Леонид Лапцуй
На оленьих тропах


Память береги


Если ты полозья нарт поломал на повороте,
Значит, дедовскую память не сумел сберечь…
О, полозья, вы о чем на пути моем поете?
Сломанные — не поют, и моя мертвеет речь.

Бесконечным и прямым аргишом идут полозья —
Тянутся следы по тундре из глухих веков.
Сколько пели вы в пути и звенели на морозе?
Сколько сказок унесли и сложили новых слов?

Вы врастали в мерзлоту, вы века запечатлели,
Каждый след ваш точно веха на пути моем.
Вы дремучим мудрецам сказы дедовские пели,
А они их пели нам, а теперь их мы поем.

Как к воде из родника, люди тянутся к целебной
Этой песне, чтоб напиться досыта и всласть.
Каждым звуком дорожат, словно в голод — коркой
                                                           хлебной.
Берегут, чтоб не смогла одолеть ее напасть.

И сегодня — погляди! — по снегам кочуют нарты,
А полозья, как на крыльях, мчатся день-деньской.
И от мудрых стариков принимаешь этот дар ты —
Этот сказочный напев, как весной — разлив речной.

Добрый, грустный и седой, запевает песню старец,
Под мотив полозьев древних начинает сказ,
Как в тумане тонет чум — только песня и осталась,
Только песня — да еще жадный взгляд горячих глаз.

Начинается рассказ о былинных великанах,
О Ненянге легендарном и его делах,
И о горести людской, и о битвах неустанных,
И о том, как человек побеждает боль и страх.

До чего ж красив язык, а мотив — тягуч и сладок!
Точно камешек летучий, каждый звук остер!
Только эхо не спеша улетает за распадок,
Да кедровою смолой изредка стрельнет костер.

И идут богатыри, как, бывало, брат за брата,
И свистят по тундре стрелы, и бегут враги…
Сотни стрел лежат в земле, точно саженцы когда-то
Посадили, а теперь — встал кустарник у реки.

Пел старик, трещал костер, а полозья все звенели
И несли меня, над тундрой поднимая ввысь…
И пока я засыпал в маленькой своей постели,
Пел старик, трещал костер — начиналась жизнь…