Сборник стихов Владимира Фалея - поэта, журналиста, прозаика. Предназначен для широкого круга читателей.
ВЛАДИМИР ФАЛЕЙ
СОЛОВЬИНАЯ ПРОВИНЦИЯ
Под Тюменью поют соловьи —
Азиатское, древнее, звонкое племя.
В каждом клювике — щелк,
В каждом горлышке свист,
Мастерство вековых поколений.
В тальниках, у деревни моей,
Табор жарких страстей соловьиного быта.
Там живет мой крылатый дружок соловей,
Голосистый лесной композитор.
А окрест полыхает трезвоном земля,
У озер многоструйных и пресных
Нянчат все соловьихи своих соловьят,
Соловьи-мужики сочиняют любовные песни.
А зимой, начиная торговые дни,
Улетают в заморские страны артисты.
Там, на птичьих базарах, меняют они
Трель сибирскую на аравийские свисты.
О, возьми меня, друг, на базарный сезон,
Где потоки рулад, филигранные трели.
Только вам не велит соловьиный закон.
И вчера соловьи улетели…
ЛЮБОПЫТСТВО
Звоном и хрустом
Природа цвела.
Мама в капусте
Меня нашла.
Весело у тропки
Орали петухи.
Шлепали по попке
Меня лопухи.
Ветер с поклонцем
Целовал в уста.
Брызнуло солнце —
Конопатым стал.
Вон цветик желтый,
Ну просто — ах!
Я встал и пошел
На кривых ногах.
А почему у Чалки
Черная челка?
А почему жалко
Не в ротике у пчелки?
И с какого толку
Лопнул стручок?
И зачем за телочкой
Ходит бычок?
А мама пальцем
Бо-бо! Нельзя!
Куда ты пялишь,
Пострел, глаза?
Так учат, тревожась,
Много лет:
Про то знать можно,
Про это — нет.
А мир в прищуре!
Спешу напиться
Его с кощунственным
Любопытством.
Лишь петух прокричит с забора
Лишь петух прокричит с забора —
Мир раздастся во все концы.
Все забыв, оседлав, пришпорю
Батькин кругленький мотоцикл.
Я гоню лошадиные силы
И, загнав, роняю в песок,
Чтобы память моя крутилась
Мотоцикловым колесом.
Чтобы в сердце крутился тайный
Юный диск — восемнадцать лет.
Забываются все печали.
Я мальчишкой шагаю в лес.
Чувства в памяти искупаю.
К ним прилип березовый лист.
И наматываю на палец
Длинной лентой веселый свист.
Где ты, юность моя, забава?
По грибы девчонка идет.
Хороша трава — да отава…
Соловей поет, да не тот…
ЛЮСЬКА
В пестренькой блузке
Наш бог наяву.
— Куда же ты, Люська?
— В Москву! В Москву!
И вежливую важность
Парни растеряли.
И козырьки фуражек,
Как лопухи, повяли.
Эх, даль окаянна!
Погнаться бы вслед…
Буянят баяны
С тоски на селе.
Не вырвать татарник
С сердечных полос —
И женятся парни
На ком довелось.
Уж новые крали
В селе цветут.
Но люди сверяют
По ней красоту.
Девчонки-подростки
В восторге визжат:
Им хочется Люське
Во всем подражать.
Москва вот не близко —
Десятка с полтиной…
Да где ж ты, артистка?
В какой картине?..
Над рюмкой ажурной
Склоняешься низко:
— Эх, дурень ты, дурень,
Какая артистка?..
Волнуются пальцы
И нервно и пьяно.
Зачем ты не камень,
Не изваянье?..
Набиты детишками
Избы сельчан.
О Люське, я слышал, —
Тоскует баян.
МУЖСКОЙ РАЗГОВОР О КРАСОТЕ
Красоту проносит красавица.
Красоту — значит, всех касается.
Будто качкою нас покачивает
Будто мы проверяем качество:
Не подкрашена ль, не рисуется ль?
Будто мы блюстители улицы.
Распахну — не душа, а поле.
Раз — и выращу ах и ох.
Ну, а в мыслях бушует подлый,
Сплошь колючий чертополох.
Игроки, герои — не промахи,
Рады с лестью забор перелезть
Да сломить красоту, как черемуху,
Для того, мол, она и есть.
Милых взбалмошных мы побаивались.
Красотой их не долго забавились.
Вижу: взбалмошные побаливают,
Дни ушли от них, годы прибавились.
Ценим жертвенность, любим женственность,
Поднимаем на все посты.
Только где закон уважения,
Сбережения красоты?
КОЛДУНЬЯ
Не старуха она стогодовая,
А солдатка она бедовая.
И колдует чарами поздними.
Улыбнется — по сердцу звон.
И уходят мужья серьезные
К ней ночами от честных жен.
Бабы маются — вот беда!
Да увечат сердца обидою.
А она собирает дань
За любимого, за убитого…
Канет месяц. Взойдет подковой
Кто-то ахнет из женщин снова
Хороводятся небылицы
Сельской улицей до милиции.
Даже рук ее славу стойкую
Нарекли: колдовство — и только.
Я не песенник, не судья
Своевольным военным вдовам.
В дочь солдатки влюбился я,
Все уверены — околдован.
Гудя, пыхтя на тропке бутовой
Гудя, пыхтя на тропке бутовой,
Все в панцирях, как черепахи,
Машины шлепают в обувках.
Я ж босиком и без рубахи.
Я беззаботен, своеволен.
Хочу — целую в нос букашку,
Хочу — бодаюсь головою
С головкой полевой ромашки.
Ты, муравей, попотчуй квасом.
Ты, клеверок, медком полакомь.
А в черной луже головастик
Растет в лягушку, чтобы квакать.
Пырей пыряет, мята пахнет.
Мир ощущаю, обоняю.
Я словно комната распахнут,
Веселым светом наполняюсь.
Я облучаюсь птичьим свистом.
Свои инстинкты проверяю.
Спускаюсь в глубь раки за истиной,
Но никого не покоряю.
Эй, глупый жук!.. О, извините…
Я пальцем бабочку не трону.
Иду. Не солнышко в зените —
На голове моей корона.
СМЕРТЬ — ТАКАЯ ЗЕМНАЯ ШТУКА
Смерть — такая земная штука:
Лег под старость — закрыл глаза.
И плывет над толпой по проулку
Твой корабль. Не вернется назад…
Только жил мой отец иначе,
Сам себе обозначил срок.
Две березки, как женщины, плачут,
Да болтает весенний поток.
Был крестьянин солдатом трезвым,
Со штыком в атаки ходил.
Нас, мальцов, веселых и резвых,
Между войнами народил,
Увернулся от пуль летучих,
Отстрелялся от всех врагов.
Выжил с выводком в голодухе,
Бросил жизнь в урожайный год.
Надоели дела и войны,
Место выбрал, чтоб отдохнуть.
Обещал там лежать спокойно,
Не сдавили б землею грудь.
Он еще телка черно-белого
Откормил: будет мясо к столу!
Чтоб деревня пила и ела,
Поминая его доброту.
Чтобы спели что-то веселое
У березок, где он лежит.
Чтобы жили все долго-долго,
Не мешали бы детям жить…
День субботний. Курятся бани
День субботний. Курятся бани.
Входит вечер в мое село.
У колодца хохочут бабы
С солнцем, стриженным наголо.
В огороде круглоголовые
Кочаны затаили шалость,
Будто мыслят над каждым словом
И хитро шевелят ушами.
Брюква брюхом завязла гладким,
Мак солдатиком встал на часы,
И торчат зеленые с грядки
Лука стрельчатые усы.
Под землею корни и клубни.
Все покрыто зеленой ботвой.
Но младенцы пинаются грубо
И вылазят на свет головой.
Возле улья дела земные —
Пчелки трудятся, напевая.
Я цветам глаза голубые
Из ведра водой промываю.
Два подсолнуха в огороде
Пьяно бродят до самой ночи,
Словно ищут домой дорогу,
Обнимаются и хохочут.
УЕЗЖАЮ
Уезжаю. Вздрагивает поезд.
И дома качаются, как гуси.
Только травы грустные по пояс.
Только солнце жмурится над Русью.
Уезжаю. Из тепла, из дружбы.
Пятачком кладу мою жилплощадь.
Чьи глаза вдали меня окружат?
Я входил в зеленые, как в рощу;
Через синие и голубые
Я входил усталый в души к людям.
Все они доверчивыми были,
Только узнавали: я откуда?
Мы в камин слова сухие клали.
А потом беседу разжигали.
Души чистые, обставленные сложно.
Души скромные и души — залы.
И истоптанные временем и ложью…
Уезжаю, люди, уезжаю.
ТЫ ДЛЯ НАС ЧУТОК ПРОСТОФИЛЯ
Ты для нас чуток простофиля…
Генка, Генка, ты жил, как в фильме.
Неумеренно восхищался.
Нерасчетливо возмущался.
Остряков прямотой вострил.
«Ясно море!» всем говорил.
Ясно море! — девчонка булочка.
Ясно море! — умом темна.
Различаешь ты в май и в будни
Только явственные тона.
Ложь с горошинку или с бочку —
Ложь? Шибай ее под лампас!
И не любишь подходов сбоку,
И целуешь любовь анфас.
Генка, Генка, упали годы
Со студенческой высоты.
Собираем осколки горстью —
Грани бритвенной остроты.
Те друзья — и хуже, и лучше —
Горячатся — ух! — горячо.
И врастают в благополучие,
В привилегии и в почет.
От услуг законных и липовых
Сапожищами ты отскрипываешь.
Понапрасну хотят умельцы
Неуменье твое уменьшить.
Нет, не рядишься ты в товары,
Ты на цыпках не тянешься к чину.
Бескорыстность великий товарищ
Называл великим почином.
Я не дерзкий и не отчаянный
Я не дерзкий и не отчаянный,
Но качает меня судьба.
Манит подвиг необычайный,
Пыль полынится на губах.
Эта жизнь меня захотела.
В дни войны, в дни большой беды
Соткала мои клеточки тела
Из крапивы и лебеды.
Я не жалуюсь, не завидую.
А друзья мои — налицо:
Эти парни — сыны инвалидов,
Эти дочки — безвестных отцов.
Мы не нюхали гари пороха.
Но в глазах —
мир тревожный сполохов.
В жизнь выходим —
ворота радуг.
Не с пеленок ли закаленные?
Слезы наших великих радостей
Не скрываем — они соленые.
Мы в пятнадцать — плохо одеты.
В тридцать хвалимся неуютом.
И сгораем, как сигареты.
Все — во имя доброго утра.
Отступаю в уюты капризные.
Поколенью же — штурм культуры.
Пусть не телом — годами жизни
Заслоняем мы амбразуры.
ЖУРНАЛИСТ
Дни мои вертучие.
Дни-кузнечики.
Мы не белоручки.
Мы — газетчики.
Путь-дорога санная,
Правлю самолично.
Нас судьба бросает
К черту на кулички.
Мы порой в салонах
Лопаем салаты.
Или спим в соломе.
Туча нам палаткой.
Раз и два!.. Шар шагами меряю,
Параллель условную ища.
Открываем разные америки
В самых неожиданных вещах.
Похрустывают факты в блокноте
новенькие.
Иду недовольный — коза-дереза! —
Тыкать носом в правду ноющего
чиновника,
Плевать бюрократу в непромокаемые
глаза.
Но судит подружка меня приосанясь:
Пропитался скукою я насквозь —
Толмачу все про это, про это все
про самое —
Про кукурузу да… про навоз.
Злючая-колючая,
Сладки твои речи.
Мы ж не белоручки!
Мы ж — газетчики.
А в душе моей сегодня полнолуние:
Полосу газетную светом я засеял.
Так давай-ка, девочка, досыта
нацелуемся:
Завтра улетаю с птицами на Север.
РОДНЯ
Династии монархов росли из древности.
Дарили королевства. Царила тьма…
Почитаю свое крестьянское древо,
дающее яблоки труда и ума.
Мои прапредки жили и померли,
я их за это ничуть не виню.
Старушка математика, дай-ка арифмометр, —
пересчитаю живую родню.
Сотня соплеменников — это ли не сила?!
Пятеро братьев — частокол страны.
Достались мне бабушки от царской России
и единственный дед от гражданской войны.
Удалой папаша, вежливая мама,
жена молодая, теща да тесть.
Шестеро дядек с оравой больших и маленьких,
свояков и теток вовек не счесть.
Меня, как коня, снаряжали в дорогу,
надевали хомут, расчесывали хвост;
прославь ты могущество древнего рода,
впрягись хоть в Тюмени в важнецкий пост.
Прихватишь славы, прибавишь угодий,
обуешь в сапожки — ничуть не чушь…
Вылазь из народа, но в нашенском роде
не заводи династию городских чинуш.
Я ржал, как жеребеночек, а смешные
человеки —
братики, сестренки подняли носы,
еще не слыхавшие о марксистской диалектике,
еще не изучавшие истории Руси.
Их ростят сородичи в своих огородах.
Зеленое племя сметкой востро.
На черта же мода выходить из народа!
Почему нет моды идти в народ?!
СЪЕЗЖУ-КА В ДЕРЕВНЮ…
У меня в кармане новенькие гроши
Искренне о счастье бренчат.
Я иду и думаю:
Какой я хороший —
Не пью, не ругаюсь,
Не обманываю девчат.
Деньги — не крохи,
Но дачу не отгрохать.
Невеста разнесчастная
Клянет квартиру частную.
У меня ж не дрогнет душа
ни молекулкой,
Старая песнь не замутит лица.
Съезжу-ка в деревню…
Иду и кумекаю:
Угожу обновкой братьям-сорванцам.
Скажут бабы: ишь ты!
Ахоньки, охоньки.
Будут ребятишки Рады-радехоньки.
— Продавцы-товарищи,
Дайте-ка товарцу:
Детскую одежку,
Что-нибудь на ножки.
Подают красавицы мне улыбку-жалость:
— Местная промышленность выпускать
устала…
Гляну вдаль: березки, синие сугробы,
Нитится дорога вдали едва.
Где же ты, родной районный автобус?
Маюсь в ожидании и час и два.
Маракует мама письма интересные:
Жизнь в селе одыбалась, сыночек родной;
Вот какие песни! Вот какие пенсии!
Наш-то поросеночек очень озорной…
Милая мамуся, мы уж не такие.
В нас не прорастает зависть к вам:
Мы тихонько бредим Москвою да Киевом,
Хоть с трибуны хвалимся: нам Тюмень —
Москва!
Я ушел за подвигом не нарядный —
грамотный.
Урал. Бурятия. Байкал. И Братск.
Ежели признаться, не греша ни граммом,
Я ведь тоже из села удрал.
От себя удрать бы, а мысли тычутся:
Столичные уюты — не трын-трава.
И все-таки обидно: нас, хороших, тысячи,
Ну, а идеальных? — раз и два…
ГЕНЕРАЛ
Опять я в папашиной хозяйской сфере.
Колдует кукушка: ку-ку, ку-ку.
Бегают доярки по коровьей ферме,
Обгоняют кого-то по молоку.
А мой папаша, часов не зная,
Крутится, вырабатывая слова.
Умная, лысая, удалая —
Очень важная голова.
За углами сплетни с лицами скорбными.
Иду — шушукают мне:
— Ваш-то папаша, Михаил Егорыч,
Важную голову топит в вине.
Мне ли не знать ли! — чересчур
Батька бражник и табакур.
Но мают бражника сто кручин:
По плечу ль ефрейтору генеральский чин?
По уму ль ефрейтору генеральский толк?
Чем зимой прокормит коровий полк?
Телефон испрыгался: жи-жи-жи.
Взять такие-то рубежи!
И водит батька народ гурьбой:
Весенний бой и осенний бой.
Считают на счетах потом щелчки,
Ищут победу через очки.
И тешит хмелем себя генерал:
Мол, с битвы все ж не удрал!
А я глаза вонзаю в пол:
Меня ведет ли вот так же долг?
Извечный подвиг — не звонкий риск.
И пить ли мне так же вдрызг?
Годы свирепы. Ветры свирельны.
Батька с народом плачет и поет.
На Руси, как дети, города окрепли.
И уходят батьки в небытие…
На зубах чистейший рафинад морали:
В села — как в седла!
Битвы впереди.
Едут в деревню зоогенералы.
Правьте деревней, агровожди!..
ВЫХОДИТ СЕСТРЕНОЧКА ЗАМУЖ
Выходит сестреночка замуж
Да выходит на пляску, на круг.
Что ж ты хлопаешь, родня моя, глазами?
Хлопай, что ли, в сто сорок рук!
Да притопни ста тридцатью семью ногами,
Кроме тех, что остались на войне.
Да прищелкни, что ли, всеми языками,
Кроме тех, что потоплены в вине.
Ах ты, Валечка, Валюха, Валёнок!
Ты гармошкиным слезищам не верь:
Все ревет она, любовью обделенная,
Нам веселого баяна бы теперь!
И — схлестнулась невеста с баяном,
Значит, пляске и свадьбе срок.
И за будущее счастье дядьки пьяные
Буйны головы сложили на порог.
Скоморохи, шуты оборванные
Тащат в люльке соломенную любовь,
Облезают кудельные бороды
У хмельных самодельных попов.
Ну, попы! Ну, служаки культа!
Вы кончайте морочить век!
Что ж вы в лужу мокаете куклу?
Хоть соломенный — все ж человек.
Сядем рядышком к песне складной.
Скажем мудрости молодым:
Пейте горько, живите сладко,
Смейтесь только над показным!
Забыли все о соловьях
Забыли все о соловьях…
Геолог, не балуй!..
Ведь это ж — родина моя.
Мой чистый поцелуй.
О, берегите свист и трель,
И птицу на лету,
В озерах рыб,
В лесах зверей,
И в сеpдце — доброту.
Женка моя, разбойница!
Женка моя, разбойница!
Тебе б на морях пиратствовать,
Да нет у тебя кораблей.
Я скликаю дни рабочие,
Отдам я и ночи и праздники
За сотню всесильных рублей.
И купишь ты два кораблика,
Две лодочки — легкие туфельки,
Плыви — покоряй, пленяй!
Води на узде невольников,
Дичись, над рабами властвуя,
Не забывай меня…
ПЕСНЯ О ДЖИННЕ
Философы, как дети,
Играют сотни лет:
Живет ли бог на свете,
Иль бога вовсе нет.
И духов заклинали
С бездонной старины.
Чертями и богами
Леса заселены.
А мы своей дружиной
Нашли большого джинна
В Сибири под землей.
Не далеко, не близко,
Богат, как князь сибирский,
И в шубе голубой.
Однажды пробку вышиб
И вышел — чудеса!
И вынес нашу вышку,
Как ангел, в небеса.
Мы укротили джинна,
Сказали: не скучай.
И крутит он турбины,
И греет бабкам чай.
ПЕСНЯ РЫБАКА
Беззаботный ветер тронул струны скрипки.
Взглядом провожает рыбака жена.
Ты поймайся, рыбка, сказочная рыбка,
Золотая рыбка с золотого дна.
Разыгрались чайки в неуемном крике.
Над подводным царством ходим дотемна,
Полны наши сети самой разной рыбкой,
Где же золотая с золотого дна?
Ой, какие волны, будто кони — дыбом!
Рыбаки не трусят, да беда страшна.
Помоги нам, рыбка, сказочная рыбка,
Золотая рыбка с золотого дна.
Рыбакам награды — женские улыбки.
Радуются дети, и сыта страна…
Только снится ночью сказочная рыбка,
Золотая рыбка с золотого дна.
ОСЕНЬ
Не люблю апрельской парадности.
Ветров продувную резвость.
И все хмелеет от радости
И целоваться лезет.
А мне милее проселками —
Осень идет веселая.
Нарядная, но не шумная,
Веселая — не бездумная.
Люблю чистоту небесную,
Земную люблю загорелость.
И осени скромность невестину,
Ее налитую зрелость.
Она с тончайшими чувствами
Уходит, светясь тоскою…
И сеет она без устали,
О будущем беспокоясь.
Полюби меня за улыбку
Полюби меня за улыбку,
За угрюмость еще чуть-чуть.
Или выбери — либо, либо…
Полюби хоть за что-нибудь.
Слышишь, сердце стучит копытом?
Хочешь, выбьет тебе огня?
Скажешь, ласки в веках испытаны
И придуманы без меня.
Погоди же!
Я ночью грубо
Украду тебя, нем и дик.
И дрожат тревожные губы:
Ой, пожалуйста, укради…
Я ГОВОРЮ ЛАСКОВО
Я говорю ласково,
Я говорю: ласточка,
Это ведь наш зонтик —
Купол над горизонтом.
Я говорю: радуйся,
Вот тебе лента-радуга!
Достанем ее с откоса,
И заплетешь в косу.
Но играет поклонница
Малиновым смешком:
Причеши ты солнце
Моим гребешком.
О, как меня ты крутишь,
И радуешь, и маешь!
А руки, мои руки
Тебя лишь обнимают.
Нет! Слышишь, небо кличет?
На радость иль беду
Чиркну спичку — Зажгу звезду!
ПРОЩАЙ, МОЯ ПОЛНОЧЬ!
Прощай, моя полночь!
На ветках запрыгали трели…
Я юность припомнил —
Улыбки ее обгорели…
Я цвел, как подсолнух, доверчив,
И уши, как листья, покачивал чутко.
В душе, в узелочке, под вечер
Понес я наивные чувства.
Нас ночь уводила за пальчик
Не далее поцелуя…
Но глаз чей-то вспыхнул слепящий —
И сплетня запрыгала вдруг, хохоча и балуя
Прощай, моя полночь!
Я в день сквозь зарю продираю оконце.
Но камешком в память — и волны
По сердцу расходятся в кольцах.
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ С ЛУНОЙ
Однолюбом иду за милой.
Ах, Луна меня осветила!
Молодая такая — почти месяц,
Молодая такая — почти школьница.
А меня уже годы метят
И ложатся на сердце кольцами.
Почему ты, Лунушка, не греешь?
Ты всего лишь чуточек балуешь.
Вот стихов моих лотерея —
Прошепчи любой губами алыми.
Каждый стих — слов пчелиный гуд.
Не люблю мысль, распятую загодя.
Я по струнке ходить не могу,
Мысль бросает в стихах зигзагами.
Как солдат, не кричу «ура»:
Есть в поэзии служаки-будочники.
Лучше радоваться, как детвора,
И до слез тосковать о будущем.
Я упрямо иду на арену
С мечом мысли и словесными кубиками.
Я — растущая песня времени.
Ты, Луна, — молодая публика.
ПРО МИР И ПРО ЗЕМЛЮ
Перекатывается под ногами
Грузный шар по названью Земля,
Кто там топает сапогами? —
Убиваюсь в тревоге я.
Сердце бьется мое рискованно,
Оборвется — и стану тенью.
Нас стращают — гремят подковами,
Ну, а мы отвечаем тем же!
Доставайте, земляне, трубки,
Почадим да покрутим ус.
Ишь как топают в Землю хрупкую.
Ведь расколется, как арбуз.
Нам бы вынянчить птенчика-истину,
То ли нам не гнездо — планета!
Может, шар наш один-единственный
И другого такого нету.
Он, красавец, в крутом движении.
И губить его нет причины.
Так чего же нам мешкать, женщины?
Так чего же мы ждем, мужчины?
ПРО РАДУГУ
Я ткач семицветной радуги.
Дуга над моею оградою.
Хотите — русскую тройку
Запрягу и свадьбу устрою?
В яблоках коренную
Веду под дугу небесную.
И радужкой короную
Галю — мою невесту.
Ах, свет мой Галечка, — рядом!
Ах, кони играют, прядают.
Эй, люди, гуляйте, радуйтесь!
Я вам салютую радугами.
Я щедр. Базарю некраденое.
Счастье делю со всеми.
Зажгу во все небо радугу
И вышлю письмом на Север.
Там друзья моряки-семилетчики
Море Карское кличут дыркой.
Пусть радугу режут на ленточки
И носят на бескозырках.
Я был за труды бы рад бы,
Коль землю топтали в свадьбы.
Венчал бы я радугами лучших
В дни Мира и Революции.
ЧЕКАНЩИК
Я, честный чеканщик, в азартный момент
Строчки чеканю позвонче монет.
Минута — серебреник, час — золотой.
Все даром дарю их одной молодой.
Чеканю, чеканю — она не берет.
Ну что ж, я их завтра пущу в оборот!
Папаше — с ладони смолистый дом.
Как царская шапка над нашим селом.
Братишке — пяток беззаботных годков.
И — праздничный стол для сельчан-мужиков.
Смеется папаша: топор да ладонь —
И домик построен, и в печке огонь.
Братишка в солдатах — не модник, не мот:
Казенная форма — без лишних забот.
Я гостем иду к мужикам по селу.
Пузатая кружка идет по столу.
На кой же мне строчки менять на рубли?
берите стихами, люди земли!
Сборник стихов Владимира Фалея - поэта, журналиста, прозаика. Предназначен для широкого круга читателей.
ВЛАДИМИР ФАЛЕЙ
СОЛОВЬИНАЯ ПРОВИНЦИЯ
Под Тюменью поют соловьи —
Азиатское, древнее, звонкое племя.
В каждом клювике — щелк,
В каждом горлышке свист,
Мастерство вековых поколений.
В тальниках, у деревни моей,
Табор жарких страстей соловьиного быта.
Там живет мой крылатый дружок соловей,
Голосистый лесной композитор.
А окрест полыхает трезвоном земля,
У озер многоструйных и пресных
Нянчат все соловьихи своих соловьят,
Соловьи-мужики сочиняют любовные песни.
А зимой, начиная торговые дни,
Улетают в заморские страны артисты.
Там, на птичьих базарах, меняют они
Трель сибирскую на аравийские свисты.
О, возьми меня, друг, на базарный сезон,
Где потоки рулад, филигранные трели.
Только вам не велит соловьиный закон.
И вчера соловьи улетели…
ЛЮБОПЫТСТВО
Звоном и хрустом
Природа цвела.
Мама в капусте
Меня нашла.
Весело у тропки
Орали петухи.
Шлепали по попке
Меня лопухи.
Ветер с поклонцем
Целовал в уста.
Брызнуло солнце —
Конопатым стал.
Вон цветик желтый,
Ну просто — ах!
Я встал и пошел
На кривых ногах.
А почему у Чалки
Черная челка?
А почему жалко
Не в ротике у пчелки?
И с какого толку
Лопнул стручок?
И зачем за телочкой
Ходит бычок?
А мама пальцем
Бо-бо! Нельзя!
Куда ты пялишь,
Пострел, глаза?
Так учат, тревожась,
Много лет:
Про то знать можно,
Про это — нет.
А мир в прищуре!
Спешу напиться
Его с кощунственным
Любопытством.
Лишь петух прокричит с забора
Лишь петух прокричит с забора —
Мир раздастся во все концы.
Все забыв, оседлав, пришпорю
Батькин кругленький мотоцикл.
Я гоню лошадиные силы
И, загнав, роняю в песок,
Чтобы память моя крутилась
Мотоцикловым колесом.
Чтобы в сердце крутился тайный
Юный диск — восемнадцать лет.
Забываются все печали.
Я мальчишкой шагаю в лес.
Чувства в памяти искупаю.
К ним прилип березовый лист.
И наматываю на палец
Длинной лентой веселый свист.
Где ты, юность моя, забава?
По грибы девчонка идет.
Хороша трава — да отава…
Соловей поет, да не тот…
ЛЮСЬКА
В пестренькой блузке
Наш бог наяву.
— Куда же ты, Люська?
— В Москву! В Москву!
И вежливую важность
Парни растеряли.
И козырьки фуражек,
Как лопухи, повяли.
Эх, даль окаянна!
Погнаться бы вслед…
Буянят баяны
С тоски на селе.
Не вырвать татарник
С сердечных полос —
И женятся парни
На ком довелось.
Уж новые крали
В селе цветут.
Но люди сверяют
По ней красоту.
Девчонки-подростки
В восторге визжат:
Им хочется Люське
Во всем подражать.
Москва вот не близко —
Десятка с полтиной…
Да где ж ты, артистка?
В какой картине?..
Над рюмкой ажурной
Склоняешься низко:
— Эх, дурень ты, дурень,
Какая артистка?..
Волнуются пальцы
И нервно и пьяно.
Зачем ты не камень,
Не изваянье?..
Набиты детишками
Избы сельчан.
О Люське, я слышал, —
Тоскует баян.
МУЖСКОЙ РАЗГОВОР О КРАСОТЕ
Красоту проносит красавица.
Красоту — значит, всех касается.
Будто качкою нас покачивает
Будто мы проверяем качество:
Не подкрашена ль, не рисуется ль?
Будто мы блюстители улицы.
Распахну — не душа, а поле.
Раз — и выращу ах и ох.
Ну, а в мыслях бушует подлый,
Сплошь колючий чертополох.
Игроки, герои — не промахи,
Рады с лестью забор перелезть
Да сломить красоту, как черемуху,
Для того, мол, она и есть.
Милых взбалмошных мы побаивались.
Красотой их не долго забавились.
Вижу: взбалмошные побаливают,
Дни ушли от них, годы прибавились.
Ценим жертвенность, любим женственность,
Поднимаем на все посты.
Только где закон уважения,
Сбережения красоты?
КОЛДУНЬЯ
Не старуха она стогодовая,
А солдатка она бедовая.
И колдует чарами поздними.
Улыбнется — по сердцу звон.
И уходят мужья серьезные
К ней ночами от честных жен.
Бабы маются — вот беда!
Да увечат сердца обидою.
А она собирает дань
За любимого, за убитого…
Канет месяц. Взойдет подковой
Кто-то ахнет из женщин снова
Хороводятся небылицы
Сельской улицей до милиции.
Даже рук ее славу стойкую
Нарекли: колдовство — и только.
Я не песенник, не судья
Своевольным военным вдовам.
В дочь солдатки влюбился я,
Все уверены — околдован.
Гудя, пыхтя на тропке бутовой
Гудя, пыхтя на тропке бутовой,
Все в панцирях, как черепахи,
Машины шлепают в обувках.
Я ж босиком и без рубахи.
Я беззаботен, своеволен.
Хочу — целую в нос букашку,
Хочу — бодаюсь головою
С головкой полевой ромашки.
Ты, муравей, попотчуй квасом.
Ты, клеверок, медком полакомь.
А в черной луже головастик
Растет в лягушку, чтобы квакать.
Пырей пыряет, мята пахнет.
Мир ощущаю, обоняю.
Я словно комната распахнут,
Веселым светом наполняюсь.
Я облучаюсь птичьим свистом.
Свои инстинкты проверяю.
Спускаюсь в глубь раки за истиной,
Но никого не покоряю.
Эй, глупый жук!.. О, извините…
Я пальцем бабочку не трону.
Иду. Не солнышко в зените —
На голове моей корона.
СМЕРТЬ — ТАКАЯ ЗЕМНАЯ ШТУКА
Смерть — такая земная штука:
Лег под старость — закрыл глаза.
И плывет над толпой по проулку
Твой корабль. Не вернется назад…
Только жил мой отец иначе,
Сам себе обозначил срок.
Две березки, как женщины, плачут,
Да болтает весенний поток.
Был крестьянин солдатом трезвым,
Со штыком в атаки ходил.
Нас, мальцов, веселых и резвых,
Между войнами народил,
Увернулся от пуль летучих,
Отстрелялся от всех врагов.
Выжил с выводком в голодухе,
Бросил жизнь в урожайный год.
Надоели дела и войны,
Место выбрал, чтоб отдохнуть.
Обещал там лежать спокойно,
Не сдавили б землею грудь.
Он еще телка черно-белого
Откормил: будет мясо к столу!
Чтоб деревня пила и ела,
Поминая его доброту.
Чтобы спели что-то веселое
У березок, где он лежит.
Чтобы жили все долго-долго,
Не мешали бы детям жить…
День субботний. Курятся бани
День субботний. Курятся бани.
Входит вечер в мое село.
У колодца хохочут бабы
С солнцем, стриженным наголо.
В огороде круглоголовые
Кочаны затаили шалость,
Будто мыслят над каждым словом
И хитро шевелят ушами.
Брюква брюхом завязла гладким,
Мак солдатиком встал на часы,
И торчат зеленые с грядки
Лука стрельчатые усы.
Под землею корни и клубни.
Все покрыто зеленой ботвой.
Но младенцы пинаются грубо
И вылазят на свет головой.
Возле улья дела земные —
Пчелки трудятся, напевая.
Я цветам глаза голубые
Из ведра водой промываю.
Два подсолнуха в огороде
Пьяно бродят до самой ночи,
Словно ищут домой дорогу,
Обнимаются и хохочут.
УЕЗЖАЮ
Уезжаю. Вздрагивает поезд.
И дома качаются, как гуси.
Только травы грустные по пояс.
Только солнце жмурится над Русью.
Уезжаю. Из тепла, из дружбы.
Пятачком кладу мою жилплощадь.
Чьи глаза вдали меня окружат?
Я входил в зеленые, как в рощу;
Через синие и голубые
Я входил усталый в души к людям.
Все они доверчивыми были,
Только узнавали: я откуда?
Мы в камин слова сухие клали.
А потом беседу разжигали.
Души чистые, обставленные сложно.
Души скромные и души — залы.
И истоптанные временем и ложью…
Уезжаю, люди, уезжаю.
ТЫ ДЛЯ НАС ЧУТОК ПРОСТОФИЛЯ
Ты для нас чуток простофиля…
Генка, Генка, ты жил, как в фильме.
Неумеренно восхищался.
Нерасчетливо возмущался.
Остряков прямотой вострил.
«Ясно море!» всем говорил.
Ясно море! — девчонка булочка.
Ясно море! — умом темна.
Различаешь ты в май и в будни
Только явственные тона.
Ложь с горошинку или с бочку —
Ложь? Шибай ее под лампас!
И не любишь подходов сбоку,
И целуешь любовь анфас.
Генка, Генка, упали годы
Со студенческой высоты.
Собираем осколки горстью —
Грани бритвенной остроты.
Те друзья — и хуже, и лучше —
Горячатся — ух! — горячо.
И врастают в благополучие,
В привилегии и в почет.
От услуг законных и липовых
Сапожищами ты отскрипываешь.
Понапрасну хотят умельцы
Неуменье твое уменьшить.
Нет, не рядишься ты в товары,
Ты на цыпках не тянешься к чину.
Бескорыстность великий товарищ
Называл великим почином.
Я не дерзкий и не отчаянный
Я не дерзкий и не отчаянный,
Но качает меня судьба.
Манит подвиг необычайный,
Пыль полынится на губах.
Эта жизнь меня захотела.
В дни войны, в дни большой беды
Соткала мои клеточки тела
Из крапивы и лебеды.
Я не жалуюсь, не завидую.
А друзья мои — налицо:
Эти парни — сыны инвалидов,
Эти дочки — безвестных отцов.
Мы не нюхали гари пороха.
Но в глазах —
мир тревожный сполохов.
В жизнь выходим —
ворота радуг.
Не с пеленок ли закаленные?
Слезы наших великих радостей
Не скрываем — они соленые.
Мы в пятнадцать — плохо одеты.
В тридцать хвалимся неуютом.
И сгораем, как сигареты.
Все — во имя доброго утра.
Отступаю в уюты капризные.
Поколенью же — штурм культуры.
Пусть не телом — годами жизни
Заслоняем мы амбразуры.
ЖУРНАЛИСТ
Дни мои вертучие.
Дни-кузнечики.
Мы не белоручки.
Мы — газетчики.
Путь-дорога санная,
Правлю самолично.
Нас судьба бросает
К черту на кулички.
Мы порой в салонах
Лопаем салаты.
Или спим в соломе.
Туча нам палаткой.
Раз и два!.. Шар шагами меряю,
Параллель условную ища.
Открываем разные америки
В самых неожиданных вещах.
Похрустывают факты в блокноте
новенькие.
Иду недовольный — коза-дереза! —
Тыкать носом в правду ноющего
чиновника,
Плевать бюрократу в непромокаемые
глаза.
Но судит подружка меня приосанясь:
Пропитался скукою я насквозь —
Толмачу все про это, про это все
про самое —
Про кукурузу да… про навоз.
Злючая-колючая,
Сладки твои речи.
Мы ж не белоручки!
Мы ж — газетчики.
А в душе моей сегодня полнолуние:
Полосу газетную светом я засеял.
Так давай-ка, девочка, досыта
нацелуемся:
Завтра улетаю с птицами на Север.
РОДНЯ
Династии монархов росли из древности.
Дарили королевства. Царила тьма…
Почитаю свое крестьянское древо,
дающее яблоки труда и ума.
Мои прапредки жили и померли,
я их за это ничуть не виню.
Старушка математика, дай-ка арифмометр, —
пересчитаю живую родню.
Сотня соплеменников — это ли не сила?!
Пятеро братьев — частокол страны.
Достались мне бабушки от царской России
и единственный дед от гражданской войны.
Удалой папаша, вежливая мама,
жена молодая, теща да тесть.
Шестеро дядек с оравой больших и маленьких,
свояков и теток вовек не счесть.
Меня, как коня, снаряжали в дорогу,
надевали хомут, расчесывали хвост;
прославь ты могущество древнего рода,
впрягись хоть в Тюмени в важнецкий пост.
Прихватишь славы, прибавишь угодий,
обуешь в сапожки — ничуть не чушь…
Вылазь из народа, но в нашенском роде
не заводи династию городских чинуш.
Я ржал, как жеребеночек, а смешные
человеки —
братики, сестренки подняли носы,
еще не слыхавшие о марксистской диалектике,
еще не изучавшие истории Руси.
Их ростят сородичи в своих огородах.
Зеленое племя сметкой востро.
На черта же мода выходить из народа!
Почему нет моды идти в народ?!
СЪЕЗЖУ-КА В ДЕРЕВНЮ…
У меня в кармане новенькие гроши
Искренне о счастье бренчат.
Я иду и думаю:
Какой я хороший —
Не пью, не ругаюсь,
Не обманываю девчат.
Деньги — не крохи,
Но дачу не отгрохать.
Невеста разнесчастная
Клянет квартиру частную.
У меня ж не дрогнет душа
ни молекулкой,
Старая песнь не замутит лица.
Съезжу-ка в деревню…
Иду и кумекаю:
Угожу обновкой братьям-сорванцам.
Скажут бабы: ишь ты!
Ахоньки, охоньки.
Будут ребятишки Рады-радехоньки.
— Продавцы-товарищи,
Дайте-ка товарцу:
Детскую одежку,
Что-нибудь на ножки.
Подают красавицы мне улыбку-жалость:
— Местная промышленность выпускать
устала…
Гляну вдаль: березки, синие сугробы,
Нитится дорога вдали едва.
Где же ты, родной районный автобус?
Маюсь в ожидании и час и два.
Маракует мама письма интересные:
Жизнь в селе одыбалась, сыночек родной;
Вот какие песни! Вот какие пенсии!
Наш-то поросеночек очень озорной…
Милая мамуся, мы уж не такие.
В нас не прорастает зависть к вам:
Мы тихонько бредим Москвою да Киевом,
Хоть с трибуны хвалимся: нам Тюмень —
Москва!
Я ушел за подвигом не нарядный —
грамотный.
Урал. Бурятия. Байкал. И Братск.
Ежели признаться, не греша ни граммом,
Я ведь тоже из села удрал.
От себя удрать бы, а мысли тычутся:
Столичные уюты — не трын-трава.
И все-таки обидно: нас, хороших, тысячи,
Ну, а идеальных? — раз и два…
ГЕНЕРАЛ
Опять я в папашиной хозяйской сфере.
Колдует кукушка: ку-ку, ку-ку.
Бегают доярки по коровьей ферме,
Обгоняют кого-то по молоку.
А мой папаша, часов не зная,
Крутится, вырабатывая слова.
Умная, лысая, удалая —
Очень важная голова.
За углами сплетни с лицами скорбными.
Иду — шушукают мне:
— Ваш-то папаша, Михаил Егорыч,
Важную голову топит в вине.
Мне ли не знать ли! — чересчур
Батька бражник и табакур.
Но мают бражника сто кручин:
По плечу ль ефрейтору генеральский чин?
По уму ль ефрейтору генеральский толк?
Чем зимой прокормит коровий полк?
Телефон испрыгался: жи-жи-жи.
Взять такие-то рубежи!
И водит батька народ гурьбой:
Весенний бой и осенний бой.
Считают на счетах потом щелчки,
Ищут победу через очки.
И тешит хмелем себя генерал:
Мол, с битвы все ж не удрал!
А я глаза вонзаю в пол:
Меня ведет ли вот так же долг?
Извечный подвиг — не звонкий риск.
И пить ли мне так же вдрызг?
Годы свирепы. Ветры свирельны.
Батька с народом плачет и поет.
На Руси, как дети, города окрепли.
И уходят батьки в небытие…
На зубах чистейший рафинад морали:
В села — как в седла!
Битвы впереди.
Едут в деревню зоогенералы.
Правьте деревней, агровожди!..
ВЫХОДИТ СЕСТРЕНОЧКА ЗАМУЖ
Выходит сестреночка замуж
Да выходит на пляску, на круг.
Что ж ты хлопаешь, родня моя, глазами?
Хлопай, что ли, в сто сорок рук!
Да притопни ста тридцатью семью ногами,
Кроме тех, что остались на войне.
Да прищелкни, что ли, всеми языками,
Кроме тех, что потоплены в вине.
Ах ты, Валечка, Валюха, Валёнок!
Ты гармошкиным слезищам не верь:
Все ревет она, любовью обделенная,
Нам веселого баяна бы теперь!
И — схлестнулась невеста с баяном,
Значит, пляске и свадьбе срок.
И за будущее счастье дядьки пьяные
Буйны головы сложили на порог.
Скоморохи, шуты оборванные
Тащат в люльке соломенную любовь,
Облезают кудельные бороды
У хмельных самодельных попов.
Ну, попы! Ну, служаки культа!
Вы кончайте морочить век!
Что ж вы в лужу мокаете куклу?
Хоть соломенный — все ж человек.
Сядем рядышком к песне складной.
Скажем мудрости молодым:
Пейте горько, живите сладко,
Смейтесь только над показным!
Забыли все о соловьях
Забыли все о соловьях…
Геолог, не балуй!..
Ведь это ж — родина моя.
Мой чистый поцелуй.
О, берегите свист и трель,
И птицу на лету,
В озерах рыб,
В лесах зверей,
И в сеpдце — доброту.
Женка моя, разбойница!
Женка моя, разбойница!
Тебе б на морях пиратствовать,
Да нет у тебя кораблей.
Я скликаю дни рабочие,
Отдам я и ночи и праздники
За сотню всесильных рублей.
И купишь ты два кораблика,
Две лодочки — легкие туфельки,
Плыви — покоряй, пленяй!
Води на узде невольников,
Дичись, над рабами властвуя,
Не забывай меня…
ПЕСНЯ О ДЖИННЕ
Философы, как дети,
Играют сотни лет:
Живет ли бог на свете,
Иль бога вовсе нет.
И духов заклинали
С бездонной старины.
Чертями и богами
Леса заселены.
А мы своей дружиной
Нашли большого джинна
В Сибири под землей.
Не далеко, не близко,
Богат, как князь сибирский,
И в шубе голубой.
Однажды пробку вышиб
И вышел — чудеса!
И вынес нашу вышку,
Как ангел, в небеса.
Мы укротили джинна,
Сказали: не скучай.
И крутит он турбины,
И греет бабкам чай.
ПЕСНЯ РЫБАКА
Беззаботный ветер тронул струны скрипки.
Взглядом провожает рыбака жена.
Ты поймайся, рыбка, сказочная рыбка,
Золотая рыбка с золотого дна.
Разыгрались чайки в неуемном крике.
Над подводным царством ходим дотемна,
Полны наши сети самой разной рыбкой,
Где же золотая с золотого дна?
Ой, какие волны, будто кони — дыбом!
Рыбаки не трусят, да беда страшна.
Помоги нам, рыбка, сказочная рыбка,
Золотая рыбка с золотого дна.
Рыбакам награды — женские улыбки.
Радуются дети, и сыта страна…
Только снится ночью сказочная рыбка,
Золотая рыбка с золотого дна.
ОСЕНЬ
Не люблю апрельской парадности.
Ветров продувную резвость.
И все хмелеет от радости
И целоваться лезет.
А мне милее проселками —
Осень идет веселая.
Нарядная, но не шумная,
Веселая — не бездумная.
Люблю чистоту небесную,
Земную люблю загорелость.
И осени скромность невестину,
Ее налитую зрелость.
Она с тончайшими чувствами
Уходит, светясь тоскою…
И сеет она без устали,
О будущем беспокоясь.
Полюби меня за улыбку
Полюби меня за улыбку,
За угрюмость еще чуть-чуть.
Или выбери — либо, либо…
Полюби хоть за что-нибудь.
Слышишь, сердце стучит копытом?
Хочешь, выбьет тебе огня?
Скажешь, ласки в веках испытаны
И придуманы без меня.
Погоди же!
Я ночью грубо
Украду тебя, нем и дик.
И дрожат тревожные губы:
Ой, пожалуйста, укради…
Я ГОВОРЮ ЛАСКОВО
Я говорю ласково,
Я говорю: ласточка,
Это ведь наш зонтик —
Купол над горизонтом.
Я говорю: радуйся,
Вот тебе лента-радуга!
Достанем ее с откоса,
И заплетешь в косу.
Но играет поклонница
Малиновым смешком:
Причеши ты солнце
Моим гребешком.
О, как меня ты крутишь,
И радуешь, и маешь!
А руки, мои руки
Тебя лишь обнимают.
Нет! Слышишь, небо кличет?
На радость иль беду
Чиркну спичку — Зажгу звезду!
ПРОЩАЙ, МОЯ ПОЛНОЧЬ!
Прощай, моя полночь!
На ветках запрыгали трели…
Я юность припомнил —
Улыбки ее обгорели…
Я цвел, как подсолнух, доверчив,
И уши, как листья, покачивал чутко.
В душе, в узелочке, под вечер
Понес я наивные чувства.
Нас ночь уводила за пальчик
Не далее поцелуя…
Но глаз чей-то вспыхнул слепящий —
И сплетня запрыгала вдруг, хохоча и балуя
Прощай, моя полночь!
Я в день сквозь зарю продираю оконце.
Но камешком в память — и волны
По сердцу расходятся в кольцах.
РАЗГОВОР О ПОЭЗИИ С ЛУНОЙ
Однолюбом иду за милой.
Ах, Луна меня осветила!
Молодая такая — почти месяц,
Молодая такая — почти школьница.
А меня уже годы метят
И ложатся на сердце кольцами.
Почему ты, Лунушка, не греешь?
Ты всего лишь чуточек балуешь.
Вот стихов моих лотерея —
Прошепчи любой губами алыми.
Каждый стих — слов пчелиный гуд.
Не люблю мысль, распятую загодя.
Я по струнке ходить не могу,
Мысль бросает в стихах зигзагами.
Как солдат, не кричу «ура»:
Есть в поэзии служаки-будочники.
Лучше радоваться, как детвора,
И до слез тосковать о будущем.
Я упрямо иду на арену
С мечом мысли и словесными кубиками.
Я — растущая песня времени.
Ты, Луна, — молодая публика.
ПРО МИР И ПРО ЗЕМЛЮ
Перекатывается под ногами
Грузный шар по названью Земля,
Кто там топает сапогами? —
Убиваюсь в тревоге я.
Сердце бьется мое рискованно,
Оборвется — и стану тенью.
Нас стращают — гремят подковами,
Ну, а мы отвечаем тем же!
Доставайте, земляне, трубки,
Почадим да покрутим ус.
Ишь как топают в Землю хрупкую.
Ведь расколется, как арбуз.
Нам бы вынянчить птенчика-истину,
То ли нам не гнездо — планета!
Может, шар наш один-единственный
И другого такого нету.
Он, красавец, в крутом движении.
И губить его нет причины.
Так чего же нам мешкать, женщины?
Так чего же мы ждем, мужчины?
ПРО РАДУГУ
Я ткач семицветной радуги.
Дуга над моею оградою.
Хотите — русскую тройку
Запрягу и свадьбу устрою?
В яблоках коренную
Веду под дугу небесную.
И радужкой короную
Галю — мою невесту.
Ах, свет мой Галечка, — рядом!
Ах, кони играют, прядают.
Эй, люди, гуляйте, радуйтесь!
Я вам салютую радугами.
Я щедр. Базарю некраденое.
Счастье делю со всеми.
Зажгу во все небо радугу
И вышлю письмом на Север.
Там друзья моряки-семилетчики
Море Карское кличут дыркой.
Пусть радугу режут на ленточки
И носят на бескозырках.
Я был за труды бы рад бы,
Коль землю топтали в свадьбы.
Венчал бы я радугами лучших
В дни Мира и Революции.
ЧЕКАНЩИК
Я, честный чеканщик, в азартный момент
Строчки чеканю позвонче монет.
Минута — серебреник, час — золотой.
Все даром дарю их одной молодой.
Чеканю, чеканю — она не берет.
Ну что ж, я их завтра пущу в оборот!
Папаше — с ладони смолистый дом.
Как царская шапка над нашим селом.
Братишке — пяток беззаботных годков.
И — праздничный стол для сельчан-мужиков.
Смеется папаша: топор да ладонь —
И домик построен, и в печке огонь.
Братишка в солдатах — не модник, не мот:
Казенная форма — без лишних забот.
Я гостем иду к мужикам по селу.
Пузатая кружка идет по столу.
На кой же мне строчки менять на рубли?
берите стихами, люди земли!