ЕЛЕНА РУСАНОВА
Светит Русь святым созвездьем
РАССКАЗЫ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ПОЭМЫ
Дальний покос
Отчаянная жалость к бабушке и дедушке охватила мальчика, когда у Елизаветы Гавриловны опять началась мучительная рвота. До покоса ещё идти да идти, а бабушка уже надорвалась. «Какая несправедливость!» — пронеслось в голове у Михаила. На нетронутых луговинах, между полем и лесом, на неудоби, где хозяйственную технику не пустить, выделял колхоз местным жителям под проценты участки покосов. Почти всё заготовленное сено за вычетом малой доли нужно было отдать государству. «Ненавижу!» — с горечью подумал мальчик, прислонился спиной к молодой, высоко уходящей в небо берёзке и погрузился в свои грустные мысли.
Алексей Яковлевич пристроился рядом с внуком на вывороченный из земли ствол, поросший бархатным мхом, лишайником и молодыми древесными грибами. Он тоже устал — будь она неладна, эта нога. И надо же было получить такое тяжёлое ранение, хотя, слава Богу, жив остался. Дети-то как бы без отца росли?
Страшная в четырнадцатом году была война. Когда известно стало, что муж с опасным ранением то ли смерти, то ли неизвестно какой ампутации дожидается, бабушка взяла на себя труд — навестить его в госпитале в Санкт-Петербурге. Это в самый разгар первой мировой. Стало быть, потому дедушка и поныне здравствует, что принял Господь подвиг и горячие молитвы его молодой тогда Елизаветы…
Жив-то жив, только не такое простое дело без ноги крестьянское хозяйство вести. Но и то ничего, если бы не новые беспощадные порядки. Это ведь не на семью косить, не вдовой своей дочери с сиротами помогать, — всё почти колхозу отдашь, и в хозяйстве останется с гулькин нос.
— Да, милый ты мой, я с теми ещё германцами в боях ногу свою быстроходную потерял, а мать твоя — молодого мужа с этой войны не дождалась. И опять германцы, только уж теперь дети их кровушки нашей напились. — Дед изловчился, взял поудобнее костыли, подтянулся и двинулся в направлении дальнего леса.
Бабушке стало полегче, и она потихоньку направилась за мужем. Но какая же тяжёлая у неё была ноша — и грабли, и косы, и дедушкин неподъёмный протез. Вот этого-то не женского груза не выдерживал её слабенький желудок. На протезе деду не дойти, а дорог как таковых тут вовсе нет, только от деревни к деревне тропы узенькие протянулись.
Вдалеке за полем на холме виднелась помещичья усадьба. Поговаривали, что сын бывшего хозяина после победы над фашистами тайно здесь появлялся, а где он теперь, никто не знает. Помещик местный, по всему видно, оригинальным человеком был. Такая у него мельница! Загляденье. Возле самого дома каналы вырыты так, что вода каскадами сбегает вниз, — настоящий лесной водопад. А порядочек какой во всём был! Всё прахом пустили.
Невесёлая троица приблизилась наконец к покосу, обрамлённому по краям зарослями шиповника и малины. Урочище это с пустошами и заросшим прудом называлось Старое Белозёрово. Хуторские хозяйства, развивавшиеся в этих местах со столыпинских времён, разорены и пустуют. Кто репрессирован, кто перебрался на погост, кто просто уехал…
«Замечательным человеком была моя бабушка, — вспоминал Михаил Александрович, сидя в лаборатории за потертым своим столом старшего научного сотрудника перед нагревшимся ноутбуком. — Столько терпела, и всё молча. Жалели тогда люди своих ближних, в этом и любовь их проявлялась. Носите тяготы друг друга и тем исполните закон Христов».
А какие были тяготы — и подумать страшно. Крестьянская доля сама по себе неимоверно тяжела. Но если ещё муж-инвалид да четверо ребятишек, то это уже муки адские. И запил Алексей Гаврилович с горя, когда домой вернулся, так запил, что, как сейчас говорят, мало не покажется… Однако хозяином он был добрым, не одну премудрость успел передать и своему подрастающему внуку. Обидно только, что за всю жизнь он как солдат царской армии и сельский житель никогда никакой пенсии от государства не получал, даже по инвалидности. Одним личным трудом кормился, ухитрялся собственную мельницу держать, шил обувь на большую свою семью и лечил деревенскую живность.
«Скоро ли попаду на куркинскую землю? Вот уже и на пенсии, а всё работать приходится», — с грустью думал Михаил Александрович, на время позабыв о серьёзном пятилетнем отчёте, который ждал скорейшего завершения. За окном трепетал крыльями пролетающих бабочек жаркий июльский день. «Такие, как на нашем дальнем покосе, куда мы по богородской тропе ходили, — подумал он, — только эти бабочки южные, а те были — северные. Сколько же лет не навещал я родного кладбища…»
Не так давно Михаил Александрович приятно был удивлён, узнав из полученной в подарок от земляков книги, что недалеко от его деревни находилось когда-то родовое поместье Игнатия Брянчанинова. И этот светильник земли русской вырос в окружении благодатной природы вологодского края…
«Уровень цивилизованности государства определяется тем, как оно относится к своим беспомощным членам», — выделенной строкой появилась перед глазами цитата и вдруг исчезла. Ноутбук совсем, видимо, отключился.
«Носите тяготы друг друга и тем исполните закон Христов», — как молитва пронеслись опять в сознании строки из святого Евангелия. Михаил Александрович поднялся и засобирался домой:
— Что же я такой беспамятный стал! Жена моя без хлеба с утра сидит, а я и в ус не дую. Самой-то ей идти такая мука, обезножела совсем… Любовь земная приходит и уходит, а закон Христов исполнять надо, — с едва уловимым удовлетворением заключил он. И быстрым шагом направился к своей верной помощнице — серебристой «нексии», ожидающей хозяина в тени старой раскидистой шелковицы.
ЕЛЕНА РУСАНОВА
Светит Русь святым созвездьем
РАССКАЗЫ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ПОЭМЫ
Дальний покос
Отчаянная жалость к бабушке и дедушке охватила мальчика, когда у Елизаветы Гавриловны опять началась мучительная рвота. До покоса ещё идти да идти, а бабушка уже надорвалась. «Какая несправедливость!» — пронеслось в голове у Михаила. На нетронутых луговинах, между полем и лесом, на неудоби, где хозяйственную технику не пустить, выделял колхоз местным жителям под проценты участки покосов. Почти всё заготовленное сено за вычетом малой доли нужно было отдать государству. «Ненавижу!» — с горечью подумал мальчик, прислонился спиной к молодой, высоко уходящей в небо берёзке и погрузился в свои грустные мысли.
Алексей Яковлевич пристроился рядом с внуком на вывороченный из земли ствол, поросший бархатным мхом, лишайником и молодыми древесными грибами. Он тоже устал — будь она неладна, эта нога. И надо же было получить такое тяжёлое ранение, хотя, слава Богу, жив остался. Дети-то как бы без отца росли?
Страшная в четырнадцатом году была война. Когда известно стало, что муж с опасным ранением то ли смерти, то ли неизвестно какой ампутации дожидается, бабушка взяла на себя труд — навестить его в госпитале в Санкт-Петербурге. Это в самый разгар первой мировой. Стало быть, потому дедушка и поныне здравствует, что принял Господь подвиг и горячие молитвы его молодой тогда Елизаветы…
Жив-то жив, только не такое простое дело без ноги крестьянское хозяйство вести. Но и то ничего, если бы не новые беспощадные порядки. Это ведь не на семью косить, не вдовой своей дочери с сиротами помогать, — всё почти колхозу отдашь, и в хозяйстве останется с гулькин нос.
— Да, милый ты мой, я с теми ещё германцами в боях ногу свою быстроходную потерял, а мать твоя — молодого мужа с этой войны не дождалась. И опять германцы, только уж теперь дети их кровушки нашей напились. — Дед изловчился, взял поудобнее костыли, подтянулся и двинулся в направлении дальнего леса.
Бабушке стало полегче, и она потихоньку направилась за мужем. Но какая же тяжёлая у неё была ноша — и грабли, и косы, и дедушкин неподъёмный протез. Вот этого-то не женского груза не выдерживал её слабенький желудок. На протезе деду не дойти, а дорог как таковых тут вовсе нет, только от деревни к деревне тропы узенькие протянулись.
Вдалеке за полем на холме виднелась помещичья усадьба. Поговаривали, что сын бывшего хозяина после победы над фашистами тайно здесь появлялся, а где он теперь, никто не знает. Помещик местный, по всему видно, оригинальным человеком был. Такая у него мельница! Загляденье. Возле самого дома каналы вырыты так, что вода каскадами сбегает вниз, — настоящий лесной водопад. А порядочек какой во всём был! Всё прахом пустили.
Невесёлая троица приблизилась наконец к покосу, обрамлённому по краям зарослями шиповника и малины. Урочище это с пустошами и заросшим прудом называлось Старое Белозёрово. Хуторские хозяйства, развивавшиеся в этих местах со столыпинских времён, разорены и пустуют. Кто репрессирован, кто перебрался на погост, кто просто уехал…
«Замечательным человеком была моя бабушка, — вспоминал Михаил Александрович, сидя в лаборатории за потертым своим столом старшего научного сотрудника перед нагревшимся ноутбуком. — Столько терпела, и всё молча. Жалели тогда люди своих ближних, в этом и любовь их проявлялась. Носите тяготы друг друга и тем исполните закон Христов».
А какие были тяготы — и подумать страшно. Крестьянская доля сама по себе неимоверно тяжела. Но если ещё муж-инвалид да четверо ребятишек, то это уже муки адские. И запил Алексей Гаврилович с горя, когда домой вернулся, так запил, что, как сейчас говорят, мало не покажется… Однако хозяином он был добрым, не одну премудрость успел передать и своему подрастающему внуку. Обидно только, что за всю жизнь он как солдат царской армии и сельский житель никогда никакой пенсии от государства не получал, даже по инвалидности. Одним личным трудом кормился, ухитрялся собственную мельницу держать, шил обувь на большую свою семью и лечил деревенскую живность.
«Скоро ли попаду на куркинскую землю? Вот уже и на пенсии, а всё работать приходится», — с грустью думал Михаил Александрович, на время позабыв о серьёзном пятилетнем отчёте, который ждал скорейшего завершения. За окном трепетал крыльями пролетающих бабочек жаркий июльский день. «Такие, как на нашем дальнем покосе, куда мы по богородской тропе ходили, — подумал он, — только эти бабочки южные, а те были — северные. Сколько же лет не навещал я родного кладбища…»
Не так давно Михаил Александрович приятно был удивлён, узнав из полученной в подарок от земляков книги, что недалеко от его деревни находилось когда-то родовое поместье Игнатия Брянчанинова. И этот светильник земли русской вырос в окружении благодатной природы вологодского края…
«Уровень цивилизованности государства определяется тем, как оно относится к своим беспомощным членам», — выделенной строкой появилась перед глазами цитата и вдруг исчезла. Ноутбук совсем, видимо, отключился.
«Носите тяготы друг друга и тем исполните закон Христов», — как молитва пронеслись опять в сознании строки из святого Евангелия. Михаил Александрович поднялся и засобирался домой:
— Что же я такой беспамятный стал! Жена моя без хлеба с утра сидит, а я и в ус не дую. Самой-то ей идти такая мука, обезножела совсем… Любовь земная приходит и уходит, а закон Христов исполнять надо, — с едва уловимым удовлетворением заключил он. И быстрым шагом направился к своей верной помощнице — серебристой «нексии», ожидающей хозяина в тени старой раскидистой шелковицы.