ЕЛЕНА РУСАНОВА
Светит Русь святым созвездьем
РАССКАЗЫ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ПОЭМЫ
Образа
Пожалуйста, наденьте эту новую юбочку и платок, — пробормотала я невразумительно, будто бы извиняясь за свою столь дерзкую просьбу. — Наш настоятель не позволяет, чтобы в таком виде работали на святом месте.
Татьяне Аркадьевне с удивлением и недовольством пришлось облачиться в предложенную одежду. Она давно и очень хорошо знала эти стены. И чувствовала себя здесь значительной личностью. Лет десять назад, когда в полуразрушенном храме начались восстановительные работы, её как местного художника-реставратора приглашали в верхний придел.
Это она, только она и никто другой, положила столько трудов, чтобы из-под множества грубых слоёв штукатурки пиксель за пикселем появились на свет необыкновенные старинные фрески на стенах и потолке храма. Лишь небольшие участки росписей были повреждены временем так, что восстановлению не подлежали. Это её, только её аккуратными умелыми руками, с Божией помощью, было сделано великой важности дело. Ожил, вернулся из небытия к людям ни с чем не сравнимый мир, связывающий земное с небесным, — придел Пророка и Крестителя Господня Иоанна, почти во всей его первозданной красоте. Конечно, не совсем так думала Татьяна Аркадьевна, привыкшая рассчитывать только на свои, человеческие силы.
«Ценнейшие произведения искусства вторым своим рождением обязаны мне, — помышляла Татьяна Аркадьевна. — И сколь лучшим было бы состояние множества прекрасных разрушающихся икон, развешанных по стенам действующих храмов, если бы всё-таки, всё-таки хранились они в музейных запасниках под любовным присмотром специалистов. Ведь сам настоятель заказал недавно для храма мраморную табличку «Памятник архитектурного зодчества XVIII века».
— Попросите дежурного принести иконы из алтаря, — обратилась я к молодому дьякону, убегающему за продуктами для паломников, — иначе мы ничего не успеем описать сегодня, а у меня ещё и отчёт.
— Хорошо-хорошо, он же пономарь, ему сам Бог велел, — улыбнулся отец Михаил.
На этот раз вспомнили и пригласили Татьяну Аркадьевну в качестве эксперта, знатока-искусствоведа для помощи в инвентаризации икон и церковной утвари, как полагается в учётных целях и по уставу организации. Пришло наконец счастливое время, когда руки и до внутреннего убранства возродившегося храма дошли: иконы многие в киоты, заказанные благотворителем, для сохранности помещены, накидками ажурными украшены. Одни из них приобретались в Софрино, вторые — дарились путешественниками с Афона и из Иерусалима, третьи, старинные церковные образа, спрятанные добрыми людьми во время гонений и уничтожения святынь, благополучно возвратились в храм Божий. А сколько накопилось домашних икон XIX–XX веков, пожертвованных храму неизвестными дарителями!
«Я собираюсь оказать посильную помощь, которую они ни от кого более в этом городе получить не смогли бы, а мне ещё и требования выдвигают. Брюки им не понравились. Платок надевай. Не молиться же я с ними пришла…» — загорелось в душе Татьяны Аркадьевны возмущение, но быстро сменилось сосредоточенностью на редком довольно-таки экземпляре — четырёхчастной иконе Пресвятой Богородицы явно не местного письма, века XVII–XVIII…
С детства неравнодушная к искусствоведческой литературе, я была несказанно рада своей собеседнице.
— Та-а-к… Николай Чудотворец. Масло. Семнадцатый век, поперечная шпонка. Состояние удовлетворительное. В правом верхнем углу небольшое, пять на пять, повреждение верхнего красочного слоя. Размер сорок на шестьдесят. Местная школа. Стоимость приблизительно двенадцать тысяч рублей, — уверенно оглашала хранительница иконописных тайн своё очередное заключение.
«Вы давно в храме работаете?» — с нескрываемым интересом обратилась ко мне Татьяна Аркадьевна во время обеденного перерыва, неодобрительно разглядывая мою длинную вышитую юбку. «В Вашем-то возрасте. Не-е-е-т. Я уважаю национальные традиции, но чтобы верить каким-то человеческим установлениям, — это уж меня никто не заставит. У меня Бог внутри — и ходить никуда не нужно». И с такой непобедимой уверенностью и чувством превосходства говорились эти слова, что согнулась под тяжестью нераскаянной робости грешная моя душа — и не положил мне Господь на ум ответного полезного слова.
— Продолжим завтра, — усталым голосом произнесла наконец Татьяна Аркадьевна, когда придел вдруг с шумом наполнился молитвенниками из местного детского сада во главе с воспитателем и по-боевому настроенным громкоголосым экскурсоводом. — Встречаемся в десять утра.
Оставив на рабочей вешалке фирменную одежду и не перекрестившись, наша благодетельница вышла из храма.
— Не нравится мне всё это. Она хотя бы крестом себя осеняет, когда к иконам прикасается? — приступил ко мне появившийся к вечеру настоятель, обеспокоенный нашей инвентаризацией, как кощунством на святом месте…
Дней через семь, когда работа наша подходила к концу, огромная общая тетрадь испещрена была многочисленными описаниями дорогих и даже совсем не подлежащих оценке местных святынь. Эксперт-реставратор удалилась счастливая из нашего храма и в нём до сего времени не появлялась.
Поражаюсь я премудрости и человеколюбию Божию день ото дня всё больше. Потому верю и надеюсь, что ведёт Он каждую свою душеньку в Царствие небесное одному Ему ведомыми путями. Ведёт Он, как заботливый отец, и слепую непросвещённую душу Татьяны Аркадьевны. Дал же Он ей творческие способности, возможность стать художником, здоровье, терпит её гордыню, высокомерие и самонадеянность. И наступит тот долгожданный момент, когда увидит она всю жизнь свою без прикрас, вспомнит горделивые свои помыслы и придёт в наш храм совсем другим человеком, — помолиться в смиренном сокрушении сердца пред святыми Божиими образами.
ЕЛЕНА РУСАНОВА
Светит Русь святым созвездьем
РАССКАЗЫ
СТИХОТВОРЕНИЯ
ПОЭМЫ
Образа
Пожалуйста, наденьте эту новую юбочку и платок, — пробормотала я невразумительно, будто бы извиняясь за свою столь дерзкую просьбу. — Наш настоятель не позволяет, чтобы в таком виде работали на святом месте.
Татьяне Аркадьевне с удивлением и недовольством пришлось облачиться в предложенную одежду. Она давно и очень хорошо знала эти стены. И чувствовала себя здесь значительной личностью. Лет десять назад, когда в полуразрушенном храме начались восстановительные работы, её как местного художника-реставратора приглашали в верхний придел.
Это она, только она и никто другой, положила столько трудов, чтобы из-под множества грубых слоёв штукатурки пиксель за пикселем появились на свет необыкновенные старинные фрески на стенах и потолке храма. Лишь небольшие участки росписей были повреждены временем так, что восстановлению не подлежали. Это её, только её аккуратными умелыми руками, с Божией помощью, было сделано великой важности дело. Ожил, вернулся из небытия к людям ни с чем не сравнимый мир, связывающий земное с небесным, — придел Пророка и Крестителя Господня Иоанна, почти во всей его первозданной красоте. Конечно, не совсем так думала Татьяна Аркадьевна, привыкшая рассчитывать только на свои, человеческие силы.
«Ценнейшие произведения искусства вторым своим рождением обязаны мне, — помышляла Татьяна Аркадьевна. — И сколь лучшим было бы состояние множества прекрасных разрушающихся икон, развешанных по стенам действующих храмов, если бы всё-таки, всё-таки хранились они в музейных запасниках под любовным присмотром специалистов. Ведь сам настоятель заказал недавно для храма мраморную табличку «Памятник архитектурного зодчества XVIII века».
— Попросите дежурного принести иконы из алтаря, — обратилась я к молодому дьякону, убегающему за продуктами для паломников, — иначе мы ничего не успеем описать сегодня, а у меня ещё и отчёт.
— Хорошо-хорошо, он же пономарь, ему сам Бог велел, — улыбнулся отец Михаил.
На этот раз вспомнили и пригласили Татьяну Аркадьевну в качестве эксперта, знатока-искусствоведа для помощи в инвентаризации икон и церковной утвари, как полагается в учётных целях и по уставу организации. Пришло наконец счастливое время, когда руки и до внутреннего убранства возродившегося храма дошли: иконы многие в киоты, заказанные благотворителем, для сохранности помещены, накидками ажурными украшены. Одни из них приобретались в Софрино, вторые — дарились путешественниками с Афона и из Иерусалима, третьи, старинные церковные образа, спрятанные добрыми людьми во время гонений и уничтожения святынь, благополучно возвратились в храм Божий. А сколько накопилось домашних икон XIX–XX веков, пожертвованных храму неизвестными дарителями!
«Я собираюсь оказать посильную помощь, которую они ни от кого более в этом городе получить не смогли бы, а мне ещё и требования выдвигают. Брюки им не понравились. Платок надевай. Не молиться же я с ними пришла…» — загорелось в душе Татьяны Аркадьевны возмущение, но быстро сменилось сосредоточенностью на редком довольно-таки экземпляре — четырёхчастной иконе Пресвятой Богородицы явно не местного письма, века XVII–XVIII…
С детства неравнодушная к искусствоведческой литературе, я была несказанно рада своей собеседнице.
— Та-а-к… Николай Чудотворец. Масло. Семнадцатый век, поперечная шпонка. Состояние удовлетворительное. В правом верхнем углу небольшое, пять на пять, повреждение верхнего красочного слоя. Размер сорок на шестьдесят. Местная школа. Стоимость приблизительно двенадцать тысяч рублей, — уверенно оглашала хранительница иконописных тайн своё очередное заключение.
«Вы давно в храме работаете?» — с нескрываемым интересом обратилась ко мне Татьяна Аркадьевна во время обеденного перерыва, неодобрительно разглядывая мою длинную вышитую юбку. «В Вашем-то возрасте. Не-е-е-т. Я уважаю национальные традиции, но чтобы верить каким-то человеческим установлениям, — это уж меня никто не заставит. У меня Бог внутри — и ходить никуда не нужно». И с такой непобедимой уверенностью и чувством превосходства говорились эти слова, что согнулась под тяжестью нераскаянной робости грешная моя душа — и не положил мне Господь на ум ответного полезного слова.
— Продолжим завтра, — усталым голосом произнесла наконец Татьяна Аркадьевна, когда придел вдруг с шумом наполнился молитвенниками из местного детского сада во главе с воспитателем и по-боевому настроенным громкоголосым экскурсоводом. — Встречаемся в десять утра.
Оставив на рабочей вешалке фирменную одежду и не перекрестившись, наша благодетельница вышла из храма.
— Не нравится мне всё это. Она хотя бы крестом себя осеняет, когда к иконам прикасается? — приступил ко мне появившийся к вечеру настоятель, обеспокоенный нашей инвентаризацией, как кощунством на святом месте…
Дней через семь, когда работа наша подходила к концу, огромная общая тетрадь испещрена была многочисленными описаниями дорогих и даже совсем не подлежащих оценке местных святынь. Эксперт-реставратор удалилась счастливая из нашего храма и в нём до сего времени не появлялась.
Поражаюсь я премудрости и человеколюбию Божию день ото дня всё больше. Потому верю и надеюсь, что ведёт Он каждую свою душеньку в Царствие небесное одному Ему ведомыми путями. Ведёт Он, как заботливый отец, и слепую непросвещённую душу Татьяны Аркадьевны. Дал же Он ей творческие способности, возможность стать художником, здоровье, терпит её гордыню, высокомерие и самонадеянность. И наступит тот долгожданный момент, когда увидит она всю жизнь свою без прикрас, вспомнит горделивые свои помыслы и придёт в наш храм совсем другим человеком, — помолиться в смиренном сокрушении сердца пред святыми Божиими образами.