Ранний мир
Анатолий Иванович Васильев
ОГНЕННЫЕ КОЛОКОЛА
ПОЭМА О РЕВОЛЮЦИИ
ГЛАВЫ ИЗ ПОЭМЫ
Я буду бурей.
Скалы
скулами
Уткнутся грузно в шар земной.
Моря с китами и акулами
На берег выбросятся свой.
И разобьются в брызги синие.
А из придонной темноты
Под солнце
гордыми вершинами
Взметнутся горные хребты.
Карой Лигети
Вольный перевод с венгерского
«...Лигети — венгерский революционер-коммунист; в 1917 году стал членом Омской большевистской организации... в боях против белочехов командовал красногвардейским отрядом...»
Из материалов Омского облгосархива
Дневниковые записи, стихи Кароя Лигети — в основе этой поэмы о революции.
БУДАПЕШТ
Пролог
«Я — борьба неблагословенная, я — борьба, не имеющая знамени. Но дрожат дома богачей и поет мир оборванцев, если над ними витает душа моя...»
Ветер гонит поземку по голым булыжникам.
Фонарями расшатана стылая тьма.
К очагам человеческим подступы ближние
Занимает в беззвездную полночь зима.
Город утром проснется —
и сложит оружие.
И условий не выторгует наперед.
Через сутки-другие предательским кружевом
Иней в нищих квартирах простенки пробьет.
Разошлась-расходилась метель —
и не сдерживай!
Старой ведьмы в ворота колотит клюка.
Так старается ночь, чтобы в душах
отверженных
Не осталось для радости ни уголка!
Город просит пощады.
Столетними башнями
Город в мутное небо безмолвно воздет.
Сколько к горю сегодняшнему и вчерашнему
С этой ночью прибавится завтрашних бед?!
Нe понять, не услышать всевышнему —
где уж там!
И молитвами вымолить счастье —
не тщись.
Вот и этим,
на улицах зябнущим,
девушкам
Зарабатывать станет труднее на жизнь...
Ветер гонит поземку по голым булыжникам.
Фонарями расшатана стылая тьма.
К очагам человеческим подступы ближние
Занимает в беззвездную полночь зима.
И готов задохнуться от ярости
Лигети.
В зыбком свете не щеки —
а два желвака.
Ни к какому-то счастью
Дорогу не выгатить,
Не подняв
сокрушающего
кулака.
Будто где-то в три смены работает фабрика,
На-гора выдавая беду за бедой.
Не усмешкой кривой надо ненависть сдабривать,
А знамена борьбы поднимать над собой.
Мои стихи —
мое предбурье.
Мой век у той черты,
когда
Тяжеловесно
брови хмурят
Насупленные
города...
Мой век —
последняя прямая.
Ему простор —
а не закут.
Колоколами
над Дунаем
Удары молота плывут...
.....................................
Запрокинется мертвое тело эрцгерцога.
Дымным пологом
порох
затянет зенит.
А колеса эпохи быстрее завертятся.
Души вставших из сутеми —
даль просквозит.
Часть первая
ШЕСТНАДЦАТЫЙ ГОД
«...Куют меня испытания, только бы не перековали... неволя всегда мучительна. Кто мне покажет довольного раба? Войди в душу любого — и увидишь величайшие башни ненависти, над которыми... глухо бьют, наливаясь страшной тяжестью, огненные колокола возмездия...»
Атака
Земля как упала —
так и
Распластанною
замерла.
К бикфордову шнуру атаки
Команда фитиль поднесла.
Рвануло,
Хлестнуло по нервам
И вытолкнуло
в прорыв.
И, кажется, не было первых.
И не было, значит, вторых.
Лишь охнул, осыпавшись, бруствер
Да ветер скользнул со щеки.
Неровная линия
русских
Навстречу качнула штыки
По травам,
По рвам,
По осколкам
Расшвырянных луж —
сапоги.
Солдатским исполненным долгом
Оплатятся чьи-то долги.
Внезапная конница
логом
Выносит клинки наголо.
У Кароя Лигети
ноги
Судорогой
свело.
Свистящая молния стали
Оттуда,
где небеса.
И красным туманом застлало
Расширившиеся
глаза.
Куда-то
Беззвучно и круто
Земля
пошла
кувырком.
Над смолкшею бранью орудий
Вдруг зазвенел
камертон.
С бортов планеты сползая,
Разламывался
Будапешт,
Овихренный вспугнутой стаей
Валюты,
Ворон
И депеш.
Одною рукой
за корону,
Другою —
за параллель
Цеплялся
хозяин
трона,
Нации
и земель...
В ушах неотвязно и тонко
Звенел и звенел
камертон.
Земли
гранитные
тонны
Куда-то
шли
кувырком.
То вдруг
Из атаки отбитой,
Ознобом
обдав
ледяным,
Подкованные
копыта
Опять
возносились
над ним.
По зарослям пыльной полыни,
Поднявшейся выше колен,
Носилки качались и плыли
С поручиком Лигети в плен.
Плен
То солнце багровое выкатит.
То месяц к звездам пристынет.
Под стражей
поручика Лигети
Везет на телеге Россия.
По ярам над древними реками,
По трактам — степями большими.
А рядом —
дремучая непроглядь
Сермяжного нижнего чина.
Конвойные?
Пленные?
Лицами
Серей невозможно слиться.
Разлады
между столицами,
А пыль над солдатом клубится.
На тракт
Босиком и без пояса
Выходят молчать деревеньки.
Презренье брезгливо покоится
На веках полковника Дьенге.
Полковник Дьенге
— Поручик!
Мы, кажется, преданы.
Чем дальше, тем это яснее.
Приносятся в жертву передние,
Чтоб задним жилось веселее.
Но нам не ходить
в затолканных:
Научены жизнью вдосталь.
Пусть солнце светило только бы,
А место под ним —
найдется...
Дослушивать —
дело лишнее.
Забудься —
и родина встанет
На каждом углу
униженно
Просящею
подаянье.
Как рекрута память не вышколишь.
И каждое утро,
сутулый,
К отцовской кузнице Кишкёрёш
Потянется с хламом кастрюльным.
За жизнь свою долгую-долгую
Он помнит себя,
бездомный,
Под плетью,
Под мором
и только вот
Под солнцем себя не помнит.
Ему ли веселья столичные,
Столичные притязанья?!
Лежит
такая же нищая
Империя
перед глазами.
Как будто столба
пограничного
Еще и не миновали.
Стекают былинки пшеничные
С ладоней солдат на привалах.
И родина —
не примерещена.
Все чаще
За каждым кордоном,
Она представляется
женщиной,
Живущей в пустующем доме.
То створка ли стукнула,
Дверка ли?!
Ах нет —
у соседей напротив.
Ночами в зияющем зеркале
Сынов ее призраки бродят...
То солнце багровое выкатит.
То месяц к звездам пристынет.
Под стражей
поручика Лигети
Везет на телеге Россия.
По ярам над древними реками.
По трактам — степями большими.
А рядом —
дремучая непроглядь
Сермяжного нижнего чина.
Конвойные?
Пленные?
Лицами
Серей невозможно слиться...
А может, не теми границами
Прошли по планете
границы?!
Стена
Она как идол.
И не докричаться.
Столетьями вражды возведена,
Она на вид нема и беспричастна,
Безликих лиц китайская стена.
Но опрокинь барьеры и заставы —
Увидишь в гулкой тишине предбитв,
Как ненависти сдавленная лава
В вулканах душ клокочет и бурлит.
И перед ней замрешь оторопело.
Как жестко сжат окаменевший рот!
Еще толчок —
и долгое терпенье
Прорвавшеюся яростью рванет!
И камня не останется на камне.
Такого накопилось у людей!
Но не затем взрываются вулканы,
Чтобы творить трагедии Помпей.
Куда он,
твой гонец свободы,
услан?!
Какой дорогой?!
Встань и покажись!
И пусть для этой лавы станет руслом
Твоя к прозренью вышедшая жизнь.
Земля живет предчувствием раскола.
И как перед атакой замерла.
Мятежный дух срывается с прикола.
И огненные
бьют
колокола.
Часть вторая
СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД
«Ах, вон отсюда, в грозовую опасность, в шторм, в другой край, в среду других народов, где произвол не связал разума и горячие пламена разжигают бурю... ...Не томите себя ожиданьем на этой кровавой земле. Пусть зажигается горечь столетий! Пусть гибнет вместе с господами древнее венгерское болото!
...Вперед, на восточные баррикады! В восточных городах окунем свои мечи в гнусную господскую кровь!..»
Первый монолог Кароя Лигети
Из плена вышел я в плену.
Я разобрался в этом громе,
С которым Через всю страну
Катилась царская корона.
То недосол.
То пересол.
Как прежде, правда вне закона.
Мой путь единственный привел
Меня под красные знамена.
Сдалась китайская стена —
Иной истории страницы.
И проступали имена,
И обозначивались лица.
Бьет в берега весны
река.
Такое небо голубое!
А жизнь,
завещанная бою,
Пожалуй, будет коротка,
Как взмах клинка над головою.
И, может, в этом весь секрет...
Граница
Плен солдату —
не сладким пряником.
Долго так ему не протянуть.
Вечер —
поздний.
А утро —
раннее.
Спину некогда разогнуть.
Обживаясь в гостиных города
(Там-то общий язык найдут!),
Офицерство берет недорого,
Продавая солдатский труд.
Всюду в родственных связях, сволочи,
Будто дома в чужой стране —
На привычной своей
на солнечной,
Ненавидимой
стороне.
Что с ним дальше,
с солдатом,
станется?!
Только в рельс ударят отбой —
Он
проваливается
в беспамятство,
В сон —
как в омут
вниз головой.
Хоть бы строчку богам накарябали!
Слово
кровью у губ
запеклось.
По неструганым стенам
лагеря
Липкой плесенью —
туберкулез...
Солдатские разговоры
— И так и этак,
дружище Каланьи,
Если не кочки для нас,
то пни.
Будто шакальи морды оскалены.
Мир одинаков —
куда ни взгляни.
Мерзко на сердце.
На сердце —
матерно...
— Ты не на мир —
на людей греши.
Ведь, без гроша оставаясь,
матери
Нам высылают сюда
гроши.
Только начальство на то и поставлено,
Чтобы людям порядок знать.
Где-то вычтено,
Где-то сбавлено —
Словом,
нечего получать...
ПОЛКОВНИК ДЬЕНГЕ
— Прекратить разговоры грязные —
Или в карцере всех сгною!
ЛИГЕТИ
— Все на горло сегодня гораздые.
Я на их стороне стою...
У крыльца
офицерского флигеля
Напряжение —
тетивой.
Негодующий голос
Лигети
Бьет словами
силы взрывной:
— Хватит брать себе долями львиными!
Хватит правилом жить таким:
Обирая солдат на полтинники,
На глаза им класть
пятаки...
Горе кружится черным вороном.
Разворочены хлябь и твердь.
Нам,
от отчей земли оторванным,
Жизнь делить пополам
и смерть!
ПОЛКОВНИК ДЬЕНГЕ
— Вы какому дьяволу проданы?
Образумьтесь,
поручик!
Стыд.
Все простит и забудет
родина,
Но предательства —
не простит.
Кто на взбалмошный крик оглянется?!
Мрут как мухи?
В холст обряди!
На задворках у каждой нации
Этой дряни —
хоть пруд пруди!
Развели демагогию книжную!
Бестолковая голова,
Если мы
в этой сваре выживем,
Значит, родина будет жива...
Беспросветны глаза навыкате.
Забубенность —
я тебе дам!
С плеч срывает погоны
Лигети —
И швыряет
к его ногам.
Молодой,
неотступный,
собранный —
Или — или,
от сих до сих! —
В напряженье минуты
особенной
По-особенному красив,
Мало этого вызова?!
Вздрогнули,
Смолкли все голоса.
И раздвинула обе стороны
Пограничная полоса.
Пролегла по планете,
резкая...
Над Россией,
Над каждой судьбой —
Сотрясающий выстрел крейсера,
Вызывающего на бой.
Поднимается
новая Венгрия.
И уже за Лигети
он
Обозначивается
шеренгами,
Красной гвардии
батальон.
Сложит голову —
но не отступится
Он от кровного
своего.
Принимает его
Революция
И рассчитывает
на него.
Часть третья
ПРОДОЛЖЕНИЕ НАЧАЛА
«Там мне быть, где сражаются наши войска, идущие из темноты и несущие ценности миру... Никогда не ждал свободы, равенства, братства от убийц миллионов, ибо от угнетателей нельзя ждать ничего иного, кроме угнетения...
...Черные бароны Венгрии! Из снежных пустынь Сибири шлем вам громовые слова ненависти и проклятья!..»
КРИК ЗЕМЛИ
В зал исполкома идут и идут,
Лично ответственны будто бы.
Брошен в махорочный гуд
«Ундервуд»
Сложный клубок распутывать.
Войны никак не допишут строки.
Войны не смотрят под ноги.
Волости,
Страны,
Материки
Ими на воздух подняты.
Вот и все пасмурней хмурится день.
Хмурится день по-недоброму.
Руки отобраны у деревень.
У городов
отобраны.
Скорбно молчание вдов и сирот.
Выстыли трубы над крышами.
В мир
из-под черных платков
недород
Смотрит пустыми нишами.
— Мира! — Земля исступленно кричит
Каждой своею клеточкой.
Городу тяжко.
На сердце горчит.
Боль его —
боль человечества.
Сам он
заваливается
на корму,
Голыми
дрогнув
мачтами.
Голода черствую корку
ему
Сколько еще
размачивать?!
В зал исполкома идут и идут.
— Где бы тут место выгадать?!
В гуде махорочном
«Ундервуд»
Не успевает за Лигети.
ЛИГЕТИ
— Войны никак не допишут строки.
Войны не смотрят под ноги.
Волости,
Страны,
Материки
Ими на воздух подняты.
Только последняя будет строка —
Время такое грянуло...
Общее небо
материка
В общих глазах собрания.
Петлю
захлестывающая
беда
Залу
понятна
полному...
Голос людской унесли провода
К чуткому сердцу
Смольного...
............................................
Из большевистской России экспресс?!
Но, господа, не много ли?
В тысячеверстной далекости
Брест
Блики бросает моноклями.
Он отвергает.
Куражится.
Но
Трудно ему не попятиться,
Чувствуя —
с часу на час за спиной
Русское эхо прокатится.
Тучей надвинься —
а каплей стеки.
Красные призраки —
вот они.
К подписи подпись —
и в землю штыки
Всеми фронтами
воткнуты...
..................................
Мир не успел вернуться сюда.
Звякнули
полки
блюдцами.
С рельсов поводят
бронепоезда
Жерлами
контрреволюции.
БЕРЕГ
Дорога вконец от дождей расползлась.
Телеги —
в суглинке по оси.
И кони коленями падают в грязь,
Как будто прощения просят.
Четвертые сутки подряд
отряд
Несет на себе
обозы.
Что город оставлен —
не он виноват.
Но что в этой истине пользы?!
Сутулит спины чувство вины.
Все дальше от Омска
мадьяры.
Костры их привала
отражены
В ночном Иртыше
под яром...
Усы пощипывает рука.
Брови сошлись сурово.
В блокноте у Лигети
Жестче строка
И тверже от слова к слову:
— Пусть враг идет на приступ, на таран,—
Назад ни шагу,
красные мадьяры!
Над нами все слышнее по утрам
Победных пушек дальние удары.
И пусть прибой нас к берегу прибил,
Не скитом мы раскинуты, но станом.
В последний бой с врагом
и из могил
Мы в цепи атакующие встанем.
И в дни торжеств шагнем за тот рубеж,
Где солнце отвоеванное светит,
Где благодарный красный Будапешт
Цветами и объятьями нас встретит...
Спокойная ночь у костра
до трех.
А после трех
ночи
На берег выносит река
юнкеров,
И белочехов,
И прочих.
Внезапный наскок их упруг и ретив.
И не таких, мол, громили!
Наперекос
орущие рты.
Наперевес
карабины.
Сровняют с землей,
не оставив следа.
Что значит
орешек
для глыбы?!
Но этот народ
уже никогда
С границ Октября
не выбить.
И берег
берет
врага
в оборот,
В песок
зарывает
носом...
Пришедший на помощь врагу
пароход
Громоздко
навис
над плесом.
На палубе щурятся —
с бала на бал.
Без недомолвок,
тут же,
На берег пошел
за обвалом
обвал
Шестидюймовых
пушек.
................................................
Безмолвие.
Сумерки.
Ни души,
Где сила
схлестнулась
с силой.
Остатки отряда отсюда ушли
Легендою в подвиг России.
ЛЕГЕНДА
О ней —
застучавшие ставни,
И слухи,
И воронье.
И, кажется, воздухом стала
Летучая слава ее.
То лесом,
То степью,
То полем —
Стремительной тенью крыла.
По селам плывут с колоколен
Безбожные колокола.
Над сходкою,
сдвинувшей брови,—
Агитационный
талант.
Легенда во плоти и крови
Мутит мужиков по тылам.
Слова раскаленные —
с лёта.
В порыве —
клинок наголо.
Трубач шелохнется —
и в седла,
Стремян не коснувшись,
село.
И вместе с легендой растает,
Оставив в суслонах хлеба,
У пыльных околиц
оставив
Незрячие статуи баб.
Дозорными их ожиданий
Мальчишки не слазят с трубы —
Но только за дальней деляной
Костров
голубые
столбы.
Легенда.
Легенда.
Легенда.
Под седлами взмокла кошма.
Опять,
Наведенная кем-то,
Погоня по следу пошла.
И собственный след потеряла.
Сомкнулись листва и трава...
На месяцы
опережала
Легенду людская молва.
И ей —
ни преград, ни пределов.
И, дни взбаламутив до дна,
Стремительной тенью летела
По странам планеты
она.
От сел к городам —
перекатом.
И бредила далью другой,
Бунтующие
баррикады
Оставив в пути за собой.
Подмяв под себя пьедесталы,
Разламывался Будапешт,
Овихренный вспугнутой стаей
Валюты,
Ворон
И депеш.
Свое утверждая начало
Над сильными мира сего,
Один за другим занимала
Легенда кварталы его.
Над паникою
угорелой,
С утра осадившей вокзал,
Оборванною
параллелью
Оборванный провод
свисал.
ЭПИЛОГ ВТОРОЙ МОНОЛОГ КАРОЯ ЛИГЕТИ
День и ночь все тот же опрокинут
Надо мною черный небосвод.
Молча атакующий противник
Рук убрать с гашетки не дает.
Не стряхнуть со лба мне прядей мокрых.
Глаз не отвести от цели мне.
Как глухонемой синематограф,
Кадр остановивший на стене.
Напряженье на последнем вдохе.
Не разъять сощуренных ресниц.
Проложила твердый курс эпоха
На определение границ.
В прорези —
насупленность кривая
И к бедру прижатое цевье.
Я самим собою прикрываю
Первые позиции ее.
Тишина прицела не накренит,
Не обманет сердца,
заманив.
Лучшее мое стихотворенье —
Двадцать восемь прожитых моих.
Долог бой.
Годам передавая
Суть вещей великих и простых,
Через мой окоп
передовая
В ваши дни уходит,
не остыв.
О другом мне в душу не трезвоньте!
Отблесками схваток и осад
Над ее прямой
у горизонта
Ломаные молнии висят.
Анатолий Иванович Васильев
ОГНЕННЫЕ КОЛОКОЛА
ПОЭМА О РЕВОЛЮЦИИ
ГЛАВЫ ИЗ ПОЭМЫ
Я буду бурей.
Скалы
скулами
Уткнутся грузно в шар земной.
Моря с китами и акулами
На берег выбросятся свой.
И разобьются в брызги синие.
А из придонной темноты
Под солнце
гордыми вершинами
Взметнутся горные хребты.
Карой Лигети
Вольный перевод с венгерского
«...Лигети — венгерский революционер-коммунист; в 1917 году стал членом Омской большевистской организации... в боях против белочехов командовал красногвардейским отрядом...»
Из материалов Омского облгосархива
Дневниковые записи, стихи Кароя Лигети — в основе этой поэмы о революции.
БУДАПЕШТ
Пролог
«Я — борьба неблагословенная, я — борьба, не имеющая знамени. Но дрожат дома богачей и поет мир оборванцев, если над ними витает душа моя...»
Ветер гонит поземку по голым булыжникам.
Фонарями расшатана стылая тьма.
К очагам человеческим подступы ближние
Занимает в беззвездную полночь зима.
Город утром проснется —
и сложит оружие.
И условий не выторгует наперед.
Через сутки-другие предательским кружевом
Иней в нищих квартирах простенки пробьет.
Разошлась-расходилась метель —
и не сдерживай!
Старой ведьмы в ворота колотит клюка.
Так старается ночь, чтобы в душах
отверженных
Не осталось для радости ни уголка!
Город просит пощады.
Столетними башнями
Город в мутное небо безмолвно воздет.
Сколько к горю сегодняшнему и вчерашнему
С этой ночью прибавится завтрашних бед?!
Нe понять, не услышать всевышнему —
где уж там!
И молитвами вымолить счастье —
не тщись.
Вот и этим,
на улицах зябнущим,
девушкам
Зарабатывать станет труднее на жизнь...
Ветер гонит поземку по голым булыжникам.
Фонарями расшатана стылая тьма.
К очагам человеческим подступы ближние
Занимает в беззвездную полночь зима.
И готов задохнуться от ярости
Лигети.
В зыбком свете не щеки —
а два желвака.
Ни к какому-то счастью
Дорогу не выгатить,
Не подняв
сокрушающего
кулака.
Будто где-то в три смены работает фабрика,
На-гора выдавая беду за бедой.
Не усмешкой кривой надо ненависть сдабривать,
А знамена борьбы поднимать над собой.
Мои стихи —
мое предбурье.
Мой век у той черты,
когда
Тяжеловесно
брови хмурят
Насупленные
города...
Мой век —
последняя прямая.
Ему простор —
а не закут.
Колоколами
над Дунаем
Удары молота плывут...
.....................................
Запрокинется мертвое тело эрцгерцога.
Дымным пологом
порох
затянет зенит.
А колеса эпохи быстрее завертятся.
Души вставших из сутеми —
даль просквозит.
Часть первая
ШЕСТНАДЦАТЫЙ ГОД
«...Куют меня испытания, только бы не перековали... неволя всегда мучительна. Кто мне покажет довольного раба? Войди в душу любого — и увидишь величайшие башни ненависти, над которыми... глухо бьют, наливаясь страшной тяжестью, огненные колокола возмездия...»
Атака
Земля как упала —
так и
Распластанною
замерла.
К бикфордову шнуру атаки
Команда фитиль поднесла.
Рвануло,
Хлестнуло по нервам
И вытолкнуло
в прорыв.
И, кажется, не было первых.
И не было, значит, вторых.
Лишь охнул, осыпавшись, бруствер
Да ветер скользнул со щеки.
Неровная линия
русских
Навстречу качнула штыки
По травам,
По рвам,
По осколкам
Расшвырянных луж —
сапоги.
Солдатским исполненным долгом
Оплатятся чьи-то долги.
Внезапная конница
логом
Выносит клинки наголо.
У Кароя Лигети
ноги
Судорогой
свело.
Свистящая молния стали
Оттуда,
где небеса.
И красным туманом застлало
Расширившиеся
глаза.
Куда-то
Беззвучно и круто
Земля
пошла
кувырком.
Над смолкшею бранью орудий
Вдруг зазвенел
камертон.
С бортов планеты сползая,
Разламывался
Будапешт,
Овихренный вспугнутой стаей
Валюты,
Ворон
И депеш.
Одною рукой
за корону,
Другою —
за параллель
Цеплялся
хозяин
трона,
Нации
и земель...
В ушах неотвязно и тонко
Звенел и звенел
камертон.
Земли
гранитные
тонны
Куда-то
шли
кувырком.
То вдруг
Из атаки отбитой,
Ознобом
обдав
ледяным,
Подкованные
копыта
Опять
возносились
над ним.
По зарослям пыльной полыни,
Поднявшейся выше колен,
Носилки качались и плыли
С поручиком Лигети в плен.
Плен
То солнце багровое выкатит.
То месяц к звездам пристынет.
Под стражей
поручика Лигети
Везет на телеге Россия.
По ярам над древними реками,
По трактам — степями большими.
А рядом —
дремучая непроглядь
Сермяжного нижнего чина.
Конвойные?
Пленные?
Лицами
Серей невозможно слиться.
Разлады
между столицами,
А пыль над солдатом клубится.
На тракт
Босиком и без пояса
Выходят молчать деревеньки.
Презренье брезгливо покоится
На веках полковника Дьенге.
Полковник Дьенге
— Поручик!
Мы, кажется, преданы.
Чем дальше, тем это яснее.
Приносятся в жертву передние,
Чтоб задним жилось веселее.
Но нам не ходить
в затолканных:
Научены жизнью вдосталь.
Пусть солнце светило только бы,
А место под ним —
найдется...
Дослушивать —
дело лишнее.
Забудься —
и родина встанет
На каждом углу
униженно
Просящею
подаянье.
Как рекрута память не вышколишь.
И каждое утро,
сутулый,
К отцовской кузнице Кишкёрёш
Потянется с хламом кастрюльным.
За жизнь свою долгую-долгую
Он помнит себя,
бездомный,
Под плетью,
Под мором
и только вот
Под солнцем себя не помнит.
Ему ли веселья столичные,
Столичные притязанья?!
Лежит
такая же нищая
Империя
перед глазами.
Как будто столба
пограничного
Еще и не миновали.
Стекают былинки пшеничные
С ладоней солдат на привалах.
И родина —
не примерещена.
Все чаще
За каждым кордоном,
Она представляется
женщиной,
Живущей в пустующем доме.
То створка ли стукнула,
Дверка ли?!
Ах нет —
у соседей напротив.
Ночами в зияющем зеркале
Сынов ее призраки бродят...
То солнце багровое выкатит.
То месяц к звездам пристынет.
Под стражей
поручика Лигети
Везет на телеге Россия.
По ярам над древними реками.
По трактам — степями большими.
А рядом —
дремучая непроглядь
Сермяжного нижнего чина.
Конвойные?
Пленные?
Лицами
Серей невозможно слиться...
А может, не теми границами
Прошли по планете
границы?!
Стена
Она как идол.
И не докричаться.
Столетьями вражды возведена,
Она на вид нема и беспричастна,
Безликих лиц китайская стена.
Но опрокинь барьеры и заставы —
Увидишь в гулкой тишине предбитв,
Как ненависти сдавленная лава
В вулканах душ клокочет и бурлит.
И перед ней замрешь оторопело.
Как жестко сжат окаменевший рот!
Еще толчок —
и долгое терпенье
Прорвавшеюся яростью рванет!
И камня не останется на камне.
Такого накопилось у людей!
Но не затем взрываются вулканы,
Чтобы творить трагедии Помпей.
Куда он,
твой гонец свободы,
услан?!
Какой дорогой?!
Встань и покажись!
И пусть для этой лавы станет руслом
Твоя к прозренью вышедшая жизнь.
Земля живет предчувствием раскола.
И как перед атакой замерла.
Мятежный дух срывается с прикола.
И огненные
бьют
колокола.
Часть вторая
СЕМНАДЦАТЫЙ ГОД
«Ах, вон отсюда, в грозовую опасность, в шторм, в другой край, в среду других народов, где произвол не связал разума и горячие пламена разжигают бурю... ...Не томите себя ожиданьем на этой кровавой земле. Пусть зажигается горечь столетий! Пусть гибнет вместе с господами древнее венгерское болото!
...Вперед, на восточные баррикады! В восточных городах окунем свои мечи в гнусную господскую кровь!..»
Первый монолог Кароя Лигети
Из плена вышел я в плену.
Я разобрался в этом громе,
С которым Через всю страну
Катилась царская корона.
То недосол.
То пересол.
Как прежде, правда вне закона.
Мой путь единственный привел
Меня под красные знамена.
Сдалась китайская стена —
Иной истории страницы.
И проступали имена,
И обозначивались лица.
Бьет в берега весны
река.
Такое небо голубое!
А жизнь,
завещанная бою,
Пожалуй, будет коротка,
Как взмах клинка над головою.
И, может, в этом весь секрет...
Граница
Плен солдату —
не сладким пряником.
Долго так ему не протянуть.
Вечер —
поздний.
А утро —
раннее.
Спину некогда разогнуть.
Обживаясь в гостиных города
(Там-то общий язык найдут!),
Офицерство берет недорого,
Продавая солдатский труд.
Всюду в родственных связях, сволочи,
Будто дома в чужой стране —
На привычной своей
на солнечной,
Ненавидимой
стороне.
Что с ним дальше,
с солдатом,
станется?!
Только в рельс ударят отбой —
Он
проваливается
в беспамятство,
В сон —
как в омут
вниз головой.
Хоть бы строчку богам накарябали!
Слово
кровью у губ
запеклось.
По неструганым стенам
лагеря
Липкой плесенью —
туберкулез...
Солдатские разговоры
— И так и этак,
дружище Каланьи,
Если не кочки для нас,
то пни.
Будто шакальи морды оскалены.
Мир одинаков —
куда ни взгляни.
Мерзко на сердце.
На сердце —
матерно...
— Ты не на мир —
на людей греши.
Ведь, без гроша оставаясь,
матери
Нам высылают сюда
гроши.
Только начальство на то и поставлено,
Чтобы людям порядок знать.
Где-то вычтено,
Где-то сбавлено —
Словом,
нечего получать...
ПОЛКОВНИК ДЬЕНГЕ
— Прекратить разговоры грязные —
Или в карцере всех сгною!
ЛИГЕТИ
— Все на горло сегодня гораздые.
Я на их стороне стою...
У крыльца
офицерского флигеля
Напряжение —
тетивой.
Негодующий голос
Лигети
Бьет словами
силы взрывной:
— Хватит брать себе долями львиными!
Хватит правилом жить таким:
Обирая солдат на полтинники,
На глаза им класть
пятаки...
Горе кружится черным вороном.
Разворочены хлябь и твердь.
Нам,
от отчей земли оторванным,
Жизнь делить пополам
и смерть!
ПОЛКОВНИК ДЬЕНГЕ
— Вы какому дьяволу проданы?
Образумьтесь,
поручик!
Стыд.
Все простит и забудет
родина,
Но предательства —
не простит.
Кто на взбалмошный крик оглянется?!
Мрут как мухи?
В холст обряди!
На задворках у каждой нации
Этой дряни —
хоть пруд пруди!
Развели демагогию книжную!
Бестолковая голова,
Если мы
в этой сваре выживем,
Значит, родина будет жива...
Беспросветны глаза навыкате.
Забубенность —
я тебе дам!
С плеч срывает погоны
Лигети —
И швыряет
к его ногам.
Молодой,
неотступный,
собранный —
Или — или,
от сих до сих! —
В напряженье минуты
особенной
По-особенному красив,
Мало этого вызова?!
Вздрогнули,
Смолкли все голоса.
И раздвинула обе стороны
Пограничная полоса.
Пролегла по планете,
резкая...
Над Россией,
Над каждой судьбой —
Сотрясающий выстрел крейсера,
Вызывающего на бой.
Поднимается
новая Венгрия.
И уже за Лигети
он
Обозначивается
шеренгами,
Красной гвардии
батальон.
Сложит голову —
но не отступится
Он от кровного
своего.
Принимает его
Революция
И рассчитывает
на него.
Часть третья
ПРОДОЛЖЕНИЕ НАЧАЛА
«Там мне быть, где сражаются наши войска, идущие из темноты и несущие ценности миру... Никогда не ждал свободы, равенства, братства от убийц миллионов, ибо от угнетателей нельзя ждать ничего иного, кроме угнетения...
...Черные бароны Венгрии! Из снежных пустынь Сибири шлем вам громовые слова ненависти и проклятья!..»
КРИК ЗЕМЛИ
В зал исполкома идут и идут,
Лично ответственны будто бы.
Брошен в махорочный гуд
«Ундервуд»
Сложный клубок распутывать.
Войны никак не допишут строки.
Войны не смотрят под ноги.
Волости,
Страны,
Материки
Ими на воздух подняты.
Вот и все пасмурней хмурится день.
Хмурится день по-недоброму.
Руки отобраны у деревень.
У городов
отобраны.
Скорбно молчание вдов и сирот.
Выстыли трубы над крышами.
В мир
из-под черных платков
недород
Смотрит пустыми нишами.
— Мира! — Земля исступленно кричит
Каждой своею клеточкой.
Городу тяжко.
На сердце горчит.
Боль его —
боль человечества.
Сам он
заваливается
на корму,
Голыми
дрогнув
мачтами.
Голода черствую корку
ему
Сколько еще
размачивать?!
В зал исполкома идут и идут.
— Где бы тут место выгадать?!
В гуде махорочном
«Ундервуд»
Не успевает за Лигети.
ЛИГЕТИ
— Войны никак не допишут строки.
Войны не смотрят под ноги.
Волости,
Страны,
Материки
Ими на воздух подняты.
Только последняя будет строка —
Время такое грянуло...
Общее небо
материка
В общих глазах собрания.
Петлю
захлестывающая
беда
Залу
понятна
полному...
Голос людской унесли провода
К чуткому сердцу
Смольного...
............................................
Из большевистской России экспресс?!
Но, господа, не много ли?
В тысячеверстной далекости
Брест
Блики бросает моноклями.
Он отвергает.
Куражится.
Но
Трудно ему не попятиться,
Чувствуя —
с часу на час за спиной
Русское эхо прокатится.
Тучей надвинься —
а каплей стеки.
Красные призраки —
вот они.
К подписи подпись —
и в землю штыки
Всеми фронтами
воткнуты...
..................................
Мир не успел вернуться сюда.
Звякнули
полки
блюдцами.
С рельсов поводят
бронепоезда
Жерлами
контрреволюции.
БЕРЕГ
Дорога вконец от дождей расползлась.
Телеги —
в суглинке по оси.
И кони коленями падают в грязь,
Как будто прощения просят.
Четвертые сутки подряд
отряд
Несет на себе
обозы.
Что город оставлен —
не он виноват.
Но что в этой истине пользы?!
Сутулит спины чувство вины.
Все дальше от Омска
мадьяры.
Костры их привала
отражены
В ночном Иртыше
под яром...
Усы пощипывает рука.
Брови сошлись сурово.
В блокноте у Лигети
Жестче строка
И тверже от слова к слову:
— Пусть враг идет на приступ, на таран,—
Назад ни шагу,
красные мадьяры!
Над нами все слышнее по утрам
Победных пушек дальние удары.
И пусть прибой нас к берегу прибил,
Не скитом мы раскинуты, но станом.
В последний бой с врагом
и из могил
Мы в цепи атакующие встанем.
И в дни торжеств шагнем за тот рубеж,
Где солнце отвоеванное светит,
Где благодарный красный Будапешт
Цветами и объятьями нас встретит...
Спокойная ночь у костра
до трех.
А после трех
ночи
На берег выносит река
юнкеров,
И белочехов,
И прочих.
Внезапный наскок их упруг и ретив.
И не таких, мол, громили!
Наперекос
орущие рты.
Наперевес
карабины.
Сровняют с землей,
не оставив следа.
Что значит
орешек
для глыбы?!
Но этот народ
уже никогда
С границ Октября
не выбить.
И берег
берет
врага
в оборот,
В песок
зарывает
носом...
Пришедший на помощь врагу
пароход
Громоздко
навис
над плесом.
На палубе щурятся —
с бала на бал.
Без недомолвок,
тут же,
На берег пошел
за обвалом
обвал
Шестидюймовых
пушек.
................................................
Безмолвие.
Сумерки.
Ни души,
Где сила
схлестнулась
с силой.
Остатки отряда отсюда ушли
Легендою в подвиг России.
ЛЕГЕНДА
О ней —
застучавшие ставни,
И слухи,
И воронье.
И, кажется, воздухом стала
Летучая слава ее.
То лесом,
То степью,
То полем —
Стремительной тенью крыла.
По селам плывут с колоколен
Безбожные колокола.
Над сходкою,
сдвинувшей брови,—
Агитационный
талант.
Легенда во плоти и крови
Мутит мужиков по тылам.
Слова раскаленные —
с лёта.
В порыве —
клинок наголо.
Трубач шелохнется —
и в седла,
Стремян не коснувшись,
село.
И вместе с легендой растает,
Оставив в суслонах хлеба,
У пыльных околиц
оставив
Незрячие статуи баб.
Дозорными их ожиданий
Мальчишки не слазят с трубы —
Но только за дальней деляной
Костров
голубые
столбы.
Легенда.
Легенда.
Легенда.
Под седлами взмокла кошма.
Опять,
Наведенная кем-то,
Погоня по следу пошла.
И собственный след потеряла.
Сомкнулись листва и трава...
На месяцы
опережала
Легенду людская молва.
И ей —
ни преград, ни пределов.
И, дни взбаламутив до дна,
Стремительной тенью летела
По странам планеты
она.
От сел к городам —
перекатом.
И бредила далью другой,
Бунтующие
баррикады
Оставив в пути за собой.
Подмяв под себя пьедесталы,
Разламывался Будапешт,
Овихренный вспугнутой стаей
Валюты,
Ворон
И депеш.
Свое утверждая начало
Над сильными мира сего,
Один за другим занимала
Легенда кварталы его.
Над паникою
угорелой,
С утра осадившей вокзал,
Оборванною
параллелью
Оборванный провод
свисал.
ЭПИЛОГ ВТОРОЙ МОНОЛОГ КАРОЯ ЛИГЕТИ
День и ночь все тот же опрокинут
Надо мною черный небосвод.
Молча атакующий противник
Рук убрать с гашетки не дает.
Не стряхнуть со лба мне прядей мокрых.
Глаз не отвести от цели мне.
Как глухонемой синематограф,
Кадр остановивший на стене.
Напряженье на последнем вдохе.
Не разъять сощуренных ресниц.
Проложила твердый курс эпоха
На определение границ.
В прорези —
насупленность кривая
И к бедру прижатое цевье.
Я самим собою прикрываю
Первые позиции ее.
Тишина прицела не накренит,
Не обманет сердца,
заманив.
Лучшее мое стихотворенье —
Двадцать восемь прожитых моих.
Долог бой.
Годам передавая
Суть вещей великих и простых,
Через мой окоп
передовая
В ваши дни уходит,
не остыв.
О другом мне в душу не трезвоньте!
Отблесками схваток и осад
Над ее прямой
у горизонта
Ломаные молнии висят.