В никуда, до востребования
Александр Анатольевич Гришин








Александр Гришин 





В НИКУДА, ДО ВОСТРЕБОВАНИЯ
















“НЕРАВНОДУШНАЯ ПРИРОДА”



МОСКВА, 1990













"ЭТИ ЧУВСТВА - НАПОКАЗ..."




Эти чувства -
                       напоказ -
не про нас...

Целоваться при народе?
Да ни при какой погоде!
Клясться в верности стране?
Не-е...

Разгребу снежок лопатой,
на порожке посижу,
на дорогу погляжу.
За улыбкой виноватой -
что скрываю?

Не скажу...






ПОПЫТКА ТРАКТАТА



1. Звук

И хор, и голос, поднятый над хором,
и крик, и шепот, и мольба, и стон -
лишь волны звуковые. И простором
записаны, как на магнитофон.

И неким, следовательно, прибором
возможно нам извлечь из тьмы времен
клич боевой исчезнувших племен
иль Данте, занятого разговором

пустячным - о соседях, о погоде...
Не умирают голоса в природе!
Записывая, вертится Земля.

И страшно знать, что от любого слова -
неправого, бесстыдного, пустого -
смущаются магнитные поля.




2. Изображение

И вот лечу я, обгоняя свет!
А на Земле, среди сограждан милых,
мое изображение. Не в силах
догнать меня... И смотрит мне вослед,

отстав. А я пласты прожитых лет
за слоем слой снимаю. Как прожил их
бесстрастно мне экран покажет. Нет,
не спрячешься в пространстве! Стонет в жилах

кровь от бессилья, боли и стыда.
Но хочется - туда, туда, туда,
где были мы и будем молодыми.

Холодный отираю пот со лба,
когда там разверзаются гроба,
и мертвые становятся живыми.






"ВОТ ОНО - ПРОТОЧНОЕ ШОССЕ..."


Вот оно - проточное шоссе!
Большаки - к нему
                          и тропки все.
Даже лось из ближнего леска
отворачивается от листка
и трусит к ревущему железу.
Ладно бы из клетки -
нет, из лесу!
Приручили это существо
пряники,
летящие в него...






"ХОРОШО БЫТЬ ТРАВОЮ НЕКОШЕНОЙ..."


Хорошо
           быть травою некошеной,
молодою умытой росой,
на прогретую землю наброшеной!..
Плохо,
тяжко
            быть острой косой.
Хорошо быть травою,
                         ромашкою,
заглядевшейся на синеву,
вольным облаком, певчею пташкою!
...Коль не надобно
сена
в хлеву.






"ОТЕЦ ПРИЗЫВАЕТ СЫНОВ..."


Отец призывает сынов,
чтобы молвить последнее слово.
Одышка проклятая
долго
мешает начать.
Он смотрит сурово
на младшего и на старшого.
Дыханья хватает на:
“С миром!.. Жалеючи мать!..".

На белой кровати
лежит он, как трещина,
                                       сиро.

Соседки пришли,
стали тело его обмывать.
Он с миром простился,
которому не было мира.
Но с эхом из бездны - о мире!
...Жалеючи мать...






ПОПЫТКА УТЕШЕНИЯ


Плач соседки:
“Не хочу больше жить! не хочу больше жить!..”.

Что ты, Аннушка! Все забудется.
В безднах памяти боль заблудится.
Ты прости его, дурака, прости.
На все стороны отпусти-пусти.
А сама садись распашонки шить!..

"...не хочу больше жить! не хочу больше жить!..".

Брось ты, Аннушка! Было б семечко -
времена врастут в наше времечко!
Не пристало нам вкруг себя порхать.
А кому тащить? А кому пахать?
А кому плечо подставлять плечу?

"...не хочу больше жить! не хочу! не хочу!..”.

Знаешь, Аннушка, ведь и сам я тож
себе в пуп смотрел - до чего хорош!
Да лелеял боль, да вплетал в слова.
Однова живем! Ан не однова...
Чтоб себя жалеть да себя любить -
не хочу больше жить!

“...не хочу больше жить...”.






"МОРОЗНОГО ВОЗДУХА ПОЛНУЮ ГРУДЬ НАБЕРУ..."


Морозного воздуха полную грудь наберу,
глазами влюбленными вьюжную землю окину,
но прежде, нем вымолвить слово свое на миру, -
увижу рябину,
Как пламя,
              летящее косо по склону холма,
как знамя, развернутое при атаке высотки...
Цепляясь корнями - летит!
                                        И разорвана тьма
во всем околотке.

Свети, родословное древо Отчизны моей,
где малою ягодкой я, Александр Анатольич,
вбирающий горькую сладость летящих корней,
и сладкую горечь...






"КАК МОЖНО УЕЗЖАТЬ ОТ ЭТОГО ПРОСТОРА..."


Как можно уезжать от этого простора,
от этих рощ сквозных, где так легко дышать,
 от этих двух берез, бегущих с косогора,
как можно убежать?
                                       Как можно уезжать?

Другие рощи есть? Березы есть другие?
И есть другой простор, светящийся в снегах?
Допустим. Но спрошу: а звезды жестяные
просвечивают ли в других березняках?

Как можно уезжать от этих красноплодных
рябин? Ты говоришь, рта не дают разжать?
Допустим. Но спрошу: от этих небосводных
пространств, тем более, как можно уезжать?..






"ГДЕ Ж ВЫ, ГОРОДА-САДЫ..."


Где ж вы, города-сады?
Нету и помина.
Грязь. Торговые ряды.
Скудная витрина,

Вновь рожает нам раба,
вновь несет урода
ядовитая труба
нефтехимзавода.






СЕВЕР


По зимнику,
тая во мраке,
поземки бегут,
как собаки.
Все тычутся,
             тычутся в ноги
идущих по зимней дороге.
Лизнут - и в пространство,
как в сажу!

Присяду
и шерстку поглажу...






"ПЛАВНОЙ РЕЧКИ КРУТОЙ ИЗГИБ..."


Плавной речки
                        крутой изгиб.
В мягкой роще
                        березы скрип.
Звезды,
               выросшие из глубины,
из Отечественной войны.
Холм округл,
                       и тропа крута,
и без имени -
высота.
Тишь.
              Вихрастые небеса.

О среднерусская полоса!..






"Я ЗНАЛ ЗАЖИТОЧНЫХ ЛЮДЕЙ..."


Я знал зажиточных людей,
их основательность и хватку,
их уважение к порядку
и к жизни ясной, без затей.

Накормлен их домашний скот,
ухожены их огороды.
И что касается свободы -
у них достаточно свобод.

Они до солнышка встают
и спины крупные горбатят.
И неохотно деньги тратят.
И неохотно в долг дают.

На них плановики страны
далекие расчеты строят,
хоть деньги стоят то, что стоят,
а бескорыстью нет цены...






"В ТРИ МИЛЛИМЕТРА ЗДЕСЬ КУЛЬТУРНЫЙ СЛОЙ..."


В три миллиметра здесь культурный слой
приподнимает над собой
резную карликовую березку,
морошку терпкую и ягель голубой.

Чум треугольный в воздухе парит!
На этот одинокий чум нацелясь,
в кисах легчайших
мудрый хант спешит,
и в гусеницах
                       лязгает
                                     пришелец...






НАРОДНЫЙ ПРОМЫСЕЛ


Две сестры из ума выживают,
запустили хозяйство и дом.
Вышивают они, вышивают,
эта - гладью, а эта - крестом:

тени синие на снегу;
васильки на зеленом лугу.

Человека со свету сживают
сплетней, вещью, кислотным дождем.
Вышивают они, вышивают,
эта - гладью, а эта - крестом:

тени синие на снегу;
васильки на зеленом лугу.

Что за бред в их мозгу воспаленном?
Да взглянули хотя б из окна:
лугу синие на тени зеленом
снегу васильки на!

...тени синие на снегу;
васильки на зеленом лугу.






БОКОВАЯ ВЕТВЬ


Ветреной ночью смело со ствола
ветвь боковую.
Птица, что пела на ней и спала,
плачет впустую!
Кто возвратит ей утраченный дом?
Вон вместо дома -
до окоема зияет пролом,
до окоема...

Что же? Влетай!
                         Там живут поезда,
стройка клубится.
На электрические провода
можно садиться!
Русским тебе говорю языком:
всюду ты дома.
До окоема сияет пролом,
до окоема!..






СТАРУХА


У дома барачного типа
причалила старая липа.
Смотри-ка, осталась цела,
все горести пережила.
В войну, говорят, все скрипела,
все сохла...
                       А после войны
вновь шумное платье надела
 по поводу мирной весны.

У липы на черной скамейке
сучит бесконечную нить
старуха Наталья...
                          “Не смейте
старуху Наталью будить! -
Так нам говорили. - Не смейте
от дела ее отрывать!..".
У липы на черной скамейке
садилась она горевать
 и в ведро, и в дождь - спозаранку,
седин не убравши с лица...

А дочь у нее - партизанка,
а сын у нее - полицай.
Одна была Родине верной,
служил у фашистов другой.
Она - под звездою фанерной,
а он - под Полярной звездой.

И вечером, вставши по кругу, -
в песке, на крыльце, у плетня -
игрушечным танком старуху
расстреливала ребятня.
И ты в этих стрельбах из танка
участвовал - не отрицай!
...и дочка ее, партизанка,
и Петька ее, полицай.

У дома барачного типа
цветет и качается липа,
как прежде качалась, цвела.
Старуха давно умерла. 
Над нею сирень, да ограда,
да ветер, да птица:
                          “Фью-ить!”.

Не надо,
не надо, не надо
Наталью
            войною
                       будить...






ОПУСТИВШИЙСЯ ИНТЕЛЛИГЕНТ


Анекдот рассказав для затравки,
улучив подходящий момент,
меж ребят подгулявших, на травке,
опускается интеллигент.
И пока молодежь погогочет,
он газетку возьмет - пролистнуть.
Нет-нет-нет, он не хочет, не хочет,
разве что за знакомство, чуть-чуть.
Ну, а дальше - как в скучном спектакле:
треп, ужимки...
                            Знакомый типаж?
Вы такого встречали - не так ли? -
на разгрузке вагонов и барж,
при удельных князьках - в услуженье,
под опекой чиновных матрон...
Кто бы знал, до чего в униженье
опускаться сподобился он,
кто бы знал...
             Да и кто же не знает?
Все живем на свету - не в тени.
До начальственных кресел, бывает,
опускается,
до болтовни
на трибуне высокой,
до лавки,
где и все продается, и вся,
до подножного корма, до травки -
ниже некуда, ниже нельзя.

Можно было б заметить... некстати...
Иль сослаться... вздохнув между тем...
Словом, как-то его “Христа ради” -
объяснить? оправдать?
                                    А зачем?

Не дороже в истории новой
достаются ни хлеб, ни вода,
и конторской зарплаты рублевой
для святого хватает труда,
да еще остается остаток
на свободу, на совесть, на честь,
да на этот неполный десяток
книг, которые стоит прочесть...

Так чего ж я пристыл у березы
перед скучной картиной, чего?
Что ж смотрю - стыдно молвить - сквозь слезы,
как уже отгоняют его
от кормушки веселой, убогой,
подвернувшейся вдруг, без труда,
как размытой, разбитой дорогой
он идет... я не знаю - куда?..






"СЛЕСАРЯ ПРОПИВАЮТ ПОЛУЧКУ..."


Слесаря пропивают получку.
В школьном скверике
сгрудились в кучку.
За гонцом посылают гонца.
И попойке не видно конца.
Не прошибли их строчки Указа,
до хмельной не дошли головы.
Под окошками первого класса
пропивают получку, увы...
И не то ведь
чтоб денег излишек,
и не то чтоб их даром дают...
Денег жаль.
Но жальчей ребятишек -
без отцовского глаза растут,
без отцовской науки да ласки
жестковатой, без присказки-сказки,
без прогулок по шелку травы...
Пропиваются дети, увы...
И не надо шептать мне, косея
от избытка вины ли, вина,
мол, и это Россия... Расея...
дар-рагая мая-а ста-рана...
Нет!
Страна дорогая, разрушу
этот миф, унижающий Русь,
и за каждую русскую душу
повоюю,
поспорю,
побьюсь!






"ЗАКУРИТЬ НЕ НАЙДЕТСЯ..."


-  Закурить не найдется? -
дружелюбно вполне
два молоденьких хлопца
обратились ко мне.

-  Как же, как же! Да вот же...
И печальней всего,
что не вспомню я больше
ничего,
ничего...

Госпитальной палаты
белизна и покой.
Что случилось, ребята,
с вами
полночью той?

Переделка какая?
Потому и невмочь,
что уже не узнаю,
не сумею помочь...

Выйду как-нибудь в полночь
и увижу:
            сквозь тьму
мчится “скорая помощь".
А куда?
А - к кому?!

Помолчу виновато.
Что слова говорить?
Есть пока что, ребята,
у меня закурить!..






БАЛЛАДА


...И пшел, как говорится, прочь,
и ветер встретил, и очнулся,
и задохнулся...
            - Вам помочь? -
Послышалось.
             Он оглянулся
и никого не увидал.
Шатаясь, двинулся по кочкам.
И вновь послышалось:
             “Помочь вам?”.
Решил, что хорошо поддал.

Постичь бы бедному уму,
который только ветер встретил,
что это ветер,
ветер, ветер
на помощь бросился к нему!






"МЫ СТРОИМ ДОМ..."


Мы строим дом.
Отец фундамент роет.
Покрикивает:
             “Санька, шевелись!”.
И планы замечательные строит
на нашу замечательную жизнь.

Раствор мешаем,
кирпичи таскаем,
сколачиваем наскоро леса,
над стенами стропила поднимаем,
затягиваем туже пояса.

Зовут на пруд - каникулы в разгаре!
Отнекиваюсь, не пускает дом.
Сегодня мать купила на базаре
кило картошки.
Хо-хо-хо, живем!

Живем, пока в руках горит работа,
и трезв отец, и не хворает мать,
и не иссякла ссуда от завода!

...а дальше неохота вспоминать.






"ПОЭТ ОБЛАСТНОГО МАСШТАБА..."


Поэт областного масштаба
под лампой, светящейся слабо,
у кленов и птиц на виду
читает стихи в горсаду.

Прибились послушать поэта
буфетчицы Лида и Света,
сменяли заботы свои
на вечер стихов и любви.

Пора и поэту прибиться,
войти в эти души и лица
бессменных сограждан своих -
усталых, печальных... Двоих...

Он выбрал далекую точку
и вспомнил забытую строчку,
ту самую, что без чернил
для милой своей сочинил.

За первою строчкой - другую,
такую же недорогую,
придуманную между дел,
когда он писать не умел,

не мог, не хотел, не старался,
в редакциях не отирался,
а просто любил, на беду,
у кленов и птиц на виду.

Обнявшись, глядят на поэта
буфетчицы Лида и Света,
то ахнут они, то вздохнут,
то слезы платочком смахнут...






"ВНОВЬ ОБРУШИЛАСЬ В ДУШУ С НЕБЕС..."


Вновь обрушилась в душу с небес
домовитых скворцов перепалка.
Зеленеет заброшенный рельс,
зарастает ромашками свалка.

Словно выпущенное из пращи,
пролетает над нами светило.
И растет,
и ломает хрящи
сила духа -
                   подъемная сила!






"СНЕГ ВЫПАЛ - И СТАЛО СВЕТЛО..."


Снег выпал - и стало светло,
и видно далеко.
От холода скулы свело.
Легко.
Одиноко.

Прожить на равнине нагой
не можно украдкой.
Стоишь перед этой зимой,
как перед тетрадкой

неначатой.
                     Воля - тропе!
Дыханью не тесно!
Шагнешь - и опорой тебе
российская бездна!..






"ОДНИХ - ПРИСТРУНИЛИ, ДРУГИХ - ОТСТРАНИЛИ..."


Одних - приструнили, других - отстранили,
а третьим сырою землею забили
измученный яростью рот.

Пустые морочит слова приструненный,
в пустыне качает права отстраненный,
и молча зарытый поет:

- Вперед,
             вперед,
рабочий народ!..






"УВОДЯТ ОТ ОТВЕТА..."


Уводят от ответа
проштрафившихся псов.
Задела их газета,
раздела до трусов.

От нас - лояльных, смирных,
стерильных, неживых -
уводят сытых, жирных
собак сторожевых.

Уменьшены зряплаты,
понижены посты.
И временно поджаты
роскошные хвосты.






"ВОН ОПЯТЬ ЗА НИМ ТОЛПОЮ ХОДЯТ..."


Вон опять за ним толпою ходят,
вон опять клубятся там и туг.
Так, толпою, встретят и проводят,
так, толпой, возвысят и сомнут.

Сами примут, сами отрекутся,
сами же себе и возразят.
И по спецкормушкам растекутся,
и по спецканалам пригрозят,

ежели противится природа -
мысль и чувство, птица и волна.
...Так и оторвались от народа -
не на дали, а на времена.

Рядом с безответными
                                    в Отчизне
пожили они при коммунизме
с полным удовольствием своим.

...Вон опять
толпой идут за ним!






"ПОРА БЫ ВАМ ПОДУМАТЬ О ДУШЕ..."


Пора бы вам подумать о душе.
Как говорится, ходим все под Богом,
Не все ж - о гараже, да тираже,
да опытной красавице под боком.

Пора бы вам подумать о стране,
которую забыли, о державе,
которую профукали -
                                   а не
о надобностях собственных и славе.






РАЗГОВОР


Доставай-ка, мать, все, что есть в печи,
вон сыны у ворот - Александровичи.

Сядем вкруг стола, переломим хлеб,
а по правую руку старшой мой - Глеб,

а по левую руку меньшой - Егор.
Неторопкий лепится разговор.

И, в спецовку штопаную одет,
со стены глядит Анатолий, дед.

- Где ж носило вас, по каким таким
сторонам глухим столько лет и зим,

внуки, дети, зятья да невесточки,
что ни духу о вас и ни весточки?

Слово за слово, говорим всерьез,
за вопросом новый растет вопрос.

Или мало мы наломали дров
из певавших нам золотых дубров?

Или мало рек расплескали мы
по могилам дедовским?
                                     Тьмы и тьмы...

Со своей земли, своего двора
сколько ж вымели злата-серебра,

и пшеницы-проса, и ржи-овса?
Да, пожалуй, поболе германца-пса.

Чо ж так благостно языком мели?
Идти некуда со своей земли.

Никакой тропы, никакого пути
ни в которую сторону - нетути.

Коли тут стоять - дак о том и речь,
чтоб не брать-хватать, а жалеть-беречь,

не парить-летать, сказки сказывать,
а прорехи латать, бездны связывать,

наводить порядок в душе, в миру:
корень - к веточке, и добро - к добру,

чтобы тихо небу могла сиять
красно украшенная Отчизна-мать.

Не один сижу за столом в ночи,
вон оплечь сыны - Александровичи!




"ЗАПАХ СВЕЖЕГО СЕНА..."


Запах свежего сена,
мяты и чебреца.
Запалилась, присела
вздремнуть у крыльца,

Бригадира просила?
Подсобила кума?
Нет, сама накосила,
сметала сама.

Журавли откричали,
пронизав синеву.
Долу руки упали -
в листву и траву...






ОДНА


Приберется, накормит кошку,
повечеряет -
                           а потом
к ясно вымытому окошку
подойдет
и упрется лбом.

Долго будут глаза сухие
над колодцем двора висеть.
Что высматривает?
                         Какие
бездны видят?
Не разглядеть...






"ПОКА БЕЗНРАВСТВЕННАЯ ВЛАСТЬ..."


Пока безнравственная власть
нас нравственности учит,
желанье что-нибудь украсть
томит его и мучит:
леща в пруду,
сирень в саду,
черешен у соседки,
а там захочется - звезду
иль соловья на ветке.
Уж коли начал - до конца
на все пойдет, каналья.
...трояк из пенсии отца,
Байкал у Прибайкалья
и Забайкалья...






"ОБЕЗЛЮДИЛА ВЛАСТЬ БЕЗ ЗАКОНА - ОТЧИЗНУ МОЮ..."


Обезлюдила власть без закона - отчизну мою,
и проклятый фашист обезлюдил последние хаты...
На заросшем полынью подворье врубает свою
магнитолу - но только хрипят из нее автоматы.

Разметало магнитными бурями “Хэви металл”.
(Соловей засвистал!) Разбросало железные звуки,
“Это он про чего?”. На приступочек сел.
                                                               Так устал,
что о первой любви позабыл и последний разлуке.

За березовый колок тяжелое солнце зашло.
Тупо булькнула влага вонючая в грязной посуде.
Огляделся неспешно окрест: “Пожевать бы чего?”.
...И в безлюдном краю, наконец,
                                                    обезлюдели люди.






"ИЩУ ЗЕМЛИ В ЗЕМЛЕ РОДНОЙ..."


Ищу земли
             в земле родной:
известка, крошка
стекольная, кирпичный бой...
И - прет картошка!

Ищу в родной земле -
                                  земли:
щебенка, сажа,
бумага...
              И - цветы взошли,
и пахнут даже!..






"...A ТУТ ЕЩЕ - НЕХВАТКА КИСЛОРОДА..."


...а тут еще нехватка кислорода!
Серебряная Севера природа
хватает дефицитный кислород,
как рыба, выброшенная на лед,

виясь и трепеща,
                         Смотри, неброска
картина: кочки в изморози, мга,
вот подползает к сапогу березка,
а вот она ползет от сапога.

Смотри-смотри, куда нога ступает!
На местные цветы, сады, леса...
Десятилетья здесь не зарастает,
не заживает след от колеса.

Идешь-бредешь, а за тобой - руины,
окрестности, пошедшие вразнос.
Степной широкий ветер с Украины,
скажи-ответь, куда меня занес?

Скажи-ответь, зачем укореняюсь,
врастаю в кочки мшистые и мгу?
Не вьюсь, не трепещу. Да, задыхаюсь,
но - видит небо - ползать не могу.






"ПОЗАРАСТАЛИ ДОРОЖЕНЬКИ К СЛОВУ..."


Позарастали дороженьки к слову.
Все мои нивы рожают полову.

Розово-белая пена садов
схлынула - не обнажила плодов.

Страшно в глухую годину очнуться:
ветер шумит -
да деревья не гнутся...






ТЕМА ИЗ "МАУГЛИ"


В мире, где птичий щелк,
шорох тенистых рек,
человек человеку - волк,
а волку волк - человек.






"НАДЫШАВШИСЬ ОГНЕМ И СВИНЦОМ..."


Надышавшись огнем и свинцом,
отравившись безверьем -
повернемся к деревьям лицом,
повернемся к деревьям.
            Там сверкает листва от росы,
            в незабудках - опушки,
            и считают года не стальные часы,
            а живые кукушки.

По живому водили резцом,
по живому - мотором...
Повернемся к озерам лицом,
повернемся к озерам.
            Там кувшинку качает волна,
            и в любое мгновенье
            нам возможность послушать дает тишина
            наше сердцебиенье.

Может быть, перед самым концом
с любопытством бесстрашным
повернемся к природе лицом -
рощам, рекам и пашням.
              Там в листве, и волне, и росе,
              и в траве под ногами
              обретем все печали и радости все,
              что потеряны нами.






"КАК ЛЕГКО ПРИРОДА ПРАВИТ..."


Как легко природа правит!..
На колени граждан ставит
не приемом болевым,
а цветочком полевым...






"СТИСНУВ ЗУБЫ И СЖАВ КУЛАКИ..."


Стиснув зубы и сжав кулаки,
для начала - до той вон реки,
через реку - до той вон горы,
через гору - до той вон вершины...
И летите вы в тартарары,
обгоняя друг друга, кручины!

Что там? Снег и дожди?
                                     Ерунда!
Бурелом на пути?
                           Не беда!
Камнепад впереди?
                           Наплевать!
Протараним, пробьем, переможем.
А вершины нам не миновать,
если связаны с нею подножьем.

Но сначала - до той вон реки,
стиснув зубы и сжав кулаки.






"ТОЛЬКО ДВЕРЬ ОТКРЫТЬ - И ВСЕ ДЕЛА..."


Только дверь открыть - и все дела...
Положить на краешек стола
рукопись
и отойти, потупясь,
и снести очередную глупость,
вовремя понять, подать и проч.,
выразить желанье превозмочь
недостатки,
                       к месту произнесть
дома заготовленную лесть,
в грудь ударить:
                        - Грешен, что скрывать! -
и кивать,
кивать, кивать, кивать...

Только дверь открыть - и все дела!
Голова останется цела,
а душа...
                        Бог с нею. И, скажи,
разве не покойней - без души?
Главное - повежливей расстаться,
улыбнуться, пожелать: “Всего!..".

Но - откроешь дверь, и, может статься,
больше не откроешь
ничего...






ЭЛЕГИЯ


Влетает лунный диск в кленовую аллею,
набросив на горсад серебряную сеть,
И надобно суметь отвлечься (что ж, сумею)
от суеты мирской и в бездну посмотреть,

пока гремит оркестр, и юные наяды
пленяют молодцов, а дамы средних лет
выгуливают псов и свежие наряды,
и прибранных мужей, уставших от побед,

пока пенсионер додумывает думу,
невидящим лицом уставясь в обелиск,
пока бармен Виктор прикидывает сумму,
что выручил...
                           Итак, влетает лунный диск.

Есть нравственный закон во мне. А надо мною
сияет диск луны, исхоженной уже...
Нет неба надо мной!
                        Я там живу и строю.
Нет бездны надо мной!
А где ж она?
В душе,

во мне. И мрак, и свет. Ползучий гад и птица.
Безнравственный закон и нравственный закон.
Поэтому с небес давно пора спуститься
и в души посмотреть живущих испокон,

да, музыкой (а что?), но ведь нередко - болью,
увы, корыстью, но
                          и бескорыстьем, да,
а более всего работой и любовью,
и памятью...
                          Пора вернуться навсегда

к согражданам своим, к земным заботам грубым.
Лишь им благодаря ложится хлеб на стол,
и вырастает сад, и нефть бежит по трубам,
влетает диск и не
влетает дискобол...






"В КОРИДОРАХ РЕДАКЦИЙ - КЛАДБИЩЕНСКАЯ ТИШИНА..."


В коридорах редакций - кладбищенская тишина.
Не витийствуют чтой-то на лестничных клетках витии.
Жирно блещет паркет. Золотятся решетки витые.
Над столами мерцают то лысина, то седина.

Молодежный журнал вам напомнит больничный покой -
разговоры про слабое сердце, про печень, про почки...
Молодые, горячие и неудобные строчки
здесь не могут читать, не держа валидол за щекой.

Ну, а если мелькнет молодое лицо, то оно
так напугано чем-то, что, право, и стыдно, и больно.
И с таким-то в атаку за души людские? Да полно!
Не смешите людей. Хотя это совсем не смешно.

Не смешно, не смешно, что глаза равнодушно скользят
по застиранным строчкам меж точками и запятыми,
что поэтов, которым под сорок, зовут молодыми -
ха-ха-ха! - не смешно - ха-ха-ха! - не смешно, не смешно...

В коридорах редакций заплесневела тишина.
Не за славой забрел я сюда и не в поисках выгод.
Просто выход искал, просто выход искал, просто выход -
но стена и стена, и стена и стена.
и стена...






"УСМЕХНЕТСЯ РАБОТЯГА..."


Усмехнется работяга:
- Знамо, стерпит все бумага...
Только что б ты в жизни нашей,
дорогуша, понимал?
Ну, скажи, чего ты дашь мне,
коль в своей хрустальной башне
тяжелее авторучки
ничего не поднимал?

Эту критику приемлю.
Что с того, что камни, землю
в приполярье и пустыне
на горбу своем таскал,
задыхаясь, на пределе?..
Прав, товарищ!
                           В самом деле,
тяжелее авторучки
ничего не поднимал...






"НЕ БЕРЕГИ ПОЭТОВ, РУСЬ..."


Не береги поэтов, Русь!
Возьми их без остатка.
Что? Жалуются? Ну и пусть.
Пусть будет им несладко.

Прости слепцов, глупцов прости,
писателей куплетов -
но им грехи не отпусти...
Не береги поэтов!

Не дай им жить с тобой, шутя,
светло и одиноко.
Будь беспощадна, как дитя,
будь, как дитя, жестока...






"КАК НА ПОЛЯНЕ КОЧКУ..."


Как на поляне кочку,
которая торчит,
редактор режет строчку,
которая горчит.

Идет на стих, как трактор
на глухариный ток.
За ним - другой редактор
пройдется, как каток.

И вот уже поляна
сверкает, как шоссе.
И ни тебе бурьяна,
ни перышка в росе.

Давай, кати по свету,
читатель, веселей!
Гражданственности нету?
Откуда ж взяться ей?..






"КОГДА ХОЛОДЕЕТ РУЧЕЙ, А ПОТОМ ЗАТИХАЕТ..."


Когда холодеет ручей, а потом затихает,
и стелется по-над равниной недвижный туман,
по свежему снегу горячий песец протекает,
впадая в капкан.

Повизгивает, вырываясь на волю, собака,
и гонит охотника из дому древняя страсть,
с которою как совладаешь? Однако,
                                                     однако
расчетлива снасть.






МОНТАЖ БЕРЕЗЫ

Фантасмагория


“Во поле береза стояла...”



Часть первая.


Пейзаж без человека

...вновь ушли и не вернулись
                                      рати,
вновь разор в Отечестве
                                      и чад.
“Некому березу заломати..._”_-
в женском общежитии кричат
песню...

             Помню-помню песни ваши
после смены,
в полузабытьи,
девушки
             от... надцати и старше,
няни незамужние мои!..

Убегал я из дому без спросу
к песням вашим,
                         пряникам,
                                      рукам...
...Как услышу:
                                “Некому березу
заломати...” - слезы по щекам...

Не о прошлом речь -
о настоящем,
появившемся из пропастей.
Я, как чудо, в этом,
                         состоящем
из подростков, женщин и детей,
мире появился.
                         Пали рати.
Поколений цепь разор­-
                                     вана.

“Некому березу заломати,
некому кудряву..._”_. 
                                   Вот она!
Белая... Одна... белее снега...
седины седее...
                                   символ наш...
Пейзаж
без человека,
бесчеловечный пейзаж.




Часть вторая.


Человек без пейзажа

- Где она...
             эта...
                        как ее...
                                      белое дерево? -
Спросит мой правнук.
                         И что же - в ответ?
                                                   Тишина...
Цивилизация,
что ты с природой содеяла?
Что ты с березою сделала?
                                      Где она?
Для опытов
             в холодильную камеру ее помещали
с температурой
                            минус 273,
а когда родной земле возвращали -
охали только:
            “Жива-а... Смотри-смотри!..._”_. 
Где “железная_”_береза,
                           береза Ф.Б. Шмидта,
которая в 3,5 раза
                          прочней чугуна?
Топором!
             И - ни царапины...
                          Пулею!
                                     И - не пробита...
Где ж она?..

Кому - сестричка,
                           кому - любимая,
кому -
                            еще какая-нибудь родня,
истреблявшаяся
                            и неистребимая,
способная поросль
                          давать
от пня...
Что?
                 Безо всякого риска вали?
Сорное дерево?
                         Прошлогодний снег?
...В сугробы сгребали бульдозером,
                          с аэропланов опрыскивали,
и последние колки -
                         э-эх! -
поворотом рек...

Скажет мой правнук,
                           от всех своих видео-стерео
отключившись,
в бездонное глядя окно:
- Надо попробовать эту...
                        как ее...
                                    белое дерево
смонтировать,
хотя бы одно,
чтоб шелестело,
                        переливалось,
                                               кипело,
чтоб оживляло
                         индустриальный пейзаж.
Идею приняли.
Согласовали.
                      И - за дело!
Перво-наперво
                       трест организовали
“БЕРЕЗМОНТАЖ_”_.
Запросили ученых:
                            “Отчего бела?”.
“От органического красителя,
                          бетулина в коре”, -
                                                       отвечали.
А отчего любима
                          да отчего мила -
этот вопрос обошли,
                           замолчали.

ЗАВОД ПО ПРОИЗВОДСТВУ БЕТУЛИНА
ПОСТРОИЛИ В РЕКОРДНО КОРОТКИЕ СРОКИ.

Потом дознались,
              что в тонне березовых листьев сожженных
оставалось никеля
                          2 килограмма 500 грамм.
А сколько горечи оставалось
                            в рощах опустошенных -
до этого не докопались,
                                       куда там!..
ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ФАБРИКУ ПО ВОССТАНОВЛЕНИЮ
БЕРЕЗОВЫХ ЛИСТЬЕВ ИЗ НИКЕЛЯ
СПРОЕКТИРОВАЛИ И ВОЗВЕЛИ.

Прознали про фитонциды, несущие смерть микробам,
про серебро
                          в перегное березовых рощ...
И не было конца
            новым заводам,
            фабрикам,
            опытам,
            пробам -
цивилизация работала
                                    на всю
мощь.
Еще
про черные черточки на бересте
                                        много чего узнали:
что чечевичками назывались,
                              что они
весной и летом
                              дышали
и наглухо замуровывались
                         на все студеные дни.
И стояла береза -
ни жива, ни мертва...

Словом,
было потомкам
                           над чем помучиться...
...И здесь я проснусь.
                         Да черта с два!
ничего у них
не получится.

И в окно посмотрю.
             Что там - под березами, -
научно-технический прогресс?
                                       Я - за!
Но прогресс - под березами!
                          А не под колесами -
белое дерево
бе-
            ­ре­-
за.






“БЫСТРАЯ ЕЗДА”



МОСКВА, 1985













"Р-РАЗ - И НЕТУ БЕРЕЗЫ. СВАЛИЛИ..."


Р-раз - и нету березы. Свалили.
Зачерпнули воды в озерке.
Лебединое мясо сварили
и поставили на ветерке.

Полукругом уселись. Хохочут.
Наливают по полной. Сопят.
Лебединую песню - не хочут.
Лебединого мяса хотят.






"ДРУГ ПРИШЕЛ С НОЧЕВОЙ..."


Друг пришел с ночевой,
бросил курточку на пол,
не сказал ничего,
не вздохнул, не заплакал.

Долго-долго вдвоем
мы в молчанье сидели.
А потом: что споем?
И о клене запели,

что забрался в сугроб,
под метелью согнулся...
Пели шепотом, чтоб
кто-нибудь не проснулся.






РАЗМОЛВКА


Ночная спит округа -
ни лампы, ни свечи.
Пятно рубахи друга
шатается в ночи
и сна меня лишает.
То здесь оно,
то там.
Как бы прожектор шарит
по плитам, по кустам.
В ночном пространстве гулком
погаснуть не спеши!
...по черным закоулкам
моей души.






"УЖЕ СКАТИЛ ОН БРЕВНА С ВОЗУ..."


Уже скатил он бревна с возу, в
оды колодезной попил,
как вспомнил, охнув, что в березу
всадил топор - и позабыл...

В лесу всю ночь трудилась почва,
и глубина, и даль!..
                            К утру
из топорища вышла почка,
листок забился на ветру!..






"В СЕМЬЕ НЕ ГНАЛИСЬ ЗА ВЕЩАМИ..."


В семье не гнались за вещами,
заботы были - поважней.
Он, не оставив завещанья,
не по миру пустил детей -

а в мир, где за любой обновкой
не спрячешь своего лица.
В шкафу отцовская спецовка -
все, что осталось от отца.






"ВОН ТАМ, ЗА ТУРОЮ, У ЧАСТНЫХ..."


Вон там, за Турою, у частных
владений, себе на уме,
возьму я земельный участок
и сделаю дело к зиме.

Нет-нет, я хором не построю,
забором не огорожу -
одних только лунок нарою,
б е р е з о в ы й сад
посажу...






"КАНЮЧИЛ ВЕСЬ ПУТЬ: "НЕ СПЕШИ!"...


Канючил весь путь: “Не спеши!” -
по щечкам размазывал слезы.
И вдруг: “Что такое, скажи,
пранстранство?”.
                         Ах, эти вопросы!..

Несемся, сбиваемся с ног,
ни слез и ни звезд не заметим.
Что значит пространство, сынок?
Я как-то не думал над этим...






"НИЧЕГО НЕ НАЖИЛ, КРОМЕ..."


Ничего не нажил, кроме
болей в сердце да седин.
Отчего ты загрустила,
дорогая?
             Посидим,
сварим на обед картошки,
попируем без забот.
...кроме тополя в окошке,
ишь, как вымахал за год!
Улыбнись мне, молви слово,
улыбнусь тебе в ответ.
...кроме сына золотого,
рассыпающего свет.
Нам ли гнаться за удачей
да желать иных путей?
...кроме верности собачьей
строгой Родине моей.






"НА СЛИВЕ..."


На сливе
вызревает слово
"слива”...

И если все окончится счастливо:
и ранние не грянут холода,
и суховеи не пронижут лето,
и будет вдоволь воздуха и света,
и будут в почве пища и вода,
и если,
             гербицидами пыля,
обминут самолеты
             листьев песни,
и если не слетит с оси Земля,
и если...






КАМЕНЬ


С какой прилетел стороны -
не знаю...
              Оттуда, быть может,
где ветер последней войны
смиренные горы корежит.
Где стонут они и дрожат,
охвачены смрадом и пеклом.
Где птицы на пепле
                            лежат,
а камни
             летают
                          над пеплом.

Покуда мой разум живой
ответа насущного ищет -
и ласточка над головой,
и камень летающий
                         свищет.






ГРАНИЦА


Увы, совсем не для
картошки и пшеницы
распахана земля
границы.

Не зацветут сады
на солнышком прогретой.
Лишь изредка
следы
растут на пашне этой.

Покуда белый свет
границами расколот,
проросший за ночь
след
распространяет холод...






"РАЗБЕЖАЛАСЬ ДАЛЕКО..."


Разбежалась далеко,
но вся мне видна.
Все пригорки,
все горки,
все горы
видны.

У меня маленькая,
очень маленькая страна -
для тревоги моей
и для третьей войны...






"НА НЕБО Я СМОТРЕЛ..."


                      На небо я смотрел,
звездою падающей любовался,
ловить пытался молнии...
                       Пострел,
я ничего на свете не боялся!

                      На небо я смотрю,
грозы разрывам, замирая, внемлю,
слежу звезды полет
                     и говорю:
“Боюсь всего, что падает на землю...”.






"МЫ - ПОСЛЕВОЕННАЯ ПОРОСЛЬ..."


Мы - послевоенная поросль,
поднявшаяся на золе.
Нас мало. Мы выросли порознь.
И порознь стоим на земле.

Давно ли Отчизною,
                        лесом,
что полон был неба и звезд,
война прокатилась железом -
и сосны смела, и подрост.

Но тут же в пыли придорожной,
под камушком и у реки
проклюнулись осторожные,
цепкие ростки,

взметнули стволы над холмами,
зеленые, двинулись в путь.
...Мы ищем друг друга корнями -
а кроны не можем сомкнуть...






ДОМ


Заброшенный уже, опустошенный...
Как говорится, здесь вопрос решенный -
на слом его?
                        На слом его, на слом!
Неладно сшит он и нелепо скроен,
и этого простора недостоин,
одетого бетоном и стеклом.

Тут не поможет никакая правка.
Пожившего, его прошила травка,
в нем ласточка живет под потолком,
и дождь гостит, и ветерок...
                                       Нелепость!
Ну разве крепость дом такой? Не крепость.
А раз не крепость, значит, и не дом.
На слом его?
На слом его, на слом!

Его не надо сторожить ночами,
не надо дорожить его вещами
и мебелью не надо начинять.
И штопаный, и латаный, и битый,
свободный, неухоженный, небритый -
в таких мне доводилось ночевать!

Его я встретил, проплутав немало
среди красавцев нового квартала.
За угол завернул и - черт возьми! -
чуть в глубине, один, среди ромашек
стоит себе, и занавеской машет,
и манит незакрытыми дверьми.

Войдешь -
глаза на звезды
подними!






ПЕПЕЛЬНИЦА


На уголке стола,
теплая и живая,
пепельница жила -
раковина морская.

Пламенем обожгли,
спичками засорили.
Рыбы и корабли
родственницу забыли.

Молча она стоит,
кожей янтарной брезжит
и никаких обид
ни на кого не держит,

будто не знала зла
и миновала горе.

Слышишь?
            Опять о море
речь свою повела!






ВИД НА УЛИЦУ


Витрины - в ряд,
машины - в след.
...Смотрел бы в сад,
да сада нет.

В стекло и сталь
бьет желтый свет.
...Смотрел бы в даль,
 да дали нет.

На лбу рука,
мне не уснуть.
Еще пока
есть Млечный Путь...






СОН О ХУДОЖНИКЕ


На земле, где дождик
льет со всех сторон,
жил да был художник
посреди времен.

В комнате чердачной
жил - не унывал.
Все просвет на мрачной
туче рисовал.

Там душа водила
кисть перед собой!
Жаль, что не хватило
краски голубой.

Над землей суровой -
как судьбы итог -
голубой,
багровый,
звездный
             лоскуток!..






ВОЗВРАЩЕНИЕ ИЗ ПУТЕШЕСТВИЯ


Россия - там,
за мутною рекой,
за этой неестественно красивой
девицей,
           за протянутой рукой
и за спиной согнутой.

Там Россия -
за проданной хозяевам строкой,
за барышом, за вывескою лживой,
за куплей, и продажей, и наживой,
за веткой, притворившейся доской
отполированной.

Россия - там, вдали,
за рощицей причесанной и строгой,
за этою железною дорогой
в четыре бесконечных колеи...

Там небо выше! Там простор синей!
Там горы круче! Пропасти бездонней!
Там косяки осенних журавлей
еще пронзительнее и бездомней...






"НЕ НА РОЗОВЫЕ КОЛОКОЛЕНКИ..."


Не на розовые колоколенки,
окунувшиеся в зарю, -
на квадраты и прямоугольники
крупноблочных строений смотрю.

Не презрением, а волнением
наполняется сердце мое.
Пережившим войну поколением
переполнено это жилье,

и обласкано, и ухожено,
не оставлено без забот.
Хорошо-то как расположено:
рядом булочная и завод.

Пусть на взгляд беспристрастный художников
не украсят окрестный пейзаж
грубый столик для доминошников
инвалида железный гараж -

здесь мы счастливы были, проказники,
футболисты, “фулиганье"... 
Свадьбы, будни, поминки, праздники.
Быт. И все-таки - бытие.

Эти зданьица крупноблочные
(понимаю теперь вполне)
для страны моей -
                         сверхурочные
в годы, выпавшие стране,

небогатые, недородные,
еще пахнущие золой,
но спокойные, не голодные,
с горизонтом и синевой.

Жизни выправилось течение
и раздвинулось широко.
Нет! Прекрасного назначения -
если вдуматься глубоко -

и квадраты, и прямоугольники,
строго вписанные в зарю.
Не про розовые колоколенки,
не про них сейчас
                         говорю.






ТУФЛИ


Синие мамины туфли,
редкий подарок отца.
Сморщились, краски пожухли -
выдержали до конца.

Выдержали! Послужили,
сделали дело свое.
Как незаметно зашили
пряжечку
руки ее!..

Не обивали пороги
и не боялись дождей,
не выбирали дороги
вытоптанней и кривей.

Стежкой, а где - по колодам,
тропкой, а где - по камням
шли себе
             вслед за народом
по неотложным делам.
Выдержали.

Отходили
ночки свои и деньки.
Русских дорог не забыли
скошенные каблучки.






"ХОЧУ В ДОНБАСС, НА РОДИНУ, ИЗ КРУГА..."


Хочу в Донбасс, на родину, из круга
забот.
              Вот денег соберу - и в путь!
Хочу,
              хочу услышать мову друга,
задымленного воздуха вдохнуть.

В Донбасс хочу!
На день. На два от силы.
Одним глазком - и все, и буду рад.
Там ждут меня.
Там отчие могилы
неприбранными с осени стоят.

Лишь поклонюсь Андрею, Лиде, Толе...
А то еще подумают как раз,,
мол, запропал, исчез, как ветер в поле.
Но я не ветер в поле, нет!
Хочу в Донбасс...






РЕЧКА БУЛАВИНКА


Здравствуй, речка Булавинка,
моей жизни сердцевинка!
Вновь у бережка стою.
Узковата, мелковата,
но ни в чем не виновата,
катит капельку свою.

Где ее большие воды?
Воды выпили заводы.
Только капелька одна
и осталась.
                           Но - живая!
Вербы, небо отражая,
в океан устремелена.

Пусть не выйдет за пределы
русла -
                        поважнее дело
предназначено реке!
Булавинка, Булавинка,
словно мутная слезинка
у Донбасса -
                       по щеке...






"ОТЧЕГО ТЫ, СЕРДЦЕ, СЖАЛОСЬ..."


Отчего ты, сердце, сжалось
у тесовых у оград?
Ну, калитка расшаталась,
не побелен яблонь ряд,
не обложена дорожка
темно-красным кирпичом,
не распахнуто окошко -
ну, а ты-то здесь при чем?

Отблеск дальнего мартена
лег на черное окно.
В сквере утренняя смена
разбивает домино.
К неизменному соседу
набежала детвора.
...Уже звать пора б к обеду,
звать пора бы, звать пора...

То обеденное время
мне уже не воротить.
Не белить весной деревья
и калитку не чинить.

И давно уж, между прочим,
я живу в ином краю...
Перед домом, перед отчим
домом проданным
                          стою...






ФУТБОЛ


Два портфеля на приколе.
“Толя, пас!”, “Алеша, бей!”...
Ни размеченного поля -
просто поле! -
                             ни судей.

Я футбол такого рода
вспоминаю до сих пор.
Улетает мяч в ворота,
отворенные - в простор!..






 КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ КОЛОДЕЗНОГО ЖУРАВЛЯ


Спи, моя степная птица,
люли, люлюшки, люлю,
я пою, когда не спится
у колодца журавлю,

Ты стоишь среди метели,
люли, люлюшки, люли.
Улетели, улетели
твои тезки - журавли...

Спи, моя степная птица,
люли, люлюшки, люлю.
Пусть тебе звезда приснится,
в глубь упавшая твою.

А как брызнет лучик солнца,
люли, люлюшки, люли,
брось его вон в то оконце -
Любе, Любушке, Любви.

Пусть она скорей проснется,
пусть увидит:
                         сквозь метель
рвется в небо из колодца
деревянный журавель!






"ПОЙДИ ТУДА - НЕ ЗНАЮ КУДА..."


Пойди туда - не знаю куда,
куда электричка ушла навсегда,
куда не дойдут моя правда, мой суд,
куда вечера
             мои мысли несут.

Принеси то - не знаю что,
что я не терял, что не видел никто,
что я принести не могу пособить,
что я забываю,
и боюсь позабыть...






"РОЩА ТРЕПЕЩУЩАЯ, ПРЕДОТЛЕТНАЯ..."


Роща трепещущая, предотлетная,
теплая вся!
Скоро сметет ее вьюга холодная,
вкось унося.

Пусть же помедлит, помедлит, пока еще
легок и чист
этот светающий,
                        с ветки слетающий,
тающий
              лист...






"ВСЕ ПРО ТИШЬ ТВЕРДИШЬ, ВСЕ ПРО ТИШЬ..."


Все про тишь твердишь, все про тишь...
Только как сбежишь от трамвая?
Ты простишь меня, ты простишь -
не тропинка я, не трава я.

Мне и дня не прожить - без книг,
монотонных домов бетонных,
и ученых друзей моих,
и звонков твоих телефонных.

Все про тишь твердишь, все про тишь,
говоришь: “Я хочу простого
ветра, камешка и простора...”.
Ты простишь меня, ты простишь.

Пусть клубится фабричный дым -
он весенним прибьется ливнем.
Не зови меня, не звони мне
колокольчиком полевым.






"ЭТА ЖЕНЩИНА НЕ ПРОДАЕТСЯ..."


Эта женщина не продается
и тебе, дураку, достается
не за ржавый пятак -
за бесплатно, за так,
как звезда, как вода из колодца.

Как легко с этой женщиной ладить,
как легко эту женщину гладить,
обнимать, целовать,
от себя отрывать,
оторвешь - и она оторвется.

Позовешь - и она отзовется,
Разобьешь -
и она
              разобьется...






"ОТШЕЛЕСТЕЛ ЛИСТОПАД..."


Отшелестел листопад,
птицы пропели.
Вот и окончились, брат,
дни, что звенели.
Луг, что ромашками цвел
миг только краткий,
как в учреждении стол -
чистый и гладкий.
Ветер в калитку стучит:
“Кофт навязали?..”.

Голая роща стоит
перед глазами.

Выйду на луг не спеша,
сброшу усталость.
Пусть остается душа
с тем, что осталось,
с тем, что стоит в холода
честно и стойко,
с тем, что со мной навсегда -
с Родиной только. 
Пусть остается! болит!
светит слезами.

...Голая роща стоит
перед глазами!..






"ДОЖДИК СЕРЫЙ ЗАСЕЕТ, ЗАСЕЕТ..."


Дождик серый засеет, засеет
на начало утиных охот,
все ложбинки и ямки заселит,
все ручьи воедино сведет.
До далеких озер не пробиться,
не дойти до ближайших болот.
“Вона скоко простору для птицы!”, -
Николай Николаич вздохнет.
Мы в машине фонарик засветим -
а мечтался на зорьке костер...
Что поделает с дождиком этим
бесполезный железный мотор?

По кабине - все капли да капли,
спят в машине давно мужики,
над кабиной - все кряквы да цапли,
все казарки летят, все чирки.
О природы прекрасная зрелость!
О сентябрьских дождей благодать!
Мне стрелять и делить расхотелось,
захотелось свести и связать
небо с пашней, трагедию с шуткой,
все, что будет, со всем, что прошло,
и охотника спящего - с уткой,
поднимающейся на крыло.






"ДЛЯ ОДИНОЧЕСТВА ВРЕМЕНИ НЕТ..."


Для одиночества времени нет.
Утречком встанешь,
выйдешь из дому - навстречу сосед:
“Что не заглянешь?”.

Поговорим. И по узкой тропе
(здесь недалечко)
во поле выйдешь - навстречу тебе
выбежит речка!






СКАМЕЙКА


Глина да суглинок,
около ручья
между двух рябинок
мокрая скамья.

Сколько шел - не встретил
ни одной души.
Только дождь, и ветер,
и скамья
в глуши.

Ничего не стоит
ставить на века.
Как умели строить!
Столбики!.. доска!..






ЕЛКА


Нарядилась елка
в розовый снежок.
Звездная заколка,
месяца рожок!

Но удар и - где ж ты? -
на снегу ничком.
Елкины одежды
в воздухе пустом.

Путь ее недолог
после топора.
Вон уже поселок
прет из-за бугра.

Праздничная хата
поперек пути,
вместо снега - вата,
блестки, конфетти.

Пропадай без толку,
ветра не зови!

Разве я про елку,
милые мои?..






"ПО ОСЕНИ, ПО ВЛАГЕ РЫЖЕЙ..."


По осени, по влаге рыжей
на службу или в гастроном,
как бы под собственною крышей,
идешь под импортным зонтом.

Пусть ветер тучи катит, катит,
пусть ясень потемнел и сник -
тебе-то что, когда не каплет
за отложной твой воротник.

Ужель в уют поверил слепо?
Забыл те времена ужель,
когда нам крышей было небо,
а музыкой была капель?..








"НА ЧЕРНЫЙ ГОРСАД, НА АСФАЛЬТ..."


На черный горсад, на асфальт,
на красные черепицы
высокие слезы летят реки,
и ручья, и криницы.

Недолго им, светлым, летать!
Над Родиною дорогою
прольются -
                         и станут опять
криницей,
ручьем
и рекою.






ОЩУЩЕНИЕ ВЕТРА


И шелесты, и шорохи,
и запахи с полей,
серебряные всполохи
изнанок тополей.

Ромашки растопырены,
морщины на реке.
И волосы Людмилины
летят к моей щеке.






У ТЕЛЕВИЗОРА


Когда, Земли тревожный житель,

отвлечься хочешь от забот,

тебе с экрана исполнитель

девичьим голосом споет,

прошепчет или прорыдает,

и задыхаясь, и дрожа,

как вся тоскует и страдает,

как вся горит его душа.



Ах, это... пенье, всхлипы эти,

власы, атласное белье!..



Когда свинец поет на свете,

певец,

где мужество твое?






"ОТЦВЕЛИ СОЛОВЬИ..."


Отцвели соловьи,
и закончились встречи.
Обнимаешь свои
опустевшие плечи.

Вьюга, окна слепя, с
нег метет у порога.
Обнимаешь себя,
чтоб согреться немного.

Как продрогла ты вся
от зимы, от разлуки!
Не закутаешься в свои
тонкие руки...






СОСЕДКИ


Независимо Аннушка тащит
свой ковер. Две зарплаты, поди.
Ишь, как Верка-то зенки таращит.
Ничего, погляди, погляди...

Во дворе расстелила. Картина!
На орнаменты дождь моросит.
Новый. Только что из магазина.
Выбивает! На Верку косит.

Слава Богу, дожили. Достаток
(это с коих-то, с коих-то пор!)
появился. Его отпечаток -
да, к примеру, хотя бы ковер

незатейливый, колера вишни,
не персидский (что там говорить!),
потому необычный, что - лишний,
без которого можно прожить.

Как неспешно она выбивает,
как ласкает узоры рука!..
Верка Аннушку, ну... понимает -
ни ребеночка, ни мужика.

Подойдет. И покупку похвалит.
И к себе пригласит на чаек.
А печенья-варенья наставит!..
Коротают вдвоем вечерок.






"ЗА РЕКОЮ - НЕ КРИЧАТ..."


За рекою - не кричат
лебеди давненько...

Выгоняет поросят
утром бабка Фенька.

Из-под рук ее (о-ох!)
выскользнут перильца.
Сиганут в чертополох
два ее кормильца.

(Бабы Фенины сыны -
Алексей и Коля -
не вернулися с войны,
пали в чистом поле.)

Опрокинутый плетень,
высохшая вишня...

-  Что ты плачешь, баба Фень?

-  Лебедей не слышно, -

о отпрянет от плеча,
и уже - из дали:
- Ах, как лебеди крича-
                                     аа-аа-а-ли...






"ОТКУДА КОРОМЫСЛО, ГОРОЖАНКА..."


Откуда коромысло, горожанка?
Давно не пил я солнца на воде.
В пространствах тесных между гаражами
не затаилась ли криница где?

Ох, и вкусна ж вода твоя - на диво!
В ней небо есть, и солнце, и мороз,
в нее наверняка гляделась ива...
А с краном - что? Забарахлил насос?

Скажи, откуда все же коромысло,
откуда эта радуга-дуга?
Бабуля, говоришь? А я-то смысла
уже не видел в нем совсем, ага!..

Но пригодилось.
Надо ж, пригодилось!
Спешишь? Уже уходишь ты?
                                        Как жаль!
Дай подмогу маленько, сделай милость.
В такую даль идешь!
В таку-у-ю даль...






"НАДО ОСТАТЬСЯ ЖИВЫМИ..."


Надо остаться живыми
в грохоте этом и дыме.
И со станком подружиться.
И с шестеренкой кружиться.
Надо поладить с пружиной,
надо сцепиться с болтом.
Под дождевальной машиной
надо остаться с дождем.

...хлещет, и плещет, и блещет,
в серенькой тучке ворчит,
и на ромашке трепещет,
и по кран-балке стучит!..






"ЧТО РОДНИТ МЕНЯ С МАЛЬЧИШКОЙ..."


Что роднит меня с мальчишкой,
тем, сбегавшим на реку?
Засыпал в обнимку с книжкой
под кукушкино “ку-ку!”.

Это ж надо - даль какую
пробежал я невпопад!..

Все часы его
                         кукуют,
все мои часы звонят!






"И ПАСМУРНЫМ ДНЕМ, И ПОГОЖИМ..."


И пасмурным днем, и погожим,
поэты, читайте прохожим,
за пуговицу хватайте -
читайте, читайте!

Спешащим на службу в конторы
читайте про небо и горы,
про женщину, что любима, -
им так это необходимо!

С волнением настоящим
читайте бегущим, летящим,
бросайте им слово, как свет -
в затылок,
вдогонку,
вослед!..






СТЕНА ПРОСТОРА







НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО


Памяти Анатолия Пивовара


Молчаливый народ - мужики.
Любят - молча,
работают - молча.
Бабье дело: чесать языки.
Да и времени нету!
                        А Тольча -
нараспашку! навзрыд! невпопад!
Будто красная девка, ей-Богу!
“Весь на людят живет, - говорят
о таких. - Ничего, понемногу, -
говорят, - обомнет его жисть,
утишит в круговерти суровой.
Будет молча тоска его грызть
по какой-нибудь юбке бедовой -
промелькнувшей, исчезнувшей...
                                       Нет,
ничего-ничего, обломает...”.
Тольча слушает - не понимает
или просто хохочет в ответ.
Что ты спросишь с него?
Двадцать лет!..

Север, Север...
Случился порыв -
а еще не промерзла трясина.
Вот в нее-то, ледок проломив,
ухнул “КАТ”,
                дорогая машина.

Молча трос к полынье подвели,
протащили и дернули - молча.
Что с машиной?
             Машину спасли.
Что ей будет, машине?
А Тольча...

В молчаливое встали кольцо.
Книжка... Паспорт...
               А в паспорте, смято,
неотправленное письмецо,
и позапрошлогодняя дата.
Не посмели прочесть ничего.
Пусть молчат
Тольчи строчки живые.
Это личное дело его -
промолчать для какой-то Марии.

Молчаливый народ - мужики...






ПЕСНЯ


Как тоскуют парни по любви!..
Вот поют,
покуда ночь и вьюга:
“Не зови, подруга, не зови,
подруга...”.

Ты словам из песни не поверь,
сделай-ка
еще одну попытку -
позови! Ну, выбеги за дверь,
за калитку...

Сколько можно, прислонясь к окну,
ждать и ждать его,
не уставая?
Позови единственного, ну!
Эх, родная...

Может быть, его настиг буран
в рейсе дальнем -
лесом, гривкой, поймой.
Позови его. Шепни: “Иван,
дорогой мой...”.

Как под ним коварный гнется наст!
Как в стекло
свинец небесный лупит!
Не предаст машина, не предаст,
не полюбит...

Как тоскуют парни по любви!..
Пусть слова у песни
без печали:
“Не зови, подруга, не
зови...”.
Позвала ли?






ЗАЯЦ НА БЕТОНКЕ


К бетонке
            зайца
                       светом фар прижали,
в лучах как бы на привязи держали,
за ним гнались четвертую версту.
Дрожали стекла,
гонщики дрожали.
“МАЗ” рассекал огнями черноту.

Убийство на свету... Убийство светом!
И я, увы, присутствую при этом,
но ничего поделать не могу.
Летит косой.
Неотвратимо следом
тяжелый “МАЗ" летит через тайгу.

Летит зайчишка, как живой листочек,
клубочек теплый, маленький комочек.
Машина гонит, гонят свет и страх.
Дыхание живое
между строчек
вот так же пробивается в стихах!

“Жми, Васька, жми!...”.
                          Близка уже расправа.
Ему б свернуть налево иль направо,
туда, туда, к деревьям, в темноту,
где не грозят
ни травля, ни облава.
Ан нет! Предпочитает на свету.

“Жми, Васька! Колесом - и вся недолга!” -
Орал напарник, вглядываясь зорко
в добычу. -
            Ну-ка влево сдай чуть-чуть!”.
...Но на дорогу
выбежала елка
и “МАЗУ” перегородила путь.

Ну вот и все. Спросил напарник: “Целы?
 Вылазь! Кажись, доехали до цели,..”.
Василий всхлипнул громко: “Ну дела-а!”.
Над нашей головой
шумели ели,
сова кричала, и звезда цвела.
Кричит сова. Бушует непогода.
Звезда глядит упорно с небосвода
на нас, на лес, на дальнее жилье.
Не спит
неравнодушная природа,
вступившаяся за дитя свое.






ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ


Сухой закон... Ни-ни! Основ основа,
дабы не падал трудовой накал.
А тут - ЧП.
Два ящика спиртного
у сварщика прораб конфисковал.

Как он достал? Доставил как?
                                       Не знаю...
На сотни километров - ни села.
И ни одна собака розыскная
его следов, конечно б, не взяла.

Стоит он, бедный, отвернулся влево,
в плечо запрятал виноватый взгляд:
“Я ж, Никанорыч, эт-та, для сугрева.
Не для питья ж! Мороз под пятьдесят...”.

“Ага, замерз! Поди ж ты незадача, -
здесь Никанорыч сбавил тон чуток, -
щас будет у тебя почти что дача,
щас у меня согреешься, браток.
А ну, давай, сымай шубейку, парень.

Бери-бери поллитру, не робей!
Так, хорошо. Сейчас мы ей и вдарим.
Да вот хотя б об этот угол. Бей!”.

Что делать? Тут уж надо постараться.
И сварщик, на приятелей косясь,
мол, не хотел, мол, не вините, братцы,
все он, зануда...
                          И об угол -
хрясь...
Аж пот прошиб!.. К спине прилипла роба.
Ему прораб дает вторую:
                                      “Бей!”.
“Не, Никанорыч, все. Ты сам попробуй.
Рука не поднимается, ей-ей!..”.

А Никанорыч - что? Он не святоша,
он сам, конечно, выпить не дурак.
Но тут такое дело! Люди тоже
стоят, глядят.
                       Ах, так ее растак!

И с разворота - трах!
                      И за другую,
за горло лебединое и - трах!
Сладчайшую, горчайшую, родную,
рассейскую - в осколки,
                                     в брызги,
                                                 в прах!

За все!
За юность, что прошла туманна,
что не была похожа на весну.
За седину Натальину,
                                   так рано
зажегшуюся в косах седину.

На, получай! Разлучница, каналья!
Ах, как он бил - раскованно, легко.
Как жаль, его не видела Наталья!
Увы, живет Наталья
далеко...






ОЖИДАНИЕ ВЕРТОЛЕТА


Взлет - посадка,
взлет - посадка...
Об балка наискосок
вертолетная площадка -
грохот, буря и песок.

Ожидают вертолета
Мишка Гусев, машинист,
и лоснящийся от пота,
от мазута, от тавота
лист осины, юный лист,
народившийся под свист.

Мишка спросит:
- Что - не сладко?
В дальний хочется лесок?

Вертолетная площадка -
грохот, буря и песок,
слезы, песни, крики:
"Здрасьте!", керосин,
духи и пот...
Мишка Гусев ждет запчасти,
лист железной бури ждет.

Накатила, налетела,
закружила... замерла!
Слева ветвь осиротела,
справа ветку от ствола
целиком оторвала -
и прошла...
              Как не бывало.

Что такое? Боже мой,
лист осины вполнакала
снова светится.
Живой!
Как он выдержал?
              Загадка!
Против смерча - волосок...

Вертолетная площадка -
грохот, буря и песок,
мясо, хлеб, запчасти, трубы,
и удар в плечо: “Держись!”,
просьбы, руки, вздохи, губы...
Словом, жарко,
словом - жизнь!

Мишка тронет лист рукою,
Мишка выдохнет:
                         - Юнец,
под пуржищею такою
не сломался? Молодец!
Это, брат, и мне знакомо, -
бросит Мишка. - Ни шиша!
Против лома
нет приема,
против лома
есть душа!

В глубине земли безбрежной,
молодой, небритой, нежной,
на казымском берегу,
в окруженьи мглы холодной,
посреди воды болотной -
на площадке вертолетной
надышаться не могу!






"ДРУЗЕЙ НЕ ПРИВОДИЛ..."


Друзей не приводил,
был тих он и застенчив.
Соседям подходил
такой сосед за стенкой.

Он в детстве рос иным!..
Но своего добился.
Лишь папиросный дым
вокруг него клубился.

Влюбился. Но она
о той любви не знала -
такая тишина
вокруг него стояла.

Уехав, не забыл
ни взгляд ее, ни локон,
хоть самосвал
                        любил
на Севере далеком.

И, вглядываясь в тьму
усталыми глазами,
рассказывал ему,
о чем молчал с друзьями...






КОЛЫБЕЛЬНЫЕ В ПОЕЗДЕ "ТЮМЕНЬ - СУРГУТ"


Дети плакали в жестком вагоне
в середине Сибири, на склоне
дня, несущегося в забытьи.
Полки вздрогнули и заскрипели.
Дети плакали - матери пели
колыбельные песни свои.

Я не знаю, что их разбудило.
Поезд врезался в ночь, как зубило.
За окном все опасности - там,
где тайга, комарье и болота,
где у пап их такая работа,
что одним только им по плечам.

На каком-то ночном перегоне
дети плакали в жестком вагоне.
Поезд шел из Тюмени в Сургут.
За окном - полыхало, клубилось!..
Ничего-ничего не случилось:
дети плачут - а мамы поют.






“СТИХОТВОРЕНИЯ”



СВЕРДЛОВСК, 1977













ПРИТЧА


Тропа... проселочная... шлях...
То снег, то пламя краснотала...
Я шел и шел. Мне не хватало
дыханья. Ветер пел: “Приляг”.

Я шел. “Отсановись, чудак", -
река из-за кустов шептала.
Я плыл. И вот ее квартала
огни. Вот дом ее. Я шаг

прибавил. Я во двор влетел.
“Дошел”, - шептал. “Я так хотел”, -
шептал. Дошел! Еще немного.

В подъезд нырнул я, как под лед.
Последний лестничнй пролет.
Я - настежь дверь! А там - дорога...








"КРАЛСЯ, ЦЕЛИЛСЯ, БИЛ - НЕ ЖАЛКО..."


Крался, целился, бил - не жалко!..
Я не смог бы.
Я - не смогу.
Пусть пушистая моя шапка
моет мордочку на снегу.

Что ж! Поежимся среди шума
асфальтированных дорог.
Отогреет пусть моя шуба
милой Родины островок.

Выйдет срок холодам и ветру,
выйду за город...
                          Горяча,
на ладонь мою - как на ветку -
белка скатится с кедрача!






СКРИПАЧ


Все состоит из мелочей...
Но вот на сцене освещенной
соленым потом освященный
скрипач со скрипкою своей.

Я нотка в звуковом ключе,
я что-то значу и не значу,
мне не дано понять, кто плачет -
скрипач иль скрипка на плече.

Не разделяю скрипачей
и скрипки никакой стеною.
Есть музыка. А остальное -
все! - состоит из мелочей,






"ОНА ВНЕЗАПНО СТАЛА ДАЛЬЮ..."


Она внезапно стала далью -
во все края, во все концы...
И в голосе ее
                       с печалью
вдруг зазвенели бубенцы -

так много было в нем простора...
А ведь была близка, проста.
Мы расставались в коридорах,
мы целовались у моста.

И вдруг!..
             Откуда даль такая,
такая пустота в груди?
Стою, растерян, и не знаю,
в какую сторону идти...






"ПУСТЬ НЕ КОРМИЛА ХЛЕБОМ..."


Пусть не кормила хлебом
сдобным - речь не о корме.
Только под этим небом
дышится глубоко мне.

В драке живешь ли, в холе,
в неге поешь ли, в бойне -
только на этом поле
слышится далеко мне.

Тайная перекличка
колокола с трамваем.
Дальняя электричка
сердце зацепит краем...






"ЛОДКИ, ПОХОЖИЕ НА УЛЫБКИ..."


Дамбу весь день крепили -
вымокли и устали.
Щели в домах забили,
плотно закрыли ставни.

Бурю пророчит сводка.
Бурю!
             А над домами,
словно улыбка - лодка
в темном зажглась тумане.

Разве она не знает:
миг - и грозит крушенье?
Или она пылает
берегу в утешенье?

Двери и окна - настежь!
Двери скрипят, калитки.
Плывут навстречу в ненастье
лодки,
похожие на улыбки.






СНЕГ РОДИНЫ


Когда смешаются в пути
мороз, метель и полночь,
когда и меху не спасти -
приходит снег на помощь.

Укутывает и поет,
и над тобою плачет:
“Вот шубка - на! Вот шапка, вот
ботиночки, вот плащик...”.

Отчизна! Не игла швеи,
не новые модели -
спасли меня снега твои,
снега твои согрели.






ДОЛИНА


Ты многое можешь: ты слабый. Да что там!..
Ты сможешь пройти по Тарманским болотам
сквозь вой комарья и бурана картечи,
железную трассу забросив на плечи;
ты сможешь пробиться тайгой и Уралом
Полярным - по снежным завалам и скалам,
чтоб как-то однажды придти на вершину
и, плача, увидеть в тумане долину
с речушкою тихой,
с грачом и грачихой
на яблоне старой
в саду...

Но знай, что долина -
непреодолима!

С речушкою тихой,
с грачом и грачихой
на яблоне старой в саду.






ОСЕНЬЮ


Меня растрогали нагие дерева,
и воробьи, озябшие в пыли,
и ветры влажные - глаза мои, слова
растрогали они - и разнесли...

Как у меня кружится голова
от быстрого вращения Земли...






"О ЧЕМ ПЕЧАЛИШЬСЯ НОЧАМИ..."


О чем печалишься ночами?
Замаяли дела?
Обидел ни за что начальник?
Ушла любовь? Пришла?

Или надоел уют морозный?
Иль аппетит пропал?
Попал в глаза дым папиросный?
Пожарищ дым попал?..






"НЕСОВМЕСТИМОСТЬ ТКАНЕЙ... ЭТО..."


Несовместимость тканей... Это
твердит газета без конца.
Мир ждет - но нет, но нет ответа.
Не приживляются сердца.

А рядом - яблони и вишни
из одного растут ствола.
Так что? Мы из природы вышли?
Или она из нас ушла?..






ШКАФ


Гранят, шлифуют...
                          И из дерева,
измученного на станках,
сияющий выходит шкаф -
весьма полезное изделие.

Вместилище томов на сто
печалей, радостей, сомнений,
отчаяний и откровений...
Почти живой!
                        Ну разве что

весной, когда над чернью плит
береза вскинется от ветра
и затрепещет,
                          он ответно

не вздрогнет,
и не зашумит.






ДОРОГА


Легла дорога за тобой...
...И до тебя легла дорога.
Соединила два порога.
Легла дорога за тобой.

Дорогой той, по виражу
(тальник, березы, речка, горка),
когда мне горько - прихожу.
И ухожу - когда мне горько.






"А БУДЕШЬ УХОДИТЬ ВОТ ЭТИМ САДОМ..."


...А будешь уходить вот этим садом
в мой непокой,
и чтоб я понял: “Кончено!" - с досадой
махнешь рукой,

знай: не увидишь на лице отчаянья,
я - не пойму,
я и тогда за светлый знак прощанья
твой взмах приму.






"АХ, ЭТА БЫСТРАЯ ЕЗДА..."


Ах, эта быстрая езда...
Ракета и ракита,
решетка, ласточка,
                          беда -
все скоростью размыто,

растянуто. Коль дом - так дом
от края и до края.
Окантовала окоем
ромашка полевая.

Любимой длинные глаза
за параллельным ливнем
И параллельная слеза,
горящая на синем.

Ни убежать, ни потерять!

Летит поверх дорожек -
как бы в линеечку тетрадь -
косыночка в горошек.






РОЩА


В машину села и сказала: “Трогай!”, -
на руку мужа голову склоня.
Увидела: деревья - вдоль дороги -
рванулись вдруг цепочками в меня.

Я ждал. Я думал: все гораздо проще.
Идут секунды, месяцы дробя, -
вокруг меня растет все шире роща
деревьев, прибежавших от тебя.






СИРЕНЬ


У меня беда,
под глазами тень
мне бессонница
намела.
А еще у меня
зацвела сирень,
у меня сирень
зацвела!

Посылал тебе веточку
каждый день,
чтоб ты, милая,
знать могла:
у меня в Тюмени
цветет сирень,
у меня сирень
зацвела.

Как ответа ждал!..
Но не лень, не лень
твою весточку
отвела.
Просто у тебя уже
отцвела сирень,
отцвела сирень,
отцвела...






"ЗВОНИЛИ... ЕХАЛИ... ЛЕТЕЛИ..."


Звонили... ехали... летели...
Мелькали горы, страны, лес...
Нет расстояний. В самом деле.
Исчез простор.
Простор исчез!

Нет расставаний. Нет кордона.
В любом тревожном далеке
мне нужно трубку телефона
прижать к пылающей щеке,

гудки услышать - и очнуться,
и оказаться вдруг вдвоем,
одновременно улыбнуться
во времени моем-твоем.






"ОКОННАЯ ЗАСНЕЖЕННАЯ РАМА..."


Оконная заснеженная рама,
за стеклами - лишь наледь отдыши, -
как в детстве, вышивает небо мама,
так просто вышивает, для души.

Мне кажется, она и не вставала,
вот так сидела у окна в тиши,
детей ждала, и небо вышивала,
так просто вышивала, для души.

Войду, услышу: долго дома не был,
 соскучилась, ну как живешь, скажи...
А что я ей скажу?
                        Живу под небом,
огромным, сотворенным для души.

А что я ей скажу?..






"ЧТО ТЫ ПЛАЧЕШЬ, МАМА..."


Что ты плачешь, мама,
над судьбой моей?
Мама! Разве мало
мне осенних дней
и ночей осенних,
моющих жилье,
и листов, осевших
на плечо мое?

Осень! Лужи - рыжи!
Туча - как лемех!
Не печаль - без крыши
(нету крыш для всех),
не печаль - без денег
(деньги не цветут)...
Сын твой не бездельник,
и ему за труд

Платит песней ветер,
птицами - леса, платят
смехом дети,
снегом - небеса...






"СТИРАЕТ ЖЕНЩИНА БЕЛЬЕ..."


Стирает женщина белье...
О сколько писано пиитом
про руки красные ее,
светящиеся над корытом
или над речкой!

Видно, люб
поэту способ этот древний,
наверно, эти “хлюп” да “хлюп”
над деревянною деревней

сладчайшей музыкой звучат
для поэтического уха,
а для возвышенного духа
нужны и речка, и закат.

Читаю. Снова про свое
поэты: речка... ветра шалость...
мостки... красавица... белье...

Машина, что ли, поломалась?






ЛУГ


Целуют лошади траву.
А луг лежит - как лук.
Натягивает тетиву
реки
            сосна без рук.

Ствол обожжен. Пусть растерял
зеленые одежды,
но стрел своих не расстрелял,
не потерял надежды!

Сюда приходишь, одинок,
наутро или на ночь -
и луг
              сбивает с ног,
опрокидывает навзничь.






СЛЕПОЙ ДОЖДЬ


Солнце в роще зеленой
рассыпало желтых цыплят,
и они,
             словно зерна,
дождинки клюют,
и пищат.

И, слепые, на ощупь,
выбираются из-под ветвей,
и выходят на площадь
под веселые крики детей:

"Дождик, дождик,
припусти,
дай горошку
подрасти,
вырасти капусте...".

Дождь идет, как поляна
лесная - обратно в леса
через город стеклянный,
через нас, через четверть часа

Напролом! Будто битва!
И - ни болей, ни бед, ни обид...

Точно груда разбитого зеркала
город лежит!..






"ВЫМИРАЮТ ЗАБОРЫ..."


Вымирают заборы,
отживают свое.
Все мудреней запоры,
недоступней жилье.

Вымирают калитки
из певучих досок.
Ожидаешь улыбки -
а встречаешь глазок

с ободком из латуни
да рентгеновский взгляд...
Весь ты как на ладони!
Жди, когда отворят.






МОНОЛОГ В КОМНАТЕ


Пропал мой верный календарь,
в безвременьи плутаю.
Июль теперь или январь -
не ведаю, не знаю.

Надеть мне шубу или плащ?
Никто не даст совета.
Вот горе горькое... Хоть плачь!
За что мне мука эта?

Как жить-то без календаря?
...И дверь толкнул. За дверью
стояла чистая заря,
подернутая трелью.






"СЕРДЦЕ НЕ ОТДЫХАЕТ..."


Сердце не отдыхает,
мучается, не спит.
Яблоня откипит,
роща отполыхает.

Сердце не отдыхает!
Ломится напрямик.
Флюгер замрет на миг:
где это поддувает?

Сердцу не снятся сны
осени ледоставной.
Нет у него страны,
нету земли -
             оставленной,

брошенной без забот.
Радуется, стучится!
С ветром не отшумится,
с флюгером не замрет...






"ЛЮБОВЬ БЫЛА ОДНА..."


Любовь была одна -
последняя,
                        последняя...
У твоего окна -
подснежники, подснежники.

Пробились и глядят
глазами изумленными:
зимующий горсад
с деревьями зелеными!

Он вальс не расплескал
ни в дни, ни в ночи вьюжные,
он птиц не распускал
на зиму в страны южные.

Он мертв для тех, кто сплыл
потешиться, понежиться.
А я не уходил,
подснежники, подснежники.






"НЕТ, НЕ ОБНИМЕТ..."


Нет, не обнимет
и не придет.
Дом твой обминет,
взгляд отведет.

Улицей - мимо,
площадью мимо.
Неутомимо.
Неумолимо.

Было вовеки -
будет опять:
все от реки
катятся вспять,

вспять все дороги к тебе,
все пути.

Чтобы приблизиться -
надо уйти.






ДВЕ СЕСТРЫ



I.

У высокой
у горы жили-были
две сестры.

Две сестрички,
два цветочка,
два малиновых платочка,
две косички,
два колечка,
скажут слово -
два словечка! -
две улыбки
из окна,
только песенка одна.




II.

“Что не едешь, мил-дружочек,
посидели б вечерочек, 
посмотрели б на заход.
Вот!..
Надоело жить в разлуке,
по рукам скучают руки,
не такой уж это грех.
Эх!..

Птица хочет быть на воле,
светлячок - в широком поле,
я - у милого в глазах.
Ах!..




III.

У высокой
у горы
жили-были
две сестры.

Жили-были,
поживали,
ничего не наживали,
ничего не покупали,
ничего не продавали,
просто ели,
просто пили,
просто пели,
просто спали,
просто огород садили,
просто урожай снимали:
лук зеленый,
хрен ядреный,
помидоры,
хмель,
горох,
перец красный,
перец черный -
ох! -
да капусту,
да картошку,
да петрушку,
да морковь -
все снимали,
успевали
сестры
Вера и Любовь.




IV.

У высокой
у горы
славно жили
две сестры.

А за этой за горой,
за горою
бился молот паровой
головою.
Там - ни речек, ни дубрав...
Начадили
трубы черные и ав­-
томобили.
Но зато в тени цехов
много было женихов.




V.

То не тучи, тучи черные,
то не черные ветра -
это мчатся вороненые
удалые трактора.

То не гром гремит простуженный,
не разбойный слышен свист -
это песенку для суженой
запевает тракторист.

Запевает, запевает!
(Вере кудри завивают.)
Я, мол, вот он, тут как тут.
(Веру к милому ведут.)

Посадили, увезли.
Ой, лю-ли, ой, лю-ли.




VI.

Лозы тихие клонились,
куда ветер веет.
Очи синие смотрели,
 куда Вера едет.

Лозы тихие клонились,
только перестали.
Очи синие смотрели -
горько плакать стали.




VII.

У высокой
у горы
жили-были
две сестры.

Разделила их гора -
здесь сестра
и там сестра...






КАК ЛОВЯТ ПТИЦ


На рынке или у соседки
(неважно где - иль там, иль туг)
певунью покупают в клетке
и в клетке на пустырь несут.

Потом раскидывают сети
 и рядом ставят с птичкой
клеть, а сами прячутся в кювете...
И птица начинает петь.

Ах, эта, с голосом, пичуга!
То “тах-тах-тах”, то “тих-тах-тах”
поет. Заманивает друга,
летающего в облаках.

И тот летит навстречу пенью!
Вот прилетел, чтоб вместе петь,
чтоб вместе умереть в паренье...
И здесь набрасывают сеть.

Так ловят
птиц.






УЛЕТЕЛА ПТИЦА


Я написал стихи на полстраницы
про ночь, про птицу и про лунный свет.
А утром вижу: улетела птица!
Есть ночь и лунный свет - а птицы нет...

Ну подвела, ну задала задачу!
Без птицы стих, пожалуй, пропадет.
Поди, ищи теперь, лови удачу -
их сколько вон под окнами поет!

Что делать мне - не приложу ума я...
Такие вот печальные дела.
Но я писал, но я-то точно знаю,
я точно помню, что она была!

И если стих мой опустевший этот
тебе на стол случайно попадет -
там нет луны! И ночи тоже нету!
Есть птица.
Просто
          улетела вот...






"АХ, КАК ДЕВОЧКА ПЕЛА ТОНЕНЬКО..."


Ах, как девочка пела тоненько!
Молодая металась прядь.
Ни силлабикой и ни тоникой
это пенье не передать.

Были ноты над хором подняты,
были сны мои высоки:
будто небом идешь, а под ноги
васильки летят, васильки.

Это пение как спасение!

Жаль, не тянет до тех высот
моя птица вображения
очертаньями в самолет...






ЧИТАЯ РИЦОСА


Свободный стих - верлибр...
Ни рифмы, ни полета.
Не смог бы ювелир -
топорная работа.

Ты в стих войдешь едва -
и уж назад ни шагу.
Тяжелые слова
впечатаны в бумагу.

Свободные стихи...
Так вот она - свобода!
Железные тиски
земли и небосвода-

дыханьем развести
и слабым сердцем вбиться!
Другого нет пути
поэту - лишь врубиться.

Под сенью верб и лип
живи! и будь счастливым!
Свободный стих - велибр -
не всякому по силам.






"У ПРИДОРОЖНОГО КУСТА..."


У придорожного куста
автомашина буксовала.
А ночь - густа.
А даль - пуста.
И далеко до перевала.

Рука водителя крепка,
она ломает ветки споро.
Под колесо грузовика
заталкивает - для упора.

Я понимаю: ночь густа,
я понимаю: даль пуста,
я понимаю, слава Богу,

Глазами сильными куста
гляжу на слабую дорогу...






"ДЛИННАЯ ДОРОГА..."


Длинная дорога,
трудная дорога,
сладкая дорога
(пусть ушибов много!),
горькая дорога
по лесной опушке -
от поющей мамы
к заводной игрушке...






"НА ТОМ ХОЛМЕ, ГДЕ СИНЕВЕ РАЗДОЛЬНО..."


На том холме, где синеве раздольно
среди березовых зеленых куполов,
стояла тишина, как колокольня,
как колокольня без колоколов,

и облаков, и облаков касалась,
и обжигала водяную гладь...
Той тишины - казалось мне, казалось -
не пережить
и не перекричать.

Но вздрогнул лист,
роса упала громко...










НЕИЗДАННАЯ КНИГА



1998













ВИШНИ


Цветущие вишенки в отчем саду,
и воздух, замешанный славно
на гари давнишней, на слабом меду
садов, полыхнувших недавно -

я помню! я помню! -
                           дыхание стен,
побелки, покраски и пыли,
и запахи одеколона “Кармен”
от мамы...

Те вишни срубили.

Они принесли урожаи свои,
и ныне их место не пусто!
Где вишни шумели, кипели, цвели -
капуста, капуста, капуста...






"ТАКОЕ НЕСЧАСТЬЕ, ТАКАЯ СЛУЧИЛАСЬ БЕДА..."


"Над городами Урала небо без птиц..."

    (Из газет)

Такое несчастье, такая случилась беда:
мой город оставили птицы. Уже навсегда.
Мой город оставили птицы -
стрижи, снегири и синицы...
Чего ж птицеловы раскинули сети тогда?

Зачем они прячутся в ржавой траве негустой
под облаком, серой напитанным и кислотой?
Поймают они спозаранку,
ну, разве консервную банку,
а - порх! - между пальцами блик упорхнет золотой.

Ловили, ловили - да сами поймались... Фью-ить!
Поймались-поймались, и нечего тут говорить!
Хотя и противу природы,
а стали в последние годы
не ловчие певчих, но певчие ловчих ловить.






"НА ЭТОЙ ВОТ ЗЕМЛЕ ПОД НЕБЕСАМИ..."


На этой вот земле под небесами,
чтоб в люди вывести, отец и мать
учили нас ходить и отдавать.
...Хватать и ползать мы б сумели сами,






"ЧТО Б ТАМ НИ БЫЛО..."


Что б там ни было - песня поется, и ласточка вьется...
Слава Богу, не все покупается и продается.

А иначе зачем бы сынов в этом мире оставил -
чтоб телец золотой их бессмертными душами правил?

Что б там ни было - солнце восходит, и лист кувыркается.
Слава Богу, не все продается и покупается.






ПЕЙЗАЖ


Радиоактивной пахнет тучей
на осоке молодой роса.
Проволокой заросли колючей
ягодные некогда леса.

Привкус ртути на губах от вишни,
черной нефтью тянет от реки.
На поля распаханные вышли
танки,
            маскируясь под стожки.






ВАКУУМНАЯ БОМБА


Пустое - опустошает!..
Пустые глаза -
                        стреляют.
Речи пустые -
                        пустыню
только и возвели.
Меня потому нисколько,
нисколько не удивляет,
что вот на этом принципе
бомбу изобрели.

С пустою душою делала
ее
       пустая наука,
бросая и честь, и совесть
в дырявое решето.
Вакуумная бомба -
это такая штука,
когда пустота взрывается,
пустое место,
ничто...






ЭВОЛЮЦИЯ


Разве не слепо,
разве не глупо -
от дровосека
до лесоруба?..






ПРОТЕСТУЮЩИЙ КИТ


В городе зеленоватом - тишь.
Шахматы подмышкой, ты спешишь
на турнир в микрорайонный скверик.
...Золотой соляркою облит,
в это время выбросился кит
на пустынный океанский берег.

Бух!
И ни туда, и ни сюда.
Подошли рыбацкие суда,
разрезая радужные пятна,
и кита поволокли обратно.

Волокут и спрашивают так:
- Ты чего кидаешься, чудак,
или в океане мало места?
Кит на это:
я, мол, в знак протеста!

Мол, невмоготу совсем уже.
Океан замусорили же!
Мать хворает, плачут ребятишки,
и, гляди, несет подмышкой, тих,
бог сооружений очистных
из костей братишки шахматишки.
Протестую!
И - на волнолом!..

Все мы с этим связаны китом.
И моя, увы, не с краю хата.
Тесен мир?
Нет, грязи многовато...






ДВЕ ПРОФЕССИИ ЛАЗЕРА


Лазер сетчатку пришил.
“Вижу!”.
И рухнул без сил.

Очи поднял к небесам,
космоса слушая гул.

По возвращенным глазам
лазерный луч полоснул






"ЧТО ПОСЛЕ НАС..."


Что после нас останется на свете белом?
Дом, кинутый в селеньи опустелом?

Что после нас останется на свете?
В Дома малютки брошенные дети?

Что после нас останется?
Вопрос сквозь жизнь протянется...

Что - после нас?

............................

Was?
Was?..






"МЫ ТУДА, ГДЕ КЛАССИЧЕСКИМ РОЗАМ..."


Мы туда, где классическим розам
вновь цвести - не сегодня... потом -
удобрением ляжем, навозом
или, если угодно, дерьмом...






ИНФАРКТ


...сердце проснулось.
Он спички нашарил впотьмах.
Дверь отшатнулась.
Он вышел и стал у порога.
Песня отхлынула, звезды рассыпались в прах,
и, ко всему, из-под ног убежала дорога.

“Не оставляйте меня, - прошептал. - Не оста-
­вляйте меня...". И на большее сил не хватило.
Вышли слова. И, немые, замкнулись уста.
“Не оставляйте меня...” тишину разбудило,

(Поздний прохожий замедлил шаги у плетня...).

...Вечность спустя он очнулся в больничной палате.
“Не оставляйте, прошу вас, меня на меня,
не оставляйте, пожалуйста, не оставляйте...”...






ЛЮБОВЬ ВЕСНОЙ


И снова с тобою, с тобою, с тобою
летим - и не надо нам крыл!

...А после я землю искал под собою -
и не находил.

Ресницею солнце стекало в ложбинку виска,
и облако пересекало пространство зрачка.






ЛЮБОВЬ ОСЕНЬЮ


...и гляжу я - сквозь нее -
на далекое жнивье,
в нем размокшая дорога утопила острие.

Жарких слов - не говорю,
обнимаю и смотрю,
как сквозь рощу, что становится прозрачной к ноябрю.






ЕЩЕ О ЗИМНИКЕ


Мороз?
Он уже недалеко.
Вот-вот он болота скует.
Разверзшаяся дорога
дорогою станет за счет

пространств, неживых от мороза,
живого до крайнего дня
бессмысленного вопроса:
“Зачем ты любила меня?"...

Мы осень с тобой пережили.
Удержишь, ледок полыньи?

Пропахли губами чужими
горючие губы твои...






ЛЮБОВЬ В ОБЕДЕННЫЕ ПЕРЕРЫВЫ


Ах, любовь в обеденные перерывы!..
С соседкою по подъезду, или со встречной первой
где-нибудь в ближних полях среди, так сказать, желтеющей нивы,
или на сиденьи машины, пропахшем бензином и спермой,

или просто на кипе газет в кабинете рабочем,
на полу заплеванном попросту говоря,
или в квартирах подружек (это если повезет очень)
на улицах Профсоюзная или 50 лет Октября...

Ох, любовь в обеденные перерывы...
Без поцелуев и ласк, можно сказать, на ходу, в пути,
когда штаны полусняты, движения торопливы,
и на работе давно уже ищут, да все не могут найти.

А кому-то Вселенной мало для этого дела,
да, и пространства мало, и времени... И как же быть
имеющим, кажется, одно только сердце и почти не имеющим тела,
нам с тобой, не умеющим в перерывах любить?..






"ЧТО НИ ХАПНЕТ В ЧАДУ МАГАЗИННОМ..."


Что ни хапнет в чаду магазинном -
все серо на ней.
Словно тоска...
Все духи ее пахнут бензином,
все слова -
только шорох песка.

Объяснить это -
не в состояньи,
и желания нет...
                           Но, при всем,
дело все-таки не в обоняньи,
и не в зреньи,
не в слухе моем!..






"ДРОЖАЩАЯ РУКА К ВИНУ ИЛЬ СИГАРЕТАМ..."


Дрожащая рука к вину иль сигаретам
потянется, и вдруг - до синевы бела -
всей кровью ощутишь, как счастлива была,
как счастлива была, не ведая об этом.

Безвольно упадет ладонь на столик грязный
и в кулачок сожмется (“Господи, прости”...),
как будто удержать пытаешься -
                                                     почти
забытый давний миг:
обыденный, прекрасный!..






ИРОНИЧЕСКАЯ ПЕСЕНКА


Как мы жили - Боже правый! -
как любили - на века! -
за фабричною заставой
в общежитьи ЖККа.
            И кричал я, убегая
            по весенней мостовой:
            -  До свиданья, дорогая!
            -  До свиданья, дорогой!

Солнце жгло и жгла крапива,
покрывался пылью шлях.
Как валялись мы счастливо
на примятых ковылях!
             Говорил я, убегая
             по траве по луговой:
             -  До свиданья, дорогая!
             -  До свиданья, дорогой!

Свищет ветер по округе,
опустели тополя.
И лежим мы друг на друге,
И шатается Земля!
           И шепчу я, убегая
           в бездну осени нагой:
           -  До свиданья, дорогая...
           -  До свиданья, дорогой...

И шепчу я, убегая
за последний поворот:
- До свиданья, дорогая,
долларов на восемьсот.






"В ЛЕТНЕМ САДУ - ЗИМА..."


В Летнем саду - зима,
в Летнем саду - метель,
снежная кутерьма,
белая карусель.

Видишь: в саду беда!

- Нет, - говоришь, - опять
ночи летят сюда
белые
зимовать...






"ПРЕОДОЛЕВАЯ СКУКУ..."


Преодолевая скуку,
в сквере высмотрит подругу,
с ней завалится в кровать,
чтобы жить да поживать.

Или: в магазинной давке
встретит кореша, на лавке
из горла глотнет вермуть,
чтобы молодость вернуть.

Или: в тихонькой конторе
громче прочих в общем хоре
станет он клеймить и жечь,
чтобы радости сберечь.

Мог и я, как говорится,
с той свалиться, с этим спиться,
с теми спеться...
                                       А вина
пусть падет на времена?..






"МЫ БЫЛИ ВОЛНАМИ..."


Мы были волнами,
                         волнами,
летящими на волнолом.
Но тонкая пленка над нами,
оставленная кораблем,
текла себе и растекалась,
и рушила каждый изгиб.
Мы были - нас нет...
                         Не осталось
ни водорослей и ни рыб,
Бывало, то вспыхнем над кручей,
то к паруснику побежим.
Придавлены пленкой вонючей,
почти не волнуясь,
                          лежим...






В ЗЕРКАЛЕ ОКНА


В зеркала всё смотришься, в зеркала!..
Взбила волосы, глаза подвела.
Краску тронула на верхней губе.
И ответно улыбнулась. Себе.

А с улыбкой этой рядышком,
                                            за
чёрным зеркалом окошка - слеза,
замечательно себя не тая,
покатилась-полилась...

Не твоя?..






МОЛЧАЛИВЫЙ СОЛОВЕЙ


По цене продаётся по бросовой
моя песня...
                        И ладно, Бог с ней!
Вон в кладбищенской роще берёзовой
молчаливый живет соловей.

Пилят воздух калёными пилами,
рвут железом и режут стеклом.
Вон летит соловей над могилами
и из горла
не выкатит
ком...






70-е ГОДЫ


Кто совесть, кто карман отягощал,
кто совесть и карман одновременно.
Большая получилась перемена
в моем Отечестве. Маразм крепчал.

Уже не волны бились о причал -
а с химзавода шли на брег степенно
то кружевная радужная пена,
то жидкий аммиак... У, как рычал

бульдозер на меня, катил каток,
пустая фраза, как электроток,
пронизывала судорогой тело.

А между тем, упорно и умело
обыденное совершалось дело:
проламывался сквозь асфальт цветок.






* * *


Отняли воздух у стихотворенья...
Ни облако строки не замутит,
ни ласточка в нее не залетит,
ни ветра озорное дуновенье.

И все же, нет, торгаш не победит,
в конце концов, потерпит пораженье.
Не экономика, а вдохновенье
с народом по душам поговорит.

И на пространство чистого листа
взойдет звезда, потом еще звезда,
 потом еще одна - лишь дайте сроки!

Оттуда посмеются от души
над вашею тщетою, торгаши,
и в бездну, наконец, низринут строки.






МЕНТАЛИТЕТ


Развалюха на дороге -
степь да степь во все концы.
Кот слепой да пес трехногий -
тихие ее жильцы.

По пути на электричку
тормознулся ясным днем,
усмехнулся, сунул спичку:
- А, гори оно огнем!..






СОБАКЕ ВАСИЛЬЕВА


-  На, - говорю и ладонь раскрываю навстречу,
и колено сгибаю до самой почти что земли.
Неужели я этим природу собачью калечу?
-  Не сердись, - говорю, - дурачок... Эк, тебя довели!

Захлебнулся, отпрянул и смолк. И на брюхе, на брюхе,
попирая тем самым хозяина жесткий закон,
потянулся к заветной ладони, к запретной краюхе
и, помедлив, слизнул осторожно сухим языком.






"КОНЧАЙ МЕНЯ ВОСПИТЫВАТЬ, КОЛЛЕГА..."


Кончай меня воспитывать, коллега,
чего ты липнешь, как чертополох?
Ослеп я от сверкающего снега
и от дождя звенящего оглох.

Омыт дождем и вьюгою заласкан
живу себе... А впрочем - не поймешь!
Ты... это... не держи меня за лацкан,
за фалды не хватай - пиджак помнешь.






КЛЕРК


Глаза блуждают в справках и счетах,
в казенном кресле тело утопает,
рука считает,
...А душа витает
черт знает где - в дымах и облаках.

Рассудок миром властвовать спешит,
о мире ничего не понимая.
Но веку этому душа живая,
увы, иль, к счастью, не принадлежит.






"НА ПОСТАМЕНТЕ ЛОШАДЬ МАЕТСЯ..."


На постаменте лошадь мается,
а ночью лошадь не узнать!
Она
             с высот своих
                           спускается
травы с газона пощипать,
расправить члены онемевшие,
к фонтану стать на водопой...
Легко ль весь день
                          окаменевшею
ей притворяться пред толпой!..
Горячая,
             зачем от нас она
скрывает норов свой и прыть?
Не ей же, в самом деле, сказано:
здесь по газонам не ходить!..






"СТИХ ПРОСТОЙ И СУХОВАТЫЙ..."


Стих простой и суховатый,
словно посох суковатый,
в самый раз!

В чертополох
как соваться тонкой трости -
в злате, камушках и кости?

Ох!
Не для нашенских дорог...






"ДО НОЧИ НА ЛАВКЕ СИДЕЛА..."


До ночи на лавке сидела -
ждала, волновалась, седела.
Хорошие письма писала -
советовала и спасала.

Не надо сидеть и писать,
а надо седеть и спасать...






"ИСТЕКЛО МОЕ ВРЕМЯ..."


Истекло мое время, ушли мои чувства - куда ж? -
и растаяли мысли в табачных и винных туманах,
из прорех состою, из пропаж состою, из продаж...
Ветер свищет в душе, голове и карманах.

Ну, и что же - совсем не барахтаться? Да почему ж!
Безнадежное дело свое делать мне в одиночку.
Коли взялся за гуж - то и не говорю, что не дюж,
и, как видишь, тащу из пустот стихотворную строчку...






МОНОЛОГИ ЕРОХИНА 





ЕРОХИН В ОТПУСКЕ


- Гони, таксист, на Моховую!..
Там знаю я одну такую 
Наталью... Знаешь, нет?
Прости.
С ней можно время провести!

Гони! Еще мы, паря, живы, 
еще живем не для наживы.
Сегодня скорости хочу - 
плачу!

Не трусь, таксист, не хватит грошей - 
отдам пиджак... Еще хороший!
Какая фирма, а? Взгляни.
Гони, гони!

Гони, миллионер подпольный!..
Еще, гляди ты, недовольный...
Чего дрожишь, как банный лист?
Гони, таксист!..






ЕРОХИН РАЗМЕЧТАЛСЯ


- Жаль, на жен не меняют собак...
Кто б не выменял!
Разве не так?

Эх, выгуливал бы по овражку
с золотыми глазами
дворняжку!..

И за нею шагая упруго,
размышлял бы,
как худо без друга...

Поутру, раскуривши закрутку
и спиной опершись на косяк,
я орал бы ей радостно:
“В будку!"
иль "К ноге!”,
так тебя и растак.

А когда б мы спускались к реке
по проспекту, сквозь легкую скуку
отдыхающих, я б ее, суку,
на коротком держал поводке...






ЕРОХИН ВСПОМИНАЕТ ГАЛАКТИОНОВА


- Галактионов Витя,
районный наш поэт...
В его нелепой свите
ходил я пару лет.
Писал стихи - куда нам! -
что ни строка - обвал...
И трогательно дамам
он ручки целовал.
Свободная натура,
художни, е-мое!
Ему прокуратура
свое - а он свое.
Внимала шайка-лейка
ему с открытым ртом.

Садовая скамейка
была ему жильем.
Оттуда, слышь, из мрака
летит строка, светла...

Бродячая собака
товарищем была.
И мне она, бывало,
Слюнявила щеку,
хоть лапу подавала
не всякому щенку.
Из наших рук подачек
не брал достойный пес.
От комнатных собачек
он воротил свой нос.
Отважен и неистов,
стихийных полон сил,
вальяжных медалистов
на дух не выносил.
Завидит - лезет в драку,
поднявши хвост колом...

-  Да брось ты про собаку,
о нем давай, о нем!

- ... залижет кровь без стонов.
 Уж я его корю!..

-  Да что ж Галактионов?
- Вот я и говорю.
Пропал. С концами. Нету.
И - камнем - тишина.
В пространство или в Лету
втянуло. Все! Хана.

“Где ж Витины глаголы?” -
Ты спросишь. -
                           Видит Бог,
висит на ветке голой
его стихов мешок,
под ним лежит собака,
навек уже верна...

А мне строка из мрака
сверкает - вот она:

“...СУКУ ЗВАЛИ ЛАСКОЙ...”.






ЕРОХИН ПРОСИТ БОРЩА


- Итак, мы, милая, равны.
Забыты распри, охи, ахи.
Мои права тебе даны.
Мои штаны. Мои рубахи.

Как я, ты можешь закурить.
Как я, трудом рекорды множишь.
Уже ты можешь сталь варить.
Уже ты борщ варить
не можешь...

И вот сижу я хмур и тощ,
пишу тебе стихотворенье,
поскольку голоден - про борщ,
а не про чудное мгновенье.

А было, было...
                           Вечер, вальс
и роза черная в бокале...
Как мы обожествляли вас!
Какие строки посвящали!

Ах, было, было!..
                            Звон струны...
А, впрочем, я о чем?
                            Зато ведь
еще мы не были равны.
Еще ты борщ могла готовить!

Иной над нами небосклон,
и век иной, и все иное.
Я без борща заснул. И сон
ко мне явился
на второе.

Как будто дом. Как будто тишь.
Вот я, покончивший со стиркой...
Вот в кабинете ты сидишь,
склонившись, молча, над пробиркой.

Рисунки, схемы, чертежи...
Вхожу. Молчу. Соображаю.
Да что ты делаешь, скажи?
И ты мне говоришь: рожаю!

Ты спрашиваешь: в чем секрет?
Вникаю в дело честь по чести.
Струится дым от сигарет.
Сидим. Молчим. Рожаем.
Вместе.

Вот-вот раздастся крик “уа!”.
Нет, я серьезно. Не до шуток. ..
...Приснится ж на пустой желудок!
Куда же дальше, братцы, а?..






ЕРОХИН О СВОБОДЕ


- Набежит - не отмахнусь:
сам отпрянет, жалок,
словно шавка...
                          Не боюсь
подворотных шавок!

Вот в иные времена
были, были драки:
шли прицельно на меня
крупные собаки.

Мощную разинув пасть,
молча налетали.
Главным было - не упасть.
Прочее - детали...

Напугали?
Ни фига!
Не того мы рода.
Потому и дорога
мне моя свобода,

что не падает в цене
там, где мох-лишайник...
Не вовне она - во мне,
гражданин начальник!






ЭХО БУЛАТА



Из лирики Булата Сулеймана.


Вольный перевод с сибирско-татарского






ВЕСЛО


- Отпусти меня, берег, -
умоляет весло.
Море - вот мой товарищ!
С ним легко и светло.
Там восход мой пылает,
там закат мой горит.
 Отпусти, - умоляет. -
Оттолкни, - говорит.

И не хочет, бедняга,
понять одного:
это море
швырнуло на камни
его...






ОСЕНЬ. УТРО


Таежный урман
окутал туман,
в ауле чуть слышен баян.
Предпраздничный, банный -
тоже туманный -
день у моих аульчан.

Пара клубы...
Соседской избы
не видно.
             Рассвет потух.
Но - сквозь туман -
громкий азан
высокий поет петух.

Дальний бычок,
словно гудок:
- У! У-у-у! - средь трав.

Земля клубится,
как кобылица
от бешеной скачки устав.






ЛЕДОХОД


"Девушка уходит, девушка уходит!"
Рано разбудил меня
голос у реки.
Над Супрой весенней
ветер колобродит,
улепетывают к лесу
ручейки.

“Девушка уходит...”.
Не моя ли девушка?
Выбегу на улицу,
руки протяну:
-  Гюльбану, любимая, -
позову.
          Да где уж там!
Вон она на берегу...
-  Гюль-ба-ну!..

“Девушка уходит, девушка уходит!”.
Это лед - не девушка,
в предрассветный мрак -
лед уходит. 
                Песню
новую заводит
и гармонь растягивает
Абдельхак.

“Сторонись, любимая,
берега высокого,
 берега высокого
и ревущих вод,
а не то любовь твою,
ох, от ясна сокола,
ох, от ясна сокола
льдина унесет...”.

Песня разрастается,
а река шатается,
 плавится, коробится
вспухшая вода.
Лед уходит - молодость
с нами не прощается,
Лед уйдет - любимая
ни-ког-да!






СТАРИК


Что видит минувшая жизнь из окна?
Мальчишку с мячом, что резвей скакуна
бежит, отдает пас...

“А я в эти годы с темна до темна
байских овец пас...”.

Последняя осень горит за окном.
Вон юноша ствол подпирает плечом,
свиданья пробил час.

“А я в эти годы свинцовым дождем
был бит не один раз...”.

Влюбленные пары уходят во мглу.
Лицо, словно лист, прилепилось к стеклу.
Все смотрит и смотрит старик, чуть дыша,
как падает лист предпоследний,
                                                   шурша...






НИЖНЯЯ ВАРТА


Клочьями рвется, дымит по углам
снежная вата.
Скулы свои подставляя ветрам,
правишь, скажи мне, к каким берегам,
Нижняя Варта?

Вьюжный тулупчик внакидку,
                                       вразлет -
жаркое место!
Жжет тебя ветер, морозец печет.
Белая, ты среди черных болот,
словно невеста.

Взгляда влюбленного не отведу,
сердцу отрада.
Ты бы взлетела у всех на виду,
да буровыми пришита ко льду,
Нижняя Варта.

Вот и сошелся с тобою мой путь.
Ты - как награда!
Мне теперь надо работы вдохнуть,
чтобы в девон твой перо обмакнуть,
Нижняя Варта.






МАТЬ


Все сына ждет,
и отдыха не знает.
Уж сколько лет прошло!..
Нет, ожидает.

И на подоле
           траурной одежды -
надежда!
Ничего,
            кроме надежды...






ВОЗВРАЩЕНИЕ


“Метеор” несет меня
быстрого быстрей коня
над волной речной -
домой,
домой!
Тормозни-ка здесь, дружок!
Вон высокий бережок.
Хоть глядится каменным,
да зовется маминым...






"ЧТО С МОИМИ ДОРОГАМИ..."


Что с моими дорогами?
                          - Что ж вы?..
Отпустите в чужие края!

Неподъемная,
                          на подошвы
налипает
родная
земля...






ВОЛНЫ


Курсы
           железным сломав кораблям,
камни смолов
и коряги -
волны
          сдаваться идут берегам,
выбросив
          белые
                     флаги...






ГРЕХИ ЮНОСТИ



По страницам школьных и студенческих тетрадей






"РЕКИ РУК ТВОИХ..."


Реки рук твоих 
обняли желтое небо, 
реки рук твоих 
обняли красную землю, 
а в глазах твоих 
тонет зеленое солнце, 
ах, в глазах твоих 
черные звезды заходят.
В твоих косах
две белые ночи медленно
тянутся,
и сиреневый ветер поет
в твоем горле.
Все в тебе:
и небо,
и солнце,
и звезды, и ветер.

А ты у меня
серой морщинкой
лежишь
поперек

лба...






ИМПРОВИЗАЦИЯ НА ТЕМУ ПЛОХОЙ ПОГОДЫ



1. Прогулка

Ночь.
  Дождь.
     Дом.
       Окно.
          Лестница.
              Дрожь.
                 Дверь.
                    Темно.
                       Ключ.
                          Свет.
                             Глаза.
                               “Прочь!”.
                                    “Нет!
                                        Нет...”.
                                            Дождь.
                                                Ночь.




2. Распутица

Распутица, распутица...
Разбудится, разбудится...
Распустится, распустится...
Распутница, распутница...
Распутаться, распутаться!..
Распутица... Распутица...




3. Перевести

Назад! Туда-туда - к пяти
часам, на мостовую,
любовь свою перевести,
как стрелку часовую.
Потом через твое “Прости!..”,
разлуку, встречу снова
к тебе себя перевести,
как за руку слепого.
И, наконец, перевести
себя, как состоянье!
Назад! Туда-туда - к пяти!
Перевести дыханье...




4. Образ боли

Лестничный пролет.
Кот.
На собственных усах висит. Орет.
И крик горит.
Вот
образ боли.




5. Мольба

Подарите мне
голубей еще,
как ее глаза
голубеющих.
Подарите мне
голубей еще,
голубеющих
голубей еще...






МУЗЫКА


Когда еще гитара не звучала
в полуночи за белою стеной -
она уже жила!
                          Она еще молчала,
плененная натянутой струной.

Когда уже гитара отзвучала,
и полночь разбежалась по холмам -
она еще жила...
                        Она уже молчала,
она опять прислушивалась к нам.






О ГЛУБИНЕ


Ты говоришь, любовь моя мелка,
рисуешь море с помощью мелка...

Мелка ль росинка на моем столе?
Мелка ль кровинка на моем стиле?
Мелка ль морщинка на моем челе?

Ты говоришь, любовь моя мелка,
рисуешь море с помощью мелка.






"УХОДИТ ОСЕНЬ..."


Уходит осень...
Ярких листьев стая
взлетает вкось - сереет вдалеке.
Последний лист, среди ветвей
мерцая,
как ночь любви, висит на волоске.

Я долго в эту ночь не засыпаю,
лежу, прижавшись к ледяной руке.
...И утром - снегом осень засыпает,
хоть лист еще висит.
На волоске...






КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ ЛЮБИМОЙ


Звезды глаз касаются,
серьги спят на стуле...
Спи, моя красавица,
люли-люли...

Месяца венчание
с полночью в июле...
Спи, мое звучание,
люли-люли...

Стынет тень от деревца
здесь на карауле...
Спи, моя метелица,
люли-люли...

Музыкой дотронуться
до тебя могу ли?..
Спи, моя бессонница,
люли-люли...






СТРАННАЯ ПАМЯТЬ


Слова, и губы, и глаза забылись -
все, что тогда казалось вечным мне...
Но помню:
желтой птицей на окне -
под мимолетным ветром -
шторы бились!..






"ЗДЕСЬ ЧЕСТЬ ПОКУДА НЕ В ЧЕСТИ..."


Здесь честь покуда не в чести,
здесь мрака не рассечь...
Куда бы душу унести?
И молодость?
И речь?

Хоть общей не уйти судьбы,
не прыгнуть сквозь века -
а все ж срываюсь я с резьбы,
тем более - с крючка.






ПРОСПЕКТ


С площади взяв разбег,
рощицу сбивши с ног,
с ревом бежит проспект -
в поле, на красный сноп.

К матери так - малыш,
в жаркие руки чтоб.
Так разлибивший - в тишь,
не разбирая троп.

В поле бежит проспект -
баня... продмаг... базар...
Вон в золотой рассвет
тычется новый бар!..






СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ


На площади московской
навстречу -
Маяковский!..

Не опуская взгляда,
смотрю -
            и из-за пыли
как будто все, как надо...

Лишь дырочку забыли.

Вот здесь, на левой, малую,
горячую и алую,
откуда б,
          как зубило,
в глаза нам
солнце било...






"СКАЗКУ ЗАБЫТУЮ ПРИПОМИНАЕШЬ..."


Сказку забытую припоминаешь:
“Прямо пойдешь - все потеряешь!..”.
Но не сворачиваешь с полпути:
все-таки надо прямо идти.






НАПУТСТВИЕ КОРАБЛЮ


Будешь жить, пока валы крутые
бьют по корпусу во весь размах.
Если ж упасешься от стихии,
будешь гнить
                       на золотых песках.






"СТОИШЬ, ГЛЯДИШЬ НЕ БЕЗ СТЫДА..."


Стоишь, глядишь не без стыда,
как наши тучные стада
пасутся на полях словесности
затем, чтоб кануть в неизвестности...






УСТАВШИЙ БОЯН


Места не дал вещему Бояну
век, что слепо музыку зорил.
И устал Боян, и вышел на поляну,
огляделся и, вздохнув, талант зарыл.

Тыщи лет назад не так ли
                                        в уголь
папоротник свой впечатал след?
Нам бы вытащить зарытого
на свет,
нам бы выдвинуть
                         задвинутого в угол!..






К МУЗЕ


Посмотрит изредка - да нежно,
хоть никакое - а житье...
Есть сумасшедшая надежда
добиться происков ее!
Но первый ни за что не трону.
Какое там! Ни боже мой...
Уйду в глухую оборону.
Зароюсь в землю с головой.
С травой сравняюсь луговой!

А там -
дошлю патрон к патрону...






ПРОКЛЯТАЯ ПОРА


“Проклятая пора эзоповских речей...”

    В.И. Ленин.

Проклятая пора
эзоповских речей...
Что рвется из нутра -
проклятье?
             Нет, ручей!
Воюющий и злой,
отвестный - со стены -
сметающий долой -
подонков?
              Валуны...

Не стих - ума игра,
забава для ночей...

Проклятая пора
эзоповских речей.
Когда в седую рань,
в березовую тишь
вдыхается: Рязань,
а пишется: Париж...
Ползешь, как червь по дну,

вдали от вся и всех.
Все лезешь в глубину,
а надо бы - наверх,
к соседу твоему,
запившему в дому,
чтоб рассказать ему
толково что к чему.

Замшелая кора,
валун, Париж, ручей...

Проклятая пора
эзоповских речей!..






ПОД СВОИМ КРЫЛОМ


Пока! Пока!

Конечно... Что случится?
Не знаю боли.
Да, неуязвим.

Мне так близка
в открытом поле
птица,
ночующая под крылом своим...










УЛЕТЕЛИ УЛЕТАЛЬКИ



стихи сыновьям













СОСУЛЬКА ТАЕТ


Говорит сосулька:
                         “Бульк!..”.
И висит уже СОСУЛЬК.

Не отводит глаз Микуль:
уменьшается СОСУЛЬ.

Вот он тяжело вздохнул -
и пошлепал от СОСУЛ

с жирной каплей на носу.
Оглянулся на СОСУ.

Кувырком летит с небес: СОС...
ОС...
эС...






СВЕТЛЯЧОК


Светлячок среди ветвей
ходит с лампочкой своей,
как обходчик путевой.
Что он видит.
                        Ой-е-ей!
Кто-то листик оторвал,
кто-то ветку поломал.
Выйдет белка прогуляться -
разобьется ж наповал!
Надо ветку починить.
Надо надпись сочинить:
“ЗАПРЕЩАЕТСЯ, РЕБЯТА, БЕЗОБРАЗИЯ ТВОРИТЬ!”.






ВЕТЕР И КАМЫШ


Ветер шепчет камышу:
“Шу-шу-шу!” да “Шу-шу-шу!”.

Отклоняется камыш:
“Что ты, ветер, шушумишь?”.

“Мне же тише не суметь! -
Ветер кипятится.-
Почему ж не шушуметь,
если шушумится!”.

Вот так ветер и камыш
шушушукаются
в тишь.






НА ОЗЕРЕ


Вот из секунд растет минутка.
Растет из дали - что там? - утка!
И как грибы,
                             из камыша
растут
охотники,
шурша.

Остры глаза их, как иголки.
У них из рук растут двустволки.
Из вороненых двух стволов
растут дробины - будь здоров!..

Дробины - это, брат, не шутка...
И все же
будь здорова
утка!






СТРАННАЯ КОШКА


Говорит мне тихо кошка:
-  Пожалей меня немножко!
Не пойму я кошку эту!
Я ей тычу в рот конфету.
Я под самый кошкин нос
лучший свой значок поднес.
Я обнял ее за шею.
-  Вот как я тебя жалею!
Ну чего ты хочешь, кошка?

Говорит она:
-  Немножко,
хоть немножко пожалей -
отпусти меня скорей!..






ТРИ ЦВЕТНЫХ КАРАНДАША


На столе у малыша
три цветных карандаша.
Каждый вечер выходили
прогуляться не спеша.

Вышел синий не спеша.
Только за крылечко - и
из-под
карандаша
выбежала речка!

Вышел желтый не спеша.
Стал на бережочек -
и
из-под
карандаша
сыплется песочек.

Вышел красный карандаш.
Раз - шажок,
                      два - шажок,
Появился праздник наш:
раз - флажок,
                      два - флажок!






МАШИНА БОЛЕЕТ


Машина не едет,
машина не мчится,
болеет машина -
ей надо лечиться.
И вот в одеяло ее завернули,
в капот
затолкали две горьких пилюли.
Лечили машину
зеленой зеленкой,
кормили машину
из банки сгущенкой,
поили машину
парным молоком...

А надо машину
лечить молотком!






СУМАСШЕДШИЙ ТРАМВАЙ


В городке, где мороженого
и конфет - через край,
жил один невозможный,
ненормальный трамвай.

Регулярные рейсы
по кольцу своему
и железные рельсы
надоели ему!

И тогда на конечной
он на землю вдруг -
                          прыг!
И веселый, беспечный,
припустил напрямик

к лесу, речке, палатке
по зеленой траве...
Непола-неполадки
у него в голове!






КАК СВАРИТЬ ГАЗОПРОВОД


Не картошку,
не компот -
как
             сварить
                          газопровод?

Думаете -
             на плите?
             На костре?
             На печке?

Нет!
На вечной мерзлоте,
на болоте,
в речке!
И,
             понятно,
                         не в котле,
не на сковородке,
а в снегу,
в полярной мгле,
при лихой погодке.

Холода ударят -
тут его и варят!

Замечательный мороз
через речку строит мост,
по болоту
             и по логу
зимник, зимнюю дорогу,
тянет.
             А по ней машины
желтые, как апельсины,
катятся к газопроводу,
не проваливаясь в воду.

Только в сильные морозы
на Ямал и на Сургут
трубовозы,
             трубовозы
трубы
             зимником
                         везут.

Мимо елки и березы
только в сильные морозы -
трра-
           рара-
                       рара-
                                  рара! -
проползают трактора,
тягачи,
бульдозера,
страшной мощи не тая,
пробуксо-
              вы-
                   ва-
                         я.
Замечательный мороз!
И работает
всерьез!
Мерзнет нос -
кипит работа!
Ухо мерзнет
                         и рука. 
Замерзает
            капля пота
на щеке трассовика...

Не картошку,
не компот -
варит
               он
газопровод!

У него на шапке
каска,
у него под каской
маска,
у него на теле
              майка,
              две рубашки
              и фуфайка,
              двое брюк,
              на них штаны
              необъятной ширины.

На ногах его -
ух ты! -
меха волчьего
унты.
Сверху шуба,
словно хата.
Жарко!
            что и говорить!
Вам втроем его, ребята,
ни за что не обхватить!

Трассовик лежит в снегу,
варит,
лежа на боку.
Не картошку,
не компот -
варит
             он
                         газопровод!
А вокруг
белым-бело!..

Трассовик
              надвинет
                         маску
и сквозь черное стекло
белую
не видит краску!
Словно кто
              облил простор
морем черного сиропа -
тьма...
Березы
              черный ствол
из-под черного
                           сугроба...

Но светлеет вдруг природа,
если он
            включает ток -
и на стебле электрода
держит
             аленький цветок,
электрический!

Он к трубе его направит,
он железо им расплавит,
и сомкнутся
                          две трубы,
как бараны,
сдвинув лбы.
Прикипят - не оторвешь,
только силы надорвешь.

Жарко,
жарко,
жарко,
жарко!
И в полярном небе -
                           сварка:
вызвано
сияние
на соревнование!

Не картошка,
не компот -
варится
            газопровод!

День окончив трудовой,
трассовик
идет
домой.
Трассовик домой придет,
чаю с шаньгою попьет
и на сон сынишке
прочитает в книжке:
"А у нас в квартире газ.
А у вас?..".

А у нас
            газопровод.
Вот!

Вот он,
            сваренный,
                        лежит,
напрягается,
дрожит.
По нему
            во все квартиры
уренгойский газ
бежит!






УЛЕТЕЛИ УЛЕТАЛЬКИ


От Витальки,
                              от Витальки
улетели
улетальки...

Улетели - и метели
заметелили.
Так недели полетели
за неделями.

Но заплакали капели -
и к Витальке
прилетальки прилетели,
прилетальки!..






КОЛОКОЛЬЧИК


Серебряное горло,
да звонкий язычок -
и тишина за горы
бежала со всех ног!

Любая тишина,
любая - не страшна,
когда в полях один,
пускай один:
дин...
дин...






КУЗНЕЧИК


От отца
               кузнеца
у кузнечика меч,
чтобы дом уберечь
от врага-хитреца,
а детей - от ярма,
а жену - от обид...

Ну, а песня
сама за себя
постоит!