408 Селиванов Ветрено
Федор Андреевич Селиванов
Федор Селиванов
Ветрено
Рассказы
Звонки ночные
За все лето был только один телефонный звонок:
— Банк?
— Нет.
Через минуту снова:
— Банк?
— Не банк, а тюрьма.
— Что? Не хочу!
— Всегда сначала банк, а потом тюрьма.
Степан Кириллович поморщился: ему не понравилась собственная острота. Он пережил контрастные состояния. Обрадовался, когда, наконец, весело зазвонил телефон. Оказалось, ошибка. Опечалился и испытал даже раздражение.
Герой моего рассказа — старик. Жена умерла восемь лет назад: рак легких. Детей не было из-за бесплодия Лолы. Когда Степан Кириллович уходил на пенсию, то сотрудники кафедры математики университета заверяли, что никогда его не забудут, позаботятся о нем, станут навещать. Но одни уехали, другие умерли, третьи забыли свои обещания.
И все же он надеялся, что кто-нибудь зайдет на часок или позвонит. Скучал по дружеской беседе, теплоте общения.
И стали сниться ему звонки. Сначала — в дверь, обычно под утро. Он вскакивал, бежал к двери, открывал. Никого. В первый раз подумал: не сразу услышал, гость подождал и ушел. Степан Кириллович постоял у открытой двери, но никто не показался. В другой раз лишь подосадовал. Потом начали сниться телефонные звонки. В первый раз счел, что плохая слышимость. Крикнул в трубку:
— Говорите громче!
Но в ответ молчание. Во второй раз снова:
— Да! Слушаю.
Но никто не откликнулся.
— Прекратите идиотские шутки, — резко сказал Степан Кириллович.
Целый час ворочался, пытаясь уснуть.
Утром понял, что звонки снятся из-за одиночества, жажды общения. Пришло спокойное отношение к ним. Когда слышал, не вставал и ждал сна.
В начале весны ночью прозвучал звонок в дверь.
— Опять приснилось!
Перевернулся с одного бока на другой. Но звонок повторился. Прислушался: за дверью угадывалось движение. Открыл. За порогом стояла полная пожилая женщина. В чертах лица было что-то знакомое.
— Здравствуй! Можно войти? — спросила она.
Степан Кириллович узнал гостью: Нина Акимовна! Узнал прежде всего по рассеченной в детстве правой брови.
Не виделись они лет тридцать. Нина когда-то нравилась ему. Светловолосая, с короткой стрижкой. Взгляд прямой, грудь высокая. Говорунья. Целовались, губы мягкие, податливые. Но дальше дело не пошло. Влюбился Степан в подругу Нины Лолу и женился на ней.
И вот Нина Акимовна перед ним. Степан торопливо одевался, Нина не спеша раздевалась. Поглядывали друг на друга:
— Как изменились, как изменились...
Когда сели за стол пить чай с медом и печеньем, гостья объяснила свой приезд в Тюмень из Екатеринбурга:
— Попроведовать решила тебя. Живу одна. Муж Роберт ушел из жизни пять лет назад.
— Как «ушел из жизни»? Что это значит? Добровольно?
— Да. Самоубийство.
— Ну почему?
— Причина до сих пор остается неясной. Но не будем об этом. Я поживу у тебя, повспоминаем нашу молодость.
Нина Акимовна всегда была бойкой и активной. Затеяла уборку в квартире, все перевернула. Молодость не вспоминали, гостья рассказывала и рассказывала о себе, о своей жизни, о Роберте, который, по ее словам, был «плохим».
Профессор зачарованно слушал Нину: вот она — радость общения. Дни незаметно сменяли друг друга. «Время машет и машет бездумно крылом», — вспомнил он строчку из стихотворения профессора - философа Суровягина, с которым был когда-то знаком. В голову приходили смелые мысли:
— А не попросить ли Нину выйти за меня замуж? Оба одинокие.
Впервые испытал раздражение, когда гостья говорила целый день о здоровье, не давая ему вставить хотя бы слово в разговор, вернее, в монолог. Она рассказывала о травах, способах похудения. Особенно долго говорила о рационе питания, какие продукты можно есть, какие нет. Получалось, что ничего нельзя, кроме морковки.
Нина Акимовна давала уверенно и без передыху советы и без конца повторяла:
— Главное — это здоровье! Остальное приложится.
— Словом, как говорится в известном высказывании: «Наплюй на все и береги свое здоровье!». Это ты хотела сказать? — прервал рассуждения гостьи хозяин.
— Не так грубо. Я говорю о главном.
Все разговоры о здоровье, как главном в жизни, профессор считал глупостью, примитивизмом. Так появилось первое разногласие. Потом он обнаружил, что не может выносить беспрерывное убогое добавление к местоимению «я» слов «честно говоря». Гостья излагала свои мысли так:
— Я, честно говоря, не ем хлеб уже три года.
— Я, честно говоря, жаворонок.
Нина Акимовна действительно была жаворонком: вставала рано, где-то между пятью и шестью часами. А Степан Кириллович любил перед сном почитать, и читал порой до двух часов ночи. Перечитывал любимых писателей: Александра Грина, Стефана Цвейга, Виктора Гюго, Максима Горького.
Нина Акимовна решительно взялась за изменение режима друга. Она будила его в семь, даже в шесть утра. Невыспавшийся профессор с мрачным видом слушал наставления подруги. В них она была неуемной. Как-то вечером она сказала задорно:
— Ах, как мы хорошо сегодня с тобой поговорили!
— Хорошо? Да я не сказал ни слова!
Степан Кириллович начал мечтать об уединении:
— Ничего нельзя возводить в абсолют: ни общение, ни одиночество.
Однажды он понял, почему застрелился Роберт. Когда вечером следующего дня Нина Акимовна подошла к профессору и раскрыла рот для очередного наставления, он твердо сказал:
— Немедленно собирай вещи! Идем на вокзал!
Поезд отходил в двенадцать часов ночи. Посадив гостью в вагон, Степан Кириллович вернулся домой и сразу лег спать. Проспал до двенадцати часов дня. Спал сладко. Звонки ему больше не снились.