Казематы его крепостей том 2






Хан





I

О нем знают все, его мало кто знает.

Тяжелый мех лисьего малахая закрывает уши и шею, узкое лицо бело и продолговато. Для здешних мест хан необычен видом – Бухара его родина. «...очи же его кровавы, аки зверя-человекоядца, и велики, аки буйволовы».

Хан несуетен, прост:

– И ныне похочешь миру, и мы помиримся, – говорит он в письме Ивану Грозному, – а похочешь воеватися, и мы воюемся.

В Великой степи перемещаются роды и племена, в дальних странах неверных всходят на престол новые люди, отходят старые – он зорко прищуривается, делает выводы, сделав, взметывается в седло, обнажает саблю.

«Ныне хвалится де сибирский царь Ишибана идти на Пермь войною». – Жалуется Грозный.

Ишибана жесток: даже его держит в беспокойстве. Мудр и коварен: турецкая армия вкупе с крымской ордою идет в поход на Москву, но терпит поражение – хан спешит с поздравлением и подарками к государю всея Руси, в Посольском приказе пишут: хан просит, чтоб царь и великий князь взял его в свои руки, а дань со всей Сибирские земли имал по прежнему обычаю. Государь велит дьякам изготовить золотую печать, привешивает ее к грамоте с текстом присяги и отправляет в Сибирь. Но крымские татары опять идут на Москву, дотла сжигают ее – хан, поддерживая ордынцев, подбивает на восстание Казань и черемисов, посылает своего родича Маметкула опустошать поселение по Чусовой. Тот переходит за Камень – и льется кровь.

Каков хан, такова орда.




II

Сибирский царь Ишибана. Кто он?

Кучум.

Мавераннахр называется междуречье Амударьи и Сырдарьи, там его корни, в песках, где вода – только в фонтанах дворцов, в прудах:

_Ветерок_выписывает_на_ней_круги,_похожие_
_на_отполированные_кольца_кольчуги..._

В 1451 году здесь появился на свет Шах-Бахт Муххамед Шейбани, не прямой, но потомок Чингисхана и Батыя, тот, кто положил начало государству узбеков. Он был поэтом и следовал древнему постулату:

_Трем_играм_сопутствуют_ангелы:_
_забавам_мужчины_с_женщиной,_
_Конским_бегам_и_состязаниям_в_стрельбе._

Он любил острые ощущения: в 1498 году на милость его сдалась крепость Шираз, в 1500 году сложили оружие Самарканд и Бухара, в 1503 – Ташкент, в 1504 – Фергана и юг Мавераннахра.

У него было много жен и детей, он любил верховую езду: то киргизайсацкие степи видели его скачущим, то Мангышлак, то Хорезм. Он имел широкую душу – раздавал родственникам города и земли, пока однажды не обнаружил, что у него ничего не осталось. Обнаружив, объявил войну всем – и родственникам и соседям. Не войну – точнее, разбой, грабеж.

Но пошел за головою – и свою неси: персидский шах Исмаил Первый в одной из схваток разгромил его войско, пленил и обезглавил полководца – любителя и сочинителя стихов, а из его черепа сделал чашу, чтобы сила и мудрость побежденного перешла к победителю.

Потомки Шейбани назывались шейбанидами, на языке Грозного – Ишибана.



Шейбанид Кучум кочевал далеко от праотчих краев – в верховьях Иртыша, Ишима, в степях Барабы и Алтая: своего надела в Мавераннахре у него не было – не досталось.




III

В то самое время, когда Шах-Бахт-Муххамед Шейбани писал стихи, завоевывал и дарил города, великий князь и всея Руси самодержец Иван III Васильевич в походах против своих врагов-русичей, братьев по крови и оружию, «грабиша и плениша, токмо мечи не секоша», собирал Русское государство. Они оба и думать не думали, что когда-то потомки их встретятся, скрестят оружие, но после станут служить одному царю и одному Богу.

Куликовская битва, 1380 год, она показала лишь силу Руси – дань же она платила по-прежнему, по-прежнему князья ее ездили в Большую Орду за ярлыками на княжение.

В воскресенье 23 июля 1480 года Иван III, предводительствуя главными силами, вышел из Москвы для последнего сражения с Ордой, для встречи с конницей хана Ахмата, идущего на Русь большим походом.

Они встретились на реке Угре, неподалеку от Калуги.

К тем и другим подходили подкрепления. Видя равенство сил, обе стороны придерживались оборонительной тактики. Началось «стояние на Угре».

Ахмат требовал прихода к нему великого князя: «Жалую Ивана, пусть он придет бить челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду». Требовал покорности и выплаты дани – «выходу не дает девятый год». Ему во всем отказали.

Надвигалась зима, бескормица. 8 ноября Ахмат отступил по морозу и снегу. 1480 год – не просто отступление Ахмата –  крушение ордынского ига.

Иван Васильевич возвратился в Москву с победой. И возрадовавшеся все людие радостию велиею зело.

Границы Русского государства стали стремительно расширяться. Летом 1483 года воеводы Иван Салтык Травин и князь Федор Курбский Черный дошли до Оби, спустились до ее устья. Местные князья признали вассальскую зависимость от России.

Однако русские появились здесь за несколько веков до этого похода. Уже в ХI столетии оборотливые новгородцы, промышленные люди из других краев заводили торговые отношения с югричанами и обдорою. Новгородские летописцы упоминают, например, о посылке сюда в ХII веке с купцом Гурятой Роговичем своего отпрыска, упоминают о возврате из Югорской земли в 1364 году воевод Александра Абакумовича и Степана Ляпы, ходивших для присмотра новых земель и сбора дани. В 1465 году ходил за Казань Василий Скряба.

Следствием похода Салтыка Травника и Курбского Черного было то, что Иван III включил в свой длинный титул звание кня- зя «Югорского, Кондинского и Обдорского».




IV

_«Из_давнишних_лет_Сибирское_государство_было_вотчиною_прародителей_наших_блаженныя_памяти_великих_государей_русских_царей,_как_еще_на_сибирском_государстве_был_дед_твой_Ибак-царь,_и_с_сибирские_земли_великую_дань_давали_нашим_прародителям_великим_государям-царям;_а_после_деда_твоего_Ибака-царя_были_на_сибирском_государстве_князья_Тайбугина_роду:_Магмет_князь,_после_него_Казый_князь,_после_Казыя_Едигер_князь,_и_те_все_князи..._с_сибирския_земли_дань_давали»,_– писал Кучуму сын Грозного – Федор Иоаннович.



...Ахмет отступил в степи, распустил по зимовьям своих мурз с войсками и жестоко поплатился за это. Тюменский царь Ибак воспользовался оплошностью собрата, вкупе с ногайцами ворвался в его ставку, разрушил до основания Сарай, самого хана пленил и по древнему обычаю отрубил ему голову.

Иноземных купцов, случившихся быть при этом набеге, всех отправил в Тюмень, в ее столицу Чимги-Туру.



Времена далекие, представления смутные.



Междуречье Туры и Тавды в среднем теченье Тобола площадью побольше иной волости, но иного уезда поменьше, в ХIV веке образовалось здесь Тюменское ханство, иначе Великая Тюмень. В оврагах речки Тюменки в нескольких саженях от места ее впадения в Туру разместила свои землянки столица ханства Чимги-Тура.

Ибак-царь вынашивал тщеславную мысль объединить под своей властью три ханства: Астраханское, Казанское и Тюменское, однако не смог удержать в повиновении собственные улусы: около 1495 года местные князья из рода Тайбуги восстали и лишили его жизни, объединили татарские улусы на Тоболе, Иртыше и основали там свою столицу Кашлык, население которой разговаривало на половецком языке. Ханство стало называться Сибирским. Чимги-Тура опустела.

В 1555 году тайбугин Едигер прислал в Москву послов поздравить русского царя с покорением Казанской и Астраханской орд, просил принять в подданство Сибирскую землю и обещал платить дань с 30700 своих черных людишек по соболю, да данщику по белке. Царь просьбу уважил, иностранным послам было объявлено: «Сибирский князь Едигер бил челом государю нашему, чтобы царь государь Сибирскую землю держал за собою и дань с сибирских людей брал, а их бы с сибирской земли не сводил».

Но в 1563 году в пределы ханства во главе узбекских, ногайских и башкирских сотен вторгся киргиз-кайсацкий повелитель Ишибана, разбил войска Едигера, пленил его самого и в память о своем деде Ибаке отрубил ему голову – поднятая на пике, она долго висела над входом в ханский шатер.

Внизу текла и шумела большая вода Иртыша.
_Ночью_в_лоне_ее_появляются_звезды,_
_ее_можно_принять_за_небо,_
_Рыбы_плавали_в_ней,_как_птицы_в_воздухе..._

На родине хана воды мало, она святая, ее нельзя ни купить, ни продать. Поэты слагают о ней стихи:

_Гонцы_воды_стремительны,_как_кони,_
_Рванувшие_от_стартового_каната,_
_Будто_чистое_серебро_стекает_с_мчащихся_
_По_дорожкам_копыт._

В Москву шли грамоты: «Вольный человек Кучум царь соглашается признать Белого царя своим братом старейшим».




V

Деревянные стены Кашлыка давно прогнили, осели, осыпался земляной вал, но с реки городок смотрелся грозно, тем более что имел собственную артиллерию: казанский хан прислал сибирскому хану пушки для войны с русскими.

Внизу шумит Иртыш, живут черные люди, разводят лошадей и овец, ковыряются в земле, а севернее охотятся и рыбачат – чтобы ханский стол не был пустым.

Он научил их строить глинобитные жилища, обрабатывать металл, приучил к домашней работе – ткачеству, изготовлению гончарных изделий.

Хан запретил вогулам и остякам платить дань московскому царю, его воины зорко следили за исполнением запрета. Укрепляя положение свое в сибирском мире, он женит сына Алея на дочери князя Большой Орды, за ногайского князя Уруса выдает дочь. Однако к бухарскому князю Абдулле по-прежнему обращается «Ваше высокостепенство», потому что остается его вассалом, исполняет ханскую волю – обращает подданных в магометанство: Абдулла трижды отправляет в Кашлык шейхов и сеидов под охраной воинов. Старая вера на новую заменялась сложно, кровью. Проповедь мусульманства имела успех лишь в узком кругу татарской знати.



Неумолимо время – Кучум стал стар.

А тут известие: идет войною казачий атаман Ермак, не только идет, но уже близко. Хан разослал гонцов во все концы с вестью о войне, – из улусов и стойбищ к Кашлыку потянулись воины. Чтобы не пустить Ермака к столице, на подступах к ней, на Чувашском мысу, сделали засеку, наверху разместили артиллерию. Верный Маметкул возглавил оборону Кашлыка.

«У реки Иртыша на берегу под Чувашею быть с татарами первой бой октября в 26 день...». Поваленные деревья не смогли сдержать штурмового натиска казаков, артиллерия – отказала: ни одна пушка не смогла выстрелить, их обе столкнули навстречу атакующим – не задев никого, они упали в воду.

Ермак вошел в Кашлык и отправил в Москву с Матвеем Мещеряком и Черкасом Александровым да станицей известие о приобретении под государеву руку нового царства. Государь пожаловал казаков «многим жалованьем – деньгами и сукном».

«А Ермаку указал государь быть на Москве».

В феврале, аки слуга христов пернат перелетев, прискакал из Москвы царев человек с вестью, что новое царство милостиво принято, что на помощь атаману готовится к отправке отряд ратников.

А у Ермака начинался голод, припасы хлеба и соли, взятые с собой, кончались – пищу приходилось добывать мечом.

Кучум наблюдал со стороны, с берегов Иртыша, как боролся за жизнь пришелец, удовлетворенно думал: «Голод и волка из лесу выгонит». Однако и то он знал, что голодный волк сильнее сытой собаки, потому был осторожен, отбивать столицу не торопился, а выйдут неверные малым числом в лес – их перерубят ногайцы, отправятся на рыбную ловлю – их вырежет Маметкул: ныне все под его рукой – хан сдал, не по силам ему набеги и сечи.

Да вот и саблю из рук выбили: по подсказке завистливого мурзы выследили неверные Маметкула, и теперь он в плену.

Почувствовав поживу, зашевелились князья Тайбугина рода, стали сниматься с дальних становищ, приближаться к Кашлыку.

Кучум откочевал в Ишимские степи.




 VI

«Не  грешно,  что  дано,  что  силой  взято  –  не  свято». – Хану дорога эта мысль: сибирская земля дарована ему Аллахом, казак Ермак посягнул на волю Всевышнего, гяур, смерть ему должна быть возмездием. Хан по-прежнему держал в осаде Кашлык, но уже на дальних подступах: не пропускал через Ишимские степи торговые караваны из Бухары, по прадедовской привычке громил и грабил земляков-единоверцев.

Кроме Бухары, с Сибирским ханством никто торговлю не вел.



Ермак возвращался Иртышом из военного похода в устья рек Ишима и Тары, когда пал ему в ноги бухарский гонец: защити, мол, от ханского произвола. Атаман повернул струги к Вагай-реке. Начавшаяся гроза принудила заночевать в пути. Опытные воины – не год-два, а десятилетия в воинской службе, казаки разбили стоянку не на берегу, но на острове в устье Вагая, где и заночевали.

Только бухарский гонец не гонцом был – ханским лазутчиком: навел кучумовских воинов на казачий ночлег.

_И_пала_грозная_в_боях,_
_Не_обнажив_мечей,_дружина._

Это случилось 6 августа 1585 года.

Точнее, этого не случилось. Мечи были обнажены; на остров высадилась сотня, с острова на стругах ушло более девяноста человек. Остались на нем, «кровь свою пролиша Яков, Роман, Петра два, Михаил, Иван, Ермак». Те, кто прикрывал отход товарищей к стругам.

Гибель предводителя удручающе подействовала на русских, на казачьем кругу они дружно прокричали «Любо!» за оставление Кашлыка, вообще Сибири, загрузили струги немудрящими пожитками, сами погрузились и оставили Кучуму его столицу – полусгнивший деревянный городок, обнесенный земляным валом – ушли Иртышом на Обь, чтобы северским пу- тем вернуться на родину.

Хан в столице не стал задерживаться, передал ее под руку сына Алея и откочевал в свои степи.

Но властью в Сибири завладел хан Сейдяк (Сеид-хан по-правильному) из старой династии, свергнутой Кучумом, табуны которого не успели скрыться за горизонтом, как он напал на Каш-лык, принудил Алея бежать, в скоротечном бою погибло семь кучумовичей, а сам Алей в скором времени окажется в стане отца.

Кашлык стали называть Искером.




VII

По берегам сибирских рек уже стояли Тюмень, Тобольск, Пелым, Березово, Тара. Московские приказы советовали заводить торговые и всякие иные сношения с народами Сибири и Средней Азии, предписывали: «ежели Бухарские и Ногайские купцы приедут в город Тару с товарами, лошадьми и рогатым скотом, то тамошним жителям иметь с ними свободный торг, обходясь с ними дружески... Ежели которые из них пожелают ехать с товарами и со скотом в Тобольск или Тюмень, то сие им тоже дозволять». И настоятельно предлагалось Кучума-царя вконец истеснить.

Тарский воевода князь Андрей Елецкий отправляет вверх по Иртышу разведчиков проведать, где стоит хан, а у того одна забота: как избежать встречи с казаками. То его находят за рекою Омью, то за Ишимом, то за другими реками, окружившим стоянку телегами, – каждый раз разбивают, берут полон, а Кучум неведомым образом исчезает, уходит. То же самое происходит при другом Елецком – Федоре: настигают, бьют кучумовскую рать, а он уходит – и в 1596 году, и в 1598 – через 11 и через 13 лет после ермаковской гибели. Воевода Воейков доносит: «...И пришел я, Государь, холоп твой, на Кучум-Царя в 20 день, на солнечном восходе и бился с Кучум-Царем до пол-день; и Божиим милосердием и твоим государевым счастьем Кучума-Царя побил, а детей его царевичев и цариц его поймал и брата Кучумова...»

Самого хана не обнаружили; «в Оби-реке утоп», – говорили одни, другие, что «в судне утек за Обь-реку».

Это случилось 2 августа 1598 года.




VIII

30 апреля 1598 года в Кремль торжественно въехал, выслушал в Успенском соборе службу и поселился во дворце с царицей и чадами новый царь Борис Годунов. В сентябре ему приносят донесение Воейкова: «...И пришел я, Государь, холоп твой, на Кучум-Царя в 20 день...» А по росписи видно, что при окончательном побитии Кучума были взяты в плен пять его сыновей с Асманаком царевичем во главе, 8 кучумовых жен и 8 же дочерей, жена Алея с сыном и дочерью, жена Каная – дочь ногайского князя Уруса с двумя дочерьми, не считая прочих лучших и черных людей... И вот уже семейство хана останавливается у одной из московских застав.

В вынужденных скитаниях по степи без возможности грабить торговые караваны семейство хана изнищало в нитку. Годунов, повелел пленников мыть в бане, одежду же сжечь, да так, чтобы смрад не шел на Москву.

Нешуточные силы стояли против выбора Бориса Федоровича Годунова на трон великого государя. Литовские лазутчики доносили своему двору: на Москве некоторые князья и думные бояре, во главе же их особенно князь Бельский и Федор Никитич Романов со своим братом, и немало других. А кое-кто стоял за избрание Симеона – касимовского хана Саин-Булата, коего Иван Грозный, наскучив кровавыми зрелищами, обратил в великого князя всея Руси под именем Симеона Бекбулатовича, а сам ушел в монастырь. Всей великой Руси со бояр, дворяне и холопы нанес самый оскорбительный удар. Называя себя лишь московским князем, писал Симеону из монастыря: «Государство, великому князю Симеону Бекбулатовичу, Иванец Васильев со своими детишками с Иванцем да с Федорцем челом бьют. Государь, смилуйся, пожалуй...» Хватило этой забавы Грозному на два года. Вернулся в Кремль, крещеному касимовскому хану дал в удел Тверь, которой тот в скором времени тоже лишился, прозябая в мелких поместьях. Борисовы противостоятели о нем подумывали: не заявит ли на трон хан, ежели он уже был под ним. «Царская кровь» и благоволение Грозного давали Симеону преимущества перед худородным Годуновым.

Не мог Годунов показать москвитянам да послам иноземным пленников приобретенной земли в жалком виде: если в изрядные одежды будут облачены, тем и другим подумается, что они из богатой страны пред их очами явлены.

Торжественный въезд кучумовской семьи в Кремль состоялся 17 января 1599 года. Во главе поезда шествовали победители сибирского хана: Савин Васильевич Воейков, за ним по два ряда боярские дети Илья Беклемишев, Федор Лопухин, казацкие атаманы Казарин Волнин и Третьяк Жаряной, за ними шли девять человек литвы, одиннадцать конных тобольских и тарских казаков, шесть казаков пеших.

Позади всех в расписанных санях, запряженных цугом, следовали пленники и пленницы. На Асманаке надета только что сшитая ферязь: «сукно багрец червчат на корсаках (то есть на лисах), завязки шолк ал и зелен, на черевех на лисьих, кафтан казылбашский озямской камчат, шапка лисья черна, сапоги сафьяновые жолты, рубашка».

На старшей царице Салтаным красовались «шуба адамашна рудожолта, на куницах опушена атласом с серебром, петли шолк черен, пуговицы корольковыя». На другой царице Сюйдеджан: «Шуба камка адамашна бела на пупках на собольих, опушена атласом золотым, круг ея кружево и по швам шолк червчат да черн с золотом, пуговицы серебряные».

Одеждою одарена вся ханская семья, вся свита.

Взрослые члены семьи едут порознь, малые при матерях или по двое.

Лошадей под уздцы ведут проводники в собольих шубах, «а которые едут с царицами и тем всем шубы надеть выворачивая подпоясывся – а всех будет их в шубах 50 человек».




IX

При ремонте одного из старинных домов в городе Ялуторовске в 1935 году под плахой, на которой стояла печь, была обнаружена бутылка темно-зеленого стекла с длинным фигурным горлышком. Оно было залито воском, к пробке присоединялась шелковая нить с привязанным на конце ее письмом. Бутылку вскрыли, письмо прочитали: «По преданиям этот дом построен в последних годах царствования Екатерины II Егором Прокопьевичем Белоусовым. В 1838 году по кончине Егора Прокопьевича этот дом был куплен государственным преступником Матвеем Ивановичем Муравьевым-Апостолом. В 1839 году Муравьев поднял и переделал совершенно этот дом. В 1849 году из сеней сделана комната и печь, под которой Муравьев кладет эту записку.

Князь Сибирский, генерал-кригс-комиссар, который был сослан Павлом I в последний или предпоследний год его царствования за то, что Преображенский полк явился к разводу в новых мундирах, которых сукно было слишком светло – или темно-зеленого цвета. При восшествии на престол Александра – сына Павла – князь Сибирский был возвращен в Россию. Князь Сибирский жил в этом доме. Комнаты снутри им оштукатурены. Муравьев это слышал от самого покойного Белоусова... Для пользы и удовольствия будущих археологов, которым желаю всего лучшего в мире, кладу эту записку 18 августа 1849 года».

Генерал-кригс-комиссар – это должность в центральном военном управлении русской армии. Он ведал снабжением армии вещевым и денежным довольствием, расходами на содержание войск, созданием материальных средств и тому подобное: отсюда и упоминание о цвете мундиров Преображенского полка, вызвавшее неудовольствие императора. С князем Сибирским любопытнее.

Белый царь не рубил голов пленным военачальникам – делал их своими приближенными, одаривал некоторыми привилегиями при дворе, не отнимал званий и титулов.

Потомки сыновей-кучумовичей до 1716 года величались царевичами Сибирскими, кроме ветви Хансюра Алеевича, еще в первой половине ХVII века имевших лишь княжеский титул. С 1716 года все стали именоваться князьями: царевич Василий Алексеевич был замешан в деле царевича Алексея Петровича. Последний был умерщвлен, а первый сослан в Сибирь – все-таки именовался Сибирским да и все-таки на родину предков.

Но стены в доме Матвея Ивановича Муравьева-Апостола штукатурил не он, а его внук Василий Федорович. При Александре Первом, вернувшись из Сибири, он стал сенатором, а его внук князь Александр Александрович Сибирский – известным археологом нашего отечества, князь Иван Андреевич Сибирский в те же годы – вторая половина ХIХ века – читает в Московском университете лекции по общей патологии и терапии.

Дом, в котором была найдена бутылка с запиской Муравьева-Апостола, ныне это «Дом декабристов». Кстати, на поле Бородина рядом с ними сражался и вызывал восхищение Кутузова генерал-майор князь Сибирский.

А что касается хана Кучума, то о нем говорили, будто он был убит калмыками, когда пытался отогнать у них табун лошадей, но оказалось, что это сделали не калмыки, а ногайцы в своих кочевьях в 1601 году.

Последние годы жизни Кучума – его постоянное бегство от преследования царскими «воинскими людьми», обращение к царю с просьбами вернуть ему «Иртышский берег». Это призы- вы Бориса Федоровича, Белого Государя, перейти на службу к нему, даже стать царем Сибири, однако под рукой Москвы. Но глухой и слепой хан метался по степи и жаловался ему на свою судьбу. «А от Ермакова и по ся места пытался есмя встречно стояти, а Сибирь не азъ отдал, сами естя взяли...»