Пастуший стан
С. Б. Шумский
РАЗГОВОР О РУССКОЙ ПЕСНЕ
КОРР. – В прошлом году вышла Ваша книга «Люди и окна» – тридцать коротких рассказов. И вот начался год нынешний – на Вашем столе новая книга с символическим названием – «Я есть»... Не связан ли этот символ и как с Вашим 60-летием?
– Пожалуй, никак. Выход этих книг – результат творческих усилий последних двух лет, хотя короткие рассказы копились долгие годы – так и полагается в этом жанре, который принято называть трудным. А символику в названии последней книги «Я есть»... лично для себя я не могу принять: она вся от героя и ради героя этих записок – я был, я есть, я буду, вчера, сегодня, завтра. И всегда. Таков замысел этого издания.
КОРР. – Мы об этой книге, конечно, расскажем. А с каким настроением Вы приходите к юбилейной дате?
– Грустным: прожито немало, сделано немного. И, кстати сказать, фактически мне еще год до 60-летия, один из старших братьев, которого, увы, уже нет, говорил, что записали меня 34 годом, а родился я в 1935. По инерции записали. Что ж, буду дважды отмечать. А в литературу я пришел уже в зрелом возрасте, в профессиональный Союз вступил 16 лет назад. Единственное, что меня сегодня внутренне согревает – я не хочу отказываться ни от одной своей строчки, некоторые писатели стыдятся написанного в своем прошлом, в молодые годы, я – нет. Явно ученические вещи я не публиковал и публиковать не собираюсь. Писал, как душа велела, не поддавался ни на какие конъюнктурные веянья и веления.
КОРР. – Откуда же тогда грусть?
– Да просто это в моем характере. Если хотите, мое состояние. Грусть, по-моему убеждению, – это особое свойство души, ее склада, умение грустить – это умение быстрее и ярче познавать мир, это древние философы замечали, возвышенное и низкое, радостное и сокровенное. Люди, не способные глубоко грустить, просто слабые люди, боящиеся одиночества и не умеющие в нем жить, а, может быть, в чем-то эмоционально неполноценные, потому что они не способны себя вознести к пределам душевной эйфории, творческого взлета, на их лицах всегда – печать апатии и равнодушия. Творчество – это труд души, и он для многих не заметен и часто непонятен, поскольку проходит в одиночестве, но это не должно волновать того, кто творит, и я к такому состоянию давно привык, главное, быть в ладах с собой и не терять душевного равновесия. В сегодняшнем разговоре мне хочется это состояние показать и, если хотите доказать на примерах русских песен и старинных романсов. Словами и звуками самих песен. Конечно, как могу.
КОРР. – Это любопытно в любом случае: прозаик и песни. Хотя я знаю, наслышана о Ваших увлечениях музыкой.
– Да, это мои давние и, как я теперь понимаю, сильные увлечения, так как я много отдаю свободного времени песням, баяну. И это мне помогает в литературном творчестве. Начну, наверно, с песни Мерзлякова, современника Пушкина, он автор многих романсов, но эта песня стала действительно народной, потому что народ ее поет до сих пор и будет петь всегда.
(«Среди долины ровныя...»)
– Хочу спеть еще один старинный романс, написал его также современник Пушкина поэт Иван Козлов, который в молодые годы ослеп. Музыку к этой замечательной песне, тоже ставшей народной, написал наш земляк – композитор Алябьев.
(«Вечерний звон...»)
– Меня потрясла однажды одна фраза, звучит она так: «У злых людей нет песен». И кто бы это сказал, как Вы думаете, Татьяна Павловна?
КОРР. – Боюсь, что не угадаю, похоже, кто-то из известных философов...
– Почти угадали. Фраза принадлежит Фридриху Ницше. Он рассуждал о феномене русского духа. Немецкий мыслитель прошлого века, чья парадоксальная философия во многом загадочна до сих пор. «По ту сторону добра и зла» – как разгадать это его положение, его позицию для понимания человеческого гения, или, вернее, человеческого индивидуума не как носителя морали стадного животного, а как понятие «совершенного всеединства» живого в природе, к чему пришел в своих выводах наш русский философ Владимир Соловьев.
Так почему же у русских, как заметил Ницше, есть песни и много песен, которые поют все народы земли, разных рас и континентов? Поют взахлеб, вдохновенно, как свои родные, поют в минуты грусти и веселья.
КОРР. – Почему?
– Это само по себе говорит о многом, если учесть, что у нас, на наших родных просторах эти песни поются не часто, благодаря, конечно, засилию в средствах массовой информации низкопробной песенной продукции. И тут приходят на память слова Достоевского: «Прежде всего надо каждому стать русским, то есть, самим собой, и тогда с первого шага все изменится».
Воистину так: и песни будут петься, свои, русские, и идеи, и замыслы приобретут осмысленное традиционное начало, направленное на укрепление экономической и духовной мощи Родины, на то, чтобы внедрять и развивать свои национальные культурные ценности, в том числе и песенное, и литературное богатство наших предков.
Песня русская – это прежде всего действо, поэтическое воззрение, игра душевных порывов и побуждений. Вспомним название одного из трудов великого собирателя сказок и обрядов Александра Николаевича Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» – сам он назвал этот труд, кстати, огромный, трехтомный, до сих пор полностью не изданный, сравнительным опытом славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов.
Песня русская – это широкая распевность, задушевность, тонкая мелодичность, я бы даже сказал, углубленная полифоничность сочетания инструмента с голосом, идущая от самой природы, огромных российских пространств. Ну, и ритмическое богатство и разнообразие.
(«Вот мчится тройка почтовая...»)
А эту песню написал тоже современник Пушкина, бродячий актер, поэт, бард, говоря нынешним языком, автор 40 песен и романсов Цыганов – видите, какая плеяда поэтов-песенников блистала и окружала гения! Это не случайно, это признак духовного взлета эпохи первой половины XIX века – так оно и было. Музыка принадлежит также Варламову.
(«Не шей ты мне, матушка...»)
КОРР. – Думается, пришла пора узнать, когда и как Вы начали увлекаться музыкой?
– С детских лет, пока себя помню, играл на губах, на балалайках со струнами из конского волоса, на гармошке. В войну один из шести воевавших братьев привез мне хромку, на ней я играл в детстве и юности на вечорках, на свадьбах. А в 22 года поступил в Красноярское музыкальное училище по классу баяна, проучился два года и сбежал в Москву, в Литературный институт имени Горького. Но играть и петь не бросил до сих пор, как видите.
(«Гори, гори моя звезда...»)
Этот чудесный романс написал малоизвестный поэт Чуевский (музыку приписывают Варламову), но петь его будут вечно.
КОРР. – О чем еще стоило поговорить в связи с русской песней?
Забочусь прежде всего о возрождении вековых наших традиций культуры, в том числе и песенной, о воспитании подрастающего поколения. Тем более, многие современные песни удручают своей убогостью, ритмическим однообразием, которое, как известно, развивает лень и порочные наклонности и животные инстинкты у молодых людей.
Каждый исполнитель русской песни – в какой-то мере и творец ее, если конечно, с душой поет, хотя без души исполнять и воспринимать старинные русские песни и романсы просто невозможно. В этом секрет их обаяния. Не каждому дано петь хорошим, красивым голосом, ибо хороший голос – большая редкость, дар от Бога, но каждый может петь душой. У Игоря Талькова, к примеру, сам он в этом признавался, большого голоса не было, но это был великолепный бард, певец, у которого очень высок порыв души, и он покорил всех своей страстью к жизни, честностью и гражданской смелостью. А в песенных и поэтических формах он – новатор несомненный.
Выступая года два с лишним назад на учредительной конференции общества русской культуры с докладом по программе, я цитировал слова из сборника статей 1916 года под названием «О национальной школе». Напомню эти слова:
«Народ, который отказывает своим детям в национальном воспитании и образовании, обрекает себя на духовное бессилие, вырождение и гибель».
Здесь же говорилось «о безнравственности характера преподавания в школах, без национальных по духу и направлению».
Что же нам, русским, остается делать в нынешних условиях, когда все бывшие республики СССР строят свою государственность на национальной основе, если не сказать, на националистической.
Возрождать, развивать и укреплять наше русское духовное богатство – это должно стать целью для русской творческой интеллигенции. И один из неисчерпаемых и великих источников культуры – русская песня. Она лечит, она врачует «в минуту жизни трудную», она продляет нам, нашим детям и внукам жизнь. В ней, в русской песне, тысячелетней историей заложена вся красота и огромная сила человеческого духа.
(Романсы: «Я встретил вас…»
«Утро туманное…»
«Выхожу один я на дорогу…»
А закончить разговор о русских песнях хочу Сергеем Есениным – великим поэтом земли русской.
(«Отговорила роща золотая…!)
1994 г.
С. Б. Шумский
РАЗГОВОР О РУССКОЙ ПЕСНЕ
КОРР. – В прошлом году вышла Ваша книга «Люди и окна» – тридцать коротких рассказов. И вот начался год нынешний – на Вашем столе новая книга с символическим названием – «Я есть»... Не связан ли этот символ и как с Вашим 60-летием?
– Пожалуй, никак. Выход этих книг – результат творческих усилий последних двух лет, хотя короткие рассказы копились долгие годы – так и полагается в этом жанре, который принято называть трудным. А символику в названии последней книги «Я есть»... лично для себя я не могу принять: она вся от героя и ради героя этих записок – я был, я есть, я буду, вчера, сегодня, завтра. И всегда. Таков замысел этого издания.
КОРР. – Мы об этой книге, конечно, расскажем. А с каким настроением Вы приходите к юбилейной дате?
– Грустным: прожито немало, сделано немного. И, кстати сказать, фактически мне еще год до 60-летия, один из старших братьев, которого, увы, уже нет, говорил, что записали меня 34 годом, а родился я в 1935. По инерции записали. Что ж, буду дважды отмечать. А в литературу я пришел уже в зрелом возрасте, в профессиональный Союз вступил 16 лет назад. Единственное, что меня сегодня внутренне согревает – я не хочу отказываться ни от одной своей строчки, некоторые писатели стыдятся написанного в своем прошлом, в молодые годы, я – нет. Явно ученические вещи я не публиковал и публиковать не собираюсь. Писал, как душа велела, не поддавался ни на какие конъюнктурные веянья и веления.
КОРР. – Откуда же тогда грусть?
– Да просто это в моем характере. Если хотите, мое состояние. Грусть, по-моему убеждению, – это особое свойство души, ее склада, умение грустить – это умение быстрее и ярче познавать мир, это древние философы замечали, возвышенное и низкое, радостное и сокровенное. Люди, не способные глубоко грустить, просто слабые люди, боящиеся одиночества и не умеющие в нем жить, а, может быть, в чем-то эмоционально неполноценные, потому что они не способны себя вознести к пределам душевной эйфории, творческого взлета, на их лицах всегда – печать апатии и равнодушия. Творчество – это труд души, и он для многих не заметен и часто непонятен, поскольку проходит в одиночестве, но это не должно волновать того, кто творит, и я к такому состоянию давно привык, главное, быть в ладах с собой и не терять душевного равновесия. В сегодняшнем разговоре мне хочется это состояние показать и, если хотите доказать на примерах русских песен и старинных романсов. Словами и звуками самих песен. Конечно, как могу.
КОРР. – Это любопытно в любом случае: прозаик и песни. Хотя я знаю, наслышана о Ваших увлечениях музыкой.
– Да, это мои давние и, как я теперь понимаю, сильные увлечения, так как я много отдаю свободного времени песням, баяну. И это мне помогает в литературном творчестве. Начну, наверно, с песни Мерзлякова, современника Пушкина, он автор многих романсов, но эта песня стала действительно народной, потому что народ ее поет до сих пор и будет петь всегда.
(«Среди долины ровныя...»)
– Хочу спеть еще один старинный романс, написал его также современник Пушкина поэт Иван Козлов, который в молодые годы ослеп. Музыку к этой замечательной песне, тоже ставшей народной, написал наш земляк – композитор Алябьев.
(«Вечерний звон...»)
– Меня потрясла однажды одна фраза, звучит она так: «У злых людей нет песен». И кто бы это сказал, как Вы думаете, Татьяна Павловна?
КОРР. – Боюсь, что не угадаю, похоже, кто-то из известных философов...
– Почти угадали. Фраза принадлежит Фридриху Ницше. Он рассуждал о феномене русского духа. Немецкий мыслитель прошлого века, чья парадоксальная философия во многом загадочна до сих пор. «По ту сторону добра и зла» – как разгадать это его положение, его позицию для понимания человеческого гения, или, вернее, человеческого индивидуума не как носителя морали стадного животного, а как понятие «совершенного всеединства» живого в природе, к чему пришел в своих выводах наш русский философ Владимир Соловьев.
Так почему же у русских, как заметил Ницше, есть песни и много песен, которые поют все народы земли, разных рас и континентов? Поют взахлеб, вдохновенно, как свои родные, поют в минуты грусти и веселья.
КОРР. – Почему?
– Это само по себе говорит о многом, если учесть, что у нас, на наших родных просторах эти песни поются не часто, благодаря, конечно, засилию в средствах массовой информации низкопробной песенной продукции. И тут приходят на память слова Достоевского: «Прежде всего надо каждому стать русским, то есть, самим собой, и тогда с первого шага все изменится».
Воистину так: и песни будут петься, свои, русские, и идеи, и замыслы приобретут осмысленное традиционное начало, направленное на укрепление экономической и духовной мощи Родины, на то, чтобы внедрять и развивать свои национальные культурные ценности, в том числе и песенное, и литературное богатство наших предков.
Песня русская – это прежде всего действо, поэтическое воззрение, игра душевных порывов и побуждений. Вспомним название одного из трудов великого собирателя сказок и обрядов Александра Николаевича Афанасьева «Поэтические воззрения славян на природу» – сам он назвал этот труд, кстати, огромный, трехтомный, до сих пор полностью не изданный, сравнительным опытом славянских преданий и верований в связи с мифическими сказаниями других родственных народов.
Песня русская – это широкая распевность, задушевность, тонкая мелодичность, я бы даже сказал, углубленная полифоничность сочетания инструмента с голосом, идущая от самой природы, огромных российских пространств. Ну, и ритмическое богатство и разнообразие.
(«Вот мчится тройка почтовая...»)
А эту песню написал тоже современник Пушкина, бродячий актер, поэт, бард, говоря нынешним языком, автор 40 песен и романсов Цыганов – видите, какая плеяда поэтов-песенников блистала и окружала гения! Это не случайно, это признак духовного взлета эпохи первой половины XIX века – так оно и было. Музыка принадлежит также Варламову.
(«Не шей ты мне, матушка...»)
КОРР. – Думается, пришла пора узнать, когда и как Вы начали увлекаться музыкой?
– С детских лет, пока себя помню, играл на губах, на балалайках со струнами из конского волоса, на гармошке. В войну один из шести воевавших братьев привез мне хромку, на ней я играл в детстве и юности на вечорках, на свадьбах. А в 22 года поступил в Красноярское музыкальное училище по классу баяна, проучился два года и сбежал в Москву, в Литературный институт имени Горького. Но играть и петь не бросил до сих пор, как видите.
(«Гори, гори моя звезда...»)
Этот чудесный романс написал малоизвестный поэт Чуевский (музыку приписывают Варламову), но петь его будут вечно.
КОРР. – О чем еще стоило поговорить в связи с русской песней?
Забочусь прежде всего о возрождении вековых наших традиций культуры, в том числе и песенной, о воспитании подрастающего поколения. Тем более, многие современные песни удручают своей убогостью, ритмическим однообразием, которое, как известно, развивает лень и порочные наклонности и животные инстинкты у молодых людей.
Каждый исполнитель русской песни – в какой-то мере и творец ее, если конечно, с душой поет, хотя без души исполнять и воспринимать старинные русские песни и романсы просто невозможно. В этом секрет их обаяния. Не каждому дано петь хорошим, красивым голосом, ибо хороший голос – большая редкость, дар от Бога, но каждый может петь душой. У Игоря Талькова, к примеру, сам он в этом признавался, большого голоса не было, но это был великолепный бард, певец, у которого очень высок порыв души, и он покорил всех своей страстью к жизни, честностью и гражданской смелостью. А в песенных и поэтических формах он – новатор несомненный.
Выступая года два с лишним назад на учредительной конференции общества русской культуры с докладом по программе, я цитировал слова из сборника статей 1916 года под названием «О национальной школе». Напомню эти слова:
«Народ, который отказывает своим детям в национальном воспитании и образовании, обрекает себя на духовное бессилие, вырождение и гибель».
Здесь же говорилось «о безнравственности характера преподавания в школах, без национальных по духу и направлению».
Что же нам, русским, остается делать в нынешних условиях, когда все бывшие республики СССР строят свою государственность на национальной основе, если не сказать, на националистической.
Возрождать, развивать и укреплять наше русское духовное богатство – это должно стать целью для русской творческой интеллигенции. И один из неисчерпаемых и великих источников культуры – русская песня. Она лечит, она врачует «в минуту жизни трудную», она продляет нам, нашим детям и внукам жизнь. В ней, в русской песне, тысячелетней историей заложена вся красота и огромная сила человеческого духа.
(Романсы: «Я встретил вас…»
«Утро туманное…»
«Выхожу один я на дорогу…»
А закончить разговор о русских песнях хочу Сергеем Есениным – великим поэтом земли русской.
(«Отговорила роща золотая…!)
1994 г.