Станислав Ломакин
Костян
_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_
РУССКИЕ КОЛОКОЛА
ЭТИЧЕСКОЕ И ЭСТЕТИЧЕСКОЕ В ТВОРЧЕСТВЕ
К. ЛЕОНТЬЕВА
Сегодняшний интерес к творчеству К. Леонтьева, осмысление и переоценка его идей чрезвычайно важны для возрождения национальной русской культуры. При жизни мыслителя его творчество либо замалчивалось, либо кратко упоминалось с издевкой «о византийских бреднях». Либерально-западническая пресса не жаловала писателя-мыслителя за его антизападную, антибуржуазную направленность.
Разные оценки дают Леонтьеву его современники, так, Л. Толстой считал его лучшим философом России. В. Розанов называл Леонтьева «неузнанным феноменом». Н. Бердяев ставил Леонтьева вровень с самыми великими мыслителями-пророками, предсказывающими приход антихриста, который выйдет из недр России. Интересен такой факт: Вл. Соловьев, критикующий идеи Леонтьева, сам в конце жизни обратился к леонтьевским предчувствиям, написав об антихристе трактат. Вл. Соловьев, представляя Леонтьева как «необходимый момент в истории русского самосознания» критиковал его за пестроту мыслей «общеморальные различия» во взглядах. «Общеморальными» различиями страдали многие великие мыслители России, такие как: Л. Толстой, В. Розанов, да и сам Вл. Соловьев, т.к. бинарность, дихотомичность – родовые субстанции человека и особенно людей талантливых, гениальных.
Вл. Сольвьев все-таки признает последовательность взглядов этически оправданные идеи Леонтьева, которые не принесли мыслителю должного внимания к нему со стороны общественности. В статье «Леонтьев» Вл. Соловьев пишет; «Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал в такое время, когда это не могло принести ему ничего кроме общего презрения и осмеяния». Каскад противоречивых суждений и смелых для своего времени не ради красного словца. Он признавался: «Ум мой упростить не могу. _Я_люблю силу ума, но я не верю в безошибочность разума... И потому у меня одно не мешает другому. Я через полчаса после чтения вздорной статьи Вольтера, мог искренне молиться по Псалтыри Давида». Некоторые исследователи творчества К. Леонтьева свое внимание обращают на эстетическую сторону его учения, делая ее самодовлеющей. Мне же представляется, что, говоря о красоте мира и о людях творящих зло в этом мире, Леонтьев большое значение придавал этическому началу жизни. Незадолго до смерти Леонтьев признавался В. Розанову, что нужно помогать Христианству, чтобы европейская цивилизация не убила эстетику и этику «то есть самую жизнь». Что же делать? «Христианству мы должны помогать, даже в ущерб любимой нами эстетики, из трансцендентного эгоизма, по страху загробного суда»...
Здесь речь идет о беспокойстве за нравственное состояние общества, леонтьевской любви ко всему прекрасному, в его требовании эстетической необходимости пестроты и разнообразия жизненных форм проступает этическая идея об органической связи этического и эстетического, идея единства добра и красоты в жизни и культуре. Для него Иисус Христос является этическим и эстетическим центром мироздания. Господь – не только абсолютное Добро, но и совершенная Красота. По мнению Леонтьева совокупности красоты и добра может помешать либерально-демократическая идеология, превращающая все в орудие всемирного разрушения. Он считал, что свобода, которую навязывают народам либералы, приведет к эгалитарному слиянию человечества в единообразную массу, она несет с собой утверждение крайнего свободомыслия и атеизма. Данное пророчество оказалось точным предсказанием для многих государств мыслителя. Свобода – считал Леонтьев – с фатальной неизбежностью приведет к деспотизму, тлетворным идеям, к исчезновению в обществе важнейших для человечества понятий – Добра, Красоты, Идеала. Настоящий культурно-славянский идеал, считал он, должен быть соотнесен эстетическим и этическим альянсом жизни. Некоторые исследователи творчества Леонтьева приписывают мыслителю эстетику, которая является для него якобы мерилом истории и жизни. Они считают, что эстетику как универсальную категорию он в своем учении абсолютизирует. Однако это далеко не так, в его эстетической теории всегда находилось место для нравственности. Конечно, читая Леонтьева, появляется мысль о приоритетности красоты, которая признается всеобщим критерием оценки явлений окружающей действительности. Но в отличие от Н. Данилевского к его теории культурно-исторических типов, Леонтьев ее существенно дополняет, придавая ей эсхатологическую окраску: человечество живо до тех пор, пока способны к развитию самобытные национальные культуры; унификация человеческого бытия, появление сходных черт в социально-политической, эстетической, нравственной, бытовой и т.д. Его закон «триединого процесса развития»: «первоначального периода простоты» к последующему «цветущей сложности» и «вторичного смесительного упрощения» включает национальное образование, власть, религию, нравственность, искусство, социальную иерархию. Процесс развития всего существующего проходит через три периода: 1) первоначальной простоты, 2) положительного расчленения и многообразия, 3) смесительного упрощения, уравнения и разложения. Экстраполируя этот закон применительно к обществу ни одна культура, цивилизация, раса, нация не минуют в своем развитии эти три периода. В своих произведениях и письмах особенно в работе «Восток, Россия и Славянство», Леонтьев пытался соединить религиозность с философской концепцией, в которых проблемы жизни и смерти, восхищение красотой переплетаются с нравственным подходом к жизни каждого человека. Эта доктрина носила название «метод действенной жизни» и рассматривала создание Россией новой цивилизации, основанной на художественном и нравственном видение мира. По мнению Леонтьева, человек должен помнить, что его приход в этот мир кратковременное явление. Его пристанище не всегда лучшее, на что в идеале надеется человек, ибо этика со своими идеалами бесконечного совершенствования далека от истин бытия, особенно в России. Он писал о том, что «либеральная зараза», идущая от Европы исключает счастливую жизнь русского народа. В статье «Как надо понимать сближение с народом», Леонтьев пророчествует: «Для нашего государства, до чего спасительно может быть теперь для Славянства постепенное свержение умственного ига Европы, тот должен желать не дальнейшего влияния «интеллигенции» нашей на простолюдина русского, а наоборот, – он должен искать наилучших способов и наилегчайших путей подражания мужику».
Через призму закона «триединого процесса развития» проходят все общества и только Россия как православное, нравственное государство, имеющая великую культуру может, по Леонтьеву, на одно – два столетия продлить свое существование, если займет позицию изоляционизма. Православие как нравственная, эстетическая религия является единственной силой способной спасти и сохранить Россию. Это суждение, по мнению некоторых исследователей, противоречит тому, что Леонтьев презрительно относился к этике и его даже провозгласили «русским Ницше». Но в его творчестве объединены религия, мораль, искусство. Он считал: Церковь не признает святым ни крайне доброго и милосердного, ни самого честного, воздержанного и самоотверженного человека, если эти качества его не связаны с учением Христа, апостолов и святых отцов, если эти добродетели не основаны на тройственной совокупности. В шестом письме к Вл. Соловьеву Леонтьев указывает: «Православие, создано не русскими, а византийцами, но оно до того усвоено нами, что мы как нация, и как государство без него жить не можем». Как православный мыслитель в конце жизни, ставший монахом, совершивший тайный постриг под именем отца Климента, он понимал значение для России православия с его нравственной основой, влияющей положительно на миллионы воцерковленных людей. Вот его суждение: «Религия, преобладающая в каком-нибудь народе, – вот краеугольный камень охранения прочного и действительного. Когда веришь, тогда знаешь, во имя чего стесняешься и для чего переносишь лишения и страдания». Сколь вдохновляющие бого-человеческие этика и эстетика в этом высказывании. Сегодняшний либерально-демократический беспредел загоняет человека в «смрадные» пределы, где человек не чувствует взыскующей истины, где в отсутствии веры он не испытывает мужества и готовность открыться правде. Леонтьевский идеал – это врата, ведущие к нравственным подвигам человека, к Добру, Истине, Красоте, к просторам Божественной беспредельности.
Костян
_СТАНИСЛАВ_ЛОМАКИН_
РУССКИЕ КОЛОКОЛА
ЭТИЧЕСКОЕ И ЭСТЕТИЧЕСКОЕ В ТВОРЧЕСТВЕ
К. ЛЕОНТЬЕВА
Сегодняшний интерес к творчеству К. Леонтьева, осмысление и переоценка его идей чрезвычайно важны для возрождения национальной русской культуры. При жизни мыслителя его творчество либо замалчивалось, либо кратко упоминалось с издевкой «о византийских бреднях». Либерально-западническая пресса не жаловала писателя-мыслителя за его антизападную, антибуржуазную направленность.
Разные оценки дают Леонтьеву его современники, так, Л. Толстой считал его лучшим философом России. В. Розанов называл Леонтьева «неузнанным феноменом». Н. Бердяев ставил Леонтьева вровень с самыми великими мыслителями-пророками, предсказывающими приход антихриста, который выйдет из недр России. Интересен такой факт: Вл. Соловьев, критикующий идеи Леонтьева, сам в конце жизни обратился к леонтьевским предчувствиям, написав об антихристе трактат. Вл. Соловьев, представляя Леонтьева как «необходимый момент в истории русского самосознания» критиковал его за пестроту мыслей «общеморальные различия» во взглядах. «Общеморальными» различиями страдали многие великие мыслители России, такие как: Л. Толстой, В. Розанов, да и сам Вл. Соловьев, т.к. бинарность, дихотомичность – родовые субстанции человека и особенно людей талантливых, гениальных.
Вл. Сольвьев все-таки признает последовательность взглядов этически оправданные идеи Леонтьева, которые не принесли мыслителю должного внимания к нему со стороны общественности. В статье «Леонтьев» Вл. Соловьев пишет; «Свои крайние мнения он без всяких оговорок высказывал в такое время, когда это не могло принести ему ничего кроме общего презрения и осмеяния». Каскад противоречивых суждений и смелых для своего времени не ради красного словца. Он признавался: «Ум мой упростить не могу. _Я_люблю силу ума, но я не верю в безошибочность разума... И потому у меня одно не мешает другому. Я через полчаса после чтения вздорной статьи Вольтера, мог искренне молиться по Псалтыри Давида». Некоторые исследователи творчества К. Леонтьева свое внимание обращают на эстетическую сторону его учения, делая ее самодовлеющей. Мне же представляется, что, говоря о красоте мира и о людях творящих зло в этом мире, Леонтьев большое значение придавал этическому началу жизни. Незадолго до смерти Леонтьев признавался В. Розанову, что нужно помогать Христианству, чтобы европейская цивилизация не убила эстетику и этику «то есть самую жизнь». Что же делать? «Христианству мы должны помогать, даже в ущерб любимой нами эстетики, из трансцендентного эгоизма, по страху загробного суда»...
Здесь речь идет о беспокойстве за нравственное состояние общества, леонтьевской любви ко всему прекрасному, в его требовании эстетической необходимости пестроты и разнообразия жизненных форм проступает этическая идея об органической связи этического и эстетического, идея единства добра и красоты в жизни и культуре. Для него Иисус Христос является этическим и эстетическим центром мироздания. Господь – не только абсолютное Добро, но и совершенная Красота. По мнению Леонтьева совокупности красоты и добра может помешать либерально-демократическая идеология, превращающая все в орудие всемирного разрушения. Он считал, что свобода, которую навязывают народам либералы, приведет к эгалитарному слиянию человечества в единообразную массу, она несет с собой утверждение крайнего свободомыслия и атеизма. Данное пророчество оказалось точным предсказанием для многих государств мыслителя. Свобода – считал Леонтьев – с фатальной неизбежностью приведет к деспотизму, тлетворным идеям, к исчезновению в обществе важнейших для человечества понятий – Добра, Красоты, Идеала. Настоящий культурно-славянский идеал, считал он, должен быть соотнесен эстетическим и этическим альянсом жизни. Некоторые исследователи творчества Леонтьева приписывают мыслителю эстетику, которая является для него якобы мерилом истории и жизни. Они считают, что эстетику как универсальную категорию он в своем учении абсолютизирует. Однако это далеко не так, в его эстетической теории всегда находилось место для нравственности. Конечно, читая Леонтьева, появляется мысль о приоритетности красоты, которая признается всеобщим критерием оценки явлений окружающей действительности. Но в отличие от Н. Данилевского к его теории культурно-исторических типов, Леонтьев ее существенно дополняет, придавая ей эсхатологическую окраску: человечество живо до тех пор, пока способны к развитию самобытные национальные культуры; унификация человеческого бытия, появление сходных черт в социально-политической, эстетической, нравственной, бытовой и т.д. Его закон «триединого процесса развития»: «первоначального периода простоты» к последующему «цветущей сложности» и «вторичного смесительного упрощения» включает национальное образование, власть, религию, нравственность, искусство, социальную иерархию. Процесс развития всего существующего проходит через три периода: 1) первоначальной простоты, 2) положительного расчленения и многообразия, 3) смесительного упрощения, уравнения и разложения. Экстраполируя этот закон применительно к обществу ни одна культура, цивилизация, раса, нация не минуют в своем развитии эти три периода. В своих произведениях и письмах особенно в работе «Восток, Россия и Славянство», Леонтьев пытался соединить религиозность с философской концепцией, в которых проблемы жизни и смерти, восхищение красотой переплетаются с нравственным подходом к жизни каждого человека. Эта доктрина носила название «метод действенной жизни» и рассматривала создание Россией новой цивилизации, основанной на художественном и нравственном видение мира. По мнению Леонтьева, человек должен помнить, что его приход в этот мир кратковременное явление. Его пристанище не всегда лучшее, на что в идеале надеется человек, ибо этика со своими идеалами бесконечного совершенствования далека от истин бытия, особенно в России. Он писал о том, что «либеральная зараза», идущая от Европы исключает счастливую жизнь русского народа. В статье «Как надо понимать сближение с народом», Леонтьев пророчествует: «Для нашего государства, до чего спасительно может быть теперь для Славянства постепенное свержение умственного ига Европы, тот должен желать не дальнейшего влияния «интеллигенции» нашей на простолюдина русского, а наоборот, – он должен искать наилучших способов и наилегчайших путей подражания мужику».
Через призму закона «триединого процесса развития» проходят все общества и только Россия как православное, нравственное государство, имеющая великую культуру может, по Леонтьеву, на одно – два столетия продлить свое существование, если займет позицию изоляционизма. Православие как нравственная, эстетическая религия является единственной силой способной спасти и сохранить Россию. Это суждение, по мнению некоторых исследователей, противоречит тому, что Леонтьев презрительно относился к этике и его даже провозгласили «русским Ницше». Но в его творчестве объединены религия, мораль, искусство. Он считал: Церковь не признает святым ни крайне доброго и милосердного, ни самого честного, воздержанного и самоотверженного человека, если эти качества его не связаны с учением Христа, апостолов и святых отцов, если эти добродетели не основаны на тройственной совокупности. В шестом письме к Вл. Соловьеву Леонтьев указывает: «Православие, создано не русскими, а византийцами, но оно до того усвоено нами, что мы как нация, и как государство без него жить не можем». Как православный мыслитель в конце жизни, ставший монахом, совершивший тайный постриг под именем отца Климента, он понимал значение для России православия с его нравственной основой, влияющей положительно на миллионы воцерковленных людей. Вот его суждение: «Религия, преобладающая в каком-нибудь народе, – вот краеугольный камень охранения прочного и действительного. Когда веришь, тогда знаешь, во имя чего стесняешься и для чего переносишь лишения и страдания». Сколь вдохновляющие бого-человеческие этика и эстетика в этом высказывании. Сегодняшний либерально-демократический беспредел загоняет человека в «смрадные» пределы, где человек не чувствует взыскующей истины, где в отсутствии веры он не испытывает мужества и готовность открыться правде. Леонтьевский идеал – это врата, ведущие к нравственным подвигам человека, к Добру, Истине, Красоте, к просторам Божественной беспредельности.