408 Селиванов Ветрено
Федор Андреевич Селиванов
Федор Селиванов
Ветрено
Рассказы
Без выхода
Их искали семь групп солдат и милиционеров. В каждой — по фанатичной в служебном рвении розыскной собаке. Три вертолета кружили всю неделю над островом.
Они по ночам выбирались из удачно найденного ими укрытия в скалах, к которому не было подступа ни с моря, ни с суши, ни с воздуха. Искали катер или хотя бы какую-нибудь брошенную дырявую лодку, чтобы добраться до материка. Но одни катера и лодки были уведены на соседний остров, другие собраны вместе и тщательно охранялись — не подступись. В городах и рыбачьих поселках знали о беглецах, были настороже и приняли меры.
Надежда спастись постепенно исчезала, как исчезает во тьме человек, одетый в темное.
А началось все, казалось, с ерундового подшучивания над ними, новичками, в части. В первый же день службы их фамилии сразу же до обидного переиначили: Зудов стал Задовым, Лесков — Облесковым. Прапорщик Дуров и сослуживцы высмеивали в молодых солдатах все: деревенскую походку вразвалочку, непривычные словечки «летось», «коряжиться», «нет тороху»...
В тот день Дурова назначили начальником караула, а Зудова и Лескова определили в караул на военный аэродром. На острове Белый сентябрь — лучшее время года. День был настолько прозрачным, что ясно прорисовывались далекие сопки, которые обычно не были видны. Солнце светило ласково, умиротворенно.
В караульном помещении, когда в нем находились Зудов, Лесков и еще двое солдат, начальник караула, обращаясь к первым двум, сказал:
— Марш на кухню за кипяченой водой для бачка. Да пошевеливайтесь...— дальше последовало такое оскорбление, которое я не решаюсь привести.
Кровь мгновенно прихлынула к лицу Зудова. Он ставил автомат в пирамиду, но сразу выпрямился, сжав его в руке. Потом подошел к Дурову и плюнул с силой в лицо. Лесков в это время стоял оцепеневшим от грязного истолкования прапорщиком его дружбы с Зудовым.
Дуров, озверев, ударил с размаху Зудова. Но крепко стоял на ногах солдат, лишь покачнулся и выпустил очередь из автомата. Прапорщик упал, как падает спиленное дерево. Солдаты, стоявшие рядом с ним, бросились к автоматам, схватили их.
— Бежим! Застрелят! — закричал Зудов Лескову. Но тот прошил их автоматной очередью...
И вот они на берегу моря. В головах одна мысль, причиняющая боль, как причиняет заноза, застрявшая под ногтем: «Как попасть на материк?».
Отчаянье овладело ими с неизбежностью.
— Все пропало! — сказал уныло Лесков.
— Не говори. Найдут нас... — добавил его друг.
Лесков продолжал:
— Настя узнает, мать узнает...
Зудов долго молчал, потом брякнул:
— Суд приговорит нас к смертной казни.
— Это точно, — согласился Лесков. — Что мы можем сделать?
— Что, что? Если бы я знал, — взорвался Зудов.
— Знал, наверное, когда убивал прапорщика.
— Ну ты, друг Юра, полегче.
И добавил:
— Жить не хочется.
— А мне? — Зудов перешел на крик. — Убить нас мало! — и внезапно смолк.
Лесков понял, что хотел сказать его друг, и прошептал:
— Застрелюсь...
Зудов зараспоряжался:
— Я начну счет. И как скажу «три», ты выстрелишь себе в висок, а я себе.
— Договорились, — как эхо прозвучал голос Лескова.
Они сели на гальку.
— Раз, два, три!
Друзья друзьями, но каждый ждал, когда раздастся выстрел и другой упадет замертво. Степан Зудов не выстрелил, не смог. Юрий Лесков не выстрелил, не смог.
— Что же это, Юра, убивать других, выходит, легче, чем самих себя?
Юрий молчал. А что скажешь?
— Давай, — заговорил опять Степан, — давай сделаем так: я приставлю дуло автомата к твоему виску, а ты к моему. По команде «три» стреляем. Раз, два, три!
Но Юра не смог убить друга, Степан тоже не смог выстрелить.
И в каком-то странном возбуждении, перебивая друг друга, радуясь, что еще живые, хотя бы сейчас живые, они перебирали по дням каждый свою жизнь. Юрий больше всех вспоминал Настю, какая она ловкая, милая, изящная.
А Степан твердил:
— Глупо, глупо было убивать прапорщика. Хотел его наказать за оскорбление, а вышло вон как...
Начало светать. Утро вставало в своей неповторимой красоте. Небо голубело. Послышался лай собаки. Солдаты обреченно встали: от расплаты уйти не удалось.
Но все оказалось по-другому. Бездомная, одичавшая собака, почуяв людей, выскочила из-за камней. Зудов и Лесков поняли, что их не ищут, решили, что им удалось как-то переправиться на материк или на другой остров.
Подул холодный ветер. Гимнастерки перестали согревать. Невесть откуда взявшаяся туча закрыла только что взошедшее солнце, предвещая грозу.
Их не ищут, но выйти к тем, кто не ищет, они не могут. Обрели свободу, но эта свобода была хуже любого рабства. Что впереди? Голод, холод... Где выход?
Федор Андреевич Селиванов
Федор Селиванов
Ветрено
Рассказы
Без выхода
Их искали семь групп солдат и милиционеров. В каждой — по фанатичной в служебном рвении розыскной собаке. Три вертолета кружили всю неделю над островом.
Они по ночам выбирались из удачно найденного ими укрытия в скалах, к которому не было подступа ни с моря, ни с суши, ни с воздуха. Искали катер или хотя бы какую-нибудь брошенную дырявую лодку, чтобы добраться до материка. Но одни катера и лодки были уведены на соседний остров, другие собраны вместе и тщательно охранялись — не подступись. В городах и рыбачьих поселках знали о беглецах, были настороже и приняли меры.
Надежда спастись постепенно исчезала, как исчезает во тьме человек, одетый в темное.
А началось все, казалось, с ерундового подшучивания над ними, новичками, в части. В первый же день службы их фамилии сразу же до обидного переиначили: Зудов стал Задовым, Лесков — Облесковым. Прапорщик Дуров и сослуживцы высмеивали в молодых солдатах все: деревенскую походку вразвалочку, непривычные словечки «летось», «коряжиться», «нет тороху»...
В тот день Дурова назначили начальником караула, а Зудова и Лескова определили в караул на военный аэродром. На острове Белый сентябрь — лучшее время года. День был настолько прозрачным, что ясно прорисовывались далекие сопки, которые обычно не были видны. Солнце светило ласково, умиротворенно.
В караульном помещении, когда в нем находились Зудов, Лесков и еще двое солдат, начальник караула, обращаясь к первым двум, сказал:
— Марш на кухню за кипяченой водой для бачка. Да пошевеливайтесь...— дальше последовало такое оскорбление, которое я не решаюсь привести.
Кровь мгновенно прихлынула к лицу Зудова. Он ставил автомат в пирамиду, но сразу выпрямился, сжав его в руке. Потом подошел к Дурову и плюнул с силой в лицо. Лесков в это время стоял оцепеневшим от грязного истолкования прапорщиком его дружбы с Зудовым.
Дуров, озверев, ударил с размаху Зудова. Но крепко стоял на ногах солдат, лишь покачнулся и выпустил очередь из автомата. Прапорщик упал, как падает спиленное дерево. Солдаты, стоявшие рядом с ним, бросились к автоматам, схватили их.
— Бежим! Застрелят! — закричал Зудов Лескову. Но тот прошил их автоматной очередью...
И вот они на берегу моря. В головах одна мысль, причиняющая боль, как причиняет заноза, застрявшая под ногтем: «Как попасть на материк?».
Отчаянье овладело ими с неизбежностью.
— Все пропало! — сказал уныло Лесков.
— Не говори. Найдут нас... — добавил его друг.
Лесков продолжал:
— Настя узнает, мать узнает...
Зудов долго молчал, потом брякнул:
— Суд приговорит нас к смертной казни.
— Это точно, — согласился Лесков. — Что мы можем сделать?
— Что, что? Если бы я знал, — взорвался Зудов.
— Знал, наверное, когда убивал прапорщика.
— Ну ты, друг Юра, полегче.
И добавил:
— Жить не хочется.
— А мне? — Зудов перешел на крик. — Убить нас мало! — и внезапно смолк.
Лесков понял, что хотел сказать его друг, и прошептал:
— Застрелюсь...
Зудов зараспоряжался:
— Я начну счет. И как скажу «три», ты выстрелишь себе в висок, а я себе.
— Договорились, — как эхо прозвучал голос Лескова.
Они сели на гальку.
— Раз, два, три!
Друзья друзьями, но каждый ждал, когда раздастся выстрел и другой упадет замертво. Степан Зудов не выстрелил, не смог. Юрий Лесков не выстрелил, не смог.
— Что же это, Юра, убивать других, выходит, легче, чем самих себя?
Юрий молчал. А что скажешь?
— Давай, — заговорил опять Степан, — давай сделаем так: я приставлю дуло автомата к твоему виску, а ты к моему. По команде «три» стреляем. Раз, два, три!
Но Юра не смог убить друга, Степан тоже не смог выстрелить.
И в каком-то странном возбуждении, перебивая друг друга, радуясь, что еще живые, хотя бы сейчас живые, они перебирали по дням каждый свою жизнь. Юрий больше всех вспоминал Настю, какая она ловкая, милая, изящная.
А Степан твердил:
— Глупо, глупо было убивать прапорщика. Хотел его наказать за оскорбление, а вышло вон как...
Начало светать. Утро вставало в своей неповторимой красоте. Небо голубело. Послышался лай собаки. Солдаты обреченно встали: от расплаты уйти не удалось.
Но все оказалось по-другому. Бездомная, одичавшая собака, почуяв людей, выскочила из-за камней. Зудов и Лесков поняли, что их не ищут, решили, что им удалось как-то переправиться на материк или на другой остров.
Подул холодный ветер. Гимнастерки перестали согревать. Невесть откуда взявшаяся туча закрыла только что взошедшее солнце, предвещая грозу.
Их не ищут, но выйти к тем, кто не ищет, они не могут. Обрели свободу, но эта свобода была хуже любого рабства. Что впереди? Голод, холод... Где выход?