, Еремей побежал за ним,
Шипастый боярышник цеплялся за одежду.
Колючие елки больно хлестали по лицу.
Под ноги лезли корневища, валежник, сучки.
Но Еремей бежал и бежал за Трамом.
Под огромным раскидистым кедром, ткнувшись головой в мох, лежал отец. Лицо известково белое. Губы подернуты синевой.
– Папа! – пронзительно закричал Еремей, подбегая к неподвижному отцу. – Папа!..
Схватил отца за плечи и принялся трясти, плача и выкрикивая:
– Папа!.. Что с тобой?.. Папа!..
Отец медленно открыл глаза. Помутневшим, бессмысленным взглядом долго водил по сторонам. Но вот его взгляд натолкнулся на Еремея и просветлел. Синюшные губы шевельнулись, и мальчик услышал:
– Беда, сынок. Плохо мне. Совсем плохо. Болит здесь...
Прижал руку к животу. Зажмурился от боли. И застонал.
– Где дядя?
– Поплыл на лодке к геофизикам. У них рация. А я сюда... Шел... Полз... Ум-м...
Застонал и умолк, то ли обессилев, то ли потеряв сознание.
ГОЛУБОЙ ВЕРТОЛЕТ
Отец глухо стонал, бормотал что-то бессвязное. А Ёремей беспомощно метался вокруг больного, не зная, чем и как ему помочь.
Надо было добираться до избушки. Но сколько ни пытался отец, не смог подняться.
Тогда Еремей уложил больного на ветви срубленной березки и потащил волоком.
Избушка была недалеко, каких-нибудь двести метров. Но попробуй-ка с такой ношей пройти эти метры, если на пути то непролазные заросли пихтача, то поваленные деревья, то царапучие коряги.
Трам скакал рядом с мальчиком, бодрил лаем, а иногда, вцепясь зубами в березку, помогал тащить волокушу.
Натаскав еловых лап, Еремей расстелил их у костра и уложил отца на эту подстилку. Закрыв глаза и прикусив нижнюю губу, отец сдержанно постанывал, беспокойно ворочался и вдруг затих. А Еремей подкинул сушняка в костер, заварил брусничный лист и стал ждать, когда отец откроет глаза. Ждал и слушал голоса взбудораженной тайги.
Вот скрипуче и жестко каркнул ворон – древняя птица с черными, будто из жести откованными, крыльями. Потом совсем близко тоненько пропищал бурундук – маленький, верткий полосатый зверек с длинным пушистым хвостом. Надрывно и шало закричали ронжи, наверное подрались из-за кедровой шишки.
Тяжелели, чернели, снижались тучи.
Мрачнела тайга, обступившая поляну, на которой притулилась охотничья избушка.
– Пить, – тихо попросил отец.
Где-то далеко-далеко бумкнул гром.
Отец жадно отпил несколько глотков горячего брусничного настоя и сразу вспотел.
– Спасибо, сынок, – еле внятно вымолвил он и обессиленно повалился на еловую постель.
Угрюмую грозовую чернь неба рассекла ослепительно яркая белая полоса. Начиналась гроза.
Сердито ропчущая тайга. Предгрозовое угрюмое небо. Мятущийся в жару отец. Жалобно поскуливающий Трам... Всё это тревожило, угнетало мальчика, и он не находил себе места.
Вдруг Трам умолк. Вскочил. Встопорщил уши. Вздыбил на холке шерсть. И замер. Приметив это, Еремей тоже насторожился и вскоре услышал отдаленное тарахтенье: та-та-та-та-та...
– Вертолет! – закричал Еремей, вскакивая. – Ты слышишь, папа? Сюда летит вертолет!
Да, это был вертолет. Маленький. Голубой. Перепоясанный широкой красной полосой.
Он летел низко, едва не задевая верхушки сосен. Вот вертолет завис над поляной. Еремей вскочил, замахал руками, закричал. Голубой вертолет стал резко снижаться.
Вместе с вертолетчиком прилетел врач.
– Нужна немедленная операция, – сказал врач, осмотрев больного.
Вертолетчик и врач подхватили отца на руки и унесли его в кабину.
– А я куда? – испуганно спросил Еремей.
– Здесь больше никого? – обеспокоился врач.
– Никого, – ответил Еремей.
– Полезай в вертолет. Живо! – скомандовал вертолетчик.
– А Трам?
– Какой Трам? А-а, пес. Шут с ним, сажай и его.
СЫН ОТРЯДА
Внутри голубой вертолет был зеленовато-серый и весь железный: стены, и пол, и потолок.
Отца уложили на маленький диванчик, который стоял за креслами вертолетчика и врача. Еремей устроился возле больного отца, присев на какой-то ящик. Трам улегся рядом.
Мальчик не заметил, как они взлетели, не слышал, о чем разговаривали вертолетчик с врачом, не обращал внимания на качку. Еремей не спускал глаз с отца. Но тот за весь перелет не проронил ни слова.
Приземлился вертолет на небольшой лужайке, возле районной больницы. Санитары на носилках унесли отца в больницу. Еремея туда не пустили.
Ну что ж, – раздумчиво проговорил вертолетчик, приглядываясь к растерянному, понурому мальчику. – Меня зовут Владимир Александрович. Дядя Володя, значит. А тебя?
– Еремей.
– Переночуешь у меня. Завтра отправлю тебя в Чехломей к маме...
– У меня нет мамы.
– Ну-у... к бабушке.
– И бабушки нет... Я останусь здесь. Вдруг папа… папе...
И заплакал.
Дядя Володя обнял мальчугана за плечи, крепко прижал к себе и, ласково поглаживая по голове, сказал:
– А плакать, брат, ни к чему. Плакать – это последнее дело. Вылечат твоего отца. Вот увидишь. Из Тюмени прилетел знаменитый хирург Михаил Петрович Кириленко. Сделает он операцию, и станет твой отец здоровей прежнего... Вытри слезы. Ты же мужчина, да еще таежный охотник...
– Я не хочу домой. Я буду с папой...
– Правильно, – неожиданно поддержал дядя Володя. – Нельзя покидать в беде... Давай так... Поживешь пока у меня. В балке. Там нас трое вертолетчиков, а койки четыре. Четвертая будет твоя. Согласен?
– Еще как согласен! А Трам?
– Где ты сам, там и Трам. – Улыбнулся. Вздохнул. – Сын полка. Слышал такое?
– Читал. В книжках про войну.
– Вот и славно. Будешь сыном нашего отряда. Поживешь с нами, пока отец не поправится. Только уговор: не хныкать и беспрекословно выполнять приказы. По рукам?
И протянул ладонью вверх большую, сильную руку. Звонко припечатал Еремей свою ладошку к широкой твердой ладони вертолетчика Владимира Александровича Курашова.
– Тогда пошли в наш город Вертоград...
Дядя Володя шутил. Это был никакой не город, не поселок, даже не поселочек. Бок о бок, ломаным рядком стояли на поле пять балков-бочек, вот и весь Вертоград.
На Тюменском Севере всякое временное жилище называют БАЛОК. Вагончик, самодельная хибара и даже землянка – все балок.
Вертолетчики жили в балках-бочках. Бочками их прозвали потому, что они на самом деле походили на длинные цистерны, в которых возят керосин, бензин, молоко и воду. Только эти цистерны стояли не на железнодорожных платформах и не на автоприцепах, а на земле. И были у тех бочек окна и двери.
Внутри «бочка» была вовсе не круглой. В ней разместились кухонька с газовой плитой и обеденным столиком и комната, в которой стояли четыре кровати.
Вон та кровать, – показал дядя Володя, – будет твоя. Сейчас поужинаем и спать. А Траму постелем вот здесь, у порога...
ВЕРТОДРОМ
Проснулся Еремей и удивился: где это он? В круглое оконце солнышко заглядывает. По коричневой полированной стене солнечные зайчики скачут. Белая ласковая подушка. Белая хрусткая простыня. Теплое мягкое одеяло.
Послышался негромкий цокот, к кровати подошел Трам. Пес сонно сощурился, потянулся, лизнул мальчика в щеку, и тот сразу все вспомнил.
Вскочил Еремей. Проворно заправил постель и стал умываться. Только руки намылил, дядя Володя пришел.
– Ну! Что я говорил? Кириленко – великий хирург. Два с половиной часа продолжалась операция. Блестяще! Будет твой отец жив и здоров!..
Обрадованный Еремей кинулся на шею дяде Володе и заплакал.
– Вот тебе на! – укоризненно протянул вертолетчик. – Надо смеяться, а ты слезы льешь. Давай быстренько позавтракаем, и я покажу тебе наш вертодром...
– Ты знаешь, что такое вертодром? Еремей до сих пор не знал и даже не слышал такого слова – вертодром.
АЭРОДРОМ – это место, откуда взлетают и куда садятся самолеты.
КОСМОДРОМ – это огромное поле, откуда улетают к звездам космические корабли.
ИППОДРОМ – это что-то вроде стадиона, на котором не в футбол играют, а скачут, соревнуются самые быстроногие лошади.
А вертодром? Это вертолетная площадка, где отдыхают от полетов, ночуют и заправляются вертолеты.
– Вон, видишь вагончик с мачтой на крыше? Это наша диспетчерская. Там сидит диспетчер, который держит связь со всеми летящими вертолетами. Он разрешает нам взлет и посадку... А это наш старый знакомый. Узнаешь?..
И дядя Володя показал на голубой вертолет, перепоясанный широкой и яркой красной полосой.
– Конечно, узнаю! – воскликнул Еремей. – Мы вчера на нем прилетели. А имя у него есть?
– Обязательно, – улыбаясь, ответил дядя Володя. – Его зовут Ми-2. А вон тот, большой, у которого винты крутятся, Ми-6. Только что прилетел. Пойдем поглядим, что он привез.
Пока они шли к Ми-6, Еремей спросил:
– Почему все они называются «Ми»?
– По имени Генерального конструктора, который их придумал. Его фамилия Миль. Михаил Леонтьевич Миль. Великий ученый и изобретатель. В благодарность ему все изобретенные им вертолеты назвали его именем: Ми-1, Ми-4, Ми-8, Ми-10. Видишь сколько? Целая семья,
Ми-6 был огромный. Зеленый. С ярко-синей продольной полосой. По бокам – небольшие крылышки. А лопасти винта... Ой-ой! Дядя Володя сказал, длина каждой лопасти пятнадцать метров.
Не успел Еремей как следует разглядеть Ми-6, как тот вдруг с треском стал разваливаться. Трам испуганно отскочил и залаял.
– Ой! Смотрите! Он рассыпается! – закричал Еремей.
– Не рассыпается, а раскрывается. Не бойся.
И верно. Задняя часть вертолета отделилась, распалась на половинки, и те легли на землю. А между упавшими створками появился трап.
Тут внутри вертолета что-то зафырчало, заурчало и... захрюкало. Да-да, захрюкало. На трап выкатился трактор «Беларусь». Он выехал из вертолета и вытащил за собой тележку с высокими решетчатыми бортами. А в тележке большие голосистые поросята. Целое стадо поросят. Они толкались, визжали и хрюкали.
– Куда поросят-то? – спросил дядя Володя тракториста.
– В подсобное хозяйство геологов. Из Тюмени привезли.
А из вертолета тем временем выносили и выносили ящики, тюки, мотки проволоки. Выкатывали железные бочки. Целую гору наложили.
– Какой он сильный! – восхитился Еремей.
Тут послышался оглушительный треск низко летящего вертолета. Это тоже был Ми-б. Только не зеленый, а оранжевый. В железных лапах вертолет нес настоящий дом. С крышей. С окнами. И с крылечком.
– Вот да-а! – ахнул Еремей.
– Ми-6 – богатырь, – сказал дядя Володя. – Чего хочешь унесет.
Потом они осмотрели другие вертолеты: Ми-8, Ми-10 и Ми-1. Дядя Володя рассказывал, а Еремей не переставал удивляться. Он и не знал, что вертолеты – могучие и безотказные воздушные работяги, которые верно служат и геологам, и нефтяникам, и строителям. Эти «Ми» везут людей и грузы через непроходимые болота, реки и озера в самые далекие и глухие уголки тайги и тундры.
ПОИСК
– Ты оставайся, – сказал дядя Володя. – Я полетел. Срочное задание. У геофизиков связистка пропала. Ушла по ягоды и не вернулась. Будем искать...
– Возьмите меня с собой. И знаете какой зоркий. Я же охотник... – взмолился Еремей.
Мальчик просил так настойчиво и так жалобно, что дядя Володя в конце концов уступил.
И вот они в том самом голубом вертолете. Только теперь Еремей сидел в кресле, рядом с дядей Володей. Перед ним была не железная стена с маленьким круглым оконцем, а стеклянная. И над головой стеклянный колпак. Куда ни повернись – все вокруг видно.
Дядя Володя щелкнул каким-то рычажком – и на приборном щитке загорелись лампочки, затрепетали и ожили стрелки под квадратными и круглыми стеклышками.
Еще пощелкал рычажками дядя Володя – и лопасти винта над головой стронулись и пошли по кругу. Сперва медленно-медленно, как бы через силу. Потом разогнались, набрали скорость и так понеслись, что их и не видно стало. И вместо четырех большущих, стремительно летящих лопастей образовался полупрозрачный круг.
Легко и неощутимо вертолет оторвался от земли и стал полого подниматься вверх. Поплыл, отдаляясь, вертодром. Все, что было на нем, стало уменьшаться. А люди, которые сновали возле вертолетов, показались Еремею неправдоподобно маленькими, неуклюжими и смешными.
И вот она, тайга. Никогда прежде Еремей не видел ее с высоты. Отсюда она казалась бесконечной, могучей и доброй. Густые темно-зеленые кедровые гривы уступали место высоким и раскидистым сосновым борам, те сменялись непроходимыми чащобами, которые неприметно переходили в чахлое мелколесье. Оно редело, редело и вдруг обрывалось огромной болотной пустошью, или озером, или черной заплатой выгоревшего леса.
Распоров плотное серое облако, вынырнуло солнце, и тень вертолета упала на землю.
Когда пролетали над большим круглым озером, дядя Володя громко и отчетливо проговорил:
– Ромашка!.. Ромашка!.. Я – четырнадцать тридцать два. Прошел Черное озеро. Высота сто. Скорость девяносто. Пропавшую не обнаружил. Продолжаю поиск. Беру курс на Охтурку.
– С кем вы разговариваете? – спросил Еремей.
– С нашим диспетчером.
– Как же он слышит вас?
Дядя Володя показал на черные кругляшки, прижатые к шее у самого подбородка.
– Это ларингофон. Он прижимается к голосовым связкам и передает звук.
Три часа летали они над тайгой. Перелетали озера и реки, таежные гривы и увалы.
Видели медведицу с медвежатами. Медвежата учились ловить рыбу. А медведица им помогала и оберегала их.
Видели шишкующую белку. Рыжую. Ушастую. Она сидела на верхушке кедра и, зажав передними лапами шишку, проворно вынимала из нее орешки.
Спугнули пригревшуюся на солнышке косматую росомаху.
– Костер! – крикнул Еремей.
– Вижу, – откликнулся дядя Володя.
Вертолет стал снижаться. Человек, сидящий у костра, вскочил, призывно замахал руками, что-то закричал.
Они приземлились на таежной полянке. К вертолету подбежала женщина. Это и была пропавшая связистка.
– Что случилось с вами? – спросил ее дядя Володя.
– Заблудилась, – смущенно призналась женщина. – Привыкла ходить по компасу, а компас разбился. Вот и...
Дядя Володя помог ей подняться в вертолет. Усадил на диванчик. Налил из термоса горячего крепкого чаю, достал из сумки бутерброды с маслом и колбасой.
– Ешьте...
Когда голубой вертолет взлетел и набрал высоту, дядя Володя доложил диспетчеру:
– Ромашка!.. Ромашка!.. Я – четырнадцать тридцать два. Нашел. Взял на борт. Возвращаюсь на базу...
НЕФТЯНЫЕ РОБИНЗОНЫ
За завтраком дядя Володя сказал:
– Полетим к нефтяным робинзонам.
– Почему они робинзоны? – спросил Еремей.
– Потому что находятся на острове, среди неприступных болот. До зимы к ним только на вертолете можно добраться.
– Почему нефтяные?
Так они же нефтяники. Там у них буровая стоит. Бурят скважины.
Когда дядя Володя вместе с Еремеем и Трамом подошли к вертолету Ми-8, в нем уже сидели двенадцать мужчин и одна женщина. Между скамьями, на которых они сидели, лежали мешки с картошкой и капустой, ящики с яблоками и еще какой-то груз.
Все в сборе? – спросил дядя Володя.
Все! – откликнулась женщина.
И они полетели.
Прямо на север.
Сперва под вертолетом воинственно топорщилась зеленая тайга. Потом лес поредел, в нем все больше становилось берез и осин, и были те какими-то калеками. Стволы тонкие, искривленные, а крона жиденькая... Росли эти уродцы кучно, островками, затерянными среди бескрайних болот.
Не однажды Еремей бродил по таким болотам, собирая то клюкву, то морошку. Не любил он болота. Не любил и боялся. Оттого и глядел на них сейчас с откровенной неприязнью.
Шишкастая кровля болот была темно-бурой, как шкура старого медведя. Давно выгорели, полегли и увяли болотные травы. Лишь кое-где, на огромных кочках, кустилась, топорщась, пожухлая, но все еще зеленая осока. Между кочками тускло посверкивала маслянисто-коричневая вода, ядовитой зеленью отливали затянутые илом «окна» – страшная ловушка для всего живого. Стоит оленю, лосю или человеку ступить в это «окно» и – конец, засосет, затянет его трясина.
Зимой болота промерзают, на них строят временные дороги – зимники. А сейчас по этим болотам ни пройти, ни проехать...
– А вон и остров нефтяных робинзонов, – сказал дядя Володя, показывая на что-то чернеющее впереди.
Сперва Еремей увидел только темное пятно. Приближаясь, оно увеличивалось, и вот уже стала видна буровая вышка, над которой клубился серый пар. Рядом с вышкой – шеренга исхлестанных непогодой вагончиков. Из длинной трубы тянулась непрерывная струя густого черного дыма.
– Котельная дымит, – сказал дядя Володя.
Ми-8 мягко опустился на бревенчатый плотик. Буровики сразу принялись разгружать вертолет.
Возле буровой вышки на специальных стеллажах лежали длинные и тонкие бурильные трубы. Под брезентовым навесом громоздились мешки с глиной и цементом.
– Все это привезли сюда тоже на вертолете? – спросил Еремей.
– На чем же еще, – ответил подошедший к ним буровой мастер. – И саму вышку Ми-10 притащил.
Мастер пригласил их пообедать. В вагончике-столовой очень чисто. На столах цветы и вазы с фруктами. А какой душистый и наваристый борщ дали Еремею! И котлеты – сочные, ароматные и очень вкусные.
Пока они обедали, вертолет разгрузили. В него сели буровики, которые отработали здесь две недели и теперь летели в поселок на отдых.
– До свидания, старина, – сказал буровой мастер, любовно оглаживая холодный бок вертолета. – Без вас нефтяникам здесь ни жить, ни работать.
– Это я уже слышал, – улыбнулся дядя Володя. – И от Урусова Семена Никитича и от Геннадия Михайловича Левина. С обоими работать довелось.
Пора было взлетать, но вдруг обнаружилось исчезновение Трама. Пес будто сквозь землю провалился.
– Трам!.. Трам!.. Трам!.. – кричал Еремей, бегая вокруг буровой.
Мальчик заглянул в каждый балок, в котельную и на склад – нет Трама.
– Надо лететь, – сказал дядя Володя, – иначе дотемна не вернуться.
– Не горюй, – мастер похлопал по плечу расстроенного Еремея. – Прибежит твой пес. Мы отправим его в поселок с первым же вертолетом.
Едва вертолет набрал небольшую высоту, как дядя Володя воскликнул:
– Ах, собачий сын! Смотри. За кем же он гонится?
И Еремей увидел Трама. Широченными скачками пес перепрыгивал с кочки на кочку, догоняя какого-то зверька. Напуганный грохотом снижающегося вертолета, Трам упустил зверька и помчался на буровую. Пришлось возвращаться, чтобы забрать Трама.
НОЧНОЙ ДЕСАНТ
Сквозь сон Еремей слышал какие-то голоса, топот, стук двери. Утром на кухонном столике нашел записку: «Улетел по срочному заданию. К вечеру вернусь. Сходи в больницу, проведай отца. Дядя Володя».
Наскоро перекусив, Еремей помчался в диспетчерскую. Бородатый, в больших, чуть затемненных очках, диспетчер встретил мальчика приветливо:
– А-а! Сын отряда. Проходи. Садись.
Тут в вагончике зазвучал незнакомый голос:
– Ромашка!.. Ромашка!.. Я – три тройки. Бульдозер геологам доставил. Загрузил два тракторных двигателя на ремонт. Лечу в Сургут.
Пока Еремей сообразил, что это докладывал командир вертолета под номером 333, снова послышался голос. Совсем другой.
– Ромашка... Ромашка... Докладывает двадцать семь одиннадцать. Рыбу от рыбаков принял. Лечу в Ханты-Мансийск...
Едва успел диспетчер занести в вахтенный журнал донесения командиров вертолетов №333 и №2711, как ему уже докладывал командир вертолета № 429.
– Говорит четыреста двадцать девятый. Монтаж опоры закончил. Все как надо. Возвращаюсь на базу.
– Видишь, как наши вертолетчики работают, – проговорил диспетчер, торопливо занося в журнал рапорт четыреста двадцать девятого.
– Где дядя Володя?
– Увез ночной десант, – бородач повернулся к Еремею. – Пожар в тайге, малыш. Дядя Володя повез туда пожарников, огнетушители и прочую технику. Не волнуйся. Только что докладывал. Долетел. Высадил. Возвращается на базу.
Еремей вырос в тайге. И хотя лет ему было мало, всего восемь, уже знал, что такое таежный пожар. Сверкающим, опаляющим валом катит по тайге лавина огня. С хрустом и треском пламя пожирает все живое: деревья, травы, птиц и зверей. Охваченные ужасом, обитатели тайги бегут от огня к реке. Волк бежит рядом с зайцем, медведь рядом с козой. Жалобно кричат отставшие детеныши. Камнем падает в исполинский костер задетая пламенем птица.
Маленький Еремей знал, что такое таежный пожар, потому и спросил:
– Как там пожарники?
– Не волнуйся, – бодро ответил диспетчер. – Высадились, начали тушить. Вертолетчики подбросили им бульдозер и помпу.
А Еремей представил пылающую тайгу. Языки кровавого пламени лижут небо. Над верхушками пылающих деревьев черный дым, рой искр, огненные клочья. «Как же сел и взлетел дядя Володя? Могут ли несколько человек справиться с огнем?»
– Диспетчер!.. – послышался призывный голос. – Диспетчер!.. Вы меня слышите? Прием...
Схватил бородач микрофон.
– Слышу. Отлично слышу. Прием.
– Свяжитесь с десантом. Передайте. По Хвойной протоке к ним пошел катер-водомет. В случае крайней нужды пусть отступают к этой протоке. Что нового? Прием...
– Понял вас, – ответил диспетчер. – Сейчас передам. Только что Ми 2 повез туда взрывчатку. Пока все нормально...
Над вертодромом грохотали вертолеты. Голубые, зеленые, красные, оранжевые «Ми» взлетали и садились. В далекие, глухие, безлюдные уголки тайги и тундры они везли топографов и геофизиков, буровиков и строителей. Везли продукты и машины, запасные части к ним и строительные материалы. Они искали заблудившихся, помогали заболевшим и попавшим в беду...
Еремей стоял возле вагончика диспетчера. Слушал вертолетную перекличку. Следил взглядом за взмывающими вверх и садящимися «Ми». И думал: «Вырасту. Кончу десятилетку. Пойду учиться на вертолетчика...»
Трам сидел у ног мальчика. Пес тоже смотрел на летающие вертолеты. И тоже о чем-то думал. Но о чем? Этого никто не знал...
Еремей вздохнул и побежал в больницу, к отцу.
НА ТРАССЕ
– Завтра поработаем на трассе, – сказал дядя Володя. – Надо помочь трассовикам.
А что такое трасса, Еремей не знал. И ты ведь не знаешь? Тогда слушай внимательно...
Трасса – это линия строительства нефтепровода или -газопровода, железной дороги или автострады. Трассовики – рабочие, которые работают на этих стройках.
– Полетим на трассу строящегося газопровода, –сказал дядя Володя.
Что такое газопровод? На Тюменском Севере это знает каждый мальчишка и каждая девчонка.
Газопровод – это длинная-предлинная труба. Она тягается от Заполярного Уренгоя до Москвы или до Ленинграда, до Варшавы, а может, и до Парижа. Словом, на «многие тысячи километров. А по ней течет газ. Да-да, тот самый газ, который горит в плите на вашей кухне и в топке ТЭЦ, дающей вам тепло и свет.
А если газ не сжигать, а перерабатывать, из него можно получить ткани для рубашек и костюмов, кожу для сапог и ботинок, капрон для плащей и курток и многое-многое другое.
На Тюменском Севере газопроводы обычно строят зимой, когда дед-мороз проморозит как следует болота и в них можно будет рыть траншеи, в которые закапывают трубы. Да и ни экскаватор, ни трубоукладчик летом по болоту не пройдут. И трубовоз с трубами не проедет.
– Полетим на трассу, – сказал дядя Володя.
– Что летом на трассе делают? – поинтересовался Еремей.
– Решили трубостроители в этом году не дожидаться морозов. Еще зимой выбрали сухой участок на будущей трассе. Завезли туда всю технику. Построили поселочек. А труб не было тогда. Теперь они есть, а как подвезти?
Вот это была труба так труба! Еремей входил в нее не наклоняя головы и не сутулясь. Длина трубы одиннадцать метров, а весит она почти восемь тонн. Восемь тысяч килограммов. Им надо было перевезти сто таких труб.
Когда управляемый дядей Володей Ми-6 низко-низко завис над площадкой, где лежали трубы, в днище вертолета открылось оконце. В оконце выскользнул толстенный стальной трос с когтями на конце. Когти сцапали трубу, и вертолет стал подниматься.
В полете труба все время раскачивалась, поворачиваясь то влево, то вправо. Ми-6 тоже слегка раскачивался и тоже норовил повернуться то в ту, то в другую сторону.
На трассе их ждали, показали, куда класть трубу.
Положив на землю привезенную трубу, они полетели за другой.
И так весь день. Туда-сюда. Как летающий челнок.
Вот теперь Еремей знал, как выглядит трасса. Посреди просеки ровная, как стрела, пролегла траншея. Вдоль нее, держа на весу длинную трубу, стояли трубоукладчики. Шипело пламя газовых горелок. Сверкали, искрились, вспыхивали электроды в руках электросварщиков. Деловито тарахтела походная электростанция.
Теперь Еремей знал, что и вагончики, и трактора, и электростанцию, и трубы – все привезли сюда вертолеты, которыми управляют смелые люди – вертолетчики...
ДОМОЙ
Дохнул холодом близкий Север. Сорвал последние листья с берез и осин, с тополей и черемух. Оголенные деревья выглядели зябкими и унылыми. Ветер трепал и раскачивал их, будто норовя выдернуть из земли.
Улетели на юг, в теплые края, гуси и утки, лебеди и журавли. Опустели, стали свинцово-серыми, неприветливыми озера. И в осенней тайге стало сумеречно и тихо.
Попрятались в дупла белки с бельчатами.
Схоронились в глубокие теплые норы бурундуки с бурундучатами.
На всю долгую зиму улеглись в берлоги большие и маленькие медведи.
Схоронились от близких холодов стрекозы и бабочки, жуки и кузнечики. А крохи муравьи забились в глубь своих муравейников, наглухо заделав все окна и двери.
Надвигалась зима.
Приближалась зима.
Суровая.
Долгая.
Снежная...
Все чаще дождь мешался со снегом. Все чаще по ночам было так холодно, что лужи покрывались ледком, трава белела от инея, а на карнизах домов появлялись прозрачные сосульки.
Начались занятия в школах. Дядя Володя определил Еремея в поселковую школу, купил ему ранец, книжки и тетрадки.
Каждый день по пути в школу Еремей забегал в больницу проведать отца. Тот уже поправился и со дня на день ждал выписки.
Ждал и дождался. Наступил этот радостный день. Отца выписали из больницы.
– Я вас привез, – сказал дядя Володя, – я вас и увезу. Ми-2 готов к полету. Через пару часов будем в Чехломее.
А Еремей вдруг загрустил. Ему не хотелось расставаться с дядей Володей, с вертодромом, с полюбившимися вертолетчиками.
Приметил дядя Володя настроение мальчика, ласково обнял его.
– Чего загрустил, сын отряда? Учись. Расти. Летом приезжай ко мне в гости. Наверное, к тому времени наш отряд переведут на Север, поближе к Уренгою и Ямбургу. Да я тебя извещу. А вырастешь...
– А вырасту, – подхватил Еремей, – пойду учиться на вертолетчика.
– Хорошее дело, сынок, – одобрил отец. – Вертолетчики – люди надежные. Настоящие люди.
И снова они в голубом вертолете.
Пощелкал дядя Володя рычажками – и ожили стрелки на приборном щитке. Ожили и затрепетали под круглыми, квадратными и овальными стеклами.
Опять пощелкал дядя Володя рычажками и глухо зажужжали двигатели. Медленно, словно просыпаясь, закрутились лопасти огромного винта. Быстрей. Еще быстрей.
Дядя Володя протянул Еремею наушник, и мальчик услышал голос диспетчера:
– До свидания, сын отряда! Счастливого пути! Учись и возвращайся к нам вертолетчиком!..
– Спасибо! – закричал Еремей.
– Гав-гав-гав! – весело пролаял Трам.
Неприметно оторвался голубой вертолет от земли, полого взмыл ввысь и взял курс на далекий таежный хантыйский поселок Чехломей...