Жизнь, что реченька бурлива... Избранное
А. Е. Шестаков
ТЕАТР – ЭТО ШКОЛА СЛЁЗ И СМЕХА
…Моей первой серьёзной пробой сил на стезе сценической стали выступления в 60-е послеармейские годы, когда стал учительствовать в Угрюмовской начальной школе. Читал тогда перед односельчанами преимущественно басни Михалкова. Чаще других вот эти: «Как старик корову продавал», «Лев и ярлык», «Заяц во хмелю». Иногда, осмелев, предлагал свои коротенькие сатиры, опубликованные в районке у Розы Ковяткиной: «Орёл и Кукушка», «Сила моды», «Пьянчуга и Пичуга», «Гроза лесов», «Грач и Крот». Принимали начинающего эстрадника хорошо. Зал не жалел ладоней, подбадривая смущённого чтеца.
Радостный, благодарный смотрю на аплодирующих. Увидел мрачноликую, отрешённо притихшую вдовушку Настастью с прижавшимися к ней малютками Тоней и Томой. Шестиклассником квартировал у приветливой моей однофамилицы Михайловны в её малюсеньком пятистенничке. В те годы Пеганово тоже держалось на плечах вот таких двужильных, стосильных крестьянок-тружениц, у которых не было праздных минуток для походов на редкие концерты в клуб, в котором ещё недавно была церковь. У живущих на изломе века не выветрился ещё тихий протест бездумно жестокому разгрому деревенского храма. Селяне почтенных лет не хотели видеть безбожное балаганство на святой территории. Их коробило зубоскальство комедиантов в останках духовной обители. Недавняя краса растоптана, обругана, с обрушенными главами-маковками, с низвергнутыми звон-колоколами.
Не поняла, не приняла моя сердечная и совсем не религиозная тётушка Настасья моей старательной басенной клоунады. Да и самое трепетное жюри моё как-то сдержанно высказывало свои эмоции. Дядя Коля, два брата Саши и брат Толик болели за меня отчаянно. А вот две тёти Ули Ульяна Николаевна Шестакова и Ульяна Никифоровна Уросова не шибко ликовали. Вторая из них моя духовная мама, моя лёля-крёстная дорогой к дому серьёзно-серьёзно сказала: «Забыл, однако, Саня, что в церкви этой, где ныне клуб, крестила тебя...».
И услышали мы бодренький рассказ о трудном пешем 24-километровом переходе лёли Ули из Мишино до Пеганово и обратно с крохой-мальцом на руках. Со мной, значит, которого надо было доставить к обряду крещения. Возвращаясь от торжественной купели, путники попали в купель небес: на них обрушился ливень. Шпарил он, как из ведра, промочил до ниточки одежду, расквасил полевую дорогу. А лёля была в выходном неношеном зипуне. Набрякший, он превратился в наждачную грубую домоткань, безжалостно, до кровушки, дравшую незащищённые ноги женщины.
«А в церкви тогда умели себя вести крестьяне-христиане»,- подвела итог сказанному моя крёстная. В словах – холодок. Намёк, похоже, мне, далёкому от православных тонкостей размышлений. На ворчливую реплику старшего отреагировал тогда молчанием. Но и грешить в этом бывшем Боговом доме больше не пришлось: снесли церковь-клуб, выстроив в районе молзавода новый Дворец культуры. И меня судьба занесла в омутинские края. Наведывался теперь оттуда на Пегановскую площадь, потому что сельсовет водрузил на ней мемориальные плиты-стелы, на которых бронзовеют фамилии павших в Великую Отечественную. Тут только наших мишенских Шестковых – 13 солдатушек сгинувших. В здешних траурных списках и папа мой Евгений Иванович...
Надо бы чаще, но у меня получается раз в год принести на главную площадь Пеганово букетик полевых цветов и помолчать благоговейно, с думой о ближних и о себе.
Но живущим – о жизни думать. У меня, у педагога уже Шабановской семилетки, просто не было права, как и у любого сельского идеолога, уклоняться от самодеятельности в местном клубе. Участвовал в одноактных пьесах, пел в хоре и, конечно же, продолжал любительскую декламацию, увлёкся прозой Шолохова, юморными монологами деда Щукаря из «Поднятой целины». В 57-м в соавторстве с баянистом Вениамином Усовым сочинили песню. С моими словами она была опубликована в «Тюменском комсомольце» и предлагалась в репертуар первого областного фестиваля молодёжи.
Ещё одно увлечение моё, селькоровское усердие, приметили тогда во властных инстанциях, и в этом же 57-м позвали в районку, в «Ударник».
- Иди в час добрый, газетствуй. Если писательский зуд зовёт, – напутствовал с улыбкой старший мой друг, уважаемый директор школы Николай Алексеевич Семеновский.
Ушёл в прессу, похоже, не зря. На полвека ушёл в любимое дело, попутно не забывая о самодеятельном творчестве. С желанием примкнул к коллективу Омутинского народного театра, которым командовал мой новый приятель Григорий Лутошкин и успешно актёрствовал ещё один мой новый приятель Алексей Захаров. Кстати, этому славному творческому содружеству в разные времена служили добровольцы из местной газеты – корреспонденты Владимир Жерновников и Николай Денисов, заведующие отделами Валентина Васильева и Клара Удот-Подъяпольская, редакторы издания Владимир Меляков и автор этих строк.
Артисты из народа шли сюда династиями, семьями. В драме Иванова «Шуми, дубравушка», например, среди 22 исполнителей роли Савы Василькова, Тимки Спасова, Якова Донскова играли три брата Шалабодовых Иван, Владимир и Валерий.
Театр с солидным репертуаром, неоднократный дипломант Всероссийского и областных смотров художественной самодеятельности, завоевал высокий авторитет у местных зрителей. И не только у них. Гастроли в Юргинском, Голышмановском, Армизонском районах, в Вагае железнодорожном, в Ситниково проходили с непременными аншлагами. Театр уверенно брался за масштабную драматургию, подарил благодарной публике «Голос Америки» Лавренёва, «Барабанщицу» Салынского, «Стряпуху» Сафронова, «Мать своих детей» Афиногенова, «С повинной», «Трибунал» Махаенка, «Сослуживцев» Рязанова, «Вассу Железнову» Горького, «А зори здесь тихие» Васильева, «Мамашу Кураж» Брехта. Все работы любителей-театралов не перечислишь. Важней другое.
«Эти артисты зарекомендовали себя как способный, дружный коллектив, создавший много интересных спектаклей. Радует то, что наши самодеятельные театры выходят из детского возраста, мужают, берутся за большие проблемные пьесы и успешно над ними работают в интересах зрителя», одобрительные слова эти сказаны мастером-профессионалом, заслуженным артистом РСФСР, видным творцом труппы Тюменского драмтеатра Юрием Замятиным. Похвальные слова эти сказаны после просмотра им «Иркутской истории» Арбузова, произведения сложного, многоэпизодного, массового, трудного в сценическом решении. Значимое произведение требовало режиссёрского таланта и смелости, актёрской мудрости и прилежания. В работу эту включены были старожилы самодеятельности Александр Сосновцев, Эмилия Кормишина, Афанасий Чепля, Нина Тигеева, Алексей Захаров, Юрий Кравченко, Анатолий Тарашнин, Галина Кузнецова. Главного героя драмы Сергея Серёгина доверили мне. Рецензент «Тюменской правды» в публикации «Смелость, помноженная на труд» (14.02.65) высоко оценивает мастерство исполнителей, в числе которых и моя персона: «Прост и обаятелен Александр Шестаков в роли Сергея. Вот он перед нами начальник смены «шагающего». Увлечённый творческим трудом и влюблённый во взбалмошную девчонку. Скромный и справедливый, резкий и душевный».
За эту роль областное управление культуры вручило мне диплом участника Всероссийского смотра сельской художественной самодеятельности. С этим спектаклем мы сработали рекордно, сыграв его 15 раз на различных площадках, в том числе и на областном телевидении. В Тюмень ехали окрылённые. Доверие и почёт-то какой! Спектакль делали взволнованно, старались изо всех сил. Получился, по оценкам высоких спецов, удачным.
Уставшие, как говорят, но довольные, возвращались домой. Потешный случай произошёл с нами на железнодорожном вокзале. Про маленький эпизод этот недавно рассказал поэту Виктору Захарченко. С магнитофонной записи в журнале «Врата Сибири» рассказик этот выглядит так: «Ждём отправления поезда, ребята и говорят:
- Тоскливая дорога будет. Саша, сходили бы с Алёшей, пива в ресторане взяли.
Пошли, просим:
- Дайте нам пива на вынос.
Официантка в ответ:
- А на вынос у нас не продаётся. Садитесь, пейте, сколько душе угодно, а на вынос нет, не даём. Сколько вам надо?
- Ящик, наверное...
- Да вы что, сдурели? Ни в коем случае!
И вдруг другая официантка, пробегая мимо, остановилась, всплеснула руками и как закричит:
- Сергей! Серёгин! Так вы живой?! (по спектаклю-то герой гибнет- Авт.) А моя дочка всю ночь сегодня не спала, всё плакала и плакала, едва успокоили. Сейчас прибегу домой, скажу, что видела Сергея Серёгина в нашем ресторане, пива просил. Сколько вам надо пива?
- Хотели взять, да не дают...
- Сколько вам ящиков?
- Да одного хватит.
Обратную дорогу в Омутинку труппа ехала с пивом благодаря силе искусства. Ныне, наверное, уже не такой поразительной...».
Ушедшим летом в Тюменском кукольном театре «давали» не для совсем маленьких «Старомодную комедию» того же великолепного Алексея Арбузова. В пьесе двух актёров кипят сценические страсти, а в зрительских местах юные леди и джентльмены крепко примагнитились к голубым экранчикам своих мобильных телефонов, азартно давят и давят на кнопочки увлекательной электронной игрушечки. У этих, похоже, праздник сердца уже не под сводами театра, «где школа слёз и смеха... и вечные откровения»...
Вот и меня в своё время вызвал «на ковёр» большой районный идеологический начальник, который никак не мог или не хотел понимать роль-значение этой школы. Вызвал и с подковырочкой спрашивает:
-Ты член бюро райкома партии?
-Член...
- Ты редактор районной газеты?
- Редактор...
-Ты солидный человек?
– Не знаю, вроде бы солидный...
-Как же тебе не стыдно в театрах этих любовников изображать с поцелуями! Сколько можно ваньку валять, комедии корчить. Покинь немедленно это клоунское дело.
– Так я же не для себя только, но и для народа...
-Пусть этим желторотые мальчишки занимаются, кривляясь для народа. А ты для народа своим большим журналистским пером газету серьёзную делай, но в лицедеи не лезь....
Огорчённый, пришёл я к режиссёру Лутошкину:
-Григорий Николаевич, придётся мне вас покинуть. Вот такое дело.... И поведал о разговоре с представителем партвласти.
- Ты что, дурак, что ли? - вспыхнул стойкий жрец театра, готовый в любой момент встать на защиту любимого детища.- Мы ведь не меньшего размера дело делаем, что вы в газете! Посуди сам: каждый спектакль по многу раз с полными залами идёт и в райцентре, и в сёлах периферийных, и в районах соседних. Люди-то знают, куда им идти. Мы же просвещаем-воспитываем, культуру несём. Мы в одной упряжке с газетой твоей сеем разумное, доброе, вечное.
Точку в разговоре поставил взволнованной некрасовской патетикой: «Сейте! Спасибо вам скажет сердечное русский народ...».
Убедил. Вдохновил на продолжение актёрства. И сыграть ещё мне пришлось Алёшу Шумова в драме Голосовского «В шестнадцать мальчишеских лет», Бориса Горелова в комедии Смирновой, Крайнделя «У себя в плену», Николая Салова в спектакле Розова «В день свадьбы», Ивана Таланова в драме Леонова «Нашествие», учёного Арнольда в пьесе Делендика «Вызов богам», пастушка Андрейку в музкомедии Юхвида-Александрова «Свадьба в Малиновке».
Областная газета, куда перешёл в 71-м, уготовила мне расставание с народным Омутинским театром, но подарила общение с коллективом Тюменского драматического, которым командовал большой мастер, заслуженный деятель искусств РСФСР, кавалер ордена Ленина, участник Великой Отечественной войны Евгений Анатольевич Плавинский. Поклонник крупных театральных форм, в постановке которого зритель увидел шекспировского «Короля Лира», «Трактирщицу» Гольдони, «Федру» Россини, дал сценические трактовки драматургии местных авторов, пьесам Лагунова, Тоболкина «Так было», «Сказание об Анне». Несколько сезонов я регулярно смотрел работы Евгения Анатольевича и делал портретные наброски актёров. В итоге получились дружеские шаржи на многих из них.
А. Е. Шестаков
ТЕАТР – ЭТО ШКОЛА СЛЁЗ И СМЕХА
…Моей первой серьёзной пробой сил на стезе сценической стали выступления в 60-е послеармейские годы, когда стал учительствовать в Угрюмовской начальной школе. Читал тогда перед односельчанами преимущественно басни Михалкова. Чаще других вот эти: «Как старик корову продавал», «Лев и ярлык», «Заяц во хмелю». Иногда, осмелев, предлагал свои коротенькие сатиры, опубликованные в районке у Розы Ковяткиной: «Орёл и Кукушка», «Сила моды», «Пьянчуга и Пичуга», «Гроза лесов», «Грач и Крот». Принимали начинающего эстрадника хорошо. Зал не жалел ладоней, подбадривая смущённого чтеца.
Радостный, благодарный смотрю на аплодирующих. Увидел мрачноликую, отрешённо притихшую вдовушку Настастью с прижавшимися к ней малютками Тоней и Томой. Шестиклассником квартировал у приветливой моей однофамилицы Михайловны в её малюсеньком пятистенничке. В те годы Пеганово тоже держалось на плечах вот таких двужильных, стосильных крестьянок-тружениц, у которых не было праздных минуток для походов на редкие концерты в клуб, в котором ещё недавно была церковь. У живущих на изломе века не выветрился ещё тихий протест бездумно жестокому разгрому деревенского храма. Селяне почтенных лет не хотели видеть безбожное балаганство на святой территории. Их коробило зубоскальство комедиантов в останках духовной обители. Недавняя краса растоптана, обругана, с обрушенными главами-маковками, с низвергнутыми звон-колоколами.
Не поняла, не приняла моя сердечная и совсем не религиозная тётушка Настасья моей старательной басенной клоунады. Да и самое трепетное жюри моё как-то сдержанно высказывало свои эмоции. Дядя Коля, два брата Саши и брат Толик болели за меня отчаянно. А вот две тёти Ули Ульяна Николаевна Шестакова и Ульяна Никифоровна Уросова не шибко ликовали. Вторая из них моя духовная мама, моя лёля-крёстная дорогой к дому серьёзно-серьёзно сказала: «Забыл, однако, Саня, что в церкви этой, где ныне клуб, крестила тебя...».
И услышали мы бодренький рассказ о трудном пешем 24-километровом переходе лёли Ули из Мишино до Пеганово и обратно с крохой-мальцом на руках. Со мной, значит, которого надо было доставить к обряду крещения. Возвращаясь от торжественной купели, путники попали в купель небес: на них обрушился ливень. Шпарил он, как из ведра, промочил до ниточки одежду, расквасил полевую дорогу. А лёля была в выходном неношеном зипуне. Набрякший, он превратился в наждачную грубую домоткань, безжалостно, до кровушки, дравшую незащищённые ноги женщины.
«А в церкви тогда умели себя вести крестьяне-христиане»,- подвела итог сказанному моя крёстная. В словах – холодок. Намёк, похоже, мне, далёкому от православных тонкостей размышлений. На ворчливую реплику старшего отреагировал тогда молчанием. Но и грешить в этом бывшем Боговом доме больше не пришлось: снесли церковь-клуб, выстроив в районе молзавода новый Дворец культуры. И меня судьба занесла в омутинские края. Наведывался теперь оттуда на Пегановскую площадь, потому что сельсовет водрузил на ней мемориальные плиты-стелы, на которых бронзовеют фамилии павших в Великую Отечественную. Тут только наших мишенских Шестковых – 13 солдатушек сгинувших. В здешних траурных списках и папа мой Евгений Иванович...
Надо бы чаще, но у меня получается раз в год принести на главную площадь Пеганово букетик полевых цветов и помолчать благоговейно, с думой о ближних и о себе.
Но живущим – о жизни думать. У меня, у педагога уже Шабановской семилетки, просто не было права, как и у любого сельского идеолога, уклоняться от самодеятельности в местном клубе. Участвовал в одноактных пьесах, пел в хоре и, конечно же, продолжал любительскую декламацию, увлёкся прозой Шолохова, юморными монологами деда Щукаря из «Поднятой целины». В 57-м в соавторстве с баянистом Вениамином Усовым сочинили песню. С моими словами она была опубликована в «Тюменском комсомольце» и предлагалась в репертуар первого областного фестиваля молодёжи.
Ещё одно увлечение моё, селькоровское усердие, приметили тогда во властных инстанциях, и в этом же 57-м позвали в районку, в «Ударник».
- Иди в час добрый, газетствуй. Если писательский зуд зовёт, – напутствовал с улыбкой старший мой друг, уважаемый директор школы Николай Алексеевич Семеновский.
Ушёл в прессу, похоже, не зря. На полвека ушёл в любимое дело, попутно не забывая о самодеятельном творчестве. С желанием примкнул к коллективу Омутинского народного театра, которым командовал мой новый приятель Григорий Лутошкин и успешно актёрствовал ещё один мой новый приятель Алексей Захаров. Кстати, этому славному творческому содружеству в разные времена служили добровольцы из местной газеты – корреспонденты Владимир Жерновников и Николай Денисов, заведующие отделами Валентина Васильева и Клара Удот-Подъяпольская, редакторы издания Владимир Меляков и автор этих строк.
Артисты из народа шли сюда династиями, семьями. В драме Иванова «Шуми, дубравушка», например, среди 22 исполнителей роли Савы Василькова, Тимки Спасова, Якова Донскова играли три брата Шалабодовых Иван, Владимир и Валерий.
Театр с солидным репертуаром, неоднократный дипломант Всероссийского и областных смотров художественной самодеятельности, завоевал высокий авторитет у местных зрителей. И не только у них. Гастроли в Юргинском, Голышмановском, Армизонском районах, в Вагае железнодорожном, в Ситниково проходили с непременными аншлагами. Театр уверенно брался за масштабную драматургию, подарил благодарной публике «Голос Америки» Лавренёва, «Барабанщицу» Салынского, «Стряпуху» Сафронова, «Мать своих детей» Афиногенова, «С повинной», «Трибунал» Махаенка, «Сослуживцев» Рязанова, «Вассу Железнову» Горького, «А зори здесь тихие» Васильева, «Мамашу Кураж» Брехта. Все работы любителей-театралов не перечислишь. Важней другое.
«Эти артисты зарекомендовали себя как способный, дружный коллектив, создавший много интересных спектаклей. Радует то, что наши самодеятельные театры выходят из детского возраста, мужают, берутся за большие проблемные пьесы и успешно над ними работают в интересах зрителя», одобрительные слова эти сказаны мастером-профессионалом, заслуженным артистом РСФСР, видным творцом труппы Тюменского драмтеатра Юрием Замятиным. Похвальные слова эти сказаны после просмотра им «Иркутской истории» Арбузова, произведения сложного, многоэпизодного, массового, трудного в сценическом решении. Значимое произведение требовало режиссёрского таланта и смелости, актёрской мудрости и прилежания. В работу эту включены были старожилы самодеятельности Александр Сосновцев, Эмилия Кормишина, Афанасий Чепля, Нина Тигеева, Алексей Захаров, Юрий Кравченко, Анатолий Тарашнин, Галина Кузнецова. Главного героя драмы Сергея Серёгина доверили мне. Рецензент «Тюменской правды» в публикации «Смелость, помноженная на труд» (14.02.65) высоко оценивает мастерство исполнителей, в числе которых и моя персона: «Прост и обаятелен Александр Шестаков в роли Сергея. Вот он перед нами начальник смены «шагающего». Увлечённый творческим трудом и влюблённый во взбалмошную девчонку. Скромный и справедливый, резкий и душевный».
За эту роль областное управление культуры вручило мне диплом участника Всероссийского смотра сельской художественной самодеятельности. С этим спектаклем мы сработали рекордно, сыграв его 15 раз на различных площадках, в том числе и на областном телевидении. В Тюмень ехали окрылённые. Доверие и почёт-то какой! Спектакль делали взволнованно, старались изо всех сил. Получился, по оценкам высоких спецов, удачным.
Уставшие, как говорят, но довольные, возвращались домой. Потешный случай произошёл с нами на железнодорожном вокзале. Про маленький эпизод этот недавно рассказал поэту Виктору Захарченко. С магнитофонной записи в журнале «Врата Сибири» рассказик этот выглядит так: «Ждём отправления поезда, ребята и говорят:
- Тоскливая дорога будет. Саша, сходили бы с Алёшей, пива в ресторане взяли.
Пошли, просим:
- Дайте нам пива на вынос.
Официантка в ответ:
- А на вынос у нас не продаётся. Садитесь, пейте, сколько душе угодно, а на вынос нет, не даём. Сколько вам надо?
- Ящик, наверное...
- Да вы что, сдурели? Ни в коем случае!
И вдруг другая официантка, пробегая мимо, остановилась, всплеснула руками и как закричит:
- Сергей! Серёгин! Так вы живой?! (по спектаклю-то герой гибнет- Авт.) А моя дочка всю ночь сегодня не спала, всё плакала и плакала, едва успокоили. Сейчас прибегу домой, скажу, что видела Сергея Серёгина в нашем ресторане, пива просил. Сколько вам надо пива?
- Хотели взять, да не дают...
- Сколько вам ящиков?
- Да одного хватит.
Обратную дорогу в Омутинку труппа ехала с пивом благодаря силе искусства. Ныне, наверное, уже не такой поразительной...».
Ушедшим летом в Тюменском кукольном театре «давали» не для совсем маленьких «Старомодную комедию» того же великолепного Алексея Арбузова. В пьесе двух актёров кипят сценические страсти, а в зрительских местах юные леди и джентльмены крепко примагнитились к голубым экранчикам своих мобильных телефонов, азартно давят и давят на кнопочки увлекательной электронной игрушечки. У этих, похоже, праздник сердца уже не под сводами театра, «где школа слёз и смеха... и вечные откровения»...
Вот и меня в своё время вызвал «на ковёр» большой районный идеологический начальник, который никак не мог или не хотел понимать роль-значение этой школы. Вызвал и с подковырочкой спрашивает:
-Ты член бюро райкома партии?
-Член...
- Ты редактор районной газеты?
- Редактор...
-Ты солидный человек?
– Не знаю, вроде бы солидный...
-Как же тебе не стыдно в театрах этих любовников изображать с поцелуями! Сколько можно ваньку валять, комедии корчить. Покинь немедленно это клоунское дело.
– Так я же не для себя только, но и для народа...
-Пусть этим желторотые мальчишки занимаются, кривляясь для народа. А ты для народа своим большим журналистским пером газету серьёзную делай, но в лицедеи не лезь....
Огорчённый, пришёл я к режиссёру Лутошкину:
-Григорий Николаевич, придётся мне вас покинуть. Вот такое дело.... И поведал о разговоре с представителем партвласти.
- Ты что, дурак, что ли? - вспыхнул стойкий жрец театра, готовый в любой момент встать на защиту любимого детища.- Мы ведь не меньшего размера дело делаем, что вы в газете! Посуди сам: каждый спектакль по многу раз с полными залами идёт и в райцентре, и в сёлах периферийных, и в районах соседних. Люди-то знают, куда им идти. Мы же просвещаем-воспитываем, культуру несём. Мы в одной упряжке с газетой твоей сеем разумное, доброе, вечное.
Точку в разговоре поставил взволнованной некрасовской патетикой: «Сейте! Спасибо вам скажет сердечное русский народ...».
Убедил. Вдохновил на продолжение актёрства. И сыграть ещё мне пришлось Алёшу Шумова в драме Голосовского «В шестнадцать мальчишеских лет», Бориса Горелова в комедии Смирновой, Крайнделя «У себя в плену», Николая Салова в спектакле Розова «В день свадьбы», Ивана Таланова в драме Леонова «Нашествие», учёного Арнольда в пьесе Делендика «Вызов богам», пастушка Андрейку в музкомедии Юхвида-Александрова «Свадьба в Малиновке».
Областная газета, куда перешёл в 71-м, уготовила мне расставание с народным Омутинским театром, но подарила общение с коллективом Тюменского драматического, которым командовал большой мастер, заслуженный деятель искусств РСФСР, кавалер ордена Ленина, участник Великой Отечественной войны Евгений Анатольевич Плавинский. Поклонник крупных театральных форм, в постановке которого зритель увидел шекспировского «Короля Лира», «Трактирщицу» Гольдони, «Федру» Россини, дал сценические трактовки драматургии местных авторов, пьесам Лагунова, Тоболкина «Так было», «Сказание об Анне». Несколько сезонов я регулярно смотрел работы Евгения Анатольевича и делал портретные наброски актёров. В итоге получились дружеские шаржи на многих из них.