Вчера было детство
Н. В. Денисов
ПРИЛЕТАЛ САМОЛЕТ...
Самолет кружил долго. Вырвался неожиданно из-за Чащинского увала, пронесся с ревом над крышей мастерской в другой конец деревни. Над озером сделал разворот и, угнав в подворотни кур, скрылся за овчарней.
Юрка Каргаполов сунул под рубаху огромную шляпу подсолнуха, перемахнул через прясло:
– Вылазь, ребя, эроплан глядеть!
Двое пацанов, прятавшиеся в ботве, подняли головы.
– Счас появится, – Юрка куснул Желтый огурец, скривился – семенник...
Самолет прилетел опять. В этот раз он шел так низко над огородами, что можно было различить голову летчика в шлеме.
– А-а-а, баба, с неба телега падат! – закричала дурниной Надька, пятилетняя внучка хромой Улиты. Пацаны только что обчистили у нее огуречник.
– Самолет диверсанты подбили. Бегим, ребя, летчиков спасать!
«Ребя» – Петька да конопатый Васька – глаза выпучили, хотели что-то спросить у старшего, но тот уже сверкал пятками – к околице. Туда уже торопилась вся деревня. Хлопали калитки, гремели брошенные пустые ведра, плотники воткнули топоры в недотесанные бревна. Молотобоец Васька Батрак бежал почему-то с кувалдой через плечо.
– Ура, ребя! Садится! – закричал Юрка и крутанулся через голову.
Выбрав побольше поляну, самолет опустился рядом с сараем, где сушились под обжиг сырые кирпичи. Летчик, парень молодой, поздоровался с мужиками, попросил попить. Принесли кваса. Ребятишек оттеснили. Юрка сумел проскользнуть между ног и пощупал даже крыло машины. Летчик что-то объяснял мужикам, брал из шуршащей пачки галеты, запивал из кринки квасом. Слушали его мужики, кивали.
В задней кабине У-2 прилетел человек. На него обратили внимание, когда тот спустил на землю увесистый блестящий прибор, смотрел в него, как показалось всем, прислушивался, крутил никелированные ручки.
Спрашивать его никто не решился.
Самолет улетел так же скоро, как и появился. Пока он разбегался против ветра, оглушительно стрекоча и раздувая пузырями рубахи бежавших за ним мальчишек, мужики махали вслед выгоревшими кепками. Бабы, придерживая цветастые подолы, продолжали дивиться не виданному так близко аэроплану.
Расходились неохотно, шумно обсуждая событие. Не вспомнить теперь, кто и произнес это слово – «нефть». Но слово было сказано. Глуховатый столяр, что прибежал к самолету, бросив неоструганную оглоблю к телеге, уверил мужиков:
– Точно, карасин нашаривают под землей!
Над ним посмеялись, но поддержали:
– На днях это – на плотцы пришел воды почерпнуть, а поверху так сизая пленка и плавает. Близко где-то ома, под суглинком... Который уж раз примечаю...
Встряла какая-то бабенка:
– Карасин, нефть... То-та! Это трактористы, холеры, мазутными ведрами протеяли воду черпать. Рубашонки полоскать негде...
Бабенку одернули. Замолчала. Всем хотелось верить в хорошее, грандиозное, необычное. Не случалось в деревне таких событий, как прилет самолета, пожар, чудачество какое-нибудь. Нет, не случалось. Даже свадьбы, где можно поплясать от души, поплакаться соседу в уважении и дружбе, а ребятне поглазеть на застолье сквозь неплотно задернутые занавески, давно не было. Нет, давно не было.
Цвели подсолнухи, пахло визилем на сеновалах.
По утрам отбивали косы во дворах, над полем парили жаворонки. К полудню изнывали от жары скотина, люди. Но люди делали работу. Простую, привычную. Каждый день.
И вот – на тебе!
...Авторитет в суждениях держали мужики. Но только им так казалось. Дальше фантазия заходила у ребятни.
И удивил пацанов Петька.
– Ребя, я точно знаю – за скотомогильником сталь найдут. Железную дорогу из города к нам потянут. Точно!
Пацаны уважительно округлили на Петьку глаза. Петька умел ошарашить. И верили. Матери, сторожихе зерносклада, как-то весной еще брякнул с порога:
– Мама, я кол по арифметике получил!
– Учись, учись, сынок, кустюм новый куплю! – одобрила мать.
Спохватилась, но ругать уже было неловко.
Опять застучали топоры у колхозной базы, зачакала в кузнице наковальня, полилась в ведра у колодца вода, а пацаны еще гуртились на бугре, вспоминали подробности. Говорили сейчас не о летчике, а о том, что прилетел на заднем сиденье.
– Как он достал моторчик свой, я сразу догадался – пробу брать начнет, – сказал конопатый Васька.
– Какую пробу?
– Какую на молочном пункте берут. На состав и жирность, понял?
– Дак это же у молока жирность проверяют, а тут чернозем...
– Тут тоже надо пробу брать, чтоб не ошибиться. Нефть ищут, кумекать надо, – подражал кому-то из старших Васька. – Я целое лето план по молоку таскал, а оказалось – мало. Жирности не хватило.
– Пошел ты! Жирность! А может, это шпионы? Связали бы – и в сельсовет, у председателя наган в сейфе... Во!
– Шпионов бы не допустили наши ястребки...
– А ты наган видел?
– Как тебя, видел.
Не поверили и этому.
Пацаны лежали на полянке. Здесь же и Юрка. Старший самый, востроглазый, отчаянный. Он затих, не вступал в разговоры мелюзги, думал.
Юрка привстал на локоть:
– Ребя, а кто видел, чё летчик ел?
Никто не видел, что ел летчик.
– Да-а, хорошо быть летчиком! Вот вырасту, обязательно на летчика пойду.
– Упадешь где-нибудь в озере, захлебаешься.
Юрка не обратил внимания.
– Главное, ребя, летчикам всегда печенье дают. С килограмм, а может, даже больше. В каждом кармане насовано... Сам видел. И еще шоколад – НЗ.
– А это еще чё – НЗ?
– Неприкосновенный запас. На случай какой... У мамки моей тоже лампасейки в кулечке запрятаны. Вдруг гости навернутся...
Полежали, пофантазировали еще какое-то время. Вопрос о нефти решился сам собой: «Раз говорят мужики... Раз прилетал самолет...» Не зря же он горючее жег, такую даль летел. Горючее – дефицит. Об этом знал каждый пацан в деревне. Раз трактора встали, в городе не отпустили горючего. Нет на нефтебазе. Это уж дело ясное. А тут горючее свое, дармовое. Копни землю поглубже, можно все бензобаки и керосиновые лампы заправить. Вот какое дело нефть!
А к вечеру Юрка опять повел пацанов на Улитин огород свертывать головы оставшимся подсолнухам.
Прошло много лет. А я, как сейчас, вижу тот день и прилет самолета. Из деревенских, бежавших его встречать, больше помнится молотобоец Васька Батрак и его тяжелая кувалда. Зачем он не оставил ее в кузнице, до сих пор не пойму.
Помню разговоры на полянке о нефти и шпионах. Я тоже там лежал...
Нефть все же отыскали. Правда, не в нашей деревне, далеко на севере. Но и это хорошо. Много нашли нефти. Не зря летал самолет.
«Ребя» повыросли. Встречаемся иногда с Петькой. Он стал трактористом, награжден орденом. Вспоминаем вместе Ваську, он где-то на севере, по нефтяному делу пошел. Наверное, скоро тоже орден получит, он дотошный.
Вот только Юрка так и не поел вдоволь печенья. Несытые были послевоенные годы. Юрку зашиб насмерть колхозный жеребец. Зимой он начал работать помощником конюха. Случали в тот день колхозных кобыл...
Хоронили Юрку всей деревней.
Наш третий класс сняли с уроков.
А над деревней летал самолет. Летал и летал – в солнце и не хотел садиться. У него было много работы.
Н. В. Денисов
ПРИЛЕТАЛ САМОЛЕТ...
Самолет кружил долго. Вырвался неожиданно из-за Чащинского увала, пронесся с ревом над крышей мастерской в другой конец деревни. Над озером сделал разворот и, угнав в подворотни кур, скрылся за овчарней.
Юрка Каргаполов сунул под рубаху огромную шляпу подсолнуха, перемахнул через прясло:
– Вылазь, ребя, эроплан глядеть!
Двое пацанов, прятавшиеся в ботве, подняли головы.
– Счас появится, – Юрка куснул Желтый огурец, скривился – семенник...
Самолет прилетел опять. В этот раз он шел так низко над огородами, что можно было различить голову летчика в шлеме.
– А-а-а, баба, с неба телега падат! – закричала дурниной Надька, пятилетняя внучка хромой Улиты. Пацаны только что обчистили у нее огуречник.
– Самолет диверсанты подбили. Бегим, ребя, летчиков спасать!
«Ребя» – Петька да конопатый Васька – глаза выпучили, хотели что-то спросить у старшего, но тот уже сверкал пятками – к околице. Туда уже торопилась вся деревня. Хлопали калитки, гремели брошенные пустые ведра, плотники воткнули топоры в недотесанные бревна. Молотобоец Васька Батрак бежал почему-то с кувалдой через плечо.
– Ура, ребя! Садится! – закричал Юрка и крутанулся через голову.
Выбрав побольше поляну, самолет опустился рядом с сараем, где сушились под обжиг сырые кирпичи. Летчик, парень молодой, поздоровался с мужиками, попросил попить. Принесли кваса. Ребятишек оттеснили. Юрка сумел проскользнуть между ног и пощупал даже крыло машины. Летчик что-то объяснял мужикам, брал из шуршащей пачки галеты, запивал из кринки квасом. Слушали его мужики, кивали.
В задней кабине У-2 прилетел человек. На него обратили внимание, когда тот спустил на землю увесистый блестящий прибор, смотрел в него, как показалось всем, прислушивался, крутил никелированные ручки.
Спрашивать его никто не решился.
Самолет улетел так же скоро, как и появился. Пока он разбегался против ветра, оглушительно стрекоча и раздувая пузырями рубахи бежавших за ним мальчишек, мужики махали вслед выгоревшими кепками. Бабы, придерживая цветастые подолы, продолжали дивиться не виданному так близко аэроплану.
Расходились неохотно, шумно обсуждая событие. Не вспомнить теперь, кто и произнес это слово – «нефть». Но слово было сказано. Глуховатый столяр, что прибежал к самолету, бросив неоструганную оглоблю к телеге, уверил мужиков:
– Точно, карасин нашаривают под землей!
Над ним посмеялись, но поддержали:
– На днях это – на плотцы пришел воды почерпнуть, а поверху так сизая пленка и плавает. Близко где-то ома, под суглинком... Который уж раз примечаю...
Встряла какая-то бабенка:
– Карасин, нефть... То-та! Это трактористы, холеры, мазутными ведрами протеяли воду черпать. Рубашонки полоскать негде...
Бабенку одернули. Замолчала. Всем хотелось верить в хорошее, грандиозное, необычное. Не случалось в деревне таких событий, как прилет самолета, пожар, чудачество какое-нибудь. Нет, не случалось. Даже свадьбы, где можно поплясать от души, поплакаться соседу в уважении и дружбе, а ребятне поглазеть на застолье сквозь неплотно задернутые занавески, давно не было. Нет, давно не было.
Цвели подсолнухи, пахло визилем на сеновалах.
По утрам отбивали косы во дворах, над полем парили жаворонки. К полудню изнывали от жары скотина, люди. Но люди делали работу. Простую, привычную. Каждый день.
И вот – на тебе!
...Авторитет в суждениях держали мужики. Но только им так казалось. Дальше фантазия заходила у ребятни.
И удивил пацанов Петька.
– Ребя, я точно знаю – за скотомогильником сталь найдут. Железную дорогу из города к нам потянут. Точно!
Пацаны уважительно округлили на Петьку глаза. Петька умел ошарашить. И верили. Матери, сторожихе зерносклада, как-то весной еще брякнул с порога:
– Мама, я кол по арифметике получил!
– Учись, учись, сынок, кустюм новый куплю! – одобрила мать.
Спохватилась, но ругать уже было неловко.
Опять застучали топоры у колхозной базы, зачакала в кузнице наковальня, полилась в ведра у колодца вода, а пацаны еще гуртились на бугре, вспоминали подробности. Говорили сейчас не о летчике, а о том, что прилетел на заднем сиденье.
– Как он достал моторчик свой, я сразу догадался – пробу брать начнет, – сказал конопатый Васька.
– Какую пробу?
– Какую на молочном пункте берут. На состав и жирность, понял?
– Дак это же у молока жирность проверяют, а тут чернозем...
– Тут тоже надо пробу брать, чтоб не ошибиться. Нефть ищут, кумекать надо, – подражал кому-то из старших Васька. – Я целое лето план по молоку таскал, а оказалось – мало. Жирности не хватило.
– Пошел ты! Жирность! А может, это шпионы? Связали бы – и в сельсовет, у председателя наган в сейфе... Во!
– Шпионов бы не допустили наши ястребки...
– А ты наган видел?
– Как тебя, видел.
Не поверили и этому.
Пацаны лежали на полянке. Здесь же и Юрка. Старший самый, востроглазый, отчаянный. Он затих, не вступал в разговоры мелюзги, думал.
Юрка привстал на локоть:
– Ребя, а кто видел, чё летчик ел?
Никто не видел, что ел летчик.
– Да-а, хорошо быть летчиком! Вот вырасту, обязательно на летчика пойду.
– Упадешь где-нибудь в озере, захлебаешься.
Юрка не обратил внимания.
– Главное, ребя, летчикам всегда печенье дают. С килограмм, а может, даже больше. В каждом кармане насовано... Сам видел. И еще шоколад – НЗ.
– А это еще чё – НЗ?
– Неприкосновенный запас. На случай какой... У мамки моей тоже лампасейки в кулечке запрятаны. Вдруг гости навернутся...
Полежали, пофантазировали еще какое-то время. Вопрос о нефти решился сам собой: «Раз говорят мужики... Раз прилетал самолет...» Не зря же он горючее жег, такую даль летел. Горючее – дефицит. Об этом знал каждый пацан в деревне. Раз трактора встали, в городе не отпустили горючего. Нет на нефтебазе. Это уж дело ясное. А тут горючее свое, дармовое. Копни землю поглубже, можно все бензобаки и керосиновые лампы заправить. Вот какое дело нефть!
А к вечеру Юрка опять повел пацанов на Улитин огород свертывать головы оставшимся подсолнухам.
Прошло много лет. А я, как сейчас, вижу тот день и прилет самолета. Из деревенских, бежавших его встречать, больше помнится молотобоец Васька Батрак и его тяжелая кувалда. Зачем он не оставил ее в кузнице, до сих пор не пойму.
Помню разговоры на полянке о нефти и шпионах. Я тоже там лежал...
Нефть все же отыскали. Правда, не в нашей деревне, далеко на севере. Но и это хорошо. Много нашли нефти. Не зря летал самолет.
«Ребя» повыросли. Встречаемся иногда с Петькой. Он стал трактористом, награжден орденом. Вспоминаем вместе Ваську, он где-то на севере, по нефтяному делу пошел. Наверное, скоро тоже орден получит, он дотошный.
Вот только Юрка так и не поел вдоволь печенья. Несытые были послевоенные годы. Юрку зашиб насмерть колхозный жеребец. Зимой он начал работать помощником конюха. Случали в тот день колхозных кобыл...
Хоронили Юрку всей деревней.
Наш третий класс сняли с уроков.
А над деревней летал самолет. Летал и летал – в солнце и не хотел садиться. У него было много работы.