Александр Кравцов
Августовская метель
Рассказы
Найда
Это было давно. Если не ошибаюсь, году в шестьдесят четвертом… Был я в то время молодым и кучерявым, не то что сейчас, — Борис Петрович с сожалением погладил ладонями большие залысины. — Что поделаешь? Стареем.
В том году в поле мы вылетели как-то поспешно. День отлета не был заранее известен, поэтому и получилось все так неожиданно, скомканно. Приказ о выезде обрушился на нас, как холодный дождь среди жаркого лета. Отложив до осени любовные похождения и распрощавшись с пивом, через пару дней мы были уже далеко от Приреченска. И только в полях, разобрав рюкзаки, выяснили, чего стоил нам поспешный отлет. Тот забыл бритвенный прибор, тот белье, а этот вообще рюкзаки перепутал: взял с собой то, что нужно было сдать на склад личных вещей, а походный рюкзак с энцефалиткой, запасными портянками, носками и прочим барахлом оставил. Конечно, сейчас без улыбки тогдашнюю нашу растерянность и вспомнить нельзя. Представьте себе: в тайге в парадном костюме и с нивелиром на плече. Пришлось бедолаге помаяться — мошка лезет во все щели, комар грызет. Но потом его пожалели — выделили, кто энцефалитку, кто портянки.
В Крутояре, там находилась база партии, мы тоже не задержались, поэтому собаку не сумели заранее присмотреть и прикормить, перед самым вылетом поймали первую попавшуюся — и в вертолет.
Борис Петрович Красносельцев, начальник геодезической партии, руководитель нашей производственной практики, рассказывал нам — студентам топографических техникумов — эту историю, когда мы сидели в аэропорту Приреченска и ждали спецрейс на Севера.
Жара. Июнь палит, выжимает пот, и желание спрятаться в какую-нибудь норку становится особенно острым. Залечь бы, как медведь в берлоге, и пить пиво или, на худой конец, квас (хотя эти напитки летом — большой дефицит) и балдеть. Но это мечты. А в действительности духота нас выгнала из здания аэропорта па травку ближайшего сквера, под тень кленов.
Мы лежали и слушали рассказ Красносельцева. И хотя наше воображение уже давно нарисовало картину дикой северной природы, где за каждым кустом прячется медведь или росомаха, а деревья усыпаны куропатками и тетеревами, словно грушами, мы попросили Бориса Петровича рассказать нам еще что-нибудь о Крайнем Севере, о местах, где нам предстоит работать, об интересных случаях из его жизни.
В тот год я закончил МИИГАиК[1] и по распределению оказался в Приреченске. Я давно мечтал попасть в Сибирь. И хотя была возможность поехать в Закавказье, в Тбилиси, где я проходил преддипломную практику, я не воспользовался ею. В те времена Приреченская область в картографическом отношении была слабо изучена, а геологам срочно требовалось геодезическое обоснование. Это были времена открытия большой нефти.
Меня определили помощником к Ивану Поликарповичу Цареву. Вы уже, наверное, слышали о нем. И если кто обратил внимание на Доску почета, там его фотография красуется. В те годы он считался одним из лучших наблюдателей, да и сейчас он молодым не уступает. А за его плечами и Саяны, и Кавказ, и Камчатка. Возможно, кто-то из вас попадет к нему в бригаду.
Нам предстояло наблюдать пункты триангуляции в районе реки Пыхва, где, по предположению геологов, должна быть нефть. И действительно, позже там обнаружили и нефть, и газ. Объект наш считался срочным, и поэтому нам было заявлено, что в Приреченск мы попадем только после его сдачи.
Честно признаться, я поначалу боялся — тайга, которую я видел только в кино, поселений мало, да и те разбросаны за сотни километров. Ну, думаю, если заблужусь, то пропаду. Куда ни глянь — лес, лес, лес. Мне это даже диким казалось — столько деревьев вместе растет, да еще какие деревья! Шапку приходится придерживать, если вздумаешь посмотреть, как белка по ним сигает. Я ведь родом из степного края, и для меня лес — это лесополоса. Поохал я несколько дней, повосхищался, а потом привык и даже мог уверенно показать, которое дерево сосна, а которое — кедр.
Третьим членом нашей бригады был Вася Миронов, молодой парень с огромными мощными ручищами, которые, казалось, были просто приставлены к его короткому бочкообразному туловищу. Издали он очень напоминал одного из наших далеких предков, как его в книжках по биологии рисуют. В этом несуразном теле жила добрая, безотказная душа. Он постоянно был чем-то занят: что-то тесал, рубил, строгал, вязал. В перерывах варил пищу, и опять за топор или рубанок. Но иногда на него нападала хандра, он прятал инструменты в ящик, доставал из рюкзака иглу с нитками и принимался вязать сети, которых у него накопилось уже с полмешка. На вопрос, зачем ему столько, он только отмалчивался. А иногда принимался объяснять, что сети у него разные, на разную рыбу и что они всегда пригодятся. Можно, к примеру, обменять на водку или еще на что-нибудь. В общем, Вася был для нас человек незаменимый, и о нем я вам подробнее потом как-нибудь расскажу.
Прилетели мы на пункт и не успели еще открыть дверь вертолета, как нас атаковали полчища комаров. Пришлось терпеть до тех пор, пока не улетел вертолет и мы не распаковали вещи — там у нас был "Репудин". Вот тогда я впервые пожалел, что у меня нет хвоста. Руки заняты — надо быстро-быстро выгрузиться, а комары торжествующе поют: "Попались?!"
Собаку мы первой из вертолета выкинули, и ей тоже досталось. Все-таки в тайге комары и злее, и крупнее, да и количеством их поболее будет. Мошка и комары сразу псине облепили нос и глаза, она лапами смахивает их и жалобно визжит. Потом заскочила в вертолет, жмется к нам. Ее опять выкинули, она покрутилась и опять в вертолет. Пришлось дать ей пинка, чтобы не путалась под ногами.
Вертолет улетел. Мы достали «Репудин», намазались, сели на вещи и спокойно закурили. Потом в сторонке от вертолетной площадки поставили палатку, сделали нары, стол, раскинули спальные мешки, поставили полога от комаров и только после того, как более-менее устроились, обнаружили, что Бича нет в лагере. Кто из нас дал собаке эту кличку, я уже не помню. Да и как еще можно назвать собаку с помойки?
Так вот, обнаружили мы, что нет его в лагере. Позвали, покричали, а он то ли обиделся за пинок, то ли еще по какой причине, но к палатке не подходит. Бегает по кромке леса, лает, а не идет. Как мы его только не приманивали, что мы ему только не предлагали: и тушенку, и сухари, и рыбу, и колбасу, а он ни в какую. Ладно, думаем, проголодается — придет. Но он не пришел ни вечером, ни утром.
Вася наш забеспокоился. Как же так, хоть и собака, а есть тоже хочет. Да и собакой Бича назвать нельзя, так, щенок еще. Начали мы думать, как его изловить. Промышленные способы добычи зверя нам не подходили. Вася тем временем стал носить на «вертолетку» миску с едой. Вася от миски — пес к ней, Вася к нему — тот в лес. Как-то Вася говорит: «Придумал». Мы обсудили его проект и решили попробовать, все равно собаку как-то надо изловить. Ведь через пару-тройку дней за нами должен вертолет прилететь, а как пса в лесу бросишь?
Установили наклонно ведро, на донышко налили баланды и приладили к ведру петлю. Бич покрутился около ведра, мол, что за новшество? Что, не могли по-человечески в миску насыпать? Но, принюхавшись, решил отведать, чего это Вася ему приготовил.
Мы подождали, пока он, не опасаясь подвоха, залезет поглубже в ведро и дернули за веревку, которая и захлестнулась у него на животе. Пес испугался, завизжал и ринулся бежать. Но как тут сбежишь? На голове ведро, на животе веревка. Привели его в палатку, и Вася тут же нацепил ему ошейник и привязал к нарам, под которыми ему выделили место.
Вечером, когда мы вернулись с наблюдений, Вася говорит нам:
— Мужики, а ведь это не пес.
— Как не пес? — говорит Иван Поликарпович. — Черт, что ли?
— Нет, это не мужик, а баба.
— Какая еще баба? — удивился Царев. — Ты чего, паря, на солнце перегрелся?
— Да, нет. Сука это, сука.
— Так чего же ты сразу не сказал? А то мозги пудришь: баба, баба.
— Так ведь ее теперь надо перекрестить, — вступил в разговор я. — Новую кличку ей надо дать.
— А как ее назовем? Бичиха? — предложил Вася.
— Бичиха?! Ну и фантазия у тебя. Что это за имя. Пусть она будет Найдой, раз такая оказия случилась, — принял решение Царев.
— Ну как, ты согласна? — спросили мы псину, которая во время нашего разговора пытливо посматривала то на меня, то на Царева с Васей и дружески махала хвостом.
С того дня Найда стала полноправным, четвертым, членом нашего коллектива. Она сопровождала нас на работу к пункту триангуляции и, пока мы производили наблюдения, гоняла куропаток и других птичек. Но когда Вася брал в руки ружье, чтобы идти на охоту, она радостно взлаивала, а на нас смотрела с каким-то презрением: мол, чем вы занимаетесь, когда вокруг столько дичи.
Мы все привыкли, привязались к Найде, а Вася (сколько раз мы замечали) беседовал с ней, как с человеком. Она тоже освоилась. Стоило нам на новом месте поставить палатку, она тут же под нарами рыла себе убежище, в котором спасалась от жары и в какой-то мере от комаров. Забьется туда, лапами глаза прикроет, чтобы комар поменьше грыз, и лежит. Вздохнет иногда тяжело, поворочается, устраиваясь поудобнее, и опять затихнет. Но вот в конце июля или, скорее всего, в начале августа, уж точно не помню, нам с нею пришлось расстаться. Как и почему? Сейчас расскажу.
Перебросили нас на пункт Озерный вне плана. Начальник партии залетел к нам по пути из других бригад узнать про наши дела. Погода все дни стояла ровная: слабый ветерок, легкая облачность — короче, мечта наблюдателя, и мы, воспользовавшись этим подарком, свою работу выполнили раньше намеченного срока. У вертолетчиков было и время, и горючее, поэтому нас решили переправить на новое место, тем более что новый пункт находился по пути па базу.
Продуктов у нас было мало, начальник пообещал выполнить нашу заявку в ближайшие дни, а пока отдал нам свой, так сказать, бортпаек — пару банок тушенки да сгущенки и несколько пачек галет.
Быстро соорудив лагерь, мы пошли «пастись» на чернику. Поликарпыч решил на вечернюю видимость не ходить, устроить себе, в общем, полный выходной. А утром следующего дня поднялся сильный ветер, и у нас опять до вечера появилось окно. Занялись камеральными работами: составляли сводки, замыкали треугольники. Вечером же, поднявшись на сигнал, увидели, что все западное направление затянуто маревом. Горела тайга. На другой день мы учуяли запах дыма и обнаружили, что пожар идет в нашу сторону. Мы с Васей заволновались: что делать? Но Царев успокоил нас, сказав, что западнее нашего лагеря протекает речка Сылваяха и огонь навряд ли перекинется через нее. Но волновало нас и другое — в назначенный срок вертолет не прилетел, а продукты на исходе. Мы ведь их не экономили, а когда спохватились, то экономить уже было нечего. Осталось у нас банки две-три тушенки, килограмма два макарон, горсти две риса, немного сухарей и муки и то ли банка борща, то ли щей, а из курева несколько пачек «Беломора» да махорки.
К концу первой недели (забегая вперед, скажу, что просидели мы на том пункте три недели) наши запасы исчезли наполовину. К концу второй мы почти полностью перешли на чернику да голубику с брусникой. И хотя ягоды еще были не совсем спелые, все равно как-то разнообразили наше меню. Много было радости, если кто-то из нас находил гриб, но такое случалось не часто. Я же говорил вам, что в то лето сушь стояла почти такая же, как и сейчас. Дождей не было, так откуда же грибу было взяться (это потом, в сентябре, мы не знали куда их девать). Про охоту и говорить нечего — дичь исчезла.
Хотя однажды Вася убил большого глухаря и в его желудке обнаружил золотой самородок размером со спичечную головку. Видимо, попался нам глухарь-путешественник — в свое время побывал в предгорьях Урала. Такого всплеска Васиной фантазии мне больше не довелось видеть. Он с ходу предложил Цареву переключиться на добычу золота. Тот не согласился, мол, никто из нас не умеет мыть золото, а Вася горячо возразил, что это пустяки, что главное начать, а после первых добытых килограммов дело пойдет само собой.
Шутки шутками, но третья неделя оказалась очень тяжелой. Вы ведь знаете, как неприятно ожидание, а ожидание на пустой желудок тяжело вдвойне. Царев все чаще посматривал на Найду, а потом наступил день, когда он предложил нам зарезать ее и съесть. Вася бурно запротестовал, заявив, что он попытается еще какую-нибудь дичину подстрелить. Но лес словно вымер, даже надоевшие ронжи куда-то подевались. Я тоже был против. Царев же стоял на своем. Вася заявил, что пристрелит любого, кто тронет Найду хотя бы пальцем. Иван Поликарпович уступил. Напрягши свои извилины, вспомнив классиков приключенческого жанра, я решил сварить суп из лосиной шкуры, которую Царев использовал вместо подстилки. Тщательно промыв ее в нескольких водах и сбрив ножом шерсть, я нарезал кусок шкуры лапшой и поставил варить. Царев смотрел и только ухмылялся. Решив, что мое блюдо уже готово, я взял кусочек и начал жевать — не жуется. Тогда я измельчил несколько кусочков и начал глотать их, как утка, не жуя. И еле успел отбежать от костра, как меня вырвало. Видимо, я еще не был готов к таким испытаниям. Вот вы сейчас смеетесь, а мне тогда не до смеха было. А какими мы стали худыми! Глаза запали, носы заострились, кожа пожелтела. Но все-таки, должен заметить, Вася с Поликарпычем сжевали ту шкуру. Я же после того эксперимента залез в спальник и лежал до той поры, пока Царев чуть ли не пинками погнал меня на черничник. А на меня такая апатия напала, что ничего не хотелось: ни есть, ни думать, а только спать и спать.
Царев с помощью Васи расшевелил меня, и я выполз на гриву, к ягодам. Случайно мой взгляд натолкнулся на Найду. «Так это же мясо», — ожгла мысль. И до того мне стало жаль себя, что даже слезы покатились из глаз.
— Поликарпыч! — закричал я. — Вари!
— Чего, милок, варить-то?
— Найду вари!
Вася с дикой злобой посмотрел на меня, взял Найду на поводок и пошел на охоту. И после этого он не отпускал ее от себя ни на шаг.
Но время сделало свое дело — сдался и Вася. Заканчивалась третья неделя нашего вынужденного сидения. Мы решили еще ночь потерпеть и, если с утра не будет вертолета, сварить Найду. Она, видимо, чувствовала это — скулила, визжала, пыталась вырваться, потихоньку грызла веревку, но и у нее уже не было сил перекусить капроновый фал.
Утро нам радости не принесло, и к обеду Иван Поликарпович сварил собачатину. И должен вам, друзья мои, сказать, что вкуснее я еще ничего не ел! К вечеру мы повеселели, и Царев поставил варить следующую порцию. Я лежал у костра и мечтал о том, что буду есть, когда вернусь на Большую землю.
Вдруг сквозь скрип деревьев, треск горящих поленьев, послышался до боли знакомый звук. Смотрю, и Вася голову приподнял — тоже прислушивается. Царев же застыл в напряженной позе с поварешкой в руке. А звук все ближе и ближе, все знакомее и роднее. Бог мой! Да это же вертолет!
— Ура! — кричу. — Вертолет!
Откуда только силы взялись. Вскакиваю и лихорадочно начинаю собираться. Мужики тоже забегали. Вон уже над лесом показалась зеленая стрекочущая точка. Вертолет сделал над нами "круг почета" и сел. А у нас уж и сил нет загружать вещи. Такая тоска напала. Сидим и смотрим, как начальник партии вместе с бортмехаником таскают в вертолет наше барахло. Затем и нам помогли взобраться.
Потом была больница, а потом опять поле. И снова с нами была собака, и ее мы назвали Найдой. Да и сейчас у Царева Найда в бригаде есть. А вертолета долго не было из-за лесного пожара, пока не потушили, он работал на лесников. Ну что, давайте собираться, кажется, наш рейс объявляют.
Примечания
1
МИИГАиК — Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии.
Августовская метель
Рассказы
Найда
Это было давно. Если не ошибаюсь, году в шестьдесят четвертом… Был я в то время молодым и кучерявым, не то что сейчас, — Борис Петрович с сожалением погладил ладонями большие залысины. — Что поделаешь? Стареем.
В том году в поле мы вылетели как-то поспешно. День отлета не был заранее известен, поэтому и получилось все так неожиданно, скомканно. Приказ о выезде обрушился на нас, как холодный дождь среди жаркого лета. Отложив до осени любовные похождения и распрощавшись с пивом, через пару дней мы были уже далеко от Приреченска. И только в полях, разобрав рюкзаки, выяснили, чего стоил нам поспешный отлет. Тот забыл бритвенный прибор, тот белье, а этот вообще рюкзаки перепутал: взял с собой то, что нужно было сдать на склад личных вещей, а походный рюкзак с энцефалиткой, запасными портянками, носками и прочим барахлом оставил. Конечно, сейчас без улыбки тогдашнюю нашу растерянность и вспомнить нельзя. Представьте себе: в тайге в парадном костюме и с нивелиром на плече. Пришлось бедолаге помаяться — мошка лезет во все щели, комар грызет. Но потом его пожалели — выделили, кто энцефалитку, кто портянки.
В Крутояре, там находилась база партии, мы тоже не задержались, поэтому собаку не сумели заранее присмотреть и прикормить, перед самым вылетом поймали первую попавшуюся — и в вертолет.
Борис Петрович Красносельцев, начальник геодезической партии, руководитель нашей производственной практики, рассказывал нам — студентам топографических техникумов — эту историю, когда мы сидели в аэропорту Приреченска и ждали спецрейс на Севера.
Жара. Июнь палит, выжимает пот, и желание спрятаться в какую-нибудь норку становится особенно острым. Залечь бы, как медведь в берлоге, и пить пиво или, на худой конец, квас (хотя эти напитки летом — большой дефицит) и балдеть. Но это мечты. А в действительности духота нас выгнала из здания аэропорта па травку ближайшего сквера, под тень кленов.
Мы лежали и слушали рассказ Красносельцева. И хотя наше воображение уже давно нарисовало картину дикой северной природы, где за каждым кустом прячется медведь или росомаха, а деревья усыпаны куропатками и тетеревами, словно грушами, мы попросили Бориса Петровича рассказать нам еще что-нибудь о Крайнем Севере, о местах, где нам предстоит работать, об интересных случаях из его жизни.
В тот год я закончил МИИГАиК[1] и по распределению оказался в Приреченске. Я давно мечтал попасть в Сибирь. И хотя была возможность поехать в Закавказье, в Тбилиси, где я проходил преддипломную практику, я не воспользовался ею. В те времена Приреченская область в картографическом отношении была слабо изучена, а геологам срочно требовалось геодезическое обоснование. Это были времена открытия большой нефти.
Меня определили помощником к Ивану Поликарповичу Цареву. Вы уже, наверное, слышали о нем. И если кто обратил внимание на Доску почета, там его фотография красуется. В те годы он считался одним из лучших наблюдателей, да и сейчас он молодым не уступает. А за его плечами и Саяны, и Кавказ, и Камчатка. Возможно, кто-то из вас попадет к нему в бригаду.
Нам предстояло наблюдать пункты триангуляции в районе реки Пыхва, где, по предположению геологов, должна быть нефть. И действительно, позже там обнаружили и нефть, и газ. Объект наш считался срочным, и поэтому нам было заявлено, что в Приреченск мы попадем только после его сдачи.
Честно признаться, я поначалу боялся — тайга, которую я видел только в кино, поселений мало, да и те разбросаны за сотни километров. Ну, думаю, если заблужусь, то пропаду. Куда ни глянь — лес, лес, лес. Мне это даже диким казалось — столько деревьев вместе растет, да еще какие деревья! Шапку приходится придерживать, если вздумаешь посмотреть, как белка по ним сигает. Я ведь родом из степного края, и для меня лес — это лесополоса. Поохал я несколько дней, повосхищался, а потом привык и даже мог уверенно показать, которое дерево сосна, а которое — кедр.
Третьим членом нашей бригады был Вася Миронов, молодой парень с огромными мощными ручищами, которые, казалось, были просто приставлены к его короткому бочкообразному туловищу. Издали он очень напоминал одного из наших далеких предков, как его в книжках по биологии рисуют. В этом несуразном теле жила добрая, безотказная душа. Он постоянно был чем-то занят: что-то тесал, рубил, строгал, вязал. В перерывах варил пищу, и опять за топор или рубанок. Но иногда на него нападала хандра, он прятал инструменты в ящик, доставал из рюкзака иглу с нитками и принимался вязать сети, которых у него накопилось уже с полмешка. На вопрос, зачем ему столько, он только отмалчивался. А иногда принимался объяснять, что сети у него разные, на разную рыбу и что они всегда пригодятся. Можно, к примеру, обменять на водку или еще на что-нибудь. В общем, Вася был для нас человек незаменимый, и о нем я вам подробнее потом как-нибудь расскажу.
Прилетели мы на пункт и не успели еще открыть дверь вертолета, как нас атаковали полчища комаров. Пришлось терпеть до тех пор, пока не улетел вертолет и мы не распаковали вещи — там у нас был "Репудин". Вот тогда я впервые пожалел, что у меня нет хвоста. Руки заняты — надо быстро-быстро выгрузиться, а комары торжествующе поют: "Попались?!"
Собаку мы первой из вертолета выкинули, и ей тоже досталось. Все-таки в тайге комары и злее, и крупнее, да и количеством их поболее будет. Мошка и комары сразу псине облепили нос и глаза, она лапами смахивает их и жалобно визжит. Потом заскочила в вертолет, жмется к нам. Ее опять выкинули, она покрутилась и опять в вертолет. Пришлось дать ей пинка, чтобы не путалась под ногами.
Вертолет улетел. Мы достали «Репудин», намазались, сели на вещи и спокойно закурили. Потом в сторонке от вертолетной площадки поставили палатку, сделали нары, стол, раскинули спальные мешки, поставили полога от комаров и только после того, как более-менее устроились, обнаружили, что Бича нет в лагере. Кто из нас дал собаке эту кличку, я уже не помню. Да и как еще можно назвать собаку с помойки?
Так вот, обнаружили мы, что нет его в лагере. Позвали, покричали, а он то ли обиделся за пинок, то ли еще по какой причине, но к палатке не подходит. Бегает по кромке леса, лает, а не идет. Как мы его только не приманивали, что мы ему только не предлагали: и тушенку, и сухари, и рыбу, и колбасу, а он ни в какую. Ладно, думаем, проголодается — придет. Но он не пришел ни вечером, ни утром.
Вася наш забеспокоился. Как же так, хоть и собака, а есть тоже хочет. Да и собакой Бича назвать нельзя, так, щенок еще. Начали мы думать, как его изловить. Промышленные способы добычи зверя нам не подходили. Вася тем временем стал носить на «вертолетку» миску с едой. Вася от миски — пес к ней, Вася к нему — тот в лес. Как-то Вася говорит: «Придумал». Мы обсудили его проект и решили попробовать, все равно собаку как-то надо изловить. Ведь через пару-тройку дней за нами должен вертолет прилететь, а как пса в лесу бросишь?
Установили наклонно ведро, на донышко налили баланды и приладили к ведру петлю. Бич покрутился около ведра, мол, что за новшество? Что, не могли по-человечески в миску насыпать? Но, принюхавшись, решил отведать, чего это Вася ему приготовил.
Мы подождали, пока он, не опасаясь подвоха, залезет поглубже в ведро и дернули за веревку, которая и захлестнулась у него на животе. Пес испугался, завизжал и ринулся бежать. Но как тут сбежишь? На голове ведро, на животе веревка. Привели его в палатку, и Вася тут же нацепил ему ошейник и привязал к нарам, под которыми ему выделили место.
Вечером, когда мы вернулись с наблюдений, Вася говорит нам:
— Мужики, а ведь это не пес.
— Как не пес? — говорит Иван Поликарпович. — Черт, что ли?
— Нет, это не мужик, а баба.
— Какая еще баба? — удивился Царев. — Ты чего, паря, на солнце перегрелся?
— Да, нет. Сука это, сука.
— Так чего же ты сразу не сказал? А то мозги пудришь: баба, баба.
— Так ведь ее теперь надо перекрестить, — вступил в разговор я. — Новую кличку ей надо дать.
— А как ее назовем? Бичиха? — предложил Вася.
— Бичиха?! Ну и фантазия у тебя. Что это за имя. Пусть она будет Найдой, раз такая оказия случилась, — принял решение Царев.
— Ну как, ты согласна? — спросили мы псину, которая во время нашего разговора пытливо посматривала то на меня, то на Царева с Васей и дружески махала хвостом.
С того дня Найда стала полноправным, четвертым, членом нашего коллектива. Она сопровождала нас на работу к пункту триангуляции и, пока мы производили наблюдения, гоняла куропаток и других птичек. Но когда Вася брал в руки ружье, чтобы идти на охоту, она радостно взлаивала, а на нас смотрела с каким-то презрением: мол, чем вы занимаетесь, когда вокруг столько дичи.
Мы все привыкли, привязались к Найде, а Вася (сколько раз мы замечали) беседовал с ней, как с человеком. Она тоже освоилась. Стоило нам на новом месте поставить палатку, она тут же под нарами рыла себе убежище, в котором спасалась от жары и в какой-то мере от комаров. Забьется туда, лапами глаза прикроет, чтобы комар поменьше грыз, и лежит. Вздохнет иногда тяжело, поворочается, устраиваясь поудобнее, и опять затихнет. Но вот в конце июля или, скорее всего, в начале августа, уж точно не помню, нам с нею пришлось расстаться. Как и почему? Сейчас расскажу.
Перебросили нас на пункт Озерный вне плана. Начальник партии залетел к нам по пути из других бригад узнать про наши дела. Погода все дни стояла ровная: слабый ветерок, легкая облачность — короче, мечта наблюдателя, и мы, воспользовавшись этим подарком, свою работу выполнили раньше намеченного срока. У вертолетчиков было и время, и горючее, поэтому нас решили переправить на новое место, тем более что новый пункт находился по пути па базу.
Продуктов у нас было мало, начальник пообещал выполнить нашу заявку в ближайшие дни, а пока отдал нам свой, так сказать, бортпаек — пару банок тушенки да сгущенки и несколько пачек галет.
Быстро соорудив лагерь, мы пошли «пастись» на чернику. Поликарпыч решил на вечернюю видимость не ходить, устроить себе, в общем, полный выходной. А утром следующего дня поднялся сильный ветер, и у нас опять до вечера появилось окно. Занялись камеральными работами: составляли сводки, замыкали треугольники. Вечером же, поднявшись на сигнал, увидели, что все западное направление затянуто маревом. Горела тайга. На другой день мы учуяли запах дыма и обнаружили, что пожар идет в нашу сторону. Мы с Васей заволновались: что делать? Но Царев успокоил нас, сказав, что западнее нашего лагеря протекает речка Сылваяха и огонь навряд ли перекинется через нее. Но волновало нас и другое — в назначенный срок вертолет не прилетел, а продукты на исходе. Мы ведь их не экономили, а когда спохватились, то экономить уже было нечего. Осталось у нас банки две-три тушенки, килограмма два макарон, горсти две риса, немного сухарей и муки и то ли банка борща, то ли щей, а из курева несколько пачек «Беломора» да махорки.
К концу первой недели (забегая вперед, скажу, что просидели мы на том пункте три недели) наши запасы исчезли наполовину. К концу второй мы почти полностью перешли на чернику да голубику с брусникой. И хотя ягоды еще были не совсем спелые, все равно как-то разнообразили наше меню. Много было радости, если кто-то из нас находил гриб, но такое случалось не часто. Я же говорил вам, что в то лето сушь стояла почти такая же, как и сейчас. Дождей не было, так откуда же грибу было взяться (это потом, в сентябре, мы не знали куда их девать). Про охоту и говорить нечего — дичь исчезла.
Хотя однажды Вася убил большого глухаря и в его желудке обнаружил золотой самородок размером со спичечную головку. Видимо, попался нам глухарь-путешественник — в свое время побывал в предгорьях Урала. Такого всплеска Васиной фантазии мне больше не довелось видеть. Он с ходу предложил Цареву переключиться на добычу золота. Тот не согласился, мол, никто из нас не умеет мыть золото, а Вася горячо возразил, что это пустяки, что главное начать, а после первых добытых килограммов дело пойдет само собой.
Шутки шутками, но третья неделя оказалась очень тяжелой. Вы ведь знаете, как неприятно ожидание, а ожидание на пустой желудок тяжело вдвойне. Царев все чаще посматривал на Найду, а потом наступил день, когда он предложил нам зарезать ее и съесть. Вася бурно запротестовал, заявив, что он попытается еще какую-нибудь дичину подстрелить. Но лес словно вымер, даже надоевшие ронжи куда-то подевались. Я тоже был против. Царев же стоял на своем. Вася заявил, что пристрелит любого, кто тронет Найду хотя бы пальцем. Иван Поликарпович уступил. Напрягши свои извилины, вспомнив классиков приключенческого жанра, я решил сварить суп из лосиной шкуры, которую Царев использовал вместо подстилки. Тщательно промыв ее в нескольких водах и сбрив ножом шерсть, я нарезал кусок шкуры лапшой и поставил варить. Царев смотрел и только ухмылялся. Решив, что мое блюдо уже готово, я взял кусочек и начал жевать — не жуется. Тогда я измельчил несколько кусочков и начал глотать их, как утка, не жуя. И еле успел отбежать от костра, как меня вырвало. Видимо, я еще не был готов к таким испытаниям. Вот вы сейчас смеетесь, а мне тогда не до смеха было. А какими мы стали худыми! Глаза запали, носы заострились, кожа пожелтела. Но все-таки, должен заметить, Вася с Поликарпычем сжевали ту шкуру. Я же после того эксперимента залез в спальник и лежал до той поры, пока Царев чуть ли не пинками погнал меня на черничник. А на меня такая апатия напала, что ничего не хотелось: ни есть, ни думать, а только спать и спать.
Царев с помощью Васи расшевелил меня, и я выполз на гриву, к ягодам. Случайно мой взгляд натолкнулся на Найду. «Так это же мясо», — ожгла мысль. И до того мне стало жаль себя, что даже слезы покатились из глаз.
— Поликарпыч! — закричал я. — Вари!
— Чего, милок, варить-то?
— Найду вари!
Вася с дикой злобой посмотрел на меня, взял Найду на поводок и пошел на охоту. И после этого он не отпускал ее от себя ни на шаг.
Но время сделало свое дело — сдался и Вася. Заканчивалась третья неделя нашего вынужденного сидения. Мы решили еще ночь потерпеть и, если с утра не будет вертолета, сварить Найду. Она, видимо, чувствовала это — скулила, визжала, пыталась вырваться, потихоньку грызла веревку, но и у нее уже не было сил перекусить капроновый фал.
Утро нам радости не принесло, и к обеду Иван Поликарпович сварил собачатину. И должен вам, друзья мои, сказать, что вкуснее я еще ничего не ел! К вечеру мы повеселели, и Царев поставил варить следующую порцию. Я лежал у костра и мечтал о том, что буду есть, когда вернусь на Большую землю.
Вдруг сквозь скрип деревьев, треск горящих поленьев, послышался до боли знакомый звук. Смотрю, и Вася голову приподнял — тоже прислушивается. Царев же застыл в напряженной позе с поварешкой в руке. А звук все ближе и ближе, все знакомее и роднее. Бог мой! Да это же вертолет!
— Ура! — кричу. — Вертолет!
Откуда только силы взялись. Вскакиваю и лихорадочно начинаю собираться. Мужики тоже забегали. Вон уже над лесом показалась зеленая стрекочущая точка. Вертолет сделал над нами "круг почета" и сел. А у нас уж и сил нет загружать вещи. Такая тоска напала. Сидим и смотрим, как начальник партии вместе с бортмехаником таскают в вертолет наше барахло. Затем и нам помогли взобраться.
Потом была больница, а потом опять поле. И снова с нами была собака, и ее мы назвали Найдой. Да и сейчас у Царева Найда в бригаде есть. А вертолета долго не было из-за лесного пожара, пока не потушили, он работал на лесников. Ну что, давайте собираться, кажется, наш рейс объявляют.
Примечания
1
МИИГАиК — Московский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии.