002
Ирина Андреевна Андреева
ИРИНА АНДРЕЕВА
_Белые_крылья_печали_
ПОВЕСТЬ, РАССКАЗЫ
РЕЙС МОСКВА-ТЮМЕНЬ
Геннадий Павлович сидел за столом в своём просторном кабинете. За спиной во всю стену висела «Карта мира». Он любил в свободную минуту рассматривать её, мысленно путешествуя по странам и городам. Зная это пристрастие, коллеги на очередной юбилей подарили ему большой глобус. Не глобус-бар, в котором хранят спиртное, а настоящий географический настольный глобус.
Что-то мучило с утра, будто какая-то смутная тревога закралась в душу. Отбросив наваждение, по селекторной связи вызвал секретаршу:
- Оленька, принеси мне, пожалуйста, кофе в кабинет, без сахару. Если можно со сливками, ты сама знаешь…
В ожидании кофе Геннадий Павлович придвинул к себе глобус, слегка крутанул «земной шар». Замелькали страны и континенты, параллели и меридианы, «земная ось» слегка поскрипывала. Перехватив раскрытой ладонью сферу, он обратил внимание, что большой палец левой руки угодил на Германию. Вошла секретарь:
- Ваш кофе, Геннадий Павлович. Устанавливая кофейный прибор, добавила:
- Билет на Тюмень я приобрела, как вы просили.
- Хорошо, спасибо, Оля.
Ольга вышла, а он, обхватив правой рукой височные части лба, мысленно повторял: «Тюмень, Тюмень… Но что же мне сегодня так тревожно?» И вдруг сопоставил: «глобус - Германия, билет - Тюмень». И, как яркая вспышка: а какое сегодня число?
Он взглянул на настольный календарь, отметил:
- Восемнадцатое декабря. Постой, постой… Отец умер четырнадцатого, ему сообщили позже. То ли телеграмма припозднилась, то ли командование воинской части специально её задержало… В общем, в Москве он оказался лишь числа восемнадцатого.
«Мать честная, и как же давно это было! А может, и не со мной вовсе?» Воспоминания нахлынули, унося Геннадия в детство и юность. Матери он лишился рано, в восьмилетнем возрасте. Норов отец имел суровый, очень уж трудно было ужиться рядом с ним чужой женщине. Поэтому мачеха Генки то приходила к отцу, то вновь уходила, собрав узелок.
Окончил среднюю сельскую школу-десятилетку, юноша поступил в техникум. Едва получил диплом, пришла повестка в армию. Забрали Геннадия в воинскую часть, дислоцирующуюся в Германии.
Климат там гораздо мягче, первая зима и вовсе на зиму непохожая оказалась. А сибиряк скучал по белым снегам, по морозцу ядрёному, по белоствольным русским берёзкам. В Германии тоже берёза растёт, да будто другого сорта: хлипкая какая-то, корявая и береста у неё больше чёрная. Генка ещё в техникуме довольно сносно научился игре на гитаре, хорошо пел. Особенно душевно у него получалась песня «Берёзовый сок» Как заведёт, бывало:
На белых стволах появляется сок -
То плачут берёзы, то плачут берёзы…
Все сослуживцы притихнут. Через эту самую гитару и песни солдата по первому году старослужащие не обижали.
В Сибири между тем в декабре стояли трескучие морозы - земля по накатанным дорогам лопалась, птицы на лету смерзались. Об эту пору и умер Павел Егорович Грачёв - отец Геннадия. И полетела в воинскую часть тревожная телеграмма, заверенная врачом. Почему её не сразу солдату вручили? Видно воинская цензура задержала: давно ли с германцем война закончилась, проверялось всё тщательно.
Всё же вызвали Грачёва в штаб, вручили телеграмму, предоставили отпуск. Рейсом Дрезден - Москва, он прибыл в «белокаменную». В столице стоял хороший морозец. Генка вдохнул морозный воздух полной грудью, невольно расплылся в улыбке:
«Наконец-то, русским духом пахнет!»
В аэровокзале встал в очередь, чтобы закомпостировать билет на рейс Москва - Тюмень. В Германию новобранцев увозили офицер и старшина из их части, теперь же солдат был предоставлен сам себе. Растерялся парень, где он раньше бывал? Тревожился не на шутку: как самостоятельно доберётся, ещё горе долило - хоть бы успеть!
В очереди человека за два-три перед ним элегантный мужчина в белом пальто отчётливо произнёс в окошечко кассы: «Один на Тюмень». Генку озарило: «Тоже на Тюмень летит, пальто приметное, вот за ним и буду держаться». Так и сделал, закомпостировал свой билет, старался не выпускать пассажира в белом пальто из виду.
Авиадиспетчер нудным голосом объявляла прибытие лайнеров и посадку на рейсы. Генка вслушивался напряжённо, пытаясь разобрать слова, усиленные микрофоном, но ничего не мог понять. С досадой подумал: «То ли специально вас таких гундосых набирают?! Не услышу, ей Богу, не услышу! А где же мужик в белом пальто? Вроде только что вон там сидел!»
Генка встал, тревожно озираясь по сторонам, выискивал белое пальто. Объявили посадку на очередной рейс. Пассажиры задвигались, и тут Генка увидел белое пальто - мужчина уже направлялся к выходу. Подхватив свой рюкзак, сибиряк, минуя стойку регистрации, устремился вслед за ним. К самолёту уже подали трап. Стюардесса проверяла билеты, стоя внизу. Когда подошла очередь Геннадия, мужчина в белом пальто поднялся по трапу, солдат тоже подал свой билет. Стюардесса взглянула и обратилась к нему:
- Товарищ, этот рейс на Баку, а у вас на Тюмень. Сибиряк опешил:
- Как на Баку, а где же на Тюмень?!? Вон тот мужчина в белом пальто тоже на Тюмень билет брал…
- Не задерживайте, товарищ, это не ваш рейс. У вас и отметки регистрации нет. Проходите! Следующий, пожалуйста.
Генка отошёл в сторону и тут увидел на другой взлётной полосе ещё один самолёт, на который тоже спешили пассажиры. Он быстро перебежал туда, спрашивал:
- Это какой самолёт? Куда летите? Ему ответили:
- ТУ-134, рейс на Улан-Удэ.
Генка окончательно растерялся, запаниковал: «Опоздал, точно опоздал!» И тут он увидел борт ЯК-40, от него только что откатили трап. Он побежал туда прямо к носу самолёта и отчётливо различил в кабине лётчика в тёмной форме. Сосредоточенный взгляд пилота был устремлён на панель приборов. Генка отчаянно замахал руками, закричал:
- Этот рейс до Тюмени?
Пилот заметил внизу странного человека, на миг взглянул на него, даже подал головой вопрошающий знак. Генка кричал, что было сил, жестами рук показывал букву «т»:
- Тюмень, Тю-ме-нь? Этот рейс на Тюмень?
Уже вращались турбины самолёта. С головы Генки срывало ветром солдатскую шапку, он удерживал её рукой, пригибался под напором мощных воздушных струй и с отчаянием, перекосившим лицо, кричал, не своим голосом:
- Как же так, товарищи? Мне в Тюмень надо! Батя у меня помер!
Пилот выразительно махнул рукой в сторону, потом зло покрутил пальцем у виска. В тот же миг Генке сзади заломили руки, он невольно перегнулся в пояснице напополам, выворачивал голову, пытаясь рассмотреть, кто его заполонил. Его силой направляли в здание аэропорта две женщины в синей лётной форме. Головой вперёд грубо втолкнули в помещение милиции, вывернули карманы шинели, кителя и брюк, проверили содержимое рюкзака, потом документы, прочитали увольнительную, срочную телеграмму и билет до Тюмени. И лишь тогда отпустили руки:
- Ты что, герой, вытворяешь?!?
- Я ничего плохого не хотел, мне в Тюмень надо, отец у меня умер.
- Так что ж ты под самолёты кидаешься, пилот для тебя - водитель кобылы, самолёт - телега?
- Так я в очереди стоял за белым пальтом, за ним и держался, а он почему-то в Баку полетел. Вот я и испугался.
Лейтенант милиции засмеялся:
- Ну, ты солдатик даёшь! Тут этих белых пальто… Это ты теперь за каждым будешь бегать? Твой борт через пятнадцать минут, иди в зал ожидания и сиди спокойно. Объявят, пойдёшь на посадку.
Генку наконец оставили в покое. Он сел в зал, вновь озирался по сторонам. Чуть поодаль стояла старшая женщина, одна из тех, что вела его с заломленными руками. Объявили рейс на Тюмень, он поднялся с места. Женщина тотчас подошла к нему, взяла под руку:
- Пойдём, солдатик, я тебя сама посажу.
У трапа самолёта сказала на прощание:
- Езжай с Богом и больше не теряйся!
На похороны к отцу Генка так и не успел. Зашёл в дом, когда женщины убирали с поминального стола последнюю посуду. Сёстры завыли в голос: «Геночка, братик дорогой, как же так! Ох, горе-то, какое! Ждали-ждали чуть не неделю, решили, что не приедешь».
Геннадий Павлович очнулся от воспоминаний, запоздало ответил сам себе на тот вопрос: «А вот так! Это бы сейчас с мобильной связью десять раз родным сообщил: еду мол, ждите. А тогда, в середине шестидесятых, на всю деревню три телефона было: один междугородный - в радиоузле, два - в конторе местного значения».
И про самолёт этот сейчас грех вспомнить: никто не поверит по теперешнему времени, что он, Генка, свободно по лётному полю бегал, что без таможенного контроля, без регистрации к самолётам прошёл, тогда всё гораздо проще было…
Уже остыл нетронутый кофе. Геннадий Павлович снял трубку телефона, набрал домашний номер:
- Алло, Лена? Ты знаешь, что? Я сегодня к обеду буду, испеки-ка блинков домашних, маслица растопи, ну, всё, как положено.
- Гена, что-то случилось? - встревожилась жена.
- Ничего не случилось. Нет, нет, всё нормально. Батю моего за обедом помянем, вспомнилась вдруг давняя история, за столом расскажу…
Ирина Андреевна Андреева
ИРИНА АНДРЕЕВА
_Белые_крылья_печали_
ПОВЕСТЬ, РАССКАЗЫ
РЕЙС МОСКВА-ТЮМЕНЬ
Геннадий Павлович сидел за столом в своём просторном кабинете. За спиной во всю стену висела «Карта мира». Он любил в свободную минуту рассматривать её, мысленно путешествуя по странам и городам. Зная это пристрастие, коллеги на очередной юбилей подарили ему большой глобус. Не глобус-бар, в котором хранят спиртное, а настоящий географический настольный глобус.
Что-то мучило с утра, будто какая-то смутная тревога закралась в душу. Отбросив наваждение, по селекторной связи вызвал секретаршу:
- Оленька, принеси мне, пожалуйста, кофе в кабинет, без сахару. Если можно со сливками, ты сама знаешь…
В ожидании кофе Геннадий Павлович придвинул к себе глобус, слегка крутанул «земной шар». Замелькали страны и континенты, параллели и меридианы, «земная ось» слегка поскрипывала. Перехватив раскрытой ладонью сферу, он обратил внимание, что большой палец левой руки угодил на Германию. Вошла секретарь:
- Ваш кофе, Геннадий Павлович. Устанавливая кофейный прибор, добавила:
- Билет на Тюмень я приобрела, как вы просили.
- Хорошо, спасибо, Оля.
Ольга вышла, а он, обхватив правой рукой височные части лба, мысленно повторял: «Тюмень, Тюмень… Но что же мне сегодня так тревожно?» И вдруг сопоставил: «глобус - Германия, билет - Тюмень». И, как яркая вспышка: а какое сегодня число?
Он взглянул на настольный календарь, отметил:
- Восемнадцатое декабря. Постой, постой… Отец умер четырнадцатого, ему сообщили позже. То ли телеграмма припозднилась, то ли командование воинской части специально её задержало… В общем, в Москве он оказался лишь числа восемнадцатого.
«Мать честная, и как же давно это было! А может, и не со мной вовсе?» Воспоминания нахлынули, унося Геннадия в детство и юность. Матери он лишился рано, в восьмилетнем возрасте. Норов отец имел суровый, очень уж трудно было ужиться рядом с ним чужой женщине. Поэтому мачеха Генки то приходила к отцу, то вновь уходила, собрав узелок.
Окончил среднюю сельскую школу-десятилетку, юноша поступил в техникум. Едва получил диплом, пришла повестка в армию. Забрали Геннадия в воинскую часть, дислоцирующуюся в Германии.
Климат там гораздо мягче, первая зима и вовсе на зиму непохожая оказалась. А сибиряк скучал по белым снегам, по морозцу ядрёному, по белоствольным русским берёзкам. В Германии тоже берёза растёт, да будто другого сорта: хлипкая какая-то, корявая и береста у неё больше чёрная. Генка ещё в техникуме довольно сносно научился игре на гитаре, хорошо пел. Особенно душевно у него получалась песня «Берёзовый сок» Как заведёт, бывало:
На белых стволах появляется сок -
То плачут берёзы, то плачут берёзы…
Все сослуживцы притихнут. Через эту самую гитару и песни солдата по первому году старослужащие не обижали.
В Сибири между тем в декабре стояли трескучие морозы - земля по накатанным дорогам лопалась, птицы на лету смерзались. Об эту пору и умер Павел Егорович Грачёв - отец Геннадия. И полетела в воинскую часть тревожная телеграмма, заверенная врачом. Почему её не сразу солдату вручили? Видно воинская цензура задержала: давно ли с германцем война закончилась, проверялось всё тщательно.
Всё же вызвали Грачёва в штаб, вручили телеграмму, предоставили отпуск. Рейсом Дрезден - Москва, он прибыл в «белокаменную». В столице стоял хороший морозец. Генка вдохнул морозный воздух полной грудью, невольно расплылся в улыбке:
«Наконец-то, русским духом пахнет!»
В аэровокзале встал в очередь, чтобы закомпостировать билет на рейс Москва - Тюмень. В Германию новобранцев увозили офицер и старшина из их части, теперь же солдат был предоставлен сам себе. Растерялся парень, где он раньше бывал? Тревожился не на шутку: как самостоятельно доберётся, ещё горе долило - хоть бы успеть!
В очереди человека за два-три перед ним элегантный мужчина в белом пальто отчётливо произнёс в окошечко кассы: «Один на Тюмень». Генку озарило: «Тоже на Тюмень летит, пальто приметное, вот за ним и буду держаться». Так и сделал, закомпостировал свой билет, старался не выпускать пассажира в белом пальто из виду.
Авиадиспетчер нудным голосом объявляла прибытие лайнеров и посадку на рейсы. Генка вслушивался напряжённо, пытаясь разобрать слова, усиленные микрофоном, но ничего не мог понять. С досадой подумал: «То ли специально вас таких гундосых набирают?! Не услышу, ей Богу, не услышу! А где же мужик в белом пальто? Вроде только что вон там сидел!»
Генка встал, тревожно озираясь по сторонам, выискивал белое пальто. Объявили посадку на очередной рейс. Пассажиры задвигались, и тут Генка увидел белое пальто - мужчина уже направлялся к выходу. Подхватив свой рюкзак, сибиряк, минуя стойку регистрации, устремился вслед за ним. К самолёту уже подали трап. Стюардесса проверяла билеты, стоя внизу. Когда подошла очередь Геннадия, мужчина в белом пальто поднялся по трапу, солдат тоже подал свой билет. Стюардесса взглянула и обратилась к нему:
- Товарищ, этот рейс на Баку, а у вас на Тюмень. Сибиряк опешил:
- Как на Баку, а где же на Тюмень?!? Вон тот мужчина в белом пальто тоже на Тюмень билет брал…
- Не задерживайте, товарищ, это не ваш рейс. У вас и отметки регистрации нет. Проходите! Следующий, пожалуйста.
Генка отошёл в сторону и тут увидел на другой взлётной полосе ещё один самолёт, на который тоже спешили пассажиры. Он быстро перебежал туда, спрашивал:
- Это какой самолёт? Куда летите? Ему ответили:
- ТУ-134, рейс на Улан-Удэ.
Генка окончательно растерялся, запаниковал: «Опоздал, точно опоздал!» И тут он увидел борт ЯК-40, от него только что откатили трап. Он побежал туда прямо к носу самолёта и отчётливо различил в кабине лётчика в тёмной форме. Сосредоточенный взгляд пилота был устремлён на панель приборов. Генка отчаянно замахал руками, закричал:
- Этот рейс до Тюмени?
Пилот заметил внизу странного человека, на миг взглянул на него, даже подал головой вопрошающий знак. Генка кричал, что было сил, жестами рук показывал букву «т»:
- Тюмень, Тю-ме-нь? Этот рейс на Тюмень?
Уже вращались турбины самолёта. С головы Генки срывало ветром солдатскую шапку, он удерживал её рукой, пригибался под напором мощных воздушных струй и с отчаянием, перекосившим лицо, кричал, не своим голосом:
- Как же так, товарищи? Мне в Тюмень надо! Батя у меня помер!
Пилот выразительно махнул рукой в сторону, потом зло покрутил пальцем у виска. В тот же миг Генке сзади заломили руки, он невольно перегнулся в пояснице напополам, выворачивал голову, пытаясь рассмотреть, кто его заполонил. Его силой направляли в здание аэропорта две женщины в синей лётной форме. Головой вперёд грубо втолкнули в помещение милиции, вывернули карманы шинели, кителя и брюк, проверили содержимое рюкзака, потом документы, прочитали увольнительную, срочную телеграмму и билет до Тюмени. И лишь тогда отпустили руки:
- Ты что, герой, вытворяешь?!?
- Я ничего плохого не хотел, мне в Тюмень надо, отец у меня умер.
- Так что ж ты под самолёты кидаешься, пилот для тебя - водитель кобылы, самолёт - телега?
- Так я в очереди стоял за белым пальтом, за ним и держался, а он почему-то в Баку полетел. Вот я и испугался.
Лейтенант милиции засмеялся:
- Ну, ты солдатик даёшь! Тут этих белых пальто… Это ты теперь за каждым будешь бегать? Твой борт через пятнадцать минут, иди в зал ожидания и сиди спокойно. Объявят, пойдёшь на посадку.
Генку наконец оставили в покое. Он сел в зал, вновь озирался по сторонам. Чуть поодаль стояла старшая женщина, одна из тех, что вела его с заломленными руками. Объявили рейс на Тюмень, он поднялся с места. Женщина тотчас подошла к нему, взяла под руку:
- Пойдём, солдатик, я тебя сама посажу.
У трапа самолёта сказала на прощание:
- Езжай с Богом и больше не теряйся!
На похороны к отцу Генка так и не успел. Зашёл в дом, когда женщины убирали с поминального стола последнюю посуду. Сёстры завыли в голос: «Геночка, братик дорогой, как же так! Ох, горе-то, какое! Ждали-ждали чуть не неделю, решили, что не приедешь».
Геннадий Павлович очнулся от воспоминаний, запоздало ответил сам себе на тот вопрос: «А вот так! Это бы сейчас с мобильной связью десять раз родным сообщил: еду мол, ждите. А тогда, в середине шестидесятых, на всю деревню три телефона было: один междугородный - в радиоузле, два - в конторе местного значения».
И про самолёт этот сейчас грех вспомнить: никто не поверит по теперешнему времени, что он, Генка, свободно по лётному полю бегал, что без таможенного контроля, без регистрации к самолётам прошёл, тогда всё гораздо проще было…
Уже остыл нетронутый кофе. Геннадий Павлович снял трубку телефона, набрал домашний номер:
- Алло, Лена? Ты знаешь, что? Я сегодня к обеду буду, испеки-ка блинков домашних, маслица растопи, ну, всё, как положено.
- Гена, что-то случилось? - встревожилась жена.
- Ничего не случилось. Нет, нет, всё нормально. Батю моего за обедом помянем, вспомнилась вдруг давняя история, за столом расскажу…