От речки до печки
Ирина Андреевна Андреева
Ирина АНДРЕЕВА
От речки до печки
_ПОВЕСТИ,_РАССКАЗЫ_
УХА ИЗ ПЕТУХА
Пo предзимью, по первому снежку, Гельмут Беккель зарубил пару бройлерных куриц и самого крупного петуха этой породы. Хороша мясная порода бройлер: за сезон птица вырастает крупных размеров. Мясо его мягкое, наваристое – крестьянину хорошее подспорье к столу.
Большое семейство Беккель – немцы, рожденные в Сибири. Нет, не те немцы, что во время войны с Поволжья депортированы, гораздо раньше, по расселению попавшие в Казахстан, позднее перекочевавшие в Сибирь. Давно обрусели Беккели, однако задатки немецкой педантичности, приверженность к национальным корням, заложены в каждом, видать, по генам.
Гельмут – аккуратист до фанатизма. Во дворе у него соринки не сыщешь. Всякая вещь на своем месте.
Беккели – потомственные крестьяне. Их родители жили в деревне до конца своих дней. Но из девяти детей только четверо остались тут, остальные разъехались по городам и весям страны. Гельмут в числе оставшихся.
Ближе всех – в областном центре живет Эрна, одна из старших сестер.
Эрна выделяется особой статью: прямая спина, чуть вздернутый подбородок, гордо поднятая голова. Сухо поджатые губы выдают сдержанность, неуступчивость. Эрна пунктуальна и бдительна, непреклонна в своих поступках и взглядах.
Гельмут до прихода жены сам ощипал петуха, подвесил за мосластые длинные ноги, основательно опалил. Взвесил на безмене. Подошла хозяйка, заговорила:
– Уже управился?
– Это я только петуха. Эрне хочу в гостинец отправить. Миша Торопов в гости к брату едет, согласился зайти к ней, их Николай недалеко живет.
Ты его не мой, так он лучше сохранится, выпотроши только. Потрошки промой и обратно в брюхо положи, любит она. Жена Мета, по происхождению тоже немка, принимая петуха из рук мужа, заметила:
– Ты бы ему, хотя бы лапы отрезал. Не петух, а конь какой-то! Гельмут довольно хмыкнул:
– Пять с половиной килограммов с требухой вытянул. Лапы не тронь, я их специально оставил!
Мета с полуслова понимала хозяина, без лишних вопросов принялась щипать кур.
Поздним вечером Гельмут занес остывшего петуха в дом, обернул в несколько слоев газетой, поместил в небольшой холщевый мешок ногами вверх. Тщательно обвязал горловину мешка вокруг петушиных ног бечевкой, оставшиеся концы веревки привязал к «ушкам» мешка, получился небольшой рюкзачок. Мета порадовалась сметливости мужа:
– Ах, вот ты зачем оставил ноги, ловко получилось!
Ранним утром Гельмут, перехватив мешок за лямки, спешил к другу Михаилу. Тот утренним рейсом автобуса уедет на железнодорожную станцию, с которой поездом доберется до областного центра. Михаил загрузился основательно: в одной руке чемодан, в другой хозяйственная сумка – тоже гостинцы родне. Увидев Гельмута, обрадовался, засмеялся:
– Теперь, братка, мне в зубы осталось поклажу взять. Давай к чемодану привяжем, он поплоще.
– Я предусмотрел, Михаил, вот рюкзак тебе на спину, чтобы не болтался.
В город Михаил прибыл по сумеркам. Брат встречал на перроне. Добрались до дома. Михаил одаривал родню гостинцами. Мешок Гельмута отставил в сторону.
– Это петух сестре Гельмута. Куда бы его на ночь пристроить?
Жена Николая всплеснула руками:
– Холодильник забит. Балкона у нас нет, в квартире того гляди протухнет.
Николай невозмутимо возразил:
– А форточка к чему?
– Так ведь не зима еще, – усомнилась супруга.
– За ночь ему там ничего не сдеется, минус на улице, – обрадовался Михаил. Обращаясь к брату, добавил: – Коля, я его утром живенько отнесу, нарисуй-ка мне план, как добраться до улицы Одесской.
– О, тут рядом – рукой подать! Какой там номер?
– Пятьдесят, квартира четыре.
– Тут по прямой минут пятнадцать ходьбы. Приду с работы, вместе прогуляемся.
– К тому времени как ты вернешься, я его десять раз сам отнесу.
Утром Михаил поднялся раньше всех, сказалась крестьянская привычка. Выглянул в форточку: «Мать честная, оттепель, весь снег потаил!» Едва позавтракал, засобирался искать сестру Гельмута. Из подъезда вышел вместе с братом. Тот вывел его на широкий проспект, указал:
– Вот отсюда прямиком дуй, никуда не сворачивай. Дальше сам увидишь.
Сметливый деревенский мужик в два счета нашел нужный дом. На двери подъезда висела табличка с номерами квартир и фамилиями жильцов. Напротив четвертого номера значилось:
«Э.К.Беккель». Приосанился, нажал на звонок. Кто-то завозился по ту сторону двери. Певучий женский голос окликнул:
– Кто там?
– Тут живет Эрна Карловна Беккель?
– Допустим.
– Вам посылка от брата Гельмута, – Михаил обнажил в широкой улыбке зубы, предчувствуя радость сестры друга.
За дверями молчали. Он переждал, стукнул казанками по косяку:
– Открывай, землячка, я ж не в гости, посылку забери.
В квартире, что-то щелкнуло, звякнуло, чуть приоткрылась дверь, удерживаемая прочной цепочкой. Из образовавшейся щели сверкнули стекла очков, байковый цветастый халат:
– Что вы хотите, молодой человек?
– Гостинец я вам привез от Гельмута, – резко перешел Михаил на «вы», наткнувшись на холодный официоз.
– От Гельмута? Хым, почему я должна вам верить? Михаила будто волной отбросило от двери:
– Не надо мне верить, гостинец от брата заберите и разойдемся любезно.
Теперь Михаил через щель рассмотрел аскетически худую женщину с надменным выражением лица. На голове ее был навьючен тюрбан из платка. На ногах теплые чулки и тапочки. Сухо поджатые узкие губы, острый нос, чуть выдающиеся костистые скулы. Глаз собеседницы видно не было, лишь каким-то хищным светом сверкали стекла новомодных очков в позолоченной оправе.
– Вы кто вообще? – строго спросила женщина.
– Я друг Гельмута – Михаил Торопов. Вы, как я понимаю, Эрна Карловна – сестра Гельмута?
– Допустим, – опять неопределенно ответила женщина. Михаил, окончательно сбитый с толку, возмутился:
– Вон же на подъезде написана ваша фамилия.
– Вот именно, что написана, вы прочитали и ломитесь ни свет ни заря. Эдак в любую квартиру можно ломиться! – она еще выше вскинула сухую голову.
– Это я-то ломлюсь?! Бог с вами, если бы не Гельмут, приспичило бы мне с вашей посылкой по городу таскаться? Я сюда битый час добирался! – вдруг соврал Михаил. Его начинала раздражать эта странная история. – Заберите посылку и я уйду.
– Почему я должна верить, что вы знаете моего брата? – не сдавалась женщина.
– Я не только вашего брата знаю, а почти всю вашу родню. Матушку вашу звали Грета, отца Карл. Родители разговаривали с большим акцентом. Старший у вас Эрнест Карлович, потом идут Вилда и вы, Готтлиб, Илма и Амалия, Иоган и Роберт – близнецы, Гельмут, самая младшая – Герда. Гельмут родился в православное Рождество – седьмого января двадцать восьмого года. Так что ли?
– Уловив некую заминку в поведении женщины, Михаил развязал мешок, освободил петушиные ноги и всунул их в щель двери, – вот, Гельмут для вас петуха зарубил, возьмите. Некогда мне ей Богу!
Женщина чуть шевельнулась, попросила:
– Отойдите от двери.
Михаил подумал, что она хочет открыть дверь с цепочки и отступил на шаг. Дверь быстро захлопнулась, два раза щелкнул замок. Из-за двери глухо, но отчетливо произнесли:
– Уходите, пожалуйста. Я вас не знаю.
– Эрна Карловна, давайте договоримся так: я кладу вам петуха под двери и выхожу из подъезда.
В ответ тишина. Михаил положил сверток у порожка, стукнул в двери, уверенный, что женщина стоит по ту сторону:
– Я ушел, возьмите посылку.
Он выскочил из подъезда взопревший, сдернул с головы меховую шапку, утерся носовым платком: «Вот так встретили!» Хотел было пойти обратно к брату, но что-то остановило его. Он оглянулся на двери подъезда, решил удостовериться: забрала ли женщина пакет? Тихонько приоткрыл дверь, посылка лежала на месте. Михаил недоуменно пожал плечами, присел на скамью. Решил: «Подожду еще немного». Он стал заглядывать в окна первого этажа. Какое-то из окон должно принадлежать квартире номер четыре. Ни одна занавеска не шелохнулась. Разве что стукнуть в какое-нибудь легонько? «Ну их к черту, еще в милицию загребут!» – остановил себя Михаил. Тихо было в подъезде. Вдруг двор пересек какой-то зачуханный мужичонка, мельком взглянув на Михаила, юркнул в подъезд. Михаил насторожился и почти тотчас зашел следом. Мужичок крутился у четвертой квартиры, согнувшись, рассматривал сверток у двери, принюхивался. Михаил окликнул мужика:
– Вы в этом доме живете?
– Д-да, – как-то неуверенно ответил мужик. Глазки его забегали.
– А Эрну Карловну Беккель случайно не знаете?
– Э-э-э, Эрну Карловну? Знаю, кто же не знает Эрну Карловну?
– Кто вас знает? Годами живете в одном доме, а друг друга не знаете, вот что значит город! Пойдемте в свидетели, посылку мне ей надо передать из деревни.
– А-а-э-э, – опять замялся мужик, – возможно Эрна Карловна меня не знает, лично мы не знакомы.
– Ну, р-р-р… – чуть не сорвалось с губ Михаила слово «рожа», – лицо-то твое ей известно, это ей даст гарантию, что при свидетеле я не причиню ей вреда. Женщина она одинокая, должно быть боится.
– Так я того, могу сам передать! – оживился мужик.
– Сам-то и я с усам, я позвоню, а вы стойте рядом.
Мужичок боком, боком мимо Михаила и выскочил из подъезда.
– Э-э-х, век бы вас не видать – жулик на жулике! – он еще раз настойчиво нажал на кнопку звонка. За дверями не слышалось ни звука. Михаил заново обвязал петушиные ноги бечевкой, вскинул веревку на одно плечо, и, выскочив из подъезда, заспешил к дому брата.
Он почти бежал по знакомому проспекту. На проезжей части из-под колес транспорта разлетались грязные брызги. «Теперь раскиснет все окончательно» – с досадой думал деревенский гость. Наскоро попрощавшись со снохой, он поспешил на железнодорожный вокзал.
В деревню прибыл последним рейсом автобуса налегке: пустую сумку затолкал в чемодан, петух болтался за спиной. Попросил водителя остановиться за деревней – отсюда до дома Гельмута рукой подать.
– Здорово, братка! – нарисовался Михаил в дверях друга.
– Миша?! Что случилось, ты не ездил?
– Ездил, как видишь, котомки пустые!
– Быстро ты обернулся. Михаил развел руками:
– Боялся, братка, что твоя посылка протухнет. Вот, – сняв с плеча, протянул Гельмуту мешок. – Не взяла сестра твоя, не знаю вас, да и только.
– Так ты из-за нее вернулся, Михаил?
– А куда же я с ним? У Николая холодильник битком, на улице оттепель, братка, страшенная, я ноги в руки и был таков!
– Ах, мать честная, как вышло-то некрасиво! Мать её ети, эту Эрну! – и, обращаясь к жене, уже бодрым голосом распорядился:
– Мета, а ну-ка, ставь ведёрный чугун на плиту, будет сегодня уха из петуха. Миша, беги за супругой, бабы-то вдвоем враз управятся, домашней лапши накатают. Справим твои встречины!
Михаил ушел. Гельмут принялся разделывать петуха на крупные куски. Когда с этим делом было покончено, наказал жене:
– Закладывай его целиком с потрохами, лапами. Съедим! Ах, как с Мишей-то нехорошо получилось! Вот ведь вредный немчинский характер! – ругал он родственницу. – Ну, припомню я сестрице это обхождение!
Мало времени спустя за столом у Беккелей сидела дружная компания. Суп получился наваристый, с пленкой золотистого жирка, с нежной домашней лапшой и соленым укропчиком. Хозяин щедро разливал по стопкам вино, приглашал гостей и хозяюшку выпить:
– За твои мытарства, Михаил, ты уж прости, что так получилось!
– Ничего, братка, зато твой петух в городе побывал. Знать, вкуснее будет!
Михаил в который раз в подробностях рассказывал, как толкал в дверь куриные лапы, перечислял родословную Беккелей, стараясь доказать, что он земляк. Мудрая, сдержанная супруга пыталась урезонить мужа, легонько трогала его за колено: «Михаил, неудобно, сестра ведь она Гельмуту Карловичу». Гельмут уловил смущение гостьи, загорячился:
– Ты, Галина Петровна, его не попрекай. Прав Миша, тысячу раз прав! Это мы перед ним в долгу.
Михаил, подстрекаемый поддержкой друга, рассуждал:
– Я вот все думаю, Гельмут, в городах народ больше чем на половину из деревни происхождением. Уедут за огороды и строят из себя доцентов да профессоров.
Гельмут задумчиво покачал головой:
– Вот тут я с тобой не согласен, Миша. Те, кто действительно достиг высот, как ты выражаешься – доценты, профессора, эти люди скромные, не кичливые. Хватает у них ума вести себя как подобает. Это наш брат-голяшка, не успеют опериться, едва головенка из навоза высунется, начинают гнуть из себя: «Я не я, и хата не моя!» Такие, брат ты мой, и в деревне встречаются.
Михаил согласился с доводами друга. Мало погодя опять спрашивал:
– Гельмут, а вот сестра твоя, почему Беккель? Разве она замужем не была?
– Как не была, была. Да ведь зять-то какой золотой человек был! Уважали мы его, царствие небесное. А как он нас привечал! Опять же, Миша, гордыня. Фамилия его ей, видите ли, не по нраву была – Холкин. А то не понимают многие, что не имя человека красит, а человек имя. Своими делами, поступками красит. Возьми вот известную фамилию Дуровы. Казалось бы, некрасивая, от слова «дурак», а у них ведь целая прославленная династия, и звучит, произносится гордо! Потому как мы их по заслугам судим.
Друзья просидели за столом с душевным разговором до полуночных петухов.
Дня два спустя от Эрны пришло письмо. Среди всякого прочего сестра писала:
_Что-то_Гельмут_от_тебя_давно_не_было_весточки,_гостинца._Как_бы_хотелось_покушать_зельца_по_рецепту_нашей_гросс_мутер._Ты_уж_вышли,_пожалуйста,_при_возможности_куриных_потрошков,_груздочков_солёненьких,_вареньица_из_лесных_ягод._Мне_одной_много_не_надо:_по_маленькой_баночке_достаточно._
Гельмут шумел, возмущался. Жена уговаривала супруга:
– Это письмо писано еще до приезда Михаила, вот, посмотри по датам.
– Всё одно! – кипятился Гельмут.
Обычно он просил супругу отписывать ответы, в этот раз сам взялся за письмо. Получилось оно короткое, в три строчки:
_Здравствуй,_сестра_Эрна!_Пишет_тебе_брат_Гельмут_из_деревни_Воронино._Может_быть,_помнишь,_откуда_ты_сама_вышла_и_все_твои_братья-сёстры?_
_Спасибо,_дорогая_сестрица,_за_возвращенный_подарок._Ох,_и_навариста_уха_из_петуха!_
_Твой_брат_Гельмут._Писал_21.11.80_г._
Через неделю пришел слёзный ответ Эрны:
_Простите,_милый_брат_Гельмут_и_сноха_Мета!_Был_твой_друг_с_посылкой,_только_я_его_раньше_ни_разу_не_видела_и_побоялась_открыть_дверь._
_Накануне_у_нас_во_дворе_прошел_слух,_что_ходят_какие-то_люди,_называются_сотрудниками_из_СОБЕСа,_проникают_в_квартиру_пожилых_одиноких_пенсионеров,_входят_в_доверие_и_бессовестно_грабят_их._
_А_тут_в_аккурат_твой_дружок_пожаловал._Я_даже_записала_его_имя_–_Торопов_Михаил._Верно?_Потом,_когда_он_ушел,_сильно_покаялась,_ты_уж,_прости_меня,_братец!_
– Вот, видишь, как получилось, – уговаривала Мета супруга.
– Он ведь ей всех Беккелей перечислил по старшинству. Подумала бы, часто ли такие имена встречаются, чтобы просто угадать? Дату моего рождения назвал. Чего еще?
В воскресенье Гельмут нарядный наперевес с двумя сумками стоял на остановке автобуса. Кто-то из подошедших пассажиров спросил:
– Далёко ли собрался, Гельмут Карлович?
– Да вот в отпуск пошел, к сестре Эрне в город надо съездить.
Гостинцы отвезти, проведать, старенькая она у нас.
Ирина Андреевна Андреева
Ирина АНДРЕЕВА
От речки до печки
_ПОВЕСТИ,_РАССКАЗЫ_
УХА ИЗ ПЕТУХА
Пo предзимью, по первому снежку, Гельмут Беккель зарубил пару бройлерных куриц и самого крупного петуха этой породы. Хороша мясная порода бройлер: за сезон птица вырастает крупных размеров. Мясо его мягкое, наваристое – крестьянину хорошее подспорье к столу.
Большое семейство Беккель – немцы, рожденные в Сибири. Нет, не те немцы, что во время войны с Поволжья депортированы, гораздо раньше, по расселению попавшие в Казахстан, позднее перекочевавшие в Сибирь. Давно обрусели Беккели, однако задатки немецкой педантичности, приверженность к национальным корням, заложены в каждом, видать, по генам.
Гельмут – аккуратист до фанатизма. Во дворе у него соринки не сыщешь. Всякая вещь на своем месте.
Беккели – потомственные крестьяне. Их родители жили в деревне до конца своих дней. Но из девяти детей только четверо остались тут, остальные разъехались по городам и весям страны. Гельмут в числе оставшихся.
Ближе всех – в областном центре живет Эрна, одна из старших сестер.
Эрна выделяется особой статью: прямая спина, чуть вздернутый подбородок, гордо поднятая голова. Сухо поджатые губы выдают сдержанность, неуступчивость. Эрна пунктуальна и бдительна, непреклонна в своих поступках и взглядах.
Гельмут до прихода жены сам ощипал петуха, подвесил за мосластые длинные ноги, основательно опалил. Взвесил на безмене. Подошла хозяйка, заговорила:
– Уже управился?
– Это я только петуха. Эрне хочу в гостинец отправить. Миша Торопов в гости к брату едет, согласился зайти к ней, их Николай недалеко живет.
Ты его не мой, так он лучше сохранится, выпотроши только. Потрошки промой и обратно в брюхо положи, любит она. Жена Мета, по происхождению тоже немка, принимая петуха из рук мужа, заметила:
– Ты бы ему, хотя бы лапы отрезал. Не петух, а конь какой-то! Гельмут довольно хмыкнул:
– Пять с половиной килограммов с требухой вытянул. Лапы не тронь, я их специально оставил!
Мета с полуслова понимала хозяина, без лишних вопросов принялась щипать кур.
Поздним вечером Гельмут занес остывшего петуха в дом, обернул в несколько слоев газетой, поместил в небольшой холщевый мешок ногами вверх. Тщательно обвязал горловину мешка вокруг петушиных ног бечевкой, оставшиеся концы веревки привязал к «ушкам» мешка, получился небольшой рюкзачок. Мета порадовалась сметливости мужа:
– Ах, вот ты зачем оставил ноги, ловко получилось!
Ранним утром Гельмут, перехватив мешок за лямки, спешил к другу Михаилу. Тот утренним рейсом автобуса уедет на железнодорожную станцию, с которой поездом доберется до областного центра. Михаил загрузился основательно: в одной руке чемодан, в другой хозяйственная сумка – тоже гостинцы родне. Увидев Гельмута, обрадовался, засмеялся:
– Теперь, братка, мне в зубы осталось поклажу взять. Давай к чемодану привяжем, он поплоще.
– Я предусмотрел, Михаил, вот рюкзак тебе на спину, чтобы не болтался.
В город Михаил прибыл по сумеркам. Брат встречал на перроне. Добрались до дома. Михаил одаривал родню гостинцами. Мешок Гельмута отставил в сторону.
– Это петух сестре Гельмута. Куда бы его на ночь пристроить?
Жена Николая всплеснула руками:
– Холодильник забит. Балкона у нас нет, в квартире того гляди протухнет.
Николай невозмутимо возразил:
– А форточка к чему?
– Так ведь не зима еще, – усомнилась супруга.
– За ночь ему там ничего не сдеется, минус на улице, – обрадовался Михаил. Обращаясь к брату, добавил: – Коля, я его утром живенько отнесу, нарисуй-ка мне план, как добраться до улицы Одесской.
– О, тут рядом – рукой подать! Какой там номер?
– Пятьдесят, квартира четыре.
– Тут по прямой минут пятнадцать ходьбы. Приду с работы, вместе прогуляемся.
– К тому времени как ты вернешься, я его десять раз сам отнесу.
Утром Михаил поднялся раньше всех, сказалась крестьянская привычка. Выглянул в форточку: «Мать честная, оттепель, весь снег потаил!» Едва позавтракал, засобирался искать сестру Гельмута. Из подъезда вышел вместе с братом. Тот вывел его на широкий проспект, указал:
– Вот отсюда прямиком дуй, никуда не сворачивай. Дальше сам увидишь.
Сметливый деревенский мужик в два счета нашел нужный дом. На двери подъезда висела табличка с номерами квартир и фамилиями жильцов. Напротив четвертого номера значилось:
«Э.К.Беккель». Приосанился, нажал на звонок. Кто-то завозился по ту сторону двери. Певучий женский голос окликнул:
– Кто там?
– Тут живет Эрна Карловна Беккель?
– Допустим.
– Вам посылка от брата Гельмута, – Михаил обнажил в широкой улыбке зубы, предчувствуя радость сестры друга.
За дверями молчали. Он переждал, стукнул казанками по косяку:
– Открывай, землячка, я ж не в гости, посылку забери.
В квартире, что-то щелкнуло, звякнуло, чуть приоткрылась дверь, удерживаемая прочной цепочкой. Из образовавшейся щели сверкнули стекла очков, байковый цветастый халат:
– Что вы хотите, молодой человек?
– Гостинец я вам привез от Гельмута, – резко перешел Михаил на «вы», наткнувшись на холодный официоз.
– От Гельмута? Хым, почему я должна вам верить? Михаила будто волной отбросило от двери:
– Не надо мне верить, гостинец от брата заберите и разойдемся любезно.
Теперь Михаил через щель рассмотрел аскетически худую женщину с надменным выражением лица. На голове ее был навьючен тюрбан из платка. На ногах теплые чулки и тапочки. Сухо поджатые узкие губы, острый нос, чуть выдающиеся костистые скулы. Глаз собеседницы видно не было, лишь каким-то хищным светом сверкали стекла новомодных очков в позолоченной оправе.
– Вы кто вообще? – строго спросила женщина.
– Я друг Гельмута – Михаил Торопов. Вы, как я понимаю, Эрна Карловна – сестра Гельмута?
– Допустим, – опять неопределенно ответила женщина. Михаил, окончательно сбитый с толку, возмутился:
– Вон же на подъезде написана ваша фамилия.
– Вот именно, что написана, вы прочитали и ломитесь ни свет ни заря. Эдак в любую квартиру можно ломиться! – она еще выше вскинула сухую голову.
– Это я-то ломлюсь?! Бог с вами, если бы не Гельмут, приспичило бы мне с вашей посылкой по городу таскаться? Я сюда битый час добирался! – вдруг соврал Михаил. Его начинала раздражать эта странная история. – Заберите посылку и я уйду.
– Почему я должна верить, что вы знаете моего брата? – не сдавалась женщина.
– Я не только вашего брата знаю, а почти всю вашу родню. Матушку вашу звали Грета, отца Карл. Родители разговаривали с большим акцентом. Старший у вас Эрнест Карлович, потом идут Вилда и вы, Готтлиб, Илма и Амалия, Иоган и Роберт – близнецы, Гельмут, самая младшая – Герда. Гельмут родился в православное Рождество – седьмого января двадцать восьмого года. Так что ли?
– Уловив некую заминку в поведении женщины, Михаил развязал мешок, освободил петушиные ноги и всунул их в щель двери, – вот, Гельмут для вас петуха зарубил, возьмите. Некогда мне ей Богу!
Женщина чуть шевельнулась, попросила:
– Отойдите от двери.
Михаил подумал, что она хочет открыть дверь с цепочки и отступил на шаг. Дверь быстро захлопнулась, два раза щелкнул замок. Из-за двери глухо, но отчетливо произнесли:
– Уходите, пожалуйста. Я вас не знаю.
– Эрна Карловна, давайте договоримся так: я кладу вам петуха под двери и выхожу из подъезда.
В ответ тишина. Михаил положил сверток у порожка, стукнул в двери, уверенный, что женщина стоит по ту сторону:
– Я ушел, возьмите посылку.
Он выскочил из подъезда взопревший, сдернул с головы меховую шапку, утерся носовым платком: «Вот так встретили!» Хотел было пойти обратно к брату, но что-то остановило его. Он оглянулся на двери подъезда, решил удостовериться: забрала ли женщина пакет? Тихонько приоткрыл дверь, посылка лежала на месте. Михаил недоуменно пожал плечами, присел на скамью. Решил: «Подожду еще немного». Он стал заглядывать в окна первого этажа. Какое-то из окон должно принадлежать квартире номер четыре. Ни одна занавеска не шелохнулась. Разве что стукнуть в какое-нибудь легонько? «Ну их к черту, еще в милицию загребут!» – остановил себя Михаил. Тихо было в подъезде. Вдруг двор пересек какой-то зачуханный мужичонка, мельком взглянув на Михаила, юркнул в подъезд. Михаил насторожился и почти тотчас зашел следом. Мужичок крутился у четвертой квартиры, согнувшись, рассматривал сверток у двери, принюхивался. Михаил окликнул мужика:
– Вы в этом доме живете?
– Д-да, – как-то неуверенно ответил мужик. Глазки его забегали.
– А Эрну Карловну Беккель случайно не знаете?
– Э-э-э, Эрну Карловну? Знаю, кто же не знает Эрну Карловну?
– Кто вас знает? Годами живете в одном доме, а друг друга не знаете, вот что значит город! Пойдемте в свидетели, посылку мне ей надо передать из деревни.
– А-а-э-э, – опять замялся мужик, – возможно Эрна Карловна меня не знает, лично мы не знакомы.
– Ну, р-р-р… – чуть не сорвалось с губ Михаила слово «рожа», – лицо-то твое ей известно, это ей даст гарантию, что при свидетеле я не причиню ей вреда. Женщина она одинокая, должно быть боится.
– Так я того, могу сам передать! – оживился мужик.
– Сам-то и я с усам, я позвоню, а вы стойте рядом.
Мужичок боком, боком мимо Михаила и выскочил из подъезда.
– Э-э-х, век бы вас не видать – жулик на жулике! – он еще раз настойчиво нажал на кнопку звонка. За дверями не слышалось ни звука. Михаил заново обвязал петушиные ноги бечевкой, вскинул веревку на одно плечо, и, выскочив из подъезда, заспешил к дому брата.
Он почти бежал по знакомому проспекту. На проезжей части из-под колес транспорта разлетались грязные брызги. «Теперь раскиснет все окончательно» – с досадой думал деревенский гость. Наскоро попрощавшись со снохой, он поспешил на железнодорожный вокзал.
В деревню прибыл последним рейсом автобуса налегке: пустую сумку затолкал в чемодан, петух болтался за спиной. Попросил водителя остановиться за деревней – отсюда до дома Гельмута рукой подать.
– Здорово, братка! – нарисовался Михаил в дверях друга.
– Миша?! Что случилось, ты не ездил?
– Ездил, как видишь, котомки пустые!
– Быстро ты обернулся. Михаил развел руками:
– Боялся, братка, что твоя посылка протухнет. Вот, – сняв с плеча, протянул Гельмуту мешок. – Не взяла сестра твоя, не знаю вас, да и только.
– Так ты из-за нее вернулся, Михаил?
– А куда же я с ним? У Николая холодильник битком, на улице оттепель, братка, страшенная, я ноги в руки и был таков!
– Ах, мать честная, как вышло-то некрасиво! Мать её ети, эту Эрну! – и, обращаясь к жене, уже бодрым голосом распорядился:
– Мета, а ну-ка, ставь ведёрный чугун на плиту, будет сегодня уха из петуха. Миша, беги за супругой, бабы-то вдвоем враз управятся, домашней лапши накатают. Справим твои встречины!
Михаил ушел. Гельмут принялся разделывать петуха на крупные куски. Когда с этим делом было покончено, наказал жене:
– Закладывай его целиком с потрохами, лапами. Съедим! Ах, как с Мишей-то нехорошо получилось! Вот ведь вредный немчинский характер! – ругал он родственницу. – Ну, припомню я сестрице это обхождение!
Мало времени спустя за столом у Беккелей сидела дружная компания. Суп получился наваристый, с пленкой золотистого жирка, с нежной домашней лапшой и соленым укропчиком. Хозяин щедро разливал по стопкам вино, приглашал гостей и хозяюшку выпить:
– За твои мытарства, Михаил, ты уж прости, что так получилось!
– Ничего, братка, зато твой петух в городе побывал. Знать, вкуснее будет!
Михаил в который раз в подробностях рассказывал, как толкал в дверь куриные лапы, перечислял родословную Беккелей, стараясь доказать, что он земляк. Мудрая, сдержанная супруга пыталась урезонить мужа, легонько трогала его за колено: «Михаил, неудобно, сестра ведь она Гельмуту Карловичу». Гельмут уловил смущение гостьи, загорячился:
– Ты, Галина Петровна, его не попрекай. Прав Миша, тысячу раз прав! Это мы перед ним в долгу.
Михаил, подстрекаемый поддержкой друга, рассуждал:
– Я вот все думаю, Гельмут, в городах народ больше чем на половину из деревни происхождением. Уедут за огороды и строят из себя доцентов да профессоров.
Гельмут задумчиво покачал головой:
– Вот тут я с тобой не согласен, Миша. Те, кто действительно достиг высот, как ты выражаешься – доценты, профессора, эти люди скромные, не кичливые. Хватает у них ума вести себя как подобает. Это наш брат-голяшка, не успеют опериться, едва головенка из навоза высунется, начинают гнуть из себя: «Я не я, и хата не моя!» Такие, брат ты мой, и в деревне встречаются.
Михаил согласился с доводами друга. Мало погодя опять спрашивал:
– Гельмут, а вот сестра твоя, почему Беккель? Разве она замужем не была?
– Как не была, была. Да ведь зять-то какой золотой человек был! Уважали мы его, царствие небесное. А как он нас привечал! Опять же, Миша, гордыня. Фамилия его ей, видите ли, не по нраву была – Холкин. А то не понимают многие, что не имя человека красит, а человек имя. Своими делами, поступками красит. Возьми вот известную фамилию Дуровы. Казалось бы, некрасивая, от слова «дурак», а у них ведь целая прославленная династия, и звучит, произносится гордо! Потому как мы их по заслугам судим.
Друзья просидели за столом с душевным разговором до полуночных петухов.
Дня два спустя от Эрны пришло письмо. Среди всякого прочего сестра писала:
_Что-то_Гельмут_от_тебя_давно_не_было_весточки,_гостинца._Как_бы_хотелось_покушать_зельца_по_рецепту_нашей_гросс_мутер._Ты_уж_вышли,_пожалуйста,_при_возможности_куриных_потрошков,_груздочков_солёненьких,_вареньица_из_лесных_ягод._Мне_одной_много_не_надо:_по_маленькой_баночке_достаточно._
Гельмут шумел, возмущался. Жена уговаривала супруга:
– Это письмо писано еще до приезда Михаила, вот, посмотри по датам.
– Всё одно! – кипятился Гельмут.
Обычно он просил супругу отписывать ответы, в этот раз сам взялся за письмо. Получилось оно короткое, в три строчки:
_Здравствуй,_сестра_Эрна!_Пишет_тебе_брат_Гельмут_из_деревни_Воронино._Может_быть,_помнишь,_откуда_ты_сама_вышла_и_все_твои_братья-сёстры?_
_Спасибо,_дорогая_сестрица,_за_возвращенный_подарок._Ох,_и_навариста_уха_из_петуха!_
_Твой_брат_Гельмут._Писал_21.11.80_г._
Через неделю пришел слёзный ответ Эрны:
_Простите,_милый_брат_Гельмут_и_сноха_Мета!_Был_твой_друг_с_посылкой,_только_я_его_раньше_ни_разу_не_видела_и_побоялась_открыть_дверь._
_Накануне_у_нас_во_дворе_прошел_слух,_что_ходят_какие-то_люди,_называются_сотрудниками_из_СОБЕСа,_проникают_в_квартиру_пожилых_одиноких_пенсионеров,_входят_в_доверие_и_бессовестно_грабят_их._
_А_тут_в_аккурат_твой_дружок_пожаловал._Я_даже_записала_его_имя_–_Торопов_Михаил._Верно?_Потом,_когда_он_ушел,_сильно_покаялась,_ты_уж,_прости_меня,_братец!_
– Вот, видишь, как получилось, – уговаривала Мета супруга.
– Он ведь ей всех Беккелей перечислил по старшинству. Подумала бы, часто ли такие имена встречаются, чтобы просто угадать? Дату моего рождения назвал. Чего еще?
В воскресенье Гельмут нарядный наперевес с двумя сумками стоял на остановке автобуса. Кто-то из подошедших пассажиров спросил:
– Далёко ли собрался, Гельмут Карлович?
– Да вот в отпуск пошел, к сестре Эрне в город надо съездить.
Гостинцы отвезти, проведать, старенькая она у нас.