408 Селиванов Ветрено
Федор Андреевич Селиванов





Федор Селиванов







Ветрено





Рассказы






Звонки ночные


За все лето был только один телефонный звонок:

—  Банк?

—  Нет.

Через минуту снова:

—  Банк?

—  Не банк, а тюрьма.

—  Что? Не хочу!

—  Всегда сначала банк, а потом тюрьма.

Степан Кириллович поморщился: ему не понравилась собственная острота. Он пережил контрастные состояния. Обрадовался, когда, наконец, весело зазвонил телефон. Оказалось, ошибка. Опечалился и испытал даже раздражение.

Герой моего рассказа — старик. Жена умерла восемь лет назад: рак легких. Детей не было из-за бесплодия Лолы. Когда Степан Кириллович уходил на пенсию, то сотрудники кафедры математики университета заверяли, что никогда его не забудут, позаботятся о нем, станут навещать. Но одни уехали, другие умерли, третьи забыли свои обещания.

И все же он надеялся, что кто-нибудь зайдет на часок или по­звонит. Скучал по дружеской беседе, теплоте общения.

И стали сниться ему звонки. Сначала — в дверь, обычно под утро. Он вскакивал, бежал к двери, открывал. Никого. В первый раз подумал: не сразу услышал, гость подождал и ушел. Степан Кириллович постоял у открытой двери, но никто не показался. В другой раз лишь подосадовал. Потом начали сниться телефонные звонки. В первый  раз счел, что плохая слышимость. Крикнул в трубку:

—  Говорите громче!

Но в ответ молчание. Во второй раз снова:

—  Да! Слушаю.

Но никто не откликнулся.

—  Прекратите идиотские шутки, — резко сказал Степан Кириллович.

Целый час ворочался, пытаясь уснуть.

Утром понял, что звонки снятся из-за одиночества, жажды общения. Пришло спокойное отношение к ним. Когда слышал, не вставал и ждал сна.

В начале весны ночью прозвучал звонок в дверь.

— Опять приснилось!

Перевернулся с одного бока на другой. Но звонок повторился. Прислушался: за дверью угадывалось движение. Открыл. За порогом стояла полная пожилая женщина. В чертах лица было что-то знакомое.

—  Здравствуй! Можно войти? — спросила она.

Степан Кириллович узнал гостью: Нина Акимовна! Узнал прежде всего по рассеченной в детстве правой брови.

Не виделись они лет тридцать. Нина когда-то нравилась ему. Светловолосая, с короткой стрижкой. Взгляд прямой, грудь высокая. Говорунья. Целовались, губы мягкие, податливые. Но дальше дело не пошло. Влюбился Степан в подругу Нины Лолу и женился на ней.

И вот Нина Акимовна перед ним. Степан торопливо одевался, Нина не спеша раздевалась. Поглядывали друг на друга:

—  Как изменились, как изменились...

Когда сели за стол пить чай с медом и печеньем, гостья объяснила свой приезд в Тюмень из Екатеринбурга:

—  Попроведовать решила тебя. Живу одна. Муж Роберт ушел из жизни пять лет назад.

—  Как «ушел из жизни»? Что это значит? Добровольно?

—  Да. Самоубийство.

—  Ну почему?

—  Причина до сих пор остается неясной. Но не будем об этом. Я поживу у тебя, повспоминаем нашу молодость.

Нина Акимовна всегда была бойкой и активной. Затеяла уборку в квартире, все перевернула. Молодость не вспоминали, гостья рассказывала и рассказывала о себе, о своей жизни, о Роберте, который, по ее словам, был «плохим».

Профессор зачарованно слушал Нину: вот она — радость общения. Дни незаметно сменяли друг друга. «Время машет и машет бездумно крылом», — вспомнил он строчку из стихотворения профессора - философа Суровягина, с которым был когда-то знаком. В голову приходили смелые мысли:

—  А не попросить ли Нину выйти за меня замуж? Оба одинокие.

Впервые испытал раздражение, когда гостья говорила целый день о здоровье, не давая ему вставить хотя бы слово в разговор, вернее, в монолог. Она рассказывала о травах, способах похудения. Особенно долго говорила о рационе питания, какие продукты можно есть, какие нет. Получалось, что ничего нельзя, кроме мор­ковки.

Нина Акимовна давала уверенно и без передыху советы и без конца повторяла:

—  Главное — это здоровье! Остальное приложится.

—  Словом, как говорится в известном высказывании: «Наплюй на все и береги свое здоровье!». Это ты хотела сказать? — прервал рассуждения гостьи хозяин.

—  Не так грубо. Я говорю о главном.

Все разговоры о здоровье, как главном в жизни, профессор счи­тал глупостью, примитивизмом. Так появилось первое разногласие. Потом он обнаружил, что не может выносить беспрерывное убогое добавление к местоимению «я» слов «честно говоря». Гостья излагала свои мысли так:

—  Я, честно говоря, не ем хлеб уже три года.

—  Я, честно говоря, жаворонок.

Нина Акимовна действительно была жаворонком: вставала рано, где-то между пятью и шестью часами. А Степан Кириллович любил перед сном почитать, и читал порой до двух часов ночи. Перечитывал любимых писателей: Александра Грина, Стефана Цвейга, Виктора Гюго, Максима Горького.

Нина Акимовна решительно взялась за изменение режима друга. Она будила его в семь, даже в шесть утра. Невыспавшийся профессор с мрачным видом слушал наставления подруги. В них она была неуемной. Как-то вечером она сказала задорно:

—  Ах, как мы хорошо сегодня с тобой поговорили!

—  Хорошо? Да я не сказал ни слова!

Степан Кириллович начал мечтать об уединении:

—  Ничего нельзя возводить в абсолют: ни общение, ни одиночество.

Однажды он понял, почему застрелился Роберт. Когда вечером следующего дня Нина Акимовна подошла к профессору и раскрыла рот для очередного наставления, он твердо сказал:

—  Немедленно собирай вещи! Идем на вокзал!

Поезд отходил в двенадцать часов ночи. Посадив гостью в вагон, Степан Кириллович вернулся домой и сразу лег спать. Про­спал до двенадцати часов дня. Спал сладко. Звонки ему больше не снились.