499 Шамсутдинов Избранное Т. 3
Николай Меркамалович Шамсутдинов
Николай Шамсутдинов
ИЗБРАННОЕ
Том 3
Жутьё — бытьё
книга юмора и сатиры
Век свободы не видать!
Римская элегия
_Я_сдал_ключи_и_вышел_к_Колизею,_
_но_был_бесчеловечен_мрак_ночной,_
_тянуло_из_углов_какой-то_прелью,_
_истлевшей_кровью_
_и_живой_мочой…_
_«Что,_удивил_Европу?_
_Приехал_в_Рим,_
_чтоб_душу_и_утробу_
_насытить_красотой!»…_
_Я_плюнул_в_тьму:_
_«Пошли_вы…»_
СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ
Отель осточертел мне, и отелю
я, видно, тоже…
С улочки ночной
в окно тянуло не духами — прелью,
истлевшей кровью,
но — живой мочой.
Я мрачно вышел прочь, бренча ключами,
один во тьме.
Я б от тоски пропал,
когда бы не знакомое журчанье,
как на родном Арбате, услыхал —
на древние красоты не глазея,
скорей, сосредоточен, я б сказал,
патриций, привалившись к Колизею,
по-родственному камни орошал
и напевал…
И я воспрянул, весел,
когда, в ночи, пристроясь рядом с ним,
я вывел свой замысловатый вензель,
подспудной жаждой творчества томим.
И просветленно, облегчив утробу,
помолодевший, вышел я на свет…
«Что, mama mia, удивил Европу?» —
сосед сварливо бросил мне вослед.
Ну, и манеры здесь, как говорится,
не как у нас,
да, черт возьми, не те!
Не наш он парень, даром что патриций…
Да что он понимает в красоте?!
Я оглянулся — Колизей был желтый,
патриций вслед мне скалился, шакал.
Я только смачно плюнул:
«Да пошел ты…» —
и налегке по Риму зашагал…
Николай Меркамалович Шамсутдинов
Николай Шамсутдинов
ИЗБРАННОЕ
Том 3
Жутьё — бытьё
книга юмора и сатиры
Век свободы не видать!
Римская элегия
_Я_сдал_ключи_и_вышел_к_Колизею,_
_но_был_бесчеловечен_мрак_ночной,_
_тянуло_из_углов_какой-то_прелью,_
_истлевшей_кровью_
_и_живой_мочой…_
_«Что,_удивил_Европу?_
_Приехал_в_Рим,_
_чтоб_душу_и_утробу_
_насытить_красотой!»…_
_Я_плюнул_в_тьму:_
_«Пошли_вы…»_
СТАНИСЛАВ КУНЯЕВ
Отель осточертел мне, и отелю
я, видно, тоже…
С улочки ночной
в окно тянуло не духами — прелью,
истлевшей кровью,
но — живой мочой.
Я мрачно вышел прочь, бренча ключами,
один во тьме.
Я б от тоски пропал,
когда бы не знакомое журчанье,
как на родном Арбате, услыхал —
на древние красоты не глазея,
скорей, сосредоточен, я б сказал,
патриций, привалившись к Колизею,
по-родственному камни орошал
и напевал…
И я воспрянул, весел,
когда, в ночи, пристроясь рядом с ним,
я вывел свой замысловатый вензель,
подспудной жаждой творчества томим.
И просветленно, облегчив утробу,
помолодевший, вышел я на свет…
«Что, mama mia, удивил Европу?» —
сосед сварливо бросил мне вослед.
Ну, и манеры здесь, как говорится,
не как у нас,
да, черт возьми, не те!
Не наш он парень, даром что патриций…
Да что он понимает в красоте?!
Я оглянулся — Колизей был желтый,
патриций вслед мне скалился, шакал.
Я только смачно плюнул:
«Да пошел ты…» —
и налегке по Риму зашагал…