Кувшинки
Николай Васильевич Денисов





ТРОЙНАЯ УХА


С кинохроники об этом

о сих пор не снят запрет.

    Автор




1

Снег лежал еще по пояс.
Ход снижал курьерский поезд.
Волки выли на луну.
Враг проигрывал войну.
Кипятком парили краны.
И с прищуром небольшим
Разбирал боец охраны
Надпись: «Станция Ишим».
Встал курьерский.
Смолкли стуки.
Тихо, глухо, как в воде.
Будь шпион какой, от скуки
Сдался бы НКВД.
От колес мазутный запах.
Паровозной топки зной.
Нелогично, не на запад,
Будто барс на мягких лапах,
Поезд следовал ночной.
На восток шёл.
Свет зелёный
Не чинил ему допрос.
Может быть, в укрепрайоны
Генералов важных вёз.
Шёл на Тихий, тьму пронзая
До черты береговой,
Самураю намекая,
Чтобы плыл к себе домой.

Вот дымком пахнул угарным,
Вот застопорил стоп-кран,
Отпугнув на двор товарный
Стайку инопланетян.




2

Вышли трое, без огласки.
Первый, тощий, был в коляске.
В макинтоше выходном,
В пледе тёплом, шерстяном.
Поплотней - премьер британский,
А при нём - коньяк армянский.
Распечатал, чуть отпил.
И - сигарой закоптил.
Третий был в простом, не чинном,
Полушубчике овчинном,
Сверху маршальских погон,
От простуды утеплён.
На перроне в горстке света,
Стыл гонец из сельсовета -
В конармейском шлеме дед.
(С кинохроники об этом
До сих пор не снят запрет).




3

Под Берлином шли сраженья,
Трудно русский немца бил.
Но побьёт же... Предложенье
Дед-гонец и возгласил.
На гражданской конник стойкий,
Тут же - консул от сохи,
Дед позвал Большую тройку
Похлебать в селе ухи.
Жизнь скудна, мол, но, однако,
Есть достаточный карась!
И Верховный добрым знаком
Пыхнул трубкой:
«Действуй, власть!»
Быть сему! И тронул конный,
С пересвистом - в гриву, в хвост!
После Ялты напряжённой,
На победу заряжённый
Государственный обоз.




4

Санный полоз пел морозно,
Дед все правильно смудрил:
Впереди «Фордзон» колёсный,
Как небес архангел грозный,
В Окунёво след торил.
Широко снега лежали,
Без путей и без дорог.
А в селе столы сдвигали.
В кумачовом клубном зале
Ароматный плыл парок.
Мало мест. Доску полатей
Притащили - не беда.
Тётя Катя - на подхвате,
Дед при шлеме - тамада.
Самовар, как жар, пылая,
За кулисами пыхтел.
«Широка страна родная!» -
Патефон гвардейский пел.
Будто пахарь за сохою,
Рузвельт, справившись с ухою,
С утлых плеч стряхнув озноб,
Промокнул платочком лоб.
Карася поел. Икорки
Слабо вилкой ковырнул.
Может, вспомнил о Нью-Йорке,
Тайно на руки подул.
Ну, а вождь, спаситель мира,
Сталин наш - наоборот
Расстегнул крючки мундира,
Чем в восторг привел народ.
Поднял тост победы близкой:
«Победим!» - сказал тепло.
Тут уж Черчилль принял виски,
Раз, другой глотнул. Пошло!
Ни гордыню-грусть-тревогу
В питие топил премьер,
Заглушал, быть может, злобу,
Что таил к СССР.




5

Малыши вовсю галдели,
Удалось меж ног пролезть!
Бабы те «Катюшу» пели,
Кони всласть овсом хрустели, -
Где он добыт был? Бог весть!
Пел народ. А боль пылала,
Глубока она была.
Никого не миновала,
Ни одной семьи села.
Ждали мира, как проталин,
Выйдет срок! Каким придёт?
Лишь догадывался Сталин,
Дальше видел наперёд:
Будет Трумэн, Хиросима,
Съезд 20-й, Целина,
Подлый Фултон, сдача Крыма,
И Берлинская стена.
Будет мир, в боях спасённый,
Будет хлеб - родят поля.
Будут вражьих орд знамена -
В адских корчах у Кремля...
Тут и кончим... Проводили
Глав держав - без шума-пыли!
Случай был. И он во мгле, -
В том далёком феврале.

8.10. 2015 г.