Петр Алексеевич Городцов
Были и небылицы Тавдинского края в трех томах:
Том I



Об авторе


«Я посторонний зритель и холодный исследователь быта…»

«Похожу я посмотрю по всей мати земле,
Чем мати земля изукрашена?
Чем мати земля изнаполнена?
Изукрашена земля красным солнышком,
Изнаполнена земля божьей милостью…»



Петр Алексеевич ГОРОДЦОВ (10.01.1865 — 19.07.1919)
Жизненный путь П.А. Городцова был в целом типичен для выходцев из разночинской среды второй половины XIX века. Родился он в большой семье дьяка села Дубровичи Рязанской губернии, четвертым после Анны, Елены и Василия. После Петра родились Николай и Мария. В 1869 г. семья осталась без матери. Младшие дети, в том числе и Петр, воспитывались отцом и старшими сестрами Анной и Еленой[1].

В 1875 году он поступил в Рязанское духовное училище, затем продолжил образование в семинарии. Петр учился очень хорошо и, возможно, достиг бы некоторых высот на духовном поприще. Но в 1883 г., вероятно, под влиянием старшего брата (тремя годами раньше Василий был принят на службу рядовым)[2], Петр Алексеевич выходит из духовного звания и блестяще сдает вступительные экзамены в Демидовский юридический лицей в Ярославле[3].
По окончании курса ему было предложено остаться при лицее, но он не согласился и уехал к старшему брату в Рязань. Здесь занимал должности судебного следователя при Рязанском окружном суде в Раненбургском и Данковском уездах. Одновременно он принимал участие в работах своего старшего брата, известного впоследствии археолога В.А. Городцова, по исследованию неолитических стоянок долины реки Оки. Они вместе обследовали стоянки в окрестностях сел Борки, Тумашево и Алеканово Рязанской губернии. За эти работы П.А. Городцов был избран действительным членом Рязанской ученой Архивной Комиссии[4]. И наконец в начале 1894 г. на тридцатом году жизни Петр Алексеевич назначается исполняющим должность судебного следователя по Тобольской губернии[5]. Отныне его судьба будет тесно связана с Сибирью. А началось знакомство с новым краем со встречи с самой неоднозначной и одиозной личностью в истории России.
По утверждению Ончукова, вначале Городцов жил в селе Покровском Тюменского уезда, где ему пришлось дважды судить знаменитого Григория Распутина за конокрадство и кражу сена на лугу[6].
К сожалению, ни подтвердить, ни опровергнуть это утверждение, основанное на воспоминаниях Василия Алексеевича и детей Петра Алексеевича, и разрушить, таким образом, один из мифов, которые связаны с Распутиным, архивными документами пока невозможно. Можно лишь утверждать, что с 1894-го по 1897 гг. Городцов заведовал вторым следственным участком Тарского уезда, проживая в слободе Викуловской, а значит, и не мог жить в Покровском и привлекать к ответственности за конокрадство Г. Распутина[7].
Столкнуться с Распутиным П.А. Городцов мог в период с 1897-го по 1907 годы. В середине 1897 г. он назначается мировым судьей 5-го участка Тюменского округа, а в июле 1905 г. переводится в ведомство МВД крестьянским начальником 3-го участка Тюменского уезда[8]. В 1899–1904 гг. Покровская волость находилась в ведении мирового судьи 5-го участка Тюменского уезда. И бывать там по делам службы он, несомненно, мог.
В единственном сохранившемся судебном деле за 1901 г. в фонде мирового судьи 5-го участка Тюменского уезда местом составления некоторых документов указано с. Покровское. В приговоре и исполнительном листе по этому делу судья (Городцов) предписывал взыскать с осужденного в пользу одного из свидетелей путевые издержки в сумме 10 рублей за явку в с. Покровское на судебное заседание[9]. Таким образом, в силу своих прямых должностных обязанностей П.А. Городцов действительно мог иметь дело с тогда еще никому неизвестным крестьянином слободы Покровской Григорием Распутиным (разумеется, если таковой был уличен в кражах). Недоумение вызывает лишь один вопрос. Петр Алексеевич — человек внимательный, любознательный, читающий и пишущий. Он не мог не осознавать важности своих нечаянных встреч. Логично было бы предположить существование каких-либо воспоминаний, и не только в устной форме (на которые ссылается Н.Е. Ончуков). Но даже слабого намека в ныне обнаруженных документах на их вероятное существование нет. Почему? Были ли они?
Проработав довольно значительный срок в низшем судебном звене, непосредственно наблюдая крестьянскую жизнь и повседневный быт, Петр Алексеевич в конце концов приходит к мысли о переходе на административную работу. Желая содействовать улучшению условий жизни народа, в конце 1904 г. он обращается с прошением о переводе на должность крестьянского начальника. Вот что писал Петр Алексеевич: «За 10 лет моей службы в Сибири по судебному ведомству я почти все время служил и проживал в глухих сельских участках; это обстоятельство дало мне возможность хорошо изучить [крестьянский] народный быт и крестьянскую жизнь; много раз я видел, как мало надо, чтобы удовлетворить крестьянские потребности, и как просто это сделать, стоит лишь ближе подойти к крестьянину и проще взглянуть на его нужды и потребности, что первое знакомство с народом и породило во мне мысль и желание перейти в административное ведомство, которое одно представляет широкое поприще для служения народу в непосредственном удовлетворении нужд и потребностей… Мое юридическое образование, моя долголетняя практика и хорошее знакомство с сибирским крестьянством дают мне право надеяться, что я буду вполне полезен на службе по должности крестьянского начальника»[10].
Петр Алексеевич просил назначить его на должность крестьянского начальника 3-го участка Тюменского уезда с тем, чтобы остаться в тех местах, где работал до этого, аргументируя свою просьбу тем, что «во-первых, я особенно хорошо знаю именно Тавдинский край и привык к нему и, во-вторых, что у меня на этом месте уже заведено хозяйство и обстановка дорогостоящая, вещи все громоздкие и для перевозки крайне неудобные»[11]. Очевидно, что переход Городцова на должность крестьянского начальника был продиктован не только привычкой, тяготами переезда, но и тем, что, проработав почти 7 лет в качестве мирового судьи, к 1904–1905 гг. Петр Алексеевич приобрел определенные доверительные отношения с местным населением, и, что самое главное, ему удалось наладить контакт со «знаткими» людьми: сказителями, знахарями, общение с которыми и дало возможность записать столь обильный и уникальный материал.
Более раннему переходу на эту должность помешала смерть жены — Ефросиньи Владимировны Городцовой, урожденной Петровой, дочери урядника Оренбургского казачьего войска. Умерла она от туберкулеза 7 марта 1902 г. в Тюмени, детей не было. После переезда в Тюмень состоялся второй брак, в котором у Петра Алексеевича было шестеро детей: Роман, Виктор, Петр, Ольга, Людмила и Вера. Роман и Виктор воевали на фронтах Великой Отечественной войны. Петр Петрович был репрессирован в 30-х гг. Его судьба и судьба дочерей Петра Алексеевича неизвестна.
На время работы Городцова в качестве крестьянского начальника приходится и пик его собирательской деятельности. Основная масса собранных им материалов датирована 1906–1908 годами. Вполне вероятно, что интенсивные занятия любимым делом негативно сказались на исполнении служебных обязанностей, чем и было продиктовано недовольство губернатора (Л.Н. Гондатти). Ему стало известно о деятельности Городцова, и он «заподозрил в работах Городцова противоправительственную пропаганду, вызвал Городцова в Тобольск и резко потребовал от него «прекратить общаться со сказителями», что, по его мнению, «непозволительно для крестьянского начальника»[12]. Что ж, для чиновника образца 1908 г. это вполне объяснимая реакция.
Губернатор обвинил Городцова в медлительности, превышении власти, нарушении действующих правил и других проступках и в октябре 1907 года отстранил автора от должности[13]. Одновременно Городцов обратился в МВД с ходатайством о прекращении возбужденного против него дисциплинарного производства и просил дать возможность подать прошение об отставке, каковое и было им подано 22 марта 1908 года[14]. В мае 1908 г. он выходит в отставку.
После увольнения Петр Алексеевич переезжает в Тюмень, где с 1909 г. служит присяжным поверенным и работает юрист-консультантом сибирских торговых и государственного банков. Занимается общественной работой. С 1914 г. он стал председателем Тюменского отделения Общества для борьбы с детской смертностью в России[15]. В 1913 году он принял активное участие в раскопках останков мамонта, обнаруженных при строительстве железнодорожного водопровода на новом товарном дворе[16]. Одновременно он занимается собирательской деятельностью, часто приглашая крестьян из дальних деревень к себе домой, обрабатывает собранный материал, готовит его к печати.
Как встретил Петр Алексеевич революцию и гражданскую войну, можно лишь предполагать, документов за этот период совсем немного. Известно лишь, что новые власти пытались привлечь его к организации юридической службы в городе[17]. Но работать в бюро ему уже не пришлось. 16 июля 1919 г. Петр Алексеевич Городцов скончался на пятьдесят пятом году жизни[18]. Прожил он недолгую и, быть может, неяркую жизнь, собранные им и его бескорыстными помощниками материалы затерялись. Тем не менее эти обстоятельства не умаляют значения деятельности П.А. Городцова. Вслед за Николаем Евгеньевичем Ончуковым мы можем сказать, что его упорная работа по собиранию устного народного творчества заслуживает глубокого признания, а его имя должно занять подобающее место в ряду сибирских этнографов.
После смерти его уникальный архив был передан в распоряжение Тюменского общества научного изучения местного края, при котором, вероятно, функционировала библиотека имени Петра Алексеевича. В ее основу было положено личное собрание Городцова, а в настоящее время часть фондов находится в библиотеке краеведческого музея. Особенностью состава городцовской библиотеки является преобладание юридической литературы, а уникальность ей придают автографы известного российского археолога, одного из отцов советской школы археологии и одновременно старшего брата Петра Алексеевича — Василия Алексеевича Городцова. Они поддерживали постоянную связь. В сентябре 1904 — январе 1905 гг. Петр Алексеевич был в гостях у старшего брата в Москве. В 1914 г. Василий Алексеевич гостил в Тюмени. Они переписывались, обсуждали проблемы, помогали друг другу. К сожалению, пока известно лишь одно письмо Петра Алексеевича, адресованное брату, в котором он сообщает о крестьянских земельных знаках. Это письмо опубликовано A.Л. Налепиным[19].
В краеведческом обществе материалы Петра Алексеевича довольно интенсивно использовались. В 1922–1924 гг. на их основе было сделано 8 докладов. В первом и единственном выпуске «Записок общества», вышедшем в 1924 г., была опубликована статья «Сибирская язва», не очень известная, но содержащая уникальные материалы. Текст был подготовлен к печати самим Городцовым еще при жизни[20].
В 1926 г. архив Городцова осмотрел известный исследователь Русского Севера Н.Е. Ончуков, который специально для этой цели был приглашен в Тюмень директором Тюменского окружного музея Л.Р. Шульцем. По свидетельству Н.Е. Ончукова, в то время в архиве хранились: «почти подготовленный к печати сборник сказок 85 NN, записанных в селениях по р. Тавде в 1906–1908 гг.; «Народная медицина», книга в лист на 54 стр. 1906 г.; «Этнография», тетрадь в лист, содержит записки поверий, обрядов, о падающих звездах, о кладах и пр., занимает 132 стр.; Народная речь. Опыт научного исследования. Материалы для словаря местного говора; Заговоры. Свои записи заговоров и присылки от сотрудников — народных учителей и пр.; Сборник пословиц, поговорок и загадок; Староверческие стихи — 11 стихов; Описание детских игр; Шутки и прибаутки. Народные анекдоты и пр.; Гербарий утилитарных растений Западной Сибири 139 растений, тетрадь на 139 стр.; Рассказы про лешего; Обычаи при обжинке; Свадебный обычай «качать»; Описание свадебного обряда в селе Зырянском Тюменского уезда, запись одного из сотрудников Городцова А.С. Аржиловского; Обширная переписка Городцова с его сотрудниками: Аржиловским и многими другими, интересная как для определения метода работы Городцова и всех его сотрудников, так и вообще для истории этнографии Сибири»[21].
Эти материалы настолько поразили Ончукова, что вместо 2–3 дней, запланированных им для работы в Тюмени, он пробыл здесь 8 дней, сделал доклад в обществе и по просьбе Тюменского окрисполкома совершил поездку в Тавдинский край, места работы П.А. Городцова, для статистико-экономического исследования края. По результатам работы с материалами архива и собранными лично в поездке по Тавде, Н.Е. Ончуков намеревался сделать большую работу и, в частности, опубликовать сборник, состоящий из 2 частей: сказок, собранных П.А. Городцовым, и сказок, собранных самим Ончуковым в 1926 году. К сожалению, эту идею воплотить в жизнь не удалось.
До нас дошла лишь незначительная часть этого уникального архива. В фондах Тюменского областного краеведческого музея хранятся четыре рукописи П.А. Городцова с записями сказок, описаниями гаданий, части неопубликованной статьи (возможно, главы из книги о народной медицине, упомянутой Н.Е. Ончуковым) об использовании мочи в народной медицине, здесь же содержатся черновые записи свадебного обряда. Кроме того, среди неразобранных материалов ТОНИМК в музее удалось обнаружить фрагмент (15 листов, 8°) рукописи П.А. Городцова «Пословицы и поговорки», составленной в 1907 году.
Часть рукописей Петра Алексеевича находится в архивохранилищах г. Москвы. Как они туда попали — загадка. Возможно, что их вывез сам Ончуков в 1926 году. Сохранились следующие рукописи:
Три тома сборника «Сказки и легенды» в записях 1916 г., 1906 и 1913 гг., в 93, 265 и 195 листов соответственно;
Сборник «Сказки и легенды П.А. Городцова». 1907 г., 79 лл. (39 сказок и 24 легенды);
Сборник «Демонология и животный мир». 1907 г., 37 лл.;
«Животный эпос и детские сказки». 1907 г., 8 лл.;
Народные стихи. 1917 г., 10 лл.;
«Песни, поющиеся в селе Липовке», 16 лл.;
Сборник простонародных русских песен, 65 лл.;
Письмо Андрея Аржиловского П.А. Городцову с приложением прибауток и поговорок. 1905 г., 12 лл.
Составить примерное представление о содержании утраченной части архива П.А. Городцова мы можем на основе конспектов Н.Е. Ончукова и некоторых документов, хранящихся в его фонде. Конспекты представляют собой очень сжатое изложение материалов, иногда просто в виде перечня тем, с комментариями Н.Е. Ончукова.
Первым следует упомянуть листок, обозначенный в описи как рукопись Ончукова «Этнография. Материалы к работе. Демонология». На самом деле она не принадлежит руке Николая Евгеньевича. Это с уверенностью можно утверждать на основании сличения почерка и ремарок к тексту. В этом документе указаны темы и некоторые сюжеты из материалов П.А. Городцова. Всего упомянуто более 70 позиций (некоторые темы повторяются несколько раз). Только одно их перечисление может привести в восторг: происхождение бесов; отношение духов к человеку, добрые и злые; леший; суседко-домовой (новоселье); банщица; овинница; водяной; оборотничество; месть водяного человеку; добавление к банщице; водяной (добавление); добавление к банщице; рассказ о колдуне Константине Ивановиче; добавление к рассказу, план дороги; мщение водяного; обряд выноса тела покойника; банница, овинница и пр. духи и их формы проявления; выскурь; рассказы о волках; взаимоотношения духов и человека, запреты; леший; свадебный дружка; обряды при посеве и уборке; новоселье; козел; подарки скотскому дедушке анекдот про новоселье; рассказы: 1) леший; 2) водяной; Великий четверг; проделки домового; запреты во время бури; новоселье; о благополучии скотины; о закалывании скота; рассказ о старинах; печка русская — средство от лешего; проводы масленицы; яичное заговенье; домовой; молитва перед посевом; Азап юрты, татарские могилы; наставление к запашке; вихрь; рассказ о покойнике; о чертополохе и папоротнике; о свистании в доме; праздники богатырской лошади; о неупотреблении в постройки дерева «выскурь»; бои-трава для отпирания замков; яичное заговенье; осеннее заговенье; завивание березки; профилактическое средство, сибирская язва; конская голова; добавления о лешем; происшествие с 2 утками; добавления о лешем; о сибирской язве, 1907 г.; этнографические представления Заякина Л.Л.; водяной, леший, банница, овинница; происхождение бури и грозы; леший; рассказ о болоте близ Артамоновой, леший; домовой; петух; первая водяная мельница; первый огонь; падающая звезда; водяной.
В рукописи с обзором материалов Городцова содержатся интересные комментарии Ончукова о сказках и фольклористике Городцова, приводятся фамилии некоторых корреспондентов собирателя, который «в полной мере использовал всех кого мог для собирания фольклорного творчества». Основными корреспондентами собирателя были учителя: Надежда Дубинина, С.А. Колокольников, А. Чикишев, Александра Сергеевна Виноградова, учительница села Фоминского, а также Александр Сергеевич Калашников. Но особенно много и точно записывал волостной писарь Степан Яковлевич Аржиловский и ближайший сподвижник Городцова — Андрей Аржиловский.
Касаясь записей сказок, Ончуков пенял Городцову, что он «не только не сохранил говора сказок, считая его неприличным, как об этом судят люди без филологического образования, но не сохраняя даже стиля…».
Говорить о творческой лаборатории собирателя, пока не опубликованы все его работы, не прослежены его взаимоотношения с информантами, корреспондентами, — сложно. Сейчас можно лишь сказать, что Петра Алексеевича отличает тщательность, скрупулезность в работе, внимательное и даже трепетное отношение к информантам. В каждой работе он обязательно посвящает им несколько добрых строк, дает биографические подробности, характеризует личностные качества. А в описании свадебного обряда ему удалось очень точно и живо передать эмоциональную окраску атмосферы двух кульминационных дней крестьянской свадьбы. И хотя Петр Алексеевич пишет, что он «посторонний зритель и холодный исследователь быта», но сам текст и «клубок, подкатывающий к горлу» во время причитания невесты, на самом деле создают у читателя совершенно иное впечатление. Непосредственное наблюдение круговорота народной жизни не может оставить человека равнодушным. Богатство красок, действий, переживаний, интонаций, подтекстов непроизвольно вовлекают в это бесконечное множество-единство подчас парадоксального, алогического, но тем не менее целостного чередования смеха и слез, жизни и смерти, поэзии и прозы крестьянской повседневности. Все это в достаточной мере представлено на страницах книги, задуманной много лет назад, но время которой наступило сейчас.

В. Темплинг



Былины старины





1. Коструля Лукич

Какая была мачиха лиха,
Лиха-лиха неласковая:
Коромыслицем голову бьет,
Помалесеньку хлеба дает,
Тонешенько отрушивает,
Помалесеньку подавывает.
Уж ты вой еси, царь-государь!
Сделай-ко ты пир
Да во весь православный мир.
Сидел-то у него на пиру на беседушке,
Сидел-то у него Раскоструля Лукич[22].
 Роскоструля таковы речи говорит:
—  Уж ты вой еси, царь-государь,
Царь Иван, сударь Васильевич!
Есть ли у тебя на пиру,
Есть ли у те на честном
Подраться поединщечки,
Воевать богатырщечки?
Тогда-то царь громким голосом скричал:
—  Кто бы, кто бы на красно крыльцо бежал,
Чтобы били в большой колокол,
Чтобы слышали по всей Москве,
По всей Москве и по всёй ярмонке
И у Макарья на ярмонке![23]




Из улицы Ивановской[24]
Из приезду молодеческого
Идут два добры молодца,
Два Андрея Андреевича[25].
Они чулочки направливают
И сапожки натягивают,
Волосы за ухо закидывают.
Приходили ко царю во дворец,
К царю Ивану Васильевичу,
Всем во пиру честь воздали,
Ивану-царю наособицу:
—  Иван Васильевич царь!
Есть ли у тебя на пиру,
Есть ли у тебя на честном
Подраться поединщечки,
Воевать богатырщечки?
Роскоструля эти речи услыхал,
Со дубовые скамеечки вставал,
Пятьдесят он скамеек изломал,
Разпятьсот добрых молодцов поронял.
Подраться поединщечки.
Воевать богатырщечки
Выходили на широку на улицу.
Приказал царь Иван Васильевич
Роскоструле сойтись
С молодым бойцом,
С большим Андреем Андреевичем.
Бились-рубились они шестеро суток,
Никоторой-от не может одолить.
Малый брат большому говорит:
—  Брось-ко, брат, опрокинь ты его!
Тогда имал Андрей Андреевич
Роскострулю-богатыря за белую грудь
И бросает его о сырую землю.
И в сыру землю по колена вбил.
Златы пуговки оторвалися,
И шелковы петли оборвалися.
Выходила наша барыня,
Госпожа наша государыня.
И говорила царю таково слово:
—  Уж ты вой еси, царь-государь!
Что же ты не уймешь его,
Что же ты не закликнешь?
Тут-то царь Иван сказал жене:
—  Пусть не хвастает он
Ни каменной Москвой и ни Астраханью.


Посказитель Осип Мерк. Заякин сообщил,
что эту старинку старики любили петь,
но сам он ее не поет,
так как он человек безголосый.
13 января 1908 г.






2. Коструля Голицын



Ах! Была мачиха до пасынка лиха.
Вот такая неприветливая:
Коромыслицем голову бьет,
Помалесеньку хлебца дает,
Тонехонько отрушивает,
Помалехоньку подавывает.
Приходил я к царю во дворец:
— Уж ты вой еси, царь-государь,
Царь Иван, сударь Васильевич!
Сделай-ко почестной пир
Ты во весь православный мир,
Про всех про князей, про бояр,
Про любезного шурина,
Про Кострулю Голицына.
Все у его гости собрались,
Все гости сяли за столы,
Все гости кушают,
Белую лебедь рушают,
Зелена вина чарами пьют.
Один-от гость не пьет и не ест,
Хлеба-соли он не кушает,
Белой лебеди не рушает,
Зелена вина в рот не берет.
Кто бы, кто бы был на ноженьку легок,
Кто бы, кто бы на босу ногу сапог,
Еще кто бы на красно крыльцо скочил,
Еще кто бы в большой колокол бил,
Чтобы слышно по всёй Москве,
По всёй Москве, по всей ярмонке,
Да у Макарья на ярмонке?
Из Ивановской из улицы
Проходили добры молодцы,
Два Андрея два Андреевича.
Они чулочки-те натягивают,
Сапожки-те направливают,
Сами с собой разговаривают.
Приходили к царю во дворец.
— Гой еси, царь-государь!
Есть ли у тебя на пиру,
Д’есть ли у тебя на честном
С нами поединщечки,
Воевать богатырщечки?
Коструля сын Голицын услыхал,
Со дубовою скамеечки вставал,
Полтораста скамеек изломал,
Полтретьяста татар задавил,
Полчетвертаста боярщинков,
Пятьсот он удалых молодцов,
Шестьсот поединщечков,
Воевать богатырщечков.
Кострулю Голицына малый брат,
Призабравши его белую грудь,
Да подымавши выше буйной головы,
Ой, посадил он по колен сырой земли,
Требушина его надвое пошла,
Златы пуговки оторвалися,
Шелковы петли разорвалися.
— Чем будет борцов наделять?
То ли каменными палатами,
То ли мшонымя да хатами,
Али селами, пригородками,
Али красными девочками?

Былина записана со слов посказителя
Федора Ларионовича Созонова;
былину эту посказитель
после записи спел.
13 января 1908 г.






Илья Муромец
Былина-сказка



В славном городе Муроме, в славном селе Чебакчарове проявился там детинушка старый казак Илья Муромец. Илья 32 года сиднем сидел в отцовском доме; ноги-то у Ильи были, да сил не было, и не мог он ногами владеть.
Отец Ильи Муромца был старый и богатый мужик села Чебакчарова по имени Иван Тимофеевич. Был у Ивана Тимофеевича большой и крепкий дом, пахал и засевал он много земли и держал много батраков и работников.
Жены у Ивана Тимофеевича не было, был он вдов и имел одного-единственного сына Илью, да и тот сиднем сидел и к делу был непригоден.
Задумал Иван залог поднимать на берегу небольшой речки, залог был водяной, залитый водою этой речки; надо было запрудить речку, обсушить землю, вырубить лес, выкорчевать пни и только тогда распахать и засеять. Дело было большое и трудное, не под силу одному Ивану с его работниками, и задумал он собрать помочь. Наварил Иван Тимофеевич пива, накурил вина и собрал помочан со всего села. С раннего утра собрались помочаны, и повел Иван своих работников и помочан на речку залог поднимать.
В доме остался один только Илья Муромец, и сидел он сиднем на полу среди большой отцовской избы. В полдень отворилась дверь, и в избу вошел старый старичок, странник божий; подходит старик к Илье и говорит:
— Илюша, принеси-ко из погреба корчагу пива да подай-ко мне напиться; я с великой пустыни пить хочу, жарко на воле, жажда меня долит.
Илюша на это старику отвечает:
— Рад бы я напоить тебя, странник божий, а не могу я ни встать, ни ходить, ног у меня нет, 32 года я сиднем сижу.
А странник ему на это опять говорит:
— А ты все-таки встань, Илюша, и иди принеси мне напиться.
И почувствовал Илья, что в ногах у него появилась сила и мог он ими владеть, протянул он свои ноги и мог их туда-сюда пошевелить, но встать на ноги все-таки не мог, и говорит старику:
— Ах, дедушка, хоть и появилась сила и владение в моих ногах, но встать на ноги я все-таки не могу.
Тогда странник в третий раз сказал голосом повелительным и настоятельным:
— Встань, Илья, и иди принеси мне напиться.
И вот встал Илья и пошел на своих ногах, словно он никогда и сиднем не бывал. А странник ему сказал:
— В подвалах твоего отца стоит непочата корчага пива крепкого, из нее ты и почерпни, и принеси мне напиться.
Пошел Илья, спустился в глубокие подвалы, взял всю непочатую корчагу с пивом и принес ее в избу, налил он чару пива крепкого, поднес ее страннику, а странник чару отворачивает и говорит: «Пей-ко, Илюша, сам!». Илюша выпил чару пива единым духом, налил чару опять и опять подносит старику, а старик опять чару отворачивает и заставляет Илью выпить: «Выпей-ко сам!». Опять Илья выпил чару единым духом и налил в третий раз и опять подносит ее старику. Старик и в третий раз чару отворачивает и говорит Илье: «Пей-ко, Илюша, сам!». Выпил Илья и третью чару пива крепкого единым духом. И почувствовал Илья Муромец в себе силы богатырские, непомерныя. А божий странник ему и говорит:
— Ну, теперь с тебя, Илья, довольно! Иди на помочь, помогай своему отцу залог поднимать.
И скрылся божий странник — был и нет его. Пошел Илья в поле помогать своему отцу залог поднимать. Увидел весь народ-помочаны Илью, и крепко этому все дивились и сказали его отцу Ивану: «Смотри-ко, Иван, ведь это идет сынок твой Илюша!». Крепко обрадовался Иван, что бог послал исцеление сыну и крепость в ногах его, и что сын его Илюша не будет больше сиднем сидеть.
Между тем Илья подошел, поклонился народу и «бог-помочь» подал, а затем принялся за дело и стал помогать отцу залог поднимать. И закипела богатырская работа: возьмет Илья столетний дуб, вырвет его с корнем и бросит в реку, к вечеру работа была окончена. Все дубы и деревья были с корнями вырваны, речка была запружена и залог был расчищен.
Вернулся Иван домой и угостил весь народ и всех помочан веселым пиром. На следующий день Илья Муромец пошел к отцу, поклонился ему в ноги и сказал:
— Отпусти меня, родимый батюшко, из дома родительского, хочу я ехать в чистое поле-широкое раздолье разгуляться, хочу людей посмотреть и себя показать, хочу померяться своею силою богатырскою.
Старик Иван сыну своему не препятствовал и сказал ему:
— Ступай с богом, воли с тебя я не снимаю.
И стал Илья Муромец собираться в богатырский путь. Взял Илья богатырского коня своего дедушки-богатыря и стал обряжать его: накладывал он потнички на потнички, сверху накладывал черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых не для красы, а для крепости богатырской. Обрядивши коня, стал Илья надевать на себя сбрую богатырскую и богатырские доспехи: брал он палицу боевую и меч-самосеч, надевал на плечи тугой лук и полон колчан стрелами. Садился Илья на своего доброго коня, подъезжал к отеческому крыльцу и просил у отца благословения:
— Благослови-ко, родимый батюшко, богатырский путь держать.
Отец давал Илье благословение и сказал ему:
— Бог тебя благословит, Илья, ступай в добрый час на дело ратное, на поприще богатырское. Только слушай, Илья, и крепко помни мое родительское наставление. На доброе дело даю я тебе мое родительское благословение, а на худое дело нет тебе моего благословения. Не проливай ты напрасно крови христианской, не обидь в поле хрестианина, не обидь напрасно и татарина, не обидь и красной девицы и не охлопывай ее белых грудей.
Благословился Илья Муромец у отца и выехал из родного села. Подъехал Илья к Оке-реке, бросил в реку корочку хлебца и сказал: «Вот тебе, матушка река Ока, поилица-кормилица наша, прими и благослови!». Благословился Илья Муромец у Оки-реки и пустился в богатырский путь.
Богатырский конь Ильи Муромца глубоко выдергивал копытом землю, и из глубокой ископыти богатырского коня забили колодцы, и вода в них никогда не высыхала. Путь держал Илья Муромец через леса брынские, через поля куликовские, через бора разбойниковские, через матушку Сафат-реку.
Едет Илья Муромец лесами темными, дремучими, и повстречалась ему шайка разбойников. Напали разбойники на богатыря и хотели его ограбить. Илья Муромец не мешкал, снял он с плеча тугой лук и из колчана калену стрелу и пустил Илья стрелу с богатырской силой — по сенной копне стрела землю рыла. Всю разбойничью шайку богатырь разбил и очистил путь от разбойников.
Разделавшись с разбойниками, Илья Муромец пустился в богатырский путь дорогою прямоезжею, через Соловья-Разбойника заставу. Эта дорога тридцать лет уже, как запустела: ни конный по ней не проезживал, ни пеший не прохаживал; Соловей-Разбойник никого не пропускал, всех своим свистом оглушал. На этой дороге Соловей-Разбойник свил себе гнездо на двенадцати дубах и никого не пропускал. А как завидит за двенадцать верст какого конного или пешего, так засвистит своим богатырским соловьиным свистом, и всякого насмерть оглушал. И так много людей он ограбил и загубил.
Завидел Соловей-Разбойник со своих дубов витязя Илью Муромца за двенадцать верст и засвистал громким свистом, и богатырский конь Ильи Муромца пал на колени. Илья Муромец сказал коню:
— Что ты, конь мой, травяной мешок, рано подтыкаешься и не терпишь соловьиного свиста?
Завязал Илья Муромец своему коню уши крепко, чтобы он не слыхал соловьиного свиста, и поскакал прямо к двенадцати дубам, где сидел Соловей-Разбойник. Снял богатырь с плеча тугой лук, наложил каленую стрелу и как стрелил — прямо попал Соловью-Разбойнику в правый глаз. И полетел Соловей-Разбойник со своего гнезда и пал на землю, как овсяный сноп.
Илья Муромец связал Соловья-Разбойника крепко и привязал его в торока за своим седлом и поехал своим путем. У Соловья-Разбойника был в том лесу большой дворец с высокими и светлыми хоромами. В этом дворце жили три дочери Соловья-Разбойника с зятьями. Вышли дочери разбойника на высокий балкон и увидели на дороге конного витязя. Старшая дочь взглянула в ту сторону и сказала: «Вон наш тятенька едет и какого-то витязя в тороках везет». Взглянула и младшая дочь, да и говорит: «Нет, это какой-то витязь едет и нашего тятеньку в тороках везет».
Заплакали и заголосили сестры и стали думать, как быть и как горю пособить, и задумали они устроить для Ильи Муромца ловушку и сгубить его. Подняли сестры чугунную тяжелую подворотню на железных цепях. Как Илья Муромец въехал бы в ворота, так его эта подворотня и прихлопнула бы. А сами сестры вышли Илье Муромцу навстречу и стали просить и молить его:
— Заезжай к нам, добрый молодец, в наши светлые хоромы, откушай нашего хлеба-соли, испей чару зелена вина.
Илья Муромец согласился и поехал в палаты Соловья-Разбойника, подъехал он к воротам, увидел поднятую чугунную подворотню на цепях и понял хитрость дочерей разбойника и сказал: «У вас тут устроена ловушка». Повернул Илья Муромец своего коня и поехал своим путем-дорогой, а Соловья-Разбойника с собой повез.
Поехал Илья Муромец прямо в славный город Киев к князю Владимиру Киевскому[26]. Заезжает богатырь к князю на широкий двор, привязывает коня к дубовому столбу, к золоченому кольцу.
У князя Владимира был великий пир, собрались к нему князья и вельможи и сильномогучие богатыри Алеша Попович и Никита Добрынич. Между богатырями были поставлены железные сваи, чтобы они не подвинулись друг к другу и не подрались бы. Князь и гости весело пьют и гуляют. Заходит Илья Муромец в палаты княжеские, поклон бьет, честь воздает и низко кланяется князю Владимиру и всем гостям. Князь Владимир спросил Илью Муромца:
— Скажи нам, добрый молодец, кто ты и какого ты роду-племени, куда ты путь держишь и какою дорогою ты сюда приехал?
Поклонился Илья князю и сказал:
— Из славного я города Мурома, из села Чебакчарова, крестьянский сын Илья, сын Иванович, по прозванью Муромец. Ехал я дорогою прямоезжею, чрез Соловья-Разбойника заставу.
Услыхав эти речи, богатыри Алеша Попович и Никита Добрынич сказали с насмешкой Илье:
— Чего ты врешь, Илья Муромец, и зачем ты хвастаешься небывалыми подвигами? Тебе ли, такому юноше, ехать дорогою прямоезжею? Мы, богатыри получше тебя и посильнее, не тебе чета, да и то 30 лет не смеем этим путем проехать. На этой дороге свил себе гнездо Соловей-Разбойник и никого не пропускает, всех оглушает своим свистом.
Илья Муромец им на это сказал:
— Не верите словам моим, подите на широкий двор и сами посмотрите: я связал Соловья-Разбойника и привез его с собою.
Богатыри и все гости бросились из-за княжеских столов и побежали во двор посмотреть и полюбоваться на страшного разбойника. Вышел во двор и князь с княгиней. Все дивились и хвалили силу Ильи Муромца и славили его победу над страшным разбойником. Князь и княгиня стали просить Илью Муромца:
— Прикажи, Илья, Соловью посвистать, а мы послушаем, никогда мы не слыхали его богатырского посвиста.
Илья Муромец развязал Соловья-Разбойника, ввел его в палаты княжеские, а затем взял князя под одну свою пазуху, а княгиню под другую, закрыл своим кафтаном и приказал Соловью-Разбойнику:
— Пусти, Соловей, свой свист, только в полсвиста.
Соловей-Разбойник приказа Ильи Муромца не исполнил
и пустил свист полным свистом. И от этого свиста богатыри и весь народ на землю пали, и многих Соловей своим свистом насмерть оглушил. Илья Муромец рассердился и сказал:
— Не люблю я неверных слуг!
И разбил Соловья в трепет, а труп его выбросил во двор. Крепко обрадовался князь, что отделался от страшного разбойника, и стал он всячески чествовать и угощать Илью Муромца. И пошли в княжеских палатах пир и гулянья.
Долго богатыри пировали и гуляли у киевского князя, наконец надоели им и пиры, и гулянья. Илья Муромец сказал:
— Долго ли мы будем гостить и пировать у князя, и долго ли мы будем опивать и объедать его? Пора нам отправляться в богатырский путь на дело ратное!
Алеша Попович на это сказал: «Я поеду искать себе супругу; слышал я, что у бабы Горынки есть дочь Яга Ягинична, красавица собой, ее добывать я и поеду теперь».




А Никита Добрынич сказал: «Я 12 лет уже дома не бывал, а оставил дома жену молодую и старуху мать, поеду с ними повидаться, иначе они меня почтут за умершего».
Илья Муромец сказал: «А я поеду на Святые Горы повидать Егора Святогора, много я слышал о его великой богатырской силе, а видать его никогда не приходилось».
И разъехались богатыри всяк своею дорогою. Поехал Алеша Попович к бабе Горынке и стал сватать у ней дочь, красавицу Ягу Ягиничну, а баба Горынка не захотела отдать за Алешу свою дочь. И задумал Алеша силою взять дочь бабы Горынки и вступил с бабой в бой; бьется Алеша с бабой Горынкой день с утра и до вечера и не может одолеть ее, бьется другой день и третий, бьется неделю, месяц и целый год, и все бой ничем кончается: ни Алеша Попович не может одолеть бабы Горынки, ни она его.
Богатырь Никита Добрынич поехал к себе домой. Мать родная уже давно ждет Никиту, услыхала она топот его богатырского коня и говорит:
— Не сыра ли земля колышется, не леса ли зеленые к земле клонятся, не Никитушка ли ко мне домой возвращается?
Крепко обрадовалась старуха мать возвращению сына Никиты Добрынича и повела его в свои хоромы светлые. Входит Никита и видит, что его законная жена за посадом сидит и готовится ехать в церковь венчаться с соседним Королем.
Долго ждала молодая жена Никиту Добрынича, но он словно в воду канул: как уехал, так целых двенадцать лет о нем не было ни слуху ни духу, ни вестей ни павестей, и решила молодая жена, что мужа ее в живых нет. Тем временем Король соседнего царства, молодой и красивый собою, посватался за нее, и жена богатыря согласилась выйти за Короля.
Узнал обо всем этом Никита Добрынич и шибко закручинился, и хотел отсечь голову и Королю, и своей жене, да раздумался: «Зачем я буду проливать кровь неповинную, сам я во всем виноват, за целых 12 лет я ни разу не дал о себе весточки. Верно, судьба такая. Пускай же моя жена идет за Короля».
Выдал Никита Добрынич свою жену за Короля Королевича и сыграл веселую свадьбу, а после свадьбы поехал провожать новобрачных в столичный город Короля Королевича и там долго жил и гостил, и много пировал. Долго богатырь гостил и отдыхал и у своей старухи-матери в родительском доме. Наконец простился он с матерью и поехал опять в Киев ко князю Владимиру.
Богатырь Илья Муромец поехал во Святые Горы посмотреть богатыря Егора Святогора. Долго Илья Муромец ехал лесами темными, дремучими и степями широкими и наконец приехал в Святые Горы; стоят горы высокие, до самого неба, крутые и обрывистые. Едет Илья день, едет другой и третий и наконец увидел Егора Святогора.
Егор Святогор был богатырь силы непомерной и был он великан огромного росту, словно малая гора; долго жил на свете богатырь Егор Святогор, много сотен лет, и был он от старости слаб зрением и туговат на ухо. Богатыря Святогора по его богатырской силе и по его великому росту не могла держать на себе русская земля, и мог он ходить только по Святым Горам.
Конь под богатырем Святогором был под стать седоку: велик ростом и был он силы великой. Идет конь шагом, а копыта коня по щетку врезаются в каменную гору.
Завидел Илья Муромец богатыря Святогора и задумал помериться с ним своею силою богатырскою; взял он палицу боевую, рассердил своего коня, налетел на Святогора сзади и со всей богатырской силой ударил Святогора палицей в спину. Почувствовал Святогор удар и говорит: «Ах, паут укусил!». Илья наехал второй раз и ударил Святогора, а затем и третий раз. Тогда только повернулся Святогор и увидел Илью Муромца, и сказал:
— Ах, ты, молокосос, смеешь нападать на старого богатыря!
Схватил Святогор Илью Муромца вместе с его богатырским конем, связал их и привязал в торока за свое седло и поехал дальше своим путем, да скоро и забыл про Илью. Едет, конь Святогора подоткнулся, и Святогор сказал ему:
— Что ты, конь мой, подтыкаешься? Я никого на свете не боюсь!
А конь ему ответил человеческим голосом:
— Как мне не подтыкаться, ведь я несу на себе двух могучих богатырей и богатырского коня, тяжело мне!
Тут только Святогор вспомнил об Илье, развязал его и спросил:
— Кто ты, добрый молодец, и куда ты путь держишь, и что ты за невежа — нападаешь на меня, на старого богатыря?
И Илья Муромец сказал ему:
— Я славного города Мурома села Чебакчарова крестьянский сын, Илья сын Иванович по прозванию Муромец. Ехал я лесами темными, дремучими и убил Соловья-Разбойника, а теперь приехал сюда, в Святые Горы, чтобы тебя посмотреть.
Выслушал Святогор Илью Муромца и говорит ему:
— Ах ты, глупый Илюша! Нападаешь ты на меня, на старого богатыря: ведь мы с твоим дедушкой — славным богатырем — хлеб-соль водили.
Поехали богатыри дальше вместе. Святогор и говорит:
— Илюша, я светом недоволен, худо вижу и худо слышу, посматривай ты, не увидишь ли чего на дороге, не увидим ли мы какого Царя Царевича или Короля Королевича, или сильномогучего богатыря, тогда бы мы с ним стычку дали.
Хоть и стар Святогор, а богатырской повадки не бросает и всегда готов к богатырскому бою.
Едут дальше, и вот увидел Илья Муромец в стороне гроб и сказал:
— Вижу, Святогор, стоит на горе в стороне от дороги великая гробница, красиво сделанная.
Подъехали богатыри к гробнице. Святогор сказал:
— Ну-ко, Илюша, ляг в гробницу и примеряй ее, не для тебя ли она приготовлена.
Илья Муромец соскочил с коня, влез в гробницу и говорит оттуда:
— Нет, Сятогор, гробница не для меня сделана: она мне слишком велика.
Тогда Святогор сошел с коня и говорит:
— Ну-ко, я померю, не для меня ли гробница приготовлена.
Лег Святогор в гробницу, и она ему пришлась как раз. Святогор сказал:
— Гробница-то как раз по мне, для меня, должно быть, она и сделана. Ну-ко, Илюша, закрой меня крышкой гробовою.
Илья Муромец закрыл Святогора крышкой. Попробовал Святогор открыть крышку гробовую, да не мог: крышка словно прикипела к гробу. И говорит Святогор Илье Муромцу:
— Ну-ко, Илюша, открой крышку, я-то сам не могу поднять ее.
Стал Илья Муромец открывать крышку с гроба и, сколько ни старался, не мог ее открыть и даже пошевелить ее не мог, и говорит Святогору:
— Не могу я открыть крышку.
Тогда Святогор сказал:
— Возьми-ко, Илюшечко, свой богатырский меч и руби гробовую крышку.
Взял Илья Муромец меч, ударил гробовую крышку с одного конца, и под ударом меча появился сиклита железа обруч, который прочно сковал гробовую крышку вместе с гробом; ударил Илья мечом по другому концу гроба — появился другой сиклита железа обруч, ударил в третий раз, по средине гроба, появился третий сиклита железа обруч. И говорит Илья Муромец Святогору:
— Не могу я разрубить гробовой крышки и всякий раз под ударом моего меча появляется сиклита железа обруч, который плотно обхватывает гробовую крышку вместе с гробом.
Тогда Святогор сказал:
— Ну, Илюшечко, знать, смерть моя пришла ко мне, кончилась жизнь моя. Побудь около моего гроба, Илюша, и охраняй мою кончину. Когда я умру, то из меня пойдет пена; сначала пойдет белая пена, а потом желтая. Когда пойдет белая пена, ты не трогай ее, а когда пойдет желтая пена, ты лизни этой пены концом языка три раза, и тогда моя сила перейдет в тебя.
Сказал это Святогор и смолк. Илья Муромец остался у гроба и стал охранять кончину Святогора. Около гробницы лежали богатырские доспехи и сбруя Святогора; попробовал поднять их Илья и не мог не только отвести их от земли, а даже пошевелить их не мог. Ждет Илья день, ждет другой и третий, и вот забила из гроба Святогора пена; сначала шла белая пена, и ее Илья Муромец не трогал; после того пошла желтая пена, и Илья Муромец лизнул желтую пену концом языка три раза, и перешла в него богатырская сила Святогора. Попробовал Илья Муромец доспехи Святогора и на этот раз он мог свободно ими владеть и управлять. Так скончался великий и сильномогучий богатырь Егор Святогор.
Оросил Илья Муромец могилу Святогора горючими слезами, поклонился гробу его земным поклоном, распростился с могилой и собрался в обратный путь. Надел Илья Муромец на себя доспехи и всю сбрую богатыря Святогора и поехал своим путем.
Едет Илья Муромец горами и говорит: «Как много силы во мне прибавилось; если б теперь поставить столб и утвердить его одним концом в землю, а другим в небо, то я перевернул бы и небо, и землю: небо повернул бы вниз, а землю поставил бы вверху». Размышляет так Илья Муромец и вдруг видит: лежат на земле две малых сумочки, красивые такие; слез богатырь с коня и хотел поднять сумочки. Но как Илья Муромец ни старался, как ни напрягал свои богатырские силы, он не мог не только поднять сумочки, а даже пошевелить их.
Понял тогда Илья Муромец, что в сумочках этих содержится тяга земли и неба и что Бог оказал ему это испытание в наказание за его гордость. И крепко Илья Муромец покаялся в грехе своем и горячо помолился Богу: «Ах, Господи! — сказал Илья. — Согрешил я пред тобою гордынею своею и своим хвастливым словом». С этого времени сила у Ильи Муромца много поубавилась.
Проехал Илья Муромец Святые Горы и спустился на землю русскую; едет богатырь степью широкою, местностью открытою и ровною и видит: идет калечище прохожее, старый старичок 92 лет. Калечище на свой костыль обопрется и на пять верст вперед подается. Взял Илья Муромец свое копье долгомерное, разгорячил своего коня и помчался прямо на калечище и хотел его ударить. Калечище остановился и говорит богатырю:
— Ах, Илья Муромец, тебе ли, сильному богатырю, преследовать меня, старое калечище! Вы вот все богатыри ездите по разным путям и дорогам, а князя киевского Владимира оставили без охраны и без помощи, а к нему давно уже приехал страшный богатырь и великан Объедан. Он за обедом съедает по целому быку и выпивает по целой бочке пива; скоро Объедан сожрет все Киевское царство. Поезжай-ко, Илья, в Киев да избавь князя Владимира от этого страшного чудовища Объедана.
Илья Муромец взял у калечища костыль и шелом в 25 пудов, оделся в платье калечища и пошел пешком в Киев.
Пришел Илья Муромец в Киев, вошел в палаты княжеские и воздал честь князю Владимиру. И видит Илья: сидит за столом великан Объедан, а перед ним князь Владимир чуть не на коленях ползает и всячески чествует и угощает великана.
Подали Объедану целого жареного быка, и Объедан сожрал его всего, со всеми костями; принесли бочку пива в 12 ведер, и Объедан эту бочку единой рукой принимает и единым духом выпивает. Смотрит Илья Муромец и говорит:
— У моего дедушки была обжористая корова, по стогу сена съедала да по 12 ведер барды выпивала, да брюшина-то у коровы и лопнула, и корова сдохнула.
Рассердился Объедан на эти слова, схватил со стола всю золотую и серебряную посуду, сжамкал в один ком и бросил в Илью, но Илья отмахнулся, и ком пролетел мимо. Тогда Илья Муромец снял с головы своей шелом в 25 пудов, отданный ему калечищем, и ударил он шеломом Объедана и вышиб великана вместе со стеною.
Глубоко обрадовался князь Владимир своему избавлению от Объедана и горячо за это благодарил Илью Муромца. Взял князь Илью Муромца за руки белые, посадил его за столы дубовые и за скатерти браные и принялся его чествовать и угощать ествами сахарными и питьями пьяными. Крепко погулял и попировал Илья Муромец в палатах князя Владимира и хорошо отдохнул от подвигов ратных, а затем и в путь собрался. Князь Владимир с честью проводил Илью Муромца и щедро наградил его несчетной золотой казной.
Едет Илья Муромец лесами дремучими и вдруг выехал на чистую поляну и видит: Алеша Попович дерется с бабой Горынкой, и баба Горынка стала уже одолевать богатыря и вот-вот совсем загубит его. Подъехал Илья Муромец сзади Алеши Поповича и сказал ему:
— Бог помочь тебе, Алеша, ратное дело вести!
Алеше же было не до того — туго ему приходилось, он даже головы не повернул, не оглянулся и лишь сердито ответил:
— Какой еще там невежа явился! Не видишь разве, что я ратное дело веду!
Смотрит Илья Муромец на бой и видит, что неладно Алеша бой ведет, и говорит ему:
— Неладно ты, Алеша, бой ведешь, бей бабу Горынку по титькам-по белькам, пинай ее под гузно пинком, тут у бабы Горынки вся сила. Стал Алеша бить и пинать бабу Горынку, и скоро она окарачь поползла. И убил Алеша бабу Горынку своею палицей боёвою.
После того Алеша Попович взял нечестно дочь бабы Горынки Ягу Ягиничну, и все трое поехали в город Киев к князю Владимиру затем, чтобы у него справить свадебный пир. Приехали богатыри к князю киевскому Владимиру, а у него уже гостит и пирует богатырь Никита Добрынич. Обвенчали Алешу Поповича с дочерью бабы Горынки и на славу справили брачный пир. Дочь же бабы Горынки была, как и ее мать, сильная богатырша и великая волшебница; шибко она невзлюбила своего мужа Алешу Поповича и уже на подклети сказала ему: «Немного мы с тобою, Алешенька, наживем!».
Долго богатыри гуляли и пировали в высоких палатах князя Владимира и наконец решили все трое ехать вместе в чистое поле, в широкое раздолье разгуляться. Князь Владимир с честью проводил могучих богатырей, и поехали они путем-дорогой. Долго ехали богатыри и стали они промеж себя хвастаться своею могучею силой и сказали: «Нет на Земле силы, равной нашей, нет богатырей, которые могли бы померяться силами с нами своею силою; мы втроем могли побратоваться и с силами небесными».
Это гордое и хвастливое слово и погубило богатырей. Выехали богатыри на чистую поляну и решили остановиться на ночлег; раскинули они шатры белополотняные и легли спать. Наутро проснулись богатыри и увидели: неподалеку от их стоянки раскинулась белая палатка, и от этой палатки к ним стали подъезжать три витязя на белых конях; одеты витязи были во всем белом, белая одежда на них и белые доспехи блестели, как снег, и отливали серебром. Завидев этих витязей, Илья Муромец сказал:
— Ну-ко, Алеша Попович и Никита Добрынич, примите-ко этих добрых молодцев в мечи!
Сели богатыри на своих коней, обнажили свои мечи и полетели навстречу витязям и разрубили их пополам. И чудо сталося: вместо трех витязей оказалось шесть, и все шестеро на богатырей в бой идут. Секут и рубят богатыри, а сила вражеская все растет и все на богатырей напирает. Утомились богатыри, на помощь им выступил сам Илья Муромец.
Целый день с утра до вечера бились богатыри без отдыха, и чем больше секут они и рубят, тем больше появляется врагов, и все вражеские витязи в бой идут. Поняли тогда богатыри, что не с простыми воинами они бьются, а с самим небесным воинством. Страх овладел душами богатырей, испугались они и бросились бежать. Долго бежали богатыри и прибежали на Куликово поле и там окаменели. Говорят, что на Куликовом поле и до сих пор можно видеть окаменестые трупы богатырей. Так перевелись богатыри на Руси: должно быть, время их вышло.
Говорят, что пред концом света все богатыри опять оживут.


Лука Леонтьевич Заякин, крестьянин
деревни Артамоновой Тюменского уезда.
22 октября 1907 года.





Сказки







Емеля-дурак
Сказка


Начинается — починается
Сказка сказываться
От поль-польских,
От царей морских,
От курицы ступистой
И свиньи виноходой,
От бурушка И от коурушка.
Кто не станет сказку слушать,
Тому чирий в уши,
Головню в спину —
Жжет и палит И по заречье гонит.
Это не сказка,
Только присказка —
Сказка будет впереди.
Слушайте, господа.



I


В одном селе жил мужик; у него было три сына, два старших были умные, а третий — Емеля — был набитым дураком[27]. Заболел мужик и почувствовал приближение смерти; призвал он к себе трех своих сыновей и разделил весь свой капитал — 300 рублей — между тремя своими сыновьями по равной части, по 100 рублей на каждого сына; благословил старик детей и вскоре умер.
Похоронили дети своего отца-старика, помянули его честь честью и живут все вместе в родительском доме в мире и в добром согласии.
Собрались старшие братья в город на ярмарку, а деньжонок-то у них и не хватает, отцовские же денежки они поистратили и думают — как быть? И надумали: «Давай выманим деньги у Емели-дурака, к чему ему деньги. Так лежат, без толку». Посадили братья Емелю за стол, напоили, накормили его, приласкали и говорят ему:
— Емелюшко, завтра мы поедем на ярмарку, дай нам свои сто рублей, какими тебя батюшко благословил; мы на эти деньги будем торг торговать и барыши получать, вернем твои денежки, а на барыши купим тебе дорогие подарки: красную рубаху, красную шапку и красные сапоги; нарядишься ты и будешь ух какой молодец.
Знали братья, что Емеля шибко любил красный цвет. Подействовали слова братьев: Емеле-дураку захотелось получить дорогие подарки, вынул он из сундучка свои сто рублей и передал их братьям. На другой день братья уехали на ярмарку.
Днем стали бабы посылать Емелю по воду:
— Емеля, ступай по воду.
— Нет, не пойду по воду, я ленюсь, — ответил Емеля.
— Ступай тебе говорят.
— Нет, не пойду, я ленюсь.
— Погоди же ты, дурак, вот приедут наши мужики из города, привезут дорогие подарки: красную рубаху, красную шапку и красные сапоги, мы скажем им, чтобы они ни за что тебе этих подарков не давали.
Делать нечего, взял Емеля коромысло, надел два ведра и пошел на речку за водой; идет он по улице да таково горько плачет, так и заливается горячими слезами да причитает во все горло:
— Ах, если бы было мое старое имущество, были бы у меня мои деньги сто рублей, почто бы я по воду ходил. Теперь бабы станут меня каждый день по воду гонять.
Пришел Емеля на реку и хотел зачерпнуть воды, и видит: около плота ходит большая щука. И задумал Емеля эту щуку изловить; стал он подкрадываться. Подкрадывался, подкрадывался да изловчился и поймал щуку в ведро, и вытащил ее на берег. Щука взговорила человеческим голосом:
— Отпусти меня, добрый молодец, в воду.
— Нет, не отпущу, — сказал Емеля. — Добрые люди по целым дням стараются, да и то не всякий раз добудут такую щуку. Вот принесу я тебя домой, наши бабы тебе голову отсекут, хвост отсекут, а из середки такой пирог состряпают, только с миленькой поесть.
Сильно испугалась щука этих речей и пуще прежнего стала просить и молить парня:
— Отпусти меня, Емеля, и я сделаю тебе все, что ты пожелаешь.
— Сделай так, чтобы всегда исполнялось все, что я пожелаю, тогда я тебя отпущу.
— Хорошо, Емеля, все, что бы ты ни пожелал, будет исполняться по слову твоему. Теперь отпусти меня.
И Емеля бросил щуку в воду. Зачерпнул Емеля ведра и говорит: «Ведра, надевайтесь на коромысло». Ведра наделись. «Коромысло, неси ведра домой». Коромысло несет ведра по тропинке прямо домой, а Емеля идет за ним следом и хохочет во все дурацкое горло: рад, что ведра сами идут. Подошел Емеля ко двору: «Ворота, отворитесь». Ворота отперлись. Подошел к избе: «Двери, отворяйтесь», — и двери отворились. Вошел Емеля в избу: «Ведра, становитесь на лавочку, а коромыслицо, отправляйся на палатцы». И вещи разместились по указанным местам.
На другой день бабы говорят:
— Дурак, ступай в лес по дрова.
— Нет, не поеду по дрова, я ленюсь, — ответил Емеля.
— Погоди же ты, дурак. Как приедут наши мужики с ярмарки, привезут дорогие подарки: красную рубаху, красную шапку и красные сапоги, мы скажем им, чтобы они их тебе не давали.
— Ну, поеду по дрова, — сказал Емеля.
И Емеля стал приготовляться в путь: «Ну-тко, дровенки, катитесь ко мне в избу». И дровни вкатились в избу. «Топорик, ложись на дровни». И топорик лег. Сел Емеля на дровни и говорит: «Катитесь, дровенки, за город, в дуброву, там березник растет очень хороший».
И покатились дровни прямо через город по базарной площади и по толкучке. В городе была ярмарка, и народу было видимо-невидимо, и Емеля своими дровнями задавил и искалечил много народу. В городе поднялась тревога и суматоха, люди кричали: «Держи, лови его…». Да где удержать, от Емели и след простыл.
Стали доискиваться, кто проехал. Дознались: Емеля проехал. И в народе решили: поедет Емеля обратно, изловим его и на славу поколотим.
Емеля между тем приехал в лес и начал распоряжаться: «Топорик, руби дрова». И топорик начал рубить и скоро нарубил дров. «Дрова, складывайтесь на дровни». И дрова улеглись на дровни. «Топорик, сруби мне какую попрочней дубинку». И топорик высек добрую дубинку. Взял Емеля дубинку, сел на дровни и говорит: «Ну-тко, дровенки, катитесь назад домой».
Едет Емеля на дровнях через город, а там большая толпа народу собралась и поджидает Емелю, и как только увидела Емелю, окружила его на санях и стала его теснить и стаскивать с дровней, а Емеля крикнул: «Ну-тко, матушка дубинка, обломай им руки и ноги».
И пошла дубинка работать, и принялась она бить мужиков по рукам и по ногам без разбору и много людей изувечила.
Весь народ разбежался, и Емеля продолжал свой путь; приехал домой и распоряжается: «Дрова, откидывайтесь в поленницу». Дрова уложились на место. А Емеля взял дубину и с нею залез на печь и полеживает.



II


Между тем в городе доложили царю о проказах Емели. Царь сильно рассердился и послал в деревню послов с приказом привести к нему Емелю на расправу. Пришли послы на деревню и боятся войти в избу, где живет Емеля: как к нему приступить, коли он лежит на печи с дубиной — насмерть зашибет.
Послы призвали к себе баб и стали спрашивать, как они справляются с Емелей и как они заставляют его исполнять их распоряжения; и бабы сказали, что они грозят Емеле лишить его подарков: красной рубахи, красной шапки и красных сапогов, и Емеля их слушает и исполняет, что они ему прикажут.
Когда посланники пришли в избу, Емеля лежал на печке с дубинкой. Послы ласково сказали Емеле:
— Емелюшко, за твои-то дела и подвиги царь купил тебе красную рубаху, красную шапку и красные сапоги и даст тебе их, когда ты придешь к нему. Пойдем с нами к царю, Емеля.
Емеле желательно было получить эти подарки, и он сказал:
— Ступайте, я следом за вами пойду.
Уехали послы, а Емеля говорит: «Ну-тко, матушка печка, поворачивайся да выходи из избы». И печь вышла из избы. «А теперь, матушка печка, вези меня в город, в царские палаты». И помчалась печка.



Скоро Емеля обогнал послов и приехал в город; едет он мимо царского дворца и видит: на балконе гуляет царская дочь, да такая красавица, что и сказать невозможно. И говорит Емеля: «Вот если бы такая красавица да полюбила меня молодца». И стало по слову его. Красавица царевна, как увидела Емелю-дурака, так и влюбилась в него, жить без него не может, о нем только и думает.
Выехал Емеля на печке в царские палаты, и его окружили дворцовые служители и начали его стаскивать с печи и всячески его теснить: один толкнет, другой щелкнет. Вышел Емеля из терпения и говорит: «Коли вы меня так принимаете, так я и на глаза царю не хочу показываться. Ну-тко, матушка печка, поворачивайся да вези меня обратно домой». Печка повернулась и пошла домой. Дворцовые служители закричали: «Держи, держи его». Да где удержать!
Прибыл Емеля домой и говорит: «Печка, становись на прежнее место». И печка стала так, что и незаметно было, что она отсюда уходила.
Царь между тем узнал об этом ослушании Емели-дурака и пуще прежнего опалился на Емелю великим гневом, и решил казнить его лютою казнью.
Узнала об этом царевна, явилась к царю и таково-то стала просить и молить царя помиловать Емелю, и так-то заступаться за него. Царь разгневался за это на дочь и сказал ей: «Ты уж не соучастница ли в преступлениях Емели?». А царевна не смотрит на гнев отца-царя и на его угрозы и все неотступно просит царя за Емелю. Тогда царь опалился гневом на свою дочь-царевну и грозно приказал: «Посадить мою дочь вместе с Емелей в бочку и бросить в море».
Послал царь посла схватить Емелю живого или мертвого. Посол поехал на деревню и не знал, как схватить Емелю: боится, что Емеля зашибет его своей дубинкой. Узнал посол, что Емеля любит вино. Пришел царский посол в избу к Емеле и стал заводить с Емелей ласковые речи, а затем поставил на стол бутылочку сладкого вина и принялся угощать Емелю; Емеля напился, свалился и уснул.
Посол взял сонного Емелю и привез его в город, а там уже была приготовлена бочка, посадили пьяного и сонного Емелю вместе с красавицей царевной в бочку и бросили в море, и понесло бочку по морским волнам.
Долго спал Емеля, наконец проснулся и говорит:
— Ох, как тесно и неловко спать.
А царевна говорит:
— Ах, Емелюшко, ведь нас с тобой царь посадил в бочку и бросил в море. Скажи, Емелюшко, слово, чтобы нас вынесло на сушу.
— Нет, не скажу, я ленюсь, — ответил Емеля.
— Скажи, Емелюшко. Не то поднимется буря, разобьет нашу бочку, и мы погибнем.
— Пусть эта бочка очутится на суше, — сказал Емеля.
И вот бочку словно подбросило какою-то невидимою
силой, и она очутилась на суше.
— Пускай бочка рассыплется, — сказал Емеля.
И бочка рассыпалась, и Емеля с царевной вышли на свободу. Смотрят: они оказались на большом и необитаемом острове, остров представлял собою сплошное болото-зыбун, и не было на нем ни живой души, ни жилья человеческого… Царевна говорит:
— Емелюшко, скажи слово, чтобы на острове этом хотя бы плоды и фрукты появились, мы бы с тобой покушали.
— Нет, не скажу, я ленюсь, — ответил Емеля.
— Ах, Емелюшко, я голодна и сильно хочу кушать, и могу умереть с голоду.
— Пусть же на этом острове вместо болота будет увал и на этом увале пусть растут фруктовые и плодовые деревья и разные вкусные ягоды.
И вот по слову Емели на острове на месте болота появился прочный увал, а на нем появилось множество разных фруктовых и плодовых деревьев с сочными и зрелыми фруктами и плодами. Пошел Емеля с царевной, и стали кушать плоды и фрукты и накушались досыта. Царевна опять говорит Емеле:
— Нам здесь нет приюта. Скажи, Емелюшко, слово, чтобы явилась здесь какая-нибудь хижина или палатка.
— Нет, не скажу, я ленюсь.
— Ах, Емелюшко, пойдет буря, пойдет холодный дождь, куда мы укроемся. Нас засечет дождем, и мы замерзнем от холода.
— Пусть на этом месте будет дворец лучше и красивее царского дворца, — изрек Емеля.
И появился роскошный дворец, больше и лучше царского дворца. И живет Емеля во дворце вместе с царевной. На острове было много разных птиц и всякого зверя. Сделал Емеля себе лук и стрелы и стал ходить на охоту и сделался хорошим охотником: бил птицу на полете, а зверя — на побеге. Ходил однажды Емеля на охоту в дремучий лес и увидел там белку, да такую хорошую и пушистую, что и сказать нельзя. И задумал Емеля изловить белку; тихо он подкрался и схватил белку, принес ее домой и пустил ее в свой сад при дворце. А белка та, оказалось, была не простая, а мудреная: Белка песенки поет И орешки все грызет,
И орешки не простые,
Все скорлупки золотые.
Однажды во время охоты Емеля увидел корабль на море — проходил он мимо острова, и закричал Емеля громким голосом:
— Господа корабельщики, не пробегайте мимо, заходите к нам на остров, милости просим у нас хлеба-соли откушать.
Корабельщики приняли приглашение: грех от хлеба-соли отказываться — и решили пристать к острову.



III


Корабельщики остановили корабль, бросили якоря и вышли на берег и много дивились тому чуду, которое открылось пред их глазами: недавно еще этот остров был безлюдный и представлял собою сплошное болото-зыбун, а теперь на нем такой роскошный дворец и растут целые фруктовые рощи. Емеля пригласил к себе в дом заморских гостей, накормил их досыта и напоил допьяна. Купцы-корабельщики осмотрели дворец, послушали, как белка песенки поет, и полюбовались, как она золотые орешки грызет, и собрались в дальнейший путь.
Купцы же эти были из того самого города, где царствовал отец царевны. Емеля и царевна проводили купцов с честью и с лаской и дали им много дорогих мехов в подарок царю. Прибыли купцы в свою столицу и прямо пошли в царский дворец. Царь встречает купцов с честью и с радостью и спрашивает их:
— Расскажите, господа корабельщики, что вы видели и что вы слыхали, и как люди живут в чужих заморских странах.
Поклонились корабельщики царю и сказали:
— За морем житье не худо, там живет такое чудо. Есть на море буйный остров, прозывается он Котлинным, искони веков этот остров был безлюдным и пустынным, и самый остров этот представлял собою сплошное болото-зыбун. Но вот в последнее наше плавание, проходя мимо острова, мы увидели, что на месте болот тянется крепкий увал, а на нем разбросаны сады и рощи с плодовыми и фруктовыми деревьями, и стоит большой и роскошный дворец, а в нем живет какой-то неизвестный князек и забавляется охотой: бьет птицу на полете, а зверя на побеге. Князек этот просил нас в свои палаты, накормил досыта, напоил допьяна и показал нам дивное диво — белку, которая ходит и песни поет, и золотые орешки грызет. И послал этот князь вашему величеству подарки — дорогие меха. Этими подарками, государь, мы теперь вам и кланяемся.
И предложили корабельщики царю подарки — дорогие меха. Выслушал царь рассказ корабельщиков и опалился великим гневом и сказал:
— Какое же право имел этот князь овладеть моим островом без моего ведома и согласия? Следует его за это проучить.
И послал царь послов на остров к Емеле со строгим наказом: явиться к царю немедля и безо всякого отзыву. Явились послы к Емеле и передали ему приказ царя.
Выслушал Емеля послов царя и говорит им:
— Подите и скажите царю, чтобы он сам явился ко мне немедля и безо всякого отзыву, если хочет меня видеть.
Послы понесли царю ответ Емели.
По уходе послов Емеля стал думать такую думу: «Вот я послал царю приказ явиться ко мне и знаю, что он явится, так как всякое слово мое и всякое мое желание исполняется. Но ведь надо уметь царя принять и угостить. Возможно, что царь пожелает купить у меня мой остров со всеми его богатствами и дворцом, а я и продать-то толком не сумею. Ведь я не в полном уме-разуме, и в родном доме меня иначе не называли, как Емеля-дурачок».
Тяжелы были Емеле эти горькие думы. Горячо помолился Емеля Господу Богу, а затем сказал громким голосом: «Щука-рыба, услышь мое моленье и сотвори по моему прошению: пусть же отныне я буду умная умница, разумная разумница, умел бы я купить и продать, налить и подать, слово умное сказать, к царю выйти и с ним поздороваться».
И вот изменилось все естество и вся плоть Емели, и не стал он больше дураком и оборвышем, сделался он умницей и разумницей и стал «леп и хорош: зрил бы глядил — очей не сводил»[28].
Явились послы к царю и передали ему приказ Емели явиться к нему на остров немедля и без всякого отзыву. Куда гнев и гордость царские делися! Заторопился царь и говорит: «Надо ехать». Снарядил царь корабли и поехал на остров.
Емеля встретил царя с честью и с радостью, и со всяким весельем; повел он царя в свой дворец, напоил допьяна и накормил досыта. Выпил царь и, знать, сделался смелее, и говорит грозным голосом Емеле:
— По какому же праву ты не исполнил моего приказу и не явился ко мне.
— Ваше царское величество, рад бы душой да хлебец чужой. Сами посудите: нет у меня ни лодки, ни коня, нет у меня и верных слуг, на чем же бы я поехал, и кто бы меня повез к вам?
Подумал царь и решил, что Емеля рассуждает правильно, и спрашивает:
— Скажи мне, кто ты и откуда ты появился?
— Я — «бросовый человек», ваше царское величество.
— Как это «бросовый»?
— Вы же и бросили меня. Помните, вы посадили в бочку Емелю-дурака и бросили в море. Емеля-то я самый и есть.
— Но ведь я бросил в море Емелю-дурака вместе со своею дочерью.
— Ваша дочь, государь, жива, здорова и живет в этих же палатах.
Сказал это Емеля, отворил дверь в соседние палаты и сказал: «Царевна, пожалуйте сюда и повидайтесь с вашим тятенькой». Вышла царевна, поклонилась царю и поздоровалась:
— Здравствуй, государь ты мой, родимый батюшко.
Увидал царь свою дочь живою и крепко обрадовался: он
почитал царевну уже мертвою, сильно жалел ее и горько оплакивал. На радости царь с Емелей и с дочерью-царевной принялись пить, гулять и всячески веселиться: у Емели во дворце было чего попить и поесть.
Три дня пировали они, наконец собрались все вместе в столицу в гости к царю, а там не мешкали — объявили Емелю и царевну женихом и невестой, пир пирком — и за свадебку. И пошло во дворце и по всей столице великое веселье и пированье.

И я там был,
Пиво-мед пил,
По усам текло,
А в рот ни зерна не попало.



Д. Н. Плеханов, крестьянин
с. Плехановского Тюменского уезда.
19 марта 1907 г.





Царь Солома
Сказка


I

В одном селе жили-были старик-нищий да старуха-нищая, жили они каждый в своем домишке и терпели великую нужду, и питались Христовым именем. У старика-нищего была худенькая пегая кобыленка, а у старухи-нищей была телега. И сговорились нищие старик со старухой запречь кобылу старика в телегу старухи, чтобы ехать вместе покусочки, да тем и питаться.
Поехали. Кобыла-то была бережая, и вот во время одного переезда на дороге кобыла стала в оглоблях жеребиться и принесла жеребеночка. Старухе захотелось овладеть жеребеночком, дескать, вырастет и возить ее станет, и сказала она:
— Вот и хорошо, моя телега принесла жеребеночка.
— Что ты, старуха, — возразил старик-нищий, — статочное ли дело, чтобы телега приносила жеребенка: это моя кобыла принесла его. Жеребенок мой.
— Нет, мой жеребенок, — настаивает старуха, — моя телега принесла.
И завязался горячий спор у старика со старухой; спорят, и никто не хочет уступить: и тому надо жеребенка, и другому надо. Долго спорили и решили идти по суду. Сначала нищие обратились к своему выборному[29], выборный выслушал старика со старухой, посмеялся над ними и отослал их от себя прочь, и сказал: «Где мне разобрать такое дело. Убирайтесь прочь. Ищите суда повыше».
Тогда старик со старухой пошли к губернатору, но и губернатор не мог рассудить их и прогнал от себя. Пошли нищие на суд к самому царю; пришли в столичный город и явились в царские палаты. Самого царя в это время дома не было, он был в дальней отлучке, дома оставалась одна царица, и была тогда она беременна — на сносях. Доложили царице, что пришли судиться какие-то нищие старик со старухой, и царица решила сама принять жалобу нищих и учинить суд по их делу.
Призвала царица нищих старика и старуху и предложила им изложить свою жалобу, и нищие подробно и обстоятельно изложили свое дело и просили царицу рассудить их спорное дело по Божьей правде. Выслушала царица дело и думает: «Конечно, старик прав, но жаль мне старуху, кобыла принесет старику еще жеребенка, а старушка где возьмет себе лошадку, надо ей отдать жеребенка».
И вот царица постановила по делу решение: жеребенка принесла телега, и потому жеребенок должен принадлежать старухе. И только что царица изрекла это решение, как из утробы ее послышался детский голос, который слышали все окружающие: «Распутница по распутнице клобук кроет. Разве телеги приносят жеребенка?». Услыхала царица этот голос своего детища и страшно разгневалась, и говорит: «Если ребенок в утробе моей так бранит меня, то что же будет, когда он родится. Нельзя ждать добра от такого ребенка». И решила царица убить свое детище прямо по его рождении.
Пришло время, и родила царица сына, призвала она к себе повара, отдала ему новорожденного сына и приказала: «Возьми этого ребенка и заколи его, а сердце и печень его зажарь и подай мне к завтраку». Взял повар царевича, понес во двор, взял нож и принялся точить его, чтобы заколоть ребенка; точит повар нож, а сам горючими слезами обливается: жаль ему губить царское дитя. Вдруг ребенок заговорил:
— Повар, зачем ты ножик точишь, меня хочешь колоть?
— Да, царевич, царица-мать приказала мне тебя заколоть и зажарить тебя к завтраку.
— Ты лучше заколи щенка, сука на царской псарне недавно принесла много щенят, зажарь одного щенка и подай к столу, а меня отведи за город и спрячь в зарод соломы. Только мясом щенка вы не кормите царицу и не скверните ее непотребной пищей, а для этого вы, когда будете подавать жареное мясо к столу, то уроните кушанье на пол как бы случайно, царица с полу есть не станет.
Повар рад был исполнить просьбу царевича, взял он ребенка, отвез его за город и спрятал в зарод соломы, а затем, вернувшись, заколол щенка, зажарил его сердце и печень, и, когда настало время завтрака, повар приказал лакею как бы случайно уронить жаркое на пол. Села царица за стол, лакей поднес жаркое, споткнулся и уронил мясо на пол; царица уже не пожелала кушать мясо с пола, взяла она это мясо, понюхала-понюхала, да и говорит: «Собака, так собачий и дух несет». И бросила мясо. Так и не узнала она, что мясо-то ей было приготовлено собачье.
Лежит ребенок в соломе; днем приехал к зароду мужик, чтобы наложить воз соломы и отвезти домой. И только что мужик принялся накладывать воз и запустил вилы в солому, как услышал из соломы детский голос:
— Стой, мужик, ты меня заколешь.
«Что такое?» — думает мужик и принялся руками разгребать солому, и нашел ребенка; обрадовался мужик этой находке несказанно: своих-то детей у него не было; взял он ребенка и повез домой. И жена была рада найденышу. И назвали мальчика Соломой, Соломкой. Живет и растет Соломка в доме мужика, и удался он такой славный мальчик: красивый, умный и смышленый.
Между тем вернулся домой сам царь и увидел жену уже простою, удивился царь этому и спросил жену:
— Царица, я оставил тебя беременною, где же ты девала ребенка?
А царица ему ответила:
— Нет, государь, я не была беременна, это во мне был занос[30].
— Какой там занос, когда я сам чувствовал биение младенца в чреве твоем, да и ты сама не скрывала свой беременности.
Но царица упрямо настаивала на своем, что в ней не было беременности, а было лишь заносище. Видит царь, что дело нечисто и что царица где-нибудь скрывает своего ребенка или даже его извела, но зачем она так поступила — этого царь никак не мог понять.
Стал царь совет держать и думу думать, как быть и что надо предпринять, чтобы найти ребенка, и решил поступить так. Призвал царь к себе своего старого и мудрого министра и сказал ему:
— Возьми ты мою богатую карету и поезжай по селам и деревням, и вступай в разговоры с крестьянскими детьми и по разумным ответам ты опознаешь царского ребенка.
Сел министр в царскую карету и поехал. Много сел и деревень он объехал, но нигде не мог найти царского сына; наконец министр заехал и в ту деревню, где жил и воспитывался Соломка. Министр въехал в деревенскую улицу и направился прямо к толпе ребятишек; был тут же в толпе ребятишек и Соломка, он сидел на бревнах и ел кусочек хлеба.
Остановил министр свою карету и спрашивает ребятишек:
— Ребята, хороша ли моя карета?
Ребятишки молчали и лишь пялили глаза на министра и на его карету.
— Кто из вас, ребята, оценит мою карету, — опять спросил министр.
Но ребятишки продолжали молчать, и лишь Соломка ответил министру:
— Дорога ли твоя карета — она и вот этого кусочка не стоит.
Сколько ни старался министр, а никакого толку от ребятишек больше он не добился и уехал из этой деревни. Объехал министр все царство и вернулся к царю с пустыми руками, и сказал ему:
— Государь, ничего путного не нашел я и ни одного умного ребенка не встретил. Лишь в одной деревне я встретил мальчишку пошустрее и поумнее других; на мой вопрос, сколько стоит моя карета, он ответил, что она не стоит и кусочка хлеба, только я даже забыл, в какой деревне это было.
Царь выслушал доклад своего министра и с упреком сказал ему: «Наверное, этот мальчик и есть царский сын». Так царского сына отыскать и не могли.
Между тем мальчик Соломка жил и рос в деревне и с каждым годом становился красивее и умнее; его названые родители радовались и нарадоваться не могли на чудного и смышленого ребенка. По целым дням Соломка бегал и резвился на деревенской улице вместе с крестьянскими детьми.
В один день дети по обыкновению на деревенской улице забавлялись детскими играми и шалостями, сначала играли конями — надоело, стали играть иначе — опять надоело. И стали ребятишки рассуждать, в какую бы им игру играть, и решили играть в царя. Но кого же избрать царем и как его избрать? Думали так и эдак — ничего не выходит: и тому хочется быть царем, и другому. Соломка и говорит:
— Давайте поставим перед иконой свечку и будем к иконе подходить поочередно, перед кем загорится свечка, тот и будет царем.
Ребятам понравилось это предложение. Достали восковую свечу, прилепили ее к иконе, и стали ребятишки подходить к иконе, но ни перед кем свечка не загорелась; наконец дошла очередь до Соломки, подошел он к иконе, и свечка загорелась, и Соломку назначили царем.
Царь Солома объявил своему ребячьему царству, что он будет царствовать строго и никому потачки давать не будет. Ребятишки стали бояться царя Соломы и стали с покорностью исполнять его волю, так как царь за всякий проступок наказывал строго.
Однажды один мальчик украл у другого три «коня», т. е. три прутика, на которых мальчик ездил верхом, как на конях. Обиженный мальчик схватил вора и повел к царю Соломе на суд. Царь Солома разобрал дело и решил: за первую кражу лошади полагается наказание плетьми, за вторую кражу лошади полагается ссылка на поселение и за третью кражу лошади полагается смертная казнь через повешение. И приказал царь Солома повесить вора-мальчика. И его повесили.
Родители казненного мальчика пошли к царю с жалобой на Солому, и царь приказал привести Солому к себе. Явился Солома, и царь спросил его:
— За что ты повесил мальчика?
И Солома ответил царю:
— Государь, наши деревенские ребятишки избрали меня царем над ними, и избрали они меня не по своему желанию, а по Божьему изволению — передо мной зажглась свечка, прикрепленная к иконе, а перед другими мальчиками свеча не воспламенялась. И стал я царствовать в своем царстве, и царствовал справедливо, но строго и потачки никому не давал. Однажды ко мне на суд явились два мальчика, и один обвинял другого в краже трех коней, и я рассудил так: за первую кражу коня полагаются плети, за вторую — ссылка, а за третью кражу коня — смертная казнь через повешение. И я приказал повесить вора.
Выслушал царь Соломку и дивился мудрому ответу ребенка, и больше того удивился его необычайной красоте. И решил царь оставить Соломку при себе и воспитать его как сына. Оставил царь в своем дворце мальчика, а имя его Соломка переменил в Соломона. Так мальчик Соломка превратился в царевича Соломона.
Подрос царевич Соломон, и царь женил его на юной принцессе, красивой собой. Не знал царь, что принцесса была волхитка и состояла до замужества в связи с одним заморским принцем. Не знал этого и сам царевич Соломон.


II


Скоро престарелый царь умер, и Соломон сделался царем. Прошло так сколько-нибудь времени, царица и говорит Соломону:
— Супруг мой, я чувствую, что приближается конец моей жизни и к такому-то дню я умру.
Удивился Соломон этому заявлению своей жены и спрашивает ее:
— Да откуда же тебе знать день твоей смерти?
— Да так, уж знаю. В такой-то день я умру.
Так царь Соломон и не добился у жены никакого толку. Царица между тем продолжала:
— Государь, исполни мою последнюю волю. Когда я умру, то ты не зарывай моего гроба в землю, ты прикажи положить мое тело в богатую гробницу и повесить ее на дуб, который растет в таком-то месте на берегу моря.
Царь Соломон обещал исполнить завещание царицы. В урочный день царица умерла. Когда доложили об этом царю Соломону, то он подумал: «Не притворяется ли моя жена?». Взял он железное жигало, раскалил его докрасна и раскаленным жигалом прожег насквозь ладонь правой руки царицы, но царица осталась неподвижною.
Тут только царь убедился в смерти своей жены, приказал он положить тело царицы в роскошную гробницу, отвез ее на указанное место на взморье и повесил гробницу на дуб; около же дуба царь поставил стражу в пятьдесят человек охранять гроб царицы.
Недолго прошло, и вот к морскому берегу пристал на многих кораблях заморский принц — любовник царицы; принц со своими солдатами высадился на морской берег, посек всю стражу в пятьдесят человек, приставленную царем Соломоном, снял с дуба гроб, перенес на свой корабль и вынул из гроба царицу. И вот царица того же раза ожила и была здорова и невредима, будто с ней ничего особенного и не было.
Увез принц жену царя Соломона в свою столицу и стал с ней жить, как с женой. Доложили о случившемся царю Соломону, и царь крепко задумался над тем, кто и с какой целью похитил гроб царицы и кто посек стражу. Никто этого не знал и никто ему этого объяснить не мог.
У царя Соломона был родной брат-царевич, царевич в эту пору по делам государственным проживал в столице заморского принца и видел, как принц привез к себе жену царя Соломона, которую он хорошо знал. Покончивши с делом, царевич вернулся домой, и ему царь Соломон стал жаловаться на свою судьбу, на смерть жены и на похищение ее гроба. Выслушав царя Соломона, царевич сказал ему:
— Государь, твоя жена жива и здорова и вполне благополучна, и живет она весело и счастливо; ее увез к себе заморский принц и сделал ее своею женою. Я сам видел царицу.
Разгневался царь Соломон великим гневом и решил во что бы то ни стало достать жену от заморского принца, и решил царь идти на заморского принца войною, и стал готовиться в поход.
Царь сделал три рекрутских набора в год и собрал большое войско, во главе этого войска он поставил своего брата и дал ему подробные и обстоятельные инструкции, как повести дело. И повел царевич войско кружным путем, чтобы врасплох напасть на столицу заморского принца.
Сам же царь Соломон сел на корабль и прямым путем направился во вражескую страну, скоро он прибыл в столицу заморского принца и прямо пошел в его дворец; самого принца дома не случилось, и царь Соломон в царских палатах застал только одну царицу — жену свою. Коварная царица притворилась ласковою и приветливою. Встречает она царя Соломона с радостью и весельем, и с полным удовольствием:
— А, царь Соломон, какие ветры тебя сюда занесли?
— Тебя-то, царица, какие ветры завеяли и зачем сюда занесли? — отвечает царь Соломон.
Царица будто не замечает этого намека и говорит:



— Ах, царь Соломон, сейчас вернется принц и убьет тебя, надо тебя куда-нибудь спрятать.
— Да куда же ты меня спрячешь?
— Да вот в моей спальной комнате сундук стоит, в него я тебя и спрячу.
Взял царь Соломон свой золотой жезл и влез в сундук, а царица закрыла его крышкой и заперла замком. Вернулся домой принц, царица спрашивает его:
— Если бы царь Соломон теперь явился сюда, то что бы ты с ним сделал?
— Что же мне с ним сделать, — сказал принц, — отсек бы ему голову.
— Ну вот и отлично. Пожалуй-ка сюда, царь Соломон сидит у меня в сундуке под замком.
Отперла царица замок и открыла крышку сундука. Увидел принц царя Соломона, обрадовался и сказал:
— Ну, теперь ты, царь Соломон, из моих рук не уйдешь, сегодня же велю отсечь тебе голову. Да у тебя и твой золотой жезл, вот это хорошо: вместе с ним, твоим жезлом, перейдет ко мне и твое царство.
Позвал принц слуг своих и приказал им взять царя Соломона и сейчас же отсечь ему голову. Царь Соломон сказал принцу:
— Государь, какая тебе польза убить меня как обыкновенного преступника, никто о моей смерти знать не будет, если ты кому скажешь об этом, то никто тебе не поверит, что ты убил самого царя Соломона. Ты лучше прикажи казнить меня на городской площади на эшафоте при торжественной обстановке, и тогда весь мир узнает, что ты казнил царя Соломона, и будет тебе честь и великая слава.
Принцу понравилось это предложение царя Соломона, и он приказал на городской площади построить эшафот и на нем поставить рель-виселицу, и объявить по всему своему царству, что в такой-то день будет совершена казнь царя Соломона.
В назначенный день на городскую площадь около эшафота собралось народу видимо-невидимо, привели и поставили все полки солдат. Наконец и сам принц с царицей поехал на площадь, а царя Соломона приказал везти за собой на особой телеге. Дорогой царь Соломон говорит принцу:
— Государь, разъясни мне одно мое недоумение. Смотрю я на твою карету и дивлюсь: передние-то колеса лошадь везет, а задние-то колеса какою силою катятся, не черт ли их подпиливает?
— Эх ты, царь Соломон, — сказал принц, — а тебя еще почитают мудрым человеком, а ты таких простых вещей не понимаешь. Задние колеса прикреплены к передним дрожинами и жердочками, оттого они и катятся за передними.
— Вишь, какие премудрости, — сказал царь Соломон.
Прибыли на место казни. Вошел царь Соломон на эшафот и говорит:
— Государь, позвольте мне перед смертью в турий рог поиграть.
И принц сказал:
— Ну что ж, поиграй, а мы тебя послушаем.
Взял царь Соломон турий рог и заиграл таково нежно и приятно, да таково жалостно. Весь народ и все войско, и сам принц с царицей заслушались игры царя Соломона. Долго играл царь Соломон. И не знал принц, что этой игрой царь Соломон давал сигнал своему брату-царевичу с войском.
Царевич, брат царя Соломона, в это время уже подступил к самой столице принца и укрывался в окрестных лесах и кустах. Заслышав турий рог, царевич бросился в столицу со всеми своими войсками и врезался на самую площадь, где стоял эшафот. Царь Соломон утомился и прекратил игру, отдохнул недолго и говорит принцу:
— Позволь, государь, еще и уже в последний раз поиграть в турий рог.
Принц охотно согласился: ему понравилась игра и забавно было слушать царя Соломона. Опять заиграл царь Соломон, и заиграл еще лучше и нежнее, и жалобней. Играет царь Соломон, заслушались его игры принц и весь народ. Но царевич в это время и все его войско принялись сечь и губить всех, кто попадется под руку: и народ, и вражеских солдат.
Кончил игру царь Соломон, а его солдаты покончили со всей неприятельской армией и со всем вражеским народом — всех посекли наголову. Увидел это царь Соломон, и наполнилось сердце его великою радостью, и сказал он принцу:
— Государь, я видел сон, будто бы прилетели мои голуби и поклевали всю твою белояровую пшеницу.
Оглянулся принц и видит, что вся его армия и весь его народ посечен, в живых остался только он да царица.
Тогда царь Соломон сошел с эшафота и приказал своим солдатам повесить принца и царицу, жену свою, на той самой рели, которая была приготовлена для него самого.


Д. Н. Плеханов, крестьянин
с. Плехановского Тюменского уезда.
14 июня 1907 г.





Калмазан Варгутович
Сказка



I


В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Варгут. У него был единственный сын Калмазан; царевич был умен, силен и красив собой. Время шло, царевич возрастал в доме родительском, обучался разным наукам и наконец пришел в цветущие года, настало время женить его. Однажды старый царь Варгут призывает к себе Калмазана и говорит ему:
— Любезный мой сын царевич Калмазан, ты уже пришел в цветущие года и достиг совершенных лет, время тебе подумать и о супружестве. Много красавиц есть среди царевен и королевен в иных царствах и соседних государствах, немало красавиц-девиц и в нашем царстве среди дочерей наших князей и вельможных бояр, выбирай любую.
Поклонился Калмазан своему отцу и говорит:
— Государь мой батюшко. Не время мне еще жениться, и нет мне по сердцу девиц среди царских и боярских дочерей, да и нет у меня никакого желания жениться, и никогда я не женюсь.
Но царь Варгут не обратил никакого внимания на слова Калмазана и не придал значения его заявлению о нежелании жениться: дескать, все молодые люди так говорят, но это только до первой встречи с какой-нибудь красавицей, и со временем это само собой пройдет. Между тем Варгут стал посылать своего сына Калмазана в гости в иные царства и в соседние государства, к царям и королям, у которых имелись дочери-невесты, но всякий раз Калмазан по возвращении своем на расспросы отца отвечал:
— Не хочу жениться, и по жизнь свою жениться не буду.
Не нравилось старику царю Варгуту это упрямство сына, но он еще не терял надежды уговорить его. И стал Варгут собирать к себе гостей: королей и царей, и вельмож своей страны — и задавал пиры и банкеты, и после каждого пира и после каждого банкета спрашивал Калмазана, не приглянулась ли ему какая красавица. А Калмазан все упрямо стоял на своем: «Не хочу жениться, и в жизнь свою жениться не буду». Тогда после долгих и напрасных ожиданий опалился царь Варгут великим гневом на сына своего Калмазана; он приказал бросить сына в темницу и приставить к нему стражу. И томится молодой царевич в темнице.
В Китайском царстве у хана Китайского была единственная дочь царевна Бандура, писаная красавица: «такая красавица — из кости в кость мозг переливается»[31].
Бандура была уже невестой. Призвал хан к себе Бандуру и сказал ей:
— Ты уже достигла цветущих лет, и время тебе подумать о супружестве; много у нас есть царевичей и королевичей, выбирай себе любого.
Поклонилась Бандура отцу и сказала:
— Государь мой батюшка, нет у меня желания идти в замужество, и по жизнь свою я замуж ни за кого не пойду.
«Ладно, — думает хан, — это до первой встречи и со временем пройдет». Между тем с разных сторон и с разных государств являются к хану Китайскому королевичи и царевичи и сватают за себя Бандуру. А Бандура все свое: «Не хочу идти в замужество и по жизнь свою замуж ни за кого не пойду».
И опалился хан гневом великим на свою дочь Бандуру, и приказал он посадить свою дочь в темницу и приставить для охраны ее прислужниц.


II


Прошло так немало времени, сказка скоро сказывается, да поры-время много минуется. Однажды позднею ночью летели по воздуху в поднебесье над столичным городом царя Варгута Волшебник и Волшебница, и увидели они огонек в замке дворцовой темницы и заинтересовались этим, и пожелали узнать, что там в темнице делается; спустились волшебники на землю, проникли в комнату темницы и увидели спящего молодого красавца царевича Калмазана. Загляделись Волшебник с Волшебницей на молодого красавца и рассуждают: «Такой красавец и страдает только за то, что не хочет жениться». Тут Волшебница сказала своему спутнику:
— Точно такой же случай произошел в Китайском царстве: там хан запер в темнице свою дочь Бандуру за ее упрямство и нежелание выйти замуж, а девушка она тоже красоты несказанной.
Волшебник усумнился и сказал:
— Возможно ли, чтобы на земле была такая красота, как красота Калмазана Варгутовича. Не может этого быть, чтобы Бандура была красивее Калмазана.
И заспорили между собою Волшебник и Волшебница: один стоял за Калмазана, а другая — за Бандуру. Долго они спорили и наконец порешили свести молодых людей и сравнить их красоту. Быстро Волшебница поднялась на воздух и полетела в Китайское царство, проникла в темницу царевны, взяла спящую Бандуру и перенесла ее в темницу Калмазана, и положила девушку рядом с царевичем. Засмотрелись и залюбовались Волшебники на молодую и юную чету и не знали, кому дать предпочтение: оба были дивно хороши. И говорят Волшебники между собою:
— Царевич и царевна дивно хороши и вполне подходят друг к другу. Давай устроим их брак и сделаем счастливыми.
После этого Волшебник превратился в блоху и укусил Калмазана, и тот проснулся и с удивлением увидел около себя спящую красавицу, и залюбовался ею, и стал рассуждать:
— Какая дивная красавица. А я говорил, что никогда не женюсь. Нет, на этой девушке я с удовольствием женился бы. Наверное, это отец привел мне красивую девушку, чтобы склонить меня на брак. Теперь уж я перечить не буду родительской воле и завтра же сообщу своему отцу, что я согласен жениться на этой девушке.
После этого Волшебник навел сон на царевича Калмазана, и он уснул глубоким сном. Теперь Волшебница превратилась в блоху и укусила Бандуру, и девушка проснулась и с удивлением увидела около себя спящего красавца, и долго им любовалась, а затем сказала:
— Я думала, что никогда не выйду замуж. Нет, за такого красавца я с удовольствием пойду. Теперь я родительской воле перечить не стану. Наверное, это мой отец привел ко мне молодого красавца, чтобы склонить меня на брак. Завтра же я объявлю родителям о своем согласии выйти замуж за этого молодого красавца.
После этого Волшебница навела глубокий сон на Бандуру. Волшебники обручили спящих молодых людей и переменили их кольца. Затем Волшебница тихо перенесла Бандуру обратно в ее темницу и положила ее на ее кровать.


III


Поутру Калмазан пробудился и позвал к себе своего стражника, приставленного к темнице, и спросил его:
— Кто была та красивая девушка, которую этой ночью приводил ко мне отец?
Изумился страж и ответил:
— О какой девице говоришь ты, царевич? Никакой девушки к тебе не приводили и во всю ночь в твоей комнате никого не было.
— Как ты смеешь, хам, говорить мне этот вздор. Смеяться, что ли, надо мной задумал, тварь смердящая. Я говорю о той девушке, которую приводили нынешней ночью и положили рядом со мною; наверное, это было сделано по приказу моего отца-царя, меня даже обручили с нею. Поди и скажи царю, что я согласен жениться на этой девушке.
— Опомнись, царевич, ничего этого не было.
Калмазан разгневался и цоп стражника по уху. Поднялась
тревога, к побитому стражнику на его крик сбежались другие стражники и хотели схватить и удержать Калмазана, да где с ним справиться: всех их он перешвырял и изрядно поколотил.
Стража решила, что царевич с горя лишился ума. Побежали к царю Варгуту и сообщили ему о случившемся. Сам царь Варгут явился в темницу к сыну своему и сказал ему:
— Что это значит, сын мой, к чему это сумасшествие?
И Калмазан ему ответил:
— Государь батюшко, не сумасшедший я и состою в здравом уме. Сам же ты сегодня ночью приводил ко мне девушку, положил ее около меня и обручил меня с нею. Так давай же мне мою обрученницу, я хочу жениться на ней.
— Опомнись, сын мой, горе лишило тебя рассудка. Ничего этого не было, о чем ты говоришь, и никакой девушки я к тебе не приводил.
Тогда Калмазан бросился с кулаками даже на своего родителя и закричал:
— Смеяться над собой я не дозволю даже родителю.
Тогда и Варгут убедился, что царевич Калмазан сошел с ума, и приказал приковать царевича на цепь к стене. И приковали царевича.
В это же утро проснулась Бандура, позвала свою прислужницу и сказала ей:
— Открой мне. Кто был этот молодой и красивый человек, которого, несомненно, по приказу моего отца приводили сегодня ночью ко мне и положили около меня?
Прислужница удивилась, а больше того испугалась и сказала:
— Опомнись, царевна, может ли это статься, чтобы ночью в спальню к молодой девушке приводили молодого человека! Никакого молодого человека к тебе не приводили, и за всю эту ночь в твоей комнате никого не было.
— Как ты смеешь, мерзкая тюремщица, говорить мне такой вздор? Я сама видела около себя спящего юношу и долго любовалась его красотой, нас с ним даже обручили. Поди же к моему отцу и скажи ему, что я согласна выйти замуж за этого молодого человека.
— Опомнись, царевна, ничего этого не было и никакого молодого человека к тебе не приводили.
И пришла тогда Бандура в великий гнев, подскочила к прислужнице — хлоп ее по щеке, хлоп по другой. Прислужница завыла, поднялась тревога, сбежались другие прислужницы и хотели унять и удержать царевну, да где же было справиться с нею: девушка она была сильная, всех прислужниц Бандура перешвыряла и поколотила. Прислужницы решили, что царевна сошла с ума. Побежали прислужницы к царю, рассказали ему о случившемся и высказали свою догадку, что царевна сошла от горя с ума. Пошел сам хан в темницу к дочери и спросил ее:
— Что это значит, дочь моя, к чему это безумие?
И Бандура ему отвечала:
— Государь мой батюшко, не безумная я, ты сам этой ночью привел ко мне молодого человека и положил его рядом со мною и даже обручил нас. Я полюбила этого юношу и хочу за него выйти замуж.
— Опомнись, дочь моя, ничего этого не было и никакого юноши к тебе не приводили.
Пуще прежнего разгневалась царевна и бросилась с кулаками на своего отца. Тогда и хан убедился, что дочь его сошла с ума, и приказал приковать ее на цепь к стене. И приковали на цепь царевну. И томятся молодые влюбленные в темницах на цепи и тоскуют друг по друге.


IV


Время шло. Скоро сказка сказывается, а поры-времени, поди, много протекло. У царевны Бандуры был молочный брат — человек умный и образованный; узнал он об участи Бандуры и о том, что она сошла с ума и прикована на цепь, и жаль ему стало сестры своей, и пошел он в темницу, чтобы навестить царевну, побеседовать с ней и утешить ее. Пришел брат в темницу к сестре, разговорился с нею, и, к удивлению своему, он не заметил в Бандуре и признаков помешательства и сказал он Бандуре:
— Милая сестра, скажи мне все откровенно и без утайки и расскажи подробно о том происшествии с неизвестным юношей, за которое тебя признали сумасшедшей и приковали на цепь.
И Бандура подробно и обстоятельно рассказала брату о своей встрече с неизвестным юношей и так заключила свою речь:
— Меня с этим неизвестным юношей даже обручили в ту ночь и поменяли наши кольца. Вот смотри, милый брат, это кольцо с руки моего обрученника, а мое кольцо надели ему на руку.
Выслушал молочный брат внимательно рассказ своей сестры и понял, что все это произошло не без вмешательства волшебных сил, и сказал он Бандуре:
— Милая сестра, я верю твоим словам и верю, что все то, о чем ты мне рассказала, было на самом деле. Дай мне свое обручальное кольцо, и я пойду с ним на поиски твоего обрученника и, может быть, с Божьей помощью отыщу его.
Бандура отдала брату обручальное кольцо, и он пустился на поиски ее суженого.
Долго путешествовал молочный брат Бандуры, много обошел он стран и народов, побывал во многих царствах и городах, но нигде не напал на следы юноши — обрученника своей сестры. Наконец брат Бандуры прибыл в царство Варгута, в его столичный город и остановился на постоялом дворе; стал он разговаривать с содержателем двора и с другими лицами и расспрашивал их, как живут люди в этом царстве, чем занимаются и какие дела творятся в их царстве. И сказали ему люди:
— У нашего царя и во всем нашем царстве великая печаль: единственный сын царя царевич Калмазан сошел с ума, и его приковали на цепь в темнице.
— Кто же и за что бросил царевича в темницу?
— Сам царь Варгут бросил царевича-сына в темницу за то, что он отказывался жениться и забраковал всех невест, каких сватал ему отец.
— А с чего же приключилось с царевичем сумасшествие?
— Надо полагать, с горя приключилась с ним эта беда. Показалось ему, что к нему в ночное время приводили в темницу красивую девушку и обручили с нею, и вот теперь царевич требует, чтобы ему доставили эту красавицу во что бы то ни стало. Сколько докторов являлось к царевичу, да не могли излечить его, много голов докторских отрубил наш царь за их неудачное лечение.
Выслушал этот рассказ брат Бандуры и сильно обрадовался: он не сомневался, что наконец напал на след обрученника своей сестры. На следующий же день брат Бандуры надел на себя длинную одежду, в которой тогда ходили доктора, пошел он к царю Варгуту, поклонился ему и сказал:
— Государь, я иностранец-доктор, недавно пришел из иных стран. Я слышал, государь, что твой сын, царевич Калмазан, одержим тяжким недугом и страдает безумием. Как раз такие болезни я особенно удачно излечиваю, надеюсь с Божьей помощью излечить и царевича Калмазана. Позвольте мне, государь, осмотреть больного и приступить к лечению.
Царь Варгут выслушал доктора и сказал ему:
— Иностранец, царевич Калмазан страдает неизлечимой болезнью. Много докторов брались излечить его, но никто из них не смог сделать этого, и все они за это поплатились своими головами: всем докторам я ставлю условием, что если они не излечат сына, то их головы полетят с плеч. То же условие я поставлю и тебе. Подумай, иностранец, и обсуди, не лучше ли тебе отказаться от своего намерения.



Доктор выслушал царя, поклонился ему и сказал:
— Нет, государь, я не изменю своего решения, я надеюсь, что излечу царевича, а если нет, тогда пускай летит моя голова с плеч.
Царю Варгуту понравилась эта речь иностранца, и он ему сказал:
— Иди, доктор, и попробуй излечить моего сына, и знай, что если ты излечишь сына, то я по-царски награжу тебя и осыплю тебя золотою казной.
И царь Варгут приказал отвести доктора в темницу к сыну.
Когда доктор остался наедине с царевичем Калмазаном, то сказал ему:
— Царевич, я пришел к тебе от твоей обрученницы, докажет это тебе твой перстень.
И тут же доктор показал Калмазану перстень царевны. Калмазан был потрясен неожиданной радостной вестью и так рванулся к перстню, что порвал все цепи, которыми он был прикован. Доктор сказал Калмазану:
— Успокойся, царевич, иначе ты опять все дело испортишь, а труда нам с тобой предстоит еще много. Твоя обрученница — дочь Китайского хана Бандура, она тоже томится в темнице на цепи за то, что требует тебя в супружество.
Калмазан обещался исполнить в точности требование доктора и стал вести себя спокойно и благоразумно. Царевич позвал к себе царя Варгута и объявил ему, что теперь он совсем здоров. Царь Варгут крепко обрадовался этому и освободил сына, а доктора щедро наградил.
Царевич так был доволен своим доктором, что даже и не отходил от него и перевел доктора в свои палаты.
Однажды царевич явился к своему отцу, поклонился ему и сказал:
— Государь мой батюшко, отпусти меня вместе с доктором в чистое поле, широкое раздолье разгуляться и поохотиться.
Отец дал на это свое согласие и велел оседлать для них лучших коней. Царевич с доктором сели на борзых коней да и скрылись, и больше о них не было ни слуху ни духу. Старый царь Варгут долго ждал возвращения своего сына Калмазана, да так и не дождался, и уже стал считать его умершим и горько оплакивал.
Между тем Калмазан вместе с молочным братом Бандуры поехали прямо в Китайское царство. Там уже царевич Калмазан назвался доктором и прямо пошел во дворец к хану и сказал ему:
— Государь, я — иностранец, доктор, недавно прибыл в твою столицу. Я вылечу твою дочь Бандуру.
Посмотрел хан на Калмазана и удивился его молодости и красоте, и говорит ему:
— Лучше бы ты не брался за это дело, ты знаешь, какой строгий приказ я отдал: кто возьмется вылечить царевну и не вылечит, тому рубить голову. А мне жаль твоей молодости и твоей красоты.
Но Калмазан настаивал на своем, и хан приказал отвести доктора в темницу к его дочери.
Как только Калмазан вошел в темницу, так Бандура его узнала и так рванулась к нему, что порвала все цепи, которыми была прикована. Брала она Калмазана за руки белые и целовала в уста сахарные, а затем повела она Калмазана к своему отцу-хану и сказала ему:
— Государь мой батюшко, вот мой суженый, вот мой обрученник, и за него я пойду замуж.
Обрадовался хан излечению своей дочери, а когда узнал, что Калмазан царского, а не простого роду, то радости его и конца не было. Дело было быстро слажено, у царя не пиво варить, не вино курить: пир пирком и за свадебку. Повенчался Калмазан с Бандурой и зажил счастливо, мирно и согласно.
Прошло так некоторое время, и Бандура стала замечать, что супруг ее все чаще и чаще стал задумываться и грустить. Долго она крепилась и наконец спросила его:
— Скажи мне, супруг мой, с чего ты закручинился, с чего запечалился?
— Как же мне не кручиниться, как же не запечалиться, — отвечал Калмазан, — ведь у меня есть свое царство, свой родной дом, и жив мой старик отец и старуха мать. Я скучаю по родине и тоскую по родителям, и родители по мне тоскуют. Хотелось бы мне вместе с тобою съездить на родину и показать тебя моим престарелым родителям и поделиться с ними моей радостью и моим счастьем.
— Давно бы ты сказал мне об этом, — ответила мужу Бандура, — и мы бы уже съездили к твоим родителям.
Хан и его супруга охотно согласились на эту поездку и лишь просили Калмазана поскорее возвращаться к ним домой в Китайское царство.


V


Скоро собрались Калмазан с Бандурой в дорогу, хан дал им в дорогу отряд солдат и несколько повозок с провизией и с дорогими подарками для царя Варгута, а жена хана надела на Калмазана драгоценный пояс, шитый золотом, шелками и камнями самоцветными. Пустились в путь и ехали день-два благополучно, на третий день к вечеру поезд царевича остановился для ночлега на чистой поляне под открытым небом, раскинули палатки; царевич снял пояс и повесил его на соседнем дереве. Откуда ни взялась маленькая красивая птичка, подхватила она пояс Калмазана и перелетела с ним на соседнее дерево. Калмазан погнался за птицей, чтобы отобрать от нее свой драгоценный пояс, подарок тещи, подбежал он к птичке, а птичка перелетела дальше, на другое дерево; Калмазан опять побежал за ней, а птичка еще перелетела. Так птичка и далеко не улетает, и к себе не подпускает. Дальше — больше, и не заметил Калмазан, как в этой погоне за птичкой он углубился в глухой и дремучий лес и как наступила ночь.
Птичка между тем вспорхнула и улетела вместе с поясом. Попробовал Калмазан вернуться к ночлегу, пошел туда, пошел сюда, окончательно потерял направление и заблудился, и пошел уже зря, куда глаза глядят.
Между тем на стоянке ждут возвращения Калмазана и даже стали беспокоиться о нем. Ночью Бандура разослала всех своих солдат в разные направления на поиски, но солдаты проходили всю ночь и вернулись под утро ни с чем. Целых три дня искали Калмазана, да так и не могли найти. Тогда Бандура одна решила пуститься на поиски своего мужа; она послала назад в Китайское царство отряд солдат со всеми пожитками, а сама остригла свои волосы по-мужски, оделась в мужское платье, села верхом на коня и поехала в неведомый путь.
Долго ехала Бандура местами неведомыми и пустынными, и наконец она выехала на морской берег в столицу, где царствовала Вдова Вдовствующая. Бандура прямо поехала во дворец вдовы царицы и назвалась странствующим витязем.
Вдова Вдовствующая была еще молодая особа, ей понравился молодой и красивый витязь, и она предложила ему жениться на ней. Делать было нечего, отказать вдове было нельзя — за это витязю отрубили бы голову, и вот Бандура женилась на Вдове Вдовствующей и сделалась царем. Вдова Вдовствующая сильно полюбила своего красивого мужа, только ей не нравилось, что муж ее всячески избегает спать с царицей в одной комнате, а когда и остается с нею, то уклоняется от супружеских ласк. И было это очень горько для Вдовы Вдовствующей, и никак она не могла понять и объяснить себе этого обстоятельства. За всем этим жизнь супругов протекала хорошо, согласно и мирно.
Тем временем Калмазан Варгутович, как только убедился, что окончательно заблудился и назад выйти не может, так и пошел вперед, не разбирая дороги, и желал лишь одного — выйти поскорее хоть куда-нибудь в жилое место. Долго так шел Калмазан и наконец вышел на пустынный морской берег, осмотрелся кругом и видит: стоит на морском берегу одинокий маленький домик, а около домика разбит роскошный густой и тенистый сад. Калмазан рад был встретить жилище человеческое и вошел в домик, там он застал хозяев: старика и старушку — и рассказал им, что заблудился в лесу и просил у них приюта, но не открыл им своего царского звания.
Старики приютили Калмазана, напоили и накормили его, и сказали ему:
— У нас есть при доме большой сад, а в нем растут хорошие яблоки и всякие фрукты, доходом с этого сада мы и живем. Сбыт у нас хороший и верный. Несколько раз в году морем к нам приходят корабли из соседнего царства, берут у нас фрукты и везут в свою столицу. Но мы уже становимся стары и дряхлы, и не под силу нам становится ухаживать за садом, ты же, иностранец, молод и силен, оставайся у нас, живи в нашем доме и присматривай за садом, и будешь ты сыт, одет и обут и проживешь с нами покойно и тихо.
Калмазан согласился и остался в доме добрых стариков, и принялся усердно заниматься хозяйством. И крепко добрые старики полюбили царевича Калмазана за его усердие в хозяйстве и за его тихий и обходительный нрав. Долго так жил Калмазан. Однажды днем Калмазан был в саду и вдруг увидел: прилетели в сад 12 небольших птичек дивной красоты, и среди них он увидел ту, которая унесла его пояс. Калмазан стал наблюдать за птичками и заметил, что птички с большой охотой разрывают и копаются в желтом песочке на одной из дорожек. Подошел Калмазан к этому месту и увидел, что песок тот был не простой, а золотой.
Удивился Калмазан, поднял голову и увидел: висит на одном дереве его драгоценный пояс. Несказанно обрадовался Калмазан этой находке, насыпал он двенадцать кувшинов золотого песку, а свой пояс положил на дно своего кувшина и решил уехать от стариков с первым же кораблем и забрать с собою двенадцать кувшинов с золотом. Недолго пришлось ему ждать, скоро пришел корабль, и корабельщики пришли к старикам купить у них фруктов. В день прибытия корабля в маленьком домике на берегу моря случилось несчастие: умерла старушка, и старик осиротел.
Проданные корабельщикам фрукты Калмазан перенес на корабль и затем перенес на корабль свои двенадцать кувшинов с золотым песком и сказал корабельщикам:
— Я пойду с вами на кораблях, но вы подождите меня, мне нужно проститься с доброй старушкой, она сегодня только скончалась.
Корабельщики обещали подождать, но когда он ушел, они заглянули в его кувшины и увидели, что они полны золотом, и решили овладеть этим богатством. Подняли корабельщики паруса и ушли. Так Калмазан и остался на берегу и стал опять заниматься садоводством и хозяйством в маленьком домике.


VI


Корабельщики между тем поплыли на свою родину, в столичный город Вдовы Вдовствующей, где была царем Бандура.
По стародавнему купеческому обычаю корабельщики по возвращении из морского плавания пошли во дворец и понесли в подарок один кувшин с золотом, похищенный у Калмазана.
Бандура приняла подарок и приказала высыпать золото, и на дне кувшина она нашла драгоценный пояс своего мужа.
Поняла Бандура, что напала на след своего мужа Калмазана, но о своей догадке она никому виду не подала. Позвала она к себе корабельщиков и стала их расспрашивать:
— Скажите, корабельщики, откровенно и ничего не таите: где и как вы раздобыли кувшин с золотым песком? Только говорите всю правду, иначе полетят ваши головы с плеч долой.
Крепко испугались корабельщики и рассказали царю Бандуре:
— Царь-государь, не вели казнить, вели слово молвить. По обыкновению мы остановились на морском берегу в месте глухом и пустынном, где много лет жили старик со старухой, чтобы купить у стариков хороших фруктов для торговли. Там мы увидели молодого и красивого иностранца, служившего в батраках у стариков; иностранец этот попросил нас взять его с собою и перенес к нам на корабль свое имущество — двенадцать кувшинов с золотом, но перед отъездом он задумал сойти на берег, чтобы проститься со старушкой, умершей в день нашего прибытия. Мы же соблазнились золотом и задумали овладеть им, а потому, не выжидая прибытия иностранца на наш корабль, мы подняли паруса и уплыли.
Выслушала Бандура рассказ моряков и еще более убедилась, что напала на след своего супруга. Но, не выдавая себя, она сказала морякам:
— Корабельщики, плывите, не теряя времени, на тот пустынный берег, где живет старый садовник, и привезите мне того человека, от которого вы достали этот кувшин с золотом. Если вы его привезете, то я вас щедро награжу, а если не привезете, то я велю казнить вас лютою казнью.
Испугались корабельщики царских угроз, и того же разу поплыли они к домику на морском берегу, схватили они Калмазана, связали его, бросили в трюм и повезли в столицу. Сильно испугался Калмазан и думает: «Какое еще испытание посылает судьба на мою голову?». Пришли корабельщики в свою столицу, взяли Калмазана и повели его к царю.
Царь строго приказал приведенному все рассказать о себе и о том, как он овладел драгоценным поясом. И Калмазан обстоятельно рассказал все свои приключения. Тогда Бандура не выдержала, бросилась на шею Калмазана и сказала:
— Возлюбленный супруг мой, ведь это я, Бандура, твоя жена.
Тут только Калмазан признал свою жену, одетую в мужское платье. Крепко обрадовались Калмазан Варгутович и Бандура своей встрече после долгой разлуки, только теперь Вдова Вдовствующая узнала и догадалась, почему ей царь не оказывал супружеских ласк.
Не теряя времени Калмазан Варгутович и Бандура собрались в путь, чтобы ехать в царство царя Варгута, снарядили они корабль и поплыли. Но прежде чем отправиться в родительский дом, они решили заехать в маленький домик на морском берегу и навестить одинокого старика.
Пристали они к берегу, зашли в домик и увидели, что и старик уже умер. Похоронили они старика с честью, а затем подыскали хороших и надежных людей и приказали им охранять сад и наблюдать за ним. После этого они поплыли в дом родителей Калмазана и скоро приплыли в его царство. Когда корабль пристал к пристани, Калмазан послал послов к царю Варгуту, и послы сказали царю:
— Государь, царь Китайской земли со своей супругой-царицей странствуют по соседним государствам, прибыли теперь в твое царство и желают засвидетельствовать тебе, государь, свое почтение и посетить тебя.
Король Варгут был рад неожиданным гостям и сам пошел на корабельную пристань, чтобы встретить высоких гостей. Когда Калмазан увидел своего престарелого отца, то сердце его затрепетало великою радостью, но он решил из-под тиха приготовить своего старика отца к радостному свиданию. Но не хотел Калмазан унизить и свое царское достоинство, поэтому Калмазан, подходя к престарелому царю Варгуту, как бы случайно обронил свой посох и, поднимая его, низко-низко поклонился своему отцу. Царь Варгут повел своих гостей во дворец в палаты белокаменные, посадил их за столы дубовые, за скатерти браные и стал угощать-потчевать их разными винами и кушаньями.
Во время пира Калмазан спросил царя Варгута:
— Неужели у тебя, государь, нет и не было детей?
— Был у меня сын, да вот уже несколько лет как пропал без вести: поехал он с моим доктором на прогулку за город, да неизвестно где и девался, должно быть, теперь он уж и неживой, может быть, его разбойники убили или же звери растерзали.
Тут Калмазан уже не выдержал и вскрикнул:
— Батюшко, ведь я твой сын Калмазан!
И велика была радость старого царя Варгута. На радости сделал царь Варгут пир на весь мир и тогда же объявил всем своим министрам и вельможным боярам, что передает свое царство сыну своему Калмазану, так как сам он уже стал стар и преклонен годами.
Так сделался Калмазан царем. И стал он жить да поживать, да добра наживать.


Л. Л. Заякин, крестьянин
д. Артамоновой Тюменского уезда.
15 декабря 1906 г.





Безрукая
Сказка


I


В одном городе жил богатый купец, вдовой, у него было двое детей — сын и дочь; дети были уже на возрасте. Старый купец заболел и почувствовал приближение смерти, призвал он к себе детей и сказал им: «Ну, детушки, я умираю, остаетесь вы одни, живите между собою в мире и в любви, и в полном согласии, почитайте друг друга, как меня почитали, и ничего не делайте без благословения Божия; пойдет ли кто из вас куда или начнет что делать, всякий раз просите друг у друга благословение».
Поклонились дети отцу и обещали ему исполнить его волю и следовать его советам. Купец благословил своих детей да скоро и умер. Остались дети одни и жили между собою в большой дружбе и в добром согласии и ничего не делали без взаимного благословения. Соберется молодой купец на дело и просит сестру:
— Благослови, сестрица.
— С Богом, братец, Бог благословит.
Прошел год, и молодой купец женился. Молодая жена стала замечать, что муж ее всякий раз, как начинает какое дело или собирается выходить в лавку, благословляется у сестры, а у ней, своей жены, не благословляется. И взяли купчиху гнев и зависть к своей золовке; чем далее, тем сильнее росла черная ненависть в сердце молодой женщины, и задумала она извести свою золовку. Но что она ни делала и как ни клеветала на девушку, муж ее на все это не обращал никакого внимания и по-прежнему любил свою сестру, и всегда у ней только одной он благословлялся. Между тем время шло, и у купчихи родился сын.
Однажды купчиха взяла у мужа мешок с золотом и припрятала, а когда муж вернулся из лавки домой, она сказала:
— Вот она какая, твоя сестрица-то, ведь она нас совсем разорит, она украла мешок с золотом.
А молодой купец выслушал жену, да и говорит ей:
— Какое воровство в своем доме? Если взяла сестра деньги, значит, ей нужно их, дело ее молодое, может быть, обновку захотела купить, а попросить совестится. Этим она нас не разорит, не последний мешок. Слава Богу, есть чем жить.
И опять купец был с сестрою ласков, а когда на следующий день утром он пошел в лавку, опять ее просит:
— Благослови, сестрица.
— С Богом, братец, Бог благословит.
Пуще прежнего злится купчиха, гневом и завистью так и кипит ее сердце. Прошло недолгое время. Взяла купчиха пистолет и застрелила любимого коня своего мужа, а когда муж вернулся домой, она стала ему наговаривать:
— Сестрица-то твоя какова: ведь она нас совсем разорит. Мало того, что мешок с золотом украла, она сегодня застрелила из пистолета твоего любимого коня.
— Ах, жаль, жаль коня, добрый был конь. Ну так что же делать, если сестрица застрелила коня, так, значит, он ей чем-нибудь помешал или не понравился. Купим другого коня.
И опять купец был с сестрою ласков, а когда на следующий день утром он пошел в лавку, опять ее просит:
— Благослови, сестрица.
— С Богом, братец, Бог благословит.
Пуще прежнего злится купчиха. Прошло еще недолго времени. Зарезала купчиха своего сына-первенца и встретила мужа с горячими слезами и говорит:
— Вот она твоя сестрица-то какая. Мало того, что постоянно зорит нас и вводит в изъян, она сегодня зарезала нашего ребенка.
В ужас пришел купец, наконец-то и он поверил своей жене, думал он: у родной матери не поднимутся руки на собственное детище. Велел купец запрячь глухую и темную карету и сказал:
— Сестра, оденься в черное траурное платье и выходи, поедем со мной.
Оделась девушка в черное платье и вышла. Посадил ее купец в карету и повез за город, и направился в дремучий лес, в глухие места; долго ехал купец и заехал в такую даль, в такую чащу и трущобу, где птица гнезда не вьет и куда ворон костей не заносит. Наступила темная ночь. Остановил купец коней, вывел сестру из кареты, завязал ей глаза, отсек кисти на обеих руках и пустил:
— Ступай, куда глаза глядят.
Повернул купец карету и быстро скрылся.
Осталась девушка одна в глухую ночь в дремучем лесу с завязанными глазами и с отрубленными руками, и стала она молить Бога:
— Господи, хоть бы звери лесные напали на меня и растерзали, со смертью покончились бы мои муки и терзания.
Но Бог не послал ей смерти, и пошла она, куда глаза глядят. Кое-как сняла она с глаз повязку и пошла, обливаясь горькими слезами.


II


Долго шла девушка по лесу без пути и без дороги и наконец вышла на тропинку, и пошла по ней; идет девушка с тропинки на тропинку и вышла на узенькую дорожку, с дорожки на дорожку — и вышла на большую проезжую дорогу и пошла по ней; дорога привела Безрукую[32] в большой незнакомый город, обрадовалась девушка и думает: «Слава Богу, добрые люди не допустят меня умереть с голоду. Стану милостыню просить и пропитаюсь как-нибудь. Вот горе: рук-то нет и милостыню брать нечем».
Вошла девушка в город, подошла к крайнему дому и остановилась, и не знает она, что же ей делать: и милостыню-то просить как следует она не умеет. В доме этом жил богатый купец, сын этого купца, молодой и красивый парень, выглянул в окно и увидел под окнами своего дома одинокую девушку, выбежал он на улицу и спрашивает девушку:
— Чего тебе здесь нужно?
— Я пришла у вас милостыньку попросить. Не будет ли вашей милости дать мне на хлеб и на пропитание.
Видит купеческий сын, что женщина молодая и красивая, с умным лицом, и что она не простого роду, не крестьянского, и что рук у девушки нет. Он сказал девушке:
— Подождите здесь, я сбегаю к тятеньке и скажу ему об вас, и, конечно, он не отпустит вас без щедрой милостыни.
Побежал молодой человек к отцу и говорит:
— Тятенька, явилась какая-то странная женщина, молодая и красивая, но без рук, по-видимому, она не простого роду, и по манере, и по разговору видно, что она женщина образованная и высокого роду, она просит милостыню. Вели, тятенька, пригласить ее хотя бы на кухню накормить и напоить ее.
Отец сказал:
— Как же не приютить нищую убогую женщину. Зови ее и вели напоить и накормить.
Пригласили Безрукую на кухню, купеческая прислуга накормила и напоила ее с ложечки. После того позвали девушку в парадные комнаты купеческого дома и стали ее расспрашивать, кто она, откуда и как случилось с нею это несчастье, что она лишилась рук. И девушка рассказала:
— Я — несчастная девушка, Бог послал мне испытание без всякой вины с моей стороны. Я родилась в богатом купеческом доме и жила после смерти родителей вместе с любимым братом; невестка оклеветала меня, и брат мой завел меня в дремучий лес, отсек руки и бросил. С большим трудом я добралась до вашего города.
Слушал молодой купеческий сын рассказ девушки, да так влюбился в нее, что без нее и жить не может. Отозвал он своего отца в кабинет и говорит:
— Батюшко, полюбил я эту девушку всей душой. Благослови меня, батюшко, жениться на ней.
— Сынок, эта девушка и не нам бы с тобою чета была, да сам видишь — она Безрукая.
— Что за беда, батюшко, люди мы состоятельные, найму я для нее особого человека-прислужницу, и будет прислужница ее с ложечки поить и кормить, будет ее и одевать.
— Ну, если эта девушка так тебе приглянулась, то я с тебя воли не снимаю. В добрый час, благослови, Господи.
Женился купеческий сынок, и таково-то ласково да любовно новобрачные зажили, что глядеть было любо, души не чаял в своей жене молодой купец. Скоро Безрукая очеревостела. Незадолго до родов потребовалось молодому купцу отлучиться в дальнюю дорогу по торговым делам. Пред отъездом молодой купец строго наказал своему отцу, чтобы он, как только роды кончатся, немедленно послал ему скорого гонца с вестью об этом.



Простился купец с молодою женой и уехал. Поехал он как раз в тот город, где родилась Безрукая, и остановился в доме брата ее. Между тем Безрукая родила сына — красивого ребенка. Немедленно же старик купец послал сыну скорого гонца с радостной вестью о рождении сына, в письме своем старик писал сыну: «Родился у тебя сын, да такой красавец, что в свете в белом этакой красоты не было видно».
Случилось же так, что в момент прибытия гонца и муж, и брат Безрукой были в отлучке, и дома оставалась одна злая жена брата. Злая купчиха приняла гонца, напоила и накормила его, и принялась его выспрашивать, и узнала все подробности супружеской жизни своего гостя, и из рассказов гонца она поняла, что за гостем ее замужем ненавистная золовка, сестра ее мужа, и что с вестью о рождении ее-то сына и явился гонец.
Закипела купчиха завистью и гневом великим и задумала совершить черное дело: она взяла у гонца письмо и подменила его другим, в котором написала: «Родился у тебя сын — не человек, а чудовище, похожее не то на волчонка, не то на щененка». И передала злая женщина это письмо своему гостю, мужу Безрукой. Прочитал молодой купец это письмо и того же разу написал ответное письмо, в котором писал: «Не дожидаясь моего приезда, отвезите Безрукую в дремучий лес, положите ей за пазуху ребенка, завяжите ей глаза и бросьте ее там, пускай идет, куда глаза глядят».
Так и сделали: положили Безрукой ребенка за пазуху, отвезли в лес и бросили ее там. Опять бедная женщина очутилась в беспомощном положении, одна в глухом лесу, и теперь ее положение было даже тяжелее, чем ранее, — тогда хоть ребенка не было.


III


Идет Безрукая глухим дремучим лесом, чащей и трущобой и обливается горячими слезами; долго шла она и наконец вышла к озеру. Жажда томила несчастную, и она забрела в воду, наклонилась и стала пить, а ребенок у нее из-за пазухи выкатился и упал в воду, а достать-то она его и не может — рук-то нету. Горько заплакала бедная:
— Господи, Господи, кабы были мои христовые рученьки, почто бы я ребенка сгубила!
И вот чудо стало: появились у Безрукой кисти на руках, и руки ее стали здоровые. Безрукая перекрестилась и вынула из воды ребенка. Вышла она на берег озера и видит: неподалеку от озера стоит избушка. Безрукая думает: «Наверное, здесь живут добрые люди и промышляют рыбой, зайду и попрошу у них приюта».
Вошла Безрукая в избушку и видит, что изба была пуста, на столе лежит каравай хлеба и ковшик, в углу на чувале висит котелок. Думает Безрукая: «Сварю обед, придут промышленники, и обед им будет готов». Взяла она котелок и пошла на озеро зачерпнуть воды, спустилась к озеру, а там у самого берега стоит котец[33] и тут же валяется сачок; взяла она сачок и зачерпнула в котце, и вынула полный сачок карасей, принесла их и сготовила уху. Когда обед был готов, она вышла на волю, посмотрела во все стороны — не идут ли хозяева избушки, но никого не было ни видно, ни слышно. Вернулась она в избушку и пообедала одна.
Прожила Безрукая в избушке три дня, и никого в этой избушке не являлось, и наконец она решила идти дальше. Пошла она по тропинке и долго шла она, много времени прошло. Между тем сын ее растет не по дням, а по часам, и к тому времени, когда другие дети еще и ползать не начинают, ее мальчик уже стал на ножки и стал бегать, а вот уже и лепетать начал.
Идет одинокая женщина с тропинки на тропинку, с дорожки на дорожку и вышла на большую проезжую дорогу и пошла по ней; дорога эта привела ее как раз в ее родной город, где жил ее брат с его злою женою. Случилось же так, что муж Безрукой опять приехал в этот город по своим торговым делам и остановился он опять в доме ее брата, с которым он завязал уже приятельские отношения и был в этом доме желанным гостем.
Стала Безрукая ходить по домам и просить милостыню и тем себя пропитывала. Однажды сынок ее и говорит ей:
— Мама, пойдем к тятеньке и к дяденьке.
— Ах, дитя, зачем и как мы с тобой пойдем туда. Столько я от них вынесла напрасной муки и столько потерпела я горя и тиранства. Нет, сынок, мы не пойдем туда.
— Нет, мама, пойдем, ты ничего не бойся, они теперь с нами ничего не могут сделать, мы не ихние, мы теперь Божьи, и они над нами власти не имеют. Пойдем, мама.
И пошла несчастная Безрукая со своим сыном в дом своего брата и стала просить милостыню; к ней вышел ее муж и удивился, глядя на нее, и думает: «Как иногда люди могут походить друг на друга, эта нищая как две капли воды походит на мою жену, только моя жена была Безрукая, а у этой есть руки». Подумал так муж да и говорит:
— Войдите в комнату, в этом доме есть хозяин, наверное, он не откажет вам в щедрой милостыне.
И Безрукая вошла в дом своего брата.
Взглянул брат на вошедшую женщину и тоже удивился: «Какое сходство с моей сестрой, только моя сестра Безрукая, да, наверное, теперь уже покойная». Обласкали нищую, напоили и накормили ее. Мальчик сел на диванчик, поджал под себя ножки, сложил ручки и говорит:
— Ах, как славно вы нас напоили и накормили, я никогда не кушал так сладко и вкусно, как сегодня у вас. За это я рассказал бы вам одну побывальщину.
— Что за чудный ребенок, такая крошка, а так славно разговаривает. Расскажи, расскажи нам, милый мальчик, побывальщину, — просили его хозяева дома и его гость.
И мальчик начал рассказывать:
— В одном городе жили брат и сестра; жена брата оклеветала золовку, и брат вывел сестру в лес, отрубил ей руки и бросил ее там. Девушка вышла из лесу и попала в другой город, там купеческий сын женился на Безрукой, и она родила сына, но бедную женщину опять оклеветали, сказали, что она родила страшного урода — не то волчонка, не то щененка. Опять завезли Безрукую в лес и бросили ее там, а ребенка положили ей за пазуху. Безрукая вошла в озеро и наклонилась, чтобы напиться, и уронила ребенка в воду, а достать его не может, и стала она усердно молиться Богу, и Бог вернул ей ручки, и она вынула ребенка. Пошла несчастная женщина и дошла до родного города, да вот теперь и пришла в дом своего родного братца. Это мы сами и есть! Здравствуйте, тятенька и дяденька!
И велика была радость мужа и брата молодой женщины. Брат взял свою злую жену, вывел ее за город в глухой дремучий лес, отрубил ей руки, завязал глаза и бросил ее: ступай, куда глаза глядят. Там злая женщина и пропала.
А молодой купец взял к себе в дом свою жену Безрукую с сыном и стал с нею жить да поживать, да добра наживать.


Д. Н. Плеханов, крестьянин
с. Плехановского Тюменского уезда.
20 марта 1907 г. Сентябрь 1915 года.





Краман Кастылевич
Сибирская сказка



В некотором царстве, в некотором государстве жил-был король Кастыль, а у него был единственный сын Краман, умный и добрый мальчик и красивый собой. Однажды днем Краман-королевич бегал и играл по саду и забавлялся пусканием стрелок из лучка. Пустил он одну стрелу и попал прямо в окно дворцовой тюрьмы, которая стояла тут же на углу сада; в тюрьме же этой сидел замуравленный в каменных стенах сильный и страшный волшебник и чародей Стар-Матер человек, седа борода, седа голова.
Подбежал королевич к тюрьме и видит, что достать своей стрелочки он никак не может: до окна было высоко, ему не достать, а двери были заперты прочными и тяжелыми запорами. Жаль было королевичу своей стрелки, но он не знал, как ему быть, и остановился в раздумье.
Вдруг из глубины тюрьмы через окно ее королевич услышал голос:
— Краман-королевич, я брошу тебе назад твою стрелку, только ты отопри двери тюрьмы и освободи меня.
Краман ответил:
— Как же я могу освободить тебя, когда ключей у меня нет, а запоры на дверях крепки?
А голос из тюрьмы сказал:
— Ты поди и притворись больным, за тобой будут ухаживать, тогда ты попроси, чтобы тебе дали для забавы ключи от тюрьмы, и тебе их дадут, а ты и отопри двери моей тюрьмы.
Королевич согласился на это и обещался освободить заключенника, и того же разу из тюрьмы через окно была выброшена ему стрелка. Королевич сильно этому обрадовался и беззаботно отдался своей любимой забаве — пусканию стрелок из лучка.
К вечеру этого дня королевич притворился больным. Болезнь королевича произвела тревогу и переполох во всем дворце, обеспокоились король-отец и королева-мать, забегали и засуетились мамки и няньки. Королевич капризничал и сказал матери:
— Мама, дай мне большие тюремные ключи, я хочу ими поиграть.
И мать, чтобы успокоить ребенка и чем-нибудь развлечь его в мнимой болезни, дала ему ключи, а королевич улучил минуту, побежал в сад, отпер дверь тюрьмы, и оттуда вышел волшебник Стар-Матер человек, седа борода, седа голова.
Выйдя из тюрьмы, волшебник поблагодарил королевича за освобождение и сказал ему:
— Краман-королевич, когда тебе в жизни случится какое-либо несчастье или затруднение и понадобится моя помощь, то ты только помяни меня или же произнеси: «Стар-Матер человек, явись передо мной», и где бы я ни был, хоть на краю света, я явлюсь к тебе на помощь и выручу тебя из беды.
И с этими словами волшебник скрылся, а королевич вернулся домой и отдал ключи матери.
Прошло так много ли, мало ли времени, и вот однажды король Кастыль задал в своем дворце великий пир. На пир к королю собралось и съехалось множество гостей и людей всяких чинов, были тут князья и бояре, важные вельможи и рыцари, прибыли даже соседние цари и короли. За браными столами гости много пили, много ели и веселились. Хмель загулял в головах хозяина и гостей, и стали все наперерыв друг перед другом хвалиться: иные хвастались своими богатствами и казной несметной, иные хвастались женами, иные тем, что извели в своем государстве разбои и грабежи.
И хозяин король Кастыль стал хвастаться, он сказал:
— Уже много лет в моей тюрьме под запорами крепкими томится сильный-могучий волшебник и чародей Стар-Матер человек, седа борода, седа голова.
Это сообщение короля Кастыля произвело впечатление на всех гостей. Кто же не знал этого волшебника, слава о нем ходила далеко за пределами царства Кастыля. Стали гости просить короля Кастыля показать им волшебника, король Кастыль согласился и повел своих гостей в сад к тюрьме. Но оказалось, что тюрьма была отперта и пуста, а от волшебника и след простыл. И опалился Кастыль гневом великим и приказал казнить всю тюремную стражу лютою смертью. Краман Кастылевич был тут же, в числе свиты короля, и слышал жестокое распоряжение своего отца, и жаль ему стало неповинных людей — стражу, осужденную на смерть. Выступил королевич вперед, поклонился отцу и сказал:
— Государь батюшко, не вели казнить неповинных людей. Это я отпер двери тюрьмы и освободил волшебника.
И затем королевич искренне и без утайки рассказал королю, как было дело и как он освободил старого волшебника. Гнев короля обрушился на королевича-сына, и приказал король грозным голосом:
— Посадить королевича в темницу и через три дня казнить его.
Но тут уже выступили гости короля Кастыля: цари и короли, князья и приближенные бояре — и сказали ему:
— Государь, смири свой гнев. Королевскую кровь нигде не вешают и не казнят, ты ли поднимешь свои руки на свое детище, на единственного сына!
Одумался король и отменил свое распоряжение о казни сына, но зато приказал писать грамоты крепкие, что-де изгоняется королевич Краман из пределов родного государства на веки вечные.
И вот веселый пир во дворце сменился глубоким горем и печалью. Попробовали гости склонить короля переменить гнев на милость и простить королевичу ввиду его молодости, но король об этом и слышать не хотел. Делать было нечего. Королева-мать исчередила подорожников, снабдила сына золотой казной, и пошел Краман Кастылевич из своего родного города, куда глаза глядят.
Долго шел королевич и наконец пришел в далекое и неизвестное царство, в столичный город, и думает: «Пойду я во дворец и наймусь в конюхи, к другому делу я совсем непригоден». Приходит во дворец, кланяется главному конюшему и просит о себе доложить царю, что, дескать, явился человек и просит место конюха.
Как раз в конюхе-то была нужда, и Крамана приняли на службу. И стал он жить вместе с царскими прислужниками — конюхами. Краман Кастылевич повел свою службу так хорошо и толково, что скоро стал на виду у своего начальства и сам царь отметил его и полюбил; скоро главный конюший сменился, и его место занял Краман Кастылевич, все прежние его товарищи-конюхи оказались под его властью. Краман Кастылевич держал строго своих подчиненных конюхов и ни в чем не давал им потачки. Всем этим Краман Кастылевич возбудил против себя злобную вражду и ненависть своих подчиненных. Конюхи считали Крамана Кастылевича человеком гордым и заносчивым, к тому же им было забедно, что неизвестно с каких стран явился парнишка и перешиб по службе своих старых товарищей.
И задумали конюхи извести своего начальника и через то отделаться от него. Однажды конюхи явились к царю и сказали ему:
— Государь, наш главный конюший хвастается, что он может достать свинку-золотую щетинку. Не угодно ли вашей царской милости иметь ее? Тогда прикажи, государь, и Краман Кастылевич достанет для тебя эту дивную свинку.
Царь, не теряя времени, призвал к себе Крамана Кастылевича и сказал ему:
— Как же это так, Краман Кастылевич, ты разговариваешь с разной мелкотой и хвастаешься, что можешь достать такую дивную вещь, как свинку-золотую щетинку, а мне об этом и не скажешь. А мне уже давно хотелось приобрести ее. Поди же и достань мне свинку-золотую щетинку.
Краман Кастылевич уверял царя, что никакого разговора про свинку-золотую щетинку с конюхами он не имел и что сам впервые слышит об этой свинке. Но царь и слушать не хотел и приказал:
— Иди и достань мне свинку-золотую щетинку, а не достанешь, прикажу казнить тебя лютою смертью.
Что было делать! Поклонился королевич царю и вышел из дворца печальный и грустный. Покинул он столицу царскую, вышел за город в чистое поле, сел на камень и залился горячими слезами, плачет и говорит:
— На эту бы пору, на это бы время Стар-Матер человек, седа борода, седа голова! От него я горе мычу, чрез него я горько плачу. Кабы не он, теперь бы я у тятеньки был, на королевстве сидел и королевством владел!
Только произнес королевич эти слова, ниоткуль взялся Стар-Матер человек, схватил королевича к себе на руки и понес по воздуху. Долго летел волшебник и наконец опустился в своем роскошном дворце и волшебном замке, поставленном в глухих и диких местах, среди дремучих лесов.
Привел волшебник королевича в свои высокие и светлые хоромы. У волшебника же были три дочери, взрослые девушки, красавицы такие, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Приказал волшебник своей старшей дочери истопить жарко баню и заготовить сороковой[34] чан воды. Повел волшебник королевича в баню и там своим богатырским мечом рассек его пополам и начал старательно мыть обе половины тела королевича в сороковом чану в воде, вымыл, а затем обе половины сложил, спрыснул их мертвой водой, и тело срослось, спрыснул живой водой, и королевич ожил. Тогда волшебник хорошо выпарил и вымыл Крамана Кастылевича в жаркой банюшке, и королевич «стал леп и хорош: зрил бы глядил — очей не сводил»[35].
Привел волшебник королевича в свои палаты и посадил его за столы дубовые, за скатерти браные, за яства сахарные и за питья медвяные. За столом прислуживала старшая дочь волшебника, наливала она чару зелена вина в четверть ведра и подносила доброму молодцу. Краман Кастылевич чару зелена вина единой рукой принимает и единым духом выпивает и почувствовал в себе силы непомерные, силы богатырские. После обеда дочь волшебника постельку постелила, клала она перину перовую, подушечку пуховую, а одеялочко соболевое и королевича спать положила. И заснул Краман богатырским сном и проспал до утра следующего дня.
Поутру же он стал бодрым, сильным и красивым — молодец молодцом. Тут волшебник спросил королевича:
— Скажи, королевич, отчего ты запечалился и закручинился, и какая беда-напасть грозит тебе?
И королевич ответил:
— Как же мне не закручиниться, как же мне не запечалиться! Царь приказал мне достать свинку-золотую щетинку и пригрозил казнить меня, если я не достану ее. А как я достану эту дивную свинку, когда я ее видом не видал и слыхом не слыхал!
— Не кручинься, королевич, — говорит волшебник. — У меня есть свинка-золотая щетинка, уже последняя осталась. Возьми ее и отвези своему царю.
Обрадовался Краман Кастылевич этому подарку несказанно и скоро собрался в обратный путь. Тут старшая дочь волшебника подарила Краману Кастылевичу крупный камень самоцветный. Волшебник вывел королевича за свой волшебный замок и передал ему свинку-золотую щетинку, а затем свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком, и вот явился богатырский конь; конь бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит.
Тогда волшебник сказал Краману Кастылевичу:
— Садись, королевич, на моего коня, он домчит тебя до пределов твоего царства. Этого богатырского коня я дарю тебе, королевич, возьми его и владей им, добрый конь будет служить тебе верой и правдой неизменной, как служил он и мне. Когда ты достигнешь пределов своего царства, то отпусти коня в заповедные луга на зеленую траву, и пускай он там на воле побегает, порыскает и по шелковой траве вволю поваляется и покатается. На пору-на время тебе конь всегда будет готов; стоит только тебе выйти за город, свистнуть молодецким посвистом, гаркнуть богатырским погарком, и добрый конь явится перед тобою. Когда ты отпустишь на свободу своего коня, то сам иди пешком к столичному городу своего царя, а свинку-золотую щетинку веди за собою на веревке.
Краман Кастылевич выслушал речь волшебника, а затем простился с ним, сел на коня, забрал с собою свинку-золотую щетинку и быстро помчался в обратный путь.
Скоро королевич был уже в пределах своего царства, там он слез с коня и отпустил его в заповедные луга, а сам пешком отправился к столичному городу своего царя, а свинку-золотую щетинку вел за собою на веревке. Когда Краман Кастылевич шел городом и за собою вел свинку-золотую щетинку к царскому дворцу, то народ сбежался к нему со всего города, со всех улиц и переулков, и все дивились невиданному чуду — свинке-золотой щетинке, и все прославляли Крамана Кастылевича за его удаль молодецкую. Немало дивился народ и дивной красоте юного царевича.
Краман Кастылевич между тем привел свинку на царский двор и поставил ее на стойло, а сам пошел к царю, низко ему поклонился и сказал:
— Государь, я исполнил твое поручение и достал тебе свинку-золотую щетинку.
Сильно обрадовался царь, повысил он Крамана в чинах, увеличил его жалованье и отвел для него помещение в своем царском дворце.
У царя же была дочь Марфа Прекрасная, писаная красавица, из кости в кость мозг переливается. Дошла и до красавицы царевны народная молва о подвиге молодого конюшего Крамана Кастылевича и о его красоте, узнала она и о том, что молодец удалой живет с ней в одном доме, и послала царевна свою девку Чернавку, верную служанку, взглянуть и узнать, каков собою Краман Кастылевич.
Дело было уже вечером. Краман Кастылевич был дома, огня он не зажигал, а положил на стол самоцветный камень, данный ему дочерью волшебника, и камень этот блистал и светил так сильно, что в комнате было светло, как днем. Девка Чернавка подошла тихо к двери и сквозь щель стала смотреть на самого Крамана Кастылевича и на камень самоцветный, насмотрелась вдосталь, побежала к царевне и сказала ей:
— Ах, царевна, каких чудес я насмотрелась! Краман Кастылевич такой молодец и красавец, что ни в сказке сказать, ни пером написать. А на столе у него лежит крупный камень самоцветный, как жар горит, блестит и сияет так, что в комнате Крамана Кастылевича светло как днем.
— Беги скорее, девушка Чернавушка, — сказала королевна, — и во что бы то ни стало купи у Крамана Кастылевича этот камень самоцветный, какую цену ни запросит, давай ему.
Побежала девка Чернавка к королевичу и говорит ему:
— Краман Кастылевич, наша царевна Марфа Прекрасная послала меня купить у тебя этот камень самоцветный. За цену она не постоит, продай же камень для царевны.
Краман Кастылевич ответил:
— Камень этот не продажный, а заветный, и по завету отдать его царевне можно.
— Какой же завет? — спросила девушка.
— Приди и возьми! — ответил Краман.
Тогда девушка Чернавушка взяла камень и отнесла его к царевне, и царевна была крайне довольна и счастлива, что приобрела такую драгоценность. Скоро представился случай и самой царевне увидеть Крамана Кастылевича, и как она его увидела, так и влюбилась в него. И стала царевна с Краманом Кастылевичем ласкова и всячески выражала ему свою благосклонность.
Так злой умысел конюхов не увенчался успехом, они не только не сгубили королевича, а наоборот, дали ему случай прославиться и заручиться благосклонностью царя и царевны. Краман Кастылевич по-прежнему оставался главным конюшим и стал еще строже следить и наблюдать за подчиненными ему конюхами. Конюхи же еще сильнее стали злобиться и завидовать королевичу и всячески искали случая погубить его.
Опять конюхи явились к царю и сказали ему:
— Государь, Краман Кастылевич говорит и хвастается, что может достать лань-золотые рога. Мы же знаем, что ты изъявил желание достать эту лань. Прикажи Краману Кастылевичу, и он достанет для тебя лань златорогую.
Царь обрадовался этому известию и того же разу призвал Крамана Кастылевича и сказал ему ласково:
— Мой верный слуга Краман Кастылевич. Я так тебя люблю и жалую, а ты со мною не хочешь откровенно поговорить, разговариваешь ты там со всякой мелкотой, лучше бы ты был со мною более откровенен. Ты хвастался конюхам, что можешь достать лань-золотые рога, мне давно хотелось иметь эту дивную лань. Поди и достань ее.
Поклонился Краман Кастылевич царю и говорит:
— Государь, ложно сказали тебе конюхи и поступили так по злобе и мщению. Никогда я не говорил им и не хвастался, что могу достать лань-золотые рога, да об этом диве я никогда и слыхом не слыхал.
Царь опалился гневом великим на королевича и крикнул на него грозным голосом:
— Неверный и коварный слуга, с конюхами ты болтаешь и хвастаешься, а от меня скрываешь. Ступай и достань мне лань златорогую, а не достанешь — казню тебя смертью лютою.
Вышел королевич из царского дворца грустный и печальный. Вышел он за город в чистое поле, сел на камень и слезно зарыдал и сказал:


— На эту бы пору, на это бы время Стар-Матер человек, седа борода, седа голова! От него я горе мычу, чрез него я горько плачу. Кабы не он, теперь бы я у тятеньки был, на королевстве сидел и королевством владел!
Ниоткуль взялся Стар-Матер человек, подхватил он королевича на свои богатырские руки и полетел с ним по воздуху в свой волшебный дворец, стоявший среди лесов дремучих. Велел волшебник средней дочери истопить баню и заготовить сороковой чан воды. И когда все было готово, волшебник повел королевича в баню, рассек его мечом на две половины, вымыл обе части в чану, спрыснул их мертвой и живой водой и оживил королевича, а потом выпарил и вымыл его в бане, и королевич сделался еще красивее и лучше прежнего.
Повел волшебник королевича к столу, за которым прислуживала средняя дочь его; девушка наливала чару зелена вина в полуведра и подносила ее дорогому гостю. Краман Кастылевич единой рукой чару принимает и единым духом выпивает и почувствовал в себе силы великие, богатырские. После обеда девушка постельку постелила и королевича спать уложила, и заснул он богатырским сном и спал до самого утра следующего дня.
Наутро волшебник спрашивает королевича:
— Скажи, королевич, зачем ты звал меня и какая случилась беда с тобою?
И королевич ответил:
— Царь приказал мне достать лань золоторогую и за неисполнение грозил смертью. А где я достану такое диво?
— Не тужи, королевич, — сказал волшебник, — этому горю помочь можно. Есть у меня лань-золотые рога, последняя осталась, дам я тебе, отведи ее к царю.
Обрадовался королевич и собрался в обратный путь. Средняя дочь волшебника провожала королевича и на память ему подарила камень самоцветный еще крупнее и лучше, чем ее старшая сестра.
Вывел волшебник королевича за свой замок и дал ему лань-золотые рога, а затем свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком, и вот явился богатырский конь, конь бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет, из ушей дым столбом валит. Когда конь явился, волшебник сказал Краману Кастылевичу:
— Этого богатырского коня я дарю тебе, королевич, возьми его и владей им, добрый конь будет служить тебе верой и правдой неизменной, как служил он и мне. Когда ты достигнешь пределов своего царства, то отпусти коня в заповедные луга на зеленую траву, и пускай он там на воле побегает, порыскает и по шелковой траве вволю поваляется и покатается. На пору-на время тебе конь всегда будет готов; стоит только тебе выйти за город, свистнуть молодецким посвистом, гаркнуть богатырским погарком, и добрый конь явится перед тобою. Когда ты отпустишь на свободу своего коня, то сам иди пешком к столичному городу своего царя, а лань-золотые рога веди за собою на веревке.
Краман Кастылевич выслушал речь волшебника и затем простился с ним, сел на коня, забрал с собою лань-золотые рога и быстро помчался в обратный путь.
Скоро королевич был уже в пределах своего царства, там он слез с коня и отпустил его в заповедные луга, а сам пешком отправился к столичному городу своего царя, а лань-золотые рога вел за собою на веревке. Когда Краман Кастылевич шел городом и за собою вел лань золоторогую по городу, то народу собралось со всего города еще более, чем в первый раз. Привел Краман Кастылевич лань золоторогую домой, поставил на стойло, а сам пошел к царю и сказал ему:
— Государь, я исполнил твое поручение и привел тебе лань-золотые рога.
И полюбил царь своего конюшего еще больше, чем прежде, наградил его большими чинами и орденами и щедро наделил золотой казной.
Узнала царевна Марфа Прекрасная о возвращении конюшего и послала свою девку Чернавку посмотреть, нет ли у него опять какого дива в комнате, и девка Чернавка опять увидела камень больше и лучше первого, и царевна опять послала девку Чернавку купить у королевича камень, но королевич не продал камня, а передал его царевне по завету: приди и возьми. И царевна была очень довольна этим подарком и еще сильнее разгорелась любовью к Краману.
Так конюхи и на этот раз ничего не достигли. Краман Кастылевич по-прежнему оставался их начальником и сделался к ним еще взыскательнее и требовательнее. И конюхи еще сильнее озлобились и возненавидели королевича и решились во что бы то ни стало сгубить его.
Опять конюхи пришли к царю и сказали ему:
— Государь, конюший Краман Кастылевич похваляется достать «из дива диво» и «из чуда чудо».
И царь того же разу призвал Крамана Кастылевича и грозно ему сказал:
— Чего ты все разговариваешь с конюхами, а мне ничего не хочешь сказать? Ступай и достань мне из дива диво и из чуда чудо. Не достанешь, прикажу тебя казнить, а достанешь — щедро награжу.
Вышел королевич из царского дворца совсем опечаленный и унылый и думает: «Ну, значит, гибель моя пришла. Какое там диво, какое там чудо могу достать я и где я буду их искать?».
Вышел королевич за город в чистое поле, сел на камень и слезно заплакал:
— На эту бы пору, на это бы время Стар-Матер человек, седа борода, седа голова! От него я горе мычу, чрез него я горько плачу. Кабы не он, теперь бы я у тятеньки был, на королевстве сидел и королевством владел!
Ниоткуль взялся Стар-Матер человек, подхватил королевича на свои богатырские руки и полетел с ним по воздуху в свой волшебный замок, стоявший среди лесов дремучих. Велел волшебник младшей дочери истопить баню и заготовить сороковой чан воды. И когда все было готово, волшебник привел королевича в баню, рассек его своим мечом на две половины, вымыл обе части в чану, спрыснул их живой и мертвой водой и оживил королевича, а потом выпарил и вымыл его в бане, и королевич сделался еще лучше и красивее, чем прежде.
Повел волшебник королевича к столу, за которым прислуживала младшая дочь его, девушка наливала чару зелена вина в полное ведро и подносила ее дорогому гостю. Краман Кастылевич единой рукой чару принимает и единым духом ее выпивает, и почувствовал в себе силы великие, богатырские. После обеда девушка постельку постелила и королевича спать уложила, и заснул он богатырским сном и спал до самого утра следующего дня.
Наутро проснулся королевич и сделался бодрым, сильным и красивым. К нему пришел волшебник и спросил его:
— Скажи, королевич, зачем ты звал меня и какая опасность грозит тебе?
И королевич ему объяснил:
— Царь приказал мне достать из дива диво и из чуда чудо. А где я могу достать это, когда я и слыхом об этом не слыхал и видом этого не видал!
Выслушал волшебник Крамана Кастылевича и говорит:
— Этого, королевич, у меня нет. Но не кручинься, я направлю тебя на путь, и ты, может быть, сам сумеешь достать его. Собирайся, королевич, в дорогу дальнюю.
Пред отъездом младшая дочь волшебника подарила королевичу камень самоцветный в семь раз лучше и больше камня, данного ее старшими сестрами. Вывел волшебник королевича за волшебный свой замок, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком, и явились два богатырских коня. Сели на коней волшебник и королевич и поехали; дорога им лежала темными дремучими лесами.
Едут они близко-далеко, низко-высоко, сказка скоро сказывается, а поры-время много минуется. Сначала они ехали широкой дорогой, но вот торная дорога кончилась и дальше пошла такая узкая тропа, что двум конникам в ряд и проехать было нельзя. Тут волшебник остановился и сказал королевичу:
— Теперь, Краман Кастылевич, я вернусь, и дальше ты поезжай один. В пути и дороге будь благоразумен и осторожен. Ты сам увидишь и сам поймешь, как овладеть и как достать из дива диво и из чуда чудо. Только не плошай.
Поехал королевич дальше один. Путь ему лежал лесами непроходимыми, чащей и трущобой. Долго он ехал узкою тропою, наконец дорога стала делаться несколько лучше и шире, и чем дальше, тем торнее. Вдруг королевич выехал на лесную широкую поляну, а на этой поляне стоит обширный огромный терем, стены его были сделаны из больших и толстых дубов, лишь кое-как очищенных от сучьев и корней, никакая человеческая сила не сможет втащить их на стену — так велики были дубы.
Понял королевич, что в этом тереме живут не люди добрые, а бесы и лесная нечисть. Пошел королевич в терем, в нем было пусто; он решил выждать и узнать, кто здесь живет и что делается в этом тереме. Спрятал королевич в лесу в кустах своего коня, а сам залез и спрятался на шестке.
Сначала все было тихо и спокойно, надвигалась ночь. В полночь поднялся в лесу шум, как от ветра, и послышался неистовый крик, свист и гам. Это бесы и лесная нечисть стали слетаться со всех сторон в свой терем на обычный вечерний пир. Скоро весь терем наполнился бесами и лешими, и разными лесными чудовищами, и в тереме поднялось большое оживление и шумное веселье, бесы, лешие и вся лесная нечисть кричали, пели, визжали, свистали, бегали, кружились и кувыркались.
Но вот явился сам набольший хромой бес, Старый Ерахта, и при его появлении бесы немного стихли и присмирели. Старый Ерахта осмотрел всех присутствующих и, видя, что все в сборе, громко крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь! — ответило невидимое существо.
Старый черт продолжал:
— Ты спешко, я спешко: берись за ножи, садись за столы!
И того же разу невидимые руки стали расставлять в тереме столы и уставлять их разными кушаньями и напитками. Бесы быстро уселись за столы, и началось веселое пиршество: бесы пили, ели и весело разговаривали.
Долго продолжалось их пиршество, и лишь под утро, на рассвете, они поднялись из-за стола. После ужина бесы стали подходить к Старому Ерахте под благословение, старый черт благословлял бесов и задавал им на предстоящий день урочную работу: кого посылал в города, а кого в леса и болота.
Бесы, получивши благословение, партиями улетали, и так постепенно терем опустел. Наконец улетел и сам Старый Ерахта, и в тереме никого не осталось. Тогда Краман Кастылевич вышел из своей засады и думает: «Давай-ко я проделаю то самое, что проделал старый черт». И он громко крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь!
— Ты спешко, я спешко: берись за ножи, садись за столы!
И вдруг перед ним появился стол, накрытый скатертью
браной, а на нем были расставлены разные кушанья и напитки. Королевич хорошо напился и наелся и собрался в дальний путь. Вывел он коня из потайного места, сел на него и думает: «Хорошо бы Сугора взять с собою, вот бы и было в моих руках из дива диво». И королевич громко крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь!
— Поедешь ли ты со мной?
— Поеду, королевич, куда ни прикажешь. Надоели мне бесы, и давно я от них собираюсь уходить, — сказал Сугор.
Поехал королевич, а невидимый Сугор его не покидает. Долго ехал королевич и наконец выехал на морской берег и видит: у берега стоит корабль, и корабельщики мечут жребий меж собой, кого заколоть в пищу другим — на корабле давно уже вышла вся провизия, и люди на корабле голодали и решили поедать друг друга по жребию.
Когда корабельщики увидели подъезжавшего на коне всадника, Крамана Кастылевича, то сказали:
— Теперь нам не надо пожирать друг друга и не надо метать жребий, мы съедим этого коня и всадника.
И бросились матросы на королевича, чтобы убить его вместе с конем себе на пищу. Но королевич, когда узнал о намерении корабельщиков, сказал им:
— Подождите малость, и я вас накормлю.
Королевич громко крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь!
— Ты спешко, я спешко: берись за ножи, садись за столы!
И вот невидимые руки расставили на морском берегу
столы, уставленные разными кушаньями и напитками всякому по чину: про господ — по-господски, про крестьян — по-крестьянски. Корабельщики и матросы сели за столы, напились и наелись. После этого капитан корабля взял свою плетку, подошел к одному матросу, махнул над его головой плеткой и рассек матроса на две части, словно мечом. Затем сложил обе части, помахал, потряс над ними плеткой, и матрос ожил, как ни в чем не бывало. Капитан корабля подошел к королевичу и сказал:
— Давай с тобой поменяемся волшебными вещами: ты мне дай своего Сугора, а я тебе дам свою плеть. До дома нам плыть далеко, а пищи у нас нет, твой же Сугор нас будет кормить в пути.
Королевич задумался. Ему жаль было расставаться с Сугором и не хотелось упускать случая добыть плетку — это из чуда чудо. Тем временем Сугор шепнул королевичу:
— Меняйся. Я пошлю кораблю попутный ветер, и он скоро придет домой, люди не будут испытывать нужды в хлебе, а сам я скоро вернусь к тебе, не успеешь ты и версты отъехать, как я уже буду с тобой.
Согласился королевич на мену и получил плеть — из чуда чудо. Корабельщик, получивши Сугора, хотел испытать его и крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь! — откликнулся Сугор с мачты.
— Поедешь со мной?
— Поеду, поднимай паруса!
Подняли корабельщики паруса, подул попутный ветер, и скоро корабль скрылся из глаз. Королевич же вернулся в обратный путь, проехал он версту-другую и думает: «Надо испытать, вернулся ли Сугор», — и крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь, и теперь уж я с тобой, королевич, не расстанусь.
Скоро Краман Кастылевич вернулся домой. Узнал царь
о возвращении Крамана Кастылевича и удивился, что он вернулся с пустыми руками. Между тем Краман Кастылевич поставил на стойло своего богатырского коня, а сам пошел к царю. Спросил царь Крамана Кастылевича:
— Достал ли ты из дива диво и из чуда чудо?
— Достал, государь.
— А ну-ка, покажи!
— Государь, — сказал Краман Кастылевич, — сначала собери в своем дворце пир и на пир этот пригласи всех своих князей, вельмож и бояр, пригласи на этот пир все свое воинство и людей всех чинов: дворян, купцов и крестьян. Тогда при всем народе я и покажу из дива диво и из чуда чудо.
Царь не мешкал и назначил день пира. На этот пир съехалось народу видимо-невидимо: были тут и князья, и бояре, и люди всех чинов — дворяне, купцы и крестьяне, было тут и все воинство, все царские палаты и вся площадь пред царским дворцом были полны народу, всем было любопытно узнать и взглянуть, какое диво и какое чудо привез с собою Краман Кастылевич.
Когда все люди были в сборе, Краман Кастылевич громко крикнул:
— Сугор, ты здесь?
— Здесь!
— Ты спешко, я спешко: берись за ножи, садись за столы!
Быстро невидимые руки расставили во дворце в палатах
и на площади под открытым небом столы, уставленные разными кушаньями и напитками, и всякому был готов прибор по чину его: про царей — по-царски, про господ — по-господски, про купцов — по-купечески, про крестьян — по-крестьянски.
И царь, и весь народ диву дались, видя все это. Все поспешили за столы и начали весело пить и есть.
После обеда Краман Кастылевич подошел к ближнему боярину царскому и махнул над ним плеткой и пересек его надвое. Весь народ так и ахнул от ужаса, сам царь сурово насупился, раздался ропот: «Что же это будет? Краман Кастылевич так и всех нас может порешить». Тогда королевич взял рассеченные части боярина, сложил их и потряс над ними своею плеткою, и ближний боярин ожил, вскочил на ноги, как ни в чем не бывало, и сделался даже моложе и лучше, чем был прежде. Опять ахнул весь народ, но уже от восторга и изумления.
Царь привлек Крамана Кастылевича в свои объятия и объявил при всем народе, что выдает за Крамана Кастылевича свою единственную дочь Марфу Прекрасную и делает Крамана наследником престола и царства.
Тут Краман Кастылевич объявил, что он и сам не простого рода, а сын короля Кастыля, и рассказал королевич о гневе своего отца и об опале, которой он подвергся. Так сладилось дело к общему удовольствию.
Со свадьбой не мешкали: у царя не пиво варить, не вино курить, пир пирком и за свадебку. Женился Краман Кастылевич и зажил спокойно и счастливо с молодою женой.
Прошло так немало времени, и Краман Кастылевич задумал побывать в своем родном королевстве и повидать своих престарелых родителей. Взял он свою жену Марфу Прекрасную и пустился в дорогу и скоро приехал в свой родной город. И велика была радость его родителей, которые уже потеряли надежду когда-либо видеть своего сына и почитали его неживым. И рассказали престарелые родители Краману Кастылевичу, что много горя они вынесли и испытали в разлуке с сыном, что скоро король Кастыль раскаялся в своем безрассудном гневе на сына и посылал своих гонцов во все страны и концы, во все царства и государства на поиски королевича, но нигде его найти не могли и решили, что царевич где-нибудь сложил свою голову.
На радости свидания с единственным сыном король Кастыль задал пир на весь мир.
Скоро престарелый король Кастыль умер, и его трон занял Краман Кастылевич. Недолго спустя умер и царь, отец Марфы Прекрасной, и его трон достался Краману. Так Краман Кастылевич стал и королем, и царем и единственно владел двумя государствами. И стал он жить да поживать, да добра наживать.


Записана 19 декабря 1906 года  со слов крестьянина
деревни Артамоновой Тюменского уезда
Луки Леонтьевича Заякина.
Сентябрь 1915 года, город Тюмень.




Бова Королевич


Идет сказка по дорожке, несет сумочку за плечами.
Сказать ли сказочку?
— Скажи, скажи, дедушко!
— Ну, слушай, да не перебивай: не любо — не слушай, а врать не мешай.
Выехал мужик с сохой и с бороной сине моречко орать. Сине моречко взорет, тогда моя сказочка пойдет. Это не сказка, а только присказка, сказка будет впереди. Слушайте, ребятки!


* * *


В славном городе было Антонии, в славном городе Демехтиане, в славном то было королевстве Кирбита Арзауловича, как у этого короля Кирбита Арзауловича была одна-единственная дочь, прелестная королевна Милитриса Кирбитьевна; девушка она была уже на возрасте, как следует быть — невеста была… королевна Милитриса красоты неописанной. Слава и молва о дивной красоте королевны разошлась далеко по соседним царствам и государствам, и многие женихи-царевичи и королевичи хотели бы послать к ней своих сватовщиков, только не смели: знали, что невеста была разборчива.
Однажды к королю Кирбиту Арзауловичу явились два посольства, одно из соседнего христианского королевства, из столичного города Савина, от прекрасного короля Гвидона, а другое — издалека, из басурманского государства, от прекрасного царя Додона, веры мусульманской; послы объявили королю Кирбиту, что их повелители: король Гвидон и царь Додон — просят короля Кирбита выдать за них свою дочь, прекрасную Милитрису Кирбитьевну, и передали королю Кирбиту собственноручные письма короля Гвидона и царя Додона.
Выслушал король Кирбит Арзаулович послов, прочитал письма, поблагодарил послов за честь, которую оказывают ему король Гвидон и царь Додон, приказал послам идти и ждать ответа. Послы удалились, а король Кирбит Арзаулович пригласил на семейный совет свою супругу королеву и призвал к себе свою дочь Милитрису Кирбитьевну. Король объявил жене и дочери о той цели, с которой явились послы от короля Гвидона и царя Додона, и так сказал своей дочери:
— Возлюбленная дочь моя Милитриса Кирбитьевна! Ты уже девушка на возрасте, и настало время тебе подумать о супружестве. Явились послы-сватовщики от короля Гвидона и царя Додона; оба жениха — люди молодые, сильные и красивые и владеют сильными и богатыми государствами. Ты и сама знаешь обоих женихов, так как они бывали в нашем доме. Выбирай, кто тебе люб из них.
Выслушала королевна слова отца, поклонилась ему и сказала:
— Дорогой мой родитель-батюшко и дорогая родительница-матушка! Как вы хотите, а только я непременно желаю выйти за прекрасного царя Додона. Уже давно мое сердце лежит к нему и шибко он мне глянется; знаю я, что и Додон любит меня.
Королевна Милитриса Кирбитьевна сказала правду истинную: с первого же свидания их молодые люди, царь Додон и Милитриса Кирбитьевна, полюбили друг друга и только и думали о том, как бы сойтись законным браком; у Милитрисы был портрет красавца Додона, и она часто на него заглядывалась. Но королю Кирбиту Арзауловичу и королеве-матери не понравился выбор их дочери, и они сказали ей:
— Подумай, дочь наша, тебе ли, православной королевне, идти в басурманское царство за царя мусульманского? Выходи за короля Гвидона, он царствует в стране христианской и держит веру православную, и сам король Гвидон человек молодой, красивый и разумный, человек он слоутный и известен как сильный и храбрый витязь. За отказ твой король Гвидон нападет на нас, все наше царство побьет-разорит, все наши города сожжет, головней покатит, нас в полон заберет, а тебя нечестно за себя замуж возьмет.
Но королевна настаивала на своем выборе, просила и молила своих родителей выдать ее за Додона. Король Кирбит Арзаулович и королева-мать сначала старались подействовать на свою дочь убеждением и ласковым словом. Но королевна Милитриса и слышать их не хотела, ударилась в слезы, и только ее было слов и речей: «За Додона пойду, люб он мне! Не хочу выходить за постылого Гвидона, мне его не надо!». Бились-бились родители, ничего не могут поделать; сначала хотели уговорить свою дочь лаской, а потом уже перешли и на угрозы, стали на нее сердиться и бранили ее. Но и это не подействовало. И опалился тогда король Кирбит Арзаулович гневом великим и закричал он на дочь громким гневным голосом:
— Не быть тому, чтобы моя дочь была за мусульманским царем! Ты выйдешь за короля Гвидона!
Так была решена судьба королевны Милитрисы Кирбитьевны. И бросилась королевна в великие лозы, удалилась она в свои покои, пала на мягкую постелюшку и стала горько и неутешно плакать и рыдать. Король Кирбит Арзаулович между тем отпустил послов Додона с отказом, а послов короля Гвидона одарил и с честью отпустил, и наказал через них Гвидону, что предложение его принято, и написал об этом свое собственноручное письмо.
Королевна Милитриса Кирбитьевна добилась лишь того, что по ее просьбе свадьбу отложили на крайний срок — на полгода. Скоро пролетело время, настал день свадьбы. Король-жених прекрасный Гвидон явился в столичный город короля Кирбита в сопровождении пышной и блестящей свиты. Сыграли свадьбу и сделали большой пир, много на свадебном пиру было гостей званых, гости пили, ели и веселились.
И повез король Гвидон к себе в столицу молодую жену. Но Милитриса Кирбитьевна с подклета невзлюбила своего супруга и была с ним холодна и неласкова; в мыслях своих она все еще носила память о Кодоне и любила его, и думала она лишь о том, как бы извести ненавистного своего супруга короля Давидовна и сойтись с царем Кодоном.
Король же Видикон горячо полюбил Милитаристу Викентьевну и всячески за нею ухаживал; Видикон сильно сокрушался, примечая нелюбовь и холодность к себе своей красавицы-жены, и ума не мог приложить, откуда эта нелюбовь; о чувствах же своей жены к Кодону он не знал и не подозревал.
Между тем Милитариста Викентьевна осточертевала, и король Видикон искренно радовался этому состоянию своей жены. Однажды королева Милитариста Викентьевна позвала к себе короля Давидовна и сказала ему ласковым голосом:
— Возлюбленный супруг мой! Ты понимаешь, в каком я положении, я беременна и чувствую себя нездоровою, и страдаю женскими прихотями: шибко мне хочется покушать мяса дикого непрям и думается мне, что если бы я поела его, то мне стало бы легче. Поди, Видикон, и застрели непрям[36].
Король Видикон шибко обрадовался ласковому слову своей жены и не стал мешкать: оседлал он коня, заскочил на седло и помчался ясным соколом за город, в чистое поле широкое раздолье на охоту за диким напрем.
Тем временем Милитриса Кирбитьевна написала письмо царю Додону, в котором излагала: «Всемилый прекрасный царь Додон, любитель мой дорогой! Жить без тебя не могу, приезжай ко мне и избавь меня от моего постылого мужа — короля Гвидона какими знаешь способами, и тогда стану я тебе верной женой, а вместе со мною ты овладеешь и Гвидоновым царством».
Написала Милитриса письмо и позвала к себе верного слугу Личарду, и сказала ему:
— Верный слуга Личарда! Возьми это письмо и отнеси его царю Додону, только не мешкай и сейчас же отправляйся в путь, а когда вручишь письмо, то передай на словах царю Додону, что в письме изложена сущая правда, что я по-прежнему люблю Додона и прошу его подступить к нашему царству и покончить с моим ненавистным супругом королем Гвидоном, и тогда я стану ему женой, и Додон овладеет царством Гвидона.
Выслушал это старый слуга Личарда и сказал Милитрисе Кирбитьевне:
— Смилуйся, государыня-матушка! Одумайся, какое ты дело замыслила! Статочно ли это дело — извести нашего доброго и ласкового короля Гвидона, которого любит весь народ, и призвать на его царство басурманского царя Додона? Да легко ли добраться до царства Додона, ведь к нему неблизок путь, и пройдет немало лет прежде, чем я принесу тебе ответ от Додона. Нет, государыня, я не согласен на это.
Тогда Милитриса Кирбитьевна разгневалась на своего старого слугу и пригрозила ему:
— Если ты не исполнишь моего приказа, то я наговорю на тебя своему мужу королю Гвидону всякой всячины и наплету на тебя какой-нибудь небывальщины, и упрошу короля казнить тебя, и тогда не сносить тебе своей головы.
Выслушал это верный слуга Личарда и думает: так смерть и так смерть. И решил идти к Додону, взял он письмо и, не мешкая, пустился в далекий путь.
Между тем к вечеру этого дня король Гвидон вернулся домой с охоты и привез с собой дикого непря. Повара и кухарки из дичи сготовили кушанье и дали королеве; она покушала и стала здорова и весела, и стала ласковая и нежная к своему супругу. Король Гвидон тому радовался, глядя на свою красавицу жену; о письме к Додону он, конечно, не знал.
Настало время, и родила Милитриса Кирбитьевна первенца сына, славного рыцаря, премогутного богатыря, прекрасного и храброго витязя Бову Королевича. Ребенок рос не по годам и не по дням, а по часам; и был Бова Королевич[37] дивной красоты, красоты невиданной-неописанной, и с малых лет проявлял он силы великие, непомерные силы богатырские. Король Гвидон был сильно обрадован рождением сына, глядит не наглядится и нарадоваться не может на красавца сына.
Тем временем слуга Личарда свершил свой далекий путь и благополучно достиг царственного града царя Додона, подошел он к царскому дворцу, не спрашивал у ворот воротников, у дверей придверников, прямо прошел в царские палаты, в покои самого царя Додона; низко он царю поклонился и передал ему письмо Милитрисы Кирбитьевны.
Царь Додон принял посла ласково, взял от него письмо, читает и головой качает, и говорит: «Неужели все это правда?». И слуга Личарда ему ответил: «Все, что написано в письме, государь, все это истинная правда». И затем слуга Личарда обстоятельно рассказал Додону все то, что поручила ему прекрасная королева Милитриса Кирбитьевна.
Сильно обрадовался царь Додон, щедро наградил он верного слугу золотою казной, отвел ему покои в своем дворце, напоил-накормил его со своего царского стола и приказал дворцовой прислуге служить Личарде и предоставить ему всякие удобства, чтобы он хорошо отдохнул с дороги, а сам царь Додон принялся писать ответное письмо Милитрисе Кирбитьевне; он писал в письме: «Всемилая моя королева Милитриса Кирбитьевна! В такой-то день я со всей своей силой-армией подступлю к вашему стольному городу Савину и спрячусь близ города в кустах. Ты в этот день пошли своего мужа короля Гвидона за город за какими бы там ни было делами, а я нападу на него и убью».
Письмо было готово, и слуга Личарда хорошо отдохнул с дороги. Тогда царь Додон отдал письмо Личарде и послал его с ответом обратно к Милитрисе Кирбитьевне. Слуга Личарда благополучно вернулся домой и тайно передал королеве ответное письмо царя Додона. Путешествие же слуги Личарда к царю Додону продолжалось столь долго, что к его возвращению в Савин-град Бова Королевич был уже мальчиком по 5–6 году; Королевич уже бегал в школу и обучался разным наукам и художествам; особенно хорошо Бова Королевич научился играть на гуслях да петь под свою музыку.
В назначенный Додоном день с утра Милитриса Кирбитьевна опять притворилась больною и позвала к себе Гвидона, и сказала ему:
— Возлюбленный супруг мой! Неможется мне, и вся-то я болею. Ох, ох! Мое сердечушко болит, и все-то внутренности мои во мне словно перевернуло, и всю-то меня искололо! Ох, вся-то я словно в огне горю!
Король Гвидон испугался и ласково спросил жену:
— Что с тобою, любезная супруга, и отчего приключилася тебе эта болезнь?
— Ох, и сама не знаю, с чего это сталося, но думаю, что не иначе, как понесла я, забеременела. Поезжай ты и убей дикого непря, я покушаю и, может быть, мне с того лучше станет, как и в прошлый раз.
Царь Гвидон не мешкал: оседлал коня и поскакал за город, в чистое поле-широкое раздолье на охоту за диким непрем. Как только король Гвидон выехал за город, так Милитриса Кирбитьевна приказала запереть городские ворота не впускать обратно в город короля Гвидона; ослушникам своей воли она пригрозила лютою казнью.
Не подозревая опасности, король Гвидон скакал все дальше и дальше и углубился в лесную чащу. Тут выскочил из засады, из кустов, царь Додон с шестидесятью своими храбрыми витязями и напал на Гвидона. Король Гвидон, завидев нечаянное нападение, пришпорил коня и во весь конский прыск бросился бежать к своему городу; конь у него был добрый, и король Гвидон далеко опередил погоню.
Прискакал король Гвидон к городу и увидел, что ворота города заперты, и закричал своим громким голосом:
— Всемилая супруга моя Милитриса Кирбитьевна! Отвори скорее ворота, напали на меня какие-то неприятели, грозит мне неминучая гибель, убьют меня!
Королева и слышит, да голосу не подает. Тогда король Гвидон еще сильнее и еще громче закричал: «Любезные мои друзья и бояре, и слуги мои верные! Отворите ворота, впустите меня и спасите от лютой смерти!». Весь народ слышал жалобный крик своего короля, но никто не отозвался на его голос и никто не оказал ему помощи. Увидал Гвидон своего сына Бову — резвился он на улице близ дворца, и закричал ему: «Чадо мое милое, Бова Королевич млад! Отопри хоть ты своими детскими ручками крепкие запоры на городских воротах и впусти меня, и спаси от лютой смерти».
Бова Королевич схватил палку и подбежал к воротам, чтобы сбить с них запоры крепкие, но стража не допустила Бову к дверям и оттолкнула его. Тем временем Додон наскакал на Гвидона и ссек ему голову.
Так король Гвидон был убит под стенами своего города на глазах всего своего народа. Королева Милитриса тот же час приказала отворить городские ворота и сама встречала царя Додона, брала она его за руки белые и целовала в уста сахарные, и повела в свои покои царские, посадила за столы дубовые, за скатерти браныя, поставила пред ним и кушанья, и напитки, и стали они пировать и веселиться, и стали они конфетовать и банкетовать. Вслед за Додоном явилась в город вся басурманская сила-армия, и солдаты тоже предались пьянству и разгулу. И так долго продолжались пиры и гулянья во дворце и в городе.
А народ все это видел и роптал: «Что же это за порядки такие? Царица сгубила нашего законного царя, нашей православной веры, а на его место призвала басурманского царя, сделала его своим полюбовником, целуется и милуется с ним. Где же это видано?». Но вслух об этом не говорили: боялись Додона и его войска.
Когда Бова Королевич увидел, что его отца убили и что царя Додона впустили в город, то он сильно испугался, побежал в конюшню и спрятался там под ясли, да и просидел там целый день; никто о нем и не вспомнил; да и после того Бова Королевич много дней оставался в конюшне и старался не попадаться матери на глаза, и в царские палаты ни ногой.
Царь Додон только не забыл Бову Королевича и не выпускал его из своих мыслей, он размышлял: «Подрастет королевич и будет мстить за неповинную кровь своего отца, и убьет меня. Надо избавиться от Бовы Королевича». Когда во дворце и в городе пиры и банкеты кончились и жизнь пошла будничным порядком, однажды ночью царь Додон увидел страшный сон: будто Бова Королевич отсек ему голову. Проснулся на следующее утро царь Додон и крепко задумался над смыслом и значением этого сна. Собрал он всех своих старых вельмож и сановников, рассказал им свой сон и просил их растолковать ему значение того сна. Одни говорили, что сны — дело пустое: куда ночь, туда и сон; а другие, наоборот, говорили, что сон этот вещий и недоброе предвещает он царю Додону, и крепко советовали царю беречься Бовы Королевича. Крепко царь Додон испугался этого вещего сна и решил во что бы то ни стало отделаться от Бовы Королевича и погубить его. Пошел царь Додон к Милитрисе Кирбитьевне и сказал ей:
— Возлюбленная моя Милитриса Кирбитьевна! Нам надо крепко подумать о судьбе Бовы Королевича; подрастет мальчик и будет мстить нам за смерть своего отца короля Гвидона, и тогда не сносить нам своих голов; надо убить Королевича, надо его извести.
Королева не соглашалась на это и говорила: «Как я могу поднять руки на свою кровь, на своего сына?». Но Додон не унимался и все настойчивее и крепче просил королеву убить Бову Королевича. Тогда Милитриса Кирбитьевна сказала Додону: «Я не хочу проливать кровь своего сына, а если ты желаешь его гибели, то посади его в каменную тюрьму и прикажи давать ему хлеба по крошке и воды по ложке, и тогда Бова Королевич сам умрет голодною смертью».
Узнал Бова Королевич о грозящей ему опасности и побежал к своему дядюшке Симбалде[38], родному брату короля Гвидона, и рассказал ему, как задумали с ним расправиться и покончить его родная мать и ее сожитель царь Додон. Дядюшка Симбалда сильно жалел Бову Королевича и даже прослезился, слушая его рассказы и сетования на его судьбу, и сказал Бове Королевичу:
— Надо нам с тобой бежать из родного города, и если ты согласишься, то я увезу тебя в свою вотчину, в свой Сумин-град.
Бова Королевич согласился. С наступлением ночи Симбалда оседлал двух коней и вместе с Бовой Королевичем поехал в Сумин-град. На следующий день Милитриса Кирбитьевна узнала о побеге своего сына вместе с его дядей Симбалдой и послала тридцать молодых и сильных всадников в погоню за ними. Услышал дядька Симбалда богатырский топот и понял, что за ними следует погоня, и сказал Бове Королевичу:
— Я слышу топот богатырских коней, за нами следует погоня, и если нас настигнут, то засекут. Но кони наши еще крепки и бодры, и по быстроте их им равных нет, и если мы помчимся во весь конский прыск, то никакая погоня нам не страшна. Только сможешь ли ты удержаться в седле при быстром беге коня?
— Попробую, дяденька, и постараюсь крепче держаться в седле, — ответил Бова Королевич.
Тогда дядька Симбалда горячил и сердил своих богатырских коней, пустил их во весь конский прыск, и они полетели, как стрела. Но Бова Королевич был еще слишком юн и мал и некрепко держался в седле, и при первой же быстрой скачке его как ветром сняло, и он полетел, и пал на землю. А погоня была тут как тут. Схватили Бову Королевича. Гнались и за Симбалдой, но догнать его и схватить не могли. Он успел уже прибежать в Сумин-град и в нем заперся.
Привезли Бову Королевича обратно домой, и опять царь Додон настаивал на том, чтобы убить ребенка, но королева-мать не дала на это своего согласия; и решено было посадить Бову Королевича в тюрьму и там уморить его голодом.
Посадили Бову Королевича в каменную тюрьму и приставили к нему стражу. Бова Королевич просил у королевы-матери лишь одной милости, чтобы ему позволили взять с собою в тюрьму двух маленьких комнатных собачек, с которыми он, в бытность на свободе, играл, бегал и забавлялся, и мать оказала ему эту милость и позволила Бове Королевичу держать при себе собачек.
Было приказано, чтобы Бове Королевичу носили ежедневно хлеба по крошке и воды по ложке, чтобы уморить его голодной смертью. Девка Чернавка, верная служанка, каждый день носила в тюрьму скудный обед Бове Королевичу. Девка Чернавка сильно жалела Бову Королевича, жалела его молодость и красоту и часто плакала над несчастной долей и тяжкой неволей; потихоньку и тайно от стражи, приставленной к тюрьме, она приносила в тюрьму чего-нибудь съестного: пирога, мяса или фруктов — и тем питала Бову Королевича. Целых два года Бова Королевич сидит в каменной тюрьме, а мать и не подумает навестить своего сына.
Однажды королева Милитриса Кирбитьевна вышла в сад прогуляться, путь ей лежал как раз мимо той тюрьмы, где сидел ее сын Бова Королевич. Увидел Бова Королевич из своего тюремного окошечка проходившую королеву-мать и закричал ей своим нежным, жалобным голосом:
— Всемилая моя матушка! За что ты меня бросила в темную темницу, зачем ты держишь меня за запорами крепкими? Сжалься надо мною, матушка! За что ты моришь меня голодом и грозишь смертью лютою? Чем я прогневил тебя? Забыла ты меня, родимая матушка!
Услышала королева голос своего сына и ответила ему:
— Ах, чадо мое возлюбленное! Ведь и впрямь я забыла тебя. Подожди, я пошлю тебе гостинчик.
Воротилась королева и тот же час замесила из крупчатной муки тесто на псином сале да на змеином жале[39], сделала она три маленьких булочки, испекла их и послала их с девкой Чернавкой в тюрьму Бове Королевичу. Обрадовался Бова Королевич, что мать его не забыла и прислала ему в гостинцы три булочки, и хотел уже их скушать.
Но девка Чернавка залилась горькими слезами и сказала:
— Ах, Бова Королевич, не ешь ты этих булочек, я сама видела, как твоя мать королева сготовила их на псином сале да на змеином жале. Как только ты скушаешь их, так тебя того же разу и разорвет.
Тогда Бова Королевич взял одну булочку, отломил от нее по маленькому кусочку и дал собачкам, те съели булочки и того же разу сдохли. Понял тогда Бова Королевич, каким гостинцем порадовала его королева-мать, и залился горькими слезами. Наплакался вдоволь Королевич и говорит служанке:
— Девушка Чернавушка, верная служанка! Сослужи мне службу верную-неизменную: не запирай ты двери моей тюрьмы, чтобы я мог ночью бежать отсюда. Тюремная стража слабо наблюдает за мною, и с наступлением ночи все в тюрьме спят. Только запоров крепких я столкнуть не могу. Прошу тебя, девушка Чернавушка, и слезно умоляю: помоги мне бежать из моей проклятой постылой тюрьмы и знай, что твоей услуги я не забуду до гробовой доски. Если после этого твоего дела ты останешься жива и здорова, то я, когда достигну силы и власти, щедро тебя награжу, и будут тебя питать и покоить до конца твоих дней, а если тебя казнят смертью лютою, то я по твоей душе учиню великое поминовение, и сам буду о тебе молиться денно и нощно и вымолю у Бога твоей душе вечный покой.
Горько плачет Бова Королевич, обливается горячими слезами и девушка Чернавушка. Вдоволь наплакалась девка Чернавка, наконец успокоилась, осушила свои слезы, низко поклонилась Бове Королевичу и сказала:
— Не запру я сегодня дверей тюрьмы, беги, Королевич, и постарайся избежать погони. Жаль мне тебя, Бова Королевич, жаль твоей молодости и твоей красоты, а обо мне не беспокойся — я уже прожила свой век и теперь готова принять за тебя смертную чашу.
Ушла девка Чернавка и не заперла за собой дверей тюрьмы. Наступила глухая темная ночь. Народ в городе утомился, тюремная стража погрузилась в глубокий сон, заснули и часовые. Тихо вышел Бова Королевич из своей тюрьмы, прошел чрез весь город, очутился в чистом поле и пошел куда глаза глядят. Бова Королевич избегал дороги проезжей, боялся погони и шел местами глухими и необитаемыми, дикими лесами, чащами и трущобами.
Долго шел так Бова Королевич, много дней и ночей, никакого запаса с ним не было, и он питался, чем Бог приведет: где ягодками, где какими-нибудь дикими лесными плодами, а где скушает какую-нибудь есвяную травку. Сильно изморился и отощал Бова Королевич; в лесных трущобах сучьями изорвало в клочья все его платье и исцарапало все его тело.
Наконец Бова Королевич вышел на морской берег и стал молить Бога: «Господи, хоть бы мне увидеть какой-нибудь корабль или суденышко, тогда бы я спасся от голодной смерти». И вот Бова Королевич увидел: появился вдали корабль, синеет, как поясок; корабль подходит все ближе и ближе к берегу. Когда корабль проходил уже совсем близко от берега, Бова Королевич закричал своим громким голосом, что было его силы:
— Господа корабельщики! Примите на свой корабль меня, заблудящего человека, суздальца-иностранца, не оставьте меня погибнуть здесь в глухом и необитаемом месте, где три года я блуждаю и скверню свою душу непотребным питанием.
Корабельщики услышали голос Бовы Королевича, пожалели его, послали шлюпку на берег и приняли его на свой корабль. Там, на корабле, Бову Королевича вымыли, одели в хорошее платье, накормили и напоили его, и дали ему хорошо отдохнуть. И после этого королевич стал по-прежнему хорош и красив, корабельщики и матросы дивились его красоте. Корабль принадлежал трем купцам, и вот трое хозяев плыли на этом корабле; они шли с товарами в соседнее государство торговать. Подозвали корабельщики Бову Королевича и стали его расспрашивать:
— Скажи нам, мальчик, кто ты и откуда, как тебя звать и по отчеству величать; чьих ты родов и каких городов, и какими судьбами ты попал в эти глухие и необитаемые места?
Бова Королевич поклонился купцами и сказал:
— Господа корабельщики, скажу вам всю правду истинную. Рода и племени своего я не знаю и не ведаю, и не помню, в какой стране и в каком городе я родился. Знаю только, что отец у меня был пономарь, а мать моя была прачка, на людей рубашки мыла и тем мою голову вскормила. Зовут меня Ангуслей, а по отцу величают Пономаревич.
— Скажи нам, Ангуслей Пономаревич, обучен ли ты какому-нибудь ремеслу и к какому делу тебя можно приставить?
— Обучали меня грамоте, я хорошо умею играть на гуслях и песни петь, но никакого другого ремесла я не знаю.
— И то ладно, — подшучивают купцы, — будешь нас забавлять в дороге своим пением да музыкой.
Заставили корабельщики Ангуслея Пономаревича прислуживать за собою, а в свободное от занятий время помогать матросам. Ангуслей Пономаревич принялся за работу из всех сил и старался всячески угодить и услужить своим хозяевам, всюду и на всякое дело он был готов, и везде он поспел. В каютах своих хозяев-корабельщиков он завел порядок и чистоту и без отказу помогал своим товарищам-матросам. И полюбили все — и корабельщики, и матросы — Ангуслея Пономаревича за его расторопность и услужливость.
Каждый день по вечерам, как управятся все дневные работы, Ангуслей берет свои гусли, садится на корабельной палубе и начинает играть и петь. И все дивились его игре, с наслаждением слушали его нежное и протяжное пение. И стали корабельщики рассуждать, кому владеть Ангуслеем: каждому хотелось иметь его и никому не хотелось уступить; сначала обсуждали этот вопрос спокойно, а затем стали горячиться, заспорили и перессорились, и решили: бросить Ангуслея в море, пускай никому не достанется. Услышал этот спор Ангуслей и сказал купцам:
— Господа корабельщики, напрасно вы спорите и ссоритесь, я буду служить каждому из вас поочередно: одному до завтрака, другому до обеда, а третьему до ужина.
Купцы согласились на это и примирились. Между тем корабль все держал свой путь и скоро прибыл к месту назначения в Визионское королевство и остановился в гавани у столичного города. Корабельщики взяли дорогих материй и драгоценных камней и пошли с этими подарками к визионскому королю Зензевею Андроновичу. Король Зензевей встретил купцов с честью и радостью, принял от них дорогие. подарки, посадил их, угостил и стал расспрашивать, как идут их торговые дела и какие заморские товары везут они с собою. Купцы сказали, что везут с собою много дорогих материй и много разного заморского товара, какого не сыскать во всем Визионском королевстве.
У короля Зензевея Андроновича была дочь Дружневна — молодая девушка красоты невиданной. Узнала королевна Дружневна о прибытии иностранных купцов с разными дорогими материями и диковинными товарами, и на другой день она послала на корабль двух своих девушек, верных служанок, осмотреть товары и материи и привезти ей образцы их. Поехали девушки к гавани, и когда они стали с берега по мосткам переходить На корабль, Ангуслей Пономаревич взял свои гусли звонкие и заиграл, и таково-то нежно и приятно запел! Служанки королевны так были поражены красотой мальчика Ангуслея Пономаревича и до того были удивлены и увлечены его красивым и приятным голосом и пением, что забыли, зачем на корабль приехали, и вернулись назад с пустыми руками.
Королевна Дружневна спросила служанок:
— Скажите, служанки, хороши ли товары на корабле и привезли ли вы образчиков?
— Ах, королевна-голубушка, мы даже и забыли, зачем на корабль ездили. Там, на корабле, мы увидели мальчика, уже подростка, дивной красоты, такой красоты ни в сказках сказать, ни в портретах написать; он играл на гуслях и пел песни своим нежными ангельским голосом. Мы так засмотрелись на молодого красавца и так заслушались его игрой и пением, что забыли, зачем приезжали, и вернулись с пустыми руками. Красота этого мальчика и его песни совсем вывели нас из ума, отбили у нас и разум, и память.
Рассердилась королевна и пожурила их за неисполнительность, и решила на другой день сама съездить на корабль за товарами. Наутро королевна Дружневна села в карету, взяла с собою обеих служанок и отправилась в гавань.
При появлении королевны Ангуслей опять взял гусли и заиграл лучше прежнего, и запел еще лучше и нежнее, чем пел ранее. Вошла королевна Дружневна на корабль, да как увидела красавца молодого, Ангуслея Пономаревича, да как услышала его игру и пение, да так и остановилась, смотрит на него, глядит и очей отвести не может. Поглянулась и Ангуслею королевна Дружневна. И глубоко полюбили молодые люди друг друга. Долго королевна любовалась молодым красавцем и долго слушала его пение.
Кончил Ангуслей свою игру и пение, и королевна спросила купцов:
— Скажите, господа корабельщики, что этот мальчик — сын ваш или матрос?
— Нет, королевна, это не сын наш, — ответили те, — это найденыш, заблудящий человек, не помнящий родства. Мы подобрали его на морском берегу, в местах глухих и необитаемых.
Забрала королевна Дружневна на корабле разных материй и диковинных вещей не на одну тысячу рублей и вернулась домой, а как вернулась домой, так пошла к отцу и сказала ему:
— Государь мой батюшко! Я была сегодня на корабле и видела там хорошенького красивого мальчика-найденыша, которого купцы подобрали на неизвестном морском берегу; мальчик этот хорошо играет, а еще лучше поет. Возьми, дорогой родитель, этого мальчика во дворец, он будет красивым и забавным прислужником.
Король любил и баловал свою единственную дочь и, конечно, не захотел ее обидеть отказом, и обещал ей исполнить ее просьбу. Призвал к себе король Зензевей трех корабельщиков, ласково их принял, посадил и угостил, и сказал:
— Господа корабельщики, дочь моя королевна Дружневна видела на вашем корабле красивого мальчика, которого вы подобрали где-то на морском берегу, и просила меня взять у вас этого мальчика и сделать его при дворе моим прислужником. Дружневна у меня одна, как порох в глазу, я ее люблю и балую; мне и на этот раз не хотелось бы обижать ее отказом, и я обещал исполнить ее просьбу. Так вот, я и позвал вас, гости иностранные, затем, чтобы просить вас уступить мне этого вашего найденыша. Отдайте мне этого мальчика, и я буду вам много благодарен и постараюсь не остаться у вас в долгу. Моя супруга королева и моя дочь королевна Дружневна всякий раз забирают на ваших кораблях не на одну тысячу разных материй и товаров, и я никогда не стеснял вас в вашем торговом деле. А теперь, если вы мне отдадите этого мальчика, то я прикажу отвести вам на торговой площади лучшие места и разрешу вам производить торговлю во всем моем королевстве…безданно и беспошлинно и сверх всего этого заплачу вам за мальчика триста златниц наличными деньгами.
Выслушали корабельщики речь короля и крайне обрадовались такому выпавшему на их головы неожиданному счастью, и без дальних разговоров согласились на предложение короля, и сказали ему:
— С удовольствием, государь, мы уступим тебе этого парнишку-найденыша; он действительно мальчик умный и расторопный, и очень красивый, а главное — хорошо играет на гуслях и хорошо поет, но нам он ни к чему, и мы из-за него только ссоримся.
Привели Ангуслея Пономаревича в царский дворец к королю Зензевею и королевне Дружневне, и король стал расспрашивать его, кто он и откуда, как его зовут, и мальчик объяснил:
— Роду и племени своего я не знаю и в какой стране я родился — не ведаю. Я заблудящий человек, три года я блуждал по диким и необитаемым местам и по темным лесам, случайно выбрался на морской берег, где меня и подобрали корабельщики. Помню я только, что отец у меня был пономарь, а мать — прачка, она на людей рубашки стирала и тем мою голову вскормила. Зовут меня Ангуслей, а по батюшке величают Пономаревич.
Королевна Дружневна сказала:
— Не хочешь ли ты, Ангуслей Пономаревич, сделаться у меня комнатным прислужником, горничным мальчиком? Ты будешь прислуживать мне только с появлением у меня гостей, когда соберутся ко мне гости — подружки и знакомые дамы, тогда ты возьмешь поднос и будешь обносить меня и моих гостей кушаньями и напитками, сластями и фруктами.
Ангуслей поклонился королю и королевне и сказал:
— Нет, королевна, я не пригоден к такой службе. Я человек застенчивый и стыдливый, и когда увижу разряженных женщин, то растеряюсь, руки у меня задрожат, поднос выпадет, и разобьются чаши и тарелки, и все сласти у меня рассыплются. Лучше сделайте меня конюхом, я хорошо умею и люблю ходить за конями. Когда я жил в родительском доме, то у моего отца была бурая кобыла, я за ней ходил и так раскормил, что и в пригон загнать было трудно. А там как будет вам угодно, я не могу перечить воле вашего королевского величества и буду с охотой нести всякую службу!
Королю Зензевею понравилась рассудительная речь молодого человека, и он согласился на время оставить Ангуслея Пономаревича в конюхах. И вот Бова Королевич под именем Ангуслея Пономаревича стал конюхом короля Зензевея.
С большим усердием Ангуслей Пономаревич принялся за работу и скоро свое дело поставил так хорошо, что начальство им не нахвалится: в конюшнях заведен порядок и чистота, кони сыты и бодры. Сам король Зензевей Андронович полюбил молодого и красивого конюха и часто при своих выездах сажал Ангуслея на козлы своего экипажа в качестве кучера.
Молодая королевна Дружневна между тем все сильнее распалялась нежной страстью к Ангуслею и внимательно следила за всеми подробностями его жизни; в свою очередь и Ангуслей все больше и больше своим сердцем стремился к молодой красавице, королевской дочери. Но молодые люди не обнаруживали своих чувств. Королевна Дружневна все больше замечала и убеждалась, что Ангуслей не простого и не пономарского роду; несколько раз она говорила Ангуслею: «Ангуслей, как я погляжу на тебя, ты не простого роду. Скажи мне, кто ты и откуда?».
Но Ангуслей все твердил: «Верно говорю вам, королевна, я заблудящий суздалец-иностранец, Пономарев сын». Обжился и осмотрелся Ангуслей Пономаревич, попривык к придворным порядкам и к людям, его окружавшим, и сделался посмелее: стал он захаживать в палаты королевского дворца и в покои королевны Дружневны. Королевна сначала изредка, а затем чаще да почаще стала заставлять Ангуслея прислуживать в ее комнатах собиравшимся у нее гостям, подругам и боярыням. Так Ангуслей сделался горничным мальчиком, но не бросал дела и по конюшне.
Однажды в большой праздник в покоях королевны Дружневны было особенного много гостей; все боярыни и боярышни были разодеты в роскошные и дорогие платья. Ангуслея нарядили в красивый разноцветный кафтан и пригласили его в покои королевны Дружневны отправлять обязанности горничного мальчика. Все гости глядели, наглядеться не могли на красивого горничного мальчика и расхваливали его красоту и ловкость.
Накрыли столы, гости стали обедать; все гости были веселы и оживленны. Ангуслей прислуживал за столом и разносил кушанья. Сначала все шло хорошо и гладко. Но вот Ангуслей взял большое и роскошное серебряное блюдо, а на нем положен был целый жареный лебедь; стал он обносить этим блюдом гостей, подошел к королевне Дружневне, а королевна в это время уронила со стола на пол свой ножичек; Ангуслей наклонился, чтобы поднять пояс и подать его своей госпоже, а королевна Дружневна в это время поцеловала его в голову. Ангуслей вспыхнул, как девица красная, застыдился, и руки у него задрожали, он растерялся и не знал, что делать. Гости засмеялись и стали подшучивать над стыдливым горничным. Ангуслей еще больше застыдился и растерялся, выронил блюдо из рук, и оно с треском покатилось на пол вместе с жареным лебедем. Гости громко захохотали.
Тогда уже Ангуслей разгневался и бросился бежать вон из покоев королевны, и так громко хлопнул за собою дверью, что стены дворца задрожали, стекольницы в окнах зазвенели и вдребезги разлетелись, и осколки кирпича из карниза посыпались прямо на голову Ангуслею. Пошел Ангуслей в конюшню, повалился под ясли и от этого стыда и гнева заснул богатырским сном, и спал три дня и три ночи беспробудно.
Спит Ангуслей Пономаревич в конюшне под яслями богатырским сном уже третьи сутки. А в этот день царские конюхи собрались ехать на луга накосить травы для царских конюшен. Стали конюхи будить Ангуслея Пономаревича, чтобы и его взять с собою на покос, но сколько ни будили, разбудить не могли, бросили и уехали на покос одни.
По отъезде конюхов Ангуслей Пономаревич сам собою проснулся и узнал, что все его товарищи отправились на покос. Ангуслей не мешкал, взял он косу и тоже пошел на покос, и начал так старательно и с такою силою косить траву, что хотя и после товарищей явился на покос, а накосил к концу дня больше их.
Покончивши с покосом, Ангуслей Пономаревич набрал себе разных красивых цветов луговых, сделал из них венок; надел себе венок на голову и под вечер возвращается с покоса домой. Увидела королевна Дружневна Ангуслея в венке из луговых цветов и сказала ему:
— Ангуслей, дай мне венок!
— Не дам, не для тебя я собирал его, а для себя!
— Дай же венок, иначе я сама отберу!
Рассердился Ангуслей и бросил венок. А королевна Дружневна подняла венок и надела его себе на голову. С этого гнева Ангуслей еще спал целые сутки богатырским сном. После таких незадач Ангуслей уже перестал ходить в покои Дружневны-королевны.
Время шло. Однажды совершенно неожиданно к столице Визионского королевства подступил могучий и сильный король Мелкобрун и обложил столицу со всех сторон своею несметною силой-армией. Король Мелкобрун послал к королю Зензевею послов с таким требованием: «Король Зензевей! Выдай за меня замуж свою дочь, прекрасную королевну Дружневну, а если не выдашь, то я все твои города и села разорю, пожгу и головней покачу, тебя самого полоню и королевну Дружневну за себя нечестно возьму».
Получил король Зензевей это письмо и шибко испугался; собрал он на совет вскоре своих князей, вельмож и бояр; судили и рядили, как быть и что делать, и решили: принять короля Мелкобруна со всякими почестями и выдать за него королевну Дружневну, потому-де силой одолеть Мелкобруна и его храброе воинство нельзя.
Так и поступили: король Зензевей послал к Мелкобруну своих послов с объявлением, что он согласен выдать за Мелкобруна свою дочь Дружневну. Мелкобрун отправился во дворец Зензевея, и там сделали рукобитье и написали уверительные грамоты, и свадьба была решена.
Королевна Дружневна была в отчаянии и просила лишь не спешить со свадьбой. В это утро Ангуслей Пономаревич был разбужен необычным шумом и движением, поднялся он и слышит топот конский, крик татарский и голоса басурманские, и понял, что это нашествие врагов и супостатов. Пошел Ангуслей Пономаревич в кузницу и сказал:
— Господа удалые, кузнецы молодые! Скуйте мне тросточку в двадцать пять пудов, только поскорее!
Кузнецы знали и любили Ангуслея и с охотой исполнили его просьбу; закипела работа, и скоро тросточка была готова. Взял Ангуслей тросточку, надел на нее метлу и с этой метелочкой, никому не сказавшись и ни у кого не спросясь, он пошел за город прямо в неприятельскую стоянку; Ангуслей не знал, что между враждующими королями уже состоялось миролюбивое соглашение и что во дворце Зензевея по случаю примирения и помолвки уже стали пир пировать.
Когда Ангуслей явился во вражеский стан, то его окружили дворяне Мелкобруна и стали над ним подшучивать: уж не охранитель ли короля Зензевея явился сюда и не вступит ли он с нами в бой с метлой в руках; а другие говорили: «Нет, этот молодец явился с метлой затем, чтобы подчистить навоз за нашими конями!».
Не стерпел Ангуслей Пономаревич этих шуточек, разгорелось его сердце, и начал он работать своею метелочкой; куда махнет — там улица, отмахнет — переулочек, лишь головы вражеские летят. Весь вражеский стан поднял тревогу и стал на ноги, множество вооруженных людей окружило Ангуслея, и многие пытались схватить его, да где же справиться с таким богатырем? И поднялся во вражеском войске шум и крик нещадимый, не выдержало войско и побежало вразброд.
В это время королевна Дружневна вышла на балкон дворца и увидела, как Ангуслей расправился с вражескими солдатами, побежала она к своему отцу и сказала ему: «Посмотри, батюшко, как наш конюх Ангуслей Пономаревич играет с мелкобруновскими дворянами». Король Зензевей взглянул на поле битвы и того же разу послал скорых гонцов унять Ангуслея.
Гонцы поскакали и закричали: «Брось, Ангуслей, свои шуточки, иначе короля Зензевея во гнев введешь!». Остановился Ангуслей и прекратил избиение врагов; вернулся он домой в свои конюшни, повалился под ясли и уснул богатырским сном, и спал три дня и три ночи беспробудно.
Проснулся Ангуслей и слышит: во дворце гремит музыка, и гости пируют и веселятся по случаю помолвки королевны с королем Мелкобруном. Король Мелкобрун все это время жил во дворце Зензевея в ожидании свадьбы, а королевна Дружневна все под разными предлогами оттягивала и откладывала свою свадьбу. Во дворце же тем временем шли пиры и гулянья.
Но вот однажды, так же совершенно неожиданно, к столице Визионского королевства подступил сильный, могучий царь Салтан Мугаметович и с ним его сын Лукопёр Салтаныч и сорок сильных, могучих богатырей; каждый из этих сорока богатырей хвастался, что справится с целым полком неприятелей. Лукопёр Салтаныч был огромного роста — великан, ростом он был с большую копну, голова — с пивной котел, глаза — как пивные чаши, уши — как заслонки и между крыльцами уложится печатная сажень; силы он был непомерной, богатырской.
Царь Салтан Мугаметович привел с собою неисчислимые полчища вооруженных людей и осадил столицу со всех сторон. Он послал к королю Зензевею Андроновичу послов с таким требованием: выдай свою дочь королевну Дружневну за моего единственного сына и наследника Лукопёра Салтаныча, а если не выдашь, то я все твои города и села разорю и сожгу, тебя самого полоню и твою дочь нечестно за сына возьму.
Пуще прежнего испугался Зензевей Андронович этого внезапного вражеского нашествия, он хорошо знал силу и могущество царя Салтана и знал, что царь Салтан — человек суровый и жестокий и шутки шутить не любит. С получением требования Салтана выдать Дружневну за его сына Зензевей собрал на совет всех князей и думных бояр, пригласил и короля Мелкобруна, и стали думать и судить, что сделать и как быть и по зрелом обсуждении решили: Дружневну замуж за Лукопёра Салтановича не выдавать, так как она уже обещана и просватана другому, и вступить в смертный бой с полчищами Салтана.
Такой и послали ответ царю Салтану Мугаметовичу. Стали спешно готовиться к бою; войска короля Мелкобруна должны были сражаться наряду с войсками Зензевея; оба короля лично стали во главе своих войск. Вывели короли свои войска за город, построили их в боевой порядок, и бой завязался; заблистали шашки, и полилась человеческая кровь ручьями.
Недолго длился кровопролитный бой. Лукопёр Салтаныч носился по вражеским рядам, как буря, а его сорок богатырей, как ураган, крушили и в капусту рубили вражескую силу. Не прошло пяти-шести часов, как бой был кончен, все войска обоих союзных королей были уничтожены и разбиты наголову, и сами короли — Зензевей и Мелкобрун — были взяты в плен и сидели во вражеской палатке под стражей.
В этом бою Ангуслей не принимал никакого участия. Королевна Дружневна следила за ходом войны с высокой башни своего дворца. Увидела королевна, что дело принимает дурной оборот для ее отца и что войска короля Зензевея гибнут и тают под ударами Лукопёра Салтановича и сорока его сильных богатырей, и побежала она в конюшни к Ангуслею просить его вступить в бой на выручку короля Зензевея. Прибежала Дружневна и видит: Ангуслей ходит сумрачный и грозный, как туча; заплакала королевна горькими слезами и взмолилась:
— Ах, Ангуслей Пономаревич, наша сила-армия гибнет и из последних сил выбивается, смертная опасность висит над головою короля Зензевея, а ты ходишь тут в праздности, прошу тебя и слезно умоляю: вступи в бой и помоги своей богатырской силой королю и нашему войску.
Сердито Ангуслей ответил королевне:
— Уже давно кипит во мне вся моя молодая кровь и горит в моей груди богатырское сердце, я и сам хотел бы испить смертную чашу на кровавом пиру и потешиться потехой богатырской, да не с пустыми же руками мне идти в бой! Нет у меня коня ратного, нет доспехов боевых! Не с метелкой же я выступлю против богатырского меча великана Лукопёра Салтановича?
Выслушала Ангуслея королевна и сказала:
— Послушай, Ангуслей, я давно уже заметила в тебе силы непомерные, богатырские, и тебе только под силу владеть богатырским конем. У меня прадедушко был сильный, могучий богатырь и великий волшебник, многие земли и государства и многие орды ему покорялись; после него остался богатырский конь, конь этот стоит в стойле в подземелье за двенадцати дверями и за двенадцати замками и привязан на двенадцати цепях, там же, в стойле, на стене повешены богатырские доспехи моего прадедушки. Уже тридцать лет конь стоит на стойле, и не находится человека, которому было бы под силу им управлять, ты один можешь править богатырским конем, и тебе одному пристанут и будут к лицу богатырские доспехи моего прадедушки, славного царя.
Услышал Ангуслей эти слова и взыгралось его богатырское сердце великою радостью, и он вскрикнул:
— Ах, королевна! Чего же ты раньше не говорила об этом? Сколько людей мы спасли бы от напрасной гибели и от напрасной смерти! Пойди скорее и покажи мне стойло богатырского коня.
Королевна повела Ангуслея на задний двор, где стояли старые, развалившиеся и заброшенные конюшни, и показала ему огромную каменную плиту на земле с большим железным кольцом; плита уже обросла мохом. И сказала королевна:
— Под этой плитой ход в подземелье и в стойло богатырского коня.
Быстро Ангуслей схватил железное кольцо, поднял плиту, спустился в подземелье и стал разбивать замки на дверях. Богатырский конь почуял седока по себе, громко заржал и так рванулся, что порвал все двенадцать цепей, и подбежал к Ангуслею.
Ангуслей снял со стены доспехи боевые, взял коня и вывел его на волю, и стал обряжать коня: надевал он потнички на потнички, коврички на коврички, сверх того черкасское седло, подтягивал он двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости: шелк не рвется, булат не трется, а золото ведь на земле никогда не медеет.
Обрядивши коня, Ангуслей стал и себя снаряжать в доспехи богатырские: надел он на голову шапку медную, надел кольчугу и латы крепкие, взял он острый меч булатный и палицу боёвую, взял копье долгомерное и щит телохранительный.
Королевна Дружневна усердно помогала молодому богатырю одеться в доспехи боевые, и сама своими руками опеленала[40] на нем богатырский меч.
Тут проходил дворецкий, увидел он, что королевна ухаживает и старательно обряжает конюха Ангуслея, усмехнулся и сказал в насмешку:
— Недогляд тебе, королевна, за холопьями ходить!
Не стерпел Ангуслей этой обиды и ударил дворецкого наотмашь своею перчаткой, дворецкий покатился и двенадцать дней лежал в бесчувствии — замертво.
Снарядился Ангуслей, залилась слезами королевна Дружневна, схватила его за руки белые и сказала:
— Ах, Ангуслей! Отправляешься ты в богатырский бой и, может быть, рок судил тебе испить смертную чашу, а я и не буду знать, кто ты и откуда. Непростого ты роду, Ангуслей, это я вижу по всей твоей богатырской повадке! Прошу тебя, скажи мне, кто ты и какого ты роду, чтобы я знала, кого мне поминать!
И ответил молодой богатырь королевне:
— Королевна Дружневна! Я из славного города Савина, короля Гвидона сын, сильный, могучий богатырь, прекрасный и храбрый витязь Бова Королевич!
Сказал и вскочил на седло, но уронил боевую перчатку. Королевна Дружневна подняла перчатку, поцеловала ее и подала Бове Королевичу.
И помчался Бова Королевич соколом на поле ратное. Но Бова Королевич явился на поле битвы уже в самом конце боя; оба короля — Зензевей и Мелкобрун — были уже в плену, и татарские полчища добивали рассеянные остатки визионской армии.
Увидел великан Лукопёр Салтанович молодого витязя и с удивлением его спросил:
— Кто ты, молодой витязь, и зачем появился ты на поле ратном? Разве не видишь, что бой уже кончен?
И Бова ему ответил:
— На поле съезжаются — родами не считаются. Явился я сюда за тем, чтобы померяться с тобою силами!
— Неужели ты, молодой юноша, в сурьезе надеешься победить меня, покорителя многих царств и королей? Брось пустые думы и вернись-ка домой, пока цел, и забавляйся играми в кругу женщин!
— Не горячи моей крови, Лукопёр! Ты видишь на блюде конфетку, да не знаешь, с какого края ее откусить. Говори, как будем с тобою биться?
— Где же тебе со мной биться? — говорит Лукопёр. — Одна моя десница тебя затягостит!
А Бова ему с насмешкою ответил:
— Велик верблюд, да воду возит, мал сокол, да на руках носят!
Не вынес этой обиды Лукопёр Салтаныч и принял вызов. Уложились богатыри биться смертным, нещадимым боем; разъехались они на двенадцать богатырских поприщев и устремились друг на друга, как две пущенных стрелы, сразились наперво на копьях; Бове Королевичу удалось принять удар врага на щит, а Лукопёр оплошал, и пришелся удар ему прямо в сердце; раненый Лукопёр взревел, как корова. Бросили копья и схватились в палицы боевые; разъехались, опять сразились. Удары палиц были так сильны, как гром небесный, из-под палиц блеснула молния и посыпались искры. Палицы раздробились. Бросили богатыри палицы, схватились за мечи. Разъехались, снова съехались. Бова Королевич ударил мечом Лукопёра Салтановича, свалился великан с седла, как большое бревно.
Покончивши с Лукопёром, Бова Королевич схватил острый булатный меч и закричал своим громким богатырским голосом:
— Напускается ясён сокол на гусей и лебедей!
И принялся богатырь сечь и рубить вражескую армию, лишь головы летят, много мечом рубит, больше того конем топчет.
Дрогнули супостаты и побежали нестройными толпами; сам царь Салтан Мугаметович быстро пустился в бегство и вернулся домой с малым народом. Долго Бова продолжал избиение и много людей посек, богатырский конь его по щетку ступал в человеческой крови.
Наконец и его силы притомились и бросил он погоню, вернулся на поле ратное, освободил из плена обоих королей, Зензевея и Мелкобруна, и поехал с ними домой в столицу. Дорогой король Мелкобрун спросил короля Зензевея:
— Где это ты достал такого красивого молодца и храброго витяза?
— Это мой конюх Ангуслей, — ответил король Зензевей, — его привезли мне иностранные корабельщики.
— За такую его услугу, — продолжал Мелкобрун, — за то, что он нас освободил из плена и разбил всю неприятельскую армию, следует щедро наградить конюха Ангуслея и отправить его на родину.
На это Ангуслей возразил Мелкобруну:
— Неправильно ты судишь, король Мелкобрун! Нет у меня родины, и никуда я из Визионского королевства не поеду. Служил я королю Зензевею и буду служить: по какой реке плыть, по такой и слыть.
Шибко не понравились эти речи Ангуслея ревнивому Мелкобруну. Наконец приехали короли и Ангуслей в город, у дверей дворца встречали их королева-мать и королевна Дружневна, и множество народа. Королевна Дружневна при всем честном народе брала молодого богатыря Ангуслея за белые руки и целовала в сахарные уста, низко ему кланялась и приглашала в палаты царские белокаменные испить чару зелена вина, но Ангуслей во дворец не пошел, отговариваясь тем, что сильно устал от подвигов ратных.
Поставил Ангуслей своего коня на стойло, дал ему пшена белоярового и сыты медвяной, а сам пошел на конюшню, лег под ясли и заснул богатырским сном и спал двенадцать дней и двенадцать ночей беспробудно. Королевна Дружневна улучила минутку и забежала в конюшню к спящему богатырю и видит, что у него в бою ранена рука и из раны сочится кровь. Тогда королевна взяла свою драгоценную шаль, которую надевала только в великие праздники, и этой шалью перевязала Ангуслею руку. И часто юная красавица королевна Дружневна забегала на конюшню поглядеть и полюбоваться на спящего красавца-богатыря Ангуслея.
Спит Ангуслей богатырским сном, а во дворце в это время шли пиры да гулянья, вина лились рекою, гремела музыка, гости веселились. Только Ангуслея никто не вспомнит, все о нем забыли, и опять король Мелкобрун завел речь о браке с Дружневной.
Проснулся Бова Королевич и узнал, что от царя Салтана Мугаметовича явился к королю Зензевею посол с грозным письмом такого содержания: «Король Зензевей, выдай мне виноватого, который убил моего сына Лукопёра, иначе я соберу богатырей со всего своего царства и соберу силы-войска втрое больше, чем ранее, нападу на тебя и все твои города и села разорю, пожгу и головней покачу, а тебя самого нечестно в полон возьму. Ты не подумай, что ты убил моего сына Лукопёра и разбил мою армию и тем обессилил меня, то была не армия, а тын, и есть у меня богатыри посильнее Лукопёра».
Получил это письмо король Зензевей и сильно испугался, не чаял он этой беды и полагал, что если он победил Салтана, так тем и война кончилась, а оказалось, что беда только надвигается; затужился король и не знал, что делать.
Узнал об этом Бова Королевич и объявил, что сам лично пойдет к царю Салтану с ответом. Обрадовался король и стал всячески его благодарить. Только королевна Дружневна не радовалась этому решению Бовы Королевича и всячески старалась отклонить и отговорить его от этой поездки, она говорила Бове Королевичу:
— Не езди к царю Салтану, он человек жестокий и злой, он казнит тебя лютой казнью, и что же тогда будет с нами? Царство наше и я сама останемся без охраны и без защиты.




Но Бова Королевич стоял на своем и по возможности старался успокоить королевну и сказал ей:
— Королевна Дружневна! Я убил Лукопёра, я и ответ за него дам, зачем за меня под ответ попадут другие? Только ты будь спокойна, я не буду мешкать в пути и дороге, как только дам ответ, так скорее вернусь домой.
Собрался молодой богатырь в путь-дорогу, оседлал своего богатырского коня, сам обрядился в сбрую богатырскую, благословился у короля Зензевея, простился с Дружневной, вскочил в седло и помчался в путь ясным соколом. Едет Бова Королевич день, едет два и три, путь лежал местами дикими и пустынными; жара стояла невыносимая, и стала мучить богатыря жажда, во рту все пересохло, а кругом на далеком пространстве не было видно ни ручейка, ни источника, ни колодца.
Вдруг неподалеку в стороне Бова Королевич увидел большой дуб, а под дубом седого старика-старчище Пилигримище. Подъехал Бова Королевич к старчищу Пилигримищу и сказал ему:
— Добрый дедушко! Смертельная жажда мучит меня, дай мне испить ключевой воды или того питья, которое ты сам пьешь.
И старец ему ответил: «А вот я приготовил тебе доброе питье», — и дал богатырю большую чашу пива. Бова Королевич единой рукой чашу принимает и единым духом ее выпивает, и как выпил, так и повалился с седла к ногам своего коня и заснул — пиво это было с сонным зельем.
Спал Бова Королевич двенадцать дней и двенадцать ночей беспробудно, а когда проснулся, то увидел, что он начисто ограблен: не было при нем ни коня богатырского, ни доспехов богатырских — все похитил старый волшебник. Сильно загоревал Бова Королевич и даже прослезился от обиды и горя. Но делать было нечего. Погоревал богатырь и пошел дальше пешком, медленно он подвигался, а все-таки шел все вперед и наконец пришел в столичный город царя Салтана Мугаметовича и прямо пошел в царский дворец; не спрашивал он у ворот воротников и у дверей придверников, прошел прямо в царский зеркал, где царь Салтан сидел на троне и его окружали царедворцы. Поклонился богатырь царю Салтану и сказал:
— Государь, это я убил твоего сына Лукопёра и теперь по письму твоему я являюсь к тебе держать ответ.
Обрадовался царь Салтан, что ему выдали головою такого сильного могучего богатыря, и говорит: «Тебя-то нам и надо», — и крикнул громким голосом, и на крик его прибежали вооруженные воины и слуги. Салтан им приказал взять богатыря и посадить в каменную тюрьму за запоры крепкие, три дня подвергать его лютой пытке, отрезать у него пальцы на руках и на ногах и вытягивать жилы, а через три дня колесовать его на эшафоте!
Схватили воины Бову Королевича и потащили в каменную тюрьму под запоры крепкие.
У царя Салтана Мугаметовича была единственная дочь Мильчигрея Салтановна, молодая и красивая девушка. Красавица царевна Мильчигрея Салтановна из своих комнат чрез открытые двери увидела красавца-богатыря Бову Королевича и сразу же сильно его полюбила; когда царевна узнала, какая судьба ожидает молодого богатыря, то она сильно испугалась. Она явилась к царю и сказала ему:
— Государь батюшко! Зачем ты велишь казнить и мучить славного и сильного богатыря Бову Королевича? Ведь уже братца моего Лукопёра мы не вернем и смертью богатыря Бовы дела не исправим. Попробуем лучше поворотить Бову Королевича на нашу сторону и предложить ему принять нашу веру и жениться на мне, и если он согласится, то он будет надежной опорой нашего царства, тебе заменой твоего сына, а мне милым супругом.
Выслушал царь Салтан свою дочь, и понравился ему совет дочери; царь спросил своих советников и вельмож: «Как вы, слуги мои верные, находите совет моей дочери царевны Мильчигреи?». Советники и вельможи ответили, что царевна рассудила здраво и благоразумно, что совет ее полезен для интересов государственных и что для самой царевны лучшего жениха и придумать невозможно.
Так и было решено. Того же дня царевна Мильчигрея Салтановна нарядилась в лучшие свои наряды, надела на себя шелковые цветные куртни[41], косы изукрасила золотом, серебром и камнями самоцветными, на груди навешала дорогих монист, на руках — золотые кольца и запястья, и в сопровождении своих прислужниц она пошла в тюрьму, и как увидела царевна богатыря на близком расстоянии, так еще больше распалилась к нему страстью; поклонилась царевна богатырю и сказала ему:
— Сильный, могучий богатырь Бова Королевич! Ты в большой немилости у моего батюшки царя Салтана за то, что убил Лукопёра, и тебе грозит жестокая пытка и лютая смерть на эшафоте. Прими нашу веру мусульманскую, и тогда тебе не только дадут свободу, но окружат тебя и почестью, и славой, я выйду за тебя замуж, и ты будешь наследником царя Салтана, а со временем и обладателем нашего великого царства.
Выслушал Бова Королевич эти слова и говорит:
— Пошла ты отсюда вон! Разве я нарушу свою веру? Не пойду я в вашу веру басурманскую, убирайся ты, шмага ты этакая! И никогда я на тебе не женюсь: ты черная, ты нехорошая. Пытайте меня, тяните из меня жилы и казните мое тело белое, а только не изменю я своей веры православной и не женюсь на тебе.
Забранился, закричал богатырь и плюнул на дорогие платья царевны. Так царевна Мильчигрея ничего не достигла и ушла из тюрьмы, но она еще не теряла надежды, она явилась к царю Салтану и сказала:
— Государь, богатырь упрямится, но если его поморить голодом, то он, наверное, уступит и согласится принять наши предложения.
Царь приказал в течение трех дней не давать Бове Королевичу ни пищи, ни питья. На третий день царевна Мильчигрея разрядилась еще лучше, чем прежде, и опять пошла в тюрьму, и опять настоятельно уговаривала, просила и даже умоляла богатыря согласиться на ее предложение. Но Бова Королевич и на этот раз принял царевну сурово и неласково, он забранился на нее, закричал, захаркал и заплевал все ее снаряды, а затем повернул и вытолкал вон за дверь. Этой обиды уже не могла снести царевна Мильчигрея; разгневанная и вся в слезах бросилась она к отцу и сказала:
— Государь батюшко! Этот богатырь невежа и грубиян, оскорбил и выбранил меня, а затем заплевал меня и вытолкал вон из тюрьмы, вели казнить его смертью лютой.
Разгневался царь Салтан и закричал:
— Завтра же его колесовать!
Всему городу и всему народу было объявлено: «Завтра казнь, собирайтесь все люди и весь народ смотреть и любоваться на муки вражеского богатыря».
Наутро к месту казни собралась несметная толпа народа, всякому было любопытно взглянуть, как будут казнить и мучить молодого богатыря. Послали в тюрьму тридцать сильных вооруженных воинов, чтобы взять и привести Бову Королевича на место казни. Но Бова Королевич решил защищаться: он выломал пол в тюрьме и досками загородил и заделал тяжелую железную дверь тюрьмы. Пришли воины, отперли запоры, а двери отворить не могут — она оказалась заделанной изнутри. Доложили царю. Царь послал еще тридцать сильных воинов, но и они ничего не могли сделать.
Тогда царь Салтан приказал разобрать потолок и крышу в тюрьме и достать Бову чрез потолок. Принялись мастера разбирать потолок. Видит Бова Королевич, что дело плохо, и взмолился: «Господи! Если бы был со мною мой богатырский меч, не дался бы я в руки своих супостатов». Помолился молодой богатырь Бова Королевич, и чудо свершилось: взглянул Бова и видит — стоит в углу его богатырский меч. Обрадовался Бова несказанно, взял он свой меч и поцеловал его.
Между тем потолок уже разобрали и в тюрьму быстро стали спускаться солдаты. Бова Королевич сек всем им головы и порубил всех шестьдесят человек, и в тюрьме у него образовалась целая груда мертвых тел, и Бова по этим телам поднялся на потолок тюрьмы, оттуда спрыгнул на землю и побежал за город, и скрылся в дремучем лесу. Узнал царь Салтан о побеге богатыря и нарядил за ним сильную погоню.
Бова Королевич бежал местами дикими и глухими, чащами и трущобами, ни днем ни ночью не знал он отдыха, и наконец прибежал он к морю и видит: неподалеку плывет корабль, закричал Бова Королевич громким богатырским голосом:
— Господа корабельщики, примите меня к себе на корабль, я заблудящий человек, суздалец-иностранец, не дайте душе моей погибнуть в этих диких и пустынных местах.
Корабельщики послали шлюпку на берег и приняли Бову Королевича. Но лишь только Бова Королевич вступил на корабль, как к берегу примчалась погоня, и солдаты закричали:
— Господа корабельщики! Зачем вы подобрали этого человека? Сейчас же выдайте нам его головою! Мы гнались за ним по пятам, это разбойник и душегубец, много он душ загубил, убил он царского сына, а теперь убежал из тюрьмы в день казни. Непременно выдайте нам этого преступника, иначе вы ответите за него своею головою.
Корабельщики испугались гнева царского и решили выдать Бову Королевича, но Бова Королевич закричал корабельщикам:
— Господа корабельщики! Не слушайте вы этих людей, сами они разбойники и грабители, поднимайте паруса и бегите!
А солдаты все свое кричали: «Выдайте нам виновника и преступника!». Корабельщики решили выдать виновника и остоповали корабль, тогда Бова Королевич закричал им:
— Корабельщики, поднимайте паруса и бегите в море. Не горячите мое сердце и не сердите меня, иначе я всем вам посеку головы, оставлю только троих матросов и с ними убегу.
Но корабельщики не слушали его и повернули корабль к берегу. Тогда Бова Королевич схватил свой меч и начал рубить головы корабельщикам и матросам, всех он порубил, оставил лишь троих матросов; приказал Бова Королевич этим матросам поднять паруса и поплыл в море.
Так Бова Королевич бежал от погони. Долго плыл Бова Королевич и наконец приплыл к берегам Визионского королевства, и увидел, что все королевство и столичный город покрылись трауром, и дивился этому; увидел Бова, что около берега, в заталках рыбак рыбу ловит, подозвал он к себе рыбака и стал расспрашивать:
— Что случилось, что весь народ оделся в траур? Умер, что ли, кто в царской семье или несчастье какое приключилось в государстве?
И рыбак объяснил ему:
— Нет, господин, и наш король, и все члены его семьи здравы и благополучны, и стране не грозят пока ни беды, ни несчастья, а только в царской семье случилось горе великое. Королевна Дружневна влюбилась в сильного богатыря Ангуслея и хотела за него выйти замуж, да только Ангуслей вот уже больше года, как ушел на ответ к царю Салтану, да и пропал безвестно, ни слуху ни духу о нем нет, надо полагать, Салтан его убил. Король же Мелкобрун все настаивал, чтобы Дружневну за него выдали и поскорее бы свадьбу сыграли. Дружневна же все откладывала и все оттягивала свадьбу, тогда Мелкобрун нечестно схватил королевну и увез ее в свое царство, скоро у них и свадьба. Вот по этому-то горестному случаю и наш король Зензевей, и весь народ оделся в траур.
Поблагодарил богатырь рыбака за беседу, кинул ему золота и того же разу приказал своим матросам поднимать паруса, и пошел дальше. Плыли они день, два, а может быть, и три и приплыли к какому-то неведомому царству, вдали на горе виднелся город. Остановили корабль и увидели: у берега в заталках рыбак промышляет, подозвал Бова Королевич этого рыбака и спросил его:
— Какой это город и какая это страна?
И рыбак ответил:
— Это столичный город короля Мелкобруна и его это царство.
Стал Бова Королевич расспрашивать рыбака о том, какие дела у них творятся в царстве, и рыбак рассказал:
— Наш король Мелкобрун привез себе красавицу невесту королевну Дружневну, завтра будет свадьба. Готовится пир на весь мир.
Поблагодарил Бова Королевич промышленника и дал ему горсть золота. После того Бова Королевич сказал своим матросам:
— Матросы, теперь вы мне уже не нужны, я ухожу от вас, в награду за вашу службу верную я оставляю вам корабль и делаю вас полными хозяевами этого корабля, берите его со всеми товарами и сокровищами, делайте, что хотите, и отправляйтесь, куда знаете.
Вышел Бова Королевич на берег, поднялся на гору и направился к столице Мелкобруна, и вот на дороге он встретил того самого волшебника-старика Пилигрима, который в пустыне опоил его сонным зельем, ограбил его и привел на край гибели. Схватил богатырь старого волшебника и начал его бить, бил-бил, в землю по колена вбил. И взмолился старый Пилигрим:
— Смилуйся, славный, могучий богатырь Бова Королевич, дай пощады! Каюсь, виноват я пред тобою: король Мелкобрун подбил меня на такое черное дело, спокаялся я и спохватился, да уже было поздно, и не мог я поправить дела, искал я тебя, да нигде найти не мог. Смилуйся, богатырь, я и отца твоего Гвидона, и деда знал, хорошие были короли! Пощади, все нутро и все вздохи ты у меня отбил! Не бей меня, не предавай меня лютой смерти, оставь в живых, я тебе на пору, на время пригожусь.
Прекратил Бова Королевич избиение волшебника и спросил его:
— Где ты девал моего богатырского коня и мои доспехи боевые?
И волшебник ответил:
— Слушай, богатырь, все тебе расскажу и помогу тебе в твоем деле. Твой конь и доспехи хранятся на конюшне короля Мелкобруна. Завтра назначена свадьба короля Мелкобруна с Дружневной. Король же издал по всему городу и государству такой строгий приказ, чтобы никто не смел вспоминать и даже произносить имени Бовы Королевича, ослушникам пригрозил смертной казнью. Королевна Дружневна не любит Мелкобруна и все ждет тебя, Бова Королевич; каждый день она раздает милостыню нищим, вот теперь она скоро выйдет на красное крыльцо и станет оделять нищую братию по червонцу на брата. Тут-то, при раздаче милостыни, ты и можешь дать Дружневне весть о себе. Но в своем виде тебе явиться в столицу нельзя — тебя хорошо знают солдаты и дворяне Мелкобруна, многих из них ты угостил своей метелочкой. Силой или хитростью тебя схватят и тогда тебе не будет спасенья, тебя Мелкобрун того же разу порешит. Дам я тебе стареющих и молодеющих ягод и зеркало, скушаешь стареющих ягод и станешь стариком с длинной бородой, а скушаешь моложавую ягоду — станешь опять молодым и примешь свой прежний вид. Кроме того, дам я тебе пиво с сонным зельем, напоишь им Мелкобруна, и он заснет на двенадцать дней.
Обрадовался Бова Королевич и не хотел мешкать: съел он стареющую ягоду, погляделся в зеркало и увидел себя старого с длинной седой бородою, надел на себя худое и рваное платье старого Пилигрима, а ему отдал свое цветное платье и прямо пошел в столицу к царскому дворцу; приходит и видит: вся площадь пред дворцом заполнена нищими и калеками, и королевна Дружневна стоит на крыльце и раздает милостыню — по червонцу на человека; около крыльца стояла большая давка и теснота.
Бова Королевич стал протискиваться вперед, чтобы быть поближе к Дружневне, но его встретили нищие крайне враждебно и кричали ему: «Какой ты такой, только явился и уже наперед лезешь! Мы тут днями очереди ждем, а ты сразу захотел червонец получить». Но Бова Королевич не обращал на них внимания и протискивался все вперед.
Тогда нищие от слова и брани перешли к делу и стали толкать Бову: иной толкнет его в бок, иной замахнется клюкой, иной щелкнет, иной и в рыло заедет. Тогда Бова Королевич повел своими плечами, и нищие посыпались и попадали, как снопы. Протискался Бова Королевич к самому крыльцу и крикнул громким богатырским голосом:
— Матушка наша и благодетельница, прекрасная королевна Дружневна! Сотвори мне святую милостыню не ради меня, старого калечища, а ради славного и могучего богатыря, храброго и прекрасного витязя Бовы Королевича!
Услышала это королевна Дружневна, вздрогнула и упала на мраморное крыльцо; тарелка с золотом покатилась и рассыпалась. Поднялась тревога, все засуетились, забегали, выскочил повар с головней в руках и ударил ею старика, и забранился: «Как ты называешь имя Бовы Королевича, коли это строго запрещено нашим королем?». Бова вырвал головню и в свою очередь ударил повара, и убил его на месте. Поднялась еще большая суматоха.
Доложили королю, что явился какой-то старик нищий, который просит милостыню именем Бовы Королевича и убил головней повара. Выбежал на крыльцо король Мелкобрун, королевна к тому времени уже оправилась и поднялась с полу. Король стал расспрашивать, что все это значит, откуда явился этот старик и за что убил он повара. Королевна Дружневна ответила ему:
— Ах, король Мелкобрун! Этот старик нищий явился из нашего города и принес вести нерадостные и печальные: умерла королева-мать, а мой отец король Зензевей в худых душах. Ах, горе мое! Бедные мои родители, не увидеть мне вас больше! Бову же Королевича этот старик упомянул по неведению: он в этом городе впервые явился и не знал о твоем приказе. Повара же он убил по делам — повар сам завел драку.
И залилась королевна Дружневна слезами. Король Мелкобрун принялся ее утешать. Тем временем богатырский конь, заслышав голос Бовы Королевича, начал рвать цепи, которыми был закован, порвал он цепи, разбил двери конюшни и помчался на площадь, как буря, и стал бегать в разных направлениях и искать своего хозяина; много людей потоптал конь, и на площади поднялась суматоха и крики, нищие и калеки побежали с площади врассыпную в разные стороны.
Завидев все это, король Мелкобрун со слугами бросился на площадь ловить коня, но сколько они ни старались, не могли его изловить. Королевна Дружневна между тем спросила старика-нищего:
— Скажи мне, дедушко, как ты знаешь про Бову Королевича, где ты его видал и где слыхал?
И старый калечище ответил:
— Матушка-королевна! Мы с Бовой Королевичем в пустыне жили, душу свою спасали, в одной келье помещались и на одной койке спали. Долго мы с ним жили, а затем разошлись, я пошел направо, а он налево. Позови меня, королевна, в свою комнату, и я тебе все расскажу про Бову Королевича, а теперь я пойду, половлю богатырского коня.
Вышел Бова Королевич на площадь, крикнул богатырским голосом, конь услышал его, подбежал к нему и опустился пред ним по колена. Бова Королевич потрепал коня по крутой шее, поласкал его и надел на него узду тесмяную. И стал конь смирен, как ребенок. Царь поблагодарил старика за то, что он помог изловить коня, а затем приказал отвести нищего на кухню и там напоить и накормить его.
Спустя недолгое время королевна Дружневна позвала к себе старика в комнату и стала расспрашивать его:
— Скажи, дедушко, где находится теперь Бова Королевич и жив ли он?
— Ах ты, глупая! Да ведь я и есть сам Бова Королевич!
— Что ты, дедушко? Ты старый, седой, ты черный и нехороший, а Бова Королевич был так хорош и красив собою, что, бывало, взглянешь на него и стыдно сделается.
— Ах ты, королевна Дружневна, — сказал Бова Королевич, — конь и тот признал меня, а ты признать не можешь!
Съел Бова Королевич моложавую ягоду и принял свой прежний вид, и стал молод и красив. Обрадовалась Дружневна, брала она Бову Королевича за белы руки и целовала его в уста сахарные. Долго Бова Королевич с королевной Дружневной целовались и миловались и наконец стали обсуждать, как быть и что делать, и порешили дать пива с усыпляющим зельем королю Мелкобруну, а самим, не мешкая, уехать. Так и сделали.
За ужином королевна Дружневна сказала королю Мелкобруну:
— Какое горе, какую печальную весть принес мне этот старик нищий!… Стеснило мою грудь. Давай с тобою выпьем в память моих родителей.
Мелкобрун не отказался. И поднесла ему Дружневна вина с сонным порошком, выпил Мелкобрун и тут же свалился и заснул. Тогда Бова Королевич пошел в конюшню и на глазах всего народа, на глазах дворян и солдат взял своего богатырского коня, надел доспехи богатырские, а для королевны Дружневны оседлал быстрого иноходца, а затем Бова Королевич и Дружневна сели на коней и поскакали быстро, как молния, и скоро скрылись с глаз. Многие дворяне и солдаты Мелкобруновы признали богатыря Бову Королевича в лицо, но никто из них не посмел задержать богатыря.
Долго ехали Бова Королевич с Дружневной, много дней и ночей, наконец они выбрались на чистую поляну, на красивое местечко близ небольшой речки и решили здесь остановиться и отдохнуть. Разбил Бова Королевич белополотняный шатер и стал с Дружневной жить да поживать, скоро Дружневна и забеременела.
Король Мелкобрун спал двенадцать дней беспробудно и наконец проснулся, и когда узнал о побеге Дружневны с Бовой Королевичем, явившимся в образе старого нищего, то немедленно собрал сильное войско и послал его в погоню за Бовой Королевичем. Долго солдаты Мелкобруна искали Бову Королевича в разных местах и наконец напали на его след.
Однажды утром Бова Королевич повел своего коня на речку поить и услышал вдали топот конский, крик татарский и голоса басурманские, вернулся и сказал:
— Милая моя Дружневна! Снаряжай меня поскорее, за нами идет сильная погоня, не допущу я врагов до своего шатра и сам поеду им навстречу, и вступлю в смертный бой, а ты сиди в шатре и никуда не выходи.
Оседлал Бова Королевич своего богатырского коня, надел на себя доспехи боевые и поехал навстречу врагам. Встретил Бова Королевич войско Мелкобруна, схватил свой богатырский меч, осердил своего коня и бросился на солдат и закричал своим громким голосом: «Напускается ясён сокол на гусей и лебедей!». И начал Бова Королевич сечь и рубить вражеские головы, словно капусту: куда повернет — там улица, отвернет — переулочек. Много достал мечом, больше того стоптал конем. Все войско изрубил Бова Королевич, оставил только трех человек в живых, послал богатырь этих трех солдат к Мелкобруну с таким наказом: «Пусть король не посылает на меня своего войска, всем будет тот же конец».
Вернулся Бова Королевич домой и повалился спать, и спал три дня и три ночи. Между тем трое оставленных им солдат вернулись домой и рассказали королю Мелкобруну все, как было и как погибло все войско от руки Бовы Королевича, и передали они королю Мелкобруну наказ Бовы Королевича. Не унимается Мелкобрун, пуще прежнего осержается, и собрал он войска вдвое больше, чем первое, и опять послал свое войско на Бову Королевича.
Повел Бова Королевич своего коня на водопой и опять услышал топот конский и крик татарский, вернулся в свой шатер и сказал жене:
— Милая моя Дружневна! Опять за нами погоня, и куда больше прежней, снаряжай меня поскорее, не допущу я вражескую силу до своего шатра, поеду я навстречу врагам, а ты оставайся дома.
Оседлал Бова Королевич коня, снарядился и поехал навстречу войску Мелкобруна. Увидел Бова Королевич врагов, вынул свой богатырский меч, закричал своим громким богатырским голосом: «Напускается ясён сокол на гусей и лебедей!». И начал он сечь и рубить, куда махнет — там улица, отмахнет — переулочек; рубит и сечет вражескую силу, как капусту, лишь только головы летят; кровь лилась ручьями, конь его по щетку ходил в человеческой крови, многих он мечом достал, больше того конем стоптал.
К вечеру Бова Королевич изрубил всю Мелкобрунову силу-армию, оставил лишь в живых трех человек, которых послал к Мелкобруну с таким наказом: «Скажите вашему королю, чтобы он не посылал ко мне войска, всем то же будет, пусть он понапрасну не губит своих солдат». Вернулся Бова Королевич в шатер сильно измученный после ратных трудов и подвигов, свалился он на кровать и уснул богатырским сном и спал шесть дней и шесть ночей беспробудно.
Между тем три солдата, оставленные в живых, явились к королю Мелкобруну и рассказали о всем случившемся, как Бова Королевич истребил всю силу-армию и какой наказ чрез них передал королю. Выслушал король Мелкобрун и пуще прежнего вошел во гнев, охота ему отомстить Бове Королевичу и отнять у него королевну Дружневну.
Собрал Мелкобрун на совет всех своих вельмож и бояр и стал с ними обсуждать, как быть и что делать; войска уже не было — его все сгубил Бова Королевич. Долго думали вельможи и бояре и ничего не могли придумать. Тогда явился на совет один старый боярин, поклонился королю и всему совету и сказал:
— Не вели, государь, казнить, вели слово молвить!
— Говори, дедушко, — сказал король, — старые люди подолгу живут, много слышали и много видели, и много знают; охотно я и весь совет выслушают тебя.
— У тебя, государь, в каменной тюрьме сидит Полкан-богатырь, до пояса конь, от пояса человек. Еще твой дедушка посадил в тюрьму Полкана-богатыря тридцать лет тому назад. Только один Полкан и может бороться с Бовой Королевичем.
Обрадовался король Мелкобрун доброму совету старого служаки и поблагодарил его, старый же боярин поклонился королю и всему совету и вернулся домой. Король немедля послал в тюрьму за Полканом, и когда его привели, то король его спросил:
— Полкан-богатырь, ты уже тридцать лет сидишь в тяжкой неволе в тюрьме под крепкими запорами, наверное, есть у тебя желание погулять на свободе?
Поклонился Полкан-богатырь королю и говорит:
— Государь, кому неохота из неволи вырваться на свободу?
— Полкан, я навсегда дам тебе свободу, — сказал король, — если ты победишь Бову Королевича. Иди и не бей, не руби, а живого в руки приведи, как Бову Королевича, так и королевну Дружневну.
— Я сражусь с Бовой Королевичем и приведу его тебе в руки живого, — ответил Полкан-богатырь, — только ты отпусти меня на свободу на три дня, чтобы мне побегать, порыскать, на трех утренних росах по траве шелковой покататься и попить ключевой воды, и хорошенько отдохнуть.
Король охотно на это согласился. Три дня Полкан гулял на свободе: бегал, рыскал и по траве шелковой катался, пил ключевую воду, а на четвертый день он собрался на бой с Бовой Королевичем; благословился Полкан у короля Мелкобруна и поскакал, а его богатырский скок по семи верст.
Однажды утром Бова Королевич повел своего коня на речку поить и услышал богатырский топот и поспешил вернуться домой; он сказал жене:
— Милая моя Дружневна, опять за нами погоня, бежит всего один человек, но он страшнее всех полщиц Мелкобруна, это Полкан-богатырь, до пояса конь, от пояса человек, его богатырский скок по семи верст. Полкан скачет так, что земля дрожит. Снаряжай меня скорее на смертный бой, не допущу я врага до своего шатра и поеду ему навстречу. Не знаю, буду ли я жив, не буду ли жив, изопью до дна чашу смертную. Ты же оставайся дома и молись за меня Богу.
Оседлал богатырь коня, надел доспехи боевые, простился с Дружневной и поскакал навстречу страшному и сильному врагу. Завидел Полкан-богатырь Бову Королевича и на всем скаку схватил большой зеленый дуб и с корнем вырвал его из земли, и со всего размаху ударил дубом Бову Королевича; Бова Королевич принял удар на щит. Богатырский удар был так силен, что от медного щита Бовы Королевича посыпались искры, заблистала молния и загремел гром, как из грозовой тучи, посыпались листья и сучья, и дуб разлетелся в черёнья. Выдержал Бова Королевич страшный удар и в свою очередь ударил Полкана копьем долгомерным и угодил прямо в грудь, нанес ему страшную рану; взвился Полкан, а Бова Королевич схватил свою палицу и оглушил ею Полкана, и тот свалился на землю. Соскочил Бова с коня, схватил булатный нож и хотел вспарывать Полкану груди белые и вынимать ретивое сердце. Взмолился Полкан-богатырь:
— Не бей меня, Бова Королевич, и не предавай лютой смерти, оставь меня в живых, я тебе на пору-на время пригожусь. Ты будешь моим старшим братом, а я буду твоим младшим братом и во всем буду слушать тебя и всегда буду служить тебе!
Послушался Бова Королевич, оставил жизнь Полкану-богатырю и побратался с ним; поднял он с земли Полкана, обмыл и перевязал его рану и повел его к себе в стоянку.
Вернулся Бова Королевич, вошел в стоянку и видит, что жена его родила двух сыновей-близнецов. Радость его была велика, но Бова был сильно утомлен от богатырских подвигов, свалился он на кровать и заснул богатырским сном и спал двенадцать дней и двенадцать ночей беспробудно.
Еще немалое время Бова Королевич прожил в мире и спокое в своей стоянке. Полкан-богатырь не отходил от него и охотно ему прислуживал, помогал королевне Дружневне по хозяйству и ходил в соседний город за провизией и за вином.
Надоело Бове Королевичу жить на одном месте, собрал он палатку, взял жену и детей и названого брата Полкана-богатыря и поехал дальше. Прибыли путники в Костельское царство к столичному городу Костелу, где царствовал король по имени Урил; путники прибыли к городу Костелу позднею ночью, все жители в городе спали, и городские ворота были затворены и заперты. Задумались путники, что делать и как быть. Оставаться ночевать под городскою стеною, под открытым небом, им не хотелось. Тогда Полкан-богатырь посадил к себе на спину Бову Королевича с женой и детьми и перескочил чрез городскую стену и принес их прямо во дворец короля Урила.
Бова Королевич просил у короля Урила приюта и ночлега. Когда король Урил узнал, какие путники явились к нему, то принял их с радостью и с великою честью: уже давно до него доходили слухи о славных богатырских подвигах Бовы Королевича и Полкана-богатыря.
Отвел король для Бовы Королевича и его спутников большие и светлые покои в своем дворце и окружил своих гостей таким уходом и радушием, что Бова Королевич остался у него гостить и прожил долгое время. Все шло хорошо, и жизнь во дворце короля Урила протекала мирно и спокойно. Но вот в одно утро жители города Костела проснулись и увидели, что их город со всех сторон обложила сила-армия. Это король Мелкобрун собрал несметное войско и сам повел его в погоню за Бовой Королевичем; узнал король Мелкобрун, что Бова Королевич нашел приют во дворце короля Урила, и осадил город Костел, чтобы внезапным нападением и силою заставить короля Урила выдать ему его гостей.
Король Мелкобрун написал королю Урилу письмо с таким требованием: «Король Урил, ты дал приют в своем дворце и держишь беглецов Бову Королевича, Дружневну-королевну и Полкана-богатыря; Бова Королевич — вор, он украл у меня невесту королевну Дружневну и переманил к себе моего богатыря Полкана, немедленно выдай мне всех их головою, а не выдашь, я весь твой город пожгу и разорю и тебя самого в полон возьму». Получил король Урил это послание от короля Мелкобруна и шибко запечалился и закручинился и не знал, что делать. Король Мелкобрун был человек жестокий и мстительный, привел он с собою великое войско, и солдаты в его войске были на подбор — молодец к молодцу. А у короля Урила под рукою было лишь малочисленное войско.
Долго думал король Урил и все-таки не решился исполнить требование короля Мелкобруна: жаль ему было выдавать Бову Королевича на явную гибель, да и считал великим грехом нарушить долг гостеприимства. И послал король Урил такой ответ Мелкобруну: «Король Мелкобрун! Не могу я исполнить твое требование и не могу выдать тебе головою Бову Королевича, королевну Дружневну и Полкана-богатыря, они в моем доме гости, а гостей выдавать нельзя, за это Бог накажет и добрые люди осудят».
Так была объявлена война. Король Урил наскоро собрал со всего своего столичного города ратных людей и составил войско, во главе войска король поставил двух своих сыновей, которые повели свою армию на Мелкобруна. Недолго длилась война: Мелкобрун наголову разбил всю армию короля Урила и обоих его сыновей взял в полон. Король Урил был в большом затруднении и не знал, что делать и как быть; с остатками разбитой армии король затворился в городе и ждал осады.
Видя такой печальный исход войны, Бова Королевич сказал богатырю Полкану:
— Названый брат мой Полкан-богатырь! Надо помочь доброму королю Урилу, за нас он принял войну и за нас пролилась неповинная кровь человеческая. Пойдем с тобою разобьем войско короля Мелкобруна и выручим из плена обоих королевичей, сыновей короля Урила.
Бове Королевичу Полкан на это отвечал:
— Названый брат мой Бова Королевич, не стоит тебе беспокоить свою особу, я и один справлюсь с войском Мелкобруна, освобожу обоих королевичей и самого Мелкобруна в плен заберу.
Взял Полкан у Бовы Королевича его меч-кладенец и на следующий же день с раннего утра Полкан-богатырь вышел на бой с войском Мелкобруна. Недолго длился бой, к полудню дело было кончено. Полкан-богатырь наголову разбил все войско Мелкобруна, много народу он мечом посек, больше того в полон забрал, освободил Полкан из плена обоих королевичей, сыновей короля Урила.
Но сам король Мелкобрун с немногими своими приближенными спасся от плена лишь поспешным бегством. Бежит Мелкобрун и видит, что «пива не переливки», что нет такой силы, которая бы одолела Бову Королевича, и дал такой зарок-клятву: «Ни мне, ни роду моему и никому на свете: никакому Королю Королевичу, ни Царю Царевичу, ни сильномогучему богатырю — не гоняться и не нападать на Бову Королевича, а кто погонится и нападет на него, тот все потеряет и напрасно погубит свою голову». С того разу король Мелкобрун больше не гонялся за Бовой Королевичем и оставил его в покое.
Полкан-богатырь, покончивши с войском Мелкобруна и забравши многочисленных пленников, вернулся в город и привел с собою освобожденных от плена королевичей. И была великая радость во дворце короля Урила и во всем его царстве. На радостях задал король Урил веселый пир на весь мир. Пировали и веселились в царском дворце, пировал и веселился народ и во всем Костельском царстве.
Но вот пиры и гулянья кончились, и собрался Бова Королевич в путь. Король Урил с честью проводил Бову Королевича и щедро снабдил его на дорогу серебром и золотом. Долго шел Бова Королевич со своими спутниками и вот вышел на поляну, и понравилось ему красивое место: по берегу речки раскинулся зеленый луг с цветочками, тут же неподалеку рос лесок. Бова Королевич решил здесь остановиться и отдохнуть, раскинул он свой белополотняный шатер, а коней пустил пастись на подножный корм.
Отдохнул Бова Королевич и задумал вернуться на свою родину, но он не считал возможным сделать это вдруг и идти туда со своею семьею, и решил сначала сходить туда одному, узнать, что там делается, посмотреть, какие дела и порядки там ведутся, приготовить все к возвращению семьи и затем уже перевезти туда и жену, и детей. И сказал Бова Королевич Дружневне-королевне и Полкану-богатырю:
— Надо мне съездить в свое царство и посмотреть, что там делается. В царстве моем творится недоброе, басурманский царь Додон захватил трон моего отца, надо мне вернуть свою вотчину.
Королевна Дружневна ударилась в слезы и стала просить Бову Королевича не оставлять ее с малыми детьми в месте глухом и пустынном. Но Бова Королевич ее успокоил: «Чего же ты опасаешься? Я оставляю с тобою для охраны своего названого брата Полкана-богатыря, он тебя будет оберегать и будет тебе служить. Я же недолго буду в отлучке, устрою свои дела, приготовлю все к своему возвращению и скоро вернусь».
Простился Бова Королевич, благословился и поехал; он задумал сначала поехать в Сумин-град к своему дядьке Сим-балде затем, чтобы чрез него узнать, что делается в его государстве, и сообразно с полученными сведениями действовать. Приехал Бова Королевич к своему дядьке, зашел в дом, богу помолился и хозяину поклонился:
— Здравствуй, дядя Симбалда!
— Здравствуй, удалой молодец! Куда едешь и откуда путь держишь? Чьих ты родов и каких городов, как тебя звать, как по отчеству величать?
— Не узнал ты меня, дядя, ведь я — Бова Королевич!
Обрадовался старый Симбалда и на радостях прослезился: он почитал Бову Королевича уже мертвым. В это время вошел в комнату молодой человек, и Симбалда сказал Бове Королевичу:
— Этой мой сын Ламбер, он родился вскоре после нашего с тобой побега из вашей столицы.
Пошли разговоры. Дядька Симбалда сказал, что царь Додон уже три года болеет, что дела в государстве идут плохо, и народ обложен тяжкой данью в пользу басурман. Бова Королевич стал просить дядьку Симбалду отпустить с ним своего сына Ламбера, чтобы вдвоем им съездить в столичный город Савин. Симбалда этому не препятствовал.
Оседлали молодые люди коней и пустились в путь, и скоро достигли Савина города и там остановились в гостинице.
Стали Бова с Ламбером ходить по городу и по рынкам, присматриваться к городским порядкам и прислушиваться к людским толкам и разговорам. Однажды Бова Королевич разговорился с хозяином гостиницы о городских делах и новостях, и хозяин сказал, что царь Додон уже три года болеет, лежит в постели и страдает какою-то тяжкою и неизвестною болезнью. Бова Королевич и говорит хозяину:
— Мы с Ламбером иностранные доктора и достаточно опытны в лечении, поди завтра к королеве и предложи ей наши услуги; мы осмотрим больного и, если можно, мы излечим короля, а если нельзя, то мы так и объявим, что надежды на его спасение нет.
Хозяин гостиницы на другой же день отправился во дворец, явился к королеве Милитрисе Кирбитьевне и сказал ей:
— Государыня, в наш город явились знаменитые иностранные доктора, которые хорошо лечат всякие болезни, они желают осмотреть больного царя Додона и, если можно, излечить его.
Королева обрадовалась и того же разу послала за докторами карету. Бова Королевич с Ламбером тем временем надели на себя черные длинные и широкие одежды, которые носили врачи тех времен, и отправились во дворец. Осмотрели они больного царя Додона и решили: «Болезнь пустяшная и болезнь нам знакомая, мы не раз лечили такую. Надо истопить баню, хорошенько пропарить больного и сделать натирание мазями, и тогда все болезни как рукой снимет».
Королева рада, приказала затопить баню, а докторам предложила обильное угощение. Скоро баня была готова, доктора отправились в баню, а под полой своих хламид они захватили три прута медных, три прута железных и три прута стальных; понесли в баню и больного царя на носилках и положили на полку; доктора отпустили прислугу и остались в бане одни с больным.
Схватили тогда Бова Королевич и Ламбер металлические прутья и начали ими стегать царя Додона, и сказал Бова Королевич Додону:
— Узнаешь ли ты меня теперь, басурманский царь Додон? Я сын короля Гвидона — Бова Королевич. Задам я тебе теперь пару, не будешь больше живых мужей убивать и их жен себе брать!
Били царя Додона до тех пор, пока не отрепали всех прутьев. Тогда Бова Королевич отсек царю Додону голову. Так чрез много лет исполнился вещий сон царя Додона. После всего этого Бова Королевич послал Ламбера к королеве взять у нее самое хорошее канфоровое[42] блюдо и чистое тонкое полотенце. Ламбер скоро побежал к королеве Милитрисе Кирбитьевне и сказал ей:
— Государыня, дай мне хорошее канфоровое блюдо и чистое тонкое полотенце.
Королева спросила:
— Ну что, как идет лечение, лучше ли царю Додону?
— О, государыня! Лечение прошло превосходно, и сейчас сам король явится к тебе.
Рада королева и дала Ламберу лучшее канфоровое блюдо и тонкое полотняное полотенце, с которым Ламбер и не замешкал вернуться в баню. Бова Королевич положил голову царя Додона на блюдо и сверху закрыл ее полотенцем, и принес во дворец. Поставил он блюдо на стол пред королевой и сказал:
— Родимая маменька Милитриса Кирбитьевна! Ты не признала меня? Я Бова Королевич! Ты сгубила моего тятеньку, прекрасного и храброго короля Гвидона, получай же теперь твоего приятеля басурманского царя Додона!
И с этими словами Бова Королевич снял полотенце с блюда. Увидала и услыхала все это Милитриса Кирбитьевна и громко зарыдала, пала она в ноги своему сыну и слезно просила его простить ее и не губить. Но Бова Королевич не внимал мольбам своей матери и посадил ее в ту самую тюрьму, где сам сидел он в детские годы.
После того Бова Королевич вызвал к себе дядьку Симбалду и собрал совет из всех своих вельмож и бояр и объявил, что отныне сам будет править царством своим, и при этом объявил совету:
— У меня есть жена и дети, и названый брат Полкан-богатырь, они остались во временной стоянке. Жена моя — дочь Визионского короля Зензевея Андроновича королевна Дружневна, я еще не венчан с нею, а теперь поеду за женою и за детьми, обвенчаюсь с царевной и сяду на трон своих предков. На время своей отлучки я оставляю своего дядьку Симбалду и ему на это время поручаю хранить мое царство и ведать дела государственные.
Весь совет одобрил доброе намерение молодого короля и пожелал ему счастливого пути и скорого возвращения. И была великая радость в Савин-граде и во всем царстве, и из уст в уста переходила молва о дивных подвигах и богатырских трудах молодого короля Бовы, которого уже давно считали умершим. Особенно радовался народ, когда Бова Королевич погнал из пределов своего царства всех басурман, явившихся вместе с царем Додоном и всячески притеснявших и обижавших народ.
Собрался молодой король Бова и поехал в дальний путь, дорога ему была знакома, и скоро он был уже на месте. Приехал Бова и видит, что на месте нет ни палатки, ни живой души. Дрогнуло богатырское сердце, почуял он невзгоду. Стал Бова осматривать окрестности и видит: неподалеку лежит убитый Полкан-богатырь, а с ним два растерзанных льва-зверя.
Было видно, что на стоянку напали два льва, одного из них Полкан разорвал пополам, убил и другого зверя, но в схватке с ним погиб и сам. Оплакал Бова Королевич смерть своего названого брата, вырыл яму и с честью его похоронил, а над свежей могилой поставил крест.
После того Бова Королевич принялся за розыски своей жены и детей; он осмотрел каждый кустик и заглянул в каждый овражек — не спряталась ли королевна Дружневна, но от нее и след простыл. И решил Бова: должно быть, Дружневну с детьми растерзали львы-звери.
Печальный вернулся домой Бова Королевич. Дядька Симбалда и все вельможи встретили его с честью и с радостью и спрашивают:
— Где же твоя жена, где дети и где названый брат Полкан-богатырь?
— Ах, господа! Великое несчастье посетило меня: львы-звери напали на стоянку и всех растерзали. Труп Полкана я предал земле, а от жены и детей и следов не осталось.
Погоревали и потужили вельможи, а затем стали рассуждать, что-де негоже королю одному и холостому сидеть на троне, и решили послать послов-сватовщиков к царю Салтану Мугаметовичу просить за Бову его дочь прекрасную Мильчигрею Салтановну. Бова-король ничего не имел против этого брака, тем более что царевна Мильчигрея была девушка красоты неописанной. Составили посольство, и Бова написал собственноручное письмо такого содержания: «Государь великий Салтан Мугаметович! Я хоть и оскорблял тебя и твою дочь прекрасную Мильчигрею Салтановну, и бранил вас, но я был не в своих чувствах, потому как вы сильно разгорячили мою кровь и крепко меня обидели тем, что посадили меня в каменную тюрьму, приневоливали принять вашу веру мусульманскую. Теперь я сижу на троне своих предков и один беспрепятственно правлю царством. Хочу я взять в законное супружество твою дочь прекрасную Мильчигрею Салтановну, непременно присылай ее в мое царство для венчания».
Получил царь Салтан письмо короля Бовы, призвал к себе дочь Мильчигрею и спросил ее, желает ли она выходить за короля Бову, и Мильчигрея Салтановна выразила свое желание выйти за него. Несмотря на всякие обиды, какие она вынесла от него, царевна Мильчигрея все-таки горячо любила Бову. Царь Салтан не мешкал, составил для своей дочери блестящую свиту и послал ее в Савин-град, а вслед за ней послал ее приданое на трех кораблях. Прибыла Мильчигрея в Савин-град, и был назначен день свадьбы.
А между тем королевна Дружневна и ее два сына-близнеца не погибли в львиной пасти и были живы, здравы и невредимы. По отъезде Бовы Королевича королевна Дружневна с детьми жила мирно и спокойно. Полкан-богатырь усердно ей служил и всячески охранял. Но вот на стоянку напали два огромных льва-зверя, Полкан-богатырь бросился в драку с ними, одного зверя он разорвал пополам, убил и другого, но зато и сам был сильно изранен и растерзан и скоро умер.
Королевна Дружневна сильно испугалась этого, наскоро она собрала свою палатку, схватила детей и побежала, куда глаза глядят. Скоро она пришла в обитаемое селение и стала расспрашивать дорогу на Савин-град. Тяжел и труден был путь королевны, долго шла она. За время ее пути дети ее подросли, стали бегать и говорить.
Наконец она пришла в Савин-град и остановилась на постоялом дворе и видит, что во дворце короля Бовы и во всем городе идет ликование и веселие, и делаются обширные приготовления к пиру. Стала королевна Дружневна расспрашивать хозяина постоялого двора, какие дела творятся у них в государстве и с чего во дворце и в народе идет такое веселие и ликование, и хозяин ей рассказал:
— Послушай, чужестранка, какие дела у нас делаются. Бова Королевич, которого считали уже давно умершим, недавно объявился; он убил басурманского царя Додона и выгнал из пределов царства всех Додоновых солдат, а мать свою, злую королеву Милитрису Кирбитьевну, Бова посадил в тюрьму, она там и будет томиться до гробовой доски. А теперь Бова-король женится на дочери царя Салтана, на прекрасной Мильчигрее; невеста уже прибыла и живет во дворце короля Бовы. Завтра будет свадьба. Весь народ радуется счастливому возвращению Бовы Королевича, своему избавлению от нашествия иноплеменных полчищ царя Додона и женитьбе короля. Готовится пир на весь мир.
Услышала все это королевна Дружневна и сильно опечалилась, призвала она своих детей и сказала им:
— Дети мои! Завтра с утра идите к царскому дворцу и, как увидите, что король вышел из дворца, так бросьтесь к нему и станьте пред ним на колени, а когда он будет садиться в карету, вы возьмите его один под одну руку, а другой под другую и подсадите. Король заинтересуется вами и спросит вас, что вы за дети и откуда вы. И вы ему ответьте вот так-то. Король поймет ваши слова и признает вас своими детьми. Но если король не поймет ваших слов и не признает вас своими детьми, тогда вы возвращайтесь ко мне. Тогда нам здесь нечего будет делать, мы отправимся в Визионское королевство к вашему деду королю Зензевею Андроновичу и как-нибудь скоротаем наш век.
Дети обещали исполнить в точности наказы матери. Наутро королевна Дружневна с обоими мальчиками пошла на площадь и стала в толпе народа.
Подали золотую карету, вышел король Бова. И вот два маленьких мальчика подбежали к Бове и стали на колена пред ним, а когда король стал садиться в карету, мальчики подхватили его под руки и подсадили. Король Бова заинтересовался мальчиками и спросил их:
— Чьи вы и откуда вы, дети?
И мальчики ему ответили:
— Мы заблудящие люди, суздальцы-иностранцы, рода-племени своего мы не знаем и в какой стране мы родились, того не ведаем. Помним только, что отец наш был пономарь, а мать была прачка, на людей рубашки она мыла и тем наши головы вскормила. По отцу нас величают Пономаревичи.
Взглянул Бова-король и признал своих сынов-близнецов и радостно вскрикнул:
— Детки мои!.. А где же ваша мать?
— Вон там стоит, в толпе народа.
— Бегите за вашей матерью, ведите ее ко мне скорее!
Явилась королевна Дружневна, и обрадовался король Бова, брал ее за руки белые и целовал в уста сахарные. Позвал затем король Бова Мильчигрею Салтановну и сказал ей:
— Извини, прекрасная королевна, я невольно ввел тебя в заблуждение, я почитал королевну Дружневну неживою, погибшею в лапах льва-зверя, а она, слава Богу, объявилась жива и здорова; ее одну я люблю и на ней женюсь. А тебе, царевна, угодно ли выйти замуж за моего двоюродного брата Ламбера, он будет после меня первым лицом в государстве.
Царевне Мильчигрее ничего не оставалось делать, как согласиться на это предложение, к тому же красавица царевна взглянула на молодого и сильного красавца и богатыря Ламбера и молча и стыдливо опустила свои очи: дескать, ладно, сойдет дело и с этим женихом!
Сразу в один день и в одной церкви повенчались две свадьбы: короля Бовы с королевной Дружневной и Ламбера с царевной Мильчигреей.
И задал молодой король Бова пир на весь мир. Загремела музыка. Выкатили бочки старого вина из царских подвалов для воинства и для простого народа. Народ пировал, радовался и веселился. Долго — много дней и ночей — во дворце и в городе шли пиры и гулянья, и гремела веселая музыка, гости много пили, много ели и веселились.

Я на свадьбе был, пиво-мед пил. Дали мне на свадьбе ледяну кобылку да Горохову плетку, да сименную[43] уздицу, и поехал я домой. Вижу: у брата овин горит. Я бросился брату пособлять овин тушить. В то время у меня ледяная- то кобылка растаяла, а гороховую-то плетку голуби съели, сименную уздицу воробьи расклевали. А я все тушу. Потушил и иду себе домой. На мне был синь кафтан. Летит навстречу синочка[44], летит и говорит: «Синь да хорош». А я думал: «Скинь да положь». Скинул я кафтан, а синочка кафтан-то мой надела, чирикнула, да и улетела. И остался я ни с чем![45]


Осип Меркурьевич Заякин,
крестьянин деревни Артамоновой.
8 января 1907 года.




Волшебная лампада
Сказка


В одном городе жили два брата-мещане; братья были состояния бедного. Однажды старший брат собрался и уехал в Америку на золотые прииска искать себе счастья-доли, да там и пропал без вести, и уже много годов о нем не было ни слуху ни духу. Младший же брат остался дома, из всех сил трудился, но все-таки жил в нужде и бедности и лишь кое-как перебивался. У него родился сын; мальчик подрос и стал ходить в школу учиться.
Однажды мальчик бежал из школы домой к обеду и видит: идет ему навстречу важный барин; барин остановил мальчика, дал ему два небольших светлых кружочка и сказал ему: «Дитя, возьми эти кружочки и позабавься ими». Мальчик взял кружочки, пришел домой и показал их своим родителям. Взглянули родители на кружочки и увидели, что это были два золотых червонца, и набросились на сына: «Где ты взял червонцы, ты их, должно быть, украл?». Сын ударился в слезы и рассказал о своей встрече с важным барином и о том, что червонцы эти дал ему этот барин.
Родители не верили: «Какой-такой барин будет бросать золото всякому встречному мальчишке — украл ты червонцы?». Сын все запирался, и родители взяли прут и пребольно высекли мальчика за мнимую кражу.
На другой день мальчик, возвращаясь из школы, пошел уже другой улицей, чтобы вторично не встретить этого барина, из-за которого ему так досталось. Но барин опять встречает мальчика и опять остановил его, и дал ему еще два червонца и сказал:
— Возьми, дитя, эти кружочки.
— Нет, уж больше я не возьму от вас кружочки, — ответил мальчик, — за вчерашние кружочки меня родители больно наказали, а за эти мне еще более достанется.
— Не бойся, дитя, возьми эти червонцы и отнеси к своим родителям. Я твой родной дядя, брат твоего отца, вернувшийся из Америки. Поди и скажи своим родителям, что я завтра приеду обедать часа в два дня.
Вернулся мальчик, передал своим родителям два червонца и подробно рассказал им о своей встрече с барином и о том, что барин назвал себя родным дядей из Америки и что дядя обещался приехать завтра к обеду. Выслушал мещанин своего сына и сказал: «Точно, был у меня старший брат, много лет тому назад он уехал в Америку, и как уехал, так о нем не было ни слуху ни духу, я уже его и живым не считал, но вот оказывается, что он вернулся и, по-видимому, сделался богатым, коли золотом бросает».
Обрадовались супруги возвращению брата из Америки и решили сделать ему радушный прием и на все четыре червонца сготовили для него обед и угощение. На другой день в назначенный час к дому мещанина подкатила роскошная карета, запряженная шестеркой добрых коней, и в дом мещанина вошел важный барин и назвался его родным братом, вернувшимся из Америки. Мещанин был рад возвращению брата и говорит ему: «Каким же ты стал барином и как изменился! Если бы я тебя встретил на улице, так и не узнал бы, словно ты совсем другой человек стал».
Мещанин, конечно, и не догадался, что пред ним действительно был иной человек, а не родной брат, так как брат его в Америке давно уже сложил свою голову. После обеда барин говорит мещанину:
— Брат, отдай мне своего сына-мальчика. Ты живешь в нужде и в бедности и не в силах дать своему сыну хорошее воспитание и поставить его на хорошую дорогу. У меня в таком-то дальнем городе имеется хорошее и большое торговое заведение, я обучу мальчика и приставлю к хорошему делу, буду воспитывать его, как сына, и выведу мальчика в люди.
Мещанин рад был пристроить мальчика и ответил барину: «С Богом, бери в добрый час парнишку и не оставь его своей милостью».
Упоминание Бога барину не понравилось: ему этого было не надо, и, потолковав немного, он опять сказал: «Отдайте мне своего сынишку». А хозяин опять с простотой своей отвечает: «С Богом, бери!». Еще более это не понравилось барину. И мещанин это заметил, только не мог понять, чем барин недоволен. В третий раз барин просит мещанина: «Так отдай же, брат, мне своего сына». И мещанин с недоумением ответил: «Сказал ведь я тебе: бери и бери! Возьми мальчишку и вези с собой». Бога-то на этот раз мещанин и не помянул.
Этого только и нужно было барину. Простился он с мещанином и с его женой, взял их сына, посадил его в карету и поскакал за город и скрылся. Только его и видели. Долго вез барин мальчика, наконец привез его к своему обширному и роскошному дому, стоящему на горе, в месте глухом и пустынном, далеко вокруг не было ни души человеческой, ни обитаемого жилья.
Гостит мальчик и отдыхает с дороги, ходит по всем комнатам и роскошным палатам, все осматривает и дивится роскоши и богатству убранства в комнатах и палатах. Дядя из Америки оказался страшным волшебником и чародеем. Гостит мальчик день, два и три. Наконец волшебник говорит мальчику: «Пойдем с тобой прогуляемся в окрестностях моего дворца».
Вывел он мальчика в открытое место к пещере, и пещера сама расступилась, и увидел мальчик: в пещере на стене висит образ Спаса и перед ним горит золотая лампада. Волшебник сказал мальчику: «Дитя, войди в пещеру, сними лампаду с иконы Спаса и принеси ее мне».
Вошел мальчик в пещеру, помолился Спасу и хотел уже снять лампаду, да раздумался и думает: «Нехорошее дело я делаю, зачем дядя заставляет меня сделать это? Зачем снимать лампаду, когда она висит и так славно светит перед иконой Спаса?». Раздумался мальчик и замешкался. А волшебник его ждал и выходил из терпенья, и сильно гневался; превратился волшебник в черного ворона, подлетел к окну пещеры, забился крыльями в стекло и закричал мальчику грозным голосом:
— Чего ты там мешкаешь? Снимай скорей лампаду, разбей стекло в окне и давай лампаду мне прямо через окно.
Испугался мальчик, заторопился, стал снимать лампаду и уронил ее на пол, и того же разу явилось пред мальчиком два дюжих молодца и сказали: «Что, Господин-хозяин, надо?». Мальчик сообразил, что лампада была волшебная, и он сказал молодцам: «Перенесите меня вместе с этой пещерою и перенесите дворец волшебника в мой родной город и поставьте на городской улице рядом с домом моих родителей».
И молодцы ответили:
— Слушаем, Господин-хозяин, молись Спасу, ложись спать. Завтра к утру все будет готово.
Наутро проснулся молодой мещанин и видит, что и дворец волшебника, и пещера с иконой и лампадой перенесены уже в его родной город и стоят недалеко от дома его родителей.
Сам царь и все люди дивились чуду, что в одну ночь в городе появился огромный и роскошный дворец. Живет мещанин в волшебном дворце, как большой барин, наконец он соскучился в одиночестве, да уж и время пришло, задумал он жениться. Призвал он свою мать-старуху и говорит ей:
— Матушка, иди к царю, сватай за меня его дочь-царевну.
Старуха даже руками всплеснула:
— Не с ума ли ты сошел, задумал лезть в родство с царями? Да царь меня, такую сваху, и в палаты-то не допустит.
Но сын не унимался, все просит и посылает мать к царю сватать за него царевну-дочь. И согласилась старуха: «Пойду,
— говорит, — и буду сватать, прогонит царь — один конец».
Явилась старуха к царю, Богу помолилась и царю честь
честью поклонилась и говорит:
— Царь-государь! Я к тебе с добрым словом да с хорошим делом. Сынок у меня есть, молод и красив собой и не каким-нибудь черным ремеслом занимается, а живет барином; видишь, живет он в каких палатах — высоких, белокаменных. Посылает меня теперь сынок свахой к твоей царской милости сватать за твою царскую дочь. Отдашь ли свою дочь-царевну за моего сына?
Выслушал царь старуху и говорит ей:
— Поди скажи своему сыну, пускай он в одну ночь построит хрустальный мост от своего дома к моему дворцу, тогда и присылает сватов за мою дочь. Если же сын твой в эту ночь моста не построит, я прикажу его казнить казнью лютою.
Пошла старуха из царского дворца печальная да грустная: вместо свадебного пира ее сына ждет казнь. Вернулась старуха домой и рассказала сыну, как ее царь принял и какое он сделал распоряжение. А сын ее не тужит. «Не бойся, — говорит, — матушка, все завтра будет готово».
Пошел молодец в пещеру, снял лампаду и бросил ее на землю, и явились два дюжих молодца и спрашивают:
— Что, Господин-хозяин, надо?




— К завтрашнему утру построить хрустальный мост от моего дома до царского дворца, перила позолотить и весь мост устлать коврами, сукнами и дорогими материями.
— Слушаем, Господин-хозяин, молись Спасу, ложись спать. Завтра к утру все будет готово.
На следующее утро молодец встает и видит, что мост готов и устлан дорогими коврами и материями, взял он серебряный молоточек, ходит по мосту и постукивает по золоченым перилам, как будто это он построил мост и теперь делает последние удары молоточком.
Наутро царь и весь народ, проснувшись, увидели хрустальный мост и много дивились величине, прочности и красоте постройки. Люди даже не решались проходить мостом, так он был хорош и такими дорогими материями был покрыт. Молодец опять посылает свою мать сватать царскую дочь. Теперь старуха пошла во дворец уже смелее: мост сделан, задача решена, и царь должен выдать свою дочь за ее сына. Приходит старуха к царю, кланяется и опять просит царя выдать свою дочь за ее сына. А царь и говорит:
— Поди скажи своему сыну, чтобы он в одну ночь построил церковь, где бы можно было его повенчать с царевной. Если же сын твой церкви не построит, то я его смертью лютою казню.
Пуще прежнего запечалилась старуха, думала, что уже дело слажено, а оно вон куда повернуло! Пришла домой и передала сыну приказ царя. А сын ее утешает: «Не кручинься, матушка, все это в свое время будет готово». А сам пошел к пещере, бросил лампаду на землю и приказал явившимся молодцам поутру сделать церковь. Наутро молодой мещанин проснулся и видит, что церковь была уже готова, взял он серебряный молоточек и с ним ходит вокруг церкви и постукивает в разных местах по стенам, как бы делает последние удары молоточком.
Наутро проснулся царь и весь народ и увидели на площади новую церковь — высокую, светлую и богато обставленную. Опять парень посылает свою мать во дворец сватать царевну. Идет старуха, просит царя выдать дочь за ее сына. А царь опять ей говорит:
— Пускай твой сын в течение этих трех дней приезжает ко мне в гости по два раза в день в золотой карете на шестерке добрых коней и чтобы всякий раз сын твой приезжал ко мне в новой карете, на новых конях и в новой конской сбруе.
Старуха вернулась домой и передала сыну приказ царя. И вот на другой день молодой жених поехал во дворец царя в золоченой карете на шестерке добрых коней, вечером того же дня у него появилась уже другая карета и другие лошади, и он вторично поехал к царю в гости. И так он все три дня ездил к царю все в новых и разных золотых каретах и все на новых лошадях[46].
И вот наконец царь дал свое согласие на брак своей дочери с мещанином. Дело скоро пошло на лад: у царя ведь не пиво варить, не вино курить, много у царя всяких припасов и запасов, пир пирком и за свадебку. Женился молодец на царевне и живет-поживает в своем волшебном замке без заботы и горя.
Волшебная лампада всегда висела в комнате мещанина пред образом Спаса; в лампаде всегда горел неугасимый огонь. Мещанин держал в большой тайне волшебные свойства лампады и даже своей жене-царевне он не говорил об этом, и царевна об этом ничего не знала.
Прошло так много ли, мало ли времени, скоро сказка сказывается, да поры-время много минуется, и уехал царский зять из города по своим делам на долгое время, а дома оставил одну свою жену.
Волшебник же и чародей между тем долго искал мещанина по разным местам и наконец нашел его и уже давно проживал в городе, выжидая удобного случая, чтобы овладеть лампадой. И вот, узнавши об отлучке мещанина, волшебник назвался торговцем золотыми и серебряными вещами и стал ходить в городе из дома в дом и предлагал свои новые изделия в обмен на старые и поломанные; заходит он и во дворец мещанина и предлагает его жене-царевне:
— Государыня-царевна, есть у вас старая лампада, она уже никуда не годна и ветха, отдайте мне ее, а я вам в обмен дам новую и придачи с вас не возьму.
И показывает торгаш царевне новую лампаду, литую из чистого золота, лампада как жар горит, красоты невероятной, царевна глаз отвести от лампады не может, так она ей понравилась. Разумеется, царица без труда согласилась на мену, принесла она волшебную лампаду и отдала ее волшебнику. Волшебник того же разу бросил лампаду об землю, и явились два дюжих молодца и спросили:
— Что, Господин-хозяин, надо?
— Немедленно же перенесите этот дворец вместе с царевной, хрустальный мост и церковь на мою гору, а мещанина, царского зятя, зашить в рогожу и бросить в море.
И вот в одну ночь все эти постройки вместе с царевной были перенесены на гору волшебника, далеко от города. Но царского зятя молодцы пожалели и не утопили в море, а отпустили на свободу.
Поутру царь проснулся и видит, что ни дома, ни зятя, ни хрустального моста, ни церкви нет, нет и его дочери с зятем. Сейчас же царь послал за стариками родителями зятя и спрашивает:
— Где девались все эти строения и зять с царевной?
Старики ответили царю с поклоном: «Сами мы не знаем, куда все это девалось».
Царь разгневался и приказал бросить стариков в темницу. Между тем вернулся царский зять домой и видит, что уже нет ни дома, ни моста, ни церкви, а от добрых людей он узнал, что царевна бесследно пропала и что его родители-старики томятся в темнице. Тогда мещанин, не заходя к царю, удалился из города и пустился на поиски волшебника.
Долго он искал волшебника и наконец нашел и стал выжидать случая, чтобы незаметно проникнуть к царевне. Волшебник же днями спал, а по ночам улетал для своих волшебных подвигов и для чародейства. Волшебную же лампаду он всегда носил на груди и никогда с нею не расставался, с царевной же он уже жил как с женой. Незадолго до появления мещанина волшебник говорит царевне:
— Царевна, твой муж идет к нам, смотри, не принимай его, прошлого тебе не вернуть, и его и себя только загубишь.
Ночью волшебник улетел, и мещанин явился к своей жене. Жена испугалась: «Зачем ты явился, узнает волшебник, и не сносить тебе головы».
Мещанин успокоил жену и сказал: «Не век же будем страдать и жить в разлуке, надо же как-нибудь избавиться от злого волшебника».
Стали обсуждать, как быть, как горю пособить, и придумали: споить волшебника и подсыпать ему сонных капель и тогда снять с него лампаду. Под утро царевна превратила своего мужа в булавку и спрятала булавку в щель.

С рассветом вернулся домой волшебник и почуял врага в своем доме, и говорит царевне:
— Твой муж здесь, я это чую; не таись и скажи, где ты его спрятала.
Но царевна сказала, что мужа она не видела и не знает, где он теперь находится. Волшебник осмотрел все свои комнаты, все палаты, но нигде не нашел мещанина. С дороги волшебник сильно проголодался и сел за стол, царевна подлила ему в вино сонных капель, и волшебник тут же за столом свалился и заснул. Тогда царевна сняла с волшебника лампаду и передала ее своему мужу. Царский зять того же разу ударил лампаду о землю, и явились два молодца.
— Что, Господин-хозяин, надо?
— Дом, хрустальный мост и церковь перенесите в наш город и поставьте на старое место, а злого волшебника сейчас же сжечь на костре.
— Слушаем, Господин-хозяин! Молись Спасу, ложись спать, завтра к утру все будет готово!
Того же разу молодцы схватили спящего волшебника, бросили его на костер и сожгли, а все строения в наступившую ночь незаметно перенесли на прежнее место в царскую столицу.
Поутру царский зять проснулся и видит себя в городе. Сейчас же вместе с царевной он по хрустальному мосту пошел во дворец к царю-тестю и рассказал ему, что это злой волшебник похитил его строения и царевну, но что теперь он, слава Богу, победил волшебника и навеки освободился от опасного соперника. Стариков родителей царского зятя немедленно освободили из темницы.
И сделал царь по случаю счастливого избавления от опасности своего зятя и дочери большой пир, пир на весь мир. Много гостей собралось на этот пир со всего царства, долго гости пировали и веселились, наконец и разъехались.
Вскоре престарелый царь умер, наследников у него не было, и царем сделался его зять. И сделался сын мещанина царем и стал он жить да поживать, да добра наживать.


Лука Леонтьевич Заякин,
деревня Артамонова Тюменского уезда.
19 декабря 1906 года.





Федор Буpмакин
Сказка


У кильского царя собиралась пир-беседа. Пришли и пожаловали в царские палаты белокаменные на царский пир князья и бояре, и вельможи во всего царства Кильского, и люди всяких чинов. Царь и гости много пили, много ели и веселились. Вдруг в разгар пира царь сказал своим гостям: «Князья и бояре, и всяких чинов люди! Хочу я иметь скипетр, державу и царскую корону царицы из Змеиного царства. Кто достанет мне эти регалии, того я по-царски награжу».
Все гости смолкли и потупили головы, никто не решился взяться за такой трудный подвиг. Царь спросил второй раз. Опять охотников не выискалось; спросил царь и в третий раз. Тогда выступил вперед удалой молодец крестьянский сын Федор Бурмакин, на все четыре стороны он низко кланялся князьям и боярам, и всем гостям вообще, и царю-государю наособицу, и говорит Федор таковы слова: «Государь, я достану тебе скипетр, державу и царскую корону, только снаряди и снабди меня всем, что нужно для дальнего морского плавания».
Обрадовался царь и сказал ласково:
— Если ты, удалой молодец крестьянский сын Федор Бурмакин[47], достанешь мне скипетр, державу и царскую корону, то я награжу тебя чинами и орденами и до гробовой доски не перестану жаловать тебя золотой казной. Ты будешь другом моим и первым человеком в царстве. А для плавания в Змеиное царство ты будешь всем снаряжен и снабжен, только скажи, что тебе нужно!
— Прикажи, государь, — сказал Федор Бурмакин, — снарядить корабль новый и прочный и дай мне на корабль команду опытных и смелых моряков, матросов, а на корабль нагрузи как можно более черно-синего пороху!
Желание Федора Бурмакина было исполнено: снарядили новый быстроходный корабль, нагрузили его порохом и дали в распоряжение Федора Бурмакина опытных матросов. Федор Бурмакин не мешкал, вошел на корабль, и попутный ветер быстро понес кораблик со смелыми молодцами. Долго плыл Федор Бурмакин, много дней, много ночей, наконец вошел в порт царицы Змеиного царства и бросил якоря. Затем пригласил с собой двух каких посмышленее моряков, взял дорогие подарки: золота, камней самоцветных и дорогих материй — и пошел с поклоном к самой царице. Вошли путники в столицу Змеиного царства и дивились невиданным порядкам: в Змеином царстве совсем не было мужчин, а были одни женщины, и женщины непростые: только голова и верхняя часть туловища до пояса были у них, как у простых женщин, а нижняя часть туловища у них была змеиная, покрытая чешуями. Женщины эти могли по воде плавать и по воздуху летать. Такова была сама царица, таковы были ее придворные вельможи и все ее воинство, таков же был и весь народ в ее Змеином царстве.
Пошел Федор Бурмакин во дворец, его встретила царица — на золотом троне, окруженная блестящей свитой. Царица приняла Федора Бурмакина ласково и спросила его:
— Что вы за люди, откуда путь держите и с чем к нам прибыли?
— Государыня, — отвечал Федор Бурмакин, — послал царь испытывать неведомые острова, и прибыли мы в твое царство со своими товарами и дорогими материями и просим твоей милости дозволить нам открыть в твоем городе торг нашими товарами.
Царица позволила открыть торг и затем сказала:
— Теперь с дороги вам, смелые моряки, надо отдохнуть, оставайтесь в моем дворце.
Моряки низко царице кланялись и остались во дворце. Царица же любила играть в карты и играла всегда об залог: если ее гость ни одного раза (ни одной партии) у ней не выиграет, то она игравшему рубила голову. Предложила она и Федору Бурмакину: «Давай играть, но знай: если ни разу не выиграешь — полетит твоя голова с плеч долой».
— С удовольствием, царица, — ответил Федор Бурмакин, — я играю хорошо.
Начали играть в карты. Играет Федор Бурмакин и все проигрывает, потому в уме у него не до игры: все посматривает, не увидит ли где царских регалий. И вдруг он увидел их на окне в соседней комнате и думает, как бы обмануть царицу и овладеть регалиями. А игра все идет, и Федор Бурмакин все проигрывает. И начал Федор Бурмакин сердиться и горячиться и наконец сказал:
— Государыня, ты давно уже играешь своими картами, ты их уже приметила, оттого ты всякий раз выигрываешь; я пойду и принесу с своего корабля новые карты, совсем неигранные, а пока я буду в отлучке, ты поиграй с моими товарищами.
Царица на это согласилась и отпустила Федора Бурмакина. Сели товарищи вместо Федора Бурмакина играть с царицей, а им, надо полагать, Федор Бурмакин мигнул, и стали они всячески развлекать внимание царицы. А Федор Бурмакин тем временем незаметно заскочил в соседнюю комнату, схватил регалии и побежал на корабль, и заторопил всю команду к немедленному отплытию:
— Поднимайте паруса, снимайте чалки, рубите смертные якоря!
Опытная команда скоро все это сделала, и корабль поплыл на всех парусах.
Между тем царица ждет Федора Бурмакина и наконец послала своих слуг: «Пойдите на корабль, скажите, чтобы Федор Бурмакин скорее шел кончать игру. Чего он там мешкает?». Слуги пошли на пристань, но от корабля и след простыл, уже не видно было ни мачт, ни парусов. Быстро вернулись слуги и сказали: «Царица, Федор Бурмакин бежал и бросил своих двух товарищей. Осмотрись, царица, не похитил ли чего у тебя из дворца этот коварный чужестранец?». Осмотрелась царица и видит, что регалии ее похищены. И опалилась царица гневом великим, в тимпаны забила, в трубы затрубила, клич кликнула и закричала она своим сильным голосом:
— Эй, мое верное войско змеиное! Скорее собирайтесь и летите вдогонку за вором Федором Бурмакиным и доставьте мне его живого или мертвого.
В одно мгновение собралось несметное воинство змеиное, и во главе его стало два огромных змея. И полетело войско змеиное вслед убегавшего корабля. Далеко был корабль Федора Бурмакина и быстро шел на парусах, но не мог он уйти от змеиного войска. Видит Федор Бурмакин, что войско змеиное как черная туча накатается на корабль, и закричал он своей команде: «Беритесь дружнее, тащите на корму черно-синий порох!». И команда наносила на палубу пороху на две четверти толщины, а затем сам Федор Бурмакин и вся команда спрятались в трюме и закрылись люками.
Налетело змеиное войско и тучей опустилось и село на корабль, а два огромных змея сели — один на нос, другой на корму корабля. И корабль стал медленно погружаться, тонуть. Тогда затравили порох, раздался взрыв, и все змеиное войско на куски разорвало и в море сбросило. Так Федор Бурмакин благополучно избавился от опасности. Идет корабль дальше, идет благополучно день и два, вдруг другое войско змеиное налетает, еще больше, чем прежде. Завидев неприятеля, Федор Бурмакин велел насыпать на палубу пороху на три четверти, и все войско змеиное тем же способом уничтожил. Так Федор Бурмакин со своими спутниками и во второй раз благополучно избавился от опасности. Возблагодарили моряки Бога за свое избавление и решили, что царица уже не в силах собрать больше войска и что погоня кончена.
Плывут смелые моряки и видят впереди красивый неведомый остров, и задумал Федор Бурмакин у этого острова остановиться и дать отдых матросам. Пристали к берегу, и Федор Бурмакин сказал дружине: «Теперь опасность миновала, ешьте мясо и фрукты, пейте вино из моих бочонков, веселитесь и отдыхайте». А сам взял двух товарищей и пошел с ними в глушь острова осматривать его, регалии же Федор Бурмакин держит при себе и никому их не доверяет. Идут путники и видят, что остров — настоящий сад, всюду невиданные и дивные травы, цветы и деревья, множество фруктов: винограду, яблоков и лимонов, всюду от цветов и фруктов аромат и благоухание; в лесах много разного зверя и птиц, словом, настоящая благодать — рай земной. Но остров был совершенно необитаемый: не видно в нем жилья и не слышно голоса человеческого. Говорят между собой путники: «Вот бы здесь город построить, хорошие места для жительства!». Нагулялся Федор Бурмакин с товарищами и возвратился на берег, а от корабля уже и след простыл. Пока Федор Бурмакин гулял, налетело третье змеиное войско и уничтожило его корабль со всеми матросами.
Запечалился Федор Бурмакин и думает: что теперь делать, как быть на необитаемом острове и как добраться до дому? Погоревали путники и решили идти по острову: не встретится ли какого человеческого жилья. Идут они лесом, вдруг на них напали три лесных оплетая, обвили моряков вокруг тела и стали из них кровь высасывать. Оплетаи — это лесные чудовища, облик у них человеческий, только у каждого по одной половине туловища, по одной руке и по одной ноге. Они схватываются попарно и тогда работают ногами, как один человек, и бегут очень быстро, и тогда не только человек, но даже и конь от них не может ускакать, один же оплетай без помощи товарища скачет на одной ноге не очень быстро. Когда такое чудовище нападает на человека, то обвивается вокруг его тела и начинает из живого высасывать кровь и засасывает человека насмерть.
Такие-то чудовища напали на Федора Бурмакина и на двух его товарищей и принялись высасывать из них кровь. Сосут кровь чудовища, а путники все идут. Наконец один не выдержал, зашатался и сказал Федору Бурмакину: «Ну, брат мой Федор Бурмакин, прощай, прости меня! Смерть моя приходит, ноги подкосились, высосал меня оплетай. Неси поклон родителям!». И пал. Скоро и другой товарищ зашатался и сказал: «Остаешься ты один, брат Федор Бурмакин, подкашиваются мои ноги, смерть наступает. Прощай. Неси поклон родителям». И этот пал. Остался Федор Бурмакин один. Идет он и несет на себе оплетая. И его стали силы покидать. Ноги его подкашиваются, и в глазах туман стоит, напрягает Федор Бурмакин свои последние богатырские силы.
Вдруг оплетай крикнул: «Стой! Я спать хочу, положи меня, Федор Бурмакин, за солнце[48]». И оплетай отвалился и захрапел, напился он человеческой крови и, должно быть, с того охмелел. Федор Бурмакин положил оплетая на самое солнце, чтобы его сильнее припекало и чтобы он крепче спал, а сам из всех сил бросился бежать, куда глаза глядят, лишь бы подальше от оплетая. Бежит Федор Бурмакин долго и вдруг видит, что оплетай его догоняет, пуще прежнего пустился Федор Бурмакин, но не может убежать, и оплетай уже стал его настигать, но тут Федор Бурмакин увидел недалеко впереди себя столб граничный и на нем надпись, которая гласила, что по эту сторону идут владения трех оплетаев, а по ту — владения Кривого Богатыря. Федор Бурмакин не мешкал и перескочил границу. Оплетай же добежал до границы и остановился, должно быть, ему не дано было переступать границу и заходить в чужие владения, и закричал: «Счастлив ты, Федор Бурмакин, ушел от меня. Ну да от Кривого Богатыря ты не уйдешь, он тебя порешит». Остановился Федор Бурмакин, чтоб дух перевести, и думает: «Господи, за что такая напасть послана на мою голову: от одного чуда избавился, а уже грозит опасность попасть в лапы другого, какого-то Кривого Богатыря. Ну, будь что будет!». Пошел Федор Бурмакин лесом и скоро попал на тропу и пошел ею, и скоро вышел на лесную поляну, а на поляне стоит огромное роскошное здание, все терема и хоромы, остановился в изумлении Федор Бурмакин и думает: «Что же это такое? Городом назвать — мал, а домом — велик».
Подошел Федор Бурмакин к воротам, взялся за кольцо, ворота отворились, вошел в ограду, а там ходит множество коров и коз, заходит он в дом, громко зовет и кличет, но никто ему не отвечает: во дворе и в доме не было ни души. Проходит Федор Бурмакин одни палаты, проходит другие и видит всюду роскошь и блеск необыкновенные; всюду развешены дорогие материи, везде блестят золото и драгоценные камни, а по стенам развешено разное оружие и доспехи богатырские. Идет он дальше и входит в столовую, а там столы уже приготовлены, накрыты белыми скатертями, и на них поставлены разные кушанья и напитки. Сел Федор Бурмакин, отведал он одного, другого блюда, попробовал из одной-другой бутылочки. Напился-наелся на славу. Видит полати, а на них груды конопляной кудели лежат, залез Федор Бурмакин на полати, завалился на куделю и уснул богатырским сном.
Спал он долго и вдруг пробудился от необычного шума, точно буря сразу заревела. Это прилетел по воздуху в свой дом Кривой Богатырь, огромного роста великан, величиною с доброе дерево; идет великан по хоромам — стены дрожат. Кривой Богатырь прошел прямо в столовую комнату и сказал:


— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русский дух слыхом не слыхать и видом не видать, никого не звал, не приглашал, сам на двор пожаловал. Слезай, Федор Бурмакин, с полатей, чего спрятался за куделю-то?
Испугался Федор Бурмакин, но делать было нечего, думает: «Так смерть и так смерть, пойду, может быть, богатырь смягчится моими мольбами-просьбами». Слезает Федор Бурмакин и богатырю челом бьет, честь-покорность отдает. Понравилась богатырю молодецкая повадка Федора Бурмакина, и он сказал ему: «Садись за стол, ешь, пей и рассказывай, из какой страны ты пришел и зачем сюда явился».
Сел Федор Бурмакин, кушает и рассказывает: «Не своей вольной волей я сюда явился, а нужда великая меня привела в твой дом. Буря разнесла мой корабль у берегов вашего острова, и я потерял все свое богатство и всех своих товарищей, спасся лишь я да два моих товарища; пошли мы по острову, напали на нас оплетаи и обоих товарищей закусали, а я убежал от оплетая и скрылся в твоих владениях».
Выслушал Кривой Богатырь Федора Бурмакина и сказал ему: «Ну, отсюда тебе бежать некуда, отсюда нет ни пути, ни дороги. Оставайся у меня и живи у меня на положении батрака, присматривай за моим хозяйством, наблюдай за домом и за двором и готовь мне обед, чтобы я по возвращении домой всегда находил готовый стол».
Обрадовался Федор Бурмакин, поклонился Кривому Богатырю и обещал служить ему верой и правдой.
Живет Федор Бурмакин и усердно занимается своим делом, везде он завел такой порядок, что Кривой Богатырь не нарадуется и не нахвалится своим батраком, везде в доме и во дворе чистота и опрятность, и каждый день к возвращению Кривого Богатыря готов хороший и вкусный обед. Кривой Богатырь с Федором Бурмакиным общался уже не как с батраком, а как с товарищем и любезным братом. Каждый день Кривой Богатырь с утра улетал на охоту и приносил с охоты то льва, то тигра, то другую какую дичь. Долго так жил Федор Бурмакин и все обдумывал, как бы избавиться от Кривого Богатыря.
Однажды Кривой Богатырь вернулся домой в особо веселом настроении духа, и за обедом Федор Бурмакин спросил Кривого Богатыря:
— Скажи мне, Богатырь, где же это такое несчастье получил, где и как лишился глаза?
— Глаза я лишился на войне с Бабой Ягой. Я долго, года три, с нею воевал, и однажды в бою треклятая Баба Яга схватила дуб, вырвала его с корнем и ударила меня по голове и вышибла глаз. С этого дня я стал кривой.
— Это дело пустое и беда поправимая, — сказал Федор Бурмакин, — я могу тебя вылечить, и очень скоро, завтра же, ты будешь видеть на оба глаза.
Кривой Богатырь даже взревел от радости и говорит:
— Да если ты меня вылечишь, я осыплю тебя золотою казной, пуще брата буду почитать, а если пожелаешь, доставлю тебя на твою родину. Отсюда до вашего царства надо три года скакать, а я на своем богатырском коне доставлю в три недели.
— Есть ли у тебя свинец и олово? — спросил Федор Бурмакин. — Это нужно мне для составления мазева.
— Сколько угодно, — ответил Кривой Богатырь, — вон там, в амбаре, в углу лежит много и олова, и свинца.
— Нужно будет мазевом сначала согнать коросту с твоего больного глаза, — сказал Федор Бурмакин, — а это очень болезненно, и надо будет тебя связать, чтобы ты себя не повредил и меня не изувечил. А найдутся ли у тебя такие веревки и ремни, которые бы тебя могли удержать?
— Да в том же амбаре, — объяснил Кривой Богатырь, — целой грудой лежат прочные волосяные веревки и сыромятные ремни толщиною в гуж. Если ты хорошенько свяжешь меня этими веревками и ремнями, так где же порвать!
Взял Федор Бурмакин свинца и олова, мелко изрубил, всыпал в котел и поставил на костер, и когда металл расплавился, Федор Бурмакин положил великана на землю и крепко его связал веревками и ремнями, а затем взял котел с расплавленным металлом и вылил его в здоровый глаз. Взревел Богатырь от боли и от обиды и злобы, напряг все свои силы и порвал все веревки и ремни. Заревел:
— Ах ты, Федор Бурмакин, мерзкий и негодный человек, лишил ты меня совсем света навек! Так-то ты ответил мне за мою хлеб-соль. Ты заплатил мне злом за мое добро. Ну, теперь берегись! Моих рук не минуешь.
И стал Кривой Богатырь гоняться по двору и ловить Федора Бурмакина, но не мог изловить его: козлы мешали, не один раз Кривой Богатырь спотыкался на них и падал.
Наконец Кривой Богатырь рассердился и стал выбрасывать козлов за ограду, схватит какого козла и мах его за ограду чрез забор! Задумался Федор Бурмакин: ведь так Кривой Богатырь перебросит всех козлов и до него доберется, но Федор Бурмакин скоро догадался, как ему выйти из беды.
Выбрал он огромного старого козла и схватился за него снизу, Кривой Богатырь набежал на козла, споткнулся за него и закричал: «И ты, старый козел, подвертываешься и мешаешь мне». И перебросил козла с Федором Бурмакиным за ограду. Поднялся Федор Бурмакин и закричал Кривому Богатырю:
— Прощай, Кривой Богатырь! Больше ты меня не увидишь.
— Хитрый ты, Федор Бурмакин, — ответил ему Кривой Богатырь, — только не радуйся прежде времени: от меня ты убежал, но не убежишь от Льва-Зверя и от Бабы Яги. — И затем Кривой Богатырь сказал Федору Бурмакину: — Возьми эту саблю и отнеси ее в подарок своему царю.
И с этими словами Кривой Богатырь бросил роскошную стальную саблю, усыпанную камнями самоцветными. Федор Бурмакин догадался, что сабля эта непростая, и дотронулся до нее лишь одним пальцем — сабля схватила его за палец и закричала: «Держу, держу его, хозяин!». Тогда Федор Бурмакин взял нож и перерезал палец себе, и сабля закричала: «Ушел, ушел, он резал палец!». Так и избавился Федор Бурмакин от Кривого Богатыря.
И пошел Федор Бурмакин к морю. Много дней и ночей он шел и вдруг слышит шум, топот; подходит и видит: Лев-Зверь воюет с Бабой Ягой. Увидала Баба Яга Федора Бурмакина и закричала: «Федор Бурмакин, помоги мне победить Льва-Зверя, и я дам тебе гору золота». А Лев-Зверь тоже кричит: «Помоги мне, Федор Бурмакин, победить Бабу Ягу, и я за три дня доставлю тебя домой на родину».
Федор Бурмакин и раздумывать не стал: зачем ему золото на этом страшном острове, а домой он так и рвется всею душой. Схватил Федор Бурмакин огромную дубину и стал помогать Льву, и Баба Яга была повержена в прах, и Лев-Зверь растерзал ее.
Лев-Зверь крепко благодарил Федора Бурмакина: «Спасибо тебе, добрый человек, что помог мне, век буду помнить твою услугу. А теперь после богатырских подвигов следует нам подкрепиться и отдохнуть. Милости просим ко мне на чару зелена вина». Пошел Федор Бурмакин в его жилище, а жил Лев в обширной пещере в горах, и пещера его была богато обставлена и изукрашена. Наставил Лев-Зверь всяких кушаний и напитков, богатыри напились, наелись и спать улеглись, а на следующий день в путь собрались. Перед дорогою Лев говорит Федору Бурмакину: «Перевяжи меня крепкими ремнями на манер подпруг, а себе завяжи глаза, и когда сядешь, то крепче держись за ремни, а повязки с глаз не снимай, иначе у тебя в глазах замутится, голова закружится и ты можешь упасть, а уж упадешь, так и костей твоих не соберешь».
Федор Бурмакин так и сделал. Перевязал Льва ремнями, завязал себе глаза, сел на Льва и крепко ухватился за ремни. Лев побежал. Сначала он бежал не сильно, потом все усиливал и усиливал свой бег и помчался так, что воздух шумел, как буря. Три дня и три ночи мчался Лев-Зверь и наконец остановился на морском берегу у родного города Федора Бурмакина.
Сошел Федор Бурмакин на родной берег и был несказанно рад своему избавлению и возвращению и горячо благодарил Льва-Зверя за услугу, а Лев-Зверь говорит Федору Бурмакину: «Иди с миром в свой город, только никогда и никому не сказывай, что Лев-Зверь тебя привез на себе с неведомого острова, а если проболтаешься, то я тебя растерзаю». И Федор Бурмакин обещал, что никому не будет говорить про Льва-Зверя.
Простился Федор Бурмакин с Львом-Зверем и пошел в город, прямо в царский дворец, не спрашивал он у ворот воротников, у дверей придверников и явился к самому царю и передал ему скипетр, державу и царскую корону царицы Змеиного царства. Велика была радость царя, когда он получил эти регалии, он наградил Федора Бурмакина чинами и орденами, и всякими почестями и осыпал его золотой казной, и сделал его первым лицом в государстве.
На радости царь задумал задать в честь Федора Бурмакина пир на весь мир и собрал к себе на пир-беседу многих князей и бояр, и всяких чинов людей. Гости много пили, много ели и веселились. Напились, наелись и стали хвастаться: иной хвастался женой молодой, иной хвастался золотою казной, иной — борзым конем, а иной и подвигами богатырскими, иной говорил быль, а иной порол небылицу. Напился и Федор Бурмакин, слушал он, слушал людские разговоры и похвальбу и крикнул гостям: «Какие ваши подвиги и какие вы бывальщики? Где вы бывали и что вы видали? Вот я так бывал и виды видал!». А пьяные гости в задор: «Ну-ну, говори, хвастай, где ты бывал и что ты видал?».
И разболтал все Федор Бурмакин, и рассказал он, как перехитрил царицу Змеиного царства и похитил у нее регалии, как бился с ее несметными полчищами, как спасался от оплетая и как расправился с Кривым Богатырем, рассказал он потом, как помог Льву-Зверю победить Бабу Ягу и за это Лев-Зверь с неведомого острова принес его домой на родину на себе в три дня, а остров-то стоит отсюда так далеко, что за три года до него скачи — не доскачешь!
Гости слушали и заслушались, и после этого никому уже не пришло охоты хвастаться своими делами и подвигами. А пир все шел, и гости хмелели. Лишь под утро гости разошлись с царского пира. Пошел домой и Федор Бурмакин, но дорогой свалился пьяный и заснул на улице прямо на земле. Просыпается утром, а над ним Лев-Зверь стоит и говорит Федору Бурмакину: «За то, что ты не исполнил моего наказа и не сдержал своего слова, я тебя растерзаю». Испугался Федор Бурмакин и говорит:
— Пощади, Лев-Зверь, ведь разве это я хвастался, это не я разболтал тайну.
— А кто же? — спросил Лев-Зверь.
— Хмель! — ответил Федор Бурмакин.
— Хмель? А кто же этот хмель?
— Хмель — он сильнее человека, — объяснил Федор Бурмакин, — хмель богатыря осилит и умного дураком делает, он-то и заставил меня разболтать тайну.
Дивится Лев-Зверь неслыханным речам. Видя его изумление, Федор Бурмакин сказал:
— Ты, я вижу, не знаешь, что такое хмель, так я тебя познакомлю!
Тут же Федор Бурмакин принес ведро вина, Лев-Зверь выпил — понравилось, принес Федор Бурмакин еще ведро, Лев-Зверь опять выпил и попросил еще, но третьего ведра Лев-Зверь недопил и растянулся на земле пьяный и затем уснул. Федор Бурмакин связал пьяного Льва-Зверя веревками да сыромятными ремнями и в таком виде его оставил. Проснулся Лев-Зверь и видит себя связанного, попробовал порвать ремни-веревки — не может, лежит и удивляется, какой-такой богатырь смог его связать. Тут пришел Федор Бурмакин, и Лев-Зверь спросил его:
— Кто же это меня связал?
— Это хмель тебя связал, — сказал Федор Бурмакин.
Испугался шибко Лев-Зверь и говорит:
— Развяжи меня, Федор Бурмакин, и освободи, а за это я сниму с тебя заклятие. Говори обо мне кому хочешь и сколько хочешь, только бы мне самому унести отсюда свои ноги и подальше скрыться от вашего страшного хмеля.
Развязал Федор Бурмакин Льва-Зверя, и тот поскорее скрылся и больше к Федору Бурмакину уже не являлся и не мешал ему вдосталь хвастаться и забавлять добрых людей рассказами о своих подвигах.

Осип Меркурьевич Заякин, крестьянин
деревни Артамоновой Тюменского уезда.
25 октября 1906 года.





Вор Барма
Сказка-былина



В славном городе было Антонии, в славном городе Демехтиане, в славном Кильском королевстве, как у кильского царя заводилась пир-беседушка; собрались князья и бояре, и гости вельможные. Не один день шла гуляночка, а целую неделюшку.
Клик кличет царь ко своим гостям званым, князьям и боярам, не сыщется ли кто достать у индийского царя[49] шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля. Но никто не сыскался.
Тогда кликнул царь клич по всему своему царству и по всему своему народу, по всем городам, селениям и деревням. Первый день никто не сыскался, и второй день никто не сыскался. А на третий день выискался вор Барма.
Подходит вор Барма к царскому дворцу, не спрашивает у ворот воротников, у дверей придверников, проходит в палаты белокаменные, проходит другие и третьи и входит в царский зеркал, где царь с гостями гулял-прохлаждался, входит вор Барма, Господу Богу истово молится, на все четыре стороны низко кланяется, князьям и боярам, и всем званым гостям вообще, а царю-государю наособицу и говорит таковы слова: — Царь-государь, я могу украсть у индийского царя шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля. Только избери мне из всего своего народу товарищей-молодцов 24 человека, совершенно похожих на меня, как на меня взглянуть, так и на них: лицо в лицо, рост в рост, голос в голос и волос в волос — и дай мне 25 таких коней, чтобы как на одного взглянуть, так бы и на других: туша в тушу, шерсть в шерсть, ухо в ухо, грива в гриву и хвост в хвост. И дай нам всем молодцам одинаковое оружие, а для коней одинаковую сбрую.
Обрадовался царь и велел исполнить желание вора Бармы. И скоро собрали вору Барме дружину из таких молодцов, как и сам он: как на него взглянуть, так и на них; и подыскали 25 коней масть в масть. Не мешкал вор Барма, сели молодцы на коней и поехали в Индийское королевство. Скоро они доехали до Индийского королевства и остановились недалеко от столичного города индийского короля. Раскинули они палаты белополотняные и запустили они своих коней прямо на зеленые луга заповедные, на шелковую траву и на засеянные поля, в пшеницы белояровые.
Поутру встает индийский царь, поднимается на свой балкон, наводит свою подзорную трубу в одну сторону, наводит в другую и в третью сторону и видит палатки белополотняные и коней в пшеницах белояровых и в лугах заповедных. И опалился царь гневом великим, что за невежи там остановились!
Призвал царь двух своих вельмож и послал их узнать, что за люди остановились у города. Явились царские посланники в палатки вора Бармы, челом низко кланялись и честь отдали, и спросили:
— Что же вы за люди, то ли вы сильные-могучие богатыри, али из инных земель посланники, али за королевских дочерей сватовщики и что вы за невежи: явились в наше царство, у нашего царя не спрашиваясь, раскинули близ царской столицы свои палатки белополотняные и запустили своих коней в засеянные поля, в пшеницы белояровые и на зеленые луга заповедные?
Вор Барма ответил:
— Нет, мы не сильные-могучие богатыри и не инных земель посланники, и не за королевских дочерей сватовщики. Это приехал вор Барма с товарищами, чтобы украсть у индийского царя шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля. Идите и скажите вашему царю, что кражу вор Барма совершит в эту же ночь.
Вернулись послы к царю и передали ему ответ вора Бармы. Выслушал царь послов и приказал удвоить во дворце стражу: где стояло два часовых, поставить четыре, а где четыре — поставить восемь. Конюшню, где стояли шестиногий конь, златокрылый сокол и борзой кобель, всегда охраняли шесть человек, а в эту ночь около нее поставили стражи двенадцать человек. Сам царь решил не ложиться в эту ночь спать, а для развлечения посадил в свою спальню посказителя, чтобы тот рассказывал сказки и развлекал царя.
Наступила глухая ночь. Вор Барма из двадцати четырех своих товарищей выбрал одного, какого поудалее и посмышленее, и с ним одним пошел на кражу. Идет он прямо к царскому дворцу, оставил товарища на страже и далее пошел один. Подошел к дверям, его встретили четверо часовых и окликнули: «Кто идет?». Но вор Барма ответа им не давал и отсек всем четверым головы и пошел дальше во двор. Там его встретили и окрикнули восемь человек стражи, но вор Барма и с этими управился тем же способом. Подошел вор Барма к самой конюшне, где стояли шестиногий конь, златокрылый сокол и борзой кобель и где было стражи двенадцать человек. Опять часовые окликнули вора Барму, но вор Барма ответа им не давал и отсек всем им головы.
Затем вор Барма сломал крепкие запоры на дверях конюшни, вошел в нее, взял шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля и благополучно вернулся к своему товарищу. Передал этих животных товарищу и сказал ему:
— Подожди здесь, а я пойду в спальню к царю и расскажу ему новую сказку.
Пошел вор Барма к царской спальне, тихими стопами подходит к дверям и слышит, что царь и посказитель бодрствуют. Посказитель сказывает сказки, а царь слушает. Тогда вор Барма напустил сон на царя и посказителя, и они оба задремали. Невмоготу стало царю, и он прилег на свою кроватку, посказитель смолк, и оба — царь и посказитель — уснули.
Тогда вор Барма вошел в спальню и одним ударом отсек голову посказителю, труп посказителя он бросил под стул и сам сел на место посказителя и громко сказал:
— Государь, проснись, я скажу тебе новую сказку.
Царь спросонок всполыхнулся и сказал:
— А, что, что такое? Новую сказку? Скажи, скажи, — и снова голова его опустилась на подушку.
А вор Барма сказал: «Государь, сегодняшнею ночью вор Барма украл с царской конюшни шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля».
Услышал это царь, расхохотался: «Ха-ха-ха! Какой же ты забавник! Может ли это быть? Столько стражи к конюшне приставлено!». И затем голова царя снова опустилась на подушку, и он глубоко заснул.
Тихо вор Барма вышел из царской спальни и вернулся к своему товарищу. Той же ночью вор Барма и вся его дружина не мешкая оседлали своих коней и скрылись. Привел вор Барма кильскому царю шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля. И был царь крайне этим обрадован и на радостях задал пир на весь мир и наградил вора Барму чинами и орденами, и золотою казной.
Наутро индийский царь проснулся и увидел, что его посказитель лежит без головы и пол в его спальне залит кровью, вышел во двор и видит страшную картину: вся дворцовая стража была посечена. Поднял царь тревогу. Посмотрели, а из конюшни уже были украдены шестиногий конь, златокрылый сокол и борзой кобель.
Много царь дивился ловкости и молодецкой удали вора Бармы. Собрал индийский царь всех своих князей и бояр и всех вельмож и стал с ними думать, что делать и как в этом случае поступить. Долго думали и решили послать к кильскому царю большого посла с требованием выдать вора Барму головою.
Написал индийский царь грозное письмо кильскому царю и в письме этом сказал: «Выдай мне вора Барму головою, иначе я на тебя пойду войной со всеми своими войсками и разорю все твои села и города и до тебя доберусь в твоем царственном городе и полоню тебя».
Это послание отправил индийский царь с одним из своих главных вельмож кильскому царю. Явился посланник индийского царя к царю кильскому, прошел прямо в царские палаты и положил грозное письмо своего царя на стол прямо пред кильским царем.
Прочитал кильский царь грозное послание индийского царя и шибко испугался. Собрал кильский царь к себе на совет всех князей и бояр и стал с ними думать, как тут быть и какой ответ дать индийскому царю. Думали царь и его советники день и ничего не придумали, думали и второй день, да тоже ни к чему не пришли, а на третий день решили позвать на совет вора Барму: не укажет ли он исход из настоящего затруднения.
Позвали вора Барму и спросили его царь и весь совет:
— Вор Барма, ты сделал дело: украл у индийского царя шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля. Это великий подвиг, и царь тебя за него достойно наградил.
Теперь же над головой царя и всего нашего царства висит грозная беда: индийский царь грозит нам войною. Не можешь ли ты, вор Барма, выручить нас всех из этой беды?
Вор Барма поклонился царю и всему собранию и сказал:
— Как не выручить из беды, выручу. Я украл шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля, я смогу и ответ дать индийскому царю. Я сам понесу свой ответ индийскому царю, но только ты, государь, дай мне моих прежних товарищей и моих прежних коней.
Обрадовался царь и все царские сановники, и для вора Бармы все было готово. Сели вор Барма с товарищами на коней и поехали в Индийское царство. Остановились они близ индийской столицы, раскинули шатры белополотняные и запустили своих коней на засеянные поля, в пшеницы белояровые и на зеленые луга заповедные. Поутру индийский царь встал, поднялся на свой балкон, посмотрел в подзорную трубу в одну сторону, в другую сторону и в третью и увидел шатры вора Бармы и коней его на полях и на лугах.
И опалился царь гневом великим, что за невежи там остановились, и послал он двух послов к этим людям. Послы явились к вору Барме с его товарищами и спросили их: «Что вы за люди, то ли вы сильные могучие богатыри, али из инных земель посланники, али за королевских дочерей сватовщики? И за чем вы приехали к нашей царской столице, раскинули свои палатки белополотняные и запустили своих коней в пшеницу белояровую и в луга наши заповедные?».
И ответил вор Барма послам: «Идите и скажите вашему царю, что явился вор Барма с товарищами ответ держать пред царем за кражу из его конюшни шестиногого коня, златокрылого сокола и борзого кобеля».
Вернулись послы к своему царю и передали ему ответ вора Бармы. Обрадовался царь, что наконец вор Барма попал в его руки. Того же разу царь собрал всех своих князей и бояр на совет и стал с ними думу думать, что делать с вором Бармой и как с ним поступить. Царю было известно, что кражу животных совершил и всю дворцовую стражу перебил один только вор Барма, а товарищи его в этом неповинны, и следовало казнить одного только его. Но как отличить его из 25 совершенно одинаковых молодцов? Долго думали, но ни к чему не пришли.



У индийского царя были две дочери-девицы: младшая была простая обыкновенная женщина, а старшая была прехитрая и премудрая волшебница и сильная-могучая богатырица.
Явилась к отцу на совет эта его старшая дочь, волшебница и богатырица, и сказала царю:
— Государь-батюшка и вы все государственные сановники! Не следует понапрасну проливать неповинную кровь. Кражу наших животных и убийство стражи совершил один вор Барма, он и должен за это ответить своей головой, его же товарищи в этом неповинны, и их следует отпустить на свободу, пускай возвращаются в свою родину. Признать же вора Барму я могу. Пригласи только, государь, всех 25 молодцев во дворец к завтраку.
Государю и всему совету понравилась разумная речь царевны, и они решили последовать ее совету. На следующий же день царь пригласил к завтраку всех 25 молодцов. Царевна-волшебница принимала гостей и сажала их за дворцовые столы и угощала их кушаньями и напитками. У всех молодцов обхожденье было хорошее, а у вора Бармы лучше всех; все молодцы красно и приятно говорили, а вор Барма лучше всех и приятнее всех.
И заприметила его царевна, подошла к нему и посадила ему на голову серебряный волосок. Завтрак кончился, хозяева и гости вышли из-за стола, гости хозяину-царю и его дочери-царевне низко кланялись и благодарили за хлеб, за соль.
Вор Барма после завтрака отвел своих товарищей в сторону и сказал им: «Товарищи, осмотрите меня хорошенько: наверное, царская дочь посадила мне какую-нибудь приметку, не сыщете — мне смерти не миновать». Стали искать и нашли в его голове серебряный волосок. Тогда вор Барма пощупал своею рукой этот волосок и тою же рукою пощупал головы всех товарищей, и у них на голове тоже явилось по серебряному волоску.
Царь спрашивает свою дочь: «Скажи, любезная дочь моя, признала ли ты вора Барму?». И она ответила: «Признала, государь, вот он», — и она взяла за руку вора Барму и подвела его к царю.
А вор Барма говорит царю и царевне: «Государь и государыня-царевна! Ошибаетесь вы, я не вор Барма, меня зовут так-то. В вашей воле казнить меня смертью лютою, но только моя голова падет безвинно».
Царевна осмотрела голову вора Бармы и нашла у него серебряный волосок. Тогда вор Барма сказал царевне: «Царевна, осмотри головы и моих товарищей, не найдешь ли ты на них такого же волоска». Царевна осмотрела головы всех товарищей вора Бармы и действительно нашла у всех по серебряному волоску. Тогда царевна должна была сознаться, что она не может узнать вора Барму. Делать было нечего, царь с миром отослал молодцов в их шатры белополотняные. По уходу из дворца вора Бармы с товарищами царевна сказала царю: «Ну, батюшка, я хитрая и премудрая волшебница, а вор Барма будет похитрее и помудрее меня. Позови молодцов завтра на обед, и уж завтра-то я, наверное, найду вора Барму».
На следующий день царь опять послал послов к молодцам с приглашением на обед. Явились молодцы, поставили своих коней на царском дворе, а сами вошли в царские палаты, войдя, Богу помолились, царю с царевной поклонились. Царевна сажает молодцов за дубовые столы и угощает их кушаньями и напитками. И опять царевна угадала вора Барму по его речи умной и по его вежливому и приятному обращению, и по ухваткам молодецким.
Подошла царевна к вору Барме и незаметно посадила ему на подбородок золотой волосок. Обед кончился. После обеда молодцы хозяевам низко кланялись и благодарили их за хлеб, за соль. А затем вор Барма отозвал своих товарищей в сторону и сказал им: «Осмотрите меня, товарищи, наверное, и на этот раз царевна посадила мне какую-нибудь приметку, не сыщете — мне смерти не миновать». Долго товарищи старались, искали приметки, но так и не могли ее сыскать.
Тем временем царь опять спрашивает царевну:
— Дочь моя, признала ли ты и отыскала ли ты вора Барму?
— Отыскала, батюшка!
И подвела к царю вора Барму. А вор Барма на этот раз и не запирался, пал он в ноги царю и завопил: «Смилуйся, государь, и пощади!». Но царь его и слушать не хотел. Посадили вора Барму в тюрьму и присудили чрез три дня повесить. Товарищам же вора Бармы объявили, что они свободны и могут возвращаться домой.
Пред отправлением в тюрьму вор Барма сказал царю: «Дозволь, государь, мне проститься с моими товарищами и в последний раз, хотя ненадолго, побеседовать с ними». Царь дал на это свое согласие.
Вор Барма подошел к товарищам и сказал им: «Товарищи! Казнь моя будет хитрая и необычайная, но вы не плошайте и выручайте меня из беды. Как только вы выедете из города, так и спрячьтесь за городом в лесу и там скрывайтесь до дня казни. Пред казнью я заиграю на духовом рогу и своей музыкой увлеку весь народ. А вы тем временем, как услышите мою музыку, вынимайте сабли вострые, выскакивайте из леса и начинайте рубить воинов индийского царя с задних рядов. А как услышите вторичную мою музыку, так удвойте ваши силы и рубите налево и направо».
Попрощался вор Барма с товарищами, и отвели его в тюрьму. А товарищи его оставили город и скрылись в засаде в соседнем леску.
Настал день казни. На площади за городом построили помост, а на нем поставили виселицу с тремя петлями: одна петля шелковая, другая петля пеньковая, а третья петля лычная. На помост вели три ступени. На площадь вывели и поставили солдат. Народу собралось видимо-невидимо, со всей столицы и со всего Индийского государства; явились сюда и старые, и малые, и мужчины, и женщины — всем было любопытно посмотреть на казнь такого отчаянного и смелого молодца, как вор Барма. Явился наконец и сам царь с царевнами, окруженный блестящей свитой.
И повели вора Барму из тюрьмы на казнь; идет он по улицам и низко кланяется направо, налево добрым людям и просит у них прощения, а добрые люди ради души спасения бросают ему кто копеечку, кто две. Привели вора Барму на площадь.
Вошел он на первую ступеньку эшафота, поклонился в землю царю и говорит:
— Царь-государь, дозволь мне в последний раз сыграть на духовом рогу, очень хорошо я на нем играю, может быть, добрые люди попомнят игру мою и помянут меня добрым словом.
Царь сказал: «Ну что ж, сыграй!».
А царевна-волшебница говорит царю: «Батюшка, не дозволяй ему играть, обманет он нас». А царь на нее даже забранился и сказал: «Что ты, глупая! Что он может с нами сделать — стоит он уже на первой ступени эшафота! К тому же здесь так много моих солдат и так много народу!».
Между тем вор Барма уже заиграл на духовом рогу разные канты и молитвы и играл таково нежно и приятно и таково жалобно, что царь и весь народ рты поразинули от удивления, глаза и уши приковали к певцу и музыканту вору Барме. А вор Барма старается играть как можно дольше, насколько его силы хватало.
Тем временем товарищи вора Бармы как только заслышали музыку вора Бармы, так вышли из засады и начали рубить головы солдат царских в задних рядах, а попадались под руку простые люди — рубили и их, и старались делать это как можно тише, так, что в передних рядах не видели и не подозревали того, что делается в задних рядах.
Утомился вор Барма и не мог дольше играть. Вошел он на вторую ступень, передохнул малость и опять поклонился в ноги царю и снова просил царя:
— Царь-государь! Дозволь мне еще раз, в последний раз, сыграть на моем рогу. Может быть, не только люди старые, но и малые дети послушают мою игру с наслаждением и будут добром поминать мою душу, и помолятся за меня, а детская молитва доходчива до Бога.
Говорит так вор Барма, а сам посматривает кругом и видит с высоты эшафота, что его товарищи уже половину войска перебили. Царь между тем выслушал просьбу вора Бармы и дозволил ему играть еще, благо и самому-то царю игра вора Бармы шибко пришлась по сердцу.
А царевна-волшебница опять говорит царю: «Не дозволяй, государь, ему играть, наверное, он нас как-нибудь да обманет».
Царь даже рассердился на дочь:
— Ах ты, глупая! Ну что он может сделать, коли он стоит всего на одну ступеньку от виселицы? К тому же нас так много, а он один.
И заиграл вор Барма еще лучше и приятнее, и еще жалобнее, чем прежде. Долго играл вор Барма, наконец выбился из сил и не мог больше играть. Поднялся он на ступеньку последнюю, оглянулся и видит, что его молодцы уже положили всю силу воинскую царя индийского. Обрадовался вор Барма и сказал:
— Государь, посмотри-ка, как мои голуби поклевали твою пшенку.
Оглянулся царь и все его окружающие и увидели, что все войско царя посечено. Сильно испугался царь и не знал, что ему делать. А вор Барма говорит царю:
— Ты, государь, для меня одного приготовил три петли на виселице, но их хватит на трех человек: шелковая для твоей дочери-волшебницы, пеньковая для тебя самого и лычная для палача.
Взмолился царь, бросился в ноги вору Барме и просил его:
— Бери, что хочешь, и делай со мной, как знаешь, только оставь меня в живых, всю жизнь я буду платить дань кильскому царю и помогать ему в войне с его врагами, лишь оставь мне жизнь.
Вор Барма сжалился и говорит:
— Оставляю тебе жизнь за то, что и ты сжалился надо мною и позволил мне играть пред смертью. Прощаю я и палача: его дело подневольное. Но дочь твоя пойдет на смерть.
Того же разу царевну-волшебницу повесили. Обрадовался царь, призвал вора Барму и его товарищей к себе во дворец, там написал уверительные грамоты, что, дескать, будет он навеки платить дань кильскому царю и помогать ему в войнах. А затем задал им пир на весь мир. Погулял вор Барма и вернулся к кильскому царю. И кильский царь был крепко обрадован и наградил вора Барму чинами, орденами и золотою казной и тоже задал пир.
И долго шло гулянье во дворце кильского царя.


Осип Меркурьевич Заякин.
Деревня Артамонова Тюменского уезда.
27 октября 1906 года.




Незнайко[50] 
Сказка


В одном городе жил-был богатый и именитый купец с женой, купец с купчихой были уже люди средних лет и уже много лет они были женаты, а детей у них не было. Супруги горячо молили Бога, чтобы он послал им детище: сына или дочь. И Бог услышал их молитву. Однажды купец увидел такой сон: послышался ему голос, говорящий: «Если ты вместе со своей супругой объедешь все церкви во всей империи и если вы в каждой церкви отслужите по молебну, то у вас родится сын». Наутро купец проснулся и говорит своей жене:
— Послушай-ка, милая моя, какой я в эту ночь сон видел. Я услышал во сне голос: «Если вы объедете все церкви и в каждой отслужите по молебну, то будете иметь сына».
А жена ему на это отвечает:
— Ох, супруг мой милый! Такой же сон и я видела в эту ночь!
Поняли тогда супруги, что сон был не простой, а вещий, что во сне им вещал сам Бог. И решили они исполнить веление Божие и собрались в дорогу. Запряг купец добрых коней в прочную и удобную повозку, сам с женой сел в повозку, а на беседку посадил кучера, и пустились все в путь. Приедут в селение, где есть церковь, отслужат в церкви молебен, помолятся и едут дальше, до следующей церкви.
Целый год ездили купец с купчихой, объехали они все церкви во всей империи и в каждой отслужили по молебну, и наконец собрались они в обратный путь. Время было летнее, и погода стояла теплая и ясная, дорога пролегала по местности уединенной и красивой, неподалеку от дороги лежало озерко с чистой водой. Дорогою купчиха и говорит своему мужу: «Как хочется блуд сотворить». Купец ответил жене, что он чувствует то же желание.
Купец приказал кучеру остановить коней и затем с женою пошел к озеру и там сотворил с женою блуд, а после того супруги обмылись в озере и вернулись к экипажу. Никто этого дела не видел и не слыхал, даже кучер этого не подозревал и не заметил.
Сели супруги в повозку и поехали дальше; проехали они дня три-четыре, и купчиха заявила своему мужу: «Я чувствую во чреве своем, я забеременела». А муж ей на это ответил: «И слава Богу! Чего просили, то Бог и дает».
Вернулись супруги домой и в урочное время родился у них сын, которого они нарекли Иваном. Родившийся младенец был очень красив и проявил с первых же дней силы великие. На третий день после рождения стали крестить ребенка, во время крещения поп поднес к ребенку крест, и ребенок своими ручонками так крепко схватился за крест, что поп насилу у него вырвал крест. Видя это, поп сказал купчихе:
— Ну, матушка, у тебя родился не простой человек, а богатырь. Только он тебе будет не сын.
Но купчиха мимо ушей пропустила эти поповские речи — она была несказанно рада рождению сына.
Стал Иван жить, стал расти и рос он не по дням, а по часам. В первый год Иван встал на ноги и резво бегал, на второй год обучился всем наукам, а на третий год он уже ходил в лавку и помогал отцу в торговом деле. И с каждым годом мальчик становился все лучше и краше и сделался наконец таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Однажды мальчик Иван шел из своей лавки домой, он поспешал к обеду, путь ему лежал немалый: лавка стояла на одном конце города, а дом его — на другом конце. Идет Иван по городской улице, и вот встречает его старая-престарая старуха, едва на ногах держится, поклонилась старуха Ивану и говорит ему:
— Здравствуй, Иван, купеческий сын! Откуда ты идешь и куда путь держишь?
Рассердился Иван на старуху и забранился на нее:
— Убирайся ты, старая плёха! Чего лезешь с разговорами, коли тебя не просят? Пну тебя и покатишься под гору!
Испугалась старуха угроз и гнева Ивана и убежала. Но она не обиделась, а обежала она один квартал, опять встречает Ивана и кланяется ему:
— Здравствуй, Иван! Откуда ты идешь?
Но Иван и на этот раз забранился на старуху и прогнал ее. Старуха убежала, но и на этот раз она не обиделась. Обежала она один квартал и в третий раз встречает мальчика и кланяется ему:
— Здравствуй, Иван, купеческий сын! Откуда ты идешь и куда путь держишь?
Иван же одумался и догадался: «Старушка, наверное, хочет сказать мне что-нибудь доброе и дельное, и неладно я делаю, что гоню ее от себя, даже не выслушавши. Надо мне ее выслушать и с нею добром поговорить». Поэтому Иван на последнее приветствие старушки ответил ласково:
— Здравствуй, бабушка! Иду я, бабушка, домой из своей лавки, там я помогал своему отцу поторговать.
— Ах, Ванюшка, — сказала старушка, — статочное ли дело тебе, сыну богатого и именитого купца, ходить пешком из своего дома в лавку, ведь это немалый конец. Возьми у своего отца денег и купи себе доброго коня.
— Где ж, бабушка, мне достать себе доброго коня?
— А вот слушай, Ванюшка, я научу тебя, как достать коня. Иди ты на конный базар, там на самом краю стоит татарин, с ним серо-пегая кобыла с серо-пегим же жеребенком, и жеребенок тот худенький, паршивый да шелудивый. Ты купи у татарина этого серо-пегого жеребенка и приведи к себе, да корми его пшенкой белояровой и пои ключевой водой, да мой его в трех росах утренних и в трех росах вечерних. И тогда этот жеребенок выправится и вычистится, он даже изменит свою масть и цвет. И будет жеребенок добрым конем и будет служить тебе верой и правдой.
Сказала это старуха и скрылась. Пришел Ваня домой, сел на диванчик в утолку, подпер свою головушку правой ручкой да глубоко закручинился и запечалился. Вернулся из лавки домой отец, завидел купец своего сына кручинного и печального и спросил его:
— Что ты, Ваня, закручинился, что ты запечалился?
— Как же мне, тятенька, не кручиниться, как не печалиться? Я сын богатого и именитого купца, а нет у меня своего коня, и должен я пешком ходить в лавку торг торговать. Дал бы ты мне денег, я бы купил себе хоть худенького жеребеночка, выкормил бы его и выходил и стал бы на нем ездить да тем и забавлять себя.
— Ах, Ванюша! Стоит из-за таких пустяков себя кручинить и печалить? Ты у меня единственный сын, и я для тебя не пожалею никаких денег. Вот возьми сто рублей, иди на конный базар и купи себе доброго коня, а не какого-нибудь жеребеночка.
Шибко этому обрадовался Ванюшка, взял он у отца деньги и пошел на конный базар, обошел он весь базар и на самом конце его увидел татарина, держит татарин серо-пегую кобылку, а при ней серо-пегий жеребенок. Спросил Ваня татарина:
— Продаешь жеребенка?
— Продаю. Авось какой-нибудь татарин купит жеребенка, заколет и съест его.
— Продай его мне, — сказал Ваня.
— Купи, — ответил татарин.
— Сколько?
— Полтину.
— Возьми пять рублей, — сказал Ваня и выложил деньги татарину.
Привел Ваня жеребенка к себе во двор и поставил его на отдельную конюшню, и принялся он старательно ходить за своим жеребенком: кормил его пшенкой белояровой и поил ключевой водой, и мыл его в трех росах утренних и в трех росах вечерних. И через три дня жеребенок выправился и вычистился и даже изменил свою масть — из серо-пегого превратился в вороного. Еще немного времени, и жеребенок превратился в чудного богатырского коня, грива у него густая, длинная, хвост трубой, волос в гриве и хвосте кольцом завивается.
Каждый день по утрам, пред отправлением в лавку на торг и перед обедом по возвращении из лавки Ваня забегал в конюшню к своему любимому коню, сам задавал ему корма и пойла, сам чистил и холил его, и доглядывал за чистотою и удобствами своего коня.
Время шло. Купчиха, мать Вани, познакомилась, а затем и вступила в любовную связь с богатым и важным барином своего города графом Рабатинским, и так купчиха влюбилась в графа, что и муж, и сын ей стали противны. Забывала купчиха и то, что единственного сына она вымолила у Бога великими трудами и горячей молитвой.
Чем дальше, тем сильнее купчиха влюблялась в графа, и тем больше граф овладевал и покорял сердце и волю купчихи.
Графу Рабатинскому не нравился сын купчихи Ваня, и он задумал во что бы то ни стало отделаться от Вани и погубить мальчика. Сначала намеками, а затем и напрямик граф Рабатинский потребовал от купчихи, чтобы она загубила своего сына Ивана. Купчихе жаль было своего сына, и она не решилась загубить его, а граф все крепче и настойчивее просил купчиху и требовал: «Загуби да загуби сына». И купчиха наконец уступила и согласилась извести сына. Тогда граф Рабатинский дал купчихе ядовитого порошка и сказал ей: «Испеки завтра калачики и в тесто подсыпь этого зелья, а затем горяченьким калачиком угости сына Ивана, и как только он съест, так и умрет».
Купчиха так и сделала. Взяла она зелье, подсыпала его в тесто и сготовила калачиков.
А Ваня ничего не знает и даже не подозревает того, какая опасность грозит ему от родимой матушки. Поутру Ваня, как и всегда, управил своего коня и пошел в лавку торг торговать, а к обеду Ваня вернулся домой и по своему обыкновению зашел в конюшню к своему коню. Вошел Ваня в конюшню и видит: конь его стоит печальный и кручинный и низко повесил свою голову, сенца своего конь не поел, водицы не испил и весь овес слезами смочил. Подошел Иван к своему коню, приласкал его, похлопал и потрепал его по крутой гриве и сказал ему:
— Что ты, конь мой, закручинился, что ты запечалился и повесил свою буйную голову?
— Как же мне не кручиниться, как мне не печалиться и не повесить свою буйную голову! Твоя родная мать хочет тебя, Ваня, извести.
— Ах, добрый конь мой, как же мне сохраниться и как мне избавиться от лютой смерти?
— Слушай, Ваня! Тебе сейчас за обедом мать даст калачиков, в них подсыпано ядовитое зелье, ты ни за что не ешь их и брось собакам.
Ваня так и сделал. Пошел он домой, сел за стол обедать. Мать и говорит ему:
— Ваня, я для тебя изготовила калачиков, скушай их на доброе здоровье, пока горяченькие!
Ваня взял в руки калачики да и говорит:
— Ах, маменька, какие калачики-то горячие, все ручки обожгли. Пойду на крылечко и постужу калачики на свежем воздухе, да тогда и съем их.
Вышел Ваня во двор и бросил калачики собакам, те съели калачики и того же разу их разорвало. Вернулся Ваня в столовую и говорит матери:
— Я съел, мама, калачики.
Дивится мать, что ничего сыну не приключилось от калачиков. Узнал об этом граф Рабатинский и сильно разгневался: дал купчихе ядовитого зелья сильнее первого и сказал ей:
— Подсыпь этого зелья сыну в чай, он выпьет и его того же разу разорвет.
Купчиха взяла зелье и обещала исполнить приказ графа. На следующий день пред обедом Ваня опять забежал в конюшню, чтобы навестить своего друга-коня. Вошел Ваня в конюшню и видит: конь его овса не поел и воды не испил, и по щетку в слезах стоит. Приласкал и погладил Ваня своего коня и сказал:
— Что ты, конь мой, закручинился и повесил свою буйную голову и о чем же ты плачешь?
— Ах, Ванюшка! Как же мне не кручиниться, как же мне не плакать? Твоя мать опять задумала погубить тебя и приготовила для тебя зелье сильнее первого.
— Скажи мне, добрый конь, как же мне сохраниться и как избавиться от лютой смерти?
— А вот как, Ванюшка! Тебе мать сегодня даст чаю и в него примешает зелья. Ты не пей этого чаю.
Пошел Ваня домой обедать. После обеда купчиха налила чашку чаю, подсыпала в него зелья и дала своему сыну, и сказала:
— На-ка, сынок, выпей на доброе здоровье чашечку чайку.
Ваня взял в руки чашку, сделал вид, что обжег себе руки и уронил чашу на пол и разбил ее. Забранилась купчиха на сына:
— Ох ты, собака! На тебя не наготовишься посуды — вишь, чашку разбил!
Не чашку жалела купчиха, а ядовитое зелье, которое расплескалось на полу вместе с чаем и не достигло своей цели.
В следующую ночь к купчихе явился граф Рабатинский, и купчиха рассказала ему, что случилось с чашкой чая, к которому она подмешала яду. Догадался граф и понял, в чем дело, он сказал купчихе:
— Это конь предупреждает Ивана и научает его, как схорониться от опасности. Надо вместе с Иваном извести и коня, вели своему мужу заколоть и ободрать коня.
Купчиха и на это согласилась. Принялась она настоятельно просить купца, своего мужа: «Убей да убей коня, заколи и обдери его». Купец на это сказал жене: «Чем помешал тебе конь и зачем я буду колоть его? Конь вырос добрый, и наш сынок Ваня любит его».
Да что поделаешь с упрямой бабой? Твердит она свое: убей да убей, заколи да обдери. Делать было нечего, и купец обещал жене на другой же день заколоть и ободрать коня.
На следующий день пред обедом Ваня по своему обыкновению забежал в конюшню, чтобы навестить своего любимого коня. Вошел Ваня в конюшню и видит: конь его сенца не поел и водицы не испил, овес слезами смочил, стоит конь кручинный и печальный, низко повесил свою буйную голову и сам стоит по колено в слезах. Подошел Иван к своему коню, приласкал и погладил его, и по крутой шее потрепал, и сказал ему:
— Что ты, конь мой, закручинился и запечалился, что ты повесил свою буйную голову? И о чем же ты плачешь?
И отвечал конь человеческим голосом:
— Как же мне не кручиниться и не печалиться, и не вешать своей буйной головы? И как мне не плакать? Твоя родимая матушка решила сгубить тебя и меня вместе с тобою.
— Ах, добрый конь мой, скажи мне, как мне сохраниться и как избавиться от лютой смерти?
— Теперь, Ванюша, я ума не приложу, ничего я не могу здесь поделать. Иди ты в город, ты опять там встретишь старую старушку, которая посоветовала тебе купить жеребенка на базаре, подойти ты к этой старушке, покорись и низко поклонись, и попроси у ней доброго совета. Что тебе скажет эта старушка, так ты и сделай.
Вышел Иван из конюшни и пошел в город, идет Иван по городской улице и горько плачет, слезы так и бегут ручьями, так и застилают его очи ясные. Вдруг перед Иваном появилась, словно выросла, знакомая старушка и говорит ему:
— Здравствуй, Иван, купеческий сын! Откуда ты идешь и куда путь держишь? И о чем же ты горько плачешь?
— Ах, добрая бабушка! Как же мне не плакать? Моя мать задумала извести меня и загубить моего коня, и в этой беде мой конь ничего не может сделать, и не знаем мы, как нам сохранить себя от неминучей беды и как избавиться от лютой смерти. Пособи, родимая бабушка, и дай совет, как нам быть и что нам делать.
Выслушала старуха Ивана, покачала своей седой головою, да и говорит ему:
— Худо дело, Ванюша! Тебе никак нельзя оставаться в родительском доме.
— Что же мне теперь делать, бабушка?
— Бежать надо, Ванюшка! Иди ты, Ваня, к своему родителю-батюшке и попроси у него золотые ключи от 77 конюшен; конюшни эти старые и заброшенные, стоят позади вашего нового двора. Отопри ты конюшни и в последней 77-й конюшне ты увидишь чугунный столб, под этим столбом подземелье, а в нем хранятся богатырские доспехи и богатырская сбруя для коня. Ты попроси у родителей позволения в последний раз прокатиться на своем коне, они тебе в этой просьбе не откажут. Тогда садись на своего коня и уезжай куда глаза глядят. Другого выхода нет.
Поблагодарил Иван старушку за ее добрый совет и вернулся домой. Пришел Иван к своему отцу и стал просить его:
— Родимый батюшко! Дай мне золотые ключи от наших 77 старых конюшен, никогда я в них не бывал, охота мне их посмотреть.
Отец любил сына и ни в чем ему не отказывал. Дал купец золотые ключи сыну. Пошел Иван на задний двор, отпер золотыми ключами все 77 конюшен и в последней, самой задней комнате, он увидел чугунный столб, а на нем золотое витое кольцо. Взял Иван чугунный столб и с богатырской силою поднял его, под столбом был вход в грановитое подземелье. Спустился туда Иван и видит: на одной грани висит черкасское седло, на другой грани персидский ковер и на третьей грани тесмяная узда. Снял Иван эту сбрую и обрядил в нее своего коня. После того Иван пошел к отцу и матери и сказал им:
— Родимый батюшко и родимая матушка, позвольте мне хоть раз прокатиться на моем коне по нашему широкому двору, прокачусь я на коне, потешу себя, а там можете и заколоть его.


Родители не отказали своему сыну в этой просьбе и позволили ему покататься на его любимом коне по широкому двору. Обрадовался Иванушка, побежал к своему доброму вороному коню, заскочил на него и ясным соколом вылетел на широкий двор. Проехал Иван на своем коне по широкому двору один раз, проехал другой и третий раз. Родители Ивана — отец и мать — сидели на высоком крыльце и любовались на своего сына — красавца и молодца. Проехавшись три раза вокруг двора, Иван остановил своего коня против высокого крыльца и сказал:
— Родимый батюшка и родимая матушка! Благословите меня в чистое поле, в широкое раздолье богатырский путь держать.
Отец сказал: «Бог благословит!». Не знал отец, что этим он навеки прощается со своим родным любимым сыном. Иван хлестнул коня по крутым бедрам, и взвился конь словно птица. Видели родители, как конь скакнул, и не видели, как он скрылся. Богатырский конь скакнул первый скок — ограду перескочил, другой скок — реку перескочил, а с третьим скоком совсем скрылся из глаз. Так бежал Иван на своем верном коне из родимого дома, путь ему лежал чистым лугом, а на лугу этом паслось большое стадо быков. Тут конь сказал Ивану человеческим голосом:
— Ванюшка, отпусти меня на заповедные луга побегать, порыскать и погулять на свободе, поесть шелковой травы и попить ключевой воды, и по утренним росам покататься. Я тебе на пору-на время всегда буду готов.
Иван пустил своего коня, и конь его скоро скрылся с глаз. Иван подошел к одному большому быку, схватил его за хвост и содрал с него живого шкуру. Затем Иван надел на себя эту шкуру так, чтобы бычья голова с рогами приходилась как раз над головою Ивана, и в таком наряде Иван направился к городу. Подходит Иван к городу, встречают его добрые люди и дивятся его странному наряду, и спрашивают его:
— Кто ты?
Иван всем отвечает:
— Не знаю.
— Откуда ты?
— Не ведаю.
Идет Иван городской улицей. В это время по улице той проезжал царь, царь увидел Ивана в бычьей шкуре и с рогами на голове и сильно этому дивится, подозвал он Ивана и спрашивает его:
— Кто ты?
— Не знаю?
— Откуда ты?
— Не ведаю.
Пуще прежнего дивится царь и думает: «Этакое чучело! Куда бы его приспособить? Помещу его в сад, пускай окарауливает его и своим видом отпугивает ворон. Называть его будем Незнайкой». Взял царь Незнайку и повел его к себе во дворец, и приказал ему охранять и оберегать сад. Живет Незнайко при царском дворце, гуляет себе по саду и пугает ворон.
У царя были три дочери, все девушки были собой красивы, но младшая царевна была красивее всех и была любимой дочерью своего отца-царя. Царевны как только узнали о том, что их отец-царь привел какого-то страшного дикаря Незнайку, так сейчас побежали в сад, долго они потешались и забавлялись Незнайкой и долго над ним смеялись, наконец им это надоело, и они убежали домой.
Время шло. Однажды младшая царевна днем пошла в сад погулять, идет царевна и вдруг увидела Незнайку, а он лежал под деревом и спал крепким сном. Бычья кожа с него откинулась и обнажила ему лицо и голову. Увидела царевна Ивана, да так и замерла в изумлении, глаз не может оторвать от Ивана: Незнайко был чудо как хорош и так красив-пригож, что ни в сказке сказать ни пером написать. С первого же взгляда царевна так влюбилась в Ивана, что только за него одного хотела выходить замуж и ни за кого другого. Долго царевна любовалась красавцем Иваном и наконец поцеловала его в голову и вернулась домой; она никому не сказала о своем открытии.
Прошло недолго времени, и к царю явились сваты от соседнего королевича, сваты сказали царю:
— Отдай за нашего королевича свою старшую дочь, а если добром не отдашь, то королевич соберет силу-армию, все твое царство разорит и все твои села и города пожжет и попалит, головней покатит, тебя самого в плен заберет и царевну за себя нечестно замуж возьмет.
Царь спросил царевну, согласна ли она на этот брак. Девушка давно была уже на возрасте и давно подумывала о замужестве. Согласилась царевна. Явился королевич-жених, и скоро сыграли свадьбу и задали пир на весь мир.
Прошло еще немного времени, и к царю явились сваты от другого королевича, сваты просили царя выдать вторую царевну за их королевича и за отказ грозили войной и разорением. Вторая царевна тоже недолго дала уговорить себя и согласилась выйти замуж за королевича. Явился королевич-жених, и скоро сыграли свадьбу и задали веселый пир, больше и шумнее первого. Оба королевичи-зятья жили во дворце своего тестя-царя.
Кончились пиры и гулянья в царском дворце, и вот к царю явились сваты от третьего королевича; сваты требовали у царя выдать младшую дочь за королевича и грозили в случае отказа войной, пленом и разорением. Призвал царь к себе младшую царевну и сказал ей:
— Дочь моя, за тебя сватается королевич, красавец собой, из богатого и сильного королевского дома. Выходи за него, это будет блестящая и завидная партия.
Выслушала царевна отца и с гневом сказала ему:
— За такую-то дрянь выходить замуж? Да лучше за Незнайку пойду.
Царь-отец не обиделся за это на дочь и постарался уговорить ее, он сказал царевне:
— Подумай, дочка, что за партия тебе Незнайко — грязный дикарь в бычьей шкуре. Королевич же красив собой, богат и славен и повелевает большой силой-армией. За отказ твой королевич объявит нам войну и причинит нам много горя.
Но царевна и слышать не хотела отцовских речей и только стояла на своем.
— Не пойду за такую дрянь, я лучше пойду за Незнайку.
Опалился царь на свою дочь гневом великим и сказал:
— Быть же тебе за Незнайкой!
Слово царское — закон. Взяли Незнайку и царевну, отвели в церковь, да и повенчали, а после венца Незнайку с царевной отвели в небольшую избушку, стоявшую на задах царского двора, и там их устроили на жизнь. Невесела была свадьба царевны. Не было ни веселого пира, ни музыки, ни танцев, не было и гостей.
Королевичу-жениху дали знать, что царевна за него выходить замуж не желает. За этот отказ королевич опалился великим гневом на царя и объявил ему войну. Собрал королевич большое войско и подступил к царской столице. Царь испугался вражеского нашествия и призвал к себе своих зятьев-королевичей, и просил защитить его и выступить на войну с сильным и грозным врагом и супостатом. Зятья со всякой готовностью приняли предложение царя. Царь тогда призвал к себе и третьего своего зятя Незнайку и сказал ему:
— Незнайко, из-за тебя и из-за твоей жены теперь идет война, собирайся и иди воевать.
А Незнайко ему на это сказал в ответ:
— Нет, государь-батюшко, на войну я не пойду и воевать не стану. Зачем это я буду воевать, для чего я буду маяться и принимать труды и всякие тиранства? Не хочу я понапрасну проливать свою кровь и не желаю сложить свою буйную головушку на ратном поле. Я лучше наймусь к мужику залог копать, за деньги я расчищу целую десятину и за это получу сорок алтын поденщины. А всего и работы-то, что повыдергать ельничек да березничек, да посередине стоит дубок, да и тот я повыдеру и в реку брошу.
Царь шибко опалился на своего зятя Незнайку за эти его неразумные речи и прогнал его прочь с глаз своих. Ушел Незнайко в избушку к своей жене. Наутро готовился бой. Рано утром Незнайко вышел за город в чистое поле, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Гей, воронко! На пору-на время ко мне явись!
Конь бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет,
из ушей дым столбом валит! Прибежал конь к Незнайке и стал перед ним как вкопанный, принес на себе конь и всю сбрую богатырскую для Ивана.
Иван снял с себя бычью кожу, надел на себя доспехи боевые и стал хорош-пригож. Сел Незнайко на коня и хлестнул его шелковой плеткой по крутым бедрам. Рассердился конь и поскакал; первый скок скакнул — до неприятельской армии доскочил, второй скок скакнул — городские стены перескочил, третий скок скакнул и очутился у царского дворца. На балконе дворца сидели царь с царицей и все три царские дочери. Дивился царь с царицей, откуда появился этот витязь молодой и красивый на статном коне. Никто не узнал Незнайку, лишь одна младшая жена узнала в витязе своего мужа, но она об этом словом не обмолвилась.
Витязь молодой между тем снял с головы шляпу, поклонился царю и всей его семье и сказал:
— Благословите, ваше величество, в бой вступить и постоять за нашу веру православную и защитить честь вашей дочери любимой.
И царь, и царица, и все царевны благословили молодого витязя и сказали ему:
— С богом! В добрый час, витязь молодой!
И помчался Незнайко на вражеское войско, вынул беленький платочек и стал им помахивать: куда махнет — там улица, отмахнет — переулочек, а в другую сторону отвернет — целая площадь. Машет Незнайко беленьким платочком в разные стороны, словно от мух и комаров отмахивается, а люди во вражеском войске так и валятся, словно снопы. К вечеру Незнайко покончил всю неприятельскую силу-армию, много людей он побил, а остальные обратились в позорное бегство, убежал и королевич-жених.
Покончивши с врагом, Незнайко подъехал к балкону царского двора и сказал:
— Ваше величество, пожалуйте мне поденщину!
Царь был очень обрадован одержанной победой и принес богатырю много золота: «Бери, сколько хочешь!». Но Незнайко отсчитал себе 40 алтын и больше не захотел взять.
После того Незнайко заскочил на своего коня и быстро умчался: видели, как он садился, но не видели, как он скрылся. Выехал Незнайко за город в чистое поле, широкое раздолье, снял с себя сбрую ратную и надел на себя бычью кожу, коня своего он пустил на волю на заповедные луга, а сам вернулся домой к своей жене.
Царь на радости устроил в своем дворце пир на весь мир и созвал к себе много гостей. Только своего зятя Незнайку он забыл и не позвал его на веселый пир. Прошло после того немного времени, и королевич-жених собрал войско больше прежнего, взял с собою сильномогучего богатыря и вновь напал на столицу царя. Царь пуще прежнего испугался и того же разу призвал к себе обоих зятьев-королевичей, и стал просить их постоять за него и выступить в бой с неприятелем. Зятья обещали биться с врагом до последнего. Призвал царь опять Незнайку и говорит ему:
— Незнайко, уж если ты не хочешь воевать за свою жену, так хоть за нашу веру православную постой, иди сразись с врагом.
Но Незнайко по-прежнему отказывается идти на войну и говорит:
— Нет, государь-батюшко, не пойду я на войну. Я лучше наймусь к мужику залог копать и получу за это 40 алтын поденщины.
Опять царь прогнал Незнайку прочь с своих глаз. Наутро перед боем Незнайко потихоньку вышел за город, свистнул-гаркнул, и явился его богатырский конь. Незнайко снял с себя бычью кожу, снарядился в сбрую богатырскую, вскочил на коня и полетел ясным соколом. Подъехал он к царскому дворцу и сказал царю:
— Благословите, ваше величество, в бой вступить и постоять за вашу веру православную и за вашу дочь любимую.
Царь благословил витязя, и он помчался на вражеское войско. Вынул Незнайко беленький платочек и начал им махать направо и налево, и полетели вражеские головы. Бьет Незнайко врагов, а сам все вперед подается, и наехал он на самого неприятельского богатыря. Богатырь увидел Незнайку и закричал ему:
— Ах, младый юноша! Далеко же ты забежал, зарыскал. Теперь тебе не выбраться отсюда живому: насажу я тебя на одну ладонь, а другою прихлопну, только мокренько станет.
А ему на это Незнайко отвечает:
— А ты, богатырь, не хвастайся раньше времени. Выйдем-ка в чистое поле, широкое раздолье, да и побратуемся. Тогда и хвастайся.
Разошлись бойцы на 70 попрысков богатырских и сшиблись. И Незнайко своим мечом одним ударом отсек голову вражескому богатырю. Тогда все вражеское войско дрогнуло и побежало в разные стороны. Бежал и королевич-жених. Покончивши с врагом, Незнайко подъехал к царскому дворцу и сказал:
— Ваше величество! Пожалуйте мне поденщину.
Царь принес золота больше прежнего и предлагает витязю брать, сколько угодно. Но витязь отсчитал себе 40 алтын и больше взять не пожелал. Сел Незнайко на своего коня и быстро умчался за город, отпустил своего коня на заповедные луга, а сам снарядился в свою бычью кожу и вернулся домой к своей жене.
Царь пуще прежнего обрадовался своему избавлению от неприятеля и своей победе над ним. Царь на радости опять собрал веселый пир и пригласил много гостей. На этот раз царь послал и к Незнайке и позвал его к себе на пир, но Незнайко отказался идти к царю на пир и сказал:
— Я не был на войне, зачем же я буду пировать и веселиться? Не пойду я к царю на пир!
Прошло еще некоторое время. Королевич-жених и не думает отказываться от своего намерения овладеть юною и красивою царевной, собрал он войска видимо-невидимо и взял с собою другого богатыря, такого сильного и могучего, что его едва земля держала. С этими силами королевич опять осадил столицу царя.
Царь пуще прежнего испугался и с того же разу послал за обоими своими зятьями и просил их встретить врага и дать ему отпор. Зятья поклялись царю биться до последней крайности. А за Незнайкой царь уже не посылал: где, дескать, ему идти против таких страшных и сильных врагов.
Назавтра готовился бой. Поутру рано Незнайко незаметно вышел за город в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул своим молодецким посвистом, гаркнул своим богатырским погарком:
— Гей, воронушко! На пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит — земля дрожит, из ноздрей пламя пышет,
из ушей дым столбом валит! Конь прибежал и стал против Незнайки как вкопанный. Принес конь на себе доспехи боевые. Незнайко сбросил с себя бычью кожу, надел на себя сбрую ратную богатырскую, сел на коня и помчался быстро, как ветер. Богатырский конь скакнул один скок — до вражеской армии доскочил, второй скок скакнул — городскую стену перескочил, а с третьего скока очутился под балконом царского дворца, где сидели царь с царицей и царские дочери.
Незнайко снял с головы шляпу, поклонился царю с царицей и царевнам и сказал:
— Благословите, ваше величество, в бой идти и постоять за вашу веру православную и за вашу дочь любимую.
— С богом! В добрый час, витязь молодой!
Помчался Незнайко на вражеский стан, вынул беленький платочек и стал им помахивать направо и налево: куда махнет — там улица, отмахнет — переулочек, а куда отвернет — там и целая площадь. Машет Незнайко направо и налево, словно от мух и комаров отмахивается, а люди во вражеском стане так и валятся, словно снопы. Бьет Незнайко врагов и супостатов, а сам подается вперед, и вот он добрался до самого вражеского богатыря. Увидел Незнайку богатырь и закричал ему:
— Ах, младый юноша! Далеко ж ты забежал, зарыскал! Лучше бы тебе было остаться дома и сидеть среди женщин да слушать сказки. Теперь отсюда живой не уйдешь!
А Незнайко на это богатырю ответил:
— Зачем тебе пустые речи говорить! Выйдем на чистое поле, широкое раздолье, да и побратуемся. Тогда и хвастайся.
— Неужто ты, молокосос, и впрямь со мною хочешь сразиться? Я тебя на одну ладонь посажу, другою прихлопну, только мокренько станет.
— На поле съезжаются, родами не считаются. Довольно болтать, пора за дело!
Разъехались богатыри на 70 попрысков богатырских и сшиблись на конях. Незнайко с такой силой ударил богатыря, что тот покачнулся в седле, но удержался. Бросили бойцы копья и взялись за мечи. И Незнайко одним ударом снес голову вражескому богатырю. Страх овладел всем неприятельским войском, и побежали враги врассыпную, кто куда попало. Убежал с остатками своих войск и королевич-жених, он уже потерял все свои войска и обоих сильномогучих богатырей и не мог уже продолжать войну. И потому королевич навсегда отказался от руки юной царевны.
Покончивши с врагами, Незнайко подъехал к царскому балкону и сказал царю:
— Ваше величество! Пожалуйте мне поденщину!
Царь принес несчетной золотой казны и хотел ею одарить витязя, но Незнайко отсчитал себе 40 алтын и больше этого взять не пожелал. После этого Незнайко сел на богатырского коня и ускакал за город. Отпустил он своего коня на заповедные луга, а сам вернулся домой к своей жене. Но на этот раз он уже не надевал на себя бычьей кожи, а надел на себя рыцарское цветное платье.
Жена встретила Незнайку с честью и радостью, ей было приятно видеть, что ее муж снял с себя звериный дикий образ и является теперь перед нею и пред всеми в своем настоящем виде, в виде красивого и юного витязя.
Царь на радостях собрал пир на весь мир и собрал много гостей. Он вспомнил и Незнайку и послал за ним:
— Позовите и Незнайку, пускай посмотрит на моих гостей и хоть сколько-нибудь пооботрется около добрых людей.
На этот раз Незнайко не отказался и пришел на царский пир, но пришел он уже в виде блестящего красавца витязя. Тут только и узнал царь, что блестящий витязь, победивший в трех битвах врагов, был именно его зять Незнайко.
Велика была радость царя, он объявил, что сделает Незнайку наследником своего царства и престола и отдаст Незнайке и его жене для жилья целую половину своего дворца. По случаю этого радостного события в царском дворце долго тянулись пиры и гулянья, гремела музыка, и вино лилось рекой. Пировали и гуляли не только в царском дворце, но и в столице и во всем государстве.
Скоро престарелый царь умер, и Иван-купеческий сын сделался царем. И стал он с молодой женою жить да поживать, да детей наживать.




Марфа-царевна и Огненный Змей[51] 
Сказка



В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь, а у него был один сын Василий-царевич и три дочери. Царь был стар и чувствовал приближение смерти. Призвал он к себе своих детей: сына Василия-царевича и трех дочерей-царевен и сказал им:
— Дети мои, я уже стар и чувствую, что я скоро вас покину. Живите между собой в мире, любви и согласии. Тебя, возлюбленный сын мой Василий, я делаю наследником своего престола и царства, царствуй с мудростью, исправно веди дела правления и твори суд правый и милостивый, подданных не забижай и защищай бедных сирот и вдов, с соседями не ссорся. А вы, мои милые дочери, будьте скромны и брата своего слушайтесь, как вы слушались меня самого, и без его воли и согласия замуж не ходите.
Дети поклонились в ноги своему отцу и обещали в точности исполнить волю его и следовать его добрым советам. Царь благословил своих детей, да скоро и Богу душу отдал. Царя похоронили честь честью, и Василий сделался царем, сестры жили при нем.
Однажды старшая царевна взяла ведра и пошла на реку за водой, зачерпнула воды и стала подниматься на высокий берег реки и тут видит: идут к ней двенадцать ершей, подошли ерши к царевне, поклонились ей и говорят:
— Здравствуй, красавица царевна! Мы пришли к тебе свататься, пойдешь ли за нас?
Дело девичье — застыдилась царевна и так отвечает ершам:
— Надо братца спросить, как я пойду замуж без его воли и согласия? Он у нас наместо отца.
Ерши ответили:
— Пойдем вместе, царевна, и спросим твоего братца.
Пошли. Подойдя ко дворцу, ерши ударились об ворота и
оборотились добрыми молодцами, молодец к молодцу, и все, как один: лицо в лицо, кафтан в кафтан и сапог в сапог, и все такие красавцы, что зрил бы глядил, очей не сводил. Вошли ерши в царские палаты, поклонились Василию-царевичу и сказали ему:
— Здравствуй, царь-государь! Мы пришли свататься за твою старшую сестру, красавицу царевну, отдашь ли ее за нас?
А Василий-царевич говорит:
— За таких молодцов не отдавать, так за кого же и отдать! Надо отдать.
И отдал царевну. Добрые молодцы взяли царевну, вышли за ворота, обернулись ершами и царевну обернули ершухой, и побежали двенадцать ершей, а с ними тринадцатая ершуха. Ушла царевна, да и след ее простыл, и не было о ней ни слуху и ни духу; Василий-царевич даже не спросил, кто были эти ерши и откуда они явились.
Прошло так много ли, мало ли времени, и пошла средняя сестра-царевна на реку с ведрами за водой. Зачерпнула царевна воды, поднялась на гору и видит: ей навстречу летят двенадцать орлов, поклонились и сказали ей:
— Царевна, мы пришли к тебе свататься, пойдешь ли за нас?
— Спросите братца, без его воли и согласия как я пойду?
Пошли во дворец, орлы ударились об ворота и оборотились добрыми молодцами, красавцы собой, и все, как один: лицо в лицо, и одеты они были все одинаково. Вошли орлы в палаты, поклонились Василию-царевичу и говорят ему:
— Мы пришли к тебе, царь Василий, свататься за твою среднюю сестру, красавицу царевну, отдашь ли ее за нас?
— Как не отдать за таких молодцов и красавцев, — говорит Василий, — надо отдать.
И отдал среднюю сестру. Молодцы взяли царевну, вышли за ворота и обернулись орлами, а царевну оборотили орлухой. И полетели двенадцать орлов, а за ними тринадцатая орлуха. Улетела царевна и не было о ней ни слуху ни духу.
Прошло сколько там времени. Пошла младшая царевна с ведрами на реку за водой, зачерпнула она воды, поднялась на гору и видит: идут к ней двенадцать медведей, поклонились ей и говорят:
— Здравствуй, красавица царевна! Мы пришли к тебе свататься, пойдешь ли за нас?
— Ступайте спросите сначала моего братца, без его воли и согласия я не пойду.
Пошли медведи во дворец, ударились об ворота и оборотились добрыми молодцамии и такими красавцами, что зрил бы глядил — очей не отводил, и все, как один: лицо в лицо, и все они были одинаково одеты. Вошли медведи в палаты царские, поклонились Василию-царевичу и говорят ему:
— Мы пришли к тебе свататься за твою младшую сестру красавицу царевну, отдашь ли за нас?
И Василий-царевич ответил:
— За таких молодцов не отдать, за кого же отдавать?
И отдал Василий свою последнюю сестру. Медведи взяли царевну, вышли за ворота и обернулись медведями, а царевну оборотили медвежухой. И побежали двенадцать медведей и за ними тринадцатая медвежуха. Ушла и эта царевна, и след ее простыл, не было о ней ни слуху ни духу.
Так Василий-царевич сбыл с рук всех своих сестер и остался один. Дело молодое и одинокое, и повел Василий-царевич жизнь невоздержанную, стал он пить и гулять, и в картишки поигрывать, да скоро все свое царство и все свои богатства пропил-промотал да в карты проиграл, только и остались у Василия лук и стрелы. Крепко задумался Василий: «Что же мне делать и как быть? Дома мне оставаться незачем и не у чего… — пойду сестер разыскивать».
Взял Василий-царевич лук и стрелы и пошел, куда глаза глядят. Долго шел Василий-царевич, сначала шел он местами населенными и обитаемыми, а затем пошел местами пустынными и безлюдными. Шел он однажды темным дремучим лесом и вдруг вышел на лесную поляну и видит: Черт с Дьяволом дерутся; подошел к ним Василий-царевич и спрашивает:
— О чем вы, бесы, спорите, из-за чего деретесь?
И бесы ему ответили:
— Да нашли мы находку и не умеем поделить ее.
— Какую же находку?
— Меч-самосеч, шапку-невидимку и Конька-Горбунка.
И взмолились Черт с Дьяволом Василию-царевичу:
— Не можешь ли ты, добрый человек, нас поделить или как-нибудь рассудить.
— Отчего не рассудить, — отвечает Василий, — рассудить можно. Только зачем вам, бесы, делить эти вещи, пускай они достанутся кому-нибудь одному. Вот я пущу стрелу, и кто из вас ее найдет и принесет ее ко мне сюда, тому и достанутся все эти вещи.
Черт с Дьяволом согласились на это предложение. Натянул Василий-царевич лук и пустил стрелу в густые и частые кусты. Побежали бесы в кусты и принялись спешно искать стрелу, да где ее там скоро сыскать?
Василий же-царевич не мешкал, взял он меч-самосеч и шапку-невидиму, сел на Конька-Горбунка и поскакал. И понес его Конек-Горбунок выше лесу стоячего, ниже оболока ходячего; по лесу несет — с лесом равно, по траве несет — с травой равно, по воде несет — с водой равно. Долго так мчался Василий-царевич, и вот Конек-Горбунок говорит:
— Посмотри-ка, Василий-царевич, что ты видишь впереди себя?
— Вижу я впереди себя большой дворец дивной красоты, а на воротах ходит ерш.
— В этом дворце живет твоя старшая сестра в замужестве за Ершом Ершовичем.
— Ах, как мне хотелось бы побывать у сестрицы и повидать ее.
— Спереди заехать нельзя, Ерш сторожит и никого не пропускает, а сзади попробовать можно.
Обогнули дворец и въехали во двор задними воротами; Василий-царевич пошел в палаты и там увидел свою старшую сестру и поздоровался с нею:
— Здравствуй, сестрица!
— Ах, братец, — обрадовалась царевна, — какие ветры тебя сюда занесли-завеяли?
— Приехал я навестить тебя, милая сестрица.
Рада царевна дорогому гостю, встречает его с радостью и веселием, и с полным удовольствием, накормила досыта и напоила допьяну, и затем стала его расспрашивать:
— Да как же ты, братец, прошел сюда ко мне и как тебя наш сторож Ерш пропустил? Наш сторож Ерш никого — ни конного, ни пешего — не пропускает и всех убивает; мимо нас птица не пролетывает и лютый зверь не прорыскивает.
— А я, сестрица, задними воротами проехал, меня ваш сторож Ерш и не увидел.
— Надо тебя спрятать, скоро прилетит мой муж Ерш Ершович, он сильный и могучий богатырь и одним мезинцем тебя зашибет.
— Не беспокойся, сестрица, я сам себя спрячу, — сказал Василий-царевич и надел шапку-невидимку и стал невидим.
Прилетел Ерш Ершович, вошел в палаты и заревел:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русскую костку никто не звал, никто не приглашал, сама во двор пришла! Жена, у тебя гость есть, давай мне его сейчас же, и я съем его с ногами и руками, и с буйной головой.
— Откуда тут гостю явиться, — сказала жена, — и какой еще там русский дух? Летал ты по Святой Руси, нахватался русского духу, вот тебе и кажется — все Русью несет.
— Ну, с твоим гостем после разделаемся, а теперь собери-ка мне поужинать, целый день я не ел, проголодался страшно и есть хочу.
Накрыла царевна стол, поставила ужин и разных вин; Ерш Ершович наелся досыта, напился допьяна, и уходилось его сердце богатырское. Поужинал Ерш Ершович и говорит:
— Ну, жена, теперь подавай своего гостя, где ты его спрятала?
А Василий-царевич и говорит:
— Вот я, здесь, рядом с тобой сижу, — и снял шапку-невидимку.
Увидел Ерш Ершович Василия-царевича, своего родного человека, а не чужого, и крепко обрадовался, и давай с ним обниматься да целоваться, принялся всячески его ласкать. Три дня жил Василий-царевич и отдыхал во дворце своего зятя Ерша Ершовича и все это время с ним гулял и пировал. Наконец Василий-царевич спрашивает Ерша Ершовича:
— Скажи, любезный зять, где же ты за это время был и куда ты летал?
— Да вот уже сколько лет я со своими двенадцатью братьями летаем к Марфе-царевне, красавице и великой богатырице, мы хотим взять ее за себя замуж, да никак не можем овладеть ею самою, добром же выходить за нас замуж она не хочет.
Выслушал Василий-царевич эти слова Ерша Ершовича и говорит:
— Не могу ли я достать Марфу-царевну, не пойдет ли она замуж за меня?
— Ну, где же тебе достать Марфу-царевну, — возразил Ерш Ершович, — если мы с нашей силой богатырской не можем овладеть ею!
— А все-таки я попробую, — настаивал Василий-царевич, — и поеду искать Марфу-царевну.
— Ну, поезжай, попытай счастья, да вот возьми с собой мою чешуечку, она тебе на пору-на время пригодится, — сказал Ерш Ершович.
И с этими словами Ерш вытащил из своей кожи чешуечку и дал ее Василию-царевичу, а тот спрятал чешуечку в карман.
Простился Василий-царевич с Ершом Ершовичем и со старшей сестрой, сел на Конька-Горбунка, и понес его конек выше леса стоячего, ниже оболока ходячего. Долго нес его Конек-Горбунок и наконец сказал:
— Что ты, Василий-царевич, видишь впереди себя?
— Вижу большой и раскошный дворец, а на воротах ходит орел.
— В этом дворце живет твоя средняя сестра.
— Ах, как бы я хотел побывать у сестрицы и повидать ее.
— Спереди заехать нельзя — сторож орел не пропустит, а в задние ворота проедем.
Провез Конек-Горбунок Василия-царевича во двор задними воротам, орел их не заметил; вошел Василий-царевич в палаты и увидел среднюю сестру, и сказал ей:
— Здравствуй, сестрица!
— Ах, братец дорогой! Да какие тебя ветры сюда занесли-завеяли? Как тебя наш сторож орел пропустил? Он ведь никому проходу не дает — ни конному, ни пешему.
— А я, сестрица, задними воротами проехал, меня орел-то и не заметил.
Встречает сестра дорогого гостя с радостью-весельем и с полным удовольствием, напоила и накормила его, да и говорит ему:
— Надо тебя, братец, спрятать. Скоро прилетит мой муж Орел Орёлович, он великий богатырь и одним пальцем тебя зашибет.
— Не беспокойся, сестра, я и сам спрячусь, — сказал Василий-царевич и надел на себя шапку-невидимку, и стал невидим.
Прилетел Орел Орёлович и заревел:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русскую костку никто не звал, сама на двор пришла! Жена, у тебя есть гость, давай его сюда, и я разорву его в мелкие клочки и съем его со всем — с руками и с ногами, и с буйной головой.
— Откуда тут гостю явиться, — возразила жена. — Ты летал по Святой Руси, русского духа нахватался, вот тебе все и кажется русский дух.
— Ладно, успеем разделаться с твоим гостем, а теперь давай-ка поскорее ужинать, я страшно проголодался.
Жена накрыла стол, поставила ужин и подала разных вин. Орел Орёлович наелся досыта, напился допьяна, и уходилось его сердце богатырское; после ужина Орел говорит:
— Ну, жена, теперь подавай своего гостя, где ты его спрятала?
Василий-царевич снял с головы шапку-невидимку и сказал:
— Вот я, рядом с тобой сижу!
Увидал Орел Орёлович, что это свой, человек родной, а не чужой, и так-то обрадовался ему, и принялся он Василия-царевича обнимать и целовать, и всячески ласкать. Три дня Василий-царевич гостил у своей сестры и за все это время гулял и пировал с Орлом Орловичем. Наконец Василий-царевич спросил зятя, где он за это время был и куда летал. И Орел Орёлович сказал ему:
— Вот уже сколько времени я с двенадцатью своими братьями летаем к Марфе-царевне, мы сватали ее за себя замуж, да добром она не хочет идти, овладеть же ею мы не можем — сила не берет.
— Я бы тоже посватался за Марфу-царевну, может быть, и пойдет за меня, — сказал Василий-царевич.
— Ну, где же тебе!
— А все-таки я попробую и поеду к ней.
— Ну, поезжай, попробуй, — сказал Орел Орёлович. — Возьми вот мое перышко, оно тебе на пору-на время пригодится, — и с этими словами Орел Орёлович вынул перо из своего крыла и дал его Василию-царевичу, и тот спрятал перо себе в карман.
Простился Василий-царевич с зятем и с сестрой и пустился в путь-дорогу. Ехал-ехал, и вдруг Конек-Горбунок сказал:
— Посмотри-ка, Василий-царевич, что ты видишь перед собою?
— Вижу я большой и роскошный дворец, а на воротах ходит медведь.
— В этом дворце живет твоя младшая сестра.
— Ах, как бы мне хотелось повидать и навестить свою сестру.
— Спереди заехать нельзя — медведь зашибет, а сзади проехать можно.
Провез Конек-Горбунок Василия-царевича задними воротами, так что медведь и не заметил его. Вошел Василий-царевич во дворец и поздоровался с сестрою:
— Здравствуй, сестрица!
— Ах, здравствуй, родимый братец! Какие ветры тебя сюда занесли-завеяли, да как же ты прошел сюда мимо нашего сторожа медведя? Медведь никого не пропускает — ни конного, ни пешего, всех убивает. Мимо него ни птица не пролетит, ни зверь не прорыскает.
— А я, сестрица, задними воротами проехал, меня медведь-то и не заметил.
Сестра встречает дорогого гостя с радостью и весельем, и с полным удовольствием, напоила и накормила его, а затем ему и говорит:
— Надо тебя куда-нибудь спрятать. Скоро прилетит мой муж Медведь Медведевич, он великий богатырь и одним пальцем тебя убьет.
— Не беспокойся, сестрица, я сам спрячусь, — сказал Василий-царевич, — надел он шапку-невидимку и стал невидим.
Прилетел Медведь Медведевич и заревел:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русской костки никто не звал, никто не приглашал, сама на двор пришла. Жена, у тебя сидит гость, подавай его сюда, я разорву его и съем со всем — с ногами, с руками и с буйною головою.
— Какому тут гостю быть, — сказала жена. — И какой тут русский дух? Ты летал по Святой Руси, русского духу нахватался, вот тебе все и кажется русский дух.
— Толкуй там. Ну да мы после разделаемся с твоим гостем, а теперь давай-ка ужинать, я сильно проголодался.
Жена накрыла стол, подала ужин и наставила разных вин. Медведь Медведевич наелся досыта, напился допьяна, и уходилось сердце его. И говорит он после ужина:
— А теперь, жена, подавай мне своего гостя, где ты его спрятала?
— А я вот, сижу возле тебя, — сказал Василий-царевич и снял шапку-невидимку.
Увидал царевича Медведь Медведевич и таково-то ему обрадовался! И давай Медведь его целовать и обнимать, и не знает он, как и приласкать дорогого гостя. Три дня гостил Василий-царевич у своей младшей сестры и все три дня гулял и пировал с зятем.
Наконец Василий-царевич спросил зятя:
— Скажи-ка мне, любезный зять, где же ты за это время был и куда ты летал?
— Я и мои двенадцать братовей медведей летали к Марфе-царевне воевать, мы сватали ее за себя, да она не захотела добром идти, а силой овладеть ею мы не можем; вот уж сколько годов мы воюем с нею, а все без толку, никак мы не можем одолеть ее.
— Я тоже хочу достать Марфу-царевну и взять ее за себя замуж, — сказал Василий-царевич.
— Ну, где же тебе, если мы, могучие богатыри, не можем овладеть ею.
— А все-таки я попробую и поеду к ней.
— Ну, поезжай и попробуй. Вот возьми с собой моей шерсточки, она тебе на пору-на время пригодится, — с этими словами Медведь вытащил из своей шкуры пучок шерсти и дал Василию-царевичу, а тот спрятал шерсть себе в карман.
Распрощался Василий-царевич со своим зятем и сестрою, сел на Конька-Горбунка и помчался в дальний путь. Долго мчался Василий-царевич и наконец приехал в зеленый и роскошный сад. Остановился Конек-Горбунок в этом саду и говорит Василию-царевичу:
— Слушай, Василий-царевич, внимательно и в точности исполни мои слова, иначе не сносить тебе своей головы. Этот сад Марфы-царевны, и тут же неподалеку стоит ее дворец. Ты оставайся здесь, в саду, и надень на себя шапку-невидимку, и веди себя как можно тише, чтобы тебя здесь никто не видал и не слыхал. Я же пойду к Марфе-царевне и буду сватать ее за тебя. Но прежде чем дать свое согласие, она захочет померяться с тобой силами на ратном поле и пошлет против тебя свою силу-армию, ты пошли свой меч-самосеч, и он один сделает дело, а ты за все время боя так и сиди в саду невидимкой. После того царевна пожелает с тобой вешаться на весах, ты смело иди и с набегу заскакивай на весы и перевесишь ее. Тогда она согласится быть твоей женой, и дело будет улажено.
Выслушал Василий-царевич слова Конька-Горбунка и обещал ему строго следовать его советам. Взял Василий-царевич шапку-невидимку, надел ее на себя и стал невидим, залез он в кусты и тихо там сидит. Конек же-Горбунок отправился в палаты и стал сватать Марфу-царевну за Василия-царевича.
Марфа-царевна сказала свату, что выйдет за Василия-царевича, если он сумеет ею овладеть. Собрала Марфа-царевна большое войско и послала его против Василия-царевича. Василий-царевич не снял с головы шапки-невидимки и не вышел из своей засады, и оставался невидимкою; пустил Василий-царевич на врагов свой меч-самосеч, полетел меч и начал сечь вражеские головы. В ужас пришли неприятели: никого не видать, а головы летят. Все вражеское войско посек меч-самосеч и вернулся к Василию-царевичу.
На другой день Марфа-царевна собрала войска больше прежнего и опять послала его на Василия-царевича, но и это войско постигла та же участь — все войско посек меч-самосеч, а Василий-царевич из засады не показывался. На третий день Марфа-царевна послала на Василия-царевича своего самого сильного и могучего богатыря, такого сильного, что его земля едва держать могла. Меч-самосеч отсек голову и этому богатырю.
Тогда Марфа-царевна сказала свату: «Пускай Василий-царевич завтра придет ко мне, и мы с ним взвесимся на весах; если он меня перевесит, то я выйду за него замуж, а если я перевешу его, то его голова ляжет на плахе». Конек-Горбунок исполнил приказ царевны и передал ее поручение Василию-царевичу. На следующий день Василий-царевич пошел во двор Марфы-царевны и, войдя во двор, увидел, что на дворе стояли весы и царевна уже стоит на одной чашке весов и ждет его. Василий-царевич разбежался и с разбегу заскочил на чашу весов и перетянул царевну.
После этого Марфа-царевна согласилась стать женою Василия-царевича. Дела не тянули долго: пир пирком и за свадебку. Повенчали Василия-царевича с Марфой-царевной, и пошли в царском дворце пиры и гулянья, много было на свадьбе званых гостей; гости пили, ели и веселились. И я там был, пиво-мед пил, по усам текло да в рот ни зерна не попало.
Живут новобрачные мирно, согласно и любовно. Однажды Марфа-царевна собралась в прогулку на целый день. Пред отъездом она сказала Василию-царевичу:
— Я еду на цельный день и возвращусь лишь к ночи, ты оставайся в доме, ешь, пей и делай, что душе твоей угодно; во всех палатах и во всех комнатах дворца, и окружающем его дворе ты можешь бывать, не заходи ты и не заглядывай ты только в одну комнату, которая стоит в углу двора, дверь которой глиной замазана и дерьмом запечатана.
Василий-царевич обещал исполнить наказ своей жены. Марфа-царевна уехала, и во дворце остался один Василий-царевич. Делать ему было нечего, стал он пить, есть и всячески забавляться, но это ему скоро надоело. Стал он бродить по дворцу и обошел все палаты и комнаты, вышел во двор и там все обошел, подошел он наконец к запретной комнате и думает: «Что это значит и почему это жена запретила входить в эту комнату? К чему это запрещение, да и что я за царь, коли не могу бывать во всех местах своего двора. Войду в эту комнату и посмотрю, что в ней есть, а затем дверь замажу так же, как и раньше, жена даже не узнает этого».
Открыл Василий-царевич дверь и вошел в комнату, и видит, что там Огненный Змей был подвешен за ребро на крюк. Увидел Огненный Змей Василия-царевича и взмолился ему жалобным голосом:
— Василий-царевич, сними меня с крюка, я тебе на пору-на время пригожусь.
Василию-царевичу стало жаль Огненного Змея и он снял его с крюка. Огненный Змей, как только сорвался с крюка, так и взвился вверх и даже не поблагодарил Василия-царевича; взял Огненный Змей Марфу-царевну, Конька-Горбунка, шапку-невидимку и меч-самосеч и со всем этим скрылся неизвестно куда.
Остался Василий-царевич один и сильно закручинился и запечалился, и стал думать и гадать: что теперь делать и как быть? Надо искать Марфу-царевну, но каким путем идти и на чем ехать: ни коня, ни меча у него не было. Решил идти пешком.



Собрался Василий-царевич и пустился путем-дорогою, куда глаза глядят. Шел он местами безлюдными и глухими, темными и дремучими лесами. Шел-шел и вышел на лесную поляну, а на поляне этой стоит избушка, живет в ней Бабушка-Задворенка, старая-престарая старушка. Вошел Василий-царевич в избушку, Богу помолился и старушке поклонился. Завидела его Бабушка-Задворенка и сказала:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка. Русской костки никто не звал, не приглашал, сама на двор пришла. Куда, добрый молодец, путь держишь? Неволей иль волей попал ты сюда, в наши края?
— Ой, бабушка, злая неволя привела меня сюда. Огненный Змей похитил у меня жену Марфу-царевну и унес неизвестно куда, вот я теперь и иду искать ее.
— Ох, дитятко, далеко отсюда живет Огненный Змей и нелегко будет тебе найти его, да и идешь ты несчастным путем: тут все живут злые ведьмы бабы Яги Ягиничны, погубят они тебя.
— Делать нечего, бабушка, надо идти.
Бабушка-Задворенка накормила и напоила Василия-царевича, и на постелю спать уложила. Хорошо отдохнул Василий-царевич, а на следующее утро опять пустился в путь- дорогу. Долго шел он лесами темными и наконец вышел на лесную полянку, и увидел огромный дом, а в нем жила Яга Ягинична с тремя дочерями. Вошел Василий-царевич и поклонился бабе Яге. Баба Яга Ягинична, как завидела Василия-царевича, так и заревела:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русской костки никто не звал, сама на двор пришла. Куда, добрый молодец, путь держишь?
— Иду, бабушка, путем-дорогой и ищу работки, хотел бы поступить куда-нибудь в работники.
— Я найму тебя, мне нужен пастух пасти коров; я дам плату хорошую, по сту рублей в день, но если потеряешь хоть одну корову, то полетит твоя голова с плеч.
Василий-царевич согласился и на следующий день с утра погнал коров пастись в лугах. День стоял жаркий, и коровы мирно бродили по лугу и щипали траву; Василий-царевич сел под дерево, и словно мар нашел ему на глаза — заснул крепким сном. Проснулся Василий-царевич под вечер и видит, что на лугу не осталось ни одной коровы. Баба Яга Ягинична всех коров оборотила оленями, и они разбежались по лесам, попробовал он загнать оленей во двор, да где загонишь.
И вспомнил Василий-царевич про чешуйку и думает: «Зачем же она мне дана?». Взял он чешуйку и бросил на землю. И вот полилась со всех сторон вода и стала заливать леса. Оленям некуда деваться, и они побежали во двор и там обернулись коровами. Увидела их злая Яга Ягинична, обернулась коровой и давай их бости[52], и ревет на коров: «Зачем вы дали себя загнать?». Коровы ей отвечают: «Как же мы не дадимся, коли в лесу со всех сторон вода льется».
Делать было нечего, отдала баба Яга Василию-царевичу 100 рублей и говорит:
— Ступай завтра еще паси коров, заплачу 100 рублей, а потеряешь хоть одну корову — голова полетит с плеч долой.
Царевич опять согласился. Наутро он опять погнал коров пасти, да и опять сел под дерево и крепко уснул. Проснулся, а от коров и след простыл, ни одной коровы нет на лугу. Яга Ягинична оборотила коров сороками, и они разлетелись в лесах по деревьям, где их соберешь. Что делать? И вспомнил царевич про перышко Орла Орловича, вынул он из кармана перышко и бросил его на землю. И вот появились орлы и начали нападать на сорок, и начали их клевать и щипать. Куда сорокам деваться? Все до единой сороки вернулись во двор и там опять обернулись коровами.
Пуще прежнего озлобилась баба Яга Ягинична, обернулась коровой и давай бости коров и кричать:
— Зачем вы дали загнать себя?
— Да как же нам не даться, — отвечали коровы, — коли нас орлы совсем заклевали.
Опять баба Яга заплатила 100 рублей и говорит Василию-царевичу:
— Ступай еще завтра пасти коров, и я дам тебе добрую плату, только не деньгами, денег у меня больше нет, а дам тебе доброго коня, какого ты сам себе выберешь.
Василий-царевич согласился на это — ему очень нужно было иметь коня. Ночью, когда царевич уже собирался спать, к нему пришла старшая дочь Яги Ягиничны и сказала:
— Василий-царевич, возьми вот эту обруточку. Завтра моя мать покажет тебе целый табун добрых коней, но ты не бери их и требуй, чтобы тебе дала она коня по этой обрутке. Обруть же эту она сделала для маленького и худенького жеребенка. Этого жеребенка бери, а другого коня ни за что не бери, иначе не сносить тебе головы.
Василий-царевич взял обруточку и поблагодарил дочь Яги Ягиничны за ее участие. На следующее утро Василий-царевич опять пошел пасти коров на лугах. Днем опять стряслась с ним та же беда — стал одолевать его сон. Василий-царевич долго боролся со сном и ни за что не хотел спать, но не мог совладать с собой, сел под дерево, и словно мар напал ему на глаза — заснул он крепким сном. А в это время баба Яга Ягинична обернула коров кобылицами, и они разбежались в разные стороны. Проснулся царевич и видит, что на лугу не осталось ни одной коровы и лишь в разных местах бегают кобылицы. Попробовал было он загнать кобылиц, да где же их загнать? Только попусту измучил себя.
И вспомнил царевич про шерсточку Медведя Медведевича и думает: «Зачем же мне и шерсточка дана?». Вынул он шерстку и бросил на землю. И вот со всех сторон сбежались медведи и ну гоняться за кобылицами, и всех их загнали во двор. Пуще прежнего обозлилась баба Яга Ягинична, обернулась она кобылицей и давай лягать кобыл, и давай кричать на них:
— Зачем вы дали загнать себя?
— Как же нам не даться, коли нас медведи совсем было разорвали.
Как ни злилась баба Яга, а делать было нечего — надо было рассчитываться с Василием-царевичем. На следующий день утром баба Яга выгнала к Василию-царевичу целый табун добрых коней и сказала ему:
— Выбирай себе любого коня.
— Не надо мне твоих коней, — сказал царевич, — давай мне того жеребеночка, для которого сделана вот эта обруточка.
— Зачем тебе жеребенка, он совсем маленький, недавно ожеребился и теперь под матерью ходит, он едва на ногах держится, да и худой такой, совсем урод.
— Все равно, мне нужно этого жеребенка, если он не может еще ходить, то я его на руках понесу.
Делать нечего, отдала баба Яга жеребенка, жеребенок же был масти вороной и назывался Конек-Воронок. Взял Василий-царевич жеребенка себе на руки и понес его путем-дорогою. Целый день шел Василий-царевич и нес жеребенка на руках. Под вечером жеребенок сказал человеческим голосом:
— Василий-царевич, пусти меня на эту ночь, я побегу назад к своей матери и пососу материна молока, и с того силы во мне поприбавится.
Василий-царевич отпустил жеребенка. Жеребенок положил Василия-царевича на землю и закопал его землею и песком так, что снаружи его и заметить нельзя, а сам побежал к своей матери. Ночью прилетела баба Яга и принялась летать по лесам, по кустам и по лугам: она искала Василия-царевича, чтобы убить его, но не могла найти его. Всю ночь она попусту летала и под утро вернулась домой.
Вернулся от матери и жеребенок и вырыл из земли царевича. Василий-царевич опять взял жеребеночка на руки и понес его. И нес его опять целый день, а под вечер жеребенок опять просится:
— Отпусти меня домой матушкина молока пососать, от этого я сделаюсь крепче, а под утро к тебе вернусь.
Василий-царевич отпустил его. Жеребенок опять зарыл Василия-царевича в песок и только тогда побежал к матери.
Ночью опять прилетела баба Яга и изо всех сил искала царевича, чтобы убить его, но не могла его найти, попусту пролетала она всю ночь и под утро улетела пустой. А наутро вернулся от матери жеребенок. Опять царевич взял жеребенка на руки и понес его, и нес целый день до вечера. На третий день жеребенок уже не просился к матери и остался ночевать вместе с царевичем. На следующее утро жеребенок говорит Василию-царевичу:
— Три дня ты нес меня, а теперь я тебя понесу, садись на меня.
— Как я на тебя сяду, ты такой маленький!
— Ничего, садись, не бойся.
Сел царевич на Конька-Воронка, и понес его Конек-Воронок выше лесу стоячего, ниже облачка ходячего, по лесу несет — с лесом равно, по траве несет — с травой равно, по воде несет — с водою равно, несет так же быстро, как и Конек-Горбунок.
Мчится Василий-царевич на Коньке-Воронке близко-далеко, низко-высоко, сказка скоро сказывается, да поры-время много минуется, и примчался ко дворцу Огненного Змея. Самого Змея в ту пору дома не было — он улетел за тридевять земель на теплые моря себе ребро излечивать. У Змея же был конь Троеножка, который стоял на стойле. Конь этот был особенный: он бегал на трех ногах, а не на четырех, как обыкновенные кони, за это и был назван Троеножкой, бегал конь Троеножка так быстро, что никакой конь от него убежать не мог.
Вошел Василий-царевич в палаты и застал одну Марфу-царевну — свою жену. Марфа встретила своего мужа с радостью и весельем. Времени терять было нельзя, надо было бежать. Взял царевич меч-самосеч, шапку-невидимку, Марфу-царевну посадил на Конька-Горбунка, а сам сел на Конька-Воронка, и помчались они прочь из дворца, и мчались они быстрее ветра, быстрее пущенной стрелы. Но только они выехали, как во дворце Змея Огненного поднялась тревога: струны зазвенели, быки заревели и кобылки заржали, и громко заржал конь Троеножка. Быстро прилетел в свой дворец Огненный Змей и спросил коня Троеножку:
— Что ты ржешь, мой конь ретивый?
— Как же мне не ржать! Хозяйки нет дома. Приехал Василий-царевич и увез с собою Марфу-царевну.
— А можешь ты, мой добрый конь, догнать беглецов?
— Я из семи печей хлебы съем и тогда достигну их.
Огненный Змей не спешил: велел он истопить семь печей, изготовить в них хлебы, а когда эти хлебы были готовы, Огненный Змей дал эти хлебы своему коню Троеножке, и только когда конь Троеножка съел все эти хлебы, тогда Огненный Змей сел на коня Троеножку и помчался в погоню за Василием-царевичем, и скоро достиг его. Отнял Огненный Змей от царевича Марфу-царевну, меч-самосеч, шапку-невидимку и Конька-Горбунка и вернулся в свой дворец, Марфу-царевну и все вещи, а также и своего трехногого коня он оставил дома, а сам опять полетел на теплые моря лечить свое ребро.
Василий-царевич остался один со своим Коньком-Воронком в месте глухом и пустынном. Три дня отдыхал Василий-царевич и конек Воронушко. После же этого конь Воронко говорит царевичу:
— Теперь во мне силы много поприбавилось, пойдем опять доставать Марфу-царевну.
Сел Василий-царевич на Конька-Воронка и помчался во дворец Огненного Змея; взял он опять шапку-невидимку и меч-самосеч, посадил Марфу-царевну на Конька-Горбунка, а сам сел на Конька-Воронка, и опять бежали они из дворца Огненного Змея.
Но только они выехали, как во дворце Змея Огненного поднялась тревога: струны зазвенели, быки заревели, кобылки заржали и заржал громким голосом троеногий конь. Прилетел Огненный Змей и спросил коня Троеножку:
— Что ты ржешь, мой конь ретивый?
— Хозяйку из дому похитили, приезжал опять Василий-царевич и увез Марфу-царевну.
— Можешь ты, добрый конь мой, догнать царевича?
— Из пяти печей хлебы съем и тогда его догоню.
Огненный Змей не торопился: приказал он истопить пять
печей, изготовить в них хлебы, а когда эти хлебы были готовы, Огненный Змей дал эти хлебы своему коню Троеножке, и только когда конь Троеножка съел все эти хлебы, тогда Огненный Змей сел на коня Троеножку и погнался за беглецами; скоро он достиг Василия-царевича и опять отнял Марфу-царевну, Конька-Горбунка, шапку-невидимку и меч-самосеч и вернулся домой. Опять Огненный Змей улетел лечиться.
Василий же-царевич со своим Коньком-Воронушкой три дня отдыхали, а после этого Конек-Воронушко сказал царевичу:
— Теперь во мне силы еще прибавилось, поедем опять доставать царевну, теперь я уже смогу уйти от погони и от коня Троеножки.
Сел царевич на Конька-Воронка и помчался ко дворцу Огненного Змея, взял он шапку-невидимку, меч-самосеч, посадил Марфу-царевну на Конька-Горбунка, а сам сел на Конька-Воронка, и помчались они из дворца. И того же разу опять во дворце поднялась тревога: струны зазвенели, быки заревели, кобылки заржали и заржал громким голосом конь Троеножка.
Прилетел Огненный Змей и спрашивает:
— Что ты, добрый мой конь, ржешь?
— Хозяйки дома нет. Опять приезжал Василий-царевич и увез Марфу-царевну.
— А можешь ли ты, добрый конь мой Троеножка, догнать царевича?
— Из трех печей хлебы съем и тогда даже догоню его.
Огненный Змей не торопился: велел он истопить три печи
и испечь в них хлебы, а когда хлебы были готовы, Огненный Змей дал эти хлебы своему коню Троеножке, и только когда конь Троеножка съел все эти хлебы, тогда Огненный Змей сел на коня Троеножку и помчался в погоню за беглецами, и скоро догнал их, и стал совсем наседать на них, да Конек- Горбунок, видя, что погоня уже на пятках, споткнулся и упал, и угодил прямо под ноги Троеножке, Троеножка тоже споткнулся и упал, а вместе с конем упал и Огненный Змей; Огненный Змей через голову своего коня полетел прямо на землю и сломал себе шею. Василий-царевич рассек Огненного Змея на части и сжег Змея на костре, а пепел развеял по ветру. Так Василий-царевич победил своего врага и соперника Огненного Змея. Покончивши со Змеем, Василий-царевич поехал во дворец Огненного Змея, забрал все его несметные богатства: золото, серебро, дорогие ткани и драгоценные каменья — и все это отвез во дворец своей жены Марфы- царевны, и стал он с женою жить да поживать.
Недолго, однако, Василий-царевич наслаждался миром и покоем, прошло так немного времени, и на голову царевича опять обрушилось великое несчастье.
У Огненного Змея был родной брат Кощель Бессмертный, узнал Кощель о смерти своего брата Огненного Змея и решил жестоко отомстить Василию-царевичу за смерть его. Прилетел Кощель во дворец, схватил Марфу-царевну и унес ее в свои владения и сделал ее своею женою. Узнал об этом Василий-царевич и шибко закручинился и запечалился, и решил отправиться в неведомый путь на поиски Марфы-царевны. Сел царевич на своего верного коня Воронушко и пустился в богатырский путь. И понес царевича Конь-Воронко выше лесу стоячего, ниже облачка ходячего, по лесу несет — с лесом равно, по воде несет — с водой равно, по траве несет — с травой равно.
Долго ехал царевич местами дикими и безлюдными, лесами темными и вдруг выехал на лесную полянку, а на полянке этой стоит избушка, и в ней живет Бабушка-Задворенка. Вошел царевич в избушку, богу помолился, Бабушке-Задворенке поклонился. Увидела его Бабушка-Задворенка и говорит:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русскую костку никто не звал, сама на двор пришла. Куда, добрый молодец, путь держишь?
— Иду я, бабушка, в царство Кощеля Бессмертного. Кощель похитил у меня Марфу-царевну, за ней теперь и иду.
— Тяжел и труден путь твой, царевич! Много добрых молодцов и сильных-могучих богатырей ушло во дворец Кощеля, да немного от него вернулось. У него вокруг дома тын стоит, и на каждой тынинке по человеческой голове воткнуто, на одной тынинке лишь нет — быть на ней твоей голове.
— Что делать, идти все-таки надо, может быть, мне и удастся победить Кощеля.
— Как же ты победишь его, когда Кощель бессмертен.
— А скажи, бабушка, где у него смерть кроется?
— Слушай, дитятко, внимательно, я скажу тебе, где скрыта смерть Кощеля. Смерть Кощеля кроется за тридевяти горами, за тридевяти морями. Там на морском берегу стоит дуб, а в дубе том сидит заяц, а в нем — утка, в утке этой есть яичко — это-то яичко и есть смерть Кощеля. Кто достанет это яичко, тот и убьет Кощеля. Много добрых молодцов и сильных-могучих богатырей пробовали достать это яичко, да никому до сих пор не удавалось. Трудное и опасное это дело.
Поблагодарил Василий-царевич Бабушку-Задворенку за доброе указание и решил сначала идти на поиски смерти Кощеля. Бабушка-Задворенка между тем накрыла стол, напоила и накормила царевича и спать уложила. Хорошо отдохнул царевич и наутро пустился в путь.
Долго ехал Василий-царевич, много дней и много ночей — сказка скоро сказывается, да поры-время много минуется, — заехал он за тридевять гор и за тридевять морей. Едет Василий-царевич лесом и видит большого волка, натянул царевич лук и хотел застрелить волка, но волк проговорил человечьим голосом:
— Не бей меня, Василий-царевич, я тебе на пору-на время пригожусь.
Не стал царевич стрелять волка и поехал дальше, и видит: сидит на дереве орел, Василий-царевич опять наложил стрелу, натянул лук и хотел застрелить птицу, но орел сказал ему:
— Не бей меня, Василий-царевич, я тебе на пору-на время пригожусь.
Не стал царевич и орла стрелять и едет дальше, путь ему лежал берегом моря. Увидел царевич — лежит на берегу рак-рыба, взял он рак-рыбу и хотел убить его, чтобы приготовить из него себе обед, а рак-рыба ему говорит:
— Не бей меня, Василий-царевич, и отпусти в море, я тебе на пору-на время пригожусь.
Царевич бросил рак-рыбу в море, сам поехал дальше. Ехал-ехал и увидел на морском берегу большой дуб, о котором ему говорила Бабушка-Задворенка. Срубил царевич дуб и расколол ствол его, и вот из дуба выбежал заяц и быстро скрылся в лесу. Запечалился царевич и думает: «Пропали теперь все мои труды, как я теперь изловлю зайца?». Вдруг выскочил из лесу большой волк, догнал зайца, задавил его и принес его, и положил к ногам Василия-царевича, и сказал:
— Эту услугу я оказал тебе, царевич, за то, что ты не убил меня.
Обрадовался царевич, взял зайца и стал его взрезать, и только разрезал, как из зайца вспорхнула утка и улетела. Пуще прежнего запечалился царевич и думает: «Как теперь изловить утку в поднебесье?». Ниоткуда взялся орел, зашиб утку и принес ее к ногам царевича, и сказал:
— Эта моя услуга тебе за то, что ты не застрелил меня.
Взял царевич утку и стал ее разрезать, и как только разрезал, яичко выкатилось и попало прямо в море. Совсем опечалился царевич: «Как достану яичко со дна морского?». И вот рак-рыба пятится задом из моря на берег и несет с собою яичко; принес рак-рыба яичко к ногам царевича и говорит:
— Эта моя услуга тебе за то, что ты не убил меня и бросил в море.
Обрадовался царевич, взял яичко, завернул в беленький платочек, а затем сел на коня и быстро помчался в царство Кощеля Бессмертного, и приехал прямо во дворец Кощеля. Вошел Василий-царевич в палаты и видит: огромный Кощель лежит в комнате — ноги на пороге, а голова в переднем углу. Завидел Кощель Бессмертный Василия-царевича и заревел:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка. Русской костки никто не звал, не приглашал, сама на двор пришла! Ты зачем, Василий-царевич, явился сюда? Убил моего брата Огненного Змея, думаешь и меня убить? Нет, я-то справлюсь с тобою, да с живого с тебя кожу сдеру.
— Ох ты, чудовище проклятое, псиная голова, — ответил ему Василий-царевич, — не рано ли ты похваляешься? Выйдем в чистое поле, в широкое раздолье, там и побратуемся. А теперь нам нечего с тобой разговаривать: на поле съезжаются, родами не считаются.
Вышли в поле, Василий-царевич вынул яичко и ударил им Кощеля прямо в лоб, и Кощель умер. После этого Василий-царевич взял Марфу-царевну и забрал с собою из дворца Кощеля все его богатства и все его драгоценности, и оставил пустой дворец, и поскорее вернулся домой.
И стал Василий-царевич с Марфой-царевной жить да поживать, да добра наживать.


Дмитрий Никифорович Плеханов, крестьянин
села Плеханова Тюменского уезда.
13 июня 1907 года.




Еруслан Лазаревич



Сказка фонетически записана.
Сказка полная и славная о славном витязе
и сильномогучем богатыре Еруслане Лазаревиче[53]



В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь Картаус; у царя был дядя — князь Лазарь Лазаревич с женой княжиной Лепестиньей.
До 70 лет дожил князь Лазарь Лазаревич и не имел детей, а на 71-м году у него родился сын, которому дали имя Еруслан. Мальчик рос не по дням, а по часам и с малых лет проявлял силы непомерные, богатырские; мальчику сравнялось 15 лет, и он все жил в отцовском доме. Каждый день мальчик Еруслан бегал на царский двор и там бегал, играл и забавлялся с своими товарищами, детьми княжецкими и боярскими; разыграется Еруслан и начинает с детьми шутить шутки недобрые: кого схватит за руку — рука прочь, кого схватит за ногу — нога прочь, кого схватит за голову — и голова прочь.
Стали изувеченные дети являться домой и жаловаться своим родителям на Еруслана, стали родители обиженных детей — князья и бояре — гневаться и питать злобу на Еруслана. Вот однажды князья и бояре пришли в царский дворец и стали жаловаться царю Картаусу на Еруслана:
— Государь, сын князя Лазаря Лазаревича шутит худые шутки с нашими детьми: кого схватит за руку — рука прочь, кого схватит за ногу — нога прочь, а кого схватит за голову — голова прочь. Всех наших детей он изувечил. Шутки эти нам не гораздо надобны. Выдай нам Еруслана головой или прогони его вон из пределов нашего царства!
Выслушал царь Картаус жалобу своих князей и бояр и опалился гневом великим на Еруслана, послал он скорых гонцов к князю Лазарю Лазаревичу с требованием наскоро явиться к царю Картаусу. Князь Лазарь не мешкал, явился к царю Картаусу и спросил его:
— Зачем, государь, наскоро зовешь меня?
Царь Картаус стал говорить князю Лазарю:
— Какой у тебя сын и куда он годится? Худыми шутками своими он изувечил всех княжецких и боярских детей. От такого сына толку не будет: смолоду он тебе не на потеху, под старость не на перемену, а по смерти не на помин души. Не надобен мне твой сын Еруслан, пускай он убирается из моего царства, куда знает. Не высылать же мне из-за него своих людей!
Вышел князь Лазарь из царских палат печальный и кручинный, повесил свою буйную голову ниже могучих плеч. Увидел сын Еруслан и спрашивает:
— Чего ты, батюшка, запечалился, чего закручинился?
— Как же мне не запечалиться, как же не закручиниться? — ответил князь Лазарь сыну Еруслану. — Царь Картаус велел выгнать тебя из пределов своего царства.
Выслушал это Еруслан, усмехнулся и говорит:
— Это кручина не в кручину, а то кручина, что мне минуло уже 15 лет, а я еще никакого богатырского подвига не совершил.
Задумал князь Лазарь для своего сына Еруслана поставить близ моря белокаменную палатку; выбрал он 30 человек мудрых мастеров и заставил их строить палатку. Через три дня мудрые мастера поставили на морском берегу белокаменную палатку и послали к князю Лазарю скорого гонца с вестью о том, что палатка готова.
Тогда Еруслан Лазаревич стал проситься у отца:
— Отпусти меня, батюшка, в поле казаковать и в палатке погулять.
И отец его отпустил.
Не брал Еруслан с собою серебра, не брал золота, а взял только уздечку тесмяную, войлочек косящатый и седельце черкасское и пошел к синему морю в палатку белокаменную, пришел и стал жить. На ночь постелет войлочек, в голове положит седло, да так и спит. Каждый день по утрам выходил он на охоту, стрелял серых гусей и белых лебедей, да тем и питался. Долго так жил Еруслан Лазаревич. Но вот однажды для охоты Еруслан Лазаревич зашел дальше, чем обыкновенно, и вышел на широкую дорогу; дорога эта была так широка, что и доброму стрельцу ее поперек не прострелить.
Идет Еруслан по этой дороге и думает: «Кто ходит по этой дороге — то ли рать-сила какая, али какой богатырь?»
Идет Еруслан и видит: ему навстречу едет старый человек, а под ним богатырский конь Латегей. Поравнялся Еруслан со старым человеком и поклонился ему:
— Здравствуй, дядюшка!
— Здравствуй, Еруслан Лазаревич!
— Как ты меня знаешь, да и по имени величаешь?
— Как мне тебя не знать? Я уже 30 лет пасу коней у твоего тятеньки и однажды в году езжу к нему за жалованьем.
— Как тебя звать? — спросил Еруслан.
И пастух ответил:
— Зовут меня Ивашко-белая рубашка, сорочинская шапка.
— Скажи мне, добрый Ивашко, нет ли у тебя в табунах доброго коня, который мог бы мне вовеки служить?
И Ивашко ответил:
— Есть у меня в табуне богатырский конь-жеребец. По этой торной и широкой дороге я каждое утро гоняю свой табун к морю на водопой. Этот жеребец дальше других коней заходит в море и когда начинает пить, то на море волны ходят, в горах лвы[54] свищут, на дубах орлы скрыжут, и на том месте человек не может на ногах устоять. Приходи завтра утром на морской берег. Поймаешь коня и сумеешь им овладеть — ладно, конь будет тебе вовеки служить, а не поймаешь — вовеки тебе его не видать.
Поблагодарил Еруслан Ивашка и сказал, что придет за конем. Простился Еруслан с пастухом, Ивашко поехал в свое место, а Еруслан Лазаревич вернулся в свою палатку, постелил потничек, положил седло себе в изголовье и лег спать, и проспал до утра. Утром он встал, взял уздечку тесмяную и седельцо черкасское, и войлочек косящатый и пошел на морской берег и там стал в скрытное место под дубом, и стал ждать Ивашку-белую рубашку с его табуном.
Недолго ждал он — гонит Ивашко свой табун к морю на водопой, прибежал и жеребец. Все кони вошли в море, а жеребец зашел дальше всех, и как зачал жеребец воду пить, на море заходили волны, на горах лвы засвистали, а на дубах орлы заскрыжали, на том месте человек устоять на ногах не может. Напился конь, поворотил от воды и вышел на берег. Тут Еруслан Лазаревич вышел из своего скрытного места, подбежал к коню и ударил его рукой наотмашь, и конь упал на колена, схватил богатырь коня за гриву и говорит:
— Ах, несытая кляча! Кому на тебе ездить, только не нам, богатырям!
Надел богатырь на коня уздечку тесмяную, положил войлочек косящатый и седельце черкасское, сел на коня и поехал; едет Еруслан ступой бродучей[55], а Ивашко на своем Латегее за ним поспешает во всю лошадиную пору[56]. И был Еруслан несказанно рад, что нашел богатырского коня, и говорит он пастуху:
— Брат Ивашко! Какое сему коню имя дадим?
— Ты хозяин, а я холоп, как знаешь, так и назови.
— Дадим ему имя Орош-вещий конь, — сказал Еруслан.
Так было дано имя коню. После того Еруслан говорит
пастуху:
— Брат Ивашко, съезди к моему отцу-батюшке, скажи ему мое челобитье и передай, что достал Еруслан себе доброго коня, который может ему вовеки служить.
Выслушал Ивашко приказ, поклонился Еруслану и поехал к князю Лазарю с челобитьем от его сына. А Еруслан Лазаревич уже не заезжал больше в свою палатку белокаменную, а прямо пустился в чистое поле, в широкое раздолье погулять-показачить.
Ехал-ехал богатырь и наехал в поле на рать-силу — убитая лежит. Удивился богатырь всему этому. Объехал он кругом все поле и ни одного живого человека не встретил, и закричал он своим громким богатырским голосом:
— Есть ли кто в этом ратном поле жив человек?
Один воин встал среди поля и ответил:
— Есть! — и в свою очередь спросил: — Ты откуль идешь и которого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
И богатырь ответил:
— Я иду из Картаусова царства, а сын я князя Лазаря Лазаревича, матери княжины Лепестиньи, зовут меня Еруслан.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич, и кто тебе надобен?
— Еду я в поле погулять-показачить. Чья это рать-сила была и кто ее победил?
— Эта рать-сила была царя Феодула-змея поганого, а победил ее Иван Русский богатырь.
— Далеко ли отсюда живет Иван Русский богатырь?
— Скоро поедешь, скоро доедешь, а тихо поедешь, так и долго не доедешь.
Опять Еруслан объехал все поле и внимательно его осмотрел, и увидел скок богатырского коня с одной горы на другую, и понял, что Иван Русский богатырь направился в эту сторону; разгорячил он своего коня и также сделал скок с горы на гору и поехал дальше.
Ехал-ехал и наехал на другое поле, еще больше первого, а на нем увидел убитую силу-рать, еще больше, чем на первом поле. Еще больше удивился богатырь, объехал он все поле и не увидел нигде живого человека, и крикнул он громким богатырским голосом:
— Есть ли кто в этом ратном поле жив человек?
И вот среди поля встал один воин и сказал:
— Есть! — и в свою очередь воин спросил богатыря: — Ты откуль идешь, которого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Картаусова царства, а сын я князя Лазаря Лазаревича, матери княжины Лепестиньи, зовут меня Еруслан.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич, и кто тебе надобен?
— Еду я в чистое поле погулять-показачить. А чья это была сила-рать и кто ее победил?
— Эта сила-рать была царя Феодула-змея поганого, а победил ее Иван Русский богатырь.
— Далеко ли отсюда живет Иван Русский богатырь?
— Скоро поедешь, скоро доедешь, а тихо поедешь, так и долго не доедешь.
Опять Еруслан поехал по полю и стал его внимательно осматривать, и увидел конный скок с одной горы на другую, и понял, что это проехал Иван Русский богатырь, и сам перескочил на своем коне с горы на гору и поехал путем-дорогой.
Ехал-ехал и наехал в поле на белый шатер, а около шатра стоит богатырский конь и белоярову пшену стригает[57].
И думает богатырь: «Чей это шатер и чей стоит добрый конь?». Подумал Еруслан и решил: «Подпущу я своего коня к корму, если он отобьет от корма хозяйскую лошадь и одолеет ее, то и я одолею этого богатыря».
Подъехал Еруслан Лазаревич к шатру, слез со своего коня и пустил его к корму. И Ерусланов конь отогнал хозяйского коня и сам стал стригать пшену белояровую, а хозяйский конь стал ходить в стороне и щипать травку. Вошел Еруслан Лазаревич в шатер и видит: там спит Иван Русский богатырь, занес Еруслан свою саблю и хотел отрубить богатырю голову, да раздумал: «Не честь, не хвала мне, доброму молодцу, убить сонного богатыря, сонного убить все равно, что мертвого. Подожду, когда он проснется, тогда с ним и побратуемся».
Сел Еруслан в другом углу палатки и заснул. Прошло так сколько там времени, и проснулся Иван Русский богатырь и, не замечая Еруслана, вышел из шатра и увидел, что чужой конь стригает пшену белоярову, а его конь ходит поодаль и щиплет травку. И рассердился богатырь: «Что за невежа приехал, свою лошадь к моему корму запустил, а мою лошадь прочь отогнал!».
Вернулся Иван Русский богатырь в шатер, увидел спящего Еруслана и еще больше разгневался: «Какой это невежа вошел в шатер, не спросясь хозяина, да и спит себе». Схватил он меч и занес его, чтобы отсечь Еруслану голову, да раздумал: «Не честь, не хвала мне, доброму молодцу, убить сонного богатыря, сонного убить все равно, что мертвого. Разбужу его и убью его в поле». И стал Иван Русский богатырь будить Еруслана:
— Встань ты не для моего бужденья, а для души своей спасенья. Ты сам знаешь, что не по себе товарища задеваешь. За это ты напрасною смертью помрешь.
Еруслан уже пробудился и отвечал Ивану Русскому богатырю:
— Неправдою ты живешь, богатырь, не по старине дело ведешь. Старые люди всякого человека к себе принимали, никакими грубыми речами не обносили, поили и кормили.
— Чем я тебя напою, накормлю, — ответил Иван Русский богатырь, — живу я в поле в шатре, у меня ничего нет.
— Чем ты себе черпаешь воду! Хоть бы холодной водой напоил.
Рассердился Иван Русский богатырь и говорит:
— Я в князьях князь, в богатырях богатырь, а ты только в поле казак, тебе воду черпать да мне подавать.
Вскипел и Еруслан великим гневом и ответил Ивану Русскому богатырю:
— Я в князьях князь, в царях царь, а в богатырях богатырь, а ты как в шатре, так ты князь, а в поле ты пес. Тебе воду черпать да мне подавать!
Видит Иван Русский богатырь беду неминучую, берет златую чару, черпает холодной воды и подносит Еруслану Лазаревичу. Напился Еруслан Лазаревич холодной воды и говорит Ивану Русскому богатырю:
— Теперь мы бы с тобою и побратовались.
Вышли богатыри из шатра, оседлали своих коней, сели и приготовились к бою; бьет Еруслан Лазаревич своего коня по крутым бедрам один раз, бьет его и другой раз, сердит и горячит коня, а сам думает: «Не дай мне убить всякого человека острым концом копья, а дай убить тупым концом». Разъехались богатыри и съехались, ударил Еруслан Ивана Русского богатыря тупым концом против ретивого сердца и вышиб его из седла на землю; повернул Еруслан копье острым концом и хочет предать Ивана Русского богатыря злой смерти.
И взмолился Иван Русский богатырь:
— Славный витязь Еруслан Лазаревич, не дай мне смерти, а дай живота, ведь у нас с тобой до этого никакого супор слова не бывало, да и впредь не будет. Будь ты мне большой брат, а я тебе буду меньшой брат.
Поднял Еруслан Лазаревич Ивана Русского богатыря, и назвались они братьями и помирились, пошли они опять в шатер и стали есть, пить и веселиться. Своих коней они поставили к корму, и кони примирились и мирно вместе стригали пшену белоярову. Когда богатыри напились-наелись и хорошо подкрепились, Иван Русский богатырь говорит Еруслану:
— Завтра будет у меня третья битва с войсками царя Феодула-змея поганого. Я просил у этого царя себе в замужество его дочь царевну Кандаулу Феодуловну, а он отказал мне, и вот я с ним уже много годов воюю. Две силы-рати я у него уже истребил. Завтра нападет на меня третья сила-рать, больше прежних, я убью и сокрушу и эту последнюю рать, самого царя Феодула полоню и дочь его, царевну Кандаулу, за себя нечестно замуж возьму. Завтра, Еруслан, посмотри на нашу битву и полюбуйся на мою храбрость.
На следующее утро богатыри проснулись и видят, что наступило несметное войско царя Феодула и приготовилось к бою. Иван Русский богатырь быстро оседлал своего коня, сел на него и поскакал на неприятельские полки, а Еруслан пошел пеш, стал в скрытное место под дубом и оттуда наблюдал за ходом битвы.
Иван Русский богатырь как только подъехал вплотную к врагам, так закричал громким богатырским голосом:
— Не ясён сокол налетает на гусей и лебедей, а Иван Русский богатырь на рать-силу великую.
Бросился Иван Русский богатырь на врага и начал неприятеля мечом секчи и конем топтать.
Недолго длилась битва. Иван Русский богатырь всю вражескую силу-рать прибил и конем потоптал, царя Феодула в полон взял и овладел царевной Кандаулой Феодуловной. Окончивши битву, Иван Русский богатырь взял царевну Кандаулу и повел ее в свой шатер, а Еруслан Лазаревич пешком тихо вернулся из своей засады и расположился около шатра, и слышит он, что Иван Русский богатырь начал целовать и миловать царевну Кандаулу и говорит ей:
— Милая ты моя любезная, всему свету прекраснущая! Есть ли тебя в свете краше, а моего большого брата Еруслана сильнее и храбрее?
Кандаула отвечала Ивану Русскому богатырю:
— Твоего брата Еруслана храбрости я не видала, но от своего тятеньки я слыхала, что в Индийском царстве у царя Далмата есть сильномогучий богатырь, славный витязь Ивашко-белая епанча, сорочинская шапка. 33 года Ивашко-богатырь окарауливает Индийское царство, день и ночь он стоит на границе, мимо него никакой человек не прохаживал, никакой богатырь не проезживал и никакой зверь не прорыскивал. Неизвестно, кто из них будет посильнее — Еруслан или Ивашко. А я что за красивая, есть у царя Бугругора три прекрасные дочери, они живут в поле в шатре, эти три царевны будут вдесятеро лучше меня.
Выслушал Еруслан этот разговор и решил на следующий же день ехать к Бугругору посмотреть его красавиц дочек.
Наутро Еруслан встал, простился со своим названым братом Иваном Русским богатырем, сел на коня и пустился в богатырский путь. Ехал-ехал Еруслан и наехал в поле на шатер трех сестер-царевен, дочерей царя Бугругора. И как увидел богатырь молодых царевен-красавиц, так сердце его разгорелось, вьюность его разыгралась. Взял он старшую царевну Продору за руку и привлек к себе, а другим двум царевнам велел выйти из шатра. И стал Еруслан царевну Продору целовать и миловать, и говорить ей:
— Милая ты моя любезная, да всему свету прекраснущая. Есть ли тебя в свете краше, а меня, молодца, сильнее-храбрее?
И царевна Продора ему на это отвечает:
— Я что за красная! Есть в Дебрее-граде, в Вахромеевом царстве царевна Настасея Вахромеевна, она будет меня вдесятеро краше. А ты что за храбрый и сильный витязь! Вот под Индейским царством у царя Далмата есть богатырь, так доподлинно сильный и храбрый — это Ивашко-белая епанча, сорочинская шапка; 33 года он стоит на границе и окарауливает Индейское царство. А твоя обычанная храбрость только над девками!
Осердился Еруслан на царевну за эти ее смелые речи, схватил свой меч и отсек Продоре голову, а труп ее бросил под кровать. Брал богатырь другую сестру, царевну Чубубрику, завел ее в шатер и стал целовать и миловать, и спрашивать, есть ли кто в свете ее краше, а его сильнее и храбрее. Царевна Чубубрика отвечала на это так же, как и ее старшая сестра Продора.
Рассердился Еруслан и на эту царевну за ее смелый ответ и этой отсек голову, и труп спрятал под кровать.
Взял Еруслан к себе младшую царевну Легею, привел ее в шатер и стал миловать и целовать, и спрашивать ее:
— Милая ты моя любезная, да всему свету прекраснущая. Есть ли тебя в свете краше, а меня, молодца, сильнее и храбрее?
Эта девушка была умнее и осторожнее своих сестер, она вежливо богатырю отвечала:
— Не знаю я, молодец, твоей силы и храбрости, но слыхала, что под Индейским царством у царя Далмата есть сильный-могучий богатырь Ивашко, и Бог вас знает, кто из вас будет посильнее и храбрее. А я что за красная! Царевна Настасея Вахромеевна из города Дебрея вдесятеро будет меня краше.
Переночевал Еруслан ночь вместе с Легеей в шатре, а на следующее утро оседлал коня и собрался в путь. А царевна Легея ему и говорит:
— Что же ты, Еруслан, так неласково от меня уезжаешь, моему девьему образу ты не помолился, да и со мною не простился. Али я тебе в чем нагрубила?
Воротился Еруслан Лазаревич в шатер царевны, помолился ее девьему образу, с нею простился и сказал:
— Живи в поле в шатре, никого не бойся и меня к себе поджидай.
И отправился в неведомый путь; он направился к пределам Индейского царства, чтобы померяться силами с Ивашкой-богатырем, о котором он уже слишком много слышал. Едет Еруслан и думает: «Еду я на дело ратное, на побоище смертное, кто знает, буду ли нет я живой. А у своего отца благословения я не принял. Надо вернуться домой и взять у отца благословения».
Повернул Еруслан своего коня и поехал в родительский дом к отцу и скоро доехал к столичному городу Картаусова царства, подъехал и видит: столичный город со всех сторон окружен несметными полчищами царя Данилы Белого. Пробрался Еруслан чрез вражеские полчища прямо в столицу и явился к дому своего отца. Князь Лазарь Лазаревич как увидел своего сына, так несказанно ему обрадовался и сказал:
— Ах, солнышко взошло да и меня обогрело. Откуль ты взялся, Еруслан, сын мой возлюбленный?
А Еруслан Лазаревич говорит на это своему отцу:
— Молчи пока, не время теперь разговорами заниматься, все тебе после расскажу, а теперь дай мне крепкий щит да копье долгомерное, я пойду не с приятелем биться.
Не мешкая, Еруслан Лазаревич оседлал своего коня, сам снарядился в доспехи ратные и выехал за город, чтобы сразиться с врагом. Наехал он вплотную на неприятеля и крикнул своим богатырским голосом:
— Не ясён сокол налетает на гусей и лебедей, а Еруслан Лазаревич на рать-силу великую!
Начал он мечом секчи да конем топтать. Всю вражескую силу-рать мечом прибил и конем притоптал, а царя Данилу Белого к себе в полон брал.
Но Еруслан Лазаревич пожалел царя Данилу Белого, освободил его от плена и позволил ему вернуться в свое царство, только он взял с Данилы Белого клятву великую и писал с ним грамоты крепкие, в которых Данила Белый клялся и обещался так: «Ни мне, ни детям моим, ни внучатам никогда не подходить под царство Картауса и никакого зла не только не чинить, но и в мыслях не держать на царя Картауса». И была по случаю этой победы великая радость во дворце и в столице царя Картауса, и во всем его царстве, и сделал царь Картаус великий пир, подозвал он к себе Еруслана Лазаревича и при всем народе низко поклонился ему и поблагодарил за помощь и за победу над страшным и сильным врагом, и сказал Еруслану:
— Вот тебе, Еруслан Лазаревич, одно место подле меня, а другое место — напротив меня, а третье место — где тебе будет угодно. Казна моя тебе не затворенная, бери сколько угодно серебра и золота. Бери ты у меня города и пригородки с красными селами. Виноват я пред тобой, что велел тебя из царства выгнать, живи теперь в моем царстве, где хочешь.
Поклонился Еруслан Лазаревич царю Картаусу, поблагодарил за честь и за ласковое слово и сказал:
— Нет, государь, я не повадился у тебя в царстве жить, а повадился я в чистом поле гулять да и казаковать.
Пир в царском дворце удался на славу, гости много пили, много ели и веселились. Погостил Еруслан Лазаревич в родительском доме, попил, поел хлеба-соли, отдохнул как следует после богатырских подвигов, да и собрался опять в путь-дорогу. Простился он с царем Картаусом, взял от родителей благословение и пустился в богатырский путь; он направился прямо под Индейское царство, чтобы помериться силами с Ивашкой-богатырем, охраняющим царство царя Далмата.
Долго ехал Еруслан Лазаревич и наконец доехал до границ Индейского царства и видит: стоит на границе Ивашко-белая епанча, сорочинская шапка, навалился Ивашко на костыль и стоя спит, недалеко от него стоит его богатырский конь. Подъехал Еруслан Лазаревич к Ивашке-богатырю и ударил его плетью по шапке. Ивашко пробудился и спросил:
— Кто мимо моих плеч идет?
— Это я, славный витязь и сильномогучий богатырь Еруслан Лазаревич.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич?
— Иду тебя посмотреть и себя показать, хочу я с тобою побратоваться.
Сел Ивашко на богатырского коня и приготовился к бою. Еруслан Лазаревич один раз бьет доброго коня по крутым бедрам и другой раз бьет коня по крутым бедрам, сердит и горячит своего коня, а сам думает в себе: «Не дай мне убить всякого человека вострым концом копья, а дай убить тупым концом».
Богатыри разъезжаются и съезжаются, и ударил Еруслан Лазаревич Ивашку-богатыря тупым концом копья прямо в грудь против ретивого сердца и вышиб Ивашку из седла прямо на землю, а Орош-вещий конь наступил Ивашке на горло и придавил его к земле. Тем временем Еруслан не мешкал, оборачивает он свое копье вострым концом и хочет Ивашку злой смерти предать. Взмолился Ивашко и говорит:
— Славный витязь Еруслан Лазаревич, не дай мне смерти, а дай мне живота.
А Еруслан ему на это ответил:
— Брат Ивашко! Не дал бы я тебе смерти, да тебя многие девки знают, да по имени называют и тобою шибко похваляются, за это я тебя и убью.
И заколол Еруслан Ивашку. Поехал Еруслан дальше и приехал в столичный город царя Далмата, и прямо прошел в царские палаты. Царь Далмат встретил богатыря с честью и стал его спрашивать:
— Откуль ты идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Картаусова царства, я сын князя Лазаря Лазаревича и матери княжины Лепестиньи, зовут меня Ерусланом.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич?
— Я в чистом поле гулял и казаковал, а теперь ищу, где бы мне на месте пожить да послужить.
— Заезжай ко мне, мне люди надобны. Да ты покуль шел, Еруслан Лазаревич: сухим путем али водой?
— Шел я сухим путем.
— Там у меня стоит на дороге человек, ты как мимо него прошел?
— Я не знал, что это был ваш человек, да и убил его.
Услышал это царь Далмат и стал весьма печален, и сказал:
— Не для того ты, богатырь, приехал к нам, чтобы жить у нас и служить, а чтобы завладеть нашим царством.

И не стал больше царь Далмат говорить с Ерусланом и отвернулся от него. Увидел Еруслан Лазаревич, что нельзя ждать доброго приема во дворце царя Далмата, вышел из царских палат, сел на своего коня и поехал в обратный путь, вон из пределов Индейского царства. Едет Еруслан Лазаревич и думает: «Я пришел в совершенный возраст, когда можно жениться, а жениться мне охота. Если же я найду себе невесту по сердцу и бог мне велит жениться, так как же мне быть: я на это у отца с матерью благословения не имею. Надо мне вернуться домой и взять на это у родителей благословение».
Решил так Еруслан Лазаревич и поворотил своего коня в царство царя Картауса. Приехал Еруслан Лазаревич к своему отцу, а там все пусто, весь город был сожжен и разрушен до основания, и на развалинах стояла лишь одна убогая фижина[58]. Подъехал Еруслан Лазаревич к фижине, а в ней жил одинокий отшельник, старый солдат из войска царя Картауса; спросил Еруслан Лазаревич старого воина:
— Где же это Картаусово царство делось?
— Да ты откуль?
— Я этого царства житель, — отвечает Еруслан.
— Что ты? Из всего царства только я один в живых остался.
— Правильно тебе говорю я, добрый человек, я — Еруслан Лазаревич, житель этого царства.
— Если бы Еруслан Лазаревич жив был, то и царство бы наше цело было!
— Истинно я — Еруслан Лазаревич.
— Если ты истинно Еруслан Лазаревич, то после твоего отъезду много время минуло. Напал на наше царство нечестивый царь Данило Белый с тремястами тысяч своего войска, нас, ратных людей, прибил, пять тысяч чернецов на огне сжег, младенцов и малых детей до миллиона об углы разбил, весь город сжег и разрушил, твою мать злой смерти предал, твоего отца и царя Картауса в полон взял, у живых у них глаза выкопал, посадил обоих в темницу под крепкие запоры и приставил к ним стражу крепкую. А я сам пролежал среди трупов убитых солдат девять дней и девять ночей и чрез то только спасся от смерти.



Выслушал Еруслан Лазаревич сообщение отшельника-солдата, поблагодарил его, простился с ним и поехал в столичный город нечестивого царя Данилы Белого, и прибыл туда в полдень; приехал в город, видит: ребята на улке бегают, спросил их: «Где та темница, ребята, в которой царь Картаус сидит?». И ребята указали ему: «Вон там и есть темница».
Еруслан Лазаревич подъехал к темнице, всю стражу темничную перебил, разбил на дверях запоры крепкие и вошел в темницу, и видит: там сидят ослепленные царь Картаус и его отец князь Лазарь Лазаревич, и сказал им Еруслан Лазаревич:
— Здравствуй, царь Картаус да и тятенька мой Лазарь Лазаревич!
Слепые думали, что это вошли к ним враги и глумятся над ними, и ответили:
— Не смейтесь вы, проклятые татары!
— Я не татарин, я Еруслан Лазаревич.
А слепые ему отвечали:
— Кабы был жив наш Еруслан Лазаревич, так мы бы здесь не сидели и горькие беды не терпели, да и царство наше было бы цело.
— Царь Картаус и тятенька Лазарь Лазаревич, истинно я Еруслан Лазаревич
Но не верят Еруслану слепой царь и слепой отец и говорят ему:
— Как ты называешь себя Ерусланом Лазаревичем, так съезди ты за теплые моря в Читин-град к Читу Пламенному, убей его да возьми из него желчь, привези сюда и помажь у нас глаза, тогда мы свет узрим и тебя увидим, в ту пору и поверим, что ты Еруслан Лазаревич.
Выслушал слепцов Еруслан Лазаревич, вышел из темницы, сел на своего коня и поехал за теплые моря к Читу Пламенному, чтобы убить его и достать из него желчь. Отъехал Еруслан от города не слишком далеко, слез с коня и лег спать. Тем временем в городе малые ребята побежали к своим отцами и рассказали им, что к тюрьме подъезжал такой-то молодец, сам полный, глаза у него полные, а конь под ним, как лев, что молодец этот подъехал к тюрьме, всю стражу перебил, крепкие запоры на дверях разбил, вошел в темницу, где сидят ослепленные царь Картаус и князь Лазарь, но недолго у них пробыл, скоро вышел и скрылся на коне за городом. Отцы передали о случившемся царю Даниле Белому, и понял царь Данила Белый из рассказа этого, что это был Еруслан Лазаревич, не мешкая, собрал он войско в пятнадцать тысяч отборных воинов и послал это войско в погоню за богатырем.
Спит себе богатырь, беды не ведает, а Орош-вещий конь заслышал погоню и зачал ржать громко и необычно, и от этого ржанья проснулся Еруслан Лазаревич, сел он на коня и поехал навстречу войску Данилы Белого, подъезжает к войску и спрашивает:
— Вы куда едете, ребята?
— Мы едем по тебя.
— Не угнать ветра в поле и не видать вам меня, доброго молодца!
Сказал и скрылся из глаз. Солдаты только и видели, как богатырь коня поворотил, и не знают, где он девался. Задумались солдаты: «Как быть и что делать? Сказать правду, царь не поверит и смеяться будет. Скажем царю Даниле, что-де ездили, искали везде, да не могли найти богатыря».
С тем и вернулись солдаты.
Еруслан же продолжал свой путь; долог был путь его, уже целых полгода он был в пути, а все не мог доехать до Читин-града. Вот однажды едет Еруслан Лазаревич местами глухими и выехал на широкое поле, и видит: все поле покрыто мертвыми телами, здесь лежала убитая сила-рать великая. Стал Еруслан объезжать поле ратное и видит: лежит большая голова, как сильный бугор. Подивился Еруслан и поехал дальше, все поле он объехал, а нигде живой души не встретил, и он крикнул громким голосом:
— Есть ли во всей рати жив человек?
Голова та отвечает:
— Есть.
Удивился Еруслан, что отрубленная голова говорит. А голова ему продолжает:
— Ты не удивляйся, богатырь, а говори со мной. Откуль ты идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Картаусова царства, а сын я князя Лазаря Лазаревича и матери княжины Лепестиньи, а зовут меня Ерусланом.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич?
— Иду к Читу Пламенному, хочу его видеть мертвого пред собой.
И отвечает голова Еруслану:
— Разве ты, Еруслан Лазаревич, умереть хочешь раньше времени? Ты видишь мой рост, да и то Чит Пламенный меня убил. Чита Пламенного меч не сечет, да и сабля не рубит, на огне он не горит и в воде не тонет, так ты чего с ним сделаешь?
Услышал это Еруслан Лазаревич и глубоко задумался, и не знал он, что сказать голове и что делать. А голова продолжала:
— Слушай, богатырь! Я тебе добра хочу, да и разуму научу. Чит Пламенный всякого человека встречает за городом, на три версты никого до себя не допускает, всякого жжет и палит огнем-пламенем и насмерть убивает. Ты иди теперь к Читу, и когда он тебя встретит и станет огнем жечь, то ты близко к нему не наезжай, а сними шапку и начинай ею махать. Чит увидит это, перестанет палить и допустит тебя до себя; ты попросись к нему в услужение и, когда он тебя примет к себе в услужение, служи ему верно и хорошо. Когда ты обживешься, то похвались Читу достать из-под большой головы меч, и Чит Пламенный тебя пошлет за мечом, ты и приходи сюда, я выдам тебе этот меч. Меч этот лежит подо мною, под головой, и никакая сила его из-под меня не может взять без моего соизволения. Только этого меча и боится Чит Пламенный, только этим мечом и можно убить его, а своим мечом ты, Еруслан, Чита и не шевель, никакого вреда ему от твоего меча не будет.
Сказала это голова, да и смолкла. Еруслан Лазаревич поехал к Читину-граду, до города этого уже недалеко было, и скоро он туда прибыл. Чит Пламенный как только увидел приближающегося богатыря, так вышел за город и, не допуская до себя Еруслана на три версты, стал его жечь огнем и пламенем. Как ни старался Еруслан Лазаревич поближе подойти к Читу, не мог — огнем жжет. Тогда Еруслан взял шапку и ею стал махать. Завидел это Чит Пламенный и перестал жечь огнем и допустил к себе богатыря, и стал его спрашивать:
— Ты откуль идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Картаусова царства, а сын я князя Лазаря Лазаревича и матери княжины Лепестиньи.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич?
— В чистом поле я гулял да казаковал, а теперь ищу ласкового царя, где бы мне на месте пожить, да и послужить, да тух бы мне красные порты износить, доброго коня изъездить.
— Живи у меня, в царстве люди надобны.
И остался Еруслан во дворце Чита Пламенного, и жаловал его Чит Пламенный ниже всех своих богатырей. Жил Еруслан и служил. Однажды Чит Пламенный задумал погулять и охотой себя потешить; собрал он своих богатырей, а с ними и Еруслана Лазаревича, и поехал с ними за охотой в леса и луга; охотники зашли далеко и очутились неподалеку от того поля, на котором лежала большая голова, и Еруслан Лазаревич помянул об этой голове:
— Государь, когда я ехал в ваше царство, то на дороге встретил большое ратное поле, покрытое трупами убитых воинов, и на поле том лежит большая голова.
При этом напоминании Чит Пламенный стал весьма печален. Заметил это Еруслан и спросил:
— Государь, почто ты стал так печален?
— Ах, Еруслан Лазаревич, та голова лежит у меня на печенях; есть под ней меч, и того меча я боюсь. Никакой другой меч меня взять не может. Много сильномогучих богатырей пытались достать тот меч, да не могли и пошевелить этой головы — сила не берет.
— Царь Чит Пламенный! Я тебе тот меч достану.
— Ну, Еруслан Лазаревич, как ты мне тот меч достанешь, так я тебя стану любить и жаловать. Я дам тебе города и пригородки и с красными селами. И казна моя будет тебе незатворенная — бери сколько хочешь! Только знай, Еруслан Лазаревич, похвалился ты на словах, так сделай и на деле. А как ты того меча не достанешь, то ты от меня нигде не уйдешь: ни в воде, ни в земле, ни под камнем, и хоть ты во семидесятое царство уйдешь, то я тебя и там достану.
Еруслан Лазаревич опять обещал Читу Пламенному, что достанет тот меч из-под головы. После этого Чит Пламенный со своими богатырями вернулся домой, а Еруслан Лазаревич поехал прямо на ратное поле к большой голове за мечом. Подъехал Еруслан Лазаревич к голове и, не слезая с коня, сказал:
— Ну, голова, отдай же мне меч, как ты обещала.
Голова молчала и меча не выдавала. Тогда Еруслан слез с
коня, низко поклонился голове и опять стал просить голову выдать ему меч. Голова все молчала. Прослезился богатырь, еще ниже поклонился он голове и со слезами стал просить и молить голову выдать ему меч. Тогда голова сама собою сдвинулась с места, меч обнаружился, и Еруслан взял меч, сел на коня и повернул в обратный путь; отъезжает он от головы и говорит: «Прежде я никаким богатырям не кланялся, а теперь дошло — и голове кланяюсь».
Грозно заговорила голова:
— Воротись, Еруслан!
Воротился Еруслан Лазаревич и того пуще завыл, так горючими слезами и обливается, сошел Еруслан с коня, подошел к голове, низко ей поклонился и сказал:
— Виноват я пред тобою, голова!
Голова ему на это отвечала:
— Неразумный ты, Еруслан Лазаревич, ты завладел мечом и думаешь, что этим все дело сделал. И с мечом можешь голову потерять. Я тебе добра хочу и разуму научу. Поезжай теперь в Читин-град. Чит Пламенный как увидит тебя с мечом, так на своем царском месте не усидит и встретит тебя середь двора, а ты его бей мечом, да ударь один раз, если ты два раза ударишь, Чит Пламенный оживет и тебя же убьет. Вынь из Чита Пламенного желчь, приезжай сюда и меня оживи.
Выслушал Еруслан Лазаревич речь головы, поклонился ей и поехал в обратный путь, и скоро прибыл в Читин-град. Чит Пламенный как только увидел Еруслана с мечом, так не мог усидеть на своем царском месте, бросился он встречать богатыря, встретил его середь двора и сказал:
— Спасибо тебе, Еруслан Лазаревич, что достал ты меч из-под головы. Жалую я тебя городами с пригородками и с красными селами и еще жалую я тебя несчетной золотой казной. Давай же скорее мне меч!
И протянул Чит Пламенный руку взять меч, тогда Еруслан Лазаревич ударил один раз мечом Чита Пламенного и убил его на месте. Богатыри Чита Пламенного говорят Еруслану: «Бей во второй раз!». А Еруслан им на это отвечает: «Нет, вы не гораздо говорите, богатырская рука однажды ударит, а добро сделает».
Тогда все богатыри схватились за мечи и кинулись на Еруслана Лазаревича. А Еруслан Лазаревич не плошал: схватил он в одну руку свой меч, а в другую руку меч из-под головы и начал сечь богатырей и много из них убил, оставшиеся же в живых взмолились Еруслану: «Оставь нас в живых и будь воля твоя над нами. Оставайся в нашем царстве и будь нашим царем на место Чита Пламенного».
Смиловался Еруслан над богатырями и оставил их в живых, но отказался быть их царем и сказал им:
— Нет, богатыри, я вам не царь, ищите себе другого царя.
После того Еруслан вспарывал Читу Пламенному груди
белые, доставал из них желчь, положил ее в сумку и того же разу уехал из Читин-града. Доехал Еруслан Лазаревич до поля ратного, где лежала большая голова, подтащил голову к ее туловищу и смазал желчью, и того же разу голова приросла к туловищу, и богатырь ожил и поднялся на ноги. И сказал оживший великан богатырю Еруслану Лазаревичу:
— Спасибо тебе, богатырь, что оживил меня. Я — Росланей Проходович, царство мое тоже за теплыми морями в Подольской Орде, неподалеку от царства Чита Пламенного. Ты видишь, какой я великан; я от матери родился величиною в сажень, а когда мне было десять лет, то не только ни один богатырь не мог меня одолеть, а даже взора моего выдержать не мог, и не уходил от меня никакой зверь. Будь ты мне, Еруслан Лазаревич, меньшой брат, а я тебе большой.
После того богатыри распростились и поехали в разные стороны. Опять Еруслан Лазаревич был в пути целых полгода и наконец добрался до столичного города Данилы Белого, подъехал Еруслан к темнице, всю стражу прибил и замки на дверях разбил, вошел в темницу и сказал:
— Здравствуйте, царь Картаус и тятенька Лазарь Лазаревич! Сослужил я вам ту службу, которую вы мне велели, и достал желчи из Чита Пламенного.
— Ну, мажь у нас глаза, мы свет узрим и тебя увидим.
Еруслан Лазаревич вынул желчь, смазал слепцам глаза, и
они увидели свет. Обрадовались царь Картаус и Лазарь Лазаревич Еруслану и стали его спрашивать:
— Где ты по ся время был и что ты делал?
А Еруслан им говорит:
— Теперь не время разговорами заниматься, после все скажу.
Вышел Еруслан, сел на коня и закричал своим громким богатырским голосом. Данил Белый услышал богатырский голос и признал Еруслана Лазаревича, приказал Данило Белый в рог трубить и в тимпаны бить, и собралось войска видимо-невидимо и приготовилось к войне с Ерусланом. Как увидел это Еруслан Лазаревич, так и крикнул своим богатырским голосом:
— Не ясен сокол налетает на гусей и лебедей и на серых утиц, а Еруслан Лазаревич на силу-рать великую!
Кинулся богатырь на врагов и зачал их мечом сечь и конем топтать и все вражеское войско прибил и конем перетоптал, а Данилу Белого в полон взял. Выкопал он у Данилы Белого глаза и посадил его в ту самую темницу, где сидели до того царь Картаус и князь Лазарь; жену Данилы Белого он злой смерти предал. Царя же Картауса поставил на царство Данилы Белого.
После того Еруслан погостил в царском дворце, отдохнул после богатырских подвигов, попил-поел хлеба-соли и опять собрался в путь искать себе невесту; простился он с царем Картаусом, взял благословение у своего отца и поехал. Царь и отец уговаривали Еруслана не ездить и остаться дома, но он их не послушал и сказал:
— Хочу жениться, поеду искать себе жену.
И поехал Еруслан прямо в Дебрей-град в Вахромеево царство, чтобы жениться на царевне, на прекрасной Настасее Вахромеевне.
Едет богатырь и не знает, что Дебрей-град посетило великое несчастье: около города пролегало большое и глубокое озеро, и в глубине этого озера завелося чудо — трехглавый змей. Каждый год это чудо-змей выходило из озера в город и пожирало многих людей. И царь Вахромей и все его люди были в великом горе и не знали, как избыть беду: ни один богатырь не смог справиться и одолеть змея.
Путь Еруслану лежал как раз мимо этого озера; едет он берегом озера и беды не чает. Вдруг из озера выскочил на берег чудо-трехглавый змей, конь испугался и прянул в сторону, и Еруслан упал с коня на землю. Чудо-змей схватил Еруслана и потащил к озеру. Еруслан кое-как оправился, извернулся, изловчился и сел змею на спину, схватил меч, отсек змею одну голову, отсек другую, занес меч, чтобы отсечь и третью голову. Тут-то чудо-змей и взмолился, и сказал богатырю:
— Славный витязь Еруслан Лазаревич, отпусти ты меня живым хоть с одной головой. Я не буду больше есть людей, буду я жить в глубине озера и буду есть рыбу да болотину. За это дам я тебе великий дар — камень самоцветный, который лежит у меня в глубине озера.
— Хорошо, дам тебе жизнь, — сказал богатырь, — вези меня в свое подводное царство и дай мне камень самоцветный.
Того же разу чудо-змей на себе повез Еруслана на дно озера и там передал ему камень самоцветный. Взял Еруслан камень и говорит змею:
— Вези меня обратно на сухой берег, как же я отсюда выйду?
Змей подхватил богатыря и вынес его на берег, и Еруслан взял меч и отсек змею третью голову, и убил его.
Идет Еруслан в Дебрей-град, а там уже и царь, и весь народ высыпали на городские стены и смотрят на дивного богатыря, как он расправляется и убивает чудо-змея. Подходит Еруслан Лазаревич к Дебрею-граду, пред ним широко отворили ворота, и сам царь Вахромей и весь его народ встречают богатыря с честью и с радостью, и с великим весельем; все кланяются богатырю и благодарят за свое спасение. Царь Вахромей пригласил Еруслана к себе во дворец в палаты белокаменные, поклонился ему и сказал:
— Спасибо тебе, сильномогучий богатырь Еруслан Лазаревич, что ты избавил меня и весь мой народ от страшного чудо-змея. Вот тебе, богатырь, одно место подле меня, а другое место напротив меня, а третье — где тебе будет угодно. Бери из моей казны злата-серебра, сколько хочешь. А если пожелаешь, то я отдам за тебя и свою единственную дочь Настасею.
А ему Еруслан на это сказал:
— Царь Вахромей, вашу дочь я бы посмотрел.
Того же разу царь Вахромей пошел в покои своей дочери, велел ей одеться в свое драгоценное платье, взял ее за руку и вывел к Еруслану. И как увидел Еруслан царевну, так сердце его весьма разгорелось, и вьюность его разыгралась. Поклонился Еруслан царю и говорит:
— Царь Вахромей, ваша дочь мне нравится.
Было уложено назавтра же сыграть свадьбу. Наступила ночь, и Еруслан лег на постель, но во всю ночь он и заснуть не мог, все про свою невесту-красавицу думает, не чает, когда и ночь пройдет.
Наутро все встали и отправились к венцу, после венца вернулись в брачный покой и стали пить, есть и веселиться. Настало время, и молодых повели на подклет, а гости в царских палатах все еще продолжали пировать и веселиться. Лежит Еруслан со своей молодой женой на подклети, целует и милует ее, и говорит ей:
— Милая ты моя, любезная, да всему свету прекраснущая! Есть ли в свете тебя баще, а меня, молодца, сильнее и храбрее?
Настасея Вахромеевна ему отвечает:
— Супруг мой возлюбленный, в свете нет тебя сильнее и храбрее, а меня краше есть: в Солнечном граде, в Девическом царстве живет девица, сама царствует, сама царством владеет, она вдесятеро будет меня краше.
Наутро Еруслан встал и собрался в путь, забыл он красавицу жену и захотел увидеть царь-девицу в Солнечном граде. Настасея Вахромеевна говорит Еруслану:
— Милый ты мой друг, законный мой супруг, уедешь ты от меня в Солнечный град, в Девическое царство и забудешь меня.
И Еруслан слукавил пред своей женой и сказал ей:
— Что ты, моя супруга, куда я от тебя поеду? Я только съезжу и спроведаю своего отца и скоро вернусь к тебе.
После этого Еруслан передал жене тот самоцветный камень, который дал ему чудо-змей и сказал ей:
— Ты теперь очеревастела, если родишь сына, отдай ему этот камень, пусть он вделает в золотой перстень и носит на руке, а если родишь дочь, то отдай камень ей в приданое.
И уехал Еруслан и направился прямо в Солнечный град. Девять месяцов Еруслан был в пути и дороге и наконец прибыл в Солнечный град в Девическом царстве и прямо пошел в царский дворец в палаты царь-девицы. Как вошел Еруслан в палаты белокаменные, да как увидел он красавицу царицу, так из ума вон. И забыл он все на свете, забыл, что он женатый. Понравился и Еруслан царь-девице. Она встречала богатыря с честью и радостью и спросила его:
— Ты откуль идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Картаусова царства, а сын я князя Лазаря Лазаревича и матери княжины Лепестиньи, зовут меня Еруслан.
— Куда твой путь лежит, Еруслан Лазаревич? — спросила царица.
— Иду тебя посмотреть и себя показать.
— Заезжай, богатырь, и будь воля твоя надо мной.
Остался Еруслан у солнечной царицы и стал с ней жить
как с женой. Тем временем у Настасеи Вахромеевны родился сын, похожий на своего отца Еруслана, и дали ребенку имя тоже Еруслан. Ребенок рос и с малых лет проявил силу непомерную, ребенку сравнялось шесть лет, бегал он к своему деду царю Вахромею во двор и там играл и забавлялся с княжескими и боярскими детьми. Дети смеялись и дразнили мальчика Еруслана за то, что он не отеческий сын; мальчик Еруслан сердился и по-своему расправлялся с товарищами: кого ухватит за руку — рука прочь, кого ухватит за ногу — нога прочь, а кого ухватит за голову — голова прочь. Однажды дети особенно сильно рассердили мальчика Еруслана, и он прибежал к своей матери и спросил ее:
— Мамонька, есть ли у меня тятенька?
— Есть, — отвечает мать.
— А где он живет?
— В Солнечном граде, в Девическом царстве. Давно уже он туда уехал, да там и живет до сих пор.
— Мамонька, я поеду искать тятеньку.
— Поезжай с Богом!
Выбрал мальчик себе богатырского коня, который ему может вовеки служить, благословился у деда и матери и пустился в путь. Ехал молодой богатырь девять месяцев и доехал до Солнечного града, и как подъехал к городу, так и вскричал богатырским голосом. Услышал Еруслан Лазаревич богатырский голос и говорит:
— Это явился богатырь, да млад, пойду и убью его.
Приказал Еруслан Лазаревич оседлать своего коня, вышел, сел на коня и поехал за город, и как увидел юного богатыря, так и крикнул:
— Не два ясных сокола слетаются, а богатырь с богатырем съезжаются!
И кинулся на юного Еруслана. Горячат и сердят богатыри своих коней, юный Еруслан Ерусланович думает в себе: «Не дай мне убить всякого острым концом копья, а дай убить тупым». Разъехались богатыри и съехались, и ударил юный богатырь тупым концом копья Еруслана Лазаревича прямо в грудь против ретивого сердца и мало не вышиб его из седла, насилу Еруслан Лазаревич удержался в седле. Почувствовал Еруслан Лазаревич богатырский удар и говорит:
— Ах, вьюнош, млад ты, а не гораздо шутишь.
Разъехались богатыри и съехались второй раз. Еруслан
Лазаревич ударил тупым концом копья юного богатыря в грудь против ретивого сердца и вышиб его из седла на землю. А Орош-вещий конь наступил юному богатырю ногою на доспешное ожерелье. Повернул Еруслан Лазаревич копье острым концом и хочет юношу злой смерти предать. Ухватился юный богатырь правой рукой за копье, и увидел Еруслан Лазаревич на руке юного богатыря золотое кольцо с тем камнем самоцветным, который он у чуда-змея достал, и стал спрашивать юношу:
— Ты откуль идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Дёбрея-града из Вахромеева царства, сын я прекрасной Настасеи Вахромеевны, зовут меня Ерусланом.
Слез Еруслан Лазаревич с коня, берет юного богатыря за руки и называет его милым сыном. Тут только и вспомнил Еруслан Лазаревич, что он был женатый, ранее же он совсем об этом забыл. Сели богатыри на коней и поехали прямо в Дебрей-град, а в Солнечный град даже и не заехали, и не простились с царицей. Дорогой Еруслан Лазаревич говорит своему сыну:
— Кабы ты не сказал мне, что ты мой сын, так я убил бы тебя.
А сын ему на это отвечает:
— Кабы у меня сила взяла, так я и знал бы, что ты отец, да убил бы тебя за то, что ты бросил свою жену и уехал к чужой.
Девять месяцев ехали богатыри и наконец приехали в Дебрей-град. Увидели в городе, что возвращаются два Еруслана, и встречали их с радостью и весельем. Приехали богатыри домой и стали пить, есть и веселиться. Время шло, престарелый царь Вахромей умер, его похоронили с честью, а его престол занял Еруслан Лазаревич и сделался царем Вахромеева царства.
Прошло так сколько там времени. Однажды Еруслан Лазаревич подозвал к себе сына Еруслана Еруслановича и сказал ему:
— Сын мой, съезди ты к моему меньшому названому брату Ивану Русскому богатырю, он живет и царствует в царстве Феодула-змея, скажи ему от меня челобитье и от него привези. Да поезжай ты за теплые моря в Подольскую Орду к моему большому названому брату Росланею Проходовичу, скажи ему от меня челобитье и от него привези. Да съезди ты напоследок того к моему тятеньке, а твоему дедушке, ко князю Лазарю и к царю Картаусу, они живут в царстве Данилы Белого, скажи им мое челобитье и от них привези.
Выслушал Еруслан Ерусланович приказ своего отца, собрался в путь и поехал. Поехал богатырь к Ивану Русскому богатырю и приехал в его царство, а Иван Русский богатырь в это время был в поле, гулял и тешил себя охотой; завидел царь юного богатыря и не знал, что он в гости к нему едет, а подумал, что богатырь этот явился затем, чтобы овладеть его царством. Кинулся Иван Русский богатырь на богатыря с мечом, а Еруслан Ерусланович ударил Ивана Русского богатыря копьем в грудь и нанес ему глубокую рану. Иван Русский богатырь стал спрашивать богатыря:
— Ты откуль идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Вахромеева царства, я сын прекрасной Настасеи и отца Еруслана Лазаревича, а зовут меня Ерусланом же.
Понял Иван Русский богатырь свою ошибку, взял он юного богатыря за руку и повел в свой дворец в палаты белокаменные. Затем Иван Русский богатырь написал такое письмо: «Названому моему большому брату Еруслану Лазаревичу с супругой вашей с прекрасной Настасеей Вахромеевной. Был твой сын у меня в гостях, а я не чаял, что он пришел ко мне в гости, кинулся на него с мечом, а он ударил меня копьем в грудь против сердца ретивого и нанес мне глубокую рану, которую и по ся время залечить не могу».
Отдохнул богатырь Еруслан Ерусланович после дороги, взял это письмо и поехал дальше.
Молодой Еруслан теперь направился за теплые моря в Подольскую Орду. Приехал молодой богатырь в Подольскую Орду и пошел прямо к Росланею Проходовичу, да как увидал огромного великана с большой головой, так выхватил меч и ударил по голове, и нанес рану. А великан Росланей Проходович на то не осердился и спросил его:
— Ты откуль идешь, да какого ты отца-матери сын и как тебя зовут?
— Я иду из Вахромеева царства, я сын прекрасной Настасеи и отца Еруслана Лазаревича; зовут меня Ерусланом.
— Ах ты, вьюнош млад! Кабы ты мне не сказался, так я бы тебя до смерти убил.
А Еруслан Ерусланович ему на это в ответ говорит:
— По своей силе-храбрости я бы тебя до смерти убил.
Но и на это великан не осердился, напоил он и накормил молодого богатыря, и написал такое письмо: «Названому моему меньшому брату Еруслану Лазаревичу с супругой вашей Настасеей Вахромеевной. Был твой сын у меня в гостях, задал он мне мечом рану на голове и по ся время не могу залечить ее».
Взял это письмо богатырь и поехал к своему деду и к царю Картаусу. Приехал и погостил у деда князя Лазаря и у царя Картауса. Князь Лазарь тоже написал письмо такого содержания: «Любезному моему сыну Еруслану Лазаревичу и с супругой вашей Настасеей Вахромеевной. Был твой сын у нас и погостил, а мы все живем здравы и благополучны».
Взял Еруслан Ерусланович это письмо и поехал в обратный путь. Едет молодой богатырь путем-дорогой и видит: стоит на дороге человек старый, ростом малый и не дает проходу; думает богатырь: «Убью я старика». А старик ему и говорит:
— Бедный богатырь! Ты меня хочешь убить, а с меня, со старого человека, взять нечего.
Осердился Еруслан Ерусланович и кинулся на старика с мечом, а старик на него дунул и духом вышиб богатыря из седла, и тот полетел на землю и пал замертво. Подхватил старик богатыря на руки и стал его спрашивать:
— Не того ли ты богатыря сын, который царствует в Дебрее-граде в Вахромеевом царстве?
— Того самого.
— Ну, поезжай ты, да не хвались мною.
Пошел старик своей дорогой, а богатырь продолжал свой путь и скоро вернулся домой. Целых пять лет был в отъезде Еруслан Ерусланович. Встретил Еруслан Лазаревич своего сына и стал его спрашивать, где он был и что видел, и сын рассказал ему, что был везде, куда посылал его отец, и передал отцу все письма. Еруслан Лазаревич внимательно прочитал письма и остался доволен исполнительностью сына.
После того Еруслан Ерусланович рассказал своему отцу про свою встречу со стариком на дороге и о том, как его старик одним духом вышиб из седла и как потом отпустил его с наказом никогда им не хвалиться.
Выслушал Еруслан Лазаревич рассказ своего сына про старика и сказал сыну:
— Сын мой, никогда ты не хвались этим стариком!
Но того, почему не следовало хвалиться им и кто был этот старик, Еруслан Лазаревич не объяснил.
Еруслан Лазаревич прожил на свете 49 лет и умер, супруга его Настасея Вахромеевна плакала по нем неутешно день и ночь и недолго прожила, скоро умерла. Остался Еруслан Ерусланович один и наследовал после своего отца его царство, и сделался царем. Поехал Еруслан Ерусланович в Солнечный град в Девическом царстве и женился на царь-девице, с которою его отец, Еруслан Лазаревич, жил невенчанный. Привез Еруслан Ерусланович к себе красавицу жену и стал с ней жить да поживать, да добра наживать.


Петр Егорович Уткин,
деревня Дуброва Тюменского уезда
Гилеволиповской волости.
12 февраля 1907 года.





Сивка-Бурка, вещая коурка
Сказка



Сказка-приказка, прикована невестка за ручку, за ножку, за синь калпак, за зелен сафьян. Сказать ли сказочку?
— Скажи, дедушко!
— Ну, слушай, да не перебивай!


* * *


В одном селе жил богатый крестьянин-старик; старик был известен в народе как человек сильный и могучий, и непростой, а знающий — он был большой знахарь. У старика было три сына: Федор, Василий и Иван, двое старших были умные, а третий — дурак. Старик долго жил и наконец заболел и почувствовал приближение смерти; пред смертью он призвал к себе своих трех сыновей и сказал им:
— Любезные мои сынки, скоро я умру, исполните мою волю последнюю — родительскую. Когда я умру, то вы с честью похороните меня, а затем в первые три ночи приходите ко мне на могилу по очереди ночевать: в первую ночь придет ко мне старший сын Федор, во вторую ночь средний, Василий, и в третью ночью ко мне придет Ванюшка-дурачок. Исполните мою волю, будете наделены в жизни большим счастьем.
Сыновья выслушали слова родителя, поклонились ему и обещали исполнить его волю. Старик благословил своих детей и скоро умер. Дети с честью похоронили своего отца и много по нем плакали.
Настала ночь, и старшему сыну Федору нужно было идти на могилу покойного отца, но он был труслив, а больше того ленив, и не хотел идти в темную ночь на могилу. Подозвал он младшего брата Ивана-дурачка и сказал ему:
— Ванька, иди за меня на могилу к батюшке и ночуй там, а я тебе за это в городе куплю красный кушак и красную шапку.
А дурачок рад — отер себе сопли кулаком и говорит:
— Ну что ж, коли купишь красный кушак и красную шапку, так я и пойду ночую на могиле батюшки.
Собрался Ванюшка-дурачок, взял подушку и войлочок и пошел на могилку к отцу. Там, на могилке, Ванюшка-дурачок постелил войлочок, положил подушечку и скоро заснул. Вдруг в полночь могила вздрогнула, с боку на бок заколыбалась, и из могилы вышел старик отец и сказал:
— Это ты, Федя?
— Нет, это я, батюшко.
— А, это ты, Ванюшка. А что же Федор не пришел?
— Кто его знает, должно — напугался. Он послал меня и обещал мне за это красный кушак и красную шапку.
— А, значит, сытый, заелся парень. Ну и ладно, останется ни при чем.
После этого старик свистнул молодецким посвистом и гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко[59], на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик сказал сыну:
— Слушай, Ванюшка, в таком-то потайном месте есть подземелье, а в этом подземелье спрятана сбруя конская и доспехи богатырские: медная шапка и крепкий щит телохранительный, палица боевая, меч-самосеч и копье долгомерное. Опричь того там припасено много платья дорогого цветного и мыльце камфорное; оденешься в платье цветное, умоешься мыльцем камфорным и будешь умником, молодцом и таким красавцем, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Поговорил старик еще со своим сыном Ванюшкой, пропел петух, и старик скрылся в могиле. Ванюшка же опять лег на могилку и проспал до утра.
Утром Иван проснулся, собрал свою постелю и вернулся домой. Братья как только увидели Ивана, так и стали спрашивать:
— Скажи, Ванька, что там было на могиле, кого видел, чего слышал?
— Никого не видал, ничего не слыхал.
И затем Иван-дурак обернулся онучами, прикрылся рваным зипунишком, залез на печь и спит себе без заботушки. И братья вволю посмеялись над дураком: смелый же наш Ванька, ничего не боится — дурак, так дурак и есть.
Настала вторая ночь, наступила очередь второму сыну Василию идти ночевать на могилу к родителю. Боится Василий, был он трусливее Федора, а пуще того ленив он был: охота ли из теплой хаты идти под открытое небо ночевать, да еще на могиле. Подозвал Василий Ивана и говорит ему:
— Ванька, ступай и за меня ночуй на могиле батюшки. Я тебе за это куплю в городе красную рубаху и красные сапоги.
И дурак ответил:
— Ну что ж, коли купишь красную рубаху и красные сапоги, то я и пойду ночую на могиле батюшки.
Взял Иван подушку и войлочок, пошел на отцовскую могилу и лег спать. В полночь могила вздрогнула, с боку на бок всколыбалася, и опять старик явился из могилы и спрашивает:
— Это ты, Василий?
— Нет, это я, батюшко.
— Опять ты, Ванюшка. А Василий чего ж не пришел?
— А кто его знает! Боится, должно быть, послал меня вместо себя и обещал мне за это красную рубаху и красные сапоги.
Обидно было старику, и он с грустью сказал:
— Ну, значит, сытый, заелся парень. И не надо, так останется.
Опять старик свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил вещего коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик еще побеседовал с Ваней, учил его уму-разуму, как надо жить, как с людями хлеб-соль водить. Пропели петухи, и старик убрался в могилу. Поутру дурак вернулся домой, и братья стали его расспрашивать: «Что и как, чего видал, чего слыхал?» А Иван-дурак опять свое:
— Никого не видал, ничего не слыхал.
Вытер дурак сопли кулаком, завернулся в онучи и рваный зипунишко, залез на печь и спит. Пуще прежнего братья над дураком посмеялись.
Настала третья ночь — очередь самого Ивана. Без дальних разговоров Иван взял свою постельку и отправился на могилу отца. В полночь могила вздрогнула, с боку на бок всколыбалась, и из нее вышел старик и спрашивает:
— Это ты, Ванюшка?
— Я, батюшко.
— Молодец ты, Ваня, что исполнил мою волю и не забыл моего наказа родительского.
Похвалил отец Ванюшку и таково ласково погладил его по голове. Затем свистнул молодецким посвистом и гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурко, на пору-на время ко мне поспешай.
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Что, господин-хозяин, надо?
— А вот что, добрый конь мой, даю я тебе мой крепкий наказ: теперь уж не я твой хозяин, а хозяин тебе будет мой сын Ванюшка; служи ему верой-правдой неизменной, как служил и мне. Где бы ты ни был, где бы ты ни гулял, будешь ли ты мчаться по полям широким или гулять по лугам зеленым, а на пору-на время к Ванюшке поспешай и на всякий зов к нему являйся. Где я бывал, туда и Ванюшку неси, куда твой хозяин захочет, туда и ступай.
Конь ответил старику:
— Хорошо, господин-хозяин, буду я служить твоему сыну Ванюшке верой-правдой неизменной, как служил тебе.
Старик отпустил вещего коня в поле чистое гулять по траве шелковой. Затем старик говорит Ванюшке:
— Теперь, Ваня, настало мне время предаться земле, лягу я в сырую землю навеки и буду спать в могиле непробудным сном. Больше ко мне на могилу ты, Ванюшка, уж не приходи.
После того старик отец еще раз благословил сына Ивана и простился с ним. Пропел петух, и старик скрылся в могиле.
Жалко было Ивану, что он не увидит больше батюшки. И залился он горькими слезами и проплакал всю ночь до утра. А поутру собрал он постельку и вернулся домой. Братья опять его расспрашивать: «Чего, Иван, видал и чего слыхал?». Иван опять им в ответ: «Никого не видал, ничего не слыхал». Обернулся Иванушко-дурачок тряпьем и онучами, завалился на печь и спит себе без заботушки. Пуще прежнего братья над дураком смеются и потешаются и говорят ему: «Дурак — так дурак и есть!».
Много ли, мало ли времени прошло после того — неизвестно, сказка скоро сказывается, да поры-время много минуется. Только собрались братья Ивана в город и повезли на базар воза с хлебом. Братья выгодно продали хлеб, получили деньги и загуляли-запировали, и все деньги пропили; накупили они обнов для своих жен, а про дурака-то и забыли, и обещанных подарков ему не купили. Вернулись братья из города и стали рассказывать городские новости. Они сказали: «У нашего царя осталась одна дочь царевна Елена Прекрасная, две старшие дочери царя были уже замужем за важными генералами. Много женихов сваталось за царевну Елену Прекрасную, но она всем женихам отказывала и наконец объявила, что выйдет замуж лишь за того, кто достанет ширинку с высокого балкона. Ширинку же ту сама царевна вышивала и расшивала ее золотом-серебром и камнями самоцветными. Царь клич кликнул по всем городам, селам и деревням, чтобы к такому-то дню со всего царства съехались князья и бояре, и знатные рыцари; кто достанет ширинку с высокого балкона, за того он и выдаст царевну».
Рассказали братья об этом и добавили: «Обязательно мы поедем в столицу людей посмотреть и себя показать; любопытно знать, кто достанет ширинку».
В назначенный день братья рано утром встали, запрягли лошадей, каких подобрее, надели на себя кафтаны, какие поновее, и собрались в город. Иван-дурак просит братьев:
— Возьмите и меня с собою.
А братья на него забранились:
— Куда тебя, дурака, брать, людям на посмешище, еще задавят тебя в народе.
И уехали одни. Иван-дурачок проводил братьев, а затем пошел во двор, взял самую плохую лошадь, сел на нее задом наперед, ухватился за хвост и погнал клячу за деревню, а сам свищет и песни дурацкие поет во все горло на потеху добрым людям. Выехал Иван за деревню, содрал с клячи кожу и повесил кожу на дерево, а мясо бросил и крикнул:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
А затем Иван вышел в чистое поле, в широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверху-то черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных, не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. Подъезжает Иван к городу и видит: стоит высокая башня, а на балконе стоит царская дочь, писаная красавица: из кости в кость мозг переливается, — и тут же на краю балкона лежит ширинка, шитая золотом и шелками разноцветными. А в городе народу — видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Завидел Иван молодую царевну, и взыгралось его молодецкое сердце, пуще прежнего он бодрит и горячит своего коня. Сделал конь богатырский скок, Иван протянул руку к ширинке и только на аршинчик не мог достать ширинки.
Между тем богатырский конь не останавливался и проскакал весь город и быстро скрылся с седоком. Царь и весь народ так и ахнули от удивления и восхищения. Послал царь гонцов вслед за Иваном просить его в палаты царские за царский стол. Но где же гонцам догнать Иванушку — от него и след простыл.
Вернулся Иван домой, отпустил Сивку-бурку гулять на воле, а сам разделся и спрятал в подземелье свое цветное платье и конскую сбрую, а затем вернулся домой, залез на печь и лежит как ни в чем не бывало.
Вернулись из города братья и рассказывают дома, каких чудес нагляделись они в городе, сколько было народу и как неизвестный витязь чуть не достал с балкона ширинку. Слушает их Иван и говорит им:
— Эх вы, дураки, ведь это я был на коне-то.
Братья на него забранились:
— Подь ты к черту, дурак сопливый, где уж тебе, куда тебе, сопляку, молчал бы уж, сидел за печкой.
И дурак замолчал и завалился на печь.
Вторично кликнул царь клич по всему своему государству, чтобы съезжались женихи доставать ширинку царевны с высокого балкона. Опять снарядились братья и собрались ехать в город, чтобы полюбоваться на дивное зрелище.
Иван опять их просит:
— Возьмите меня с собой.
И братья на него крикнули:
— Куда тебя, сопляка, брать с собою, на посмешище только; еще задавят, народу-то там видимо-невидимо.
Проводил дурак братьев, а сам пошел во двор, опять взял клячу, сел задом наперед, засвистал и запел во все дурацкое горло, и выехал за деревню; там Иван содрал с лошади кожу и повесил ее на дерево рядом с первой, а мясо бросил и закричал:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
Затем вышел в чистое поле, широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.
Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверх того черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. Подъезжает Иван к городу и видит: стоит высокая башня, а на балконе стоит царская дочь, писаная красавица: из кости в кость мозг переливается, — и тут же на балконе лежит ширинка, шитая золотом и шелками разноцветными. А в городе народу — видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы-женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Завидел Иван молодую царевну, и взыгралось его молодецкое сердце, пуще прежнего бодрит и горячит коня своего. Богатырский конь сделал скок, Иван протянул руку к ширинке и только перстиками ее задел, а схватить не успел. Конь проскакал город и скрылся. Царь и весь народ так и ахнули от удивления и восхищения. Послал царь гонцов вслед за Иваном просить его в царские палаты за царский стал. Но где же гонцам догнать Иванушку: от него и след простыл.
Вернулся Иван домой, отпустил Сивку-бурку гулять по воле, а сам разделся и спрятал в подземелье свое цветное платье и конскую сбрую, а затем вернулся в свой дом, залез на печь и лежит как ни в чем не бывало.
Вернулись из города братья и рассказывают дома, каких чудес нагляделись они в городе, сколько в городе было народу и как неизвестный витязь чуть не достал с балкона ширинку. Слушает их Иван и говорит им:
— Эх вы, дураки, ведь это я был на коне-то!
Братья на него пуще прежнего забранились:
— Подь ты к черту, дурак сопливый, где уж тебе, куда тебе, сопляку! Молчал бы уж, сидел бы за печкой.
И дурак замолчал и завалился снова на печь.
В третий раз царь кликнул клич. Опять братья собрались в город, а Иванушко на этот раз уже не просит братьев взять его с собой.
Проводил дурак братьев, а сам пошел во двор, опять взял клячу, сел задом наперед, засвистал и запел во все дурацкое горло, и выехал за деревню; там Иван содрал с лошади шкуру и повесил ее на дерево рядом с первыми, а мясо бросил и закричал:
— Сороки-вороны, слетайтеся, ешьте мясо и поминайте батюшкину душу.
Затем вышел в чистое поле, широкое раздолье, свистнул молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко стал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Нужно мне, добрый конь мой, ехать в столичный город и достать с высокого балкона ширинку, которую царская дочь Елена Прекрасная расшила золотом, серебром и шелками разноцветными.
После того Иван спустился в тайное подземелье, умылся мыльцем камфорным, оделся в платье цветное и сделался умником и таким красивым добрым молодцом, что ни в сказке сказать, ни пером написать.
Надевал он на себя доспехи богатырские: на голову шапку медную, в руки крепкий щит телохранительный, взял он палицу боевую, меч-самосеч и копье долгомерное.



Надевал он потом на коня узду тесмяную и сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверху того черкасское седло, подтягивал двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а золото на земле ведь никогда не медеет.
Вскочил тогда Ванюшка на доброго коня, хлестнул коня плеткой шелковою по крутым бедрам, пробил кожу до мяса, мясо до кости, кость до мозга. Тут-то конь осержается, от земли отделяется и помчался выше лесу стоячего, ниже облака ходячего.
Понес конь Ивана прямо к царской столице. А в городе народу уже видимо-невидимо. Со всего царства съехались молодые красавцы женихи, сыновья князей, бояр и важных вельмож. Но никто из добрых молодцов даже и не пытается достать ширинку на высоком балконе, где стоит царская дочь Елена Прекрасная, — никакой конь не сможет сделать такого скока.
Как только Иван завидел снова молодую царевну, пуще прежнего взыграло его молодецкое сердце, и стал он пуще прежнего бодрить и горячить своего коня. Сделал конь богатырский скок, и Иван схватил руками ширинку с высокого балкона, а царевна Елена Прекрасная успела ударить Ивана камнем самоцветным в правый висок, камень там и остался в виске. Богатырский конь не останавливался и быстро скрылся с глаз царя и народа.
Царь и весь народ так и ахнули, так все и всплеснули руками от восхищения пред таким дивным подвигом Ивана. Царь немедля послал скорее гонцов вслед за Иваном, чтобы просить молодого витязя в царский дворец. Но гонцы не догнали Ивана и вернулись домой с пустыми руками.
Между тем Иванушко вернулся домой и отпустил своего богатырского коня пастись на заповедные луга, гулять и рыскать. Спрятал Иван в потайном месте свое цветное платье и конскую сбрую и надел на себя свою старую и рваную одежонку, а голову обернул и завязал грязною тряпицей, чтобы не видно было камня самоцветного, который царевна влепила ему в висок; шелковую ширинку, шитую руками царевны, Иван завернул в рваную и грязную онучу, спрятал у себя на груди. Вернулся Иван домой, увидели его бабы и спрашивают его:
— Зачем ты, дурак, голову-то себе перевязал тряпицей?
— Я поехал на своей лошаденке в лес кататься, — объясняет Иван, — да проклятая кляча завезла меня в чащу, в кусты, и суком оцарапало мне голову, мне стало больно, потекла кровь, и я перевязал рану тряпицей.
Бабам потеха, смеются над дураком и говорят: «Дурак — так дурак и есть!».
Завалился Иван на печь, прикрылся рваным зипунишком и спит себе без заботушки.
Вернулись из города братья и привезли еще больше новостей и рассказов про дивного красавца витязя, который, наконец-таки, достал ширинку царевны. Иванушко-дурачок слушает с печи рассказы своих братьев, но на этот раз ничего им о своем подвиге не сказал.
Послал царь гонцов во все концы своего царства разыскивать молодого витязя, который сумел достать ширинку. Долго ездили гонцы по всему царству, искали по всем городам и селам, но не могли найти. Тогда царь объявил, чтобы к назначенному дню в столицу собрались все мужчины со всего государства: знатные и простые, богатые и бедные, умные и глупые. В назначенный день в столицу собрался народ со всего государства, пришли и братья Ивана и Ивана-дурака взяли с собой — не осмелились ослушаться царского приказа. Царевна взяла поднос и стала обходить всех гостей, и обносила каждого чарой зелена вина, а сама внимательно осматривала: не увидит ли камня у кого в виске. Начала царевна с князей и бояр, но суженого среди них не нашла; обошла она купцов и перешла затем на простой народ, но и среди них не нашла своего жениха. В самом конце города стояла толпой нищая братия, и среди нищих стоял Иван-дурачок в рваном кафтане, а вместо шапки он онучей обернул и завязал себе голову.
Подошла царевна и к нищей братии и стала всех обносить вином, дошла и до Ивана, сняла царевна повязку с головы Ивана-дурака и увидала у него на правом виске свой камень самоцветный; в руках у дурака был узел из грязной тряпки, развернула царевна узелок и увидела, что в тряпке-то была спрятана ее ширинка. Не погнушалась царевна, взяла она при всем народе Ивана за руку и повела его к царю, и сказала с поклоном:
— Государь-батюшко, вот мой суженый, вот мой жених.
Государь и все его приближенные сказали царевне:
— Не ошиблась ли ты, царевна?
Но где ошибиться: и ширинка, и камень были налицо. Делать было нечего! Грустно было царю и не хотелось дурака иметь своим зятем, однако сыграли свадьбу. Невзлюбил царь своего зятя-дурака, построил он небольшой домик позади дворца, туда и отослал Ивана с женой. Когда царевна обжилась и попривыкла к своему мужу-дураку, то она стала его расспрашивать:
— Скажи мне, Иванушко, как это случилось, что ты достал ширинку, и откуда ты добыл себе богатырского коня?
Иван не потаил пред ней и все ей рассказал. Прошло недолгое время. К царю явился охотник и сказал:
— Государь, на днях я ходил на охоту и зашел далеко в глухой и дремучий бор, и там встретил свинку-золотую щетинку. Я долго ее ловил, но изловить не мог, цены нет этой свинке.
Царь дивился этой вести и пожелал иметь эту свинку. Царь пригласил к себе всех хороших охотников и предложил им поймать свинку и привести к нему ее живою. Никто на это не вызвался, лишь вызвались два старших зятя царя и обещали царю достать ему свинку-золотую щетинку. Царь обрадовался и благодарил их, и зятья его отправились на охоту со слугами и с большою сворою собак. В этот же день Иван-дурак сказал царевне:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь поймать свинку-золотую щетинку, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
А затем Иван взял с собой чимбур волосяной[60] и вышел в поле, свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Надо мне достать свинку-золотую щетинку, неси меня, мой добрый конь, в те леса, где живет эта свинка.

Снарядился Иван и вскочил на коня, и конь понес Ивана в дремучий лес, и скоро Иван поймал свинку, привязал ее на чимбур и повел за собой; выехал Иван на поляну и задумал отдохнуть, раскинул он белополотняный шатер, коня пустил на траву шелковую, а свинку привязал около палатки, расположился поудобнее и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объездили весь лес, а свинки нигде не видали. Выезжают они на поляну и видят: стоит палатка, а около нее привязана свинка-золотая щетинка; говорят между собой зятья: «Давай купим у этого охотника свинку и скажем царю, что сами ее изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам свинку-золотую щетинку.
— Нет, продать ее нельзя, она не продается, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Дайте мне по пальцу с левой ноги, тогда берите свинку-золотую щетинку.
Зятья подумали: «Мы всегда ходим в сапогах, никто не увидит и не узнает, что у нас отрезано по пальцу», — и согласились. Иван отрезал у царских зятьев по пальцу с ноги и спрятал пальцы в карман, и отдал зятьям свинку-золотую щетинку, а сам вернулся домой к жене.
Зятья привели свинку к царю. Царь шибко обрадовался и на радостях собрал пир, на который пригласил много гостей. Лишь зятя Ивана с царевной забыли пригласить на пир.
Прошло еще недолгое время. Опять к царю явился охотник и объявил:
— Государь, я недавно охотился в горах высоких и видел там лань златорогую, лань хороша и красива, а золотые рога ее еще лучше, цены этой лани и сказать нельзя. Я долго ловил ее, но не мог поймать.
Дивился царь этой вести и пожелал иметь лань златорогую. Позвал он своих старших зятьев и сказал им:
— Зятья мои любезные, вы испытанные охотники и достали мне свинку-золотую щетинку. В горах ходит лань златорогая, хочу я иметь ее, достаньте мне лань, и я пуще прежнего буду вас любить и жаловать.

Зятья обещали царю достать лань златорогую, собрались и поехали. В тот же день Иван-дурак собрался ловить ту же лань и сказал царевне:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь поймать лань златорогую, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
А затем Иван взял с собой волосяной чимбур и вышел в поле.
Свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
— Надо мне достать лань златорогую, неси меня, мой добрый конь, в те горы, где живет эта лань златорогая.
Снарядился Иван и вскочил на коня, и конь понес его в горы, где Иван скоро и поймал лань златорогую, привязал ее на чимбур и повел за собой. Выехал он на поляну и задумал отдохнуть, раскинул он белополотняный шатер, коня пустил на траву шелковую, а лань привязал около шатра, расположился и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объездили все горы, а лани не видали. Выезжают они на поляну и видят: стоит шатер, а возле него привязана лань златорогая, и говорят между собою: «Давай купим у этого охотника лань и скажем царю, что сами ее изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам лань златорогую.
— Нет, продать ее нельзя, она не продается, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Дайте мне по пальцу с левой руки, тогда берите лань-золотые рога.
Зятья подумали: «Ходим мы постоянно в перчатках, никто не увидит, что у нас отрезаны пальцы», — и согласились.
Привели зятья лань царю, и еще больше царь обрадовался и задал бал еще больше, чем прежде. Только и на этот бал Ивана не пригласили.
Опять чрез некоторое время является к царю охотник и говорит:
— Государь! Недавно я охотился в степях широких и встретил там кобылу сорокопегую, а с нею сорок жеребцов. Такие кони, каких я никогда допрежь того и не видывал, только на царской конюшне и держать их. Я долго ловил этих коней и кобылицу, но не мог поймать.
Еще больше дивится царь такому чуду и захотел иметь кобылицу и коней. Опять царь призывает зятьев и просит их изловить ему и привести кобылу сорокопегую и сорок жеребцов. Зятья выслушали царя, обещали ему достать кобылу и коней, да еще и похвастались, что это дело сделать еще легче, чем достать свинку-золотую щетинку и лань-золотые рога. Собрались зятья и поехали.
В этот же день собрался на охоту Иван-дурак, пришел он к царевне и говорит:
— Возлюбленная моя супруга Елена Прекрасная, сегодня я тоже отправлюсь в поле на охоту и постараюсь найти и поймать кобылу сорокопегую и с ней сорок жеребцов, а ты оставайся дома и никому не сказывай о моем отъезде.
Взял Иван с собой волосяной чимбур, какой покрепче, и вышел из столицы в чистое поле, свистнул он молодецким посвистом, гаркнул богатырским погарком:
— Сивка-бурка, вещая коурка, на пору-на время ко мне поспешай!
Конь бежит, земля дрожит, из рота пламя пышет, из ноздрей искры сыплются, а из заду головни выскакивают, и из ушей дым столбом валит. Прибежал, прытко встал и говорит человечьим голосом:
— Чего, господин-хозяин, надо?
Иван сказал коню:
— Гуляет в широких степях кобыла сорокопегая и с нею сорок жеребцов, нужно мне их изловить.
Выслушал конь и говорит:
— Трудное это дело, хозяин. Я сам из того же табуна, что и жеребцы; кобыла сорокопегая нам мать, она умная и сильная лошадь. Но одолеть и изловить ее все-таки можно. Только предварительно ты возьми те три шкуры с лошадей, которых ты ободрал, когда жил еще в отцовском доме, и этими шкурами закрой меня, а сверху наложи седло. Когда мы повстречаем кобылу, то она бросится на меня и будет меня грызть, и может изранить и даже до смерти загрызть, но ты не плошай, ударь своей палицей кобылу в разбор головы промеж ушей и оглуши ее, и лошадь упадет на колена. Тогда ты накинь на нее чимбур волосяной и веди, куда хочешь, она тогда тебя будет слушаться. А жеребцы сами побегут, от кобылы не отстанут.
Иван так и сделал. Накрыл он своего коня тремя кожами и поехал в степь, и там нашел сорокопегую кобылу и с нею сорок жеребцов. Кобыла как только увидела Ивана, так и бросилась на его богатырского коня и стала его грызть; две шкуры прогрызла, а третью не смогла. Иван-дурак не плошал, ударил он своею палицей тяжелой кобылицу в разбор головы, и кобылица пала на колена. Тогда Иван, не мешкая, накинул на кобылицу волосяной чимбур, и лошадь сделалась смирною, как ребенок. Иван повел кобылицу в поводу, а за кобылицей пошли и ее сорок жеребцов.
Возвращаясь домой, Иван сильно устал и задумал отдохнуть, выбрал местечко, какое покрасивее, раскинул белополотняную палатку, коня пустил на траву шелковую, а кобылу сорокопегую привязал около палатки, расположился, как поудобнее, и отдыхает.
Тем временем старшие зятья царя объехали все степи, а кобылицу и коней так и не видали. Возвращаются они печальные, а дорога-то к столице им лежала мимо палатки. Подъезжают они к палатке и видят, что возле нее привязана сорокопегая кобылица, а поблизости гуляют сорок жеребцов, и говорят между собою: «Давай купим у этого охотника кобылу сорокопегую и сорок жеребцов и скажем царю, что сами изловили». Подходят, кланяются Ивану и говорят:
— Разудалый добрый молодец, лихой наездник, продай нам кобылицу и коней.
— Нет, продать их нельзя, они не продаются, а по завету отдать можно.
— Какой же завет?
— Из спины по ремню, — отвечает Иван.
Зятья думают: «Посторонние люди не увидят и не узнают, а жены, если и узнают, то никому не скажут», — и согласились. Иван вырезал у царских зятьев из спины по хорошему ремню, спрятал ремни себе в карман, а кобылицу и коней отдал зятьям. Отдохнул Иван-дурак и вернулся домой к жене.
Зятья привели сорокопегую кобылу и с ней сорок жеребцов к царю. Царь еще больше остался доволен и на радостях пригласил на бал во дворец даже зятя Ивана с его женой Еленой Прекрасной. Гости много пили и гуляли, и стали хвастаться. Всего больше хвастались старшие зятья царя тем, что они достали свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу. Обидно стало Ивану, и говорит он царю:
— Государь-батюшко, это я изловил для тебя свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу с сорока жеребцами, а не твои старшие зятья.
Царь на него опалился:
— Что ты врешь, дурак!
— А вот сам увидишь, государь; прикажи-ка зятьям снять с себя сапоги.
Зятьям не хотелось бы снимать сапоги, и они заупрямились, но царь грозно им приказал, и делать было нечего, сняли зятья сапоги. Тогда все увидели, что по одному пальцу на левой ноге у них было отрезано. Иван вынул из кармана отрезанные пальцы, приставил их к ногам зятьев, и пальцы как раз пришлись. После этого Иван сказал:
— Государь-батюшко, теперь прикажи зятьям снять перчатки с рук.
Царь приказал, и зятья сняли перчатки, и все увидели, что по одному пальцу на левой руке у них отрублено. Иван приставил пальцы к рукам зятьев, и они также пришлись.
Тогда Иван сказал царю:
— Государь, вели теперь зятьям раздеться.
Разделись зятья, и все увидели, что у каждого на спине
вырезано по ремню.
Иван вынул из своего кармана ремни, приложил их к спинам зятьев, и ремни как раз пришлись. Рассказал тогда Иван царю и всему народу, как он достал свинку-золотую щетинку, лань-золотые рога и сорокопегую кобылу с сорока жеребцами и как он всех этих дивных животных по завету передал зятьям. Гости много дивились дивным рассказам Ивана и много смеялись, и потешались над глупостью старших зятьев царя.
И опалился царь гневом великим на своих зятьев, которые обманули его; царь сказал им:
— Если вы способны были идти на такое позорное дело и из завета дали себя изуродовать, то вы пойдете и на всякое другое дурное дело. Нет на вас надежды. Идите от меня прочь.
И прогнал царь своих зятьев с позором и лишил их чинов и орденов.
Ивана же с той поры царь полюбил и приблизил к себе, перевел его жить во дворец и сделал его после себя первым лицом в государстве.

Вот вам и сказка, а мне кринку масла!
Слушай-послушай,
Своих жен на улицу не отпускай,
А кто поцелует,
Не осуждай.



Осип Меркурьевич Заякин, крестьянин
деревни Артамоновой Тюменского уезда.
19 октября 1906 года.




Трёмса
Сказка




Однажды купцы иноземные плыли на своих купеческих суднах рекою; они возвращались с товарами в свое далекое государство. Вдруг купцы увидели: на берегу на приплесе что-то лежит, подплыли и увидели — лежит завернутый ребенок, подняли его и привезли домой. Чей это был ребенок, кто и для чего его здесь оставил, подбросила ли его мать — неизвестно.
По возвращении домой купцы отдали найденыша одному старому бездетному купцу на воспитание; ребенку дали имя Трёмса[61]. Рос и воспитывался Трёмса у купца заместо родного сына, и шибко полюбил купец Трёмсу и всею душой к нему привязался, а Трёмса — удался паренек на диво: собой красив, нравом тихий, умный и смышленый, и ко всякому делу способный.
Старик купец стал приучать Трёмсу к торговому делу, посадил его в свою лавку и заставил торговать, и Трёмса повел торговое дело так хорошо, что старый купец не нарадуется на него.
Время шло, Трёмса рос да подрастал и скоро сделался красавцем женихом. Старик подыскал хорошую девушку-невесту и женил Трёмсу; скоро жена Трёмсы забеременела и когда стала в больших тягостях, то заболела, а во время родов умерла. В той же стране была такая вера и таков обычай: умрет муж, кладут с ним в гроб его живую жену, умрет жена — кладут с ней живого мужа.
Знал хорошо этот порядок и Трёмса и глубоко задумался: молод он был и не хотелось ему умирать. И стал он размышлять: «Как же мне теперь быть и как избегнуть этой участи? Возьму я с собой свечку, огниво и трут, может быть, и пригодятся, и попытаюсь как-нибудь бежать из гробов». Так ом и сделал: положил себе в карман платья огниво и трут, и свечку. Настал день похорон, положили Трёмсу в гроб рядом с женою и понесли на кладбище хоронить. Кладбище же было сделано не по-нашему, а на особый лад: оно помещалось под землей и представляло собой обширное подземелье, ход с поверхности земли в кладбище был сделан в виде прямой неширокой, но глубокой-глубокой ямы вроде колодца. Могильщики принесли гроб к этому ходу, спустили его в подземелье на веревках и сами спустились туда на веревках же, поставили гроб рядом с другими гробами, а затем по тем же веревкам поднялись наверх и закрыли ход тяжелой чугунной плитой. Погребение кончилось, и все разошлись по домам.
Трёмса выждал некоторое время и увидел, что народ с кладбища разошелся, он поднялся и вышел из гробу. В подземелье было совершенно темно, зажег Трёмса свечку и огляделся, и увидел, что среди гробов бродит какая-то женщина, подошел Трёмса к этой женщине, и женщина объяснила ему, что ее тоже на днях только похоронили заживо вместе с ее умершим мужем. Обрадовались Трёмса и женщина — вдвоем все же веселее.
Стали они думать и гадать, как горю пособить, и решили поискать выхода; вдвоем они обошли все подземелье, но нигде выхода не могли найти и печальные пошли бродить по подземелью. Вдруг Трёмса увидал огромную железную плиту с надписью и прочитал эту надпись, которая гласила: «Кто сможет поднять эту плиту, тот попадет на вольный свет». Обрадовался Трёмса, схватился за плиту и напряг все свои молодецкие силы, стал поднимать плиту, плита шевелится, но поднять ее Трёмса все-таки не мог и попросил свою подругу помочь ему. Вдвоем кое-как, с большим трудом они подняли плиту: не иначе как Господь им помог, не хотел, знать, Бог напрасной смерти неповинных людей.
Подняли плиту, а под ней ход. Пошел Трёмса со своей спутницей этим ходом, и скоро они очутились на вольном свете близ своего родного города. Велика была их радость по случаю освобождения от смерти. Но вернуться в родной город Трёмса и его спутница уже не решились, боялись, что их опять спустят в подземелье и умертвят. И решили они поскорее уйти от своего города и из своего государства, куда глаза глядят, лишь бы подальше от таких страшных людей с их страшными обычаями.
Вдвоем с пустыми руками пустились Трёмса и его спутница в неведомый путь. Долго шли они, много прошло дней и ночей, и они нигде не встретили ни живой души, ни жилья человеческого; путь им лежал местами дикими, пустынными и необитаемыми. Всего больше их одолевал голод — дичи настрелять было нечем; встречались на пути разные гады ползучие, но они есть их не хотели, не хотели сквернить свою душу; так и питались они разными есвяными штучками, какие им попадались в лугах и лесах: где ягодками, где орешками, где чем попало.
От голоду и от утомления пути спутники шибко ослабели и приуныли. Вдруг среди дремучего леса пред ними открылась широкая поляна, а на той поляне стоит обширный терем, красиво изукрашенный, и при нем настроено множество разных прислуг и надворных строений, и все это обнесено высоким прочным тыном. Обрадовались путники и изумились, что это за здание: городом назвать — мало, а домом назвать — велико. Решили попытать счастья и проникнуть в терем, подошли поближе, увидели ворота и калитку, стали отворять, но не могли — ворота и калитка были накрепко заперты, словно прикипели. Спутники обошли кругом весь тын, но входа нигде не нашли; стали кричать и звать в надежде, авось кто-нибудь изнутри отзовется. Но никто им не отзывался, и не услышали они ни ответу ни привету.
Тут Трёмса поднял глаза кверху и увидел на воротах надпись и прочел: «Кто побьет живую голову, тому ворота отворятся». Прочел это Трёмса и подумал: «Убью я свою спутницу», — но сердце у него было доброе, жаль ему стало ее. Стоит он так и раздумывает, как быть. Вдруг на его голову сел паут, спутница его закричала: «Паут, паут!» — и хлопнула паута рукой и отшибла пауту голову. Тот же час ворота сами собою отворились; Трёмса быстро заскочил в ограду и ворота за ним затворились так скоро, что спутница его осталась наруже и во двор не попала.
Спутница заплакала и взмолилась Трёмсе, и просила его:
— Не губи ты меня, одинокую, куда мне теперь деваться, отвори ворота и впусти меня в ограду.
И самому Трёмсе хотелось впустить спутницу, но что он ни делал, не мог ворот отворить, наконец выбился из сил и сказал:
— Любезная подруга, должно быть, рок так велит расстаться нам с тобой, иди себе и промышляй о себе, как знаешь, а я пойду своею дорогой. Прощай!
Расстался Трёмса с подругой и принялся осматривать двор. Во дворе ходило много разного скота и всякой живности (птицы), но зато не видно было ни одного человека. Подивился этому Трёмса и вошел в терем, там прошел сени и попал в палаты, палаты светлые и высокие, дивно изукрашенные и уставленные богатой обстановкою; прошел одни палаты, другие и вошел в просторную столовую, а в ней стоят большие столы, покрытые скатертями браными и уставленные разными яствами и питьями: про крестьян — по-крестьянски, про господ — по-господски, а про царей — по-царски. И в доме тоже не было живой души. Еще более всему этому дивился Трёмса. И так как Трёмса был голоден, то сел за стол и крепко наелся и напился, а после обеда залез на полати и уснул богатырским сном.
Долго ли, коротко ли спал Трёмса — неизвестно, только вдруг поднялся сильный шум вроде бури, и в столовую влетел по воздуху Нечистый Дух — хозяин терема. Трёмса проснулся и притулился было, авось, дескать, Дух его не заметит. Но не тут-то было. Нечистый Дух как только влетел, так и закричал:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русского духа слыхом не слыхать, видом не видать. Никто не звал, не просил, сам явился. Вылезай, Трёмса, нечего прятаться!
Трёмса шибко перепугался, но сам с собою рассуждает: «Так смерть и так смерть, пойду я к Духу, может, и смилуется». Слез Трёмса с полатей, подошел к Духу близехонько и поклонился челом низехонько. Понравился Духу Трёмса и понравилась его повадка молодецкая, и сказал Дух Трёмсе:
— Садись со мною за стол, ешь и пей вволю, чего душе твоей желательно.
Сел Трёмса, стал есть и пить, и рассказал Духу все свои похождения от самого своего рождения и как он попал в хоромы Духа. Выслушал Дух внимательно и говорит Трёмсе:
— Отсюда тебе уже нет выхода, от моего дома нет пути и дороги, пойдешь — все равно заблудишься и погибнешь. Оставайся у меня и живи в моем доме, наблюдай за моим домом и хозяйством и присматривай за моими несметными богатствами. Ешь, что хочешь, и пей, сколько угодно. Можешь ходить по всем моим комнатам и палатам и лишь в одну палату, дальнюю, запечатанную, не смей не только входить, а даже заглядывать.
Тут Дух указал Трёмсе запретную комнату. Трёмса обещался во всем исполнить волю Духа. После этого Дух и Трёмса зажили по-приятельски, и чем дальше, тем больше Дух привыкал и привязывался к Трёмсе. Трёмса несказанно был рад такому обороту дела и почитал себя вполне счастливым: ожидал смерти, а на место того сделался чуть не хозяином таких несметных богатств. Между тем Дух пожил дома сколько там времени: неделю или две — и собрался в полет, а пред полетом он призвал к себе Трёмсу и сказал ему:
— Я улетаю на три дня, оставайся и присматривай за домом, только смотри, Трёмса, не нарушай моего запрета: не входи в ту дальнюю комнату, которую я показал тебе, иначе несдобровать тебе — предам тебя лютой смерти.
После этого Дух улетел. Остался Трёмса один в обширных хоромах, целый день ходил он по разным комнатам, рассматривал разные диковины и драгоценные вещи, и дорогие материи. А на другой день ему уже все это надоело, и подошел он к запретной комнате и видит, что комната затворена и дверь лычком завязана и дерьмом припечатана.
Дивился Трёмса и заинтересовался: что бы там могло быть; вспомнил он страшный наказ Духа, но подумал: «Чему быть, тому не миновать, войду в дверь, может быть, там найду свое избавление от Духа, а уж если суждено погибнуть и умереть, то будь во всем воля Божия». Решился Трёмса и смело вошел в запретную комнату и там увидел — в клетке сидит лев-зверь и у стойла привязан богатырский конь, и у стойла на стене повешены доспехи богатырские: палица тяжелая да булатный меч, щит телохранительный и копье долгомерное. Коню в ясли положено сырое мясо, а льву-зверю в клетку положено сено; конь бодрствовал, а лев-зверь крепко спал и не заметил появления Трёмсы.
Шибко всему этому дивился Трёмса, и жаль ему стало животных: зачем это коню дают мяса, а льву сена, и решился он помочь этому горю и исправить видимую несообразность; взял он от коня мясо и положил льву, а сено переложил из клетки льва в ясли коня. Но только он это сделал, как лев-зверь проснулся и зарычал громким страшным голосом, и зарявкал так сильно, что земля и стены задрожали.
Того же разу Трёмса услышал шум в воздухе, и прилетел Дух, разгневанный и свирепый, и закричал:
— Нарушил ты, Трёмса, мой наказ, так я же тебя за это!..
И с этими словами Дух бросился на Трёмсу, свалил его
на землю и принялся топтать ногами и неистово бить, и затем Дух сказал:
— Ну, Трёмса, первая вина прощается, а за вторую вину уже не жди пощады.
Оставил Дух Трёмсу в живых и приказал ему по-прежнему исполнять свои обязанности. Пожил Дух дома некоторое время, отдохнул и вновь собрался в полет. Призвал Дух Трёмсу и говорит ему:
— Слушай, Трёмса, я улетаю теперь на шесть дней, смотри же, не входи и не заглядывай в ту запертую комнату, где стоят конь и лев-зверь, иначе не миновать тебе лютой смерти.
Поклонился Трёмса Духу и обещался покориться во всем его воле. Улетел Дух. Снова Трёмса остался один в обширных и роскошных хоромах. Ходил-ходил Трёмса по всем хоромам и палатам, невмоготу ему стало: все надоело, все наскучило, и подумал он: «Пойду я опять в ту запретную комнату и повидаюсь с добрым конем, шибко мне жалко его; постараюсь только сделать так, чтобы лев-зверь не услыхал и не увидал меня».
Подошел Трёмса к запретной комнате, слышит: лев-зверь спит и так храпит, что стена дрожит. Трёмса сделался смелее, тихосенько отворил он двери и вошел в комнату. Бросился Трёмса к коню, пал ему на шею и слезно зарыдал:
— Ах ты, добрый конь, несчастный мой товарищ! За что на нас с тобой напасть такая! За что дают тебе мяса, ведь ты от такого корму должен погибнуть, с голоду умереть. И за что злой Дух держит нас с тобой в тяжкой неволе?
Горько плакал так Трёмса на шее коня и затем взял мясо из яслей и хотел отнести его в клетку и бросить льву-зверю. Но конь возговорил человечьим голосом:
— Трёмса, не бери мяса и положи его на место. Успокойся, не плачь и не горюй, и не обливайся горячими слезами, для нас наступило спасенье. Слушай внимательно. Ты хоть долго живешь в этом доме и многое осмотрел, да не все еще знаешь. Есть под домом подполье, поди и сойди в него, там стоит дубовый шкап, а в шкапу стоят три бутылки пива, поди и принеси их сюда. Но сделай это как можно тише, чтобы не разбудить льва-зверя, иначе мы погибли.
Трёмса не мешкал, тихо вышел он из запретной комнаты, быстро спустился в подполье, взял из шкапа три бутылки пива и скоро вернулся с ними к коню. Конь сказал:
— Выпей одну бутылку, Трёмса!
И Трёмса выпил, и конь сказал:
— А теперь влей мне в рот бутылку пива, а третью бутылку мы выпьем с тобою пополам.
Когда пиво было выпито, конь спросил:
— Трёмса, что ты теперь чувствуешь?
И Трёмса ответил:
— Чувствую, что могу теперь ехать на тебе, на богатырском коне.
А конь в свою очередь сказал:
— А я чувствую, что могу нести тебя, могучего богатыря.
И затем конь сказал:
— Надевай на себя доспехи ратные и на меня сбрую богатырскую и скорее выйдем отсюда, только надо сделать это как можно тише, чтобы не разбудить льва-зверя.
Трёмса не тратил по-пустому времени: надевал он на себя доспехи ратные, брал он палицу тяжелую и булатный меч, брал он щит телохранительный и долгомерное копье. И надевал Трёмса на коня сбрую богатырскую: потнички на потнички, коврички на коврички, а сверх того черкасское седло, подтягивал он двенадцать подпруг разношелковых, застегивал двенадцать стебеньков булатных не для красы, а для богатырской крепости. Шелк не рвется, булат не трется, а чисто золото на сырой земле ведь никогда не медеет.
Снарядил Трёмса коня и тихо вывел из запретной комнаты на широкий двор. А лев-зверь все спит и храпит, и ничего не слышит и не замечает. Вывел Трёмса богатырского коня на широкий двор, быстро вскочил на него, хлестнул шелковой плеткой коня по крутым бедрам. Добрый конь осержается, от земли отделяется и на воздух взвивается, одним скоком перескочил высокий тын и помчался быстро-быстро, как молния.
Едет так молодой богатырь Трёмса. Долго ли, коротко ли, близко ли, далеко ли, низко, высоко, только вдруг Трёмса заслышал шум, как ветер в бурю, услышал гам и крик великий, оглянулся назад и видит погоню. Оказалось, что лев-зверь скоро после бегства Трёмсы проснулся, увидел, что коня нет, и громко зарычал, и поднял тревогу. Злой Дух прилетел, понял, в чем дело, сел верхом на льва-зверя, ополчился огненным мечом и пустился за Трёмсой в погоню.
Видит Трёмса погоню и понял, что коню не ускакать от льва-зверя, и пал духом, думает: «Вот и смерть моя пришла». Конь заметил это и говорит Трёмсе человечьим голосом:
— Ободрись, Трёмса, и не бойся погони. Бери своей рукой богатырский булатный меч и бей льва-зверя в разбор головы промеж ушей, и лев-зверь падет на месте, а затем ударь мечом злого демона повдоль тела, и ты рассечешь его пополам, но ударь только один раз, удара не повторяй. Злой Дух будет просить тебя добить его, но ты не добивай его, идолище и без того сдохнет.
Едва успел Трёмса взяться за меч, как злой Дух настиг его и набросился на него со страшной бранью:
— А, коварный и хитрый Трёмса! Ты задумал убежать от меня и похитил коня у меня, нет, не удастся тебе перехитрить меня. Теперь все кончено, пришел твой конец! И пенять тебе не на кого, сам пожелал своей смерти.
Смело Трёмса встретил Духа и в ответ на его угрозы гордо ему крикнул:
— Замолкни, злой и Нечистый Дух, не боюсь я тебя.
И с этими словами Трёмса ударил мечом льва-зверя в пробор головы промеж ушей, и лев-зверь пал мертвым, а вслед за тем Трёмса ударил мечом Духа и пересек его надвое, и каждая половина завертелась по земле, как змея. И злой Дух взмолился Трёмсе:
— Ох, Трёмса, молодой богатырь, добей меня, доколи меня! Тошно мне и горько мне, все мои болести вскрылись и все мои раночки загорелись.
А Трёмса ему ответил:
— Врешь, Нечистый Дух, богатырская рука бьет раз, да делает гораздо. Не буду добивать тебя, издыхай с одного богатырского удара.
Того же разу идолище сдохло. Трёмса сложил костер, положил на него убитого Духа, развел огонь и сжег туловище Духа, а пепел развеял по ветру. После того Трёмса сел опять на своего коня и пустился в неведомый путь. Скоро сказка сказывается, а поры-время много минуется. Только Трёмса наконец приехал в иное государство, в столичный город. Подъехал Трёмса к дому богатого купца и попросился к нему в дом на подворье, для коня своего Трёмса нанял конюшню во дворе того же купца.
Пожил Трёмса некоторое время, отдохнул, осмотрелся, ознакомился с городом и в одно время обратился к купцу с такой просьбой:
— Не можете ли вы, господин купец, пристроить меня к какому-нибудь делу. Сторона ваша мне незнакомая, никто меня не знает и я никого не знаю, а зря болтаться без дела мне неохота.
Спросил купец:
— Какую работу вы можете работать и какое дело делать?
И Трёмса ответил:
— Я хотел бы куда-нибудь в конюха, я люблю и умею ходить за конями. Когда я был в родительском доме, то ухаживал за лошадьми, и лошади выходили шибко хороши.
Купец обещал Трёмсе свою помощь. Купец же был знаком с самим царем и был вхож в царский дворец. Пошел купец к царю и сказал:
— Ваше царское величество! Явился в наш город неизвестный молодой человек, ищет место конюха и говорит, что любит и умеет ходить за конями. Не пожелаете ли вы, государь, взять его к себе?
А царь ответил:
— Как раз мне нужен хороший конюх, у меня всех конюхов одиннадцать, а двенадцатого недостает, пускай молодой человек явится ко мне, помещу я его конюхом, пускай служит, и я буду его жаловать наравне с другими конюхами.
Пришел домой купец и объявил Трёмсе радостную весть. И вот Трёмса сделался царским конюхом и перешел на житье в царский конюший двор, и коня своего взял с собою. Стал Трёмса служить царю со всяким старанием, и сразу на конюшие завелись иные порядки, всюду чистота, опрятность, и кони заметно раздобрели. Царь заметил усердие Трёмсы и сильно полюбил его. Однажды в праздничный день конюхи сказали Трёмсе:
— Недалеко живет Яга Ягинична, у ней двенадцать молодых дочерей, поедем к ней погулять-попировать. Дом этой Яги Ягиничны настоящая гостиница или бардак: кто ни заедет к ней, всякий на ночь спит с дочерью бабы Яги.
Трёмса согласился и пошел седлать своего коня богатырского, оседлал, сел и поехал вместе с товарищами к бабе Яге. Когда двенадцать дочерей бабы Яги увидели царских конюхов, то выбежали навстречу к молодцам, и каждая брала себе дружка, к Трёмсе подбежала младшая дочь Марфа Ягинична; брали девушки добрых молодцов за белы руки, целовали в уста сахарные и вели их в горницы светлые. Целый день гуляли и пировали молодцы, а на ночь разошлись с своими подругами по отдельным комнатам; Трёмсу повела Марфа Ягинична. Там в спальне Марфа Ягинична сказала Трёмсе:
— Наша мать баба Яга этою ночью засечет всех двенадцать молодцов. Жаль мне тебя, Трёмса, и жаль твою молодость и красоту, пускай мать лучше меня засечет, чем тебя, давай переоденемся: ты надевай мое платье, а я твое, и баба Яга ошибется и убьет меня.
Трёмса согласился и переменился платьем с Марфой Ягиничной. В полночь баба Яга мечом отрубила головы всем товарищам Трёмсы и вошла в комнату Трёмсы, чтобы и с ним покончить. Но по платью она приняла свою дочь за Трёмсу и отсекла ей голову и тот же час стала высасывать кровь из нее. Насосалась баба Яга крови и тут же повалилась на полу, как пьяная, и заснула-захрапела. Трёмса, не теряя времени, схватил меч и отрубил бабе Яге голову, а затем сел на коня и поехал домой.
На обратном пути Трёмсу застала ночь, и он увидел — в одном месте все небо пламенеет, словно от зарева пожара, и изумился, что бы это значило; он подъехал к тому месту, откуда шел свет, и увидел: на земле лежит золотая коса, как жар горит, такое сияние от нее исходит. Слез Трёмса с коня и взял косу. А конь ему и говорит:
— Ах, добрый хозяин, не бери ты косу, возьмешь косу — найдешь и голову.
Но Трёмса на этот раз не послушал коня, завернул косу, положил к себе в карман и поехал домой. По возвращении домой Трёмса прямо пошел к царю с повинной:
— Не вели, царь-государь, казнить, вели слово вымолвить. Зазвали меня товарищи к бабе Яге попить-погулять, но когда мои товарищи все уснули, баба Яга всех их засекла, один лишь я остался по милости ее дочери Марфы Ягиничны.
Царь выслушал рассказ конюха и сказал:
— Да-да, баба Яга — известная богатырица и страшная волшебница, она много уже народу извела, не одних моих конюхов.



На место убитых царь взял новых конюхов и над ними Трёмсу сделал старшим. Трёмса по-прежнему старался и по-прежнему со всяким усердием ходил и холил коней. Однажды конюхи заметили, что Трёмса, когда заходит по ночам в конюшню, то вынимает золотую косу, и она светит, как зарево; конюхи донесли об этом чуде царю, и царь тот же час призвал Трёмсу и сказал ему:
— Трёмса, я тебя так полюбил и отличаю тебя от всех твоих товарищей, и во всем ты взыскан моею ласкою и милостью, а ты оказываешься таким неблагодарным и хитришь со мною, скрываешь от меня такое сокровище, такое чудо. Говори без утайки и говори откровенно, есть у тебя золотая коса?
И Трёмса не таясь сказал:
— Есть, государь.
И тут же Трёмса рассказал царю, где и как он достал эту косу. Выслушал его царь внимательно и наказал:
— Сумел ты достать косу, достань и голову.
Вышел Трёмса от царя печальный и кручинный, пошел к своему коню, бросился ему на шею и залился горькими слезами. Конь сказал:
— О чем ты, Трёмса, запечалился, о чем ты закручинился?
И Трёмса ответил:
— Как же мне не запечалиться, как не закручиниться. Узнал царь, что я нашел косу, и приказал мне найти и голову. А где она живет, эта голова, и как я найду ее, я того не ведаю.
Выслушал конь своего хозяина и сказал ему:
— Говорил я тебе, Трёмса, не бери косу: возьмешь косу, найдешь и голову. Не послушал ты меня, вот и накликал беду на свою голову. Ну, да это еще невелика беда. Сослужу я тебе эту службу. Коса эта принадлежит царь-девице Елене Прекрасной, дочери царя далекого государства. Недавно царь-девица билась с бабой Ягой, и во время боя баба Яга оторвала у ней косу и бросила ее. Эту-то косу ты и поднял. Достать эту царь-девицу хоть и трудно, а можно. Возьми с собой волосяных веревок и сыромятных ремней и, не теряя времени, пустимся в дорогу.
Трёмса захватил с собою ремней и веревок, оседлал коня и пустился в богатырский путь. Долго ли, коротко ли Трёмса ехал — про то неведомо. Скоро сказка сказывается, а поры-время много минуется. Приехал наконец Трёмса в царство царь-девицы в столичный город. Конь и говорит Трёмсе:
— Меня ты отпусти на волю погулять-порыскать по траве шелковой, а сам иди к царскому дворцу, проникни в царский сад. В саду стоит беседка, а в той беседке стоит кровать, постель на ней перовая, подушки пуховые, а одеялочко соболевое. Ты спрячься под эту кровать и поджидай: днем Елена Прекрасная выйдет в сад гулять с двенадцатью подругами, окруженная мамками и няньками, погуляет и ляжет в беседке на кровать и заснет. А ты не плошай, сейчас же свяжи ее крепко-накрепко веревками и ремнями, и свяжи покрепче, потому она сильная, могучая богатырица. А затем крикни мне, я явлюсь к тебе, и мы умчимся.
Трёмса так и сделал: пустил коня на подножный корм на траву шелковую, а сам тихосенько, чтобы никто не видал и не слыхал, прошел в сад, а затем в беседку и спрятался под кроватью. В полдень Елена Прекрасная с двенадцатью своими подругами и окруженная мамками и няньками вышла в сад гулять. Сначала царевна с девушками резвилась и бегала по саду, и забавлялась разными играми, а затем стала лакомиться разными садовыми фруктами и ягодами и наконец сказала подругам:
— Идите, девушки, в сад одни, а я лягу на кровать и отдохну.
Девушки и прислужницы удалились и скоро разбрелись по кустам, а царевна легла и заснула. Трёмса выскочил, связал царевну крепко-накрепко волосяными веревками и сыромятными ремнями и крикнул громким молодецким голосом, и конь сейчас же явился пред ним. Трёмса сел в седло, брал он царевну нечестно, посадил ее в торока позади седла и поехал.
А девушки — подруги царевны и все ее мамки и няньки, как только услышали молодецкий голос Трёмсы и богатырский топот его коня, так сейчас же с разных концов сада сбежались к беседке царевны и видели, как Трёмса схватил связанную царевну, посадил ее в торока позади своего седла и поскакал. Всплеснули все руками, заохали и заахали, но ничем горю помочь не могли. Девушки быстро побежали к царю-отцу похищенной царевны и рассказали ему о случившемся. Поднялась тревога. Царь послал гонцов во все концы земли в погоню за царевной; долго ездили гонцы, да вернулись ни с чем: от царевны и след простыл. Царь и весь народ с ним сильно горевали и печаловались о потерявшейся царевне.
Между тем Трёмса быстро мчался своим путем-дорогой со связанной царевной Еленой Прекрасной. Дорогой царевна Елена Прекрасная сказала Трёмсе:
— Ах, добрый молодец, имени твоего не знаю, чьих ты родов и каких городов, не ведаю, никуда я не убегу, развяжи ты меня, все мои рученьки стянуло от боли и все мои ноженьки отерпли.
Трёмса развязал царевну и продолжал свой путь. Трёмса благополучно доставил царь-девицу Елену Прекрасную к своему царю. Царь был несказанно доволен службой Трёмсы и наградил его орденами и чинами, и золотой казной. Царевна шибко пришлась по сердцу царю, и царь сказал ей:
— Много мне, царевна, говорили о красоте твоей, но и вполовину не сказали того, что я вижу на самом деле, шибко ты мне пала на сердце, и хочу я на тебе жениться.
Царевна не перечила царю и сказала:
— Согласна я на брак, но только как же мне венчаться без моего обручального золотого кольца, а мое кольцо не простое, а заветное и имянное. Достань сначала это мое золотое кольцо, тогда и повенчаемся.
Царь спросил:
— Где же достать это кольцо?
— Оно лежит у батюшки в спальне.
Царь сейчас же послал за Трёмсой и приказал ему достать кольцо. Вышел Трёмса от царя печальный и грустный и сейчас же отправился к коню, бросился ему на шею и заплакал. Конь спросил:
— Чего ты, добрый мой хозяин, закручинился и чего же ты горько плачешь?
Трёмса ответил:
— Как же, мой добрый конь, мне не закручиниться и как же мне не плакать? Достал я царю Елену Прекрасную, а теперь он приказал мне достать для царевны ее обручальное золотое кольцо, а кольцо-то хранится в спальне ее отца царя на окне. Как же я могу достать его?
— Утешься, Трёмса, — сказал конь, — служба эта хоть и трудная, но выполнить ее можно — дорога нам знакомая. Собирайся в путь, не мешкай и поедем.
Трёмса быстро оседлал коня и пустился в путь, и скоро доехал до столичного города Елены Прекрасной. Приехали они к городу в самую полночь, когда царь и весь его двор спали глубоким сном, и лишь одна дворцовая стража бодрствовала. Тут конь остановился и сказал:
— Теперь отпусти меня, Трёмса, на шелковую траву пастись и отдохнуть, а сам смело иди во дворец с обнаженным мечом и секи всех из дворцовой стражи, кто тебе встретится, и иди прямо в спальню царя, царь крепко спит, бери с окна золотое кольцо, а когда достанешь кольцо, то крикни громким голосом, и я к тебе явлюсь, и мы поедем.
Трёмса так и сделал: взял свой булатный меч и прямо направился ко дворцовым дверям; часовой остановил его: «Кто идет?». А Трёмса, ни слова не говоря, рассек часового пополам; идет далее и сечет всех часовых, какие ему попадаются. Так Трёмса проник в спальню царя. Царь с царицей крепко спали. Золотое кольцо царевны лежало на окне и сияло, как жар. Взял его Трёмса, вышел из дворца, крикнул своим молодецким голосом, конь явился, и Трёмса умчался.
Царь-отец Елены Прекрасной на другое утро просыпается и видит: стража вся посечена и кольца на окне нет. Много царь и весь народ дивились этому чуду.
А Трёмса между тем прискакал домой, поставил коня на стойло, дал ему пшены белояровой и наливал ему сыты медвяные, а сам пошел к своему царю и вручил ему обручальное золотое кольцо.
Царь шибко обрадовался этому, благодарил Трёмсу и одарил его подарками, и из конюхов произвел его в свои придворные вельможи, и дал ему палаты в своем дворце. После того царь призвал Елену Прекрасную и сказал ей:
— Царевна, вот твое обручальное кольцо, теперь препятствий уже нет, можно нам и повенчаться.
А царевна ему на это отвечает:
— Как же я буду венчаться, когда у меня нет подвенечного платья.
— А где же достать это платье?
— Платье это, — сказала царевна, — спрятано в нашем городе в главной церкви под престолом. Достань его мне, тогда можно и венчаться.
Царь опять позвал Трёмсу и сказал ему:
— Много ты мне служил, Трёмса, и я от всей души благодарю тебя за эту службу. Но теперь сослужи мне еще одну службу: достань мне подвенечное платье царевны, спрятанное в главной церкви под престолом.
Выслушал Трёмса приказ царский, вышел от царя печальный и кручинный и прямо пошел к своему коню, пал к нему на шею и заплакал горькими слезами. Конь спросил:
— О чем ты, добрый молодец, так закручинился и о чем же ты так горько плачешь?
— Как же мне не кручиниться и как же мне не плакать? Царь приказал мне достать подвенечное платье царевны, а платье-то спрятано в главной церкви под престолом.
— Не кручинься, Трёмса, — сказал конь, — дорога эта нам уже знакома, сослужу я тебе эту службу. Не мешкай, собирайся скорее в путь и поедем.
Быстро собрался Трёмса, оседлал своего коня и пустился в путь. Приехали они к столице царской рано утром, на рассвете. Тут конь остановился и сказал Трёмсе:
— Пусти меня на подножный корм на шелковую траву, а сам иди в город к главной церкви и поспевай; как только старый звонарь Пилигрим влезет на колокольню и ударит в колокол в первый раз, так ты того же разу беги на колокольню, мечом убей старого звонаря Пилигрима, оденься в его платье, сдери с его лица кожу и надень эту кожу себе на лицо вроде маски, и вместо его звони в колокола. К обедне соберется много народу, придет и царь со свитой. Во время обедни я подбегу к церкви, люди и царь увидят коня и все выбегут из церкви, чтоб поймать коня, а ты тем временем возьми подвенечное платье из-под престола и беги ко мне, и мы умчимся.
Так Трёмса и сделал. Отпустил коня на подножный корм, а сам пошел к главной церкви. Старый звонарь Пилигрим влез на колокольню и ударил в колокол. Трёмса быстро вскочил на колокольню, убил звонаря, оделся в его платье, содрал с лица звонаря кожу и надел ее себе на лицо, и принялся звонить. Весь народ и царь со свитой пришли в церковь к обедне. Во время обедни к церкви подбежал конь Трёмсы и начал скакать около церкви. Люди, которые были ближе к окнам и дверям, увидели и удивились: что за дивный появился конь, какая сбруя на нем богатырская! В церкви были и подруги царевны, они тоже взглянули на коня и признали, что на этом-то коне и была увезена царевна, и громко об этом в церкви закричали:
— Ведь это тот самый конь, на этом-то коне и увезли царевну!
Того же разу в церкви поднялась тревога и суматоха, и из церкви выскочил и царь, и народ, и сами попы, и весь церковный причт. Царь кричал:
— Ловите, ловите коня!
Люди бросились ловить его, но не могли: конь и далеко не бежит, и в руки не дается. Во время этой суматохи Трёмса слез с колокольни, вошел в церковь, взял из-под престола подвенечное платье царевны, спрятал его и выбежал на улицу, и прямо бросился к коню. Завидел его весь народ, стал смеяться и кричал:
— Смотрите, старый звонарь Пилигрим хочет поймать коня, вишь, старый берется не за свое дело, молодые его изловить не могут.
Между тем старик подбежал к коню и быстро вскочил на него, а затем снял с лица кожу старика звонаря, и удивленный народ увидел на коне молодого богатыря. Трёмса поклонился царю и народу и крикнул: «До свидания!» — и помчался, как молния, и скоро скрылся из глаз.
Царь с народом долго в изумлении стояли и смотрели вслед удалявшегося богатыря. Наконец они решили осмотреть колокольню и церковь и увидели, что звонарь убит и подвенечное платье из церкви похищено. Долго царь и народ дивились этому событию и долго ломали голову над решением вопроса, кто этот удалой добрый молодец, который похитил царевну, а затем похитил ее кольцо и платье, но так и не могли догадаться.
Между тем Трёмса прибыл домой, поставил своего коня на стойло, дал ему пшены белояровой и налил ему сыты медвяные, а сам пошел к царю и передал ему подвенечное платье.
Царь был несказанно рад и доволен услугой Трёмсы, он щедро наградил Трёмсу орденами и чинами, и золотою казной, и произвел Трёмсу в свои главные министры. А после того царь позвал Елену Прекрасную, передал ей подвенечное платье и сказал:
— Ну, теперь, кажется, нет более препятствий к нашему бракосочетанию.
Царевна не перечила царю и только сказала:
— Я согласна, государь, на брак, только исполни мое одно желание.
— Какое же, царевна?
— Прикажи, государь, собрать сорок сороков удоев парного молока, вылей все это в большой котел и вскипяти это молоко.
Подивился царь этому желанию, однако обещал исполнить. И на следующий день царь приказал собрать сорок сороков удоев парного молока, приказал сложить на городской площади из дров большой костер, подвесить на него большой котел и влить в него все молоко, и зажечь костер. Скоро молоко в котле закипело и забурлило ключом. Когда все это было сделано, царь и царевна явились на площадь. Царевна сняла с руки свое обручальное кольцо и бросила его в котел с кипящим молоком, и сказала царю:
— Государь, достань кольцо, и тогда будет наша свадьба.
Смутился царь и испугался, и не решился спуститься в
котел с кипящим молоком. Но царь скоро догадался, как избавиться от беды, он крикнул:
— Послать ко мне моего верного слугу и министра Трёмсу.
Позвали Трёмсу, и он явился к царю верхом на своем коне. Царь приказал Трёмсе достать кольцо царевны со дна кипящего котла. Трёмса смутился, а конь сказал ему:
— Не бойся, Трёмса, подъезжай к котлу, правой ногой становись на стремя, а левой на край котла и спроси царевну: «Что же, царь-девица, стало быть напрасно погибает моя богатырская голова?». И если царевна ответит: «Конечно, напрасно погибает твоя богатырская голова», — и при этом улыбнется, тогда ты смело ныряй в котел, тебе не будет вреда, и кипяченое молоко тебе будет вроде холодной воды. А если царевна ответит сурово и не улыбнется, тогда садись в седло, и мы уедем отсюда куда глаза глядят, и пускай царь с царевной делают, что хотят.
Трёмса так и сделал. Он подъехал к кипящему котлу на своем коне, правой ногой стал на стремени, а левой на краю котла и спросил царевну:
— Что же, царь-девица Елена Прекрасная, стало быть, напрасно погибает моя богатырская голова?
И царевна ответила:
— Конечно, напрасно, — и улыбнулась.
Тогда Трёмса смело бросился в котел, в кипящее молоко, и скоро поднялся оттуда невредимым и достал кольцо царевны. Тогда царевна вторично бросила в котел кольцо и сказала царю:
— Ты, государь, неправдою живешь, не сам ты службу для меня служишь, а твой верный слуга. Теперь ты сам мне послужи и сам достань кольцо со дна котла, тогда и будет наша свадьба.
Царь ободрился примером Трёмсы и решил проделать все так, как проделал Трёмса: он сел на своего борзого коня, подъехал к котлу, правою ногой стал на стремя, а левою на край котла и спросил царевну:
— Что же, царевна, напрасно моя царская голова погибает?
А царевна ему ответила:
— Нет, не напрасно, — и не улыбнулась.
Царь не понял этого и бросился в котел да и сварился. Старый же царь был бездетен, и наследников у него не было. Тогда весь народ, бывший тут же на городской площади, сказал: «Выберем себе в цари молодого богатыря Трёмсу, другого нам не надо». Трёмса поклонился всему честному народу и сказал, что он согласен сесть на царский престол, если только Елена Прекрасная согласится быть его женою. А царевна тут же при народе объявила, что она давно поглядывала на молодого богатыря и что он уже давно мил ее сердцу. Так Трёмсу избрали царем, и царевна стала его невестой.
Назначили день свадьбы. Пред свадьбой Трёмса пошел к своему коню, а конь и сказал ему:
— Много я служил тебе, Трёмса, сослужи и ты мне службу богатырскую.
— Какую же службу я могу сослужить тебе, мой добрый конь?
И конь ему сказал:
— Я — заколдованный молодой богатырь, силами чар превращенный в коня Злым Духом, и ты можешь разбить эти чары и снова превратить меня в доброго молодца. А сделаешь ты это так. Завтра вы с царевной поедете в церковь Божию под золотые венцы, после венчания вы выйдете из церкви, и ты спроси у царевны: «Что, царевна, это мне служит, однако, не конь?». И она ответит: «Не конь и есть!» — и улыбнется. Ты рассеки меня мечом, и я приму прежний вид.
Так и сделал Трёмса. В церковь на венчание Трёмса подъехал на своем коне. После венчания по выходе из церкви Трёмса спросил царевну:
— Что, царевна, это мне служит, однако, не конь?
И она ответила:
— Не конь и есть! — и улыбнулась.
Тогда Трёмса снял свой меч и рассек коня пополам, и сказал: «Был ты конь ретивый, а теперь стань добрый молодец». И конь превратился в молодого богатыря дивной красоты. И народ дивился этому чуду. После того царь Трёмса с молодой женой и с молодым другом отправились в царский дворец, где собрались уже все вельможи и министры, и стали пировать свадебный пир. Трёмса приказал выкатить из царских погребов бочки с винами для народа и солдат. Веселье было великое и всенародное.
После свадьбы царица просила Трёмсу съездить к ее родителям помириться с ними и просить у них прощения за беспокойства, которые они из-за нее перенесли. Трёмса согласился. Стали собираться в путь. Пред отъездом Трёмса поручил царство попечению своего молодого друга-богатыря, бывшего коня. Приехали молодые супруги в дом родителей невесты и первым долгом пали им в ноги. Родители были удивлены появлению дочери, они почитали ее уже умершей; когда они узнали о всем случившемся, то во всем простили Трёмсу и свою дочь, помирились с ними и благословили их на супружескую жизнь и на царский престол.
Долго гостили новобрачные, наконец собрались домой. Родители с честью проводили их, молодых провожали за город с музыкой и с весельем, в приданое им дали целых двенадцать повозок с разным ценным имуществом. По возвращении домой Трёмса короновался и сделался царем. По случаю коронования опять были пир и гулянье как во дворце, так и во всем народе.

И я там был,
Мед-вино пил,
По усам текло,
А в рот ни зерна не попало.



Осип Меркурьевич Заякин, крестьянин
 деревни Артамоновой
Тюменского уезда.
16 октября 1906 года.





Счастье бедного Лазаря
 Сказка


В одном селе жили-были два родных брата: Лазарь богатый и Лазарь бедный[62]. У богатого Лазаря было всего много: и денег, и имений, обширная лавка его ходко торговала, жил он в большом богатом доме и знакомство он вел все с хорошими людьми: с господами и боярами, и с именитыми купцами. Детей у богатого Лазаря совсем не было. Бедный же Лазарь жил в большой нужде и бедности, а детишек у него было много. Часто бедный Лазарь обращался к своему брату богатому Лазарю то с одной, то с другой просьбой о помощи и пособии. Богатый брат не любил своего бедного брата, но не отказывал ему в своей помощи и кое в чем по мелочам помогал ему.
Однажды в весеннюю пору бедный Лазарь пришел к своему брату и просит:
— Дай, братец, лошадку вспахать поле, была у меня всего одна лошаденка и та недавно от бескормицы сдохла.
— У меня двенадцать лошадей, — сказала богатый Лазарь, — любую бери, мои лошади теперь на пашне, мои работники пашут на них, ступай туда и возьми.
Пошел бедный Лазарь в поле и видит: двенадцать здоровенных и сильных мужиков на двенадцати лошадях пашут большое поле богатого Лазаря; дивится бедный Лазарь и думает: «Откуда богатый Лазарь достал таких работников, во всей округе я таких мужиков не видывал. Да и какие же они щеголи, разрядились, словно на праздник: красные рубахи, плисовые шаровары, поярковые шляпы и добрые сапоги. Кони — настоящие львы, и сбруя на них блестит». Подошел Лазарь к работникам и поздоровался.
— Бог помочь, добрые молодцы!
— Спасибо.
— Кто вы такие и откуда вы сюда явились?
— Мы люди особенные: твоего брата счастье, — сказали батраки.
«Вот оно что», — подумал бедняк и говорит:
— Дайте мне лошадку вспахать поле, брат мой дал на это свое согласие.
Работники ответили:
— Не можем мы дать тебе своих лошадей, нам и самим еще много надо пахать. Да ты и не справишься с нашими конями — у нас и кони особенные.
Так бедный Лазарь и вернулся домой с пустыми руками. В другой раз бедный Лазарь приходит к своему богатому брату и просит его:
— Брат, нехватки в дому, хлеба нет и муки, обеда не из чего готовить, ребятишки с голоду умирают. Дай, пожалуйста, муки.
Богатый Лазарь отсыпал бедному брату мешок муки, и тот пошел. Богатый же Лазарь сказал своей жене:
— Хозяйка, возьмем к себе в дом бедного Лазаря со всей его семьей, он нас не объест. Пускай себе живет на заднем дворе в заброшенной избушке. Ходит он, выпрашивает себе помощи — срам один пред добрыми людьми.
— Да к какому же делу приставить твоего брата? — сказала жена богатого Лазаря. — И какую работу он будет править?
— Да мы ему и не дадим никакого дела, будет каждый день носить в полевую избушку обед нашему старичку, туда отнесет горшок со щами и обратно принесет порожний горшок. Работа нетрудная и для него самая подходящая.
Жена на это согласилась. Призвал богатый Лазарь своего бедного брата и предложил ему переходить к нему со всей семьей на житье при полном обеспечении. Бедняк был рад этому предложению и не мешкая перешел со всей семьей во двор своего брата, и устроился в заброшенной избушке на заднем дворе. Каждый день в обеденную пору бедный Лазарь относил обед: горшок со щами в полевую избушку, стоящую недалеко за селом, и оставлял его там до следующего дня, а порожний горшок от прежнего обеда брал с собой и шел домой.
Долго носил бедный Лазарь обед в полевую избушку и наконец задумался: «Кому же это я ношу обед и кого кормлю? Надо посмотреть и узнать это». Спрятался бедняк Лазарь в избушке за чувал и стал дожидаться. Вдруг явился в избушку старый старичок и начал есть щи, наелся и говорит: «Кто там за чувал спрятался, выходи!».
Вышел бедный Лазарь, поклонился старику и говорит:
— Это я, дедушко, спрятался за чувалом; я принес тебе обед да не успел до твоего прихода убраться отсюда, испугался тебя и спрятался.
— Нечего меня пугаться и не для чего от меня прятаться. Я ведь тебя не съем и не укушу.
Видит бедный Лазарь, что старик добрый и на словах ласковый, стал посмелее и говорит старику:
— Скажи мне, дедушко, кто же ты будешь?
— Я твоего брата счастье, — ответил старик.
— Ах, христовое счастьице! Нет ли где и моего такого же счастья, как у брата?
— Как нет? Есть и у тебя счастье. И твое счастье будет получше, чем у твоего брата, только оно сильно обленилось.
— Ах, дедушко, скажи мне и научи, как и где найти мне мое счастье?
— Слушай, я скажу тебе, как найти твое счастье. Иди ты на море, там на морском берегу ты увидишь два больших и старых дуба, под одним дубом выскурь; выруби ты себе добрую дубину и с нею спрячься в выскури и жди там. Придет на морской берег старый старик, грязный и оборванный, старик разденется и войдет в воду, и станет купаться в море, а ты выйди с дубиной из своей засады и сядь на платье. Когда старик выйдет из воды, ты примись его бить палкой без всякой пощады и бей до тех пор, пока он тебе чего-нибудь даст или скажет, что надо сделать. Тогда ты прекрати побои, возьми от старика, что бы он тебе ни дал, и возвращайся домой. Этот старик и есть твое счастье.
Обрадовался бедный Лазарь этому известию, поблагодарил доброго старика и пошел домой. Он сказал своей жене о своей встрече с добрым стариком в полевой избушке и сказал ей:
— Ну, хозяйка, не будем больше жить на задворках у богатого брата и вернемся в свою старую избенку; ты пока оставайся с ребятишками дома, а я пойду к морскому берегу искать свое счастье, старик говорит, что мое счастье лучше, чем у брата.
Жена была рада этой вести и согласилась во всем с мужем. Пошел бедный Лазарь к брату и сказал ему:
— Не хочу я больше жить у тебя и вернусь в свою старую избенку.
— Ну, с чем пришел, с тем и уходи, ступай, я тебя не держу.
Перевел бедный Лазарь свою семью в свою старую избу, а сам не мешкая пустился в дальний путь. Долго шел Лазарь, наконец пришел на берег моря и по сказанному как по писаному нашел на морском берегу два старых больших дуба, под одним — выскурь; вырубил себе Лазарь прочную дубину и спрятался под корнями дуба, сидит и ждет. Наступил вечер, а затем ночь, и все никто не является на берегу, только в полдень следующего дня к берегу подошел старый старичище, огромного росту, но оборванный, грязный, и одежонка на нем была худая; не спеша разделся старик на берегу и пошел в воду, а когда нырнул в воду, тогда Лазарь выскочил из-под дуба с дубиной в руках и сел на платье старика.
Искупался старик и вышел на берег, тут его встретил Лазарь и давай бить и лупить дубиной, не жалея своих сил. Взмолился старик:
— За что, за что ты бьешь меня?
— Как же мне не бить тебя, — отвечал бедный Лазарь, — ведь ты до чего довел меня: на всем селе я самый бедный и последний мужичонко, дети умирают с голоду.
— Чего я поделать могу? Вишь как я обленился и сам хожу в грязи и в лохмотьях.
— Дай мне хоть чего-нибудь на счастье!
— Чего же я дам тебе? Ничего у меня нет, есть один только грош, возьми его.
Взял бедный Лазарь грош и пошел обратно домой, идет путем-дорогой и размышляет: «Невелико же мое счастье, чего купишь на грош?». Идет бедный Лазарь в городе по базару, встречает его баба с курицей в руках и говорит:
— Купи, дядя, курицу.
— Рад бы я купить курицу, да денег-то у меня всего один грош.
— Я тебе отдам курицу и за грош, а остальные деньги подожду за тобой, после отдашь.
Взял Лазарь курицу и шибко обрадовался, думает: «Не с пустыми руками домой ворочусь». Вернулся Лазарь домой, жена встречает его с полным удовольствием, с радостью и весельем и спрашивает:
— Ну что, как, нашел ли ты свое счастье?
— Найти-то нашел я свое счастье, только немного корысти от него получил, всего один грош, и за грош этот я купил вот эту курицу.
— Ну и то слава Богу. Завтра заколем курицу и сделаем суп, ребятишек накормим.
Пустили курочку на пол и бросили ей зерна. На следующее утро проснулись и увидели: в каждом углу избы по два яичка — это отложила за ночь их курочка. Подивились Лазарь и его жена и стали искать курочку, чтобы заколоть ее к обеду, искали-искали — нет нигде курочки, словно она растаяла. На следующее утро просыпаются и видят, что в каждом углу лежит уже по четыре яичка, а самой курочки опять нигде не видно.
Обрадовалась баба, собрала шестнадцать яиц, восемь из них сварила для своих детей, а остальные восемь штук понесла в город продавать; пришла баба на базар, а ей торговки и места не дают, и кричат с неудовольствием на бабу:
— Явилась сюда с таким пустяком, лишь место занимает!
Присела баба на самом краю базара и ждет покупателя.
И вот явился на базар один барин и начал обходить всех торговок яйцами, подойдет к торговке, возьмет яичко, посмотрит его на солнечный свет и забракует. И так внимательно барин осмотрел все яйца у всех торговок, забраковал все их и на всем базаре не купил ни одного яйца.
Дивятся торговки: что за барин мудреный явился сюда, все яйца пересмотрел, а ни одного не купил, а яйца у всех свежие и хорошие. Подошел наконец этот барин к жене Лазаря, осмотрел ее яйца и на каждом прочитал надпись: «Кто это яичко съест, у того каждое утро будет под головою сто рублей». Спросил барин бабу:
— Почем продаешь яичко?
— Что дашь, то и ладно будет.
— Вот тебе за все за них 100 рублей, — подал барин бабе 100-рублевую бумажку.
— Ах, барин, ведь у меня сдачи-то нет.
— Какая там сдача, я еще тебе пятиточку накину.
Не успела баба прийти в себя от изумления, как барин взял у ней все восемь яиц и скрылся. Несказанно обрадовалась баба выпавшему счастью — такой уймы денег никогда на ее руках не бывало. Накупила она для хозяйства всякой провизии, обнов для детей, наняла лошадь и привезла домой много всякого добра, да еще и деньги остались. Лазарь спрашивает жену:
— Где ты всего столько достала и на какие деньги купила?
— Да за яйца дали мне большие деньги.
И рассказала баба Лазарю о том, как явился на базар какой-то мудреный барин, который весь яичный базар обошел и все яйца осмотрел, да ни у кого ни одного яйца не купил, а у ней купил за 100 рублей восемь яичек, да еще и пятиточку накинул — такой добрый барин. Посудили Лазарь с женою и решили: курицу колоть не следует, а надо ее беречь, курочка-то, оказывается, особенная и откладывает ценные яйца. Курочка, между тем, каждое утро исправно откладывает по четыре яичка по четырем углам избы, и уже она перестала прятаться, а гуляла свободно в избе и на улице, ею стали дорожить и ее стали беречь.
Стал Лазарь продавать дивные яйца своей курицы по дорогой цене, и скоро у него на руках образовался огромный капитал, и он сделался богатым человеком, богаче своего брата. Построил Лазарь себе большой и роскошный дом и великолепно его обставил, и зажил богатым барином, нанял Лазарь для своих детей особого учителю Омелю; только учитель-то, видно, попался не с большим умом, хоть из себя человек видный.
Задумала жена Лазаря женить Омелю на своей старшей дочери, да только дело все как-то не налаживалось. Учитель Омеля жил в доме Лазаря; однажды он изловил дивную курочку и стал ее с любопытством рассматривать, развернул он ей крылышки и на хлупи[63] курицы прочитал такую надпись: «Кто съест эту курицу, тот будет царем, а кто съест ее потроха, у того в головах каждое утро будет сто рублей».
Никому не сказал Омеля об этом открытии, он явился к Лазарю и его жене и объявил им: «Я тогда женюсь на вашей дочери, если вы согласитесь вашу дивную курочку заколоть и зажарить, и я съем ее всю целиком со всеми ее потрохами за свадебным столом». Подумали-подумали Лазарь с женою и решили, что им эта курица теперь не нужна, так как и без нее у них теперь столько денег, что девать некуда, и согласились.
Назначен был день свадьбы, курочку закололи и зажарили ее с потрохами. Жених и невеста поехали в церковь венчаться, а приготовленная курочка стояла в шкапу. Два старших сына бедного Лазаря Федор и Григорий набегались на воле и захотели есть; прибежали они в кухню, раскрыли шкап, взяли курочку, приготовленную для Омели-жениха, и съели ее: старший сын Федор съел потроха, а младший Григорий съел самую курочку. Тем временем свадебный поезд вернулся из церкви, Омеля потребовал курочку, хватились, а ее и след простыл. Стали доискиваться, где курочка девалась, и бывший тут народ сказал: «Курочку съели ваши же ребятки».
Узнал об этом жених Омеля, схватил нож и бросился на мальчиков Федора и Григория: ему хотелось заколоть их и съесть их сердца и печени, через это сделаться царем и находить под своим изголовьем каждое утро по сту рублей. Но мальчики не дались Омеле, они бросились от него бежать, убежали за деревню в дремучий лес, Омеля их преследовал, но дети забрались в непроходимые лесные трущобы и там спрятались.
Омеля не мог найти детей и вернулся домой с пустыми руками. Дети же, как только заметили, что погони за ними нет, так пошли куда глаза глядят, ворачиваться домой они уже и не думали — боялись Омели. Шли-шли дети и пришли в одно большое торговое село, и выпросились у одной вдовы переночевать, вдова их пустила, бросила им на пол кое-какую постилку и две подушки.
Наутро парни проснулись, хозяйка стала убирать их постель и в изголовье их нашла 100 рублей золотыми деньгами, и говорит:
— Ребята, зачем вы разбрасываете зря деньги, в другом месте их у вас украли бы, ваше счастье, что вы нашли приют в доме хоть бедной да честной вдовы. Подберите деньги.
— Ах, бабушко, это не наши деньги.
— Как это не ваши, коли под вашими головами найдены. Берите и не бросайтесь зря деньгами.
Взяли парни деньги, обрадовались и думают: «Денег теперь у нас много, куда же их нам девать? Пойдем в кабачок!». И пошли в кабачок, из кабачка в трактирчик, пьют пареньки, бражничают и гуляют; целый день гуляли и пировали, и к ночи все деньги спустили.
Вернулись домой уже ночью и легли спать. Наутро встают и видят: в головах у Федора опять лежат 100 рублей золотом. Опять пошли парни по кабакам и трактирам, завели себе подходящую компанию, в картишки стали поигрывать, гуляли и пировали опять целый день до ночи, и спустили все деньги. Ночью пришли домой, легли спать, а на следующее утро в изголовье Федора опять 100 рублей золотом.
Старуха вдова сообразила, в чем тут дело, она дала Федору сильного рвотного, и Федора стало рвать, и он выкинул куриные потроха, старуха подобрала их и проглотила. Между тем молодые люди опять с утра пустились по кабакам и трактирам и к ночи спустили все деньги до последней копейки. Наутро парни просыпаются, хвать, а под головами денег-то нет. Зато у старухи вдовы под головами оказались 100 рублей.
Прогнала вдова своих жильцов из дома, и очутились они на улице без денег. Что оставалось делать? Пошли они за деревню куда глаза глядят. Шли-шли, вдруг их догоняют иноземные купцы, увидели купцы двух молодых и красивых парней, по-видимому, праздно шатающихся, и решили, что надо изловить этих парней, отвезти и продать, за них можно получить хорошие деньги.
Бросились купцы на братьев и схватили младшего Григория, старший же Федор от них ускользнул, убежал в лес, да там и скрылся. Повезли купцы Григория в столичный город своего государства и продали Григория царю. Умный и красивый мальчик сильно понравился царю; царь стал его воспитывать в своем дворце, а когда Григорий подрос, царь выдал за него свою единственную дочь. Вскоре царь умер, и Григорий сделался царем.
Однажды царь Григорий сел на корабль и поехал осматривать пределы своего царства. Долго был в отлучке царь и наконец направился в обратный путь. Едет царь на корабле, погода стояла тихая и для путешественников благоприятная, и вдруг видит, что впереди вода на море забурлила и заволновалась, и в волнах показалась небольшая лодочка, на лодочке стоял Морской царь, седой старик огромного роста; на лодочке не было ни весел, ни руля, но она сама плыла по морю и быстро подходила к кораблю, и по мере приближения лодочки вода под кораблем все сильнее и сильнее волновалась, наконец заходили вокруг корабля огромные волны величиной с дом, и вода словно закипела белой пеной, корабль царя едва держался, вот-вот ляжет на бок и пойдет ко дну.
Сильно испугался царь Григорий и взмолился Морскому царю:
— Морской царь, перейми меня и возьми на свою лодочку или же прекрати эту бурю и волнение.
— Нет, я еще пуще взволную море и утоплю тебя, — ответил Морской царь.
— За что ты хочешь сгубить меня и чего тебе от меня надобно?
— Отдай мне из своего дома то, чего ты не знаешь.
— Отдам все, только не губи меня.
— Давай сделаем рукописание.
Достал Морской царь со дна моря колючей травы, разрезал Григорию безымянный палец, наточил из него крови, и царь Григорий своей кровью написал рукописание, которое и передал Морскому царю. Взял Морской царь это рукописание и говорит: «К такому-то сроку обещанное доставь мне в такое-то место на морском берегу, а не доставишь, худо тебе будет».
Царь Григорий обещал это исполнить. После этого Морской царь скрылся, буря улеглась и волны на море стихли, и царь Григорий благополучно прибыл в гавань своей столицы. Весело идет царь в свой дворец, царица встречает его с полным удовольствием, с радостью и с весельем, а на руках у нее сидит ребенок — первенец сын. Поздоровался царь с царицей и спросил царицу:
— Это чей же ребенок?
— Это наш сын и наследник, — сказала царица, — когда ты уезжал, я оставалась в тягостях и родила без тебя первенца сына, которого я и назвала Иваном.
Услышал это царь Григорий и залился горькими слезами. Царица обеспокоилась и стала спрашивать царя, с чего вдруг сталась с ним такая перемена и с чего он так горько плачет. И царь рассказал свое приключение на море, как он обещал Морскому царю отдать из дома, чего не знал, и отдал своего сына. Заплакала и царица.
Между тем Иван-царевич рос не по годам, а по дням, и был он мальчик красивый и умный. Стал Иван-царевич примечать, что родители его, глядя на него, часто плачут горькими слезами, и стал их спрашивать: «Скажите, о чем вы плачете?». Сначала родители не хотели сказать ему ничего о его судьбе, но потом не выдержали спроса своего сына и сказали ему, что отец отдал его Морскому царю и скоро настанет время вести его на указанное место.
Выслушал Иван-царевич родителей и сказал:
— Чего я буду мешкать, пойду я заранее к Морскому царю.
Снарядили родители своего сына, благословили и отпустили, и пошел царевич куда глаза глядят. Шел-шел Иван-царевич и зашел в глухой дремучий лес, и увидел там большой покосившийся на корню дуб, и под вывороченными корнями виднелась большая выскурь; Иван-царевич подошел к выскури и увидел отверстие в глубь земли, срубил он длинную жердь и опустил ее на дно глубокой ямы, и спустился в яму по жерди; очутился Иван-царевич на дне мрачного и темного подземелья, вдали просвечивался свет; на этот свет и пошел Иван и скоро вышел в обширное и светлое помещение, одна стена этого помещения была увешана иконами, а перед ними горело множество свечей; тут же, у стены, стоял столик, а за столиком сидел старый отшельник. Иван-царевич Богу помолился и старику поклонился.
Старец спросил Ивана-царевича:
— Кто ты, добрый молодец, и куда ты путь держишь?
— Меня зовут Иван, я сын такого-то царя, отец меня отдал Морскому царю, и вот я иду теперь к нему.
— Морской царь тебя берет? Ах, он подлец этакий! Не ему бы владеть таким рабом. Знаю я Морского царя, он мой родной брат. Но как же ты, молодец удалой, пойдешь к Морскому царю? Ведь путь к нему далек и труден.
Поклонился Иван-царевич старцу и говорит:
— Научи меня, святой отец, как надо попасть к Морскому царю, и укажи путь к нему.
— Хорошо, сын мой, я научу тебя, слушай меня внимательней. Ступай к морю, там на морском берегу ты увидишь два дуба, под одним выскурь, ты спрячься в выскури и жди. В полдень прилетят 77 голубок, эти голубки оборотятся в девушек и станут в море купаться. Ты примечай, где разденется и сложит свою рубашку старшая из них, она первая разденется и первая же войдет в воду и последней выйдет из воды. Ты не мешкай, возьми ее рубашку и спрячь, а затем действуй по указанию этой девушки. 77 голубок — дочери Морского царя.
Поклонился Иван-царевич старцу, благословился у него и пошел к морю. Дошел Иван-царевич до моря и по сказанному как по писаному нашел на берегу два дуба, под одним выскурь, спрятался царевич в выскури и стал ждать. В самый полдень прилетели 77 белоснежных голубок, ударились об землю и оборотились девушками невиданной красоты. Старшая из них разделась прежде других и положила свою рубашку несколько поодаль своих подруг и поближе к дубу.
Иван-царевич изловчился, схватил сорочку старшей девушки и опять быстро спрятался в выскури. Девушки выкупались, вышли на берег, ударились об землю, оборотились голубками и улетели, вышла из воды и старшая девушка, хватилась, а рубашки-то ее нет, искала-искала, да так и не нашла.
И сказала царевна громким голосом: «Кто мою рубашку взял, отдай мне ее. Если ты старый человек, будь ты мне отец, а если ты добрый молодец, будь ты мой суженый».
Вышел Иван-царевич и вернул девушке ее рубашку, увидела его царевна и говорит ему: «Будь же ты, добрый молодец, моим суженым». Сняла царевна золотое кольцо со своей руки и надела его на палец Ивана-царевича, а Иван-царевич надел ей свое кольцо. Так они обручились.
Стала девушка расспрашивать Ивана-царевича:
— Скажи мне, добрый молодец, суженый мой, кто ты и откуда, куда ты путь держишь?
— Я Иван-царевич, меня царь-отец отдал Морскому царю, к нему я теперь и иду. Только не знаю я, каким путем идти к нему.
— Ах, Иван-царевич, суженый мой! Морской царь — мой отец, а я его старшая дочь Марфа-царевна. Иди ты в эту сторону и там увидишь большую щуку-белугу, она переперла собою синее море от края в край, ты не бойся, переходи по ней, как по мосту. И на том берегу ты увидишь на горе слободку, а в ней стоит золотой дворец моего отца-царя и 77 теремов для его дочерей, мой терем стоит на самом краю слободки. Ты заходи прямо в мой терем.
Сказала так Марфа-царевна, ударилась об землю, оборотилась голубкой и улетела. А Иван-царевич пошел берегом моря. Скоро он увидел щуку-белугу и перешел по ней, как по мосту, на другую сторону моря и пошел в терем своей обрученницы, но в тереме он никого не застал и решил дожидаться. Вдруг в трубе запело, и через трубу в избу влетела голубка, ударилась об землю и оборотилась девушкой — это была Марфа-царевна.
Царевна сказала Ивану-царевичу:
— Не мешкая, царевич, иди к Морскому царю, будь с ним ласков и называй его батюшкой. Царь теперь обедает.
Иван-царевич пошел в золотой дворец и застал Морского царя за обедом. И поздоровался с ним:
— Хлеб да соль, батюшко!
— Спасибо на добром слове, — сказал царь, а к столу Ивана-царевича не пригласил.
Пообедал царь и стал царевича расспрашивать:
— Скажи мне, добрый молодец, кто ты, откуда ты явился и куда путь держишь?
— Я Иван-царевич, меня мой отец отдал вашей милости, вот я теперь и явился к вам.
— А, это хорошо, что ты явился ко мне. Теперь пока иди и с дороги отдохни, а завтра приходи ко мне, я дам тебе работу и наложу на тебя службу.
Поклонился Иван-царевич и вышел из золотых палат Морского царя, он прямо пошел в терем своей обрученницы Марфы-царевны и рассказал ей, как его принял царь. Марфа-царевна накормила Ивана-царевича досыта, напоила допьяна и на кроватку спать уложила; лег Иван-царевич и проспал до следующего дня. А на следующий день опять пошел к Морскому царю и застал его за обедом.
— Хлеб да соль, батюшко.
— Спасибо на добром слове.
И опять царь не пригласил Ивана-царевича обедать. После обеда Морской царь сказал Ивану-царевичу:
— Ну, теперь я на тебя наложу службу.
— Какую же службу, батюшко?
— Построй ты мне через синее море чугунный мост с хрустальными перилами. Завтра к утру чтобы мост был готов. Если же ты этой работы не выполнишь, то полетит твоя голова с плеч. А теперь пока ступай.
Вышел Иван-царевич из дворца, закручинился и запечалился и повесил свою буйную голову ниже могучих плеч, пошел он к Марфе-царевне. Марфа-царевна спрашивает Ивана-царевича:
— Что ты, Иван-царевич, закручинился. Что ты, суженый мой, запечалился и повесил свою головушку?
— Как же мне не кручиниться, как не печалиться и не вешать свою буйную голову? Наложил на меня царь службу непосильную.
— Какую же службу наложил на тебя государь-батюшко?
— Царь приказал мне построить чугунный мост с хрустальными перилами через синее море, и чтобы мост был готов завтра к утру. А где же я чего взял? Ни материалов, ни рабочих у меня нет. Эх, горе! Пропала моя голова!
— Не печалься, царевич, и не кручинься! Молись Спасу, ложись спать! Утро вечера мудренее. Завтра к утру все готово будет.
Лег Иван-царевич и уснул богатырским сном. А Марфа-царевна с наступлением ночи вышла на крыльцо своего терема, свистнула молодецким посвистом, гаркнула богатырским погарком:
— Гей вы, слуги мои верные, явитесь ко мне сюда.
И вот явились три молодца и сказали:
— Что, царевна, надо?
— Постройте через синее море чугунный мост с хрустальными перилами, и чтоб завтра к утру мост был готов.
— Все будет исполнено, царевна!
И пошла за ночь работа: со всех сторон слетелось видимо-невидимо духов, и все принялись за дело, только стук да гром пошел. К утру мост был готов.
Иван-царевич пошел к Морскому царю с докладом, что все готово. Царь приказал дать карету, сам сел и Ивана-царевича посадил с собой, и поехал осматривать работу. Осмотрел царь мост и сказал Ивану-царевичу:
— Хорошо орудуешь, только не сам. Ну, да мне все равно. Молодец! Хвалю за это. Теперь иди и отдыхай, а через три дня опять приходи ко мне, и я дам тебе работы.
Прошло три дня. Иван-царевич пошел во дворец к Морскому царю и застал его за обедом.
— Хлеб да соль, батюшко!
— Хлеба-соли кушать, милый сын!
На этот раз Морской царь пригласил Ивана-царевича к обеду, и тот сел за стол. После обеда Морской царь сказал Ивану-царевичу:
— Сослужи ты мне, сынок, еще службу. Построй ты мне церковь, и чтобы она не на земле стояла, а от моего дворца к этой церкви проведи хрустальный мост с золотыми перилами, под мостом чтобы была вода и в ней ходила бы всякая рыба, и чтобы рыбу эту можно было бы видать во всякую пору. Завтра к утру чтобы мост был готов. Если же ты не выполнишь этой работы, то полетит твоя голова с плеч!
Вышел Иван-царевич из дворца и пуще прежнего закручинился и запечалился. Пошел он к обрученнице и рассказал ей, какое поручение дал ему царь. Марфа-царевна сказала ему:
— Не кручинься, царевич, и не печалься, молись Спасу, ложись спать. Утро вечера мудренее, к утру все будет готово.
Лег Иван-царевич спать и проспал до другого дня. Марфа-царевна же с наступлением ночи вышла на крыльцо, свистнула молодецким посвистом, гаркнула богатырским погарком, и явились три молодца:
— Что, царевна, надо?
— Постройте каменную церковь, и чтобы она не на земле стояла, от царского дворца к этой церкви проведите хрустальный мост с золотыми перилами, чтобы под мостом была вода, а в ней ходили бы всякие рыбы, и завтра к утру чтобы все было готово.
— Все это, царевна, будет исполнено.
Скрылись молодцы. Опять со всех сторон слетелись духи и принялись за работу, пошел такой треск и шум, что и сказать невозможно.
К утру все было готово, и Иван-царевич отправился к царю с докладом. Сел царь в карету, посадил с собою Ивана-царевича, поехал на постройку, осмотрел ее, прогулялся по хрустальному мосту и остался всем очень доволен, и сказал Ивану-царевичу:
— Хорошо орудуешь, только не сам, ну, да мне все равно. Иди теперь и отдыхай, а через три дня приходи опять ко мне, и я дам тебе работу.
Прошло три дня, и Иван-царевич пошел к царю и застал его за обедом.
— Хлеб да соль, батюшко.
— Хлеба-соли кушать, милый сын.



Сел Иван-царевич за стол и стал обедать. После обеда царь говорит:
— Ну, теперь я еще дам тебе работу. Есть у меня в конюшне стоялый жеребец, злой и очень сильный, всякого человека, кто к нему подойдет, конь этот насмерть ногами бьет и зубом грызет. Завтра же обучи этого коня и объезди его хорошенько. Если же не справишься с этим делом, то полетит твоя голова с плеч. А теперь иди.
Вышел Иван-царевич из дворца и крепко закручинился и запечалился, пошел он к своей обрученнице и рассказал, какое поручение дал ему царь. Выслушала Марфа-царевна своего суженого и крепко задумалась, а затем сказала:
— Эта служба будет потруднее первых двух: ведь конь-то этот будет сам Морской царь, и обуздать его будет нелегко. Ну, да как-нибудь справимся и с этим делом. А теперь молись Спасу, ложись спать. Утро вечера мудренее.
Лег Иван-царевич спать и проспал до следующего дня. На другой день Марфа-царевна дала Ивану-царевичу уздицу и седелко и сказала Ивану-царевичу:
— Когда ты войдешь в стойло к коню, то ударь уздицей коня с одной стороны и с другой стороны, и конь будет стоять смирно. Тогда ты надевай на него узду и узду прибей гвоздями по одному гвоздю на голове, на переносье и на щеках. Затем наложи седло и седло тоже прибей гвоздями к спине и к бокам коня. Возьми ты с собою три проволочных прута и пудовый железный молот и, когда сядешь на коня и когда он тебя понесет, тогда ты бей коня проволочными прутьями промеж ушей из всей своей силы, а когда прутья истреплются, тогда ты берись за молот и бей коня молотом без пощады. Только этим путем и можно объездить коня.
Взял Иван-царевич уздицу и седельце, взял с собою три железных прута и пудовый молот и пошел в стойло на царских конюшнях; вошел он в стойло, и конь на него бросился, но Иван-царевич не струсил, ударил он коня уздицей с одной стороны, ударил с другой стороны, и конь усмирился. Тогда Иван- царевич надел на коня уздицу и прибил ее гвоздями на голове, на щеках и на переносье, наложил седло и его тоже гвоздями прибил, а затем взял три прута и молот и заскочил на коня.
Видели царские конюхи, как Иван-царевич садился на коня, и не видали, как он умчался. Взвился конь и понес Ивана-царевича выше леса стоячего и ниже облака ходячего, носит и треплет конь Ивана-царевича по кустам, по оврагам и буеракам, а Иван-царевич не робеет: схватил проволочные прутья и давай хлестать коня промеж ушей, и до того хлестал, что все прутья обтрепал. Схватил тогда Иван-царевич молот и давай бить коня по голове. Долго разносил конь царевича, но не мог сбросить его и наконец выбился из сил, и дошло до того, что конь едва ноги стал волочить.
Тогда Иван-царевич повернул коня к городу, поставил его на стойло и сказал:
— Будь ты проклята, лошадь, этакая кляча. Такой погани я в жизнь свою не видывал, насилу меня до дому довезла. У моего батюшки-царя в конюшнях стояло 77 жеребцов, не этому чета, да и то я их всех обучил и объездил.
На другой день Иван-царевич пошел во дворец и увидел Морского царя на балконе, ходит он весь измученный, голова у него разбита и опухла, и обвязана всякими перевязками. Царь сказал Ивану-царевичу:
— Еще я наложу на тебя службу. Построй ты мне чугунную баню, завтра к утру чтобы она была готова. Не построишь, слетит с плеч твоя голова.
Пуще прежнего закручинился и запечалился Иван-царевич и пошел к своей обрученнице, и рассказал ей, какое поручение дал ему Морской царь. Выслушала Марфа-царевна и говорит:
— Эта вот служба так служба, трудная служба. Ну, да как-нибудь справимся. Молись Спасу, ложись спать. Утро вечера мудренее, к утру все будет готово.
Лег Иван-царевич и скоро уснул богатырским сном. А Марфа-царевна дождалась ночи, вышла на крыльцо своего терема, свистнула молодецким посвистом, гаркнула богатырским погарком, и явились к ней три молодца:
— Что, царевна, надо?
— К завтрашнему утру постройте чугунную баню.
— К утру баня будет готова, царевна.
И действительно, к утру баня была готова. Пошел Иван-царевич к царю с докладом, что баня готова. Морской царь сказал Ивану-царевичу:
— Я прикажу за ночь натопить баню, а завтра утром ты и Марфа-царевна пойдете в баню париться.
Крепко закручинился Иван-царевич и пошел к своей обрученнице, и рассказал, какой приказ он получил от царя.
Выслушала царевича Марфа-царевна и говорит:
— Ну, царевич, этой службы нам уже не сослужить. Накалит царь-батюшко чугунную баню докрасна и сварит в ней нас с тобою. Надо нам бежать.
С наступлением ночи Марфа-царевна с Иваном-царевичем собрались в побег; пред уходом же из своего терема Марфа-царевна плюнула слюнку на пол и сказала:
— Слюнка, говори и отвечай за меня.
К утру приготовили баню и натопили ее так, что стены ее раскалились докрасна. Царь послал прислужниц объявить Ивану-царевичу и Марфе-царевне, что баня готова и чтобы они шли в баню. Прислужницы пришли в терем Марфы-царевны и нашли дверь в ее комнате запертою, и через дверь крикнули:
— Иван-царевич, Марфа-царевна, идите в баню, баня уже давно готова.
А слюнка им ответила:
— Мы сбираемся в баню и сейчас будем готовы.
Ушли прислужницы и доложили царю, что Иван-царевич
и Марфа-царевна собираются в баню и сейчас пойдут туда. Подождал царь некоторое время и узнал, что царевич с царевной все еще в баню не прошли. Тогда царь опять посылает прислужниц и строго наказывает им: «Идите и скажите Ивану-царевичу и Марфе-царевне, чтобы они не мешкали и сейчас же шли бы в баню, иначе я разгневаюсь, и тогда им худо будет». Опять побежали прислужницы и так как опять нашли дверь запертою, то они через дверь сказали:
— Иван-царевич и Марфа-царевна, идите же скорее в баню, царь-батюшко вам приказывает и грозит своим гневом.
А слюнка опять ответила:
— Сейчас идем. Вот уж мы одеваемся.
Вернулись прислужницы и доложили царю: царевич и царевна уже одеваются и сейчас отправятся в баню. Но прошло еще немало времени, а царевич с царевной все еще не прошли в баню. Тогда царь вышел из терпения и сам пошел в терем Марфы-царевны, вошел царь в терем и никого там не застал, и понял он, что царевич с царевной бежали.
И опалился царь великим гневом, призвал он к себе своих верных слуг и сказал им:
— Слуги мои верные, спешите и гоните по следам беглецов, и во что бы то ни стало приведите их ко мне. Если не сможете взять их живыми, то секите и рубите их, и привезите ко мне мертвыми.
Погнались гонцы за беглецами. Марфа-царевна услышала погоню и оборотила Ивана-царевича зеленым кустиком, а себя маленькой пташкой, перепархивает себе пташка с ветки на ветку и таково приятно распевает. Идут посланцы мимо кустика и заслушались пения птички, послушали да и пошли себе дальше. Вернулись послы и доложили царю:
— Государь, мы не могли догнать Ивана-царевича и Марфы-царевны, мы даже на след их не могли напасть, в дороге мы ничего особенного не встречали и не видали, видели только кустик, а на нем птичку — таково-то она весело распевает.
— Ах вы, глупые, — сказал царь, — как же вы не догадались, что кустик-то этот и птичка были Иван-царевич и Марфа-царевна. Бегите опять, гоните и приведите их мне живыми или мертвыми.
Опять погналась погоня. Марфа-царевна опять заслышала погоню и оборотила Ивана-царевича пастушком, а себя овечкой. Явилась погоня и увидела пастуха и крикнула:
— Эй, пастух, не видал ли ты, не проходили ли здесь Иван-царевич и Марфа-царевна?
— Нет, не видал, — отвечал пастушок, — я десять лет пасу овечку на этом месте и ни одного человека здесь не видал и не встречал.
Проскакала погоня дальше. Долго погоня мчалась по следам Ивана-царевича и Марфы-царевны, но нигде догнать их не могли. И повернула погоня назад с пустыми руками. Вернулись посланцы к царю и опять ему докладывают, что не могли найти беглецов и на дороге никого не видали, кроме пастушка и овечки. Пуще прежнего разгневался царь:
— Ах вы, дураки! Пастушок и овечка и были они самые. Бегите, гоните.
Опять поскакала погоня. Марфа-царевна заслышала погоню и оборотила Ивана-царевича стареньким попом, а себя превратила в церковь. Стоит церковь старая-престарая, мохом поросла. Скачет мимо погоня и видит: старый поп идет из церкви. Посланцы спросили попа:
— Батюшко, не видал ли ты тут, не проходили ли Иван-царевич и Марфа-царевна?
— Видел, — ответил поп.
— Давно ли они прошли?
— Прошли они здесь тогда, когда эта церковь только складывалась.
Посмотрели посланцы на церковь и рассуждают: «Церковь-то уже мохом поросла, она поставлена лет сто тому назад, очевидно, поп о других людях говорит». И проскакали мимо. Долго погоня искала Ивана-царевича и Марфу-царевну в разных направлениях и в разных местах, но найти их нигде не могла и решилась вернуться назад с пустыми руками. Вернулись посланцы к царю и доложили ему:
— Государь, долго мы гнались и искали Ивана-царевича и Марфу-царевну, но догнать их не могли и не могли их отыскать; дорогой мы никого и ничего особенного не встречали и не видали, видели только старую церковь, мохом поросшую, и старого попа; мы спросили попа, и он ответил, что видел Иван- царевича и Марфу-царевну тогда, когда церковь складывалась, а по нашему мнению, церковь та стоит лет сто.
— Ах вы дураки! Церковь-то ставилась пред самым вашим прибытием. Церковь и поп и были они самые — Иван-царевич и Марфа-царевна, а вы этого и не поняли.
Собрался в погоню сам Морской царь. Сел Морской царь на своего богатырского коня и поскакал в погоню за беглецами; летит богатырский конь, как буря, громко стучали конские копыта о землю. Марфа-царевна заслышала погоню и оборотила себя озером, а Ивана-царевича крупным ершом. Приехал Морской царь к озеру, увидел в нем ерша, обрадовался и сказал:
— Ну, теперь Иван-царевич и Марфа-царевна, вы от меня уж не уйдете.
Обернулся Морской царь щукою, бросился на ерша. Целые сутки щука гонялась за ершом, как только она догонит ерша, он повернется к щуке хвостом, и она ничего с ним поделать не может. Наконец щука и говорит:
— Ерш, повернись ко мне головой.
— Нет, щука востра, всегда ест с хвоста, а с головы я тебе не дамся.
Бегал-бегал ерш, наконец устал, уткнулся в ил головой, а к щуке хвостом. Еще целые сутки проходила щука за ершом. Наконец Морскому царю надоела эта погоня и он сказал:
— Ну, теперь идите, куда глаза глядят, больше моей погони за вами не будет.
Обернулся он опять Морским царем и поскакал в свое царство. А Иван-царевич и Марфа-царевна пошли своим путем. Шли-шли они и пришли к берегу моря, надо было перебраться на другой его берег. Марфа-царевна взяла холст, схватила его за один конец, а другой перебросила на другой берег моря, и появился мост, тогда Марфа-царевна сказала Ивану-царевичу:
— Ты иди по мосту на ту сторону моря, и когда перейдешь, то возьми холст и начинай его перетягивать на ту сторону, я же сяду на этот конец холста, и ты меня потащишь. Но когда я буду посредине моря, то я упаду на дно морское и пробуду там три года, а затем вернусь к тебе, и только тогда может состояться наша свадьба, и тогда мы проживем весь свой век безразлучно. Ты же не смущайся этой разлукой, иди в свое царство. Там тебя с радостью встретят твои родители, братья и сестры, ты со всеми ими поздоровайся и всех их поцелуй, не целуй только своей старшей сестры, а если ты ее поцелуешь, то навеки меня позабудешь.
Иван-царевич обещал в точности соблюсти и исполнить наказ своей нареченной невесты Марфы-царевны, а затем простился с нею и пошел по мосту, и скоро перешел на ту сторону моря. Перейдя на другой берег моря, Иван-царевич стал перетягивать на свою сторону холст, на противоположном конце которого сидела Марфа-царевна, и когда он дотянул царевну до средины моря, Марфа-царевна свалилась в воду и скрылась в морской глубине. Погоревал и потужил Иван-царевич о невольной и долгой разлуке со своей возлюбленной и пошел один в царство своего отца.
Долго шел он и наконец пришел в родительский дом, родители, братья и сестры встречают Ивана-царевича с полным удовольствием, с радостью и весельем, со всеми с ними Иван-царевич поздоровался и всех их поцеловал, не стал он целовать только одну старшую сестру. Обиделась сестра и задумала отомстить Ивану-царевичу; ночью во время сна она вошла в спальню Ивана-царевича и поцеловала его сонного в губы. И вот Иван-царевич совсем позабыл свою возлюбленную Марфу-царевну и забыл даже о ее существовании, и забыл все те подвиги, которые вместе с нею он совершил, и все те гонения и страдания, которые он вместе с нею вынес.
Время между тем быстро катилось, прошел год, прошел другой и уже третий год на исходе. И вот однажды престарелый царь призвал к себе Ивана-царевича и сказал ему:
— Сын мой, ты уже в совершенных годах, время тебе подумать и о женитьбе.
Поклонился царевич отцу и сказал:
— Государь-батюшко, я готов исполнить вашу волю и не прочь жениться.
Сосватал царь за Ивана-царевича невесту, дочь богатого князя, и пошли во дворце пиры и гулянья. Тем временем истек трехгодичный срок, и Марфа-царевна вышла из морской глубины и явилась в столицу Ивана-царевича; узнала она, что ее суженый уже забыл ее и сосватал себе другую невесту, что скоро будет и свадьба.
Тогда Марфа-царевна решилась на такое дело, чтобы вернуть себе своего суженого. На самом краю города она купила себе небольшую избушку и стала принимать к себе гостей, и позволяла им за деньги любоваться ее красотой. И разнеслась во всей столице молва и слава о красавице иностранке, и много людей стало ходить к ней.
Дошла об этом весть и до дворцовой челяди. Царский кучер Гришка однажды и говорит своему товарищу, кучеру Федьке:
— Сегодня на ночь я пойду к Марфе Прекрасной и овладею ею за свои любезные денежки, я скопил для этого дела 10 рублей.
А Федька подзадоривает Гришку:
— Ах ты, чумазый, с твоим ли рылом идти к такой красавице, да и с такими ли деньгами к ней ходят? К ней ходят князья да бояре и за одно погляденье дают ей больше всего твоего капитала.
— А вот я все-таки пойду, — храбрился Гришка.
И пошел. Явился Гришка к Марфе и стал за ней ухаживать и с нею любезничать, а затем предложил ей:
— Сколько ты, красавица, за любовь-то возьмешь?
— Пять рублей, — сказала царевна.
Отдал Гришка деньги, а Марфа-царевна и говорит ему:
— У меня в пригоне бегает жеребенок, поди и загони его в конюшню на стойло.
— Это мы с нашим удовольствием оборудуем, кони — это по нашей части.
Пошел Гришка в пригон и видит: ходит жеребенок с длинным хвостом; стал загонять его в конюшню да никак не может это сделать, рассердился Гришка, схватил коня за хвост и почувствовал, что рука его словно приросла к хвосту, хочет отнять руку и не может. А конь принялся таскать и волочить Гришку по двору, и не может Гришка ни остановить, ни задержать коня; пробовал Гришка завернуть хвост за столбы в пригоне, но и столбы не удержали сильного коня. Так конь протаскал за собою Гришку до самого утра и лишь утром, когда рассвело, конь отпустил Гришку и сам стал на стойло.
Пошел Гришка в избу, а Марфа ему говорит:
— Ты где же был за ночь-то! Пропали твои денежки, ступай теперь.
Почесал в затылке Гришка и вернулся на свои конюшни.
Федька его спрашивает:
— Ну что, как, хорошо?
— Так хорошо, что и сказать невозможно.
Позавидовал Федька успеху своего приятеля и сам решил на следующую ночь идти к Марфе. Пришел Федька к Марфе и стал с нею любезничать, и спрашивает ее:
— Тебе сколько надо за любовь-то твою?
— Пять рублей, — сказала Марфа-царевна.
Отдал Федька деньги. Марфа ему и говорит:
— У меня в пригоне ходит теленочек, поди-ка загони его в хлев.
Пошел Федька в пригон и видит: ходит теленочек с длинным хвостом; стал загонять его, но никак не может этого сделать, не слушает теленок и не хочет идти в хлев. Бился-бился Федька и схватил теленка за хвост, да и прирос к хвосту. И начал теленок таскать и волочить Федьку за собою на хвосте, и протаскал его до утра, и лишь утром, когда стало светло, теленок отпустил Федьку и сам пошел в хлев.
Приходит Федька в избу, а Марфа говорит ему:
— Где ты был за ночь-то? Пропали твои денежки, убирайся отсюда.
Почесал Федька затылок и пошел себе домой на царский двор. Гришка спрашивает его:
— Ну что, как, хорошо?
— Так хорошо, что и сказать невозможно.
На следующий день Иван-царевич собрался в гости к своей невесте, заложили две кареты и поехали, на передней сидел на беседке Гришка, а на задней Федька; путь лежал мимо дома Марфы-царевны. Лишь только кареты поравнялись с домом Марфы, как всеми колесами врезались в землю, рвутся кони из всех сил и не могут не только вытянуть кареты, а дальше с места их сдвинуть. Тогда Гришка сказал Ивану-царевичу:
— Вот в этом доме живет иностранка, а у ней есть сильный и крепкий жеребенок, надо попросить у ней жеребенка.
Федька добавил:
— Царевич, есть у ней еще теленок, он будет куда посильнее жеребенка, надо и его попросить у иностранки.
Иван-царевич сказал:
— Идите и кого хотите найдите: коней или волов. Только поскорее вытащите наши кареты.
Кучера пошли к Марфе-царевне и сказали:
— Дай нам твоего жеребенка и теленка вытянуть кареты, и царевич тебе за это хорошо заплатит.
— Не надо мне ваших денег, — сказала Марфа, — я дам вам теленка и жеребенка только с тем условием, чтобы в день свадьбы взяли меня в поварихи на царскую кухню, я хорошо умею готовить.
Доложили об этом Ивану-царевичу, и тот на это согласился, и Марфа-царевна дала ему жеребенка и теленка. Впрягли кучера жеребенка в переднюю карету, а теленка в заднюю, и они скоро вытащили кареты.
Настал день свадьбы. Марфу-царевну еще накануне пригласили в качестве поварихи на царскую кухню, и она наготовила всяких кушаньев и закусок так вкусно, хорошо и красиво, что на ее изделье налюбоваться не могут. Особенно хорошо и красиво она сделала курник. В день свадьбы с утра накрыли столы и заставили их кушаньями и напитками и на передний стол поставили курник. Посадили жениха в передний угол, готовились благословлять его.
Главный дружко взял нож и хотел воткнуть его в курник, как это требуется народным обычаем, но только что он занес нож, как из курника послышалось жалобное воркование голубки:

Гулю-гулю, голубок,
Позабыл, позабыл,
Позабыл ты меня!


Главный дружко в изумлении остановился. Слышит Иван-царевич, но не может понять, о чем воркует голубка. Поднял дружко нож вторично, и опять послышалось воркование голубки:

Гулю-гулю, голубок,
Позабыл, позабыл,
Позабыл ты меня!


В третий раз дружко занес нож и вонзил его в курник, и вот с улицы чрез открытое окно влетели в комнату голубь и голубка, спустились они на пирог, взяли полотенце в клюв — голубь за один конец, а голубка за другой, и опять голубка жалобно заворковала:

Гулю-гулю, голубок,
Позабыл, позабыл,
Позабыл ты меня!


Но и на этот раз Иван-царевич не понял, о чем воркует голубка, так крепко забыл он Марфу-царевну.
Тогда голубка взвилась над женихом и бросила в него золотое обручальное кольцо, и тем только разрушила чары. И вспомнил Иван-царевич Марфу-царевну, и понял он, что она здесь, во дворце, укрывается под видом поварихи. Встал Иван-царевич из-за стола, поклонился царю и сказал ему:
— Государь-батюшко! Я не могу жениться на выбранной тобою невесте, я хочу жениться только на нашей поварихе Марфе.
Изумился царь и стал всячески убеждать сына не делать этого, он сказал:
— Повариха Марфа грязна и стара, и совсем для тебя, наследника царства, она неподходящая супруга.
Но Иван-царевич настаивал на своем. Призвали Марфу-царевну и спрашивают ее:
— Согласна ли ты выходить за царевича?
— За такого молодца да не идти, — ответила Марфа и добавила: — дай мне, государь, время умыться и одеться.
Пошла Марфа-царевна в свой дом, умылась и оделась в свои дорогие платья и наряды, и явилась во дворец такою красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Пир пирком и за свадебку. Повенчали Ивана-царевича с Марфой-царевной. На радостях задал царь пир на весь мир. И я там был, пиво-мед пил, по усам бежало, а в рот ни зерна не попало.


* * *

Вернемся теперь к старшему сыну бедного Лазаря, к Федору. Как уже было сказано, Федор ускользнул из рук иноземных купцов и спрятался в глухом лесу. Когда Федор увидел, что опасность миновала, он пошел один куда глаза глядят. Долго шел он и остановился в лесу у пня валежного дерева, чтобы отдохнуть, подходит ко пню и видит: валяется небольшая сумочка-кошелек, взял его, тряхнул, и кошелек наполнился золотом. Обрадовался Федор, что нашел неубывающий кошелек, и думает: «Слава Богу, теперь я не пропаду».
Отдохнул Федор и пошел дальше. Шел-шел и вышел на широкую поляну, а на ней раскинулись большие роскошные палаты, в которых жил богатый граф. Федор попросился переночевать, и его пустили. Граф увидел Федора, молодого и красивого, полюбил его и пригласил в свои покои, потом и накормил его, и пригласил его с собою в карточки поиграть. Играет Федор в карты и все проигрывает, и как только последний золотой проиграет, так выйдет наружу, тряхнет своим неубывающим кошельком, и опять кошелек полон золота. Играет Федор день, играет другой и третий и все проигрывает. Так он проиграл графу большую груду золота. Играет граф и думает: несомненно, Федор страшно богат, да видит: по манерам и по разговору, что он и роду не простого, и думает: надо за него отдать свою единственную дочь. И женил граф Федора на своей дочери. Живет Федор в доме тестя месяц и другой, а затем говорит графу:
— Батюшко, не хочу я жить в вашем доме и на ваших хлебах, а пойду я от вас и буду жить в своем доме.
— Зачем тебе отходить от меня, — сказал граф, — ведь ты меня не объешь и не стеснишь, покоев и всякого продовольствия у меня много. Ты не в состоянии так хорошо жить, как я: я даю бал один раз в месяц.
— А я, батюшко, буду давать балы два раза в месяц, — возразил ему на то Федор.
— Ну, ступай с богом, я тебя не держу.
Построил Федор палаты недалеко от своего тестя и стал жить-поживать с молодой женой. Однажды к молодым приехала в гости теща-графиня, злая-презлая женщина; она давно уже задумывалась, откуда это ее зять берет столько денег, так много и зря он их сорит. Стала теща подсматривать за Федором и увидела неубывающий кошелек. Украла графиня кошелек и уехала домой.
Хватился Федор кошелька, а его и след простыл, искал-искал, да где найдешь, и понял он, что это теща украла у него кошелек, но уличить ее он ничем не мог. Между тем наступила полная и крайняя нужда в деньгах. Что делать и как быть? Побился-побился Федор и однажды ночью бросил свой дом и жену на произвол судьбы, а сам скрылся в лес и пошел куда глаза глядят.
Шел-шел он и вышел на поляну, а на поляне этой раскинут роскошный сад и в нем растут разные плоды и ягоды; подошел Федор к одной яблоне, сорвал несколько яблок, съел их и уснул, а когда на следующий день проснулся, то увидел, что у него на голове выросли большие рога, ветвистые, как у оленя. Сильно Федор закручинился и запечалился, и залился горячими слезами. «Куда, — думает, — мне с таким украшением деваться, мне стыдно и на глаза-то добрым людям показаться».
Наплакался вдоволь Федор и уснул, а во сне слышит голос: «В таком-то месте в саду есть березовый пень, отвали этот пень, а под ним источник воды. Этой водой ты смоешь себе рога». Проснулся Федор и понял, что сон его был не простой, а вещий. Пошел он на указанное место, нашел в саду березовый пень, отвалил его и увидел, что под пнем бьет ключом светлая и чистая вода. Набрал Федор этой воды и стал мыть голову, и скоро рога отпали.
Обрадовался Федор этому открытию, набрал он много яблок и забрал с собой воды из ключа, и вернулся в имение графа под видом мелкого торгаша; он пришел на кухню графа и объявил, что продает яблоки, но не простые, а особенные, кто скушает такое яблоко, у того каждое утро под головами найдется по сту рублей. Услыхала об этом графиня, а была она шибко жадная до денег, и купила три яблочка, и дала мужу, дочери и сама скушала. На следующее утро граф, графиня и их дочь проснулись с рогами на головах и сильно закручинились, запечалились.
Тогда торгаш объявил, что может избавить графа и его семью от рогов, и граф дал целую груду золота торгашу, лишь бы он снял со всех них рога. Федор взял воды и смыл головы графа и его дочери, и рога у них отпали.
Но когда очередь дошла до графини, торгаш ей объявил:
— Ты, графиня, слишком грешна, ты взяла себе много чужого и тем причинила добрым людям много горя и тиранства, тебя, прежде чем лечить водой, надо провести через огонь.
Графиня и на это согласилась. Тогда Федор вскипятил кадку смолы, подвесил ее к потолку и сделал во дне ее небольшую дырочку, чтобы смола капала по капельке. Подвел Федор графиню под кадку и стал на голову ей капать горячей смолой. Взревела графиня и взмолилась Федору:
— Возьми все, что хочешь, только избавь меня от этой муки и тиранства и смой рога.
— Отдай, графиня, неубывающий кошелек, тогда и освобожу тебя и смою твои рога.
Отдала графиня неубывающий кошелек, и Федор смыл ей водой рога. Тут только объявился Федор графу и своей жене. И были все они крайне рады возвращению своего зятя. Поселился Федор со своей женою опять в своих палатах и стал с нею жить да поживать, да добра наживать.


Дмитрий Никифорович Плеханов,
крестьянин села Плеханова
Тюменского уезда.
21 марта 1907 года.





Иван-купеческий сын и Марфа-купеческая дочь
 Сказка




Начинается-починается
Сказка сказываться,
От поль-польских,
От царей морских,
От курицы ступистой
И свиньи виноходой,
От бурушка
И от коурушка.
Кто не станет сказку слушать,
Тому чирей в уши,
Головню в спину:
Жжет и палит
И по Заречье гонит.
Это не сказка,
Только присказка,
Сказка будет впереди.
Слушайте, господа!



В одном большом городе жил-был богатый купец с купчихой; детей у них не было. Однажды купец собрался во многие дальние царства и государства торговать, снарядил он корабли, нагрузил их дорогими товарами и пустился в дальний путь. Целых двенадцать лет был в отлучке купец и наконец собрался домой, и пустился в обратный путь. Весело и счастливо плывет купец: дела его шли хорошо, и он нажил капитал на капитал и вез на своих кораблях из заморских стран много дорогих и редких товаров.
Ветер был попутный, недалеко уже оставалось до пристани в родном городе. И захотелось купцу нападкой напиться морской воды; приказал он спустить с корабля на море лавы[64], сошел на эти лавы, наклонился и стал нападкой пить морскую воду, напился и хотел подняться, но почувствовал, что подняться не может, его кто-то из воды держит за бороду крепкою рукою. И видит купец, что его за бороду держит сам Водяной дедушко, Морской царь.
Испугался купец и взмолился:
— Отпусти меня, Морской царь.
— Нет, не отпущу, — сказал Морской царь.
— Отпусти, зачем тебе душа моя? — просит купец.
— Только тогда отпущу, когда ты исполнишь то, что я от тебя потребую.
— Ах, Морской царь, я готов все сделать для тебя и хоть сейчас отдам тебе все мои корабли со всеми богатствами, только отпусти меня.
— Ничего этого мне не надо. Отдай мне из твоего дома то, чего ты не знаешь.
Думает купец: «Чего же в своем доме я не знаю? Все я знаю, да ничего и не жаль, пускай хоть весь дом со всем моим добром возьмет себе Морской царь, лишь бы самому живому быть». И согласился купец, и сказал Водяному:
— Я согласен тебе отдать из своего дома все, чего не знаю. Теперь отпусти.
— Сначала сделаем рукописание, тогда я тебя отпущу, — сказал Морской царь.
Достал Морской царь со дна моря острой травы, и этой травой разрезал купцу безымянный палец, наточил крови, и купец кровью своею написал рукописание, в коем обязался выдать Морскому царю то, чего не знает. Взял Морской царь рукописание и сказал купцу:
— К такому-то сроку на морской берег доставь мне то, чего ты обещал, иначе тебе несдобровать, а обещанное возьму и силою.
После этого Морской царь быстро скрылся в морской глубине, а купец продолжал свой путь, и скоро он благополучно прибыл домой. Жена встречает купца с полным удовольствием, с радостью и веселием. Вместе с женой купца встретили и двое детей — мальчик и девочка, и купец спросил жену:
— Чьи же это детки?
— Это наши детки. Когда ты уехал, то я осталась в тягостях и родила двойню: сына Ивана и дочку Марфу[65].
Услыхал это купец и сильно закручинился и запечалился, и принялся горько плакать. Купчиха обеспокоилась и стала спрашивать мужа, с чего это он так вдруг изменился и о чем он плачет. Купец рассказал жене свое приключение на море и закончил такими словами:
— Я отдал своих деток Морскому царю, скоро настанет срок отвести их на морской берег. Не успел я наглядеться на них. Ох, горе!
И заплакал купец пуще прежнего. Залилась горькими слезами и купчиха. Долго плакали супруги и наконец стали обсуждать вопрос, нельзя ли как-нибудь избыть эту беду и спасти детей от Водяного царя. Долго купец с женою ломали голову, но ничего не могли придумать; собрали они всех своих знакомых и соседей и с ними стали обсуждать дело, но и из знакомых никто не мог дать купцу доброго совета и никто не мог помочь ему.
Тогда купец собрал со всей округи знахарей и знахарок и стал их спрашивать, но и знахари не помогли ему. Тут пришла к купцу бабушка-затворенка, старая старушка, и сказала ему:
— Сделай-ко так, как я тебе скажу, может быть, и спасешь своих детей от погибели. Вырой ты просторное подземелье и спрячься там на то время, когда за детьми должен прийти Водяной, и сиди там, в землянке, сколько-нибудь времени, с месяц, что ли. Водяной придет, поищет детей, не найдет их и улетит с пустыми руками.
Так купец и сделал. Вырыл он большое и просторное подземелье в своем дворе, обложил его бревнами и сверху сделал прочный потолок, забрал всяких запасов и припасов на целый месяц и затем сам с женой и детьми спустился в это подземелье, а потолок сверху завалил землею и заложил навозом так, что снаружи и заметно не было, что здесь находится подземелье. Дом же свой купец бросил совершенно пустым.
Настал урочный час. Морской царь долго ждал детей, но не дождался их и стал гневаться и выходить из себя. Наконец Водяной рассвирепел и полетел в город к дому купца, влетел он в дом и видит, что дом пустой, и начал летать по всем комнатам, облетал весь дом и весь двор, но нигде не нашел живой души. Разгневанный Водяной бегает, рыскает и ищет, но все бесполезно; попался ему топор, схватил Водяной топор и стал рубить в доме стены и все, что ему ни попадется, а топор и говорит Водяному:
— Ах ты проклятая нечистая сила! Как ты смел взять меня своими нечистыми руками без божьего благословения? Долго ли ты еще будешь тиранить меня?
— Скажи, топор, где спрятался купец с детьми, и тогда я оставлю тебя в покое, — ответил Водяной царь.
— Отстань от меня, нечистая сила, поди ты! Не скажу я тебе, где спрятался купец с детьми. Ищи сам, где знаешь, — сказал топор.
Рассердился Морской черт на топор, бросил его и опять стал бегать и искать. Попалось ему долото, Водяной схватил его и начал им долбить стены и все, что под руку попадалось. И долото закричало ему:
— Нечистая сила, доколе ты меня будешь мучить?
— Скажи, долото, где скрылся купец с детьми, и тогда я тебя оставлю в покое.
— Иди во двор и делай там «скок-ковыры», и тогда найдешь купца с детьми.
Выбежал Водяной во двор и начал там по земле делать «скок-ковыры»: скокнет да перевернется, скокнет да перевернется, да и натакался на потайник-подземелье. Начал Водяной разгребать и разбрасывать навозные кучи и слои земли, докопался до потолка, быстро он разбросал накатник потолка и спустился в подземелье, и закричал купцу:
— Нигде от меня не скроешься: ни в воде, ни в земле.
Схватил Водяной детей — Ивана-купеческого сына и
Марфу-купеческую дочь, посадил на себя, взвился на воздух и полетел, да скоро и из виду скрылся.
Долго летел Водяной и наконец прилетел на широкую степь и здесь спустился и расположился на отдых. Место это было хорошее, веселое, по степи росли цветочки и василочки. Лег Водяной на траву и скоро заснул, дети, прижавшись, сидели тут же, им было не до сна. Вдруг прилетел сизый орел и сказал:
— Иван-купеческий сын и Марфа-купеческая дочь! Садитесь на меня, и я вас унесу от Водяного.
Дети были рады своему спасению и не мешкали, сели они на орла — один по одну сторону, а другая по другую; орел развернул свои крылья, взвился на воздух и полетел быстро, как стрела, и далеко улетел. Между тем Водяной проснулся, хватился детей, а их и след простыл; вскочил бес, взглянул в одну сторону, взглянул в другую сторону — детей нет как нет, вскинул глазами кверху и увидел в поднебесье маленькую черную точку, и понял, что это орел унес детей.
Погнался бес в погоню, долго гнался и догнал-таки орла, но взять орла на полете бес не мог. Схватил тогда бес помело, зажег его и подпалил орлу крылья, и орел свалился на землю.
Тогда Водяной опять схватил детей и понес их, нес-нес их, долго нес и опять увидел широкую степь, и спустился на нее; место и здесь было красивое и веселое, на зеленой траве росли цветочки и василочки. Водяной сказал детям: «Теперь от меня не бегайте, иначе я вас опять догоню и разорву вас». Лег Водяной и уснул, а дети сидели рядком и горько плакали.
Вдруг прибежал конь вороной и сказал:
— Иван-купеческий сын и Марфа-купеческая дочь! Садитесь на меня, я увезу вас от Морского царя.
— Ах, добрый конь! Где же тебе увезти нас от Водяного? Нас не мог на себе унести и сизый орел, а он летает в поднебесье, ты же бегаешь по сырой земле, где же тебе убежать от Водяного?
— Не ваша забота, садитесь, увезу!
Сели дети на коня, и быстро конь помчался. Тем временем Водяной проснулся, хватился детей, а их и след простыл. Водяной взглянул в одну сторону, взглянул в другую сторону — нигде никого не видать, взглянул в небо — не орел ли опять унес, но и в поднебесье не виднелось никакой чернизны; приложился Водяной ухом к земле и услышал топот убегающего коня, и помчался за ним вдогонь[66].
Гонит бес и стал настигать беглецов. Конь говорит Ивану:
— Иван-купеческий сын, пади на землю и послушай, нет ли за нами погони.
Иван соскочил с коня, припал ухом на землю, послушал и сказал:
— Слышу — погоня на пятах, Водяной бес бежит, земля дрожит, Водяной бес злобно рычит, ревет и гайкает.
Тогда конь сказал:
— Марфа-купеческая дочь! Есть у тебя щеточка, брось ее и скажи: «Будь за нами лес непроходимый, чаща и трещоба, а перед нами чисть да гладь, да божья благодать».
Марфа так и сделала: взяла она щеточку, бросила позади себя и произнесла: «Будь за нами лес непроходимый, чаща и трещоба, а перед нами чисть да гладь, да божья благодать».
И вот позади коня и беглецов поднялся темный дремучий лес и такая чаща, такая трещоба, что ни птице пролететь, ни зверю прорыскать. Добежал Водяной бес до лесу и остановился в раздумье: что же делать? Да недолго раздумывал он, и принялся он рвать и пластать лес и чащу, одним махом вырывает столетние дубы и отбрасывает их далеко в сторону; долго работал бес, много дней и ночей, и наконец-таки пробился через лес и снова помчался в погоню за беглецами.
Быстро и без отдыху бежит конь, но наконец и он стал выбиваться из сил и утомляться; конь сказал:
— Ну-ко, Иван-купеческий сын, послушай, нет ли за нами погони?
Иван слез с коня, припал ухом к земле и сказал:
— Слышу: гонится за нами Водяной бес, уж близко он и пуще прежнего злобно ревет и гайкает.
Тогда конь сказал:
— Марфа-купеческая дочь, есть у тебя в кармане мыльце, брось его и проговори: «Будь за нами мыльная гора от земли и до небеси со всех четырех сторон, а перед нами чисть да гладь, да божья благодать».
Марфа так и сделала: взяла мыльце, бросила его позади себя и проговорила слова: «Будь за нами мыльная гора от земли и до небеси со всех четырех сторон, а перед нами чисть да гладь, да божья благодать». И вот со всех сторон поднялись высокие-высокие мыльные горы, которые и отделили беглецов от Водяного. Добежал Водяной до горы и в ярости заскрежетал зубами, и начал он рвать и пластать мыльную гору, и пролагать себе дорогу; долго работал бес, много дней и ночей, но наконец прорвался через гору и снова полетел в погоню за беглецами.
Долго бежал конь без останову и без отдыху и наконец выбился из сил и так утомился, что едва на ногах держался. Конь сказал:
— Иван-купеческий сын, послушай, нет ли за нами погони?
Иван быстро соскочил с коня, припал к земле ухом, послушал и сказал:
— Слышу — погоня на пятах! Бес бежит, земля дрожит, Водяной злобно рычит и ревет.
Тогда конь сказал Марфе:
— Марфа-купеческая дочь! Есть у меня в ухе беленький платочек, возьми его, брось и проговори: «Будь же за нами огненная река и каменная стена, и булатный тын от земли и до небеси, а перед нами чисть да гладь, да божья благодать».
Марфа так и сделала: взяла из уха коня беленький платочек, бросила его позади себя и проговорила слова: «Будь же за нами огненная река и каменная стена, и булатный тын от земли и до небеси, а перед нами чисть да гладь, да божья благодать». И вот позади беглецов потекла огненная река, и пламя ее поднималось до неба, и по ту же сторону реки поднялась каменная гора и железный тын. Этой преграды Водяной бес победить уже не мог, и беглецы были в безопасности.
Тогда конь сказал:
— Ну, Иван-купеческий сын и Марфа-купеческая дочь! Теперь Водяной царь добраться до вас не может. Живите здесь мирно и спокойно, места здесь хорошие, в лесах много дичи, а в реках много рыбы, неподалеку отсюда есть села и деревни, там достанете себе все, что нужно для пропитания. Сделайте себе избушку. Меня же рассеките на четыре части и эти части поставьте стойками по четырем углам вашей избушки.
Сказал это конь и того же разу одеревенел. Горько заплакали дети, жаль им было лишиться своего избавителя, но делать было нечего. Поставили дети себе избушку, разрубили коня на четыре части и каждую часть поставили стойками по углам избы.
Сделал Иван себе лучок да стрелы и стал ходить на охоту, настреляет дичи, да тем и питается с сестрой. Тихо и мирно шла жизнь Ивана и Марфы, годы протекали, и Иван сделался сильным и красивым юношей, а Марфа сделалась красавицей девушкой.
Однажды Иван с утра по обыкновению вышел на охоту, а Марфа оставалась дома, убралась она по хозяйству, приготовила обед и в ожидании возвращения брата вышла на берег огненной реки и стала прогуливаться. Вдруг на той стороне появился молодой красавец и щеголь, шляпа на нем пуховая, рубашка китовская, курточка бархатная, сапоги сафьяновые.
И так-то этот молодой человек был хорош и пригож, что зрил бы, глядил, очей не сводил. Шибко приглянулся этот молодец и красавец Марфе-купеческой дочери, и закричала ему Марфа через речку:
— Молодец удалой, переходи сюда, на эту сторону.
— Ах, красная девица, рад бы перешел, да переходов не нашел. Вишь, река-то огненная, ее ни переплыть, ни перейти невозможно. Вот если бы ты меня сама перевезла, тогда бы я с удовольствием пошел к тебе!
— А как же я тебя перевезу?
— А вот послушай, я научу тебя, как это сделать. У твоего брата есть беленький платочек, который ты вынула из уха коня, ты возьми этот платочек, брось его и проговори: «Будь же через эту огненную реку калинов мост». И станет мост, тогда я и перейду к тебе.
Марфа обещала так сделать. Пришел с охоты к обеду Иван, Марфа накормила его, а затем и говорит:
— Братец, дай мне свой беленький платочек.
— Зачем он тебе понадобился?
— Вымою его, уж слишком он загрязнился.
Брат ничего не подозревал и отдал сестре платок. На следующий день с утра Иван опять ушел на охоту. А Марфа вышла на берег реки и видит, что молодец удалой уже ее поджидает; взяла Марфа платочек, бросила его и проговорила: «Будь же через эту огненную реку калинов мост!».
И стал мост, и огонь реки его не может повредить. Быстро молодец удалой перешел.
И не знала Марфа, что этот молодец удалой был сам Морской царь, Водяной бес, от которого спас ее и брата вороной конь. Повела Марфа беса в свою избу, посадила за столы дубовые, скатерти браные, накормила досыта и напоила допьяна, а после того на кроватку спать положила.
И таково крепко девушка влюбилась в Водяного беса, что жить без него не могла и была для него готова сделать все, чего бы он ни потребовал. Долго тянулась связь Марфы с бесом, а брат Иван об этом не знал ничего.
Однажды бес и говорит Марфе:
— Живем мы с тобой хорошо, а могли бы жить и еще лучше, да брат твой Иван нам большая помеха, надо его устранить, извести как-нибудь.
— Да как же это сделать, — сказала Марфа, — я уж и не знаю.
— Ты прикинься больною и заставь брата достать тебе зайчиного молока, авось его где-нибудь звери растерзают.
Марфа так и сделала; она притворилась тяжко больною и встретила брата со стонами и оханьем. Брат обеспокоился и спросил сестру, что с нею сталось, и она застонала:
— Ах, моченьки моей нету, всю меня искололо, всю сожгло.
— Как же теперь быть?
— Ох, уж и не знаю, а только во сне я видела, кабы напилась я зайчиного молока, и мне стало бы легче. Поди, Иван, достань мне зайчиного молока, не станет ли мне от него легче.
Иван не мешкал, взял лук и стрелы и того же разу пошел в лес искать зайчиху. Вошел Иван в лес и увидел зайчиху с зайчонком, и погнался за ней, долго гнал он зайчиху, и вот зайчиха остановилась и проговорила человечьим голосом:
— Иван-купеческий сын, зачем ты гонишь меня и что тебе от меня надо?
— Мне надо только твоего зайчиного молока, а больше мне ничего не надо.
— Ах, Иван-купеческий сын, не будет тебе толку от моего молока, ну да я за молоко не стою, иди и подой меня.
Надоил Иван зайчиного молока, а зайчиха ему и говорит:
— Дам я тебе, Иван, своего детеночка-зайчоночка, он тебе на пору-на время шибко пригодится.
И затем зайчиха сказала зайчонку: «Ну, сынок, служи хозяину Ивану-купеческому сыну верой и правдой, как мне служил, и не выдавай его в беде».
Поблагодарил Иван зайчиху и пошел домой, а зайчонок бежал следом за ним. Так у Ивана появился первый зверек. Принес Иван зайчиного молока, Марфа его выпила и того же разу вылечилась. На следующий день Иван по обыкновению с утра отправился на охоту, а Марфа дождалась своего милого друга и стала с ним беседовать о том, как бы извести брата Ивана.
Водяной бес сказал Марфе:
— Прикинься опять больною и заставь брата достать тебе лисьего молока, авось на этот раз его звери растерзают.
Марфа так и сделала. Она притворилась тяжко больною и встретила брата со стонами и оханьем. Брат обеспокоился и спросил сестру, что с нею сталось, и она застонала:
— Ах, моченьки моей нету, всю меня искололо, всю сожгло.
— Как же теперь быть?
— Ох, уж и не знаю, а только во сне я видела, кабы напилась я лисьего молока, и мне стало бы легче. Поди, Иван, достань мне лисьего молока, не станет ли мне от него легче.
Иван не мешкал, взял лук и стрелы и того же разу пошел в лес искать лису. Вошел Иван в лес и увидел лису с лисенком, и погнался за ней; долго гнал он лису, и вот лиса остановилась и проговорила человечьим голосом:
— Иван-купеческий сын, зачем ты гонишься за мной и чего тебе от меня надо?
— Мне надо только твоего лисьего молока, а больше мне ничего не надо.
— Ах, Иван-купеческий сын, не будет тебе толку от моего молока, ну да я за молоко не стою, иди и подой меня.
Надоил Иван лисьего молока, а лиса ему и говорит:
— Дам я тебе, Иван, своего детеночка-лисеночка, он тебе на пору-на время пригодится.
И затем лиса сказала лисенку:
— Ну, сынок, служи хозяину Ивану-купеческому сыну верой и правдой, как мне служил, и не выдавай его в беде.
— Хорошо, мамонька, буду служить, — сказал лисенок.
Поблагодарил Иван лису и пошел домой, а лисенок бежал следом за ним. Так у Ивана появился и второй зверек. Принес Иван лисьего молока, Марфа его выпила и того же разу вылечилась. На следующий день Иван по обыкновению с утра отправился на охоту, а Марфа дождалась своего милого друга и стала с ним беседовать о том, как бы извести брата Ивана. И Водяной бес сказал Марфе:
— Прикинься снова больною и заставь брата достать тебе волчьего молока, авось на этот раз его звери растерзают.
Марфа так и сделала. Она притворилась снова тяжко больною и встретила брата со стонами и оханьем. Брат обеспокоился и спросил сестру, что с нею сталося, и она застонала:
— Ах, моченьки моей нету, всю меня искололо, всю сожгло.
— Как же теперь быть?
— Ох, уж и не знаю, но я опять видела во сне, что я напилась молока от волчицы и мне стало легче. Поди, Иван, достань мне молока от волчицы, не станет ли мне от него легче.
Иван не мешкал, взял лук и стрелы и отправился в лес на поиски волчицы. И на этот раз Ивану скоро удалось встретить в лесу волчицу с волчонком, и он погнался за ней; долго гнал он волчицу, и вот волчица остановилась и проговорила человечьим голосом:
— Иван-купеческий сын, зачем ты гонишь меня и чего тебе от меня надо?
— Мне надо только твоего молока, а больше мне ничего не надо.
— Ах, Иван-купеческий сын, не будет тебе толку от моего молока, ну да я за молоко не стою, иди и подой меня.
Надоил Иван молока, а волчица ему и говорит:
— Дам я тебе, Иван, своего детеночка-волчоночка, он тебе на пору-на время пригодится.
И затем волчица сказала волчонку:
— Ну, сынок, служи хозяину Ивану-купеческому сыну верой и правдой, как мне служил, и не выдавай его в беде.
— Хорошо, мамонька, буду служить, — сказал волчонок.
Поблагодарил Иван волчицу и пошел домой, а волчонок
бежал следом за ним. Так у Ивана появился и третий зверек. Принес Иван волчьего молока, Марфа его выпила и того же разу вылечилась. На следующий день Иван по обыкновению с утра отправился на охоту, а Марфа дождалась своего милого друга и стала с ним беседовать о том, как бы извести брата Ивана. И на этот раз ничего лучшего они не придумали, как послать Ивана в лес и достать медвежьего молока, авось его там растерзают дикие звери.
Сказано — сделано. Марфа притворилась снова тяжко больною и встретила брата со стонами и оханьем. Брат обеспокоился и спросил сестру, что с нею сталося, а она в ответ застонала:
— Ах, моченьки моей нету, всю меня искололо и сожгло.
— Как же теперь быть и чем тебе я могу помочь?
— Ох, уж и сама не знаю, а только во сне я видела, кабы напилась я медвежьего молока, и мне стало бы легче. Поди, братец, попытайся достать для меня медвежьего молока, ведь кто знает, быть может, и на самом деле станет мне от него лучше, и я вылечусь.
Иван не мешкал со сборами, да они и невелики были у него: взял лук и стрелы и отправился в лес искать медведицу. Долго ходил Иван по лесу и наконец увидел медведицу с медвежонком, и недолго думая погнался за ними. Гнал он долго и далеко, и вот медведица остановилась и проговорила человечьим голосом:
— Иван-купеческий сын, зачем ты гонишь меня и чего тебе от меня надо?
— Мне надо только твоего медвежьего молока, а больше мне ничего не надо.
— Ах, Иван-купеческий сын, не будет тебе проку от моего молока, ну да я за молоко не стога, иди и подой меня.
Надоил Иван медвежьего молока, а медведица и говорит ему:
— Дам я тебе, Иван, своего детеночка-медвежоночка, он тебе на пору-на время пригодится.
И затем медведица сказала медвежонку:
— Ну, сынок, служи хозяину Ивану-купеческому сыну верой и правдой, как мне служил, и не выдавай его в беде.
— Хорошо, мамонька, буду служить, — сказал медвежонок.
Поблагодарил Иван медведицу и пошел домой, а медвежонок бежит следом за ним. Так у Ивана появился и четвертый зверек. Принес Иван медвежьего молока, Марфа его выпила и того же разу вылечилась. На следующий день Иван по обыкновению с утра отправился на охоту, Марфа же дождалась своего милого друга, с которым и стала обсуждать вопрос, что же им делать и как быть, и какими способами извести брата Ивана. Бес и говорит Марфе:
— Прикинься еще раз больною и пошли брата достать львиного молока, наверное, львиха-то его растерзает.
Послушалась Марфа, прикинулась опять больною и пуще прежнего стонет и охает, и просит брата:
— Ох, братец, тошно мне, больно мне, всю-то меня искололо и изломало.
— Что же делать, сестра, надо терпеть.
— Опять я видела сон, кабы напилась я львиного молока, и стала здорова, достань, братец, львиного молока.
Иван сильно жалел свою сестру, что с нею приключилася какая-то болезнь, и он всячески старался помочь ей. Услышав от сестры, что ей поможет львиное молоко, Иван не стал долго рассуждать, взял лук и стрелы и отправился в горы искать львиху. Долго бесплодно ходил Иван по горам и пустыням и наконец нашел львиху со львенком и погнался за ней, долго гонялся он за львихой, наконец львиха остановилась и проговорила человечьим голосом:
— Иван-купеческий сын, зачем ты преследуешь меня и гонишь меня? Чего тебе от меня надо?
— Мне надо только твоего львиного молока, а больше мне ничего не надо.
— Ах, Иван-купеческий сын, не будет тебе толку от моего молока. Ну да я за молоко не стою, иди и подой меня.
Иван надоил молока и поблагодарил львиху. Тогда львиха сказала ему:
— Дам я тебе, Иван, своего детеночка-львеночка, он тебе на пору-на время пригодится.
Затем львиха сказала львенку:
— Ну, сынок, служи Ивану-купеческому сыну верой и правдой, как мне служил, и не выдавай его.
— Хорошо, мамонька, буду служить, — сказал львенок.
Еще раз Иван поблагодарил львиху и пошел домой, а
львенок бежал за ним следом. Таким образом у Ивана набралось целых пять зверей: заяц, лисица, волк, медведь и лев. Принес Иван сестре львиного молока, она напилась его и сказала, что с этого выздоровела.
На следующий день с утра Иван опять ушел на охоту, а Марфа со своим милым другом Водяным бесом опять стала обдумывать злое дело, как бы извести брата. Водяной бес сказал Марфе:
— Опять прикинься больною и скажи брату, чтобы он пошел в такое-то место на чертову мельницу за мукою, он пойдет, и наверное его захлопнет там дверь.
Марфа так и поступила, и когда Иван вернулся с охоты, то она опять прикинулась больною и стала охать и стонать. Ивану было жалко сестру, и он с состраданием стал ее расспрашивать:
— Что же теперь станем делать, чтобы помочь тебе?
— Опять я видела сон, кабы взяла я по горсти муки из двенадцати поставов мельницы, стоящей в таком-то месте, развела бы эту муку в воде и выпила, и от этой муки мне стало бы легче. Сходи туда, братец, и достань с этой мельницы муки.
Брат недолго думал, взял лук и стрелы, взял с собой и всех своих зверей: зайчонка, лисенка, волчонка, медвежонка и львенка — и с ними пошел отыскивать мельницу в указанном сестрой месте. Долго шел он и наконец увидел: действительно стоит мельница о двенадцати поставах и за двенадцатью дверями и работает-мелет всеми поставами, а на мельнице не было видно ни одной живой души — ни помольщиков, ни засыпки.
Подивился всему этому Иван, вошел он на мельницу, а звери от него не отставали и тоже вошли на мельницу, и принялись лизать мучной бус[67]. Иван взял по горсти муки из всех двенадцати поставов и быстро вышел из мельницы, а за ним все двенадцать дверей разом захлопнулись, и все звери остались на мельнице. Попробовал Иван отворить двери или взломать их, но где там? Никакая человеческая сила не может справиться с такими дверями. Погоревал Иван и поспешил домой к больной сестре, а зверей так и оставил на мельнице на произвол судьбы.
Пришел Иван домой и принес с собой муку, увидел Водяной бес Ивана опять живого и здорового и не мог уже больше этого стерпеть; он набросился на Ивана и сказал ему:
— Давно уж ты, добрый молодец, меня мучаешь, долго я терпел, а теперь уж довольно: я тебя разорву и съем.
А Иван ему ответил:
— Ах ты проклятая нечистая сила! Я только что вернулся с дальнего пути, в дороге я запылился и загрязнился. Дай мне перед смертью хоть в баньке попариться, тебе же будет приятнее съесть меня чистого.
— Ну, иди и парься, — сказал бес, — только не мешкай.
Пошел Иван в баню и не столько парится, не столько
моется, сколько так время попусту проводит. Прибегает в баню Марфа и кричит Ивану:
— Торопись, братец, тебя уже давно дожидается Морской царь.
— Ах, сестрица, сестрица, успеешь еще без меня нажиться.
Ушла сестра, а Иван опять не спешит. Немного времени
прошло, и опять бежит Марфа и кричит Ивану:
— Иди же скорее, Иван, Водяной царь не хочет дать тебе ни минуты сроку.
Делать было нечего, оделся Иван и вышел из бани. Вдруг он увидел: летит по небу стадо гусей, гуси говорят ему:
— Иван-купеческий сын! Не выходи из бани и помешкай в ней недолгое время. Твои звери прогрызли уже шестеро дверей на мельнице и скоро явятся тебе на помощь.
Шибко обрадовался Иван этой вести, вернулся он в баню, разделся и опять стал мыться. А Марфе не терпится, сильно ей хочется поскорее покончить с братом, опять она бежит в баню и кричит Ивану:
— Чего же ты тут мешкаешь, иди скорее, Водяной царь сердится.
— Ах, сестрица, успеешь еще без меня нажиться, — ответил Иван, — иди, сестра, я сейчас пойду следом за тобой.
Оделся Иван и вышел из бани. Ниоткуль взялся голубь и сказал:
— Иван-купеческий сын, вернись в баню и помедли немного, твои звери уже одиннадцать дверей прогрызли, остаются только одни двери, скоро они явятся к тебе на помощь.
Обрадовался Иван и опять вернулся в баню и стал мыться. Недолго прошло, и в баню явился сам Водяной бес и злобно зарычал:
— Доколь ты меня будешь тиранить? Сейчас же выходи сюда!
— Подожди, идолище поганое, вот надену рубахи и тогда выйду к тебе.
Иван одевается и не спешит с этим делом, а бес стоит у дверей бани, из себя выходит, злится, ждет не дождется выхода Ивана. Наконец Иван оделся и вышел из бани, бес яростно наскочил на Ивана и хотел его разорвать.
Но вот показались звери Ивановы: лев, медведь, волк, лисица и заяц, — они прогрызли все двенадцать дверей и теперь со всех ног летели на помощь своему хозяину. Окружили звери Водяного беса и начали его рвать и терзать: батюшки мои, как они приняли беса! Бес давно уж бросил Ивана — не до него ему было теперь — и отчаянно отбивался от зверей. Недолго продолжалась борьба, звери разорвали беса в мелкие клочки. Иван собрал останки беса, сжег их, а пепел рассеял по ветру.
Между тем Марфа ждала возвращения своего милого друга Водяного беса после расправы с братом, но вместо Водяного к ней явился ее брат Иван с его зверями. Вошел Иван в избушку и сказал Марфе:
— Ну, сестрица, твоего возлюбленного разорвали мои звери. Иди и ты теперь со мною на расправу.
Вывел Иван Марфу на берег огненной реки и привязал ее к дубу, а затем поставил он около Марфы две бочки: одну с углями, а другую пустую — и сказал ей:
— Сестра, когда ты съешь эту бочку углей и наполнишь своими слезами другую пустую бочку, тогда я тебя прощу и отпущу на свободу.
Затем Иван взял свой лук и стрелы, и всех своих зверей, и пошел куда глаза глядят. Долго шел он местами глухими и безлюдными и темными дремучими лесами; шел-шел Иван и вышел на поляну, а на ней стоит избушка, а в избушке той жила бабушка-задворенка. Вошел Иван в избушку, Богу помолился и хозяйке поклонился. Бабушка-задворенка как увидела Ивана, так и сказала:
— Фу-фу-фу! Русский дух, русская костка! Русской костки видом не видать и слыхом не слыхать, как тебя звать, как величать? Куда ты, добрый молодец, путь держишь и зачем ты сюда попал?
— Зовут меня, бабушко, Иваном, родом я из такой-то земли, из такого-то городу, шел я по своему делу да заблудился, а теперь не знаю, в какой стране и в каком городе я очутился.
— Ах, добрый молодец, это путь несчастный, уже давно тут никто не проходил и не проезжал, живут тут в лесах и в соседнем море страшилища и чудовища, которые и пожирают людей.
Поклонился Иван бабушке и говорит:
— Приюти меня, бабушко, до поры до времени.
Бабушка-задворенка согласилась, и Иван остался у ней жить
со всеми своими зверями. Совсем недалеко от избушки бабушки-задворенки стоял столичный город местного царя. Иван пошел в город и заказал кузнецам сделать ему стопудовую палицу, и кузнецы скоро сделали ему такую палицу.
Жил так Иван некоторое время тихо и спокойно. Но вот однажды утром Иван вышел из избушки и видит, что город весь покрылся черным трауром, и спросил бабушку:
— Скажи мне, бабушко, что такое случилося — город оделся в траур?
— Ох, дитятко, горе великое, — сказала бабушка-задворенка. — У нашего царя есть три дочери-невесты, красавицы собой. Жил наш царь со своими дочками счастливо и благополучно. Глядя на них и народ радовался. Но вот миновали для нашего царя радости и веселье, и пришло великое горе-злосчастье. Подступил к нашей столице семиглавый змей, чудовище морское, страшилище людское, нагнал он на город тучку, как морок, из тучи выпало письмо, в котором семиглавый змей вот чего потребовал от царя: «Царь, выдай мне свою старшую дочь царевну на съедание, иначе я весь твой город разорю и всех твоих людей истреблю». Царь испугался, собрал весь свой сенат, министров и генералов и спросил у них совета, как поступить, но никто не знал, что делать, и все советовали царю отдать дочь змею на съедание. Тогда царь кликнул клич по всей земле: «Кто победит змея и освободит царевну от смерти, за того я выдам царевну замуж и в приданое дам полцарства». Но никто не откликнулся на царский клич и не нашлось такого храброго и сильномогучего богатыря, который бы решился вступить в борьбу со змеем. И вот теперь приходится везти царевну на лютую смерть.
— Может быть, Бог поможет, бабушка, и минует гроза, и царевна останется в живых.
— Какое там — минует гроза! Завтра царский кучер Васька Кривой уже повезет царевну на морской берег змею на съедание; там на берегу для царевны уже сделана особая палатка.
Ничего на это не сказал Иван-купеческий сын. На следующий день утром царский кучер Васька Кривой повез старшую царскую дочь на морской берег и оставил ее в палатке, а сам повернул обратно. В это утро Иван взял свою стопудовую палицу и, не сказавшись своей бабушке, пошел на берег моря к палатке царевны.
Увидел Васька Кривой Ивана и думает: «Это что за дурак сыскался, идет с палкой в палатку царевны? Должно быть, жизнь-то ему надоела. А любопытно посмотреть, — думает Васька, — как змей будет расправляться с царевной и с этим парнем?». И залез Васька на березу и оттуда стал наблюдать.



Тем временем Иван дошел до морского берега и вошел в палатку царевны. Царевна как увидела Ивана, так и заплакала:
— Ах ты, молодой юноша! Зачем ты сюда пришел, какие тебя ветры сюда занесли-завеяли?
— Я заблудился, царевна, и по неведению зашел сюда к тебе.
— Уходи ты отсюда, пока есть время и пока ты цел. Меня привезли сюда змею на съедание, в полдень из моря появится змей и съест меня, а вместе со мною сожрет и тебя. Уходи отсюда, да поскорее.
— А тебе, царевна, жаль меня?
— Как же мне не жалеть тебя? Напрасно погибнет твоя голова, я уже обреченная, мне не избежать лютой смерти, а тебе незачем быть здесь. Жаль мне твоей молодости и твоей красоты.
— А коли тебе жаль меня, царевна, то поищи вошек у меня в голове, а я полежу у тебя на коленках и сосну.
Повесил Иван свою палицу на стене над своей головой и говорит царевне: «Когда ты увидишь змея, то столкни палицу со стены, она упадет прямо на меня и разбудит меня, иначе ты меня никакими силами не разбудишь». Царевна обещалась так поступить.
Лег Иван на лавку, голову положил на нежные колена царевны и скоро уснул богатырским сном. Царевна не столько голову Ивану чешет, сколько на море поглядывает.
В полдень море стало волноваться, и стало из него выходить чудовище морское, страшилище людское, семиглавый змей. Вскочила царевна и стала сталкивать со стены палицу, но сколько она ни старалась, она не могла даже пошевелить палицу и сдвинуть ее с места; принялась девушка будить и расталкивать Ивана, да где же разбудишь — спит себе богатырским сном. Заплакала бедная царевна, и ее слеза упала на правую щеку Ивана, и он того же разу пробудился и сказал:
— Ах, как ты меня крепко ударила по щеке!
И царевна ответила:
— Не ударила я тебя, а это моя слеза упала тебе на щеку и прожгла тебя. Посмотри, — сказала царевна, — вон наша погибель идет.
Семиглавый змей тем временем уже вышел на берег с шумом, гамом и свистом, каждая голова у него делала свое дело: иная ревела, иная шипела, иная рычала, иная свистала, а иная пела или хохотала.
Быстро змей подошел к палатке, отворил дверь и обрадовался, увидя вместо одного двух человек:
— Ах, какой царь добрый. Я просил себе только одну царевну, а он двух прислал, хватит мне на обед и на завтрак.
— Врешь, идолище поганое, — ответил Иван-купеческий сын, — не съешь нас, подавишься!
— А ты кто такой? — огрызнулся змей. — Возьму я тебя, на одну руку положу, другою прихлопну, только мокренько станет.
— Что ты, псиная голова, похваляешься? Выйди в чистое поле, померяйся силами, тожно похваляйся.
— Какой ты мне супротивник, не боюсь я тебя. Один у меня супротивник — Иван-купеческий сын, его я боюсь, но он еще в малых годах и его сюда никакие ветры не занесут.
— На поле съезжаются, родами не считаются.
Взял Иван свою палицу и пошел со змеем из палатки, и, когда они вышли на берег морской, Иван сказал змею:
— Дуй на две версты и сделай гумно.
Змей дунул и на две версты вырвал все деревья и кусты, и они улетели в море со всеми корнями, сучьями и листьями, и образовалось чистое и ровное гумно, а по одну сторону гумна поднялся оловянный мост.
Иван в свою очередь дунул на две версты и землю на гумне прибил как ток, а по другую сторону гумна поднялся чугунный мост.
— Вот, — говорит Иван, — теперь есть где нам разойтись и побратоваться.
Разошлись богатыри каждый к своему мосту, сошлись и сшиблись, и ударил Иван змея своею палицей и одним ударом сбил змею все семь голов. Удар богатырской палицы был так силен, что загремел, как гром, и от этого удара Васька Кривой свалился с березы, пал на землю и лежал целый час без чувств и без памяти.
Взял Иван змеиное туловище, бросил его в море и сказал:
— Нате, ешьте, морская белая рыба, и поминайте Ивана-купеческого сына.
После того Иван, не простившись с царевной и не объявив ей своего имени, взял свою палицу и пошел к себе домой. На обратном пути Иван зашел в кабак, купил себе ведро вина, пришел домой, выпил его единым духом, свалился и уснул, и спал богатырским сном три дня и три ночи беспробудно.
Между тем кучер Васька Кривой очнулся и стал обдумывать положение дела и сообразил, что дело приняло для него оборот благоприятный: какой-то парень дубиной убил змея и ушел, даже не сказавши своего имени. Пошел Васька Кривой в палатку царевны и говорит:
— Царевна, ты видела, как я сражался и убил змея?
— Чего ты языком зря болтаешь, кривой дурак? Это молодой богатырь убил змея, а не ты.
— Какой там богатырь, откуда ты его взяла? Ты, царевна, должна сказать царю, что это я тебя спас от змея, и ты должна выйти за меня замуж, а если ты этого не сделаешь, то тебя сейчас же зарежу и брошу в море.
Царевна испугалась и согласилась на предложение Васьки Кривого. Повел Васька Кривой царевну во дворец и объявил царю, что это он убил змея и спас царевну; царевна слова Васьки подтвердила.
Велика была радость царя и всего народа по случаю избавления царевны от змея. Царь объявил, что выдает свою дочь за Ваську Кривого и в придачу за ней дает полцарства. И пошли во дворце пиры и гулянья, царь и все придворные за Васькой ухаживают, не знают, как его ублажить и как его обласкать.
Прошли три дня, проснулся Иван, вышел на улицу и видит, что город опять под черным трауром, и спрашивает бабушку-задворенку:
— Скажи, бабушко, с чего это город опять покрылся черным трауром?
— Ох, дитятко, прошли радости и веселья, и опять наступили черные дни. Во дворце-то так пировали и так веселились, готовились свадьбу сыграть, царь выдает свою старшую дочь за Ваську Кривого. Но вот опять к нашему городу подступил девятиглавый змей, нагнал тучу, как морок, из тучи выпало в город письмо от змея с требованием выдать ему на съедание вторую царскую дочь. Вот какое горе великое.
— Ничего, бабушко, Бог даст, и пройдет беда.
— Какое там пройдет? Завтра кучер Васька Кривой опять повезет царевну на морской берег в палатку.
Ничего не сказал старухе Иван. Между тем в царском дворце было большое беспокойство: царь, получивши письмо от змея, уже не стал клич кликать, а прямо призвал к себе Ваську Кривого и просит его спасти и вторую его дочь и убить проклятого змея. Васька не отказывается, обещает царю спасти его дочку, он сказал царю:
— Что, я ничего, я могу! И змея убью, и царевну за себя замуж возьму. Только ты, царь, дай мне тысячу человек солдат, чтобы они мне помогли добить змея-то, второй-то змей будет посильнее первого.
Царь и слова не сказал, сейчас же выстроил тысячу человек солдат и отдал их в полное распоряжение Васьки Кривого. Повез Васька Кривой царевну на морской берег, туда же за ним пошли и солдаты; оставил Васька царевну в палатке, а солдатам приказал остановиться на берегу моря на видном месте, а сам опять залез на березу, сидит и думает: «Авось на мое счастье опять придет этот парень с дубиной и убьет змея».
Тем временем Иван-купеческий сын взял свою палицу и, не сказавши бабушке, пошел на морской берег к палатке царевны. Пришел Иван на морской берег и увидел много солдат на берегу, рассыпались по берегу около своих костров и весело проводят время: иные варят кашу и картошку, иные пьянствуют и поют песни. Удивился всему этому Иван и, подойдя к солдатам, спросил их:
— Зачем вы, ребята, сюда явились и чего вы делаете тут?
— Вестимо не для пустяков мы сюда явились, — ответили солдаты, — мы пришли сюда воевать с девятиглавым змеем. Воевать-то со змеем будет собственно Васька Кривой, а мы будем ему только помогать.
— А где же сам вояка Васька Кривой?
— А вон он на березе сидит.
Подошел Иван к березе и крикнул Ваське:
— Эй ты, кривой, слезай поскорее, иначе я нагну березу, достану тебя и худо тебе будет!
Васька не заставил себя ждать и быстро соскочил с березы. Иван взял плеть и огрел ею разика три-четыре Ваську, и сказал ему:
— Ну, теперь полезай на березу, воюй там.
И Васька опять полез на березу, а Иван направился к палатке; вошел он в палатку, и царевна сказала ему:
— Ах, молодой юноша, зачем ты сюда попал, уходи отсюда поскорее, выйдет змей о девяти головах, сожрет меня и тебя.
— А тебе, царевна, жаль меня?
— Как же не жалеть? Ты такой молодой и красивый юноша.
— А коли жалко тебе меня, царевна, так поищи у меня в голове вошек, а я полежу и сосну у тебя на коленях.
Повесил Иван свою палицу на стену и сказал:
— Царевна, когда увидишь змея, то столкни палицу со стены, она упадет мне на голову и разбудит меня, иначе ты меня никак не можешь разбудить.
Затем Иван лег к царевне на нежные колена и заснул богатырским сном.
В полдень море заволновалось, и вышло на берег чудовище морское, страшилище людское, девятиглавый змей. Начала царевна сталкивать со стены палицу, поворачивает ее, двигает в разные стороны, а столкнуть не может — сила не берет. Попробовала разбудить Ивана, да где же разбудить?
И заплакала царевна, одна ее слеза упала на щеку Ивана, он проснулся и сказал:
— Ах, как ты меня ударила больно!
— Я не ударила тебя, а это моя слеза тебе пала на щеку и прожгла ее. Смотри — вон наша погибель идет.
Тем временем змей с шумом, криком и свистом подходит уже к палатке, отворил змей дверь и сказал:
— Ах, какой царь добрый. Я просил себе только одну царевну на съедание, а он двух послал, будет чем пообедать и позавтракать.
Иван крикнул змею:
— Врешь, поганая голова, подавишься! Пойдем-ко лучше в чистое поле побратуемся.
Вышли бойцы на берег морской; Иван говорит змею:
— Дуй на три версты, сделай гумно.
Дунул змей и на три версты сдунул все деревья и кусты со всеми с корнями, сучьями и с листьями, и сделал гумно, а по одну сторону гумна поднялся чугунный мост.
Иван тоже дунул, и на гумне сделал ток, а по другую сторону гумна поднялся серебряный мост. Разошлись бойцы каждый к своему мосту, сошлись и сшиблись; Иван одним ударом палицы отбил змею все девять голов. Удар был так силен, что Васька Кривой повалился с березы на землю и лежал в бесчувствии долгое время.
Иван бросил змеиное туловище в море и сказал:
— Нате, ешьте, морская белая рыба, и поминайте Ивана-купеческого сына.
А сам пошел домой, да так и не сказал царевне, кто он и где проживает. На обратном пути Иван зашел в кабак, купил себе ведро вина, принес домой, выпил и повалился спать, и спал богатырским сном три дня и три ночи.
Между тем Васька Кривой очувствовался, поднялся с земли и пошел в палатку царевны, и сказал ей:
— Царевна, ты скажи царю, что это я спас тебя от смерти и дай согласие быть моей женою, иначе я тебя вот сейчас же зарежу и брошу в море.
Что было делать? Согласилась царевна. Взял Васька царевну, собрал своих солдат и пошел в город, и объявил царю, что убил змея и спас царевну и что желает жениться на этой второй царевне.
Царь и весь народ были рады. Пошли во дворце пиры и гулянья, стали Ваську все хвалить и величать, и всячески его ублажать.
Прошло три дня. Проснулся Иван, вышел на улицу и видит опять, что город под черным трауром, вернулся он домой и спрашивает бабушку:
— Скажи, бабушко, с чего это город опять покрылся черным трауром?
— Ох, дитятко! Готовились к свадьбе, хотели венчать Ваську Кривого на средней царевне, только все радости и веселья сменились печалью. Опять к нашему городу подступил змей о двенадцати головах, и такое это идолище страшное и непобедимое: если ему срубят двенадцать голов, вырастут сразу двадцать четыре головы. Нагнал двенадцатиглавый змей на город тучу, как морок, из тучи той в город пало письмо, в котором змей требует от нашего царя: «Отдай мне на съедание свою младшую дочь, иначе я весь твой город разорю и всех твоих людей побью». Вот отчего печаль в царском дворце и весь народ покрылся черным трауром. Теперь уже и Ваське несдобровать.
— Ничего, бабушка, авось Бог даст — пройдет гроза.
— Какое там пройдет гроза? Завтра кучер Васька Кривой повезет царевну на морской берег на съедание змею.
Ничего на это не сказал Иван. Между тем во дворце была большая тревога, и волновались пуще прежнего. Призвал царь Ваську Кривого и говорит ему:
— Василий, на тебя одного надежда, иди побеждай врага и супостата и тогда бери за себя любую мою дочь, и сделаю я тебя царем на своем царстве, а мне, старику, пора уже и на отдых.
— Ну что ж, я ничего, я могу и победить! И на царство я даже очень могу. Ну а что касается женитьбы, то я женюсь только на младшей, потому как она будет покрасивее и поедренее своих сестер. Только ты, царь, дай мне опять тысячу человек солдат, чтобы они помогли мне докончить змея. Двенадцатиглавый змей-то будет куда посильнее двух первых.
Царь и слова не сказал, дал Ваське солдат. На следующее утро Васька повез младшую царевну на морской берег и оставил ее в палатке, а солдаты опять расположились на морском берегу на самом видном месте, сам же спрятался на березу и думает: «Авось, Бог даст, опять этот молодой парень со своей дубиной придет и убьет змея».
Иван не заставил себя ждать. Утром он взял свою палицу и на этот раз он взял своих всех зверей: зайца, лисицу, волка, медведя и льва — и отправился на морской берег к палатке царевны. Там на берегу моря Иван опять увидел солдат, подошел к ним и спросил их:
— Зачем вы явились сюда, ребята?
— Воевать с двенадцатиглавым змеем; воевать-то будет Васька Кривой, а мы будем ему только помогать.
— Где же сам вояка Васька Кривой?
— А вон на березе сидит.
Подошел Иван к березе и сказал:
— Эй, кривой, слезай-ко сюда!
Слез Васька, и Иван всыпал ему несколько ударов плетью и сказал:
— Ну, теперь полезай на березу и воюй там.
И Васька быстро ускакал на березу, а Иван пошел к палатке.
Вошел Иван в палатку; увидела его царевна, да так и залилась горькими слезами:
— Ах ты, молодой юноша, зачем ты пришел сюда, какие тебя ветры сюда занесли-завеяли?
— Я шел, царевна, по своему делу, да заблудился и попал сюда.
— Уходи ты поскорее отсюда, пока цел. Выйдет скоро из моря змей и съест тебя и меня! Я-то уж обреченная, а твоя голова напрасно погибнет.
— А тебе, царевна, жаль меня?
— Как же мне не жалеть тебя? Жалко мне твоей молодости и красоты.
— А коли тебе жалко меня, царевна, так поищи у меня в голове вошек, а я полежу у тебя на коленях и сосну.
Повесил Иван свою палицу на стену и сказал царевне:
— Когда ты увидишь змея, то столкни палицу со стены, она упадет мне на голову и разбудит меня, иначе ты меня никак не разбудишь.
Лег Иван на нежные колена к царевне и скоро заснул богатырским сном. А звери его разместились тут же, в палатке.
Царевна не столько волосы молодцу чешет, сколько на море поглядывает. В полдень стало море волноваться, стало из моря появляться чудовище морское, страшилище людское, двенадцатиглавый змей. Вскочила царевна, столкнула палицу со стены прямо на голову Ивана, и тот пробудился и сказал:
— Ах, как ты меня больно ударила!
— Сам же ты велел мне столкнуть палицу, я и столкнула ее тебе прямо на голову. Смотри, вон наша погибель идет!
— Слушай, царевна, тяжелый бой предстоит мне с многоглавым змеем, и возможно, что в этом бою змей ранит меня, тогда ты, царевна, не мешкай и поскорее перевяжи мне рану, и тогда я справлюсь со змеем. А когда я стану рубить змею головы, тогда ты поскорее выпусти из палатки моих зверей, они растащат головы и не дадут им срастись с туловищем змея.
Царевна обещала все исполнить в точности. Тем временем змей уже вышел на берег с шумом, криком, свистом; голов у него много, и всякая голова делала свое дело: иная ревела, иная свистела, иная рычала, иная шипела, иная распевала, иная хохотала, иная по-собачьи лаяла.
Быстро змей подошел к палатке, открыл двери и обрадовался, увидев двух людей, и сказал:
— Ах, царь добрый какой! Я требовал только одну царскую дочь себе на съедание, а он дает мне сразу двух человек, хватит мне на обед и на завтрак.
— Врешь, идолище поганое, не съешь нас, подавишься!
— Ты кто такой тут объявился? — закричал змей. — Вот возьму тебя, положу на одну руку, а другою прихлопну, только мокренько останется.
— Ах ты, псиная голова, не хвались раньше времени. Выйдем-ко на чистое поле, побратуемся да померяемся силами, тогда и похваляйся.
— Ах ты, молокосос, какой же ты вояка и какой же ты мне супротивник? Один у меня на свете есть супротивник — Иван-купеческий сын, и его я боюсь, но он еще во младых летах и его сюда никакие ветры не занесут. А тебя я не боюсь и не признаю тебя супротивником.
— На поле съезжаются, родами не считаются. Поедем на берег морской, тогда и побратуемся.
Взял Иван свою палицу и пошел на берег морской и там сказал змею:
— Дуй на четыре версты и сделай гумно.
Змей дунул и на четыре версты сдунул все деревья и кусты с сучьями, с листьями и сделал гумно, а по одну сторону гумна раскинулся серебряный мост. Иван в свою очередь дунул на четыре версты и гумно превратил в ток, а по другую сторону гумна раскинулся золотой мост.
Сказал тогда Иван:
— Вот теперь есть где нам с тобой потешиться.
Разошлись бойцы всяк к своему мосту, сошлись и сшиблись, и начался богатырский бой. Долго бились бойцы, уже землю под собою они выбили по груди, а все не могут одолеть один другого. Вдруг змей своею лапою оцарапал Ивана и нанес ему глубокую рану в левую руку, и полилась из раны горячая кровь.
Увидела то царевна, выбежала из палатки, разорвала свою дорогую персидскую шаль и быстро перевязала богатырю его рану, и остановила кровотечение. Собрался Иван со всеми своими богатырскими силами и нанес змею страшный удар, каковым и отсек все его двенадцать голов.
Удар богатырской палицы был таков, что загремел, как удар грома из тучи, даже земля задрожала. От этого удара Васька Кривой свалился с березы, как овсяный сноп, и пал на землю в бесчувствии. Отсеченные головы между тем стали на земле прыгать-прыгать и стали приближаться к змеиному туловищу. Царевна завидела это и выпустила из палатки зверей, и они растащили головы змеиные и не дали им срастись с туловищем.
После этого Иван схватил змеиное туловище и бросил его в море, и сказал:
— Нате, ешьте, морская белая рыба, и поминайте Ивана-купеческого сына.
А затем вскинул на плечо свою палицу, созвал своих зверей и быстро ушел к себе домой. Так царевна и не знала, кто был ее спаситель.
На обратном пути Иван зашел в кабак, купил себе ведро вина, принес домой, выпил вино единым духом, свалился и уснул богатырским сном и спал три дня и три ночи.
Между тем Васька Кривой очнулся и сообразил, что его дело обстоит отлично: молодой парень хоть больно отхлестал его плетью, да зато убил змея, и парень этот, по всем видимостям, человек глупый — не умеет пользоваться плодами своей победы. Но за этого глупца пожнет лавры он, Васька Кривой.
Обдумавши свое положение, Васька Кривой пошел в палатку и сказал царевне:
— Ты видела, царевна, как я воевал со змеем и победил его. За это ты должна за меня выйти замуж, кровью своею я сватался за тебя.
— Ах ты, кривой дурак! — сказала царевна. — Как же ты смеешь говорить такие вещи? Ты просидел на березе, а спас меня молодой богатырь.
— Какой-такой богатырь и откуда ты его взяла? Нет никакого богатыря! Ты должна быть моею женою и сказать царю, что я убил змея. А если ты не согласишься на это, то я сейчас же зарежу тебя и брошу в море.
Испугалась царевна. Не знала она, что делать и как быть. Согласилась царевна. Тогда Васька Кривой взял царевну и вывел, и повел ее обратно в город, и приказал солдатам идти вместе с ним. Привел Васька царевну во дворец и объявил царю, что он победил змея и спас царевну, а царевна подтвердила слова Васьки Кривого.
Не было предела радости царя и ликованию народа. Царь всенародно объявил, что отдает свою младшую дочь за своего бывшего кучера Ваську Кривого и после брака возводит своего зятя Ваську на свой прародительский престол. И пошли пиры и гулянья во дворце и во всем городе, загремели пушки, всюду играет музыка, зазвонили колокола, так и выговаривают: «Чего выробил — пропьем! Чего выробил — пропьем!..». Словом, радость и веселье полное.
Прошло три дня. Иван проснулся и вышел на улицу, и видит, что в городе идет великое пирование и гулянье, палят в пушки, звонят в колокола, гремит музыка; вернулся Иван в свою избушку и спрашивает:
— Скажи-ко, бабушко, с чего так ликует и веселится город?
— Ох, дитятко, как же не веселиться и не ликовать. Васька-то Кривой убил двенадцатиглавого змея, и вот царь объявил, что выдает за него свою младшую дочь, а после свадьбы возведет его на свой престол. Оттого во дворце и во всем городе пиры и гулянья, и великое веселье. Каждый день с утра из царских погребов выкачивают для народа по нескольку бочек вина, приходи, кто хочет, и сколько хочешь пей вина ковшиком, как брагу.
— Ах, бабушко, ведь и нам с тобою на радости не мешало бы выпить. Поди, чай, дадут нам во дворце водки.
— И, что ты, родимый! Кто нас с тобой знает и кто нам даст вина? К бочкам мы с тобой не продеремся, такая там давка, много ведь охотников выпить на дармовщинку! А во дворец нас с тобой не пустят. Где уж нам достать вина?
— Нет, бабушко, непременно надо достать. Только кого мы пошлем во дворец за вином? Послать льва — лев увидит коней, непременно за ними погонится, медведь бросится на коров, волк убежит за город в овечье стадо, лисица заберется в курятник, а заяц убежит в огород и примется лакомиться капустой. Кого же, однако, пошлем? Всего лучше послать Мишку, медведь — зверь умный и исполнительный.
Сказано — сделано. Написал Иван записку с приказом: «Прислать с медведем четыре ведра вина и дать под вино свою посудку». Положил Иван записку в корзину и дал ее медведею, и послал его во дворец. Взял медведь корзину в передние лапы и идет-костыляет на задних лапах, пришел в город на площадь перед царским дворцом, а там народу видимо-невидимо, ни пройти, ни проехать невозможно. Медведь как рявкнет, так весь народ от него и бросился врассыпную, и перед медведем до самого дворца народ расступился на две стороны и дал широкую дорогу, и медведь важно направился чрез площадь к царскому дворцу. Народ с изумлением смотрел на это невиданное зрелище.
На балконе в это время были все три царские дочери, увидели они медведя с корзиной и побежали ему навстречу. Младшая царевна сразу же признала медведя. Встретили царевны медведя, взяли от него записку, прочитали и того же разу приказали положить медведю четыре ведра вина. Получил медведь вино и не торопясь пошел обратно домой. Младшая же царевна позвала дворцовых служителей и приказала им:
— Идите за этим медведем, у него, наверное, есть хозяин; узнайте, кто такой его хозяин и где он живет.
Пошли служители за медведем, и медведь их привел за городом к избушке бабушки-задворенки; вошли служители в избу, увидели там Ивана и заметили, что левая рука его была ранена и перевязана дорогой шалью; служители спросили Ивана, не он ли хозяин медведя и кто он такой. Иван ответил:
— Я гость у бабушки, а медведь этот мой.
Вернулись прислужники и доложили царевне:
— Царевна, хозяин медведя гостит в избушке у бабушки-задворенки недалеко от города, это еще молодой и красивый юноша. Левая рука у него ранена и перевязана богатой персидской шалью. Мы узнали от бабушки-задворенки, что у этого молодца, кроме медведя, есть еще звери: лев, волк, лисица и заяц.
Обрадовалась царевна: не было сомнения, что она напала на след своего спасителя; об этом она сообщила и своим сестрам. Не мешкая, царевны приказали запречь карету и послали служителей в избушку за Иваном.
Васька Кривой, который уже был полным хозяином во дворце, узнал о том, что царевны приказали заложить карету, но он не знал, куда и зачем посылают царевны карету, он спросил царевен:
— Куда еще и зачем вы зря посылаете карету?
Царевны ему ответили:
— Мы посылаем карету приглашать гостей на твою свадьбу.
Ничего не сказал Васька и ушел. Карета уже катилась за
город и скоро остановилась у избушки бабушки-задворенки. Служители вошли в избушку и объявили Ивану-купеческому сыну:
— Молодец удалый, тебя желают видеть царевны и приказали тебе сейчас же к ним явиться. Садись в карету и поедем с нами.
Сел Иван в карету и поехал во дворец. Его встретили царевны с полным удовольствием, с радостью и весельем, они брали Ивана за руки белые и вели его к царю, и сказали ему:
— Государь наш батюшко! Вот этот юный богатырь убил многоглавых змей и спас нас от смерти. А Васька Кривой — бесчестный плут и обманщик, он страхом смерти заставил нас подтвердить его ложь и хвастовство.
А младшая царевна добавила:
— А вот, батюшко, у богатыря рана перевязана, это я во время боя перевязала ему рану своей персидской шалью, одною половиной шали я перевязала рану, а другая половина ее вот сейчас у меня.
И опалился царь гневом великим, и приказал он Ваську Кривого привязать к воротам и расстрелять кислым молоком. Ивана же царь объявил женихом своей младшей дочери и наследником своего царства. Скоро сыграли и свадьбу. И был великий пир на весь мир.
Я там был,
Пиво-мед пил,
По усам текло,
А в рот ни зерна не попало.
Скоро престарелый царь умер, и Иван-купеческий сын сделался царем. И живет молодой царь со своей красавицей царицей мирно, в совете и в любви. Однажды царица сказала своему мужу Ивану:
— Вот уже сколько месяцев мы живем с тобою, а я и до сего времени хорошо не знаю, кто ты, чьих ты родов и каких городов. Скажи мне подробнее, какого ты роду — царского или боярского, или купеческого, из какого ты городу, живы ли твои родители и есть ли у тебя родственники?
И Иван не таился, он рассказал царице все, что с ним в жизни приключилось. Он сказал:
— Роду я купеческого, престарелые родители мои живут отсюда далеко, в таком-то царстве, в таком-то городе. У родителей моих нас, детей, было только двое — я и моя сестра Марфа, мы близнецы. Отец наш отдал нас обоих Морскому царю, но добрый конь вороной унес нас от Водяного царя. Однако Морской царь обольстил мою сестру и подговорил погубить меня. Мои звери разорвали беса, а сестру свою Марфу я привязал к дубу для смирения ее и для наказания; я буду держать сестру на привязи до тех пор, пока она не съест бочку углей и пока не наполнит пустую бочку своими слезами.
Выслушала царица Ивана и сказала ему:
— Жаль мне твою молодую сестру Марфу. Возьми ее, привези во дворец, ведь она нам не помешает. А в своем черном деле она уже, наверное, покаялась.
Послушался Иван своей жены и поехал на берег огненной реки за сестрой Марфой, приехал и видит, что Марфа очень мало скушала угольков, а в пустую бочку не уронила ни одной слезинки. Взял Иван сестру и привез к себе во дворец.
Между тем Марфа на месте сожжения останков своего возлюбленного, Водяного беса, нашла зуб этого беса; она завернула зуб в платок и положила его к себе в карман и привезла его с собою во дворец.
Молодая царица встретила Марфу с полным удовольствием, ласково и приветливо и ввела ее в свои покои. Марфа сейчас же стала расспрашивать царицу: «Где же комната моего братца и где его спальня?». И царица показала ей спальню мужа. Марфа быстро и незаметно положила зуб беса под подушку брата и вышла из спальни.
С наступлением ночи Иван лег на свою постель, ничего не подозревая, но лишь только он лег головой на подушку, как чертов зуб вскочил и вонзился ему в лоб, и Иван того же разу умер. Сестра Марфа первая заметила смерть Ивана и заголосила:
— Ох, горе! Братец скоропостижно умер!
Во дворце поднялась тревога, плач и хлопоты. А Марфа уже юлит около царицы и наговаривает:
— Братец покойный был великий волхит, его нельзя предавать земному погребению, надо его гроб подвесить на высокий дуб. Зверей его надо замуровать в каменном фундаменте дворца.
Молодая царица так и поступила: она приказала гроб Ивана подвесить в глухом лесу на дубу, а зверей замуровать в каменный фундамент. Сидят звери замурованные в каменном фундаменте и рассуждают: «Что же все это значит? Наш хозяин обходился с нами так ласково, а теперь вдруг нас замуровали и морят голодом. Проступка никакого за нами нет. Дело это нечисто. Да жив ли наш хозяин и не извела ли его злая сестра Марфа? Надо вырваться отсюда и разузнать все дело».
И начали звери грызть и раздирать каменный фундамент. Скоро вырвались на волю и узнали, что их хозяин действительно умер. Стали звери искать труп Ивана на кладбище, но там не нашли и начали искать по окрестностям города, долго они искали и наконец нашли гроб Ивана на дубу. Лисица стала распоряжаться:
— Полезай-ко ты, Мишка, на дуб и достань гроб, да только не бросай его, а потихонечку спусти, а тут гроб примет на свои лапы лев. Может быть, хозяин наш еще жив.
Медведь быстро заскочил на дуб, взял гроб и передал его на лапы льва.
Поставили гроб на землю, открыли и увидели, что Иван был мертв. Решили звери проститься с хозяином, положить его на прежнее место и самим разойтись по лесам. Подошел лев к Ивану и сказал:
— Прости, хозяин.
Вдруг чертов зуб скокнул из лба Ивана в лоб льва, и лев повалился мертвый. Ко льву подошел прощаться медведь, и его чертов зуб умертвил, к медведю подошел волк, и его чертов зуб умертвил, к волку подошел заяц, и его зуб убил.
Осталась одна лисица. Задумалась она, как быть, чтобы избежать смерти, и надумала. Она взяла осиновую плаху, подставил ее ко лбу зайца, а сама отбежала в сторону и сказала жалобным голосом: «Прости, зайчик!». И того же разу чертов зуб вонзился в осиновую плаху, и лисица бросила ее в лесную чащу.
Легла лисица среди трупов своего хозяина и зверей и стала дожидаться. Вдруг прилетела воронуха с двенадцатью воронятами. Воронята увидели падаль и обрадовались, закричали:
— Ох, сколько корму.
— Ох, детушки, — сказала воронуха, — не корм это, а наша погибель.
Но воронята не послушались своей матери и всей стаей опустились на трупы. Лисица цап одного вороненка и держит его. Воронуха взмолилась лисе:
— Отпусти, лиса, моего детеночка-вороненочка.
— Сослужи мне службу, — сказала лисица, — тогда и отпущу тебе твоего вороненка, иначе я его разорву и съем.
— Какую же службу?
— Слетай в Царь-град и принеси оттуда живой и мертвой воды.
— Как же я могу сделать это?
— А вот слушай, я тебя научу. Живая и мертвая вода помещаются в двух разных колодцах близ Царя-града; колодцы эти днем и ночью охраняются нарядом солдат. Я подвяжу тебе под крылом два чумашка[68], к ногам подвяжу колокольчик. Ты прилетишь к колодцам днем и звони колокольчиком, тобою заинтересуются, так как в Царь-граде никогда воронов не видали, солдаты побегут за тобой, ты тогда и зачерпни воды в чумашки.
Воронуха обещала в точности исполнить наказ Лисицы. Тогда лисица подвязала воронухе под крылья по чумашку, а к ногам колокольчик, и воронуха взвилась и скоро скрылась из глаз.
Прилетела воронуха в Царь-град днем и опустилась на площадь, где были колодец с живой водой и колодец с мертвой водой; притворилась воронуха нелетячей птицей, прыгает с места на место и все колокольчиком позванивает, прыгнет воронуха, а колокольчик — тень-тень-тень!
Солдаты, охранявшие колодцы, заинтересовались воронухой и говорят: «Что за птичка странная и невиданная! Очевидно, она летать не может, а только прыгает и при этом издает какой-то странный звук. Надо бы изловить эту птицу».
Погнались солдаты за воронухой, а колодцы остались без охраны. Воронуха же свое дело делает: улетать не улетает и в руки не дается, все перепархивает дальше и дальше и все позванивает колокольчиком. Наконец, когда воронуха увидела, что уже далеко завлекла солдат, она оторвала колокольчик, быстро взвилась на воздух и полетела назад к колодцам; опустилась воронуха в один колодец и зачерпнула в один чумашок живой воды, перелетела в другой колодец и зачерпнула мертвой воды. Затем она быстрее стрелы взвилась в поднебесную высоту и полетела обратно к лисице.
Лисица взяла чумашки с живою и мертвою водою, отпустила вороненка. Подошла лиса к Ивану, вспрыснула его мертвою водою, Иван встрепенулся и вздохнул, вспрыснула живою водою, и Иван ожил, поднялся и сказал:
— Ах, долго спал, да скоро встал!
— Вечно бы спал ты, кабы не я, — сказала лисица.
И рассказала лисица Ивану все, что сделала с ним его сестра Марфа. И опалился Иван гневом великим на сестру свою Марфу и решил жестоко наказать сестру. Лисица между тем вспрыснула всех зверей мертвой и живой водой, и звери ожили.
Пошел Иван со своими зверями в город. Увидела Марфа своего брата и позеленела от злости, и говорит царице: «Вон идет мой братец-волхит, надо его убить, иначе он съест всех нас». Но царевна не послушала Марфы — она была рада видеть своего мужа живым, побежала она Ивану навстречу, брала его за руки белые, целовала в уста сахарные, ввела его в свои палаты белокаменные.
Вошел Иван во дворец и сказал Марфе:
— Ну, сестра, много я терпел от тебя, много я тебе прощал, теперь я тебе уж не прощу.
Приказал Иван привязать сестру Марфу к хвосту дикого коня и пустил он коня по кустам и оврагам, по полям и болотам. И растерзал дикий конь Марфу так, что и костей ее не соберешь.
Иван же с своей молодой женой стал мирно жить да поживать, да добра наживать.

Вот вам и сказка, а мне кринку масла!


Дмитрий Никифорович Плеханов,
крестьянин села Плеханова
Тюменского округа.
17 марта 1907 года.





Царевич-вор[69]



Жил один престарелый царь; почувствовав приближение смерти, подозвал он к себе трех сыновей и сказал им:
— Дети мои, чувствую я, что мне уже недолго осталось жить, скоро я умру. Я хочу при живности своей благословить вас и пристроить каждого из вас к своему делу, кто к чему способен, кто к чему пригоден. Тебя, старший сын, я делаю своим наследником и оставляю тебе все свое царство; тебя, средний сын, я делаю купцом и для этого оставляю дом, лавки и нужный для торговых оборотов капитал, а тебя, младший сын, я делаю вором, для твоего ремесла особого капитала не требуется.
Поклонились дети отцу и обещали ему в точности исполнить его волю. Отец благословил детей, да вскоре и умер. После смерти отца старший сын сделался царем, средний купцом, а младший вором.
Обзавелся младший царевич воровским инструментом и научился сон наводить. Сделал себе царевич острые железные когти, которые он надевал себе на руки и на ноги, а с этими когтями он мог залезать на высокую каменную стену; достал себе царевич дудочку и через нее наводил сон на людей: дунет через дудочку и наведет на человека сон.
Обзаведясь этими и другими воровскими инструментами, царевич принялся за свой воровской промысел и скоро сделался опытным мастером своего дела. Сначала царевич воровал в своем государстве, но затем раздумался и стал рассуждать так: «Зачем я буду воровать в своем царстве — в нашем царстве и без того все наше, пойду я в чужое царство и буду там воровать, чужого народа мне не жалко».
Переехал царевич в соседнее царство, в столичный город и остановился на квартире в доме известного во всей столице вора и жулика. Хозяин встретил царевича радушно, напоил и накормил его, а затем стал его расспрашивать:
— Куда же ты, добрый человек, путь держишь, какое ремесло ты знаешь и чем думаешь заняться?
— Стыдно сказать, грешно утаить: я — вор, этим ремеслом я промышляю и достаю себе пропитание, для воровства я прибыл и в вашу страну.
Услышав это, хозяин обрадовался и говорит своему гостю:
— Вот и хорошо; я, братец, тоже вор. Будем с тобою воровать вместе.
Царевич на это согласился. Переночевали эту ночь, а на следующий день воры стали сговариваться с наступлением ночи идти на воровской промысел. Хозяин предложил:
— Пойдем воровать в богатый магазин, украдем вин и хороших закусок и в свое удовольствие погуляем.
А царевич отвечает:
— Зачем же в магазин? С этими винами нас накроют, и мы попадем в острог. Что толку во всем этом? Украсть — не украсть любезные денежки, на них пятна нет, уличить нас не могут. С деньгами мы будем богаты, появятся у нас вина и закуски.
— Но куда же идти и где украсть деньги?
— В царское казначейство, там денег много!
Сказано — сделано. Наступила темная ночь, и пошли воры на промысел. Около казначейства стояла стража, и часовые стояли по всем углам. Царевич дунул в дудочку и напустил крепкий сон на стражу, надел себе на руки и на ноги железные когти и залез по стене до окна, выпилил в окнах железные решетки и влез в казначейство, забрал он там столько денег, сколько мог унести, и, не мешкая, вышел. Воры скрылись, похитили они много денег.
Поутру царь узнал о краже денег и было ему жалко денег; собрал царь к себе вельмож и советников и стал с ними обсуждать и обдумывать, как бы изловить вора, и надумался, как поступить. Призвал царь к себе придворную девицу, манграфиню, самую красивую и молодую, и приказал ей:
— Ты должна заняться распутством и отдаваться всякому мужчине. Вор, обокравший казначейство, теперь имеет много денег и наверное ударится в разгул, придет к тебе и наверное будет хвастаться своим делом. Вот тебе золотое кольцо, возьми его, и когда ты опознаешь вора, то ударь его в лоб этим кольцом и наложи на него пятно.
Стала девица распутствовать и принимать к себе мужчин; в одну ночь к ней явился и царевич-вор. Хитрыми словами и ласковым обращением девушка выведала у него тайну и ударила его кольцом в лоб, и запятнала его. Вор выхватил у девушки кольцо и убежал от нее; идет вор по улице и всех встречных мужчин пятнает кольцом в лоб. И напятнал множество народу.
Узнал царь, что девушка запятнала вора, и послал искать по городу вора, но запятнанных людей в столице оказалось много. Так и не могли узнать вора.
Прошел день-другой, и воры опять стали советоваться идти на промысел. Хозяин и говорит:
— Пойдем в лавку богатого купца, украдем сукон и разных материй, нашьем себе хорошей одежи и будем щеголять.
— Нет, неладно ты говоришь: с сукнами и материями нас накроют и не миновать нам виселицы. То ли дело украсть любезные денежки: будут у нас деньги, будут и наряды. И никакого риска: на деньгах пятна нет.
— Куда же идти?
— Опять в царское казначейство: казна без денег не останется, найдем, чего украсть.
Наступила ночь, и воры пошли. Царевич опять напустил сон на стражу и влез в казначейство, и похитил денег больше, чем прежде. Узнал царь о краже и стало ему жалко денег пуще прежнего.
Призвал царь к себе опять ту же девицу, молодую манграфиню, и сказал ей:
— Жди вора еще к себе, а когда он придет к тебе, ты веди его во двор через яму, а сама иди по дощечке, а он рядом с тобой пойдет и попадет в яму.
Вырыли во дворе глубокую яму, яму слегка прикрыли сверху соломой, чтобы ее не видно было, и перекинули через нее дощечку. Ждет девица, и вот вор опять к ней явился; девица провела вора во двор через яму: сама направилась по дощечке, а вор идет рядом с ней по соломке и попал в яму. Что делать? Взял вор да снизу над головой поджег солому. Огонь осветил здания, думали, что это пожар, поднялась тревога, побежали люди на пожар. Кто ни побежит, все в яму да в яму валится. И нападало туда людей полна яма.
Так и на этот раз нельзя было найти вора. О воре стала ходить молва по всему городу, люди дивились: вот так вор, ай да молодец вор! Задумался царь: все меры он принял, но вора найти не мог.
Однажды у царя во дворце был пир и было великое веселье и гулянье, на пиру было много народу, явился туда и вор-царевич со своим хозяином, они назвались купцами. Отстоловали, и гости стали понемногу расходиться. Один гость, богатый купец, как-то оплошал и положил на окно свою шкатулку с 40 тысячами, а воры это подметили, похитили шкатулку с деньгами и скрылись.
Пришли воры домой и стали делить деньги, хозяин и говорит:
— Из этих денег надо выделить пай и на долю моей жены.
Царевич возразил, что жена хозяина не имеет никакого
права на пай в этих деньгах, так как она в краже участия не принимала; хозяин же все настаивал на своем. Поднялся спор. Тогда царевич сказал хозяину:
— Пойдем к царю судиться, пусть рассудит, имеет ли твоя жена право на пай в этих деньгах.
Пошли воры назад ко дворцу. Гости уже все разъехались, и сам царь лежал на кровати в своей опочивальне; в кресле у кровати сидел царский спальник, который забавлял царя разными рассказами. Царь уже дремал. Воры подошли к окну спальни, царевич навел сон на спальника, и тот уснул крепким сном. Тогда царевич сказал:
— Ваше царское величество!
— Что тебе надобно? — сказал царь; он полагал, что это спальник его спрашивает.
— Сегодня на пиру в твоем дворце я с товарищем украл у одного твоего гостя шкатулку с 40 тысячами, и теперь товарищ просит пай из этих денег на долю своей жены, обязан ли я дать ему долю?
— А жена твоего товарища в краже участвовала?
— Нет!
— Ну так какой же ей пай! Она не имеет права на эти деньги.
— Ваше величество, я очень нуждаюсь в деньгах, не можете ли вы мне сколько-нибудь дать?



— В шкапу, на верхней полке, стоит шкатулка с деньгами, возьми себе, сколько надо.
Сказав это, царь уснул крепким сном. Вор влез в окно и в месте, указанном царем, достал шкатулку и с нею скрылся. А в шкатулке этой, кроме денег, лежали царские регалии: скипетр, держава и царская корона. Наутро была обнаружена кража. Жаль было царю денег, а больше жаль регалии, но и дивился он уму и ловкости вора.
Собрал царь к себе всех своих министров и сановников и стал с ними совет держать, как обнаружить вора. Думали-думали и ничего не придумали.
Тогда царь сказал:
— Вор не простой и не глупый человек, это, должно быть, умный и ловкий человек, а такого человека не карать, а награждать надо.
И написал царь указ на столбе во всеуслышание: пусть вор, похитивший из царской спальни шкатулку с деньгами и с царскими регалиями, объявится, и я за него выдам свою единственную дочь и сделаю его наследником царства.
Вор на этом же столбе, пониже указа, написал: «Пусть его величество в подкрепление своего обещания отберет поручительные записи от соседних царств и империй в том, что мне не сделают зла и что царь свято исполнит свое обещание, и тогда я объявлюсь».
Царь стал собирать поручительные записи от соседних царств и империй. Тем временем царь вновь собрал к себе во дворец всех своих вельмож и сановников и опять стал с ними совет держать о том, как бы охранить казну от кражи и как бы воров изловить. Судили и рядили, и надумали сделать так: поставить в казначействе под каждым окном особые котлошихи с кипящей смолой, воры полезут через окна в казначейство и попадут в котлошихи со смолой. Так и сделали.
Прошло так сколько-нибудь времени, с неделю или более, и воры опять сговариваются идти на промысел. Хозяин опять говорит:
— Пойдем в лавки к богатым купцам и украдем разных драгоценных вещей.
— Не дело ты говоришь, — возразил царевич. — С вещами этими нас поймают, и не миновать нам виселицы.
— Куда же нам теперь?
— Опять в царскую казну, казна пустою не бывает, всегда в ней деньги найдутся.
Сговорились и пошли. Царевич напустил сон на стражу, а затем и говорит своему хозяину:
— Всякий раз я лазаю в казначейство и стараюсь, да, верно, добро забывается, а лихо помнится. Не ценишь ты моей работы, да еще споры заводишь и требуешь пай на свою жену. Полезай ты теперь в казначейство.
Надел хозяин на руки и на ноги железные когти и полез по стене, подпилил решетины в окнах, прыгнул с окна и попал прямо в котлошиху с кипящей смолой, да и сварился. Царевич ждал-ждал своего товарища и думает: «Чего он там замешкался, полезу-ка я туда сам». Взлез на окно и видит, что хозяин его плавает в котлошихе в кипящей смоле. Взлез царевич осторожно в казначейство, взял много денег, а затем отрезал хозяину голову и унес ее домой, и передал царевич голову своего товарища его старухе матери. И заплакала старуха; плачет старуха, горюет о смерти сына, а больше горюет о том, что нет у нее на руках тела ее милого сына и не может она оплакать над телом сына, и с честью предать его земле.
Наутро донесли царю, что в казначействе опять совершена кража и что один вор попал в котлошиху в смолу, но голова у него отрезана, и поэтому никак нельзя узнать, кто был этот вор. Приказал царь возить труп вора по городу и приказал наблюдать, не заплачет ли кто над покойником; царь рассуждал так: родственники при виде трупа наверное не удержат своих слез, заплачут и тем себя выдадут.
Возят труп по городу, а царевич-вор и говорит старухе, матери умершего:
— Бабушка, хочется тебе по сынку поплакать?
— Шибко хотелось бы поплакать.
— Возьми кринку пресного молока и иди навстречу своему сыну, и как будешь подходить к нему, урони кринку и разбей ее, молоко разольется, ты плачь, сколько тебе хочется.
Так старуха и сделала: разбила кринку с молоком и заплакала, и запричитала:
— Свет ты мой, рожоное дитятко! Кабы был ты жив, почто бы я так тиранилась и мучилась!
Услыхали конвойные плач старухи, прибежали к ней и спрашивают:
— Почто, бабушка, плачешь, сынок, что ли, твой?
— Какой сынок, кринку с молоком разбила я, а купила-то я ее на последние деньги, насобирала я милостынкой три копейки, купила себе кринку молока, да разбила ее, об этом и плачу.
Солдаты дали старухе пять копеек и сказали:
— Возьми, бабушка, деньги и купи себе молока, только уходи отсюда и не вой.
Долго возили труп по городу, а найти вора не могли. Тогда парь приказал повесить труп на площади, на стене своего дворца — не признает ли кто покойника; у трупа приставили стражу в двенадцать человек. Царевич говорит матери покойного:
— Бабушка, наверное, хочешь похоронить своего сына?
— Очень желательно предать его земле и похоронить.
— Погоди, бабушка, к тебе скоро привезу твоего сына.
Купил царевич сорок ведер вина и взял с собою двенадцать
поповских риз, сложил все это на телегу и повез через площадь мимо царского дворца, где висел труп. Не доезжая недалеко до стражи, царевич сбросил колесо с телеги и завопил:
— Ох, горе! Колесо соскочило, где мне одному надеть его!
Часовые подошли к вору и спрашивают его:
— Чего ты везешь и зачем здесь остановился?
А вор пуще завопил:
— Колесо сломалось, воз тяжелый, где мне одному надеть его! Везу же и вино, да не рад стал и ему.
— Угости нас вином, и мы тебе поможем надеть колесо.
— Пейте, батюшки, сколько хотите!
Солдаты надели колесо и принялись пить вино, пили-пили, да свалились и крепко уснули. Вор вынул ризы поповские и надел их на солдат, а труп снял, положил на телегу и увез домой; старуха мать похоронила тело своего сына вместе с головой.
Наутро солдаты проснулись и видят себя в поповских ризах, смотрят: а трупа-то нет. Что делать? Пошли к царю в ризах. Царь увидел их и думал, что это идут к нему попы, вышел к ним и с подобающей честью им поклонился, а попы — бух ему в ноги. Царь поднимает их и говорит:
— Не подобает вам в вашем сане высоком бить мне такие поклоны.
— Ваше величество! Какой наш сан, не попы мы, а солдаты. Вчера вор явился к нам, напоил нас допьяна, украл труп, а нас одел в эти ризы.
Сильно дивился царь уму и ловкости неуловимого вора. Тем временем от соседних царств и империй пришли поручительные записи. Об этом царь также объявил надписью на столбе. Тогда во дворец явился царевич-вор и принес с собою шкатулку с деньгами и с царскими регалиями, его схватили и представили к царю; обрадовался царь и говорит:
— А, долго мы искали вора, а вот теперь вор сам к нам явился. Ну, теперь держи ответ.
— Нет, ваше величество, не для ответа я сюда явился, а чтобы войти в вашу семью в качестве зятя и впоследствии вступить на ваш престол.
Слово — закон. Пир пирком и за свадебку. Вор объявил, что он не простого роду, а царский сын. И было во дворе великое пирование и веселье. И я там был, мед-вино пил, по усам текло, да в рот ни зерна не попало. Царевич же, сделавшись царским зятем, оставил свой воровской промысел и сделался хорошим человеком, и стал царевич с молодой женой-царевной жить да поживать, да добра наживать.


Записано со слов крестьянина
села Плехановского Еланской волости
Тюменского уезда
Д.Н. Плеханова.
18 марта 1907 года.






Оглавление

В. Темплинг. «Я посторонний зритель и холодный исследователь быта…». Вступительная статья 6

Былины старины
Коструля Лукич 16
Коструля Голицын 20
Илья Муромец. Былина-сказка 22

Сказки
Емеля-дурак. Сказка 38
Царь Солома. Сказка 49
Калмазан Варгутович. Сказка 60
Безрукая. Сказка 76
Краман Кастылевич. Сибирская сказка 85
Бова Королевич 103
Волшебная лампада. Сказка 154
Федор Бурмакин. Сказка 163
Вор Барма. Сказка-былина 176
Незнайко. Сказка 187
Марфа-царевна и Огненный Змей. Сказка 205
Еруслан Лазаревич. Сказка фонетически записана.
Сказка полная и славная о славном витязе и сильно могучем богатыре Еруслане Лазаревиче 227
Сивка-бурка, вещая коурка. Сказка 255
Трёмса. Сказка 275
Счастье бедного Лазаря. Сказка 295
Иван-купеческий сын и Марфа-купеческая дочь. Сказка 323
Царевич-вор 358






Примечания
1
Ончуков Н.Е. П.А. Городцов: Западно-сибирский этнограф // Сибирская живая старина. Вып. VII. Иркутск, 1928. С. 122–126.
2
Жук А.В. Василий Алексеевич Городцов в первые годы его научной деятельности // Вопросы истории археологических исследований Сибири. Омск, 1992. С. 26.
3
ТФ ГАТО. Ф. 158. Оп. 2. Д. 9. Л. 9; РГАЛИ. Ф. 1366. Oп. 1. Д. 163. Л. 1.
4
Ончуков Н.Е. Указ. соч. С. 123.
5
ТФ ГАТО. Ф. 152. Оп. 34. Д. 862. Л. 4 об.
6
Ончуков Н.Е. Указ. соч. С. 124.
7
Календарь Тобольской губернии на 1895 год. Тобольск, 1894. С. 28, 37.
8
ТФ ГАТО. Ф. 152. Оп. 34. Д. 862. Л. 4а.
9
ГАТО. Ф. И-228. Oп. 1. Д. 1. Л. 9 об., 14, 20.
10
ТФ ГАТО. Ф. 158. Оп. 34. Д. 862. Л. 7 об. — 8.
11
Там же. Л. 8.
12
Ончуков Н.Е. Указ. соч. С. 124.
13
ТФ ГАТО. Ф. 152. Оп. 34. Д. 862. Л. 45, 45 об.
14
Там же. Л. 53, 55.
15
Памятная книжка Тобольской губернии на 1909 год. Тобольск, 1909.С. 251; Памятная книжка… на 1911 г. Тобольск, 1911. С. 202; Памятная книжка… на 1913. Тобольск, 1913. С. 36; Памятная книжка… на 1914 г. Тобольск, 1914. С. 40, 66; Памятная книжка… на 1915 г. Тобольск, 1915. С. 41, 67.
16
Переписка П. А. Городцова с Тобольским музеем недавно обнаружена Е.Н. Коноваловой в фондах ТГИАМЗ. Инв. № 990.
17
ГАТО. Ф. И-1. Oп. 1. Д. 115. Л. 1–4, 7.
18
Ончуков Н.Е. Указ. соч. С. 124.
19
ТФ ГАТО. Ф. 152. Оп. 349. Д. 862. Л. 8 об.; Налепин А.Л. Фольклорно этнографическая деятельность Н.Е. Ончукова // Очерки истории русской этнографии, фольклора и антропологии. Вып. X. М., 1988. С. 91–91 об.
20
ГАТО. Ф. Р-2. Oп. 1. Д. 510. Л. 5–5 об., 75; Городцов П.А. Сибирская язва // Записки Тюменского общества научного изучения края. Тюмень, 1924. С. 51 —101.
21
Ончуков Н.Е. Указ. соч. С. 125–126.
22


23
XVI
24


25


26


27

28
Обычное присловье сказителя Д.Н. Плеханова.
29
Сельский староста.
30
Ложная беременность.
31
Обычное присловье сказителя Л.Л. Заякина.
32

33
Котец во многих селениях Сибири употребляется как pluralia tantum — котцы. Это особый род рыболовной запруды, делаемой на отмелых местах рек и озер из колья, т. е. из длинных заостренных палочек.
34
40-ведерный.
35
Излюбленное речение сказителя Л.Л. Заякина и многих других сибирских сказочников и сказителей.
36
Под словом «непрь» посказители понимают зайца, а не вепря-кабана. Диких свиней посказители называют дикими кабанами; названия же «вепрь» посказители не знают и даже не слыхали.
37
Нужно признать, что в практике сибирских посказитслей-сказочников имя главного героя сказки — Бова Королевич — представляется неустановившимся, имя это посказителями произносится так: Бова и Бава, а также Боба и Баба. Справедливость требует указать, что произношение Боба и Баба у сибирских посказителей практикуется чаще, чем имя Бова. Мы придерживаемся установившейся в сказочной литературе транскрипции имени героя — Бова Королевич.
38
Дядю Бовы Королевича большинство посказителей называют Симбалдой, но посказитель Ф.Л. Созонов называет его так — «Касылбат».
39
Состав, на котором Милитриса Кирбитьевна замесила булочки-хлебцы для своего сына Бовы Королевича, томившегося в тюрьме, разными посказителями называется разно, а именно так: Лука Леонтьевич Заякин говорит: «На псином (т. е. на собачьем) сале да на змеином жале»; Федор Ларионович Созонов: «На зверином сале да на змеином жале»; Осип Меркурьевич Заякин: «На спином сале да на змеином жале» и Петр Егорович Уткин: «На сменном сале да на змеином жале». Что такое «спиное» сало и «сменное» сало — этого посказители Осип Заякин и Петр Уткин не знают и удовлетворительно объяснить не могли. Мы остановились на выражении Луки Леонтьевича Заякина, т. к. старик Лука Заякин в местности пользуется авторитетом лучшего посказителя.
40
Сделала перевязь.
41
Куртень — верхняя одежда у современных тюменских татар, праздничная и почти всегда шелковая, цветная, с большими разводами.
42
Фарфоровое.
43
Симя — семя.
44
Синичка.
45

—      Дети, чьи вы и откуда вы явились?
И мальчики ответили:
—      Отца своего мы не знаем, а мать у нас королевна Дружневна.
— А где же ваша мать?
—      Вон там в толпе стоит.
Бова взял королевну Дружневну и сказал Мильчигрее Салтановне:
—      Простите, царевна, я не с злым умыслом обманул вас, я ду­мал, что я совсем потерял Дружневну, а теперь Дружневна нашлась, и я женюсь только на ней. А вам, царевна Мильчигрея, не угодно ли выйти замуж за моего младшего брата Перекопина-богатыря?
Мильчигрея согласилась и сразу в один день сыграли две свадь­бы. И задал Бова в своем родном дворце пир на весь мир. И я там был, пиво-мед пил, по усам бежало, а в рот ни крошки не попало.
Вот вам и сказка, а мне кринку масла.
Лука Леонтьевич Заякин, деревня Артамонова Тюменского уезда. 22 октября 1908 года».
46
Всех этих коней и кареты доставляли мещанину два молодца, которые являлись из волшебной лампады.
47
Сказки «Федор Бурмакин» и «Вор Барма» сопровождались вступительной статьей П.А. Городцова, которая воспроизводится по газетному варианту:
«В № 1 журнала «Сибирский студент» за 1914 год, органа томского студенчества, помещена целиком сказка «О Федоре Бурмакине», записанная А.Н. Белослюдовым со слов крестьянина деревни Быковой Верх-Бухтарминской волости Змеиногорского уезда Томской губернии Калистрата Данилова Мамонтова 47 лет. Эта сказка в журнале сопровождается обширной объяснительной статьей известного сибирского этнографа и ученого исследователя гр. Потанина; в этой своей заметке гр. Потанин, между прочим, говорит, что науке уже известны шесть вариантов этой сказки: пять из них указаны профессором И.Н. Ждановым в его книге «Русский былевой эпос» и шестой записан Г. Бугаковым, и что бухтарминский вариант является седьмым.

48
Т. е. в тень.
49
Слово «индийский» у посказителя О.М. Заякина не является установившимся, и часто он произносит его «индианский».
50

51

52
Бодать.
53

54
Не львы.
55
Куриным шагом.
56
Во весь опор.
57
Ест.
58
Хижина.
59

60
Аркан.
61

62

63
Хлупь — птичья тушка, главным образом, верхняя часть ее, спинка.
64
Толстые доски.
65

66
В погоню.
67
Мучная пыль.
68
Чуман — черпачок из бересты.
69