ИСАЙ ДАВЫДОВ
ДЕВУШКА МОЕГО ДРУГА

Рассказы и очерки


НОЧЬ НА РЕКЕ

Ольга стояла на носу парохода и смотрела в поблескивающую отраженными огнями черную воду. Вода тихо плескалась возле бортов, как бы упрашивая о чем-то пароход. А он, не обращая внимания на ее мольбу, все шел и шел вверх по реке.
По сторонам изредка проплывали темные силуэты барж и редкие огоньки катеров. Полчаса назад навстречу прошел большой, сверкающий огнями дизель-электроход, с которого до Ольги донеслась мелодия «Амурских волн». Видимо, этот вальс услышала не только Ольга, но и радист парохода, на котором она плыла. Не успел еще скрыться из вида дизель-электроход, как в след ему изо всех динамиков старенького парохода понеслась грустная песенка «Бесаме мучо».
Но, видно, радист парохода был ленив или просто хотел спать. Прокрутив пять пластинок, он кончил концерт так же неожиданно, как и начал.
И опять сонная тишина темной реки нарушалась только стуком колес парохода и печальным плеском волн о борт.
Ветер становился холоднее. Ольга подняла воротник пальто, запахнула лацканы.
Рядом с ней остановился у перил мужчина в развевающемся на ветру светлом плаще и, бросив за борт папиросу, стал закуривать новую.
Ольга посмотрела на него и узнала Долотова, заведующего районным отделом культуры. Видимо, он тоже, как и она, ехал в областной центр.
Долотов появился в районе около года назад. За это время Ольга не раз встречала его в райцентре Добринске и на двух или трех совещаниях даже приглашала приехать посмотреть совхозную библиотеку, в которой она работала. Однако в библиотеку Долотов не приехал.
Летом Ольга раза два видела его в Добринском парке с женой и дочкой. Они шли красивые, нарядные. Высокий, плотный, с мужественным лицом и резкими складками у рта, Долотов сразу обращал на себя внимание и своей внешностью и своим сверкающим белизной костюмом. На его жену — высокую, полную брюнетку в желтом платье, с ярко-красными губами и ногтями, тоже оглядывалось немало людей.
Долотов тогда чуть заметно кивнул Ольге, и она с гордостью объяснила мужу:
— Это со мной товарищ Долотов поздоровался, заведующий отделом культуры.
Сейчас Долотов задумчиво курил и смотрел на темную воду.
Ольга отвернула голову. Заговаривать с начальством первой было неудобно, тем более, что Долотов задумался и, наверное, о том, как получше отстаивать в области интересы района.
Неожиданно Долотов заговорил сам:
— Тоска!.. Страшно тоскливо осенью на реке… Вы в Семигорск?
Он явно спрашивал ее, потому что никого больше на носу не было.
Ольга повернулась к нему:
— Здравствуйте, Николай. Федорович! В Семигорск я, в отпуск, к матери.
Долотов широко, удивленно раскрыл глаза. Потом улыбнулся:
— A-а… Старая знакомая. Ольга… Ольга… Простите, запамятовал…
— Васильевна, — подсказала Ольга.
— Да, да! Ольга Васильевна! А я и не узнал вас сначала… Видно, богатой будете… Так в отпуск, значит? Всей семьей, наверно?
— Нет. Одна я. Муж у меня механик, так его не пустил директор. Ремонта много. Да он и не любит ездить — он домосед у меня…
— А вы любите?
— Люблю! Каждый раз как поедешь — сколько нового увидишь! Долго потом помнишь.
— Это вы хорошо сказали, — чуть улыбнулся Долотов. — Действительно, когда жизнь перебираешь, все больше вспоминаются поездки да переезды. А кто мало ездил, тому и вспомнить нечего. И людей хороших больше в дороге встречаешь. И сердце в дороге свободное — будто из клетки вырвалось.
Он выбросил за борт папиросу и, закуривая новую, скользнул взглядом по ногам и фигуре Ольги. Ольга почувствовала этот взгляд, как будто он всю ее ощупал руками. Ей стало неприятно и захотелось уйти в свою каюту. Но почему-то уйти было неудобно.
Чтобы как-то сгладить неловкость, она спросила:
— Вы, наверно, тоже в область?
— Да, на семинар. С неделю там побуду. Если хотите — могу познакомить вас с областными театрами. И вообще… — Он слегка махнул перед собой горящей папироской.
— Ой, что вы! — смутилась Ольга. — Я семигорская. Я театры знаю.
— Вот как? — поднял брови Долотов. — А почему же вы очутились в совхозе?
— Техникум кончила — послали. Там и замуж вышла.
— Давно?
— Что давно?
— Замуж-то вышли?
— Нет, что вы! Полтора года всего!..
— Ну, это солидный стаж! За это время десять раз друг другу надоесть можно…
Ольга промолчала. Ей опять стало неприятно и опять захотелось уйти в каюту.
Видно, Долотов почувствовал это, потому что сразу сменил тему и заговорил о книгах — интересно, с душой. И Ольга поняла, что книги он любит и знает, как будто посвятил им всю жизнь. И за эту любовь она простила ему и его взгляд, и его слова, полные, как ей показалось, нехорошего смысла. Вероятно, она все-таки в чем-то ошиблась. Ведь люди, которые знают и любят книгу, не могут быть плохими — в этом Ольга была уверена.
О книгах она могла говорить бесконечно. Особенно ей нравилось рассказывать и слушать о редких старых изданиях. Ей почти не приходилось видеть их или держать в руках, но она много читала и слыхала о них. И сейчас, когда Долотов рассказывал, как он доставал некоторые редкие книги для своей личной библиотеки, он казался ей мудрым, смелым и находчивым — именно таким, каким и должен быть настоящий мужчина. И она невольно подумала о том, что ее муж к книгам был равнодушен, читал мало и все свободное время отдавал летом огороду, а зимой радиоприемнику.
Ветер все усиливался. Ольга зябко передернула плечами. Долотов тоже поежился и застегнул плащ. Потом предложил:
— Пойдемте в ресторан, поужинаем?
— Нет, что вы! — отрицательно покачала головой Ольга. — У меня полная сумка еды в каюте.
— Ну, и бог с ней, с сумкой. Останется на завтра. Там у вас все холодное. А сейчас горячего надо. Идемте!
Он решительно взял Ольгу под руку и повел к ресторану. Она все повторяла свои: «Ой, нет! Что вы!», а он только широко улыбался и тянул ее вперед.
В ресторане он подал ей меню и сказал:
— Выбирайте! Что вам?
Она смотрела не столько на блюда, сколько на цены, и выбирала, что подешевле. Денег у нее было мало. Дешевле всего оказалась котлета с макаронами, и она выбрала именно ее.
— Ну, а еще? — спросил Долотов.
— Мне больше ничего не надо.
— Нет, так не пойдет. Это не ужин. Ну, да ладно — остальное закажу я.
И когда подошла официантка, Ольга с ужасом слушала, как он одно за другим заказывал самые дорогие блюда, а под конец сказал:
— И графинчик красного. «Массандру», если есть.
Официантка ушла. Ольга, боясь поднять глаза и выдать себя, сосредоточенно смотрела на массивную стеклянную пепельницу на столе. Этот ужин, видно, влетит в копеечку. Ну, что же поделаешь — теперь отступать поздно.
Когда на столе появились графин, бокалы и легкая, приятная закуска, Долотов разлил вино и протянул к Ольге свой бокал:
— За ваше здоровье, Ольга Васильевна! За то, чтобы у вас был яркий, счастливый отпуск!
Ольга покачала головой и твердо сказала:
— Спасибо за добрые пожелания, Николай Федорович, но я не пью!
Долотов рассмеялся:
— Это за свое-то здоровье? За свое-то счастье? Что вы, Ольга Васильевна! Хоть пригубить надо.
Ольга подумала, что, действительно, настаивать на своем неудобно — человек же ей добра желает… Можно пригубить — и все.
Она чокнулась и, отпив маленький глоточек, поставила бокал на место.
Долотов выпил все и, наливая себе новый бокал, долил и бокал Ольги.
— Хоть раз вы его должны выпить до дна, — сказал он.
— Что вы! Нет, нет!
— Ну, только один раз. И я больше не буду настаивать. Давайте — за святую любовь к книгам — самое чистое, что есть на свете! Было бы кощунством не выпить за это до дна!..
Он потянулся к ней, чокнулся и залпом опустошил всю рюмку. Ольга отпила половину. Не выпить за книги тоже было неудобно. До этого она всего лишь раз пила за книги — на выпускном вечере в техникуме. С тех пор никто ей такого тоста не предлагал.
А потом ей почему-то стало легко и весело и пить вино казалось уже вовсе не страшным, а приятным. И она пила — пила за все, за что предлагал Долотов — за своих будущих детей и за его дочку, за процветание района и за то, чтобы сняли директора совхоза, которого она не любила и на которого пожаловалась Долотову, и еще пила за что-то.
Долотов опять рассказывал о книгах и обещал сегодня же показать ей первое посмертное издание стихотворений Кольцова со вступительной статьей Белинского. Ольга еще никогда не видела книг, которые мог держать в руках Белинский, и ей это было очень интересно. А Долотов с увлечением рассказывал, как он купил эту редкую книгу у каких-то невежественных букинистов всего за один рубль.
Официантка приносила и уносила тарелки, Ольга что-то ела, от чего-то отказывалась, но это было между прочим. Главной была легкость, которую она ощущала во всем теле, главным было то, что она впервые за последний год чувствовала себя красивой и понимала, почему к ней подходят чокаться мужчины с других с голов, главным был Долотов — умный, мужественный, культурный и веселый человек, какие вообще не часто встречаются женщинам, а ей встретился впервые в жизни.
Когда официантка объявила, что ресторан закрывается, и все стали рассчитываться, Ольга вынула из сумочки пятирублевую бумажку и положила на стол. Однако Долотов почему-то рассердился, нахмурился, сунул ей эту бумажку обратно в сумочку и расплатился сам. И Ольга подумала: сделал он это потому, что знает, какой у нее маленький оклад.
— Идемте на палубу, — предложил Долотов, — посмотрим еще немного на реку.
— Идемте, — легко согласилась Ольга.
Выходя из ресторана, они прошли мимо каюты, в которой было место Ольги. Она показала на дверь и улыбнулась:
— А там сумка так полная и стоит.
Долотов задержался.
— Может, мы что-нибудь возьмем из этой сумки? Мы там никого не разбудим?
— Обязательно разбудим, — ответила Ольга. — Там старичок и старушка легли спать, еще когда я на палубу пошла. А у меня все на верхней полке…
— Тогда не надо, — махнул рукой Долотов. — Идемте, я лучше покажу вам Кольцова.
Он провел ее в другой конец коридора, вынул из кармана ключ и открыл одну из дверей. Ольга вошла и поняла, что это — каюта первого класса. На одном диване лежала серая шляпа Долотова, другой пустовал.
— А ваши соседи еще гуляют? — спросила Ольга.
— Это место свободно, — ответил Долотов. — И я договорился с дежурным — до утра сюда никого не посадят.
Ольга опять почувствовала что-то нехорошее, и ей захотелось поскорее уйти к себе. Она встала и сказала:
— Ну, я пойду. Спокойной ночи.
Но Долотов удержал ее за руку:
— Куда же вы? А Кольцов?
— Ах, да! Правда…
Уходить, не посмотрев Кольцова, конечно, было нельзя. Зачем же еще она сюда шла?
Долотов положил на диван чемодан, открыл его и вытащил из-под бритвенного прибора скромную коричневую книжку с тонким золотым тиснением на потрепавшемся кожаном переплете.
Это, действительно, было первое посмертное издание Кольцова со вступительной статьей Белинского.
Ольга переворачивала тонкие, пожелтевшие листы, слышала едва уловимый звон старой бумаги и с трепетом думала, что, может быть, именно по этой книге знакомился со стихами Кольцова Добролюбов или Писарев. Ведь у книг бывает самая удивительная судьба.
Долотов сел с ней рядом, помогал листать и останавливал ее внимание то на одном, то на другом стихотворении. И Ольга подумала, что он очень простой и добрый человек, хотя и большой начальник.
В этот момент Ольга почувствовала, что Долотов осторожно обнял ее за плечи. Она передернула ими, давая ему понять, что ей это неприятно, но он руку не убрал и Ольге показалось, что от этой большой теплой руки исходит какая-то покоряющая сила.
Ольга замерла, потому что никак не ожидала этого. И в тот же миг Долотов обхватил ее второй рукой и стал осыпать поцелуями ее лицо, шею, руки.
— Милая… Прекрасная… — шептал он. — Какое вы счастье… Без ума от вас…
Ольга вдруг поняла, что происходит что-то страшное. Она резко оттолкнула Долотова и кинулась к двери.
Но дверь была заперта. Когда он успел запереть ее, Ольга и не заметила.
Тяжело дыша, Ольга повернулась к Долотову и сдавленно проговорила:
— Отоприте! Слышите? Сейчас же отоприте!
Долотов большой, нахмуренный, поднялся с дивана и протянул к ней руки:
— Успокойся, Оленька! Ведь никто ничего не узнает! Это будет вечная тайна! Понимаете? Веч-на-я! Поймите — я люблю вас!
Ольга вдруг подумала, что он, наверно, специально повел ее в ресторан, специально угощал вином, чтобы она перестала понимать, что происходит.
— Не лгите! — топнула она ногой. — Вы просто бабник! И откройте дверь! Сейчас же!
— Ого! — ухмыльнулся Долотов. — Вы, кажется, начинаете командовать? На это еще надо получить право! И вы, конечно, можете его получить… Если захотите…
Он подошел и, несмотря на то, что она отчаянно сопротивлялась, обнял ее за талию и крепко прижал к себе.
— Ну, девочка… — мягко говорил он. — Ну, успокойтесь!.. Ничего страшного не будет!..
Ольга пыталась, но не могла вырваться и, не зная, как освободиться из объятий Долотова, укусила его в плечо.
Он отскочил к дивану, а Ольга почувствовала, что во рту у нее страшно противно и ее вот-вот может стошнить.
— Откройте! — потребовала она. — Иначе я буду кричать!
— Вы не будете кричать! — не отпуская ладони от укушенного плеча, ответил Долотов. — Если вы закричите, то о вашей измене узнает весь пароход, а затем и ваш муж. И вы никому ничего не докажете. Кто поверит, что я затащил вас сюда силой? Почему вы тогда не кричали в коридоре? Поймите, вы все равно уже скомпрометированы. Вам нечего терять! Но вы еще можете уйти отсюда тихо и незаметно, если будете покладистой. И тогда никто ничего не узнает и ваш муж будет по-прежнему верить вам.
Ольга закрыла лицо ладонями и зарыдала. Теперь она поняла все. Она плакала и видела, как муж выносит за порог ее чемоданы, как в совхозе шушукаются и смеются за ее спиной, как она бросает все и уезжает к матери — одинокая, замученная… И за что все это? За что? Почему этот мерзавец пришел и за один вечер разрушил всю ее жизнь? Да, да! Мерзавец! Именно, мерзавец!
Она громко повторила это слово сквозь рыдания.
Долотов сел на диван, закинув ногу на ногу, закурил.
— Вы можете оскорблять меня и дальше, — сказал он, пуская кольца дыма к потолку. — Но от этого ничего не изменится. Сядьте и будьте умницей.
Ольга отняла руки от лица и ненавидящим взглядом посмотрела на него. До чего же он противный! Лживый, весь, насквозь лживый. Как она этого раньше не заметила?
Все еще всхлипывая, она вынула из сумочки платок, вытерла глаза — и вдруг успокоилась. Она поняла — Долотов трус. Он не может быть смелым, потому что он насквозь лжив и грязен. И, как всякого труса, его можно испугать.
Она медленно села на диван против Долотова и спокойно сказала:
— Когда-нибудь я все равно выйду отсюда и вернусь в Добринск. И как только я туда вернусь, я расскажу обо всем этом вашей жене и напишу заявление в райком партии. Я даю слово, что сделаю это, если вы сейчас же не откроете дверь.
— Вам никто не поверит!
— Мне поверят, потому что никакая женщина не. будет наговаривать на себя понапрасну. И вам тогда будет очень плохо, Николай Федорович. Не доводите до этого.
Долотов быстро и, как показалось Ольге, испуганно взглянул на нее и прищурился.
— Вы, оказывается, умная женщина, — проговорил он. — И не особенно щепетильная. Тут я в вас ошибся. И как умная женщина, вы прекрасно понимаете, что сейчас мне уже не нужно то, что было нужно еще полчаса назад. Вы ненавидите меня, а я не насильник. Но если я открою сейчас дверь, вы будете болтать обо мне на всех перекрестках. Это неизбежно. Чтобы у меня была гарантия от этого, вы должны мне уступить. Просто, безо всяких эмоций. Тогда вы будете зависеть от моей скромности так же, как и я от вашей. И у вас и у меня сохранятся и положение и семья. Я даже обещаю улучшить ваше положение, перевести вас в район. В противном же случае вам будет не лучше, чем мне. Выбирайте!
— Мне не из чего выбирать, — поморщилась Ольга. — Вы омерзительны. Как жаба. Я не могу прикасаться к жабе.
Она с тоской взглянула в окно, за которым плыла ласковая ночь, светила луна, плескалась о борт вода. Теперь на всю жизнь у нее отравлены ночи на реке. Всю жизнь она будет вспоминать такими ночами этого… книжника.
И вдруг Ольга решилась. Откинув сумочку, она бросилась к окну, одним рывком подняла верхнюю раму и отчаянно закричала в эту ласковую, беззаботную ночь:
— Помогите! Помо…
Сильный толчок отбросил ее от окна на диван. В одну секунду Долотов спустил раму, деревянные жалюзи и выключил в каюте свет. Еще через секунду в полной темноте щелкнул дверной замок, и Ольга почувствовала, как сильные руки толкают ее к двери.
— Идите! Идите! — задыхаясь, шептал ей в спину Долотов. — Идите! Черт с вами!
Она вышла в коридор. Этого никто не заметил, потому что из многих темных кают выскакивали полуодетые люди. Пароход резко замедлил движение. На палубе матросы спускали шлюпку. Кто-то говорил:
— Человек за бортом! Только что кричал…
— Уже молчит.
— Может, утонул?
— Ничего, еще раз выплывет. С первого раза ко дну не идут.
Ольга поняла: ее крик приняли за крик утопающего. Она хотела бы успокоить людей, вернуть их по своим местам, но не могла этого сделать. Что сказать им? Как объяснить?
Она тихо ушла в свою каюту и легла спать. Мирно похрапывали на нижних полках старичок и старушка. За окном еще долго ходили и разговаривали люди. Потом все стихло, и пароход пошел. Под равномерный стук колес Ольга уснула.
Утром ее разбудила старушка:
— Вы слышали? Ночью человек утонул!
— Где? Кто? — не разобрала спросонья Ольга.
— Да возле парохода где-то. Он кричал. Его искали — не нашли. Видно, утонул.
Ольга поняла, что это все еще говорят о ее крике, и равнодушно зевнула.
— Скоро Семигорск? — спросила она старушку.
Старушка удивленно поглядела на нее и села на свое место. Ольга слышала, как она шепотом сказала старичку:
— Какая-то молодежь бессердечная пошла. Человек утонул, а ей хоть бы что…
Старичок прожевал колбасу и, как бы отвечая Ольге, произнес:
— Через полчаса Семигорск… Вот…
Ольга тяжело вздохнула, спустилась с полки и, поправив на себе немнущееся дорожное платье, вышла из каюты.
По коридору в плаще и шляпе ходил Долотов. Он церемонно поклонился Ольге и протянул ей что-то завернутое в газету:
— Вот. Вы забыли, — тихо сказал он.
Ольга прощупала сверток и поняла, что это ее сумочка.
— Спасибо, — сказала она и отвернулась от Долотова.
Однако он снова стал перед ней и страдальческим взглядом посмотрел ей в глаза.
— Ольга… Васильевна… — выдавил он из себя. — Простите меня, ради бога. Я был пьян, я не понимал, что делаю. Простите! Я надеюсь на вашу скромность.
Ольге почему-то стало смешно, и она подумала: «Если бы сейчас приказать ему: встаньте на четвереньки и я про вас никому ничего не скажу, — он бы, наверно, встал».
Она представила себе, как большой, солидный Долотов в плаще, шляпе и галстуке стоит на четвереньках, усмехнулась и ушла обратно в каюту.