Заворотчева Шутиха-Машутиха
Любовь Георгиевна Заворотчева
Любовь Заворотчева
Шутиха-машутиха
Бывальщины
РОЖАЙТЕ, БАБОНЬКИ!
За время странствий по городам и весям я усвоила простую истину: там, где хотя бы одна многодетная мать лишена нормальных условий быта, напрасно искать многодетные семьи. С удовольствием вспоминаю свою поездку в колхоз «40 лет Октября» Исетского района Тюменской области.
В деревне Слобода Бешкиль сосредоточено все население колхоза и все производство. Лет десять назад первый секретарь Исетского райкома комсомола Владимир Габрусь попросил направить его сюда. И стал самым молодым председателем колхоза в области.
Из Исетска мы с Габрусем выехали позже намеченного, а в клубе Слободы была назначена встреча, на которую мы не поспевали. Я волновалась, а Габрусь успокаивал. К клубу подходила в скверном настроении. И очень удивилась, увидев полный зал народа. Разрыв между назначенным часом и часом нашего приезда был значителен. Женщины, нарядно одетые, ребятишки у них на руках и подле... А лица-то у женщин какие — улыбчивые, добрые, светлые. Словно в детство свое я вошла, словно в храм материнства.
Всякое доводилось видеть: приведут в красный уголок на ферму, только дойка закончилась. Женщины на самом краешке скрипучих стульев сидят, кажется, чуть ветерок залетит и их сдует. Сидят напряженно, со злым выражением глаз: опять этот лектор, опять по бумажке, а дома дел невпроворот... Стоит большого труда, чтобы «разогреть» отученных от живого человеческого общения людей, чтобы скинули они пропахшие силосом телогрейки, посветлели лицом в ответ на прочитанные стихи. Хочется после таких встреч выйти в чисто поле и громко крикнуть: «Где же вы, комиссары человеческого духа?!» И долго потом видятся сгорбленные спины женщин в телогрейках, женщины, бредущие по грязным деревенским дорогам к своим бесконечным заботам...
Подарили мне тогда в Слободе Бешкиль пшеничный снопик, колосок к колоску подобранный женскими руками и обвитый лентой. Я спросила женщину: «Почему по домам не разошлись, ведь дела у всех, а мы вон как опоздали». И она ответила: «Раз председатель сказал, что привезет писателя, — значит, привезет, чего ж домой-то бежать? Нам председатель сказал: рожайте, бабоньки, вы чего ж это делаете — деревню нарушаете! Мы оглянулись — господи, и вправду одни старики остаются. И давай рожать!» Говорит и смеется, прямо с хохоту покатывается. Ну, веселый же народ в Слободе! «А чего не веселиться? — продолжала женщина. — У нас Габрусь на правлении вопрос ставит, чтобы бабы на работе не надрывались, чтобы детишек рожали, а то, мол, скоро на земле работать некому будет. Вот мы и не оплошали — у нас два сада-яслей по сто сорок мест заняты ребятишками. А председатель: «Рожайте, бабоньки, третий садик построим, колхоз богатый!»
Я потом Габрусю говорю, что он необычайно заботлив к колхозным женщинам, а он мне: «Да вы что? Это они мне в работе помогают. Если бы не наши женщины, мы бы никаких планов не выполнили. У нас женсовет как Совет Министров: все видит, выпивохи с его заседаний задворками домой возвращаются».
Говорили мы не о процентах, а о людях.
На прощание Габрусь по секрету сказал, что терпеть не может мужиков: от них махрой несет, перегаром, говорят много, а делают мало. То ли дело женщины: пообещают, в лепешку разобьются, а сделают! «Женщина настрадалась, женщину надо беречь», — говорил Габрусь.
И я поняла, сколь много чистоты и доброты дала ему в дорогу мама...
Любовь Георгиевна Заворотчева
Любовь Заворотчева
Шутиха-машутиха
Бывальщины
РОЖАЙТЕ, БАБОНЬКИ!
За время странствий по городам и весям я усвоила простую истину: там, где хотя бы одна многодетная мать лишена нормальных условий быта, напрасно искать многодетные семьи. С удовольствием вспоминаю свою поездку в колхоз «40 лет Октября» Исетского района Тюменской области.
В деревне Слобода Бешкиль сосредоточено все население колхоза и все производство. Лет десять назад первый секретарь Исетского райкома комсомола Владимир Габрусь попросил направить его сюда. И стал самым молодым председателем колхоза в области.
Из Исетска мы с Габрусем выехали позже намеченного, а в клубе Слободы была назначена встреча, на которую мы не поспевали. Я волновалась, а Габрусь успокаивал. К клубу подходила в скверном настроении. И очень удивилась, увидев полный зал народа. Разрыв между назначенным часом и часом нашего приезда был значителен. Женщины, нарядно одетые, ребятишки у них на руках и подле... А лица-то у женщин какие — улыбчивые, добрые, светлые. Словно в детство свое я вошла, словно в храм материнства.
Всякое доводилось видеть: приведут в красный уголок на ферму, только дойка закончилась. Женщины на самом краешке скрипучих стульев сидят, кажется, чуть ветерок залетит и их сдует. Сидят напряженно, со злым выражением глаз: опять этот лектор, опять по бумажке, а дома дел невпроворот... Стоит большого труда, чтобы «разогреть» отученных от живого человеческого общения людей, чтобы скинули они пропахшие силосом телогрейки, посветлели лицом в ответ на прочитанные стихи. Хочется после таких встреч выйти в чисто поле и громко крикнуть: «Где же вы, комиссары человеческого духа?!» И долго потом видятся сгорбленные спины женщин в телогрейках, женщины, бредущие по грязным деревенским дорогам к своим бесконечным заботам...
Подарили мне тогда в Слободе Бешкиль пшеничный снопик, колосок к колоску подобранный женскими руками и обвитый лентой. Я спросила женщину: «Почему по домам не разошлись, ведь дела у всех, а мы вон как опоздали». И она ответила: «Раз председатель сказал, что привезет писателя, — значит, привезет, чего ж домой-то бежать? Нам председатель сказал: рожайте, бабоньки, вы чего ж это делаете — деревню нарушаете! Мы оглянулись — господи, и вправду одни старики остаются. И давай рожать!» Говорит и смеется, прямо с хохоту покатывается. Ну, веселый же народ в Слободе! «А чего не веселиться? — продолжала женщина. — У нас Габрусь на правлении вопрос ставит, чтобы бабы на работе не надрывались, чтобы детишек рожали, а то, мол, скоро на земле работать некому будет. Вот мы и не оплошали — у нас два сада-яслей по сто сорок мест заняты ребятишками. А председатель: «Рожайте, бабоньки, третий садик построим, колхоз богатый!»
Я потом Габрусю говорю, что он необычайно заботлив к колхозным женщинам, а он мне: «Да вы что? Это они мне в работе помогают. Если бы не наши женщины, мы бы никаких планов не выполнили. У нас женсовет как Совет Министров: все видит, выпивохи с его заседаний задворками домой возвращаются».
Говорили мы не о процентах, а о людях.
На прощание Габрусь по секрету сказал, что терпеть не может мужиков: от них махрой несет, перегаром, говорят много, а делают мало. То ли дело женщины: пообещают, в лепешку разобьются, а сделают! «Женщина настрадалась, женщину надо беречь», — говорил Габрусь.
И я поняла, сколь много чистоты и доброты дала ему в дорогу мама...