Сырова Майя Алексеевна
ИЗВИНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!
ИЗВИНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!
В старшей группе было рисование.
Толя сидел рядом с Лидой и рисовал лошадь. Лошадь была почти готова. Оставалось только закруглить последнее копыто, как вдруг Лида повернулась на стуле и задела Толин локоть.
Карандаш съехал с места, и у лошади вместо копыта получилась петушиная лапа.
— Ты чего мне копыто испортила? — рассердился Толя и тоже толкнул Лиду, да так, что она упала со стула и заплакала.
— Толя, ты должен извиниться перед Лидой, — сказала воспитательница Валентина Сергеевна. — Стань против Лиды, посмотри ей в глаза и скажи: «Лида, извини, пожалуйста».
Толя нехотя поднялся, стал против Лиды, но глаза у него почему-то никак не поднимались, а поднимались только брови.
С языком тоже случилось что-то неладное. Толя уже три раза набирал в себя воздух, чтобы сказать «извини, пожалуйста», но слова никак не хотели выговариваться. Получалось одно пыхтенье.
Долго ждала Валентина Сергеевна. У Лиды от ожидания даже слёзы высохли, а Толя всё молчал и молчал.
Тогда Валентина Сергеевна сказала:
— Значит, Толя у нас умеет только толкаться, а извиняться ещё не научился. Придётся ему научиться.
«Ага! — подумал Толя. — Дома я буду почаще говорить это слово и научусь извиняться».
В тот день он удивил всех домашних.
Сначала подошёл к бабушке.
— Бабушка, извини, пожалуйста.
— Вот те на! — удивилась бабушка. — А что ты мне сделал плохого?
— Ничего. Я просто так.
Бабушка засмеялась:
— Кто же извиняется «просто так»? Если бы напроказил чего-нибудь: чашку разбил, например, или квашню опрокинул — другое дело.
— А-а-а… Ну, извини, что я, может, когда-нибудь чашку разобью или напроказничаю чего-нибудь. Ведь я когда-нибудь, наверно, разобью чашку, как ты думаешь, бабушка?
— Наверное, разобьёшь, — вздохнула бабушка.
— Ну вот! — обрадовался Толя и побежал во двор посмотреть, перед кем бы ещё извиниться.
Но во дворе никого не было, один Шарик.
Толя подошёл к собачьей будке и сказал:
— Шарик, извини, пожалуйста, что я без стука к тебе заглянул…
— Гав, гав, — ответил Шарик и завилял хвостом.
— Ты меня извини, Шарик, но я хочу спросить, почему вы, собаки, мотаете хвостом, когда радуетесь, а кошки мотают, когда сердятся?
Вместо ответа Шарик вышел из будки и лёг на спину, чтобы Толя пощекотал ему живот.
— Некогда мне играть с тобой. Я новое слово изучаю, — сказал Толя и вдруг увидел своего старшего брата Валерика.
— Валера! — закричал Толик. — Извини, пожалуйста, ты идёшь домой, да?
— Да.
— Ты будешь уроки делать, извини, пожалуйста?
— Что за разговор у тебя попугайский? — спросил Валерик, поднимаясь по лестнице.
Он вошёл в комнату, сел за письменный стол, раскрыл тетрадку и начал что-то писать.
— Ничего не попугайский, — сказал Толик. — Я новое слово изучаю. Валера, а почему собака виляет хвостом, когда…
— Отстанешь ты от меня? — рассердился Валерик. — У меня задачка не решается, а он привязался с собачьими хвостами…
Тогда Толик решил, что необязательно новое слово учить перед кем-нибудь, а можно просто повторять его, как стихотворение или песенку.
Он вышел из квартиры и стал бегать по коридору вприпрыжку, распевая на все лады: «извините, пожалуйста, я больше не буду», «пожалуйста, извините, не буду больше», «не буду больше, извините, пожалуйста»…
Потом из коридора он выпрыгнул на площадку лестницы, продолжая напевать:
— Извините, пожалуйста, извините, пожа…
И вдруг — бряк! Растянулся во весь рост, споткнувшись обо что-то. Ему стало больно, и он рассердился: опять эти соседские девчонки Светка и Зинка устроили под дверью гараж.
— Вы что, в комнате не можете играть? — закричал на них Толя, растирая разбитую коленку.
— В комнате гаражов не делают, — ответила Зинка.
— Гаражов! — передразнил её Толик. — Убирайте отсюда свои деревяшки, а то я их так зафутболю, что не найдёте потом!
— Футболист какой нашёлся! — отозвалась Света. — Футболисты, когда бегают, не кричат «извините, пожалуйста», а смотрят, куда бегут. А ты прыгаешь, как козёл.
— А-а-а… так? — рассвирепел Толик. — Ну, если я козёл, вот вам!
И он вправду «зафутболил» все кубики так, что они застукали вниз по ступенькам. Вслед за кубиками полетела и заведующая гаражом — Светкина кукла.
Девчонки заревели.
В это время в пролёте лестницы показался человек.
— Папа! — испугался Толик и хотел убежать. Но было уже поздно. Папа стоял на нижней площадке.
— Твоя работа? — спросил он, показывая на куклу, которая лежала книзу носом с раскинутыми руками.
— Его, его! — в один голос закричали девчонки.
— Ну-ка, подбери игрушки! — приказал папа.
Толик нехотя спустился на нижнюю площадку, подобрал кубики и куклу и принёс на прежнее место.
— А теперь, — сказал папа, — объясняй, за что ты девочек обидел.
— Я их сперва не трогал… — протянул Толик, чуть не плача. — Я бегал и учился извиняться, а они…
— Учился извиняться? — переспросил папа удивлённо. — Ну и как? Выучился?
— Ага! — оживился Толик. — Хочешь, скажу?
— Что ж, это очень кстати. Скажи, только не мне, а им, Свете и Зине.
— Не буду я им… — Толик обиженно опустил голову и замолчал.
— Ну, значит, ты ещё и врунишка, — сказал папа. — Говорил, что умеешь просить прощение, а сам ни гу-гу.
И он, насмешливо глянув на Толю, пошёл к дверям. Толик — за ним.
— Пап, я не обманываю. Я правда научился извиняться.
Он ходил за отцом по пятам. Отец к умывальнику — и он туда же, отец за стол — и он туда же, отец на диван — и он за ним.
— Не врунишка я вовсе, — убеждал Толик папу. — Спроси хоть у бабушки, у Валеры спроси…
— Правда, правда, — сказала бабушка. — Он нас целый день этими словами донимал: «извините, пожалуйста» да «извините, пожалуйста».
— Но я ведь сам видел, что извиняться он не умеет, — сказал папа.
Толик вздохнул, посмотрел на дверь, за которой играли девочки, и спросил:
— А если я сейчас извинюсь перед Зинкой и Светкой, ты поверишь, что я научился?
— Поверю, да только наполовину.
— Почему наполовину? Не понимаю… — всхлипнул Толик.
Папа заглянул Толику в глаза, вытер ему слёзы и сказал:
— Потому что надо научиться не только извиняться, но и жить так, чтобы не надо было извиняться.
Сырова Майя Алексеевна
ИЗВИНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!
ИЗВИНИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА!
В старшей группе было рисование.
Толя сидел рядом с Лидой и рисовал лошадь. Лошадь была почти готова. Оставалось только закруглить последнее копыто, как вдруг Лида повернулась на стуле и задела Толин локоть.
Карандаш съехал с места, и у лошади вместо копыта получилась петушиная лапа.
— Ты чего мне копыто испортила? — рассердился Толя и тоже толкнул Лиду, да так, что она упала со стула и заплакала.
— Толя, ты должен извиниться перед Лидой, — сказала воспитательница Валентина Сергеевна. — Стань против Лиды, посмотри ей в глаза и скажи: «Лида, извини, пожалуйста».
Толя нехотя поднялся, стал против Лиды, но глаза у него почему-то никак не поднимались, а поднимались только брови.
С языком тоже случилось что-то неладное. Толя уже три раза набирал в себя воздух, чтобы сказать «извини, пожалуйста», но слова никак не хотели выговариваться. Получалось одно пыхтенье.
Долго ждала Валентина Сергеевна. У Лиды от ожидания даже слёзы высохли, а Толя всё молчал и молчал.
Тогда Валентина Сергеевна сказала:
— Значит, Толя у нас умеет только толкаться, а извиняться ещё не научился. Придётся ему научиться.
«Ага! — подумал Толя. — Дома я буду почаще говорить это слово и научусь извиняться».
В тот день он удивил всех домашних.
Сначала подошёл к бабушке.
— Бабушка, извини, пожалуйста.
— Вот те на! — удивилась бабушка. — А что ты мне сделал плохого?
— Ничего. Я просто так.
Бабушка засмеялась:
— Кто же извиняется «просто так»? Если бы напроказил чего-нибудь: чашку разбил, например, или квашню опрокинул — другое дело.
— А-а-а… Ну, извини, что я, может, когда-нибудь чашку разобью или напроказничаю чего-нибудь. Ведь я когда-нибудь, наверно, разобью чашку, как ты думаешь, бабушка?
— Наверное, разобьёшь, — вздохнула бабушка.
— Ну вот! — обрадовался Толя и побежал во двор посмотреть, перед кем бы ещё извиниться.
Но во дворе никого не было, один Шарик.
Толя подошёл к собачьей будке и сказал:
— Шарик, извини, пожалуйста, что я без стука к тебе заглянул…
— Гав, гав, — ответил Шарик и завилял хвостом.
— Ты меня извини, Шарик, но я хочу спросить, почему вы, собаки, мотаете хвостом, когда радуетесь, а кошки мотают, когда сердятся?
Вместо ответа Шарик вышел из будки и лёг на спину, чтобы Толя пощекотал ему живот.
— Некогда мне играть с тобой. Я новое слово изучаю, — сказал Толя и вдруг увидел своего старшего брата Валерика.
— Валера! — закричал Толик. — Извини, пожалуйста, ты идёшь домой, да?
— Да.
— Ты будешь уроки делать, извини, пожалуйста?
— Что за разговор у тебя попугайский? — спросил Валерик, поднимаясь по лестнице.
Он вошёл в комнату, сел за письменный стол, раскрыл тетрадку и начал что-то писать.
— Ничего не попугайский, — сказал Толик. — Я новое слово изучаю. Валера, а почему собака виляет хвостом, когда…
— Отстанешь ты от меня? — рассердился Валерик. — У меня задачка не решается, а он привязался с собачьими хвостами…
Тогда Толик решил, что необязательно новое слово учить перед кем-нибудь, а можно просто повторять его, как стихотворение или песенку.
Он вышел из квартиры и стал бегать по коридору вприпрыжку, распевая на все лады: «извините, пожалуйста, я больше не буду», «пожалуйста, извините, не буду больше», «не буду больше, извините, пожалуйста»…
Потом из коридора он выпрыгнул на площадку лестницы, продолжая напевать:
— Извините, пожалуйста, извините, пожа…
И вдруг — бряк! Растянулся во весь рост, споткнувшись обо что-то. Ему стало больно, и он рассердился: опять эти соседские девчонки Светка и Зинка устроили под дверью гараж.
— Вы что, в комнате не можете играть? — закричал на них Толя, растирая разбитую коленку.
— В комнате гаражов не делают, — ответила Зинка.
— Гаражов! — передразнил её Толик. — Убирайте отсюда свои деревяшки, а то я их так зафутболю, что не найдёте потом!
— Футболист какой нашёлся! — отозвалась Света. — Футболисты, когда бегают, не кричат «извините, пожалуйста», а смотрят, куда бегут. А ты прыгаешь, как козёл.
— А-а-а… так? — рассвирепел Толик. — Ну, если я козёл, вот вам!
И он вправду «зафутболил» все кубики так, что они застукали вниз по ступенькам. Вслед за кубиками полетела и заведующая гаражом — Светкина кукла.
Девчонки заревели.
В это время в пролёте лестницы показался человек.
— Папа! — испугался Толик и хотел убежать. Но было уже поздно. Папа стоял на нижней площадке.
— Твоя работа? — спросил он, показывая на куклу, которая лежала книзу носом с раскинутыми руками.
— Его, его! — в один голос закричали девчонки.
— Ну-ка, подбери игрушки! — приказал папа.
Толик нехотя спустился на нижнюю площадку, подобрал кубики и куклу и принёс на прежнее место.
— А теперь, — сказал папа, — объясняй, за что ты девочек обидел.
— Я их сперва не трогал… — протянул Толик, чуть не плача. — Я бегал и учился извиняться, а они…
— Учился извиняться? — переспросил папа удивлённо. — Ну и как? Выучился?
— Ага! — оживился Толик. — Хочешь, скажу?
— Что ж, это очень кстати. Скажи, только не мне, а им, Свете и Зине.
— Не буду я им… — Толик обиженно опустил голову и замолчал.
— Ну, значит, ты ещё и врунишка, — сказал папа. — Говорил, что умеешь просить прощение, а сам ни гу-гу.
И он, насмешливо глянув на Толю, пошёл к дверям. Толик — за ним.
— Пап, я не обманываю. Я правда научился извиняться.
Он ходил за отцом по пятам. Отец к умывальнику — и он туда же, отец за стол — и он туда же, отец на диван — и он за ним.
— Не врунишка я вовсе, — убеждал Толик папу. — Спроси хоть у бабушки, у Валеры спроси…
— Правда, правда, — сказала бабушка. — Он нас целый день этими словами донимал: «извините, пожалуйста» да «извините, пожалуйста».
— Но я ведь сам видел, что извиняться он не умеет, — сказал папа.
Толик вздохнул, посмотрел на дверь, за которой играли девочки, и спросил:
— А если я сейчас извинюсь перед Зинкой и Светкой, ты поверишь, что я научился?
— Поверю, да только наполовину.
— Почему наполовину? Не понимаю… — всхлипнул Толик.
Папа заглянул Толику в глаза, вытер ему слёзы и сказал:
— Потому что надо научиться не только извиняться, но и жить так, чтобы не надо было извиняться.