Заворотчева Шутиха-Машутиха
Любовь Георгиевна Заворотчева
Любовь Заворотчева
Шутиха-машутиха
Бывальщины
КРИК ПЕРЕПЕЛА
ПРИТЧА
Это был обычный рабочий день доцента Коробейниковой. Студенты с утра были ленивы, и Рада Ивановна подумала, что, в сущности, только перед зачетами и экзаменами какое-то подобие тревоги пробивается в их глазах.
Короткие ее размышления на пути к учебному классу прервала Лидочка, Лидия Андреевна, врач, в недавнем прошлом тоже студентка Коробейниковой.
— Рада Ивановна, пожалуйста, посмотрите мою больную, не могу разобраться: месяц лечу, а порок развивается, — смущаясь, попросила Лидочка.
— Показывай! — решительно повернувшись, согласилась доцент.
Студенты вяло потянулись за ней.
— Только она странная немного, — забегая вперед, предупредила Лидочка. — Понимаете, она — комбайнер, молоденькая...
— Веди, веди, — не останавливаясь, подтолкнула Лидочку доцент. — Там разберемся.
— Вот. — Лидочка поправила одеяло на больной, а Рада Ивановна хозяйской рукой одеяло это откинула и, быстро окинув взглядом худенькие плечи, уткнула фонендоскоп сперва в верхушку сердца, потом легкими касаниями пластмассового уха прошлась под ключицей и снова вернулась к верхушке.
— Раздвоение второго тона, — сказала она для студентов. — Ритм перепелки. Сколько лет? — скользнула она по лицу больной взглядом.
— Двадцать, — поспешила ответить Лидочка. — Понимаете, я и сама слышу ритм перепелки...
— Знаете, что такое ритм перепелки? — вскинула голову к студентам Рада Ивановна. — Кто-нибудь слышал, как кричит перепелка? Перепелка кричит: «так-та-та, так-та-та». Вроде как «спать пора, спать пора!». Сердечный же ритм, как мы знаем, — так-так-так. Когда этого не слышно — налицо раздвоение второго тона, и в медицине это называется ритмом перепелки.
— Что вы, доктор, — приподнялась на локте больная, — перепелка не кричит, кричит перепел! И вовсе не «спать пора», а «любить пора!». — Брови ее в изумлении приподнялись: доктор, а не знает.
— Так вот. Ритм перепелки, — с нажимом повторила Рада Ивановна.
— Лидия Андреевна, но кричит перепел! — воскликнула девушка.
— Хорошо, Анечка, перепел, — положила руку на ее плечо врач.
— Ну, милая, во всех справочниках указан именно ритм перепелки! — усмехнулась Коробейникова. — Послушайте-ка, — обратилась она к студентам, — здесь явно слышно: так-та-та, так-та-та.
— Не дам, — нахмурилась Анечка. — Уходите! Все уходите! — И она отвернулась к стене, закрывшись наглухо одеялом.
— Константинов, принесите справочник. Там, в столе у меня. Аня, а вы не упрямьтесь, — потянула к себе одеяло Коробейникова. — Послушаем и станем лечить. Важен диагноз и правильное лечение, а не термин.
— У-хо-ди-те, — раздельно донеслось из-под одеяла, — Уходите! — крикнула Анечка, вскидываясь вместе с одеялом.
Быстро вошел в палату Константинов.
— Рада Ивановна, я нашел. Вот, действительно написано: «Ритм перепелки», — радостно сияя, доложил он.
— Пусть, пусть, пусть написано! — выкрикнула Анечка. — Может, сердце и кричит перепелкой, такой перепелкой, когда она ждет перепела, а вокруг нее, как беда, комбайн. Кругами, кругами! От края к центру, кольцом кольцом. А перепел кричит, зовет ее из беды этой: «так-та-та, так-та-та!» А она ему из беды — песни, песни! — Аня кричала, из глаз ее падали крупные слезы.
Лидия Андреевна в ужасе бросилась к ней, уложила, высоко подняв подушки, крикнув сестре: «Корглюкон!» — и все гладила Аню по голове, успокаивая, бросая взгляды на Коробейникову, как бы моля: «Уходите, ну пожалуйста!»
— Нельзя тебе, Анечка, так волноваться, — успокаивала больную Лидия Андреевна.
— Всем, всем надо волноваться, — внезапно успокоившись, тихо сказала Анечка.
Вспышки словно не было, и ничего, казалось, не выдавало болезни Анечки. Только внезапно посинели ее резко очерченные полные губы. Лидия Андреевна только их и видела, обеспокоенно находя пульс.
— Лидия Андреевна, перепелка должна только петь и радоваться, — улыбнулась Анечка. — Понимаете? Когда наоборот, у нее раздвоение второго тона. Если сердце все время кричит, только кричит за двоих и совсем не поет — ему трудно. Понимаете? — почти шепотом сказала Анечка.
— Ну хорошо, — словно подводя итог своей консультации, деловито глянула на Лидочку доцент. — О лечении мы поговорим позже. — И вышла.
— Лидия Андреевна, все правильно. У меня раздвоение второго тона. Я знала. Он же раздваивается, Олег-то мой. Понимаете? А мой тон — первый. Он чистый и сильный. Чистый и сильный, правда? — Анечка улыбнулась.
— Да, Анечка, чистый и сильный, — кивнула врач.
— Приезжайте к нам в деревню, я свожу вас туда, где поют перепелки и кричат перепела. Их никто почему-то не бережет. Много их гибнет на полях, мы же кругами убираем хлеб... Вот я умру, и он тогда, как перепел, закричит... — Анечка упала в подушку, плечи ее дрогнули.
— Если ты будешь о смерти думать, мне тебя не поднять, — наклонившись к Анечкиному уху, шепнула врач.
— А зачем? Зачем мне много здоровья? Он же никогда, вы понимаете, он никогда не решится... Вот не любит, а живет... Лидия Андреевна, выпишите меня прямо сейчас. — Она вскинулась, глаза ее заблестели. — Прямо сейчас! Ведь через неделю снег сойдет. Как хорошо в это время в деревне. Видите, месяц пролежала — без толку. Здесь мне будет все хуже и хуже. — Анечка уже стояла на полу, лихорадочно собирая вещи. — Я буду лечиться у нашего фельдшера Закрятина. Он мудрый и добрый. Вы только все-все ему напишите, он исполнит.
И Лидочка, холодея, вдруг поняла, что не может отказать ей, не может выдавить из себя расхожие слова о том, что надо лечиться, надо, в конце концов, бороться. Уже согласившись на выписку, она решила весной непременно побывать в Аниной деревне.
Вечером, встретившись с Коробейниковой на улице — жили в одном микрорайоне, Лидочка хотела сделать вид, что не заметила Раду Ивановну, ее не покидало чувство какой-то неловкости и стыда, но Коробейникова сама шла к Лидочке.
— Все справочники перевернула, — рубанула она рукой воздух, — нигде нет разночтений, во всех справочниках так и написано: «Ритм перепелки!» Ну неужели светила могут ошибаться?! — довольно и победно рассмеялась Рада Ивановна. — А девочка эта действительно странная. Вообще там, Лидочка, комбинированный порок. Не каждый хирург согласится на такую операцию.
— Да-да, — поспешно согласилась Лидия Андреевна и, сославшись на неотложные дела, извинилась и быстро пошла.
Прошло много времени. Всякий раз, выслушивая тоны сердца больных, Лидия Андреевна неотступно помнила Анечку. Ей, молодому кардиологу, становилось страшно, когда слышалось: так-та-та, и она мучительно размышляла о том, как вернуть ритм так-так-так.
Она не решилась съездить в Анину деревню. Только спустя несколько лет, оказавшись с мужем в деревне у его родственников, она пошла с женщинами по ягоды.
Что-то знакомое донеслось до ее слуха из березового колка.
Прислушалась.
«Так-та-та, так-та-та...»
— Кто это кричит? — поспешно спросила она женщин.
— В колке-то? А перепел кричит. Сейчас и перепелка откликнется, запоет-залюбезничает.
Лидия Андреевна остановилась, замерла.
— Ну же, ну! — торопила она невидимую перепелку.
Но перепелка не откликалась.
«Так-та-та! Так-та-та!» — все тревожней кричал перепел.