488 Федосеенков № 16
Михаил Алексеевич Федосеенков


Новая книга М. Федосеенкова «№ 16» возникла из стихотворений и поэм нескольких прошедших лет.

Вторую часть книги составляют «Календарные мотивы» — мозаичный стихотворный альбом текущих погодных заметок, зарисовок и личный, почти семейный дневник автора, подспудно вызревавший давно, а сформированный лишь теперь.

За помощь в издании «№ 16» автор искренне благодарит Сергея Козлова, Мирослава Бакулина и Тимофея Сайфуллина!









МИХАИЛ ФЕДОСЕЕНКОВ







№ 16



_стихи_




* * *


Коромысел плёсы, морок.
Теремов белёсых волок.
Новоранний синий полог.
А под ними — тишина,
Словом слов порождена.

Разговаривают цветом,
Распускаясь, травы летом.
Дрожью шепчутся зимой
Ив метёлки над землёй.
А весной щебечут взоры
Про счастливые просторы…






* * *


Янтарно-алый вычудил закат,
Подсветку кромок туч порожних,
Едва икрою выметавших град,
И — в ранах
рваных подорожник…

Спустя минуту-две закат уже
Горит янтарно-изумрудно…
Невероятен красочный сюжет —
Произойти такому трудно
На самой васильковой из планет!






* * *


Как будто кровля изветшала —
И моет нас во всякий час,
И снегом накрывает шало,
И камни падают на нас…

Но мы скрипим и уповаем
На долю лучшую в конце —
Мол, разговеемся за чаем
На светлом
с крыльями крыльце.






* * *


Я погоду шалую
В мозглоту разжалую
И уйду от гмыри
В «Сашку» или «Мцыри»,

Посмакую «Монго» ли,
Пожелав Монголии
Умыкнуть не глядя
У Сибири хляби!






* * *


Она сработана при Гоголе
На старом гамбургском заводе.
Её чуть было не раскокали,
Раскатывая в чистом во поле,
Чтоб закрепить на небосводе.

Лунём я обитаю на Луне —
Коль говорить определённо —
Сначала жил на спальной стороне,
Теперь живу на осветлённой.

И ничего здесь нету дикого,
Но лишь последствия
великого.






* * *


Небосводом сбились в стаи
И влекутся горностаи —
Белошёрсты и легки
Драгоценные зверьки.

А внизу зверьки попроще —
Дворовые шавки ропщут.
Так проходит день за днём;
Где-то тут и мы бредём.






* * *


Ярем тащат, меря
Силу своих ветвей,
Сосны и ели…
Звери
Меряют зыбь путей.

Нынче поднавалило.
Спится тепло ежам.
Хруст —
древесные жилы
Лопаются по швам.






* * *


Выйду за ворота
Маеты громины —
И стоят лавиной
Дивные дремоты,
Белые тишины…

Побродяжу тенью
Отдалённой рощей,
Станет жить чуть проще
В светопреставленья
Горести всеобщей.






* * *


Вновь в священный трепет
Повергает рань:
Вьюга рвёт и треплет
Мировую ткань.

Древние напевы
Вновь поёт Земля,
Мертвенные девы —
В танцах февраля…






* * *


Помечтать порой не вредно
О грядущем бытии,
Поспешая не усердно
В настоящем питии…

Пью настой морозный эха
В череде белёсых крон
Да пернатый по застрехам
Предвесенний перезвон.






* * *


В иве репу перевив,
Исцелив Кита в затоне,
Сон ушёл на перерыв.

Тяжкий слышится надрыв —
То пурга, хромая, стонет —
Спотыкается о тын,
Куст, торчащий из сугроба,
Бор драконовых хребтин…

Не видать Луны алтын
В брешь хрустального укропа.






* * *


С утра потрясение
Из потрясений —
Влетел, исцеляя,
Воздух весенний.

Достаточно сделать
Один только вдох —
И радость грядущих
Поёт суматох.

Сегодня — открытие.
Знаменье — завтра.
И нету предела
Правленью чудес…

Один из отряда
Простых чудонавтов
Я время вкушаю,
Как манну небес.






* * _*_


Накатила теплота
Раньше времени…
Притаились холода
За сутеменью.

К ночи выпадет снежок,
Запуржит, глядишь.
И прошьёт шагов стежок
Утреннюю тишь.






* * *


Белый перечень вьюг позади.
И призывно трезвонят капели.
И попробуй мечты осади,
Уложи в отрешенья постели!

На дворе рассупонился люд,
Вербы-яблони помолодели,
Тени тучек веснушки клюют
С лика улицы-фотомодели.






* * *


Ахи — тебе, щебетиха,
Из-под кровель звонариха,
Оживу и я с тобой,
Расцветая городьбой!

Старшая сестрица лета
Душу рвёт со шпингалета,
Вынося её как стих
В вихрогон судеб людских…






* * *


По карнизам — угрожающие виснут,
Серебрясь и розовея словно висмут…
Ну а нам до неприличия легко,
Оттого что сердце на сердце легло!






_*_ * *


Красота да дивнота,
Та-да-ди да ди-да-та,
Не иссякнут никогда
В этом мире достославном.

Хоть удача, хоть беда —
Будет цокать с крыш всегда,
Лепетать в ручьях вода,
Белогорьем реять плавным,

А по стрункам златояри
Будут певчие гуслярить,
Дабы хоть одна душа
Трепетала, чуть дыша!






* * *


Веет в сумерках землёй
Рыхлой, благорастворённой,
Сочной, гнилостно-ядрёной,
Озабоченной весной.

Я дышу — не надышусь!
Всё окошко не закрою,
Чую вечное, родное —
И восторженность, и грусть.






* * *


Уврачуй наши раны любовь,
До времён снизошедшая в мир,
Чтоб с утра мы услышали вновь
Первозданную радость стихир

Ветерка, и листвы, и пичуг,
Чтоб увидели заново цвет
Беззастенчивых яблонь вокруг,
На любовь
дав любовью ответ!






* * *


Забрала любовь-чумиха,
Жутким жаром объяла —
Жил себе, не ведал лиха,
А теперь гори дотла!

Может, всё, зачем рождён ты,
В этом вызове судьбы
И на милости девчонки
Из ставенчатой избы?

Провожал её всё лето
Звездопадною порой,
Но совсем не значит это,
Что ты — грёз её герой.






* * *


С нею нечто появилось
В этой яви, всем известной, —
Глаз ли жертвенная милость,
Лепестков ли бестелесность…

Ощутилась с ней нездешность
Чисто здешнего пейзажа.
Засквозила бесконечность
Из дверей, закрытых даже;

Засветился день иначе
Рядом с ней, слегка дрожа,
Будто бы в счастливом плаче
Жизнь зашлась моя-душа!






* * *


Став некогда насущной темой,
Ужель теперь достойна лишь огня
Ночная нервная система
И кровеносная система дня?

Я не готов сжигать все связи,
Молчания ажурные мосты
И кружева словесной вязи,
Которыми грешили я и ты!






* * *


Я помню, как древесным соком
От корня к почкам восходил,
Шумел на тополе высоком,
Слетая ворохом в подстил.

По мне влюблённые гуляли,
Шепча признанья не спеша,
А в шелестящем покрывале
Осанну пела им душа.

И снова я древесным соком
От корня к почкам восходил
И, веселясь зелёным оком,
Собор Творенья славил мил…






* * *


Иван-чайные да мальвовые башни,
Кучные тысячелистника цветы
Да анисовые, тминные зонты…
Помню, были погружения всегдашни
В тот душистый мир,
и был я с ним на «ты».

Как желанно возвращение восторга —
Поскорей из рукотворной суеты
И купи-продайской помой духоты
Выйти вон
и с позабытого пригорка
Ринуться в родные травы да цветы!






* * *


Добросовестные зори,
Благородная роса.
И в изменчивом узоре
Травяные чудеса.

Если близко присмотреться —
Там вселенная своя.
Но не снадобий и специй —
Жертвенного бытия.






* * *


Беззаботный юнец,
Околес-куролес,
Я бегу со всех ног
На речушку сквозь лес.

Там юрченье мальков,
Хороводы стрекоз
И отвес синевы
Над песком в полный рост.

Этот сон из глубин
Востекает не раз.
И всё более с явью
Мрачнее контраст.






* * *


Сливаясь заживо с природой,
Я счастлив был среди светил
И абсолютно не следил
За конъюнктурой и за модой,

Но млел ручьём и синим током
Броженья туч перед грозой,
Кружил осой и стрекозой,
Став осью мира
ненароком…






* * *


Есенин в стоге сена
И в роще кучерявой
Поёт проникновенно,
Не гордо-величаво —
Зависшей стрекозою
Над ивовой косою,
Травою плавнокудрой
Со дна ручья под утро
Поёт смиренномудро
И падает росою;

В бруснике и грибах он
На затенённом склоне,
И по лугам распахан,
Где взбрыкивали кони,
В нём лад всего соптичья,
И хор всего пшеничья,
И тишь всего внеземья,
И грусть всего Вселенья,
И пагуба веселья!






* * *


С огнём, подобным посоху,
Сперва хромал он посуху,
Потом сорвался как пострел,
Взбивая лужи блеском стрел.

И вот мы впаяны в него,
Убогого недавнего,
Теперь сверкать вовсю он рад
Алмазом в триллион карат!






* * *


Под золотистый дождь
Из шелеста Хакима
Идёт обычный дождь,
Но слуха строго мимо.

Лишь сурдоперевод
Стеканий виден в раме
Про то, что грусть берёт
Нас голыми руками.

А в это время над
Двумя дождями третий —
Из метеоров — рад
Жечь в околопланетье.

А я меж трёх дождей
Задумал сверхжеланье —
Оно в один из дней
Осуществится втайне.






* * *



1

Обозначаясь промельком,
Он танцевал по кровелькам,
По шиферу и вару,
Плясал по тротуару,

Колбасился незаданно
Садами-палисадами,
Блестел-переливался
По ходу джиги-вальса.




2

Читали капель перечень,
Согласно мы грустя.
И слышалось переченье
В ворчании дождя.

Как будто бы на большее
Рассчитывал, чем грусть…
Но, видя, что не ропщем мы,
Исчез — мол, ну и пусть!






* * *


По моей восходящей мечте
Серость целится мира.
Я водою несу в решете
Все оттенки эфира.

Млеет мирт, промышляет пчела,
Улыбается полдень.
Без мечты —
хоть картина мила —
Не является полной…






* * *


Пусть приходят волк с волчицей
Тропами муравчатыми
Жажду жизненной журчицей
Утолить с волчатами;

Пусть приходят людь с людихой
Да своими детками,
Чтоб испить чистейшей, тихой
Под лесными ветками!






* * *


Разметелились травы,
Отрада на убыль идёт.
На глазах у раззявы
Ещё один старится год.

Как вернуть эту негу
Овсяно-пыреистых зорь,
Восприняв как потеху
С теплом
расставания хворь?!






* * *


Словно огненные птицы,
Листья вихрями кружились,
Под напором кутерьмицы
Клён стонал, коряв и жилист.

Скоро всё сменилось это
Несусветным громобоем,
Ливнем, градом, фиолетом,
Поглотившим с головою…






* * *


Молча шагают прохожие.
Молча, как прожига-мим,
Мечет октябрь пригоршнями
Золото под ноги им

Так почему-то устроено,
Что немотою сквозят
Бездны, вновь отворённые,
Где торопеет наш взгляд.

И по душе отрешение
После кругов на износ.
В тихое небо вечернее
Вяз
изваянием врос…






* * *


Нас связующая нить
Слабнет.
Незачем судить-рядить.
Славно!

И становится судьбой
Осень.
Льётся серо-голубой
Осмий.

Есть хоть кто-нибудь живой?
Прочерк.
Выше — раной ножевой —
Просверк.






* * *


Ну а то ли ещё было
Да бывало под Луной —
Люди жили
с одним носом
И единою спиной,

Говорили зипунами,
Замороженной треской,
Разговаривали квасом,
Батогами день-деньской,

Поговаривали-брили,
Воротили, говоря,
Волоса на крокодиле,
Шерсть на шее фонаря!






РАЗБИТНОЙ


Бугульма, Елабуга,
Тихвин, Городец.
Выходил ненадолго —
Не нашёл крылец.

Заплутал бурьянами
Да болотным мхом,
Облаками рдяными
Просквозил верхом.

Поднырнул под радугу
И видал, стервец,
Бугульму, Елабугу,
Тихвин, Городец!






* * *


Не пресмыканием
В чаду трущоб —
Твоим дыханием
Мир жив ещё,

Дающий рифму нам,
Как птицам трель,
И время временам,
И целям цель!






* * *


Раннее утро,
День выходной.
С яблонь, черёмух —
Наперебой —

Чиф-чиф-чиффычи,
Чиф-чиф-чисслик,
Слик-слик-чиффычи, —
Звучит заклик.

Радости сколько
И простодушья,
Благословенна
Песня пичужья!






* * *


Слушаю дождь. Представляется море.
И в серой дымке линкор на дозоре.
А у японок в глазах чёрный жемчуг.
Те меж собою всё шепчут и шепчут…

Слушаю дождь. И портовые краны
Как ватага жирафов кивают вдали.
Дождь разбудил
меня рано-прерано.
Чтобы на мачте увидел я флаг Сомали

Или какого-нибудь Мозамбика.
В окне фиолетится хмарь как черника…






* * *


Давным-давно в деревне Сухово,
Что в речке тонет каждый год,
Где горемычною житухою
И нынче мается народ,
На свет явилась мамочка моя.
На улице Береговой.
На Третьей, вроде бы…
или Второй.
Пожалуй, непригодней для житья
Нет места в мире… Боже мой!
Но детство там смеялось мамино,
На берегу Томи-реки,
Среди лачуг совсем не каменных,
И жизнь любило
вопреки.






РЕБЯТНЯ


Ил, сор — тут росли,
У самой воды.
Яко водоросли,
Яко асы уды…






* * *


Родимая нахаловка,
Хибарки-мазанки, курятники, кусты,
Ты грубой нитью вышиваловка
И пальцевееровка ты!
Отсель мои родители,
Бесправные и нищие, произошли,
Отсюда я; кого обидели,
Что нету нам другой земли?
Но кто так Родину любил?!
Из самых гиблых подворотен,
из могил,
Под плеск воды
и блеск ночных светил,
Под шелест ив
и пахнущий мальками ил…
Никто её так не любил!






ЧЕТВЕРОЕДИНАЯ


Её выжигали калёною сталью.
Её заливали кипящей смолой.
Ломали ей кости колымскою далью.
Пускали в расход коридорною мглой…

Она воскресала в раздольных напевах,
В молениях истых горячих сердец.
Она не делилась на красных и белых,
Она есть всех наших
стремлений венец —
И в чаяньях исстари с верою длилась
Свобода-любовь-красота-справедливость!






* * *


Сквозь лихие кривды реки,
Через скверн густой замес
Различают человеки
Семипесни, семисмехи
Семиярусных небес!

Там в ладу с душою всякой,
Изнурённой во скорбях,
В радости семероякой
Рай гудёт не второпях…

Есть и те, кто внемлют даже —
Семипядные во лбу —
И девятой небочаше
Сквозь кромешную гоньбу!






* * *


Какой-то затопленный скверик,
А рядом полно детворы.
И мой покидающий берег
Кораблик из красной коры…

Лучистый окраинный скверик
Из детского сна вспомнил я.
И снова так хочется верить
В хорошее в мире гнилья!

О где это зрение счастья
И чистые детские сны,
Зачем заменили их страсти
И горькие будни страны?!

Куда же задвинулось счастье,
Забытое с юных времён,
И в силу чьего сопричастья
Доверчивый взгляд омрачён?!






* * *


В полруки булгачит вьюга.
В полноги шагаем мы.
И беседа в виде круга
Возвращается до тьмы.

Друг-философ рад до рани
Спорить о судьбе Руси…
Не вокруг ли Круглой бани
Мы толчёмся, гой-еси?!






* * *


Низок вяз, в небесах увяз.
Высок клён, до земли склонён.
Летит голубка, далека халупка.
Летит тетёрка, всё видит зорко.
Машет мышь ей хвостом с пригорка.

Во пригорке живут хрущи-поищи.
Да светляки стрекочут-сверкочут.
В океян-море скачут коньки тихо.
А под дном-то клокочет жар лихо.

А и там обитает малая тварь.
Равно как всюду, где ни пошарь.
А и весь её рой мыслям
людским под стать.
А не то ли
и есть свыше нам благодать,
Что не станем
со всем растекаться-плутать!






ИСТЫЙ


Так сказал, как шелепугою предолгой,
Туго сыромятной кожею сплетённой,
Со всей удалью стегнул, — и далью звонкой
Раскатилось вторье до границы дённой,
А за нею вздрогнула ночная звёздка,
Аж с печи в избе посыпалась извёстка!

Обернулся всяк при этом пеший-конный,
Встрепенувшись, навострили уши звери,
Схоронился ястреб за горою тёмной,
Ну а мыши повыскакивали в двери;

И любые шелесты кругом притихли,
Рябь разгладилась по рекам и озёрам,
Пресеклись все кривотолки да бредихи, —
Хоть внемли прапращуров переговорам…

И отправился сквозь бор зелёный
Удалой наш молодец тропой знакомой.
Глядь — дорожки той заветной поперёк
Частокол стоит, и крепок, и высок.

И конца ограде нету вправо-влево.
Постучал он вежливо в забора древо —
Может быть, откроют где-то ход,
Уважать, мол, надо же народ!

Но в ответ лишь был облаян злыми псами,
Пёсьи морды тали прыгать над зубцами
Частокола из соснового бревна;
Тут нагнулся, зацепил он тропку — на!

Выдернул, как плеть, из-под забора,
Намотав на кулачок, притихла свора…
Да как стегнёт суглинистой тропой! —
Разлетелся сразу частокол щепой,

Разбежалась свора, тихо заскулила,
А навстречу — злыд-злыдович:
«Ну ты сила!
Будешь мне теперь служить, ага?
Стану я тебе выплачивать таньга…»

Добрый молодец злыдовича тропою
Хлобыстнул — и тот рассыпался трухою.






* * *


Не токмо постом и молитвой,
Но и вдохновенным трудом
Спасаемся мы, аки бритвой
Страстей отсекаючи ком.
Люблю мастеров-древоделов,
Художников точных люблю,
Что суетность сводят к нулю
Без линий и красок дебелых,
Без ложных идей скороспелых
И без поклоненья рублю!






* * *


Идёт Ермол —
Всё летит в размол,
Идёт Ермак —
Всё вокруг не так,
И стоит Ермил —
Белосвет весь мил,
И стоит Федот —
Черносвет вразмёт,
И стоит Авдей —
В рост пошёл ветвей;
Степан, посторонись,
Сидор, огородись,
Никанор, Дрона кинь,
Анисим, примани синь!
Вот да не навязчивые
Но идущие-стоящие,
Невидимо следящие,
Молча говорящие
Речи не пустячные,
Да всё вещие и вящие.






РЕПОРТАЖ 1405


Над гладью дышит марь,
Птах пробует свисток,
И розовую ярь
Готов разлить восток.

Найдя достойный клёв,
Удят язя, гольца
Мужи Андрей Рублёв
Да Прохор с Городца.

Старик Грек Феофан
Готовит костерок
И чёрный, яко вран,
Походный котелок;

И вот уже друзья
Вкушают, помолясь,
Из Яузы язя,
И ждёт в Кремле их князь…






* * *


Глаха да Палаха,
Тишка да Фролок.
То острог, то плаха,
То — не выдаст Бог.

Эх, тайга-тайжина,
Вольница-Сибирь,
Ты моя судьбина,
Камень-алатырь!

За язык цепляться
Камень тот горазд.
Рот раскрыл — и цаца
Выдаст и продаст…

Дичь кругом да одурь
Да лихая жизь.
Вывожу не оду —
Литию, кажись.

Вторит панихидой
Ветерок по нам…
Голытьба завидуй
Мексик да Панам!






* * *


Как зреют зёрна в колосе попарно,
А семечки в подсолнухе спирально,
Закономерно так и мы с тобой
Породнены вселенскою судьбой.

Осознавать историю горазды
Мы в русские и угодили «Фасты»,
Чтоб засвидетельствовать на века —
Даётся счастье не нашармака!






ПО МОЛОДОСТИ


Не отдыхал в Геленджике я,
На Казантипе не тусил.
И после клича диск-жокея
Не ощущал притока сил.

Зато на юге я Сибири
Гулял по городу Мыски,
А телеутские Эсфири
Гнить не давали от тоски.






ОТПОВАДНАЯ


Д-заищись меня, ищи
Не на гульбище, не на торжище,
Не на кладбище-придорожище,
А где карпы да лещи
На уду в тиши клюют,
По округе же всё темны леса
Непролазные; не ходи, краса,
Во скитальческий приют,

Не ищи меня, отстань
В свет и темень, позднь и рань,
В лёд и пламень, мир и брань,
Позабудь, как звали,
В самом изначалье!






* * *


Расплывается по просеке туман
Охладевшей к первозареву реки.
В самой фантасмагорической из стран
Сны кормлю я мимолётные с руки.

И они переплетаются с листвой
На ветвях, причудливо изогнутых,
На которых сом чирикают с лисой,
Им подбулькивает грач из омута;

И созвездия глядят из-под травы,
Расцвела высоким миртом тишина,
И царит в круговращенье синевы
Небывальщина да неслыхальщина!






НЕДОМОЛВКИ


Волокутся день-деньской
Размочаленно-обвисло
Или маются без смысла
Чехардой да пикульдой…

А под ними, хороши,
Копошатся денно-нощно,
Молчаливо да истошно,
Чтоб затем полечь в тиши…

Но от тех и от других
Остаются чудо-крохи,
Чихи-пыхи, ахи-охи
Да парадность объездных!






* * *


На развязках времён,
На развилках просторов
Всякий не защищён
От судьбинных поборов.

Кто коня потерял,
Кто макитры лишился,
А кто влез в сериал,
В роль ничтожества вжился…






ВПОЛНЕЕСТЕСТВЕННАЯ

ПУТАНИЦА


Вселенским дрёмищем я мчу,
Волне подобен и лучу.
И посреди дороги торной
Стою безжизненною торбой.

Сегодня маску мертвеца
Снимают с моего лица,
А завтра снова я при деле —
Куржавлю бороду в метели…






* * *


Следя за полночью
С небесной помощью,
Я видел — высоко
Ходила музыка
На медно-цапельных
Иголках узенькой
Спиралью в капельках
Стекла и золота,
Бериллов колотых,
Сапфиров с яшмою,
Частицей каждою
Мне любопытная,
С общенья жаждою
Допервобытною!






СТАРИК


Город. Чуждая сутолочь
Пробудилась, свербя.
Сквозь осеннюю сумеречь
Волочил он себя.

Что-то позавчерашнее,
С околотком родным,
Солнцем счастья окрашено,
Вдруг всплыло перед ним.

Опустился на лавочку,
Чтобы дух перевесть.
В расписном полушалочке
Шла невеста как весть.

Поперхнулся. Закашлялся.
Крикнул было — постой!
Смерть шепнула — без шалостей,
С утречка ты шестой.






ИНОЙ


Он принимает душ, и джюс, и джаз,
И каждый день в одном и том же
Молчании надменном промеж нас
Прогуливается, шпиля тоньше.

Он мрачно-восхитителен в толпе,
Высокий и в высокой шляпе,
В плаще, — так на базальтовом столбе
Зловещий замок сверлит хляби…

Откуда эта личность тут взялась?
Кто он, Авилов? Уленшпигель?
А может, Соловьёва ипостась
На Луговой снимает флигель?!






* * *


Чудесная птица
Порою мне снится
О разных крылах —
О белом, как свет,
И чёрном, как прах.

Чудесная птица,
Живая-живица,
Певучи уста,
В полёте всегда,
Не зная гнезда.

Заря-заряница,
Девица-денница
Зовёт, круглолица,
За камень-отрог,
На семьдесят семь дорог.

Ночница-огница,
Девица-луница
Зовёт, баловница,
За куст да репей,
Во семьдесят семь зыбей…






НУС


Вы ропщите, детищ порыв,
Под спудом ведя словопренья?
Серьёзен, отнюдь не игрив,
Я ваши развею сомненья.

Как всех утверждений отец,
А также всех противоречий,
Открою: есть смысла венец,
Но — вне человеческой речи.






ОСКОЛОК БАСНИ


«Лети рад, даритель,
Лети, взяв, язвитель,
Лети, рока коритель,

Летите, вдов обворожитель,
Летите все! Направо и налево», —
Сказала шахматная королева…






НАИДОСТОВЕРНЕЙШЕЕ



1

В мангровых лесах за Салехардом
Отдыхал я как-то давечь.
В стычке с полосатым леопардом
Уронил я зверя навзничь.

И взмолился тот по-человечьи —
Не губи, мол, пожалей меня ты
И домчу тебя до Междуречья,
Где слышны небесные наречья,
Рассекают львы крылаты…


2

Я гулял по кратерам Сатурна
Да по кольцам хаживал Луны.
Исправлять мы грёзы не вольны,
Хоть порой неверно там и дурно.

А ещё мне снилось, как зубилом
Троцкий Жириновского ваял,
Снились норы в Солнце стылом,
Франция, затянутая илом,
Да Ивана Грозного рояль!






О ПОЛЬЗЕ ОТЧАЯНЬЯ


Невесть куда моя душа
В тоннеле бреда бесконечном,
Прямом и серебристо-млечном,
Летела, как бильярдный шар.

И было так безвольной ей
Безвыходно и одиноко,
Что я кричал, чем горя много
Доставил матушке моей…

Но лишь теперь определил
Своё из детства наважденье
Как свыше предостереженье
От трат во зло душевных сил!






ПОДУМАЮ


Подумаю направо, подумаю налево
И даже по кривой,
чтоб не задеть Тулеева.
Подумаю под тихою берёзкой,
Любуясь её нежною извёсткой.
Раскину по прямому,
раскину по раскосому
И веерно, но так,
чтоб не задеть Роскосмоса.
Раскину и раскинусь на природе,
Забыв
о мелочей круговороте!






ВЕЛИКИЙ БРОДЯГА


Не мечтая о винах, колбасах,
Росной ягодой весел и сыт,
Он насвистывал «Эль кондор пасо»
Да рулил на свободы магнит.

Не гадал он —
последний ли, первый —
Принимал свою долю как есть…
Хоть исчез в глубине диких прерий,
Но остался легендою здесь!






* * *


Терема, трактиры, избы,
Мощь купеческих ворот.
…Пацану, вы мне сдались бы —
Здравствуй, прялка, новый год!
Сдуру вдырился в Тюмень я,
Повзрослел уже когда.
Хоть и лучше, без сомненья,
Есть на свете города…

Но какая-то здесь странность
Повсеместно разлита.
Очень манкая приманность —
Этой странности черта.
То ли пряность, то ли пьяность,
То ли стародеревянность,
То ли благостность лица…
Но однако — это данность:
Проживу здесь до конца!






ПАМЯТНЫЙ УГОЛОК


Зелёный дворик отгорожен
Ажурной ковкою с воротцами.
В нём небольшой цветник ухожен,
Горя гвоздиками и флоксами.

От цветника через дорогу —
Торец Тюменской филармонии,
Где в «Моцарте» флейтист-Серёга
Когда-то подвизался, помню я…

Во дворике — подъезд направо,
Направо же — крутая лестница,
А дальше — пёстрого состава
Собранье чешет околесицу.

Философы-певцы-актёры —
Художники-поэты-чудики
Ведут о жизни разговоры;
А кое-кто, сбежав от публики,
Один*синярит тесном кубрике…

*Сперва подумав на другого,
Опознаём мы Южакова.






ИЗ МИФОВ


Тени на лани нет —
Она источает свет.
Скачет оболоками,
Одёжек пустых вилками.
Скачет и вглубь глядит
Душ пирамид.

Вот агат агатов
Вотана фанатов,
Вот по дыму фреска
«Одоленье Василиска»,
Вот по забвенью смальта
«Левиафана сальто»,
Вот по горячке уголь
«Выбрось последний рубль!».






ЗАПАЛЬЧИВОСТЬ ВИРТУОЗА


«Мечту созревающей вишни»
Я вычудил вам на маримбе —
Наверное, был бы не лишним
С тем
на музыкальном Олимпе…

«Раскаянье лопнувшей дамбы»
Для группы литавров и лейки —
Доверил сыграть я и вам бы,
Да вряд ли вы то одолеете…
И всё ж —
хоть лазурно, хоть мглисто —
Любите перкуссиониста!






ИЗ ПОСЛАНИЯ ПЬЕРА К ЭЛОИЗЕ


Да не увянут соцветья строк
В мире убийственно равнодушном!
Верю, надеюсь, что долгий срок
Не обернётся для чувств удушьем.

Пусть разлучил нас на время рок —
Вынужден я в монастырь уйти был,
Дабы нежнейший любви росток
Спрятать от мира стальных мандибул.

Здесь, в окруженье премудрых книг,
Уединённых лесных пейзажей,
Милая, я в своё сердце вник:
Любит оно горячее даже!






О ДАЛЁКОМ БЛИЗКОМ


Трифонов Сергей Иваныч
Не дружил с тоской.
А стремился к доле рьяно
Приключенческой…
Заходили мы с Серёгой
К одношкольнику,
Тямал тот неоднобоко,
Слыл крамольником.
Долговязым, худощавым
Был наш друг Кисель;
Острословьем беспощадным
Бил нередко в цель…

А ещё у Киселёва
Слушали мы «Дорз».
С ленты номера шестого —
Глухо, вкривь да вкось,
Но вкушали плод запретный,
Пресловутый рок!
И никто авторитетный
Помешать не мог.
Различали мы свободу
Сквозь магнитный шум.
И, цедя отнюдь не воду,
Распрягали ум…

Что ж касается Серёги —
Тот давно в земле.
После службы при остроге
Счёты свёл в петле.
Я его не осуждаю,
Мало ли чего?
Может, он достоин рая
Больше моего…

…Да, спустя почти полвека
Не люблю я «Дорз».
Лишь к свободе человека
Отношусь всерьёз.






РЕКИ


Умыло косо Колыму
Слезой в Отечества дыму;
А иные хитрые на зиму
В Оми-лани тащат и налимов;

Я еси не токот Енисея,
Не пашу я ветер и не сею;
Ил Ангаре — чу! —
кучера гнали,
Вдоль берегов жуя наледь;

А замороженное скороспело
О Лене дело заледенело;
А Кунгур-царь на скаку
Уколол Оку…






СЕМЁН ДЕЖНЁВ


К чему я, вьюгой увлечённый,
Как неотвязною девчонкой,
В опасный свой пустился путь,
Где что ни кабельтов — то жуть?

В пространстве, сорванном с причала,
Нет ни покрышки и ни дна,
Нет ни конца и ни начала,
Но есть погибель лишь одна.

Я выходил Колымской дельтой
И достигал реки Анадырь,
Как будто бы в забаве детской
Совсем не думая — а надо ль?!

Я первым обогнул Чукотку,
Дробя от холода чечётку…
Понять же не хватило крыл,
Что край Евразии открыл.






ИЗ ПОСЛАНИЯ НА ЗЕМЛЮ


У нас на верхних ярусах просторно,
На нижних — на конурке конура.
Тридцатник-отрицатник это норма,
А минус пять по Цельсию — жара.
Хочу увидеть птаху-желтогрудку
(Забыл название за долгий срок)
Да услыхать отрадный щебеток,
С младенчества игравший мне побудку…

…Ещё храню на сердце незабудку,
Печальный безвозвратности цветок!






* * *


Желание со старою невелико —
С Тюменью молодой водил я шашни.
Где Пермякова протянулась далеко
С прожектором луны на телебашне.

Там, помнится, в очаковские времена
Хороший был буфет при гастрономе —
Под пенное бывала там сама слышна
Поэзия, суровой прозы кроме.

У столиков высоких юные тогда,
Но истые слагатаи стояли,
Сквозь горечь солода сладели их уста
Заветною лирической печалью…

Звучало нечто настоящее порой
Среди, казалось бы, шумихи вздорной.
Не чтоб звенеть в ушах,
но — долго тишиной
В пространстве слуха
вторить чудотворной!






НОВЫЙ ХАФИЗ


Садами Вавилона обнимал тебя,
Египта зноем над красавицею плыл
И, целой Золотой Орды имея пыл,
По-русски всё же воздыхал не второпях.

Издалека я тайно за тобой следил,
Твоих портретов Третьяковку создавал,
Твоим очам ещё неведом и не мил,
Уже твой целовал божественный овал,
И сквозь дурман волос твоих дышал,
И в бейтах о тебе своё перо томил.

Тебе одной — среди
неисчислимых стран
И дев, чей
облик совершенен, тонок стан, —
Я посвящаю не рифмованный Коран,
Но этот
рифменно-восторженный диван, —
Найдёшь в нём множество
газелей и касыд,
Где в ласках напрочь
забываем мы про стыд!






ГОРАЦИЙ В АФИНАХ


Глаза твои зеркалят бездну,
Хотя вокруг толпа и смех…
Как в этом городе уездном
Возникла ты, милее всех?

Печальней всех и беззащитней —
Ты для элегий создана…
Сердечной болью стенобитной
Меж нами рушится стена.






АРИСТОТЕЛЬ АЛЕКСАНДРУ


Чем ярче молодость —
Тем соторость тускней.
Как перец молотый,
В тоске горчу о ней.

Горчу-горюю лишь,
А раньше гарцевал…
К чему тебе, малыш,
Ретивый Буцефал?






* * *


Хотя и премудро
Всё сотворено
От порховки пудры
До космоса, но

Вершина устройства
Устройства устройств —
Причина геройства
Геройства геройств!






ПАРА ЗАПЕВОК



*

— Девушка-сибирушка,
Зелёные глаза,
Затмевай-светилушко,
Сердечная гроза!

Ладушка-стараюшка,
Без любви скучаюшка,
Ласки ожидаюшка,
Лаской окружаюшка,
Я иду к тебе спешу,
Через лес, через межу,
Через поле, через луг,
Через город Бузулук.

Упаси от хищников
Да лихих опричников
Ты меня, судьбинушка!
Ради половинушки,
Любушки-любимушки,
Девушки-сибирушки,
Милой-миловинушки,
Нежной шелковинушки,
Сладушки-сладимушки.

А со мной дружки мои —
Сокола да соловьи;
Миновав изрядно Талиц,
Мы смертельно измотались…




*

— От порога к косяку,
С притолоки к потолку
Ползает мизгирь,
Ткёт тенёт сквозырь,
Мизгирину вьёт свою,
Злую долюшку мою
Да тоску-кручинушку,
Застит половинушку —
Не войдёт в избу
Сквозь гостей толпу
Долгожданный женишок,
Сафьяновый сапожок…
Эй, головоног!
Пучеглаз да твердобок,
Эй, головорук!
Пропади скорей, паук,
Сгинь, избавь от мук,
Не пряди заслон
Из кругов-препон,
Паутину тки свою,
Мизгирину страшную,
На большом дубу,
Во черном гробу!






ХРОНОМИРАЖ


Плывут в туманном забытьи
Святые свирские ладьи.
Белобородый вещий Рюрик
Из-под ладони брови хмурит

И различает средь равнин
Лихие пагубь да погин.
Убитым счёт уже за тыщи,
Иных же и костей не сыщешь…

Окинув мертвенную явь,
Тут молвит Рюрик, меч подъяв:
«Понеже призван,
поелику Злодеев одолею клику!»






ЗАТРАВКА


Та — нелепа — пеленать?! —
Взъелась вдруг царица-мать,
Невзлюбив царевну
И отдав в деревню,
Во бездетную семью,
Скрыв за тайнами семью.

Стала дева скоро Ярче Кохинора.
Рыт Аланин-алатырь
Под скалой Большой немтырь,
У ручья Ядрён-купырь,
Под созвездием Упырь,
Стоит тысяч тыщи,
А достался нищей…






ЧЕРЕЗ ВЕКА И ЦАРСТВА


Вот Босх.
«Несение креста».
Вокруг Несущего — злорадство,
Глумление и суета
Героев времени-пространства.
Но мы в них чётко узнаём
Сегодняшних актёров и министров,
Владельцев доблестных имён
На ниве разных дел нечистых.
Певец в законе, шулер-мэр,
Лукавый служка иерарха,
Святого комиссионер,
Писатель с хваткой олигарха,
Утробы раб с муреньим ртом,
Учёный с челюстью примата, —
Все, улюлюкая гуртом,
При деле до вселенского заката!






ШПРУХ ПОЗНАВАТЕЛЬНЫЙ


В чернодырь макитру сунув,
Сделал вывод Наобумов:
«Очень гиблые места
Есть на свете, господа!».

И, очки на нос насунув,
Заключил Анализуев:
«Перманентная метабола
Табакерочного табора!».

Но слыхавший всё Флаконов
Тут откликнулся с балконов:
«Видно, эти бездны хмурые
Порождают черномуриев,

Ну а те, плодясь без счёта,
Пожирают изб тенёта,
Пьют из скважин нефть и газ
И мотают в Гучкарнас!».






ВАРЬЯНТЫ



1

Дурак, лада-гадалка руд
Нашли парящий изумруд
И отдали Отчизне
Иную форму жизни.


2

Дурак, лада-гадалка руд
Нашли поющий изумруд,
Хотели сдать в контору,
Да тот стал кучкой сору.


3

Дурак, лада-гадалка руд
Нашли разумный изумруд
И в скупку сдали было,
Да тот растёкся в мыло…






ДВА АКТУАЛЬНЫХ ЛУБКА



1

Краса городская —
Снегурка-девица,
В озноб повергая,
Накинув фатицу,
Идёт напролом.

Жених за теплом
Сбегает к веснянке,
Девчушке-селянке —
Она поскромнее,
Но свадебка — с нею!


2

Родители-радетели
Из ложной добродетели
Сняли для молодёжи в аренду
Длинню-у-у-ущий
лимузин-сколопендру;
А в нём — рекой шампанское,
Кичение мещанское,
И пошлости верх,
и блуд неприкрытый,
И вместо согласия —
цокот копытный.
Из ЗАГСа прометелили
Князьями между челяди,
Зазвездились над крышею,
Чтоб все видели-слышали;
Повысовывали в окна
Что удобно-неудобно;
Одуревшие выползли наружу —
Тут же и сбросили
бремя супружье.






ИТОГ ХАЛЯВЩИКА


Брага пенилась, сладея,
До рассвета далеко,
Доброликие злодеи
Улыбались широко.

Накачали простофилю,
Душу вынули как есть,
Выть собакой Баскервилей
Выгнали куда невесть!






* * *


Не в Англии ангелы,
А всё же в России…
Не зря мы валандались
За гранью усилий.

Не зря костоломные
Колёса катились.
А мы Его помнили
Да пеплом кадились.






* * *


В этом ветре заунывном слышен звон.
То ль набатный, то ли поминальный он.
Голоса надтреснутых, разбитых,
Переплавленных и безъязыких,
Ставших общей искалеченной судьбой,
Говорят в полуночи наперебой.

В этом свете расщеплённом — сонмы лиц
Уходящих по ту сторону зарниц.
Ничего они сказать не в силах,
Только ужас коченеет в жилах,
И не можем возвратиться мы домой,
Торопея между теменью и тьмой!






МАЭСТРО ИЗ КАПРЕЗЕ


Дойти до сути, до первопричины,
Мощь изваяв картины бытия, —
От века цель, достойная мужчины,
И тем самозабвенно занят я.

У Джотто, Донателло, Боттичелли
Святой науке той учился я…
Пусть не достиг пока заветной цели —
Надеюсь, не напрасна жизнь моя.

К тому же дело, начатое Данте,
В катренах продолжаю я своих.
Бродя в тиши адажио, анданте,
Я выверяю философский стих.






ЧУДОДЕЙ


Придя из сфер, где правят интерфейсы,
Он лики обиходил в покер-фэйсы
И деревянные иконы оживлял —
И становились «плазмою» иконы;
И каждый, от бездомных до менял,
Общался со святыми без препоны.
И наболевшее своё им предъявлял.
А фэйсы всем по скайпу сострадали:
Жильё — бездомным,
триллионы — для менял,
Пропойцам предлагали цинандали…

Из дыма благовонного кадильницы,
Из пламени свечей он делал леденцы —
Сосите, люди, чупа-чупсы веры
И встретят вас на небе ваши праотцы!
И славили его льстецы и подлецы,
И привечали квадриллионеры…






ИЗ ЗАВТРАШНЕЙ СВОДКИ



(бравурно)

От культа мрака став мультурой,
Культура переназвалась;
Оперативной процедурой
Отреагировала мласть.

И в результате процедуры,
Детали коей неясны,
Был создан деятель мультуры
Необходимой кривизны.

И свежий деятель мультуры
Необходимой кривизны
Цветы украсил фурнитурой —
Вот мовизна из мовизны!






СВЯТАЯ ПРОСТОТА В ДЕЙСТВИИ


Донельзя возвышенные грёзы
Срезают грозные утёсы,
Мрачные пещеры и ущелья
Ровняют с добродушной целью —
Вместо них дурацкие мечты
Плодят гигантские цветы.
Бывшие меж них головорезы
Стихи смакуют поэтессы;
Цедит размороженный пломбир
Перевоспитанный вампир;
А великие магистры с лейкой
Танцуют пёстрою аллейкой;
Бывшие растлительницы душ
Оркестром выдувают туш;
Главный же губитель на планете
Шары навяливает детям;
А в углу понурый старый шкаф
Привстал, от строк её воспряв…

…Уж не антропоморфный шкаф ли
То был Дали, жующий вафли?!






ГОРОД



1

Стены, стены, окна, окна,
А за ними комнаты,
Где резвятся беззаботно,
Время жгут без ропота.

Стены, стены, окна, окна,
А за ними комнаты,
Где царят-бурлят вольготно
Молодые опыты.

Стены, стены, окна, окна,
А за ними комнаты,
Где уныние оглохло,
Безнадёгой пронято.

Стены, стены, окна, окна,
А за ними комнаты,
Из которых смотрят скорбно
Сморщены да согнуты.


2

Асфальт уходит под асфальт,
Ведут ступени под ступени,
Грохочет город-агрегат,
Дробя нас в хлам хитросплетений.


3

Городские кромлехи
Нависают мрачно.
И теряют облики
Люди в норах злачных.
Голь с замашкой барскою
Льёт себе за ворот;
И кругами адскими
Нас низводит город.


4

Несмотря на полночь, бодро,
Раскачав нью-йоркский зал,
Фиолетовый Дель Потро
Федерера в чёрном смял.
А у нас в Тюмени утро
Начиналось не спеша
Малыша побудкой мудрой
И дурацкой — алкаша.


5

Ночью праздновали что-то —
Всё шумели за стеной.
Мне ругаться неохота —
Пусть их — завтра выходной;
Пусть галдят и веселятся,
Поминают и родят,
Имена дают по святцам
И святых продляют ряд!


6

Уже давно обшарпанно-утлы
Счастливой нашей юности утлы.
И где влюблялись мы когда-то —
Развалины, тоской объяты…


7

О, ай-ми-май, ай-ми-май, ай-ми-май, —
Стонали Битлы из динамиков в школе.
И — обнимай, обнимай, обнимай, —
Казалось, шептала мне девочка Оля.
Плыл полутёмный наш актовый зал,
И плыли советские юные пары.
Пол половицами томно стонал —
Да здравствуют международные чары!..


8

Там, где маячил тёмно-синий
Киоск журналов и газет,
Произошёл судьбинных линий
Нахлёст, значительнее нет —

Одна мне встретилась навеки
С глазами вечной доброты,
Чтоб продолжали человеки
Буравить бездну черноты!






ВИЙОНОВСКИЙ САМОХЛЁСТ



1

Вот мой бурлеск —
В нём блеск и плеск
Причудливых глаголов,
Подщипов и подколов.
Но — в адрес свой.
Под смех и вой.
Чтоб отвлекались люди
Под жерлами орудий
И злого безрассудья.


2

Увы-увы, я жил в тщете,
Душевном мраке, суете
И лишь достоин порицанья,
Как чёрный аист — кольцеванья.
И пусть меня поймёт лишь тот,
Кто сам — ходячий анекдот,
Однако я другим не стан
И не примкну к чужому стану!


3

Как архе архитектуры —
Основание из глыб,
Так и суть моей натуры:
На столпах я — плесень, гриб.


4

Меня Вышинский к высшей мере
Привёл почти сто лет назад.
И я закопан был в карьере,
Пока не воскурился над…

Толкают нончева другие
Меня в сливной эпохи шлюз,
Поскольку снова до слуги я
Режима их не опущусь!


5

Уже не на отлично
Острот стегает плеть.
А дети, как обычно,
Торопятся взрослеть.

Порой катастрофично
Одышка давит клеть.
А дети, как обычно,
Торопятся взрослеть.

Всё плохо в плане личном,
Годков бы скинуть треть.
А внуки, как обычно,
Торопятся взрослеть.

В сиянье фееричном
Возникла рядом смерть.
Потомки, как обычно,
Торопятся стареть.


6

Прошляпил я зренье,
Профукал я слух,
А также везенье
На клич молодух.

Прощёлкал удачу,
Прокеглил свой шанс
И зубы в придачу
Теряю сейчас.

Осталось лишь шамкать
Да шаркать едва,
На чёрную рамку
Копя года два…


7

Тяпочно да грабельно,
Чучельно да штапельно,
Травно и росно,
Весело и грозно,
Ягодно да яблочно,
Лавочно да ямочно,
Сытый-голодный,
Огненный-холодный,
Жил порой на грани я
Камеры сгорания,
Купно и розно,
Меднокупоросно
Жил в садах мичуринских —
Чуть не окочурился!


8

Кто строчит на злобу дня —
Тот газетчику родня;
Пишет кто о вечном благе —
Тот приклеился к бумаге;

А поёт кто ни о чём —
Всё такому нипочём!
Поманил чудной руладкой —
И дружу весь век с Крылаткой.


9

Я — бур в комок врубя —
Качал из сердца вирши.
В них узнавали вы себя
И, может, что-то свыше.


10

Был таким я,
Ну а стал другим.
Тот же, прежний,
Словно пилигрим,

Затерялся
В лабиринтах вьюг
И теперь мне
Даже и не друг.

И в кромешном
Мареве теней
Пусть хоть воет
О любви своей!


11

Ближнее — и дальнее,
Быстрое — недвижное,
Лёгкое — тяжёлое,
Ценное — дешёвое,

Жгучее — и зябкое,
Твёрдое — да мягкое,
Круглое — квадратное,
Так себе — занятное,

Видное — невзрачное,
Мутное — прозрачное,
С точку — необъятное,
Ясное и внятное —
Нечто непонятное,

Бросовое — нужное,
Скрытое — наружное,
Нынешнее — прежнее,
Грустное — потешное,

Тихое — и громкое.
Мелкое — и ёмкое,
Долго-долго комкали,
Канули с котомками…

Дерева да дерева,
А на них тетерева,
Рябчики, кукушки,
Дятлы, свиристушки!


12

Не поменялся к лучшему, увы, я.
И склонен к дурости, как встарь,
И не достаточно согнулась выя,
И грубоват порой словарь…
Но буду выводить свои рулады
Во имя радости других;
Хотя, конечно, то не сервелаты —
Но соли тоже хватит в них!


13

Полиняло-обвислые футбы —
Как земные на финише судьбы…
Криштиану Роналдо на дню
Обновляет с нуля не одну.
Ну а я в своей — серого цвета,
Что была антарктично бела, —
Со времён праотца Иафета
Неизменно проворю дела!


14

На Томи несён и мотан —
Снизу вверх да сверху вниз —
Юным мотом-бегемотом
Постигал я эту жизнь.

Знал почти любую пристань
С Томска по Новокузнецк;
Стал бы точно мотористом,
Кабы не стези тернец…

Нынче я на слабой тяге
И далече не спешу,
Лишь пою хвалу отваге
Вдаль разметившим маршрут.


15

Словно Овидиус,
изгнанный в Томы,
Я по Отечеству —
в нём — тосковал.
Где захребетники и скопидомы
Смутной эпохою правили бал.

Я испытал одиночество ада
В сонме кругов
безотзывчивых душ —
Там никакая стиха канонада
Не прошибёт
нуворишей-чинуш!


16

Кто развенчивает мифы,
Ну а кто слагает их;
Все отчасти мы Сизифы
На путях своих земных.

Второпях, не спутав ниши,
Ладимся занять свою:
Кто стремится в нувориши,
Кто — блаженствовать в раю;

Кто презрел и то и это,
Лишь свободу возлюбив…
А иной — с шизой поэта —
Мнит, что он-то не Сизиф!


17

Совсем не скромный, но скоромный
Я по Тюмени рассекал.
На ряхе — знаком неуёмной
Общенья жажды — цвёл фингал.
А то и два… Прошу прощенья
За оскорбляющий вас вид.
Бальзам от самовозвышенья
Так принимал сей индивид…

Однако надо ли о скучном?
Пускай скучает Иванов
В книгохранилище научном
Меж записных говорунов!

В мирах отмершего огня
Блуждать претит мне.
Стремлю Крылатого коня
Где аппетитней
И рифмы вьются, гомоня,
Как Спирсы Бритни!


18

…Не надо из слоны
Муха раздувать,
Из сена-соломы
Устраивать гать.

Не надо и друму
Ягому копать,
А также из шума
Выстраивать рать.

Не надо лнать гошадь
На цожную лель,
А также тревожить
Застойную мель!


19

Я знаю, знаю, знаю —
Кругом виновен я.
Квартиришка — дрянная.
И дрянь — вся жизнь моя…

Я знаю, знаю, знаю —
Во всём повинен я.
Ведь нет в России рая,
А морда есть моя!


20

Кто-то раздаёт алмазы даром,
Кто-то кружит вытянутым шаром,
Кто-то бродит по округе Дуремаром,
Кто-то занавесился кошмаром,
Кто-то изошёл самопиаром,
Кто-то кормит птеродактелей с руки,
Для кого-то и плафоны высоки,
А кому-то эдельвейсы — сорняки…
Ну а я, хотя кранты недалеки,
Всё равно не собираюсь в старики!






ГЕРОЙ XIX–XXI ВЕКОВ



(экстраполяция ЗС)


1

Мой ум начитан и начищен.
И сапогом блестит, скрипя.
Я Фердинанд Восьмой-Поприщин,
И обнимаю всех любя.

Пускай войною на монарха
Идёт безграмотная чернь —
Я Эмпедокла и Плутарха
В сапог мозгов налью им всклень!

Пусть к моему святому чрепу
С коловоротом рвётся двор —
Я им Аквинского укрепу
Прочту — и то-то дам отпор!

Пусть коронованной особы
Моей вовек им не понять —
Перед народами Европы
Я честен, как родная мать.


2

Под дикий перепляс фельдъегерей
И прочих тайнослужащих короны
Шинкую огурец и сельдерей,
К успеху продвигаясь неуклонно.

Пускай непоказушен мой успех,
И более того — конспиративен,
Потом он будет на устах у всех,
Кому душок продажности противен;

Пускай стяжают славу и блага
Готовые с лотка распродаваться!
Не надо с потрохами пирога —
Салат здоровый я нарежу, братцы.

Я кулинар-монарх Поприщин
И всех бесплатно накормлю,
Привет убогим, нищим, лишним,
Тлеть обречённым на корню!


3

Да, таков, прямого назначения,
Многоразового действия герой —
По судьбе качения-скольжения
И стояния Хеопсовой горой.

Я не против суммы мнений,
Вариаций, разночтений,
Их полно во мне самом
Соответственно с умом…

Кто-то рад отведать пищи
Короля из королей,
Ну а кто-то мне припишет
Вензеля из Винзилей…

Как-то раз втянуло в вентерь —
И я вылез там, у них,
Ночь проплыв по эвольвенте,
И предстал как психов псих…

Впрочем, кто раскинул сети
С непролазной ячеёй
И прочнее всех на свете,
Что выносят в мир чужой?

Что пришлось мне восвояси
Сквозь фарфоровый сифон
Пронырнуть на тихом часе,
Сев мокрёхоньким на трон!


4

А намедни я на Невский выхожу
В мантии своей да с горностаями
И такую сразу наблюдаю жуть —
Мчит кибитка Космоса раздраенно —
Разлетаются ошмётками, шипят
В наших лужах угольки Плеяд,
А Туманность Андромеды колесом
Из-под колымаги выскочила,
Застучала с матюгами в унисон
Ездовых той тройки вымученной…

Знать, сошлись
в одно безверье там да спесь,
Злоумыслие да с бессердечием, —
Ажно перекувыркнулся Хаос весь!
Стало тутова мне делать нечего
И обратно зашагал я на чердак —
В добрый свой монарший кавардак.


5

Завидная Касталия моя…
Икру пусть мечут записные
Затасканных премудростей друзья,
Саней в рутину ездовые!

Смешон их вымученный глянец,
Запечной мглы протуберанец,
Словес сомнительный улов
Из затхлых медиа углов!

Когда я слышу хор журчащий ляс,
Где истин пошлые подмены,
Охота мне пуститься в дикий пляс
На дне иссякшей Иппокрены!

Я пробужу святой источник сей
И накормлю с руки Крылатку,
И мы заржём с ним ойкуменой всей,
Хор заглушая пошло-сладкий!


6

Я, Фердинанд Восьмой-Поприщин,
Стою на поприще своём.
Страны моей закром расхищен
Раздутым штатным хомячьём.

На них спущу Макиавелли,
Адама Смита натравлю,
Вселенских монстров Церетели,
Как то, за что они радели, —
Дабы разор свети к нулю!


7

Разболтыхав стакан, галактик полный,
Я осушил его и закусил
Энергией с материею тёмной
И ощутил прилив изрядный сил…
Отныне звёзды под мундиром у меня,
Что правильнее, нежели — поверх.
Я всем иным цивилизациям родня,
Чем сразу всю науку опроверг…
Но тут случился недруг налегке
С большой бутылкой
вермахта в руке,
Схлестнулись мы
с прохвостом не на шутку —
Аж в Парадизе зазвенело жутко!
Сражался силой мысли я, конечно,
Противник-злон сосудом бил меня,
Зловонный вермахт вялотечный
Струился и кукожил зеленя…

Существования не зная моего,
Иные мне весомости не придают.
Однако значу я не меньше оттого,
Собою возвышая низменный приют!


8

И — поджав свой бурый хвост —
Спрятавшись под Карлов мост,
Там кликушествовал злон,
Мощью мысли уязвлён:

— Нам невидимый народ,
Перейдя наш разум вброд,
Шествует со всех сторон,
Тихим гневом наделён.

Жить едва осталось миг,
Вот развязка всех интриг,
Изумительный цейтнот,
Избавляйтесь от банкнот! —
И мутило от его
Тявканья адольфьего,
И отвратною волной
Захлестнуло тонус мой…


9

И вот — пространства
трепетный кусок —
Я вдруг очнулся под забором,
И на меня глядят с укором,
Вращательно свой трогая висок.

Мерцает синью триллион миров,
Я весь переливаюсь немо…
Кто видел отродясь меж лопухов
Образовавшееся небо?

Желеобразный сгусток бытия —
Здесь я никчёмный и болезный…
Лишь там, в Эоне иномерном, я
Красивый, здравый и полезный!




10

В кутузку бросили опять.
В глухом узилище мой трон…
Но мой сокамерник пронять
Способен стены — вышел вон.

…Я полагаю, что сосед —
Советник тайный отставной.
Хотя мундир без эполет,
Но позвоночник-то — струной…

Вертлужной впадины шарнир,
Видать, с головкою бедра
Весьма притёрт! —
как командир
Сосед размашист, бодр с утра

И рулит прямо в погребок,
В похмельно-тусклые углы…
Благодаря таким грибок
Да не подёрнет там столы!

Он голосил что было сил,
Тем явно против голосуя
Самой Поэзии, чем слил
Себя из бардов подчистую;

Уже вечор пришёл, скрипя
Суставом шаровым своим,
Чертей костя не про себя
И околеть желая им…

Когда он вскоре захрапел,
Меня догадка осенила —
Его выносит за предел
Алкоголическая сила!

А может, и не канцелярский
Советник вовсе спутник мой,
Но к нам засланник янычарский,
Японский ли городовой?!

Отражая свет от фонаря,
Надоев, как собственное эхо,
Гастролёр наш сдулся втихаря,
На бостоне долго не проехав.

Ни к чему искусственный надрыв,
Пафос меланхолии трескучей,
И картин словесных примитив,
И навязчивость пустых созвучий!


11

Есть очень странные места.
Сарай, к примеру, из Сараев —
Стан янычарских самураев —
Там разверзаются уста
Помимо воли их хозяев.

И честен там до точки всяк.
И всяк — оракул поневоле.
Но тут, в каморке, он никак
Не виден в правды ореоле…

Всё ж вещает он
однажды спозаранку —
Чуть вернулась командирская осанка —
Вот крылатые ракетки-игракетки,
Если хочешь, пошуткуем в этой клетке,

Эти штуки расчехлим да поиграем —
Землю поперебиваем как волан…
Мол, не знаем — так узнаем,
что за краем —
Библия права, Талмуд, или Коран?!

Я приказал ему окститься —
А он ощерился когтисто —
Так в мелочах житейских мелей
Недолго стать и пустомелей!
И я взошёл на свой Олимп,
Чтоб взгляд от бренного отлип.


12

Вновь приходили доктора,
Цивилизатор применили;
Жрецы времён Амона-Ра,
Они мне служат в жёстком стиле.

Что ж, пусть дубасят, воду льют,
В уста засовывают кляпы,
Пусть трон —
решётчатый приют, —
Не лезьте в душу, эскулапы!

Служите мне без ампулы,
Не впрыскивайте мрака в вены,
Не лейте в мозг сомнамбулы
Иезуитской вашей пены!

И да очнётся вся планета,
Стряхнув с себя
презренный рой
С душой зелёного расцвета
И загребущею рукой!

Презрев милосердья скрижали,
Слонами опять наезжали,
С размаху давили меня,
Во всех прегрешеньях виня.


13

Уже давно вокруг парят
Необъяснимые созданья,
Порой выстраиваясь в ряд,
Порой сходясь в одно сиянье.

Они выкачивают из
Абракадабры рбадакарба —
А рбадакарб питает жизнь
Всего загадочного скарба…

Так в центре всех инфраструктур
Инферносфер и скверно-инфо
Один возможен штукатур —
Он смерть
раскрашивает в нимфу.

Да-да, гримёр-реаниматор,
Подземных сил координатор
И Неохватства махинатор…

Да-да, картинный богомолец,
Злато-сусальный стихотворец,
Румян, как вербный херувим,
Клевреты тянутся за ним;
Фальшиво выглядел зело
Визит их в Сарское село…

Да-да, которого потряс
Наш интеллект и что напал
С бутылкой гнусною на нас,
Перенесясь поздней в Непал
Драконов тамошних нанять,
Дабы войной пойти опять…


14

Как высший чин,
бароны, гранды,
Мои идальго, дуэлянты,
Из Таганрога эмигранты,
Из Красноярска ловкачи,
Новомосковки щипачи,
И Оренбургские бичи,
И прочие тузы бахчи,

Ценю я разное искусство
Без патетического дуста —
И Каталонских взлёт усов,
И оквашнение часов,
И Андалузских посвист псов,

Маэстро Гойи бунт насущный,
От суеверий прочь влекущий
И повергающий мой ум
В круговорот полезных дум…

Но ненавижу простодырства,
В лохмотья ряженой корысти,
А также умных дураков,
Гремящих в бубен прямиков!


15

Перебежками,
клочками
Брезжился мой нынче сон.
В нём я щи хлебал очками,
А глядел сквозь патиссон.

В гору глыбина гранита
Заползала как змея,
И разбитое корыто
Кочергою клеил я.

Распадался текст на буквы
И срастался снова так,
Что мудрёную науку
Мог постичь любой дурак!

Я же к сути пробивался,
Да не вышло ничего…
И кружились вихрем вальса
Стены склепа моего.

А потом какой-то резвый
По щетине из стерни
Наскочил да поизрезал
Кожу времени в ремни!
Эй, оседлавший рысака,
Нас не возьмёшь нашармака!

Прикормился, примелькался,
Успокоился, исчез…
Это курс — по смерти галсу.
Нам другой тут интерес.

Без тепличных мест, без блата,
С полным бременем нужды —
Путь пройти от кирз солдата
До фельдмаршальской звезды!


16

Бытописатель я дотошный
И привожу — как аргумент —
О продвижении пригоршни
Таланта данный документ:

Сперва шёл с Нарвы в Капернаум
Большой верблюдов караван.
Почти такой же из Бернау
Шёл по горам в Вазиристан.

А третий брёл из Самарканда,
Хорезм минуя и Коканд,
Через Хиву — вновь до Коканда,
А там — опять на Самарканд…

Быстрее первых трёх четвёртый
Азоевропу налегке
Прошёл, как по дороге твёрдой,
Возникшей махом на песке.

Притом погонщики друг друга
Отменно знали отродясь,
Поскольку все — из Устилуга,
Свистя Стравинского на раз.

И вот, верблюдские поводья
Свои однажды отпустив,
Они затеяли мелодью
«Весны священной» на разлив;

А там, в Разливе-то, плешивый
Собрат из пункта номер шесть,
Наверно, вдохновлённый Шивой,
Решил чинить короне месть.

Он в кокон тлена
врос по шею —
Торчит одна лишь голова —
И поручили брадобрею
Раз в месяц стричь ему слова…

Но, впрочем, вспомнил: двухголовый
Он был по жизни, господа,
Рождён Персеевой Сверхновой,
А также площадью Дворцовой,
Да — не был в Клязьме никогда!

А между тем в Мадриде знали,
Что прибывает мой спец-груз,
Отбив на бронзовой медали
Весьма изысканный опус;

И в честь того же в Сарагосе
В корчме Двух Висельников стол
Накрыли, толику в обозе
Приняв даров почётно столь.

…Вот это по сердцу монарху!
Уважил братец-канцлер мой.
Видать, по совести — не страху —
Он служит мне своей душой.


17

В канцелярии у канцлера добротно:
Знает жёрдочку свою там каждый кур.
Покушалось, правда, много хитрых дур
На красавчика — с травою приворотной…

Устоял! Вы знаете, работе верен —
Угождать короне, дух распространять
Беззаветной преданности, множить рать
Герцогинь неравнодушных и царевен!

Но в подвале канцелярии иначе —
Правит бал там
антиканцлер-доброхот;
Прокопал туда он из Судана ход,
Не вставая
сорок восемь лет с карачек…


18

В понедельник
мне присвоил Комитет
Звание Почётного Кретина.
И возникла тут же давних лет
В титулярной памяти картина:

Маршируют простаки — за рядом ряд —
Преданность вздымая как плакаты,
На трибуне сверху циники стоят,
Куша предвкушением объяты, —

Мол, наш бизнес нончева —
Состоять при власти —
Куш сочнее сочного,
Сладость слаще сласти!

Было то в Бильбао, где-то за Ельцом,
Или в Ярославле, близ Толедо,
Но вассалы в грязь ударили лицом
Предо мною, помнится, в то лето…


19

Да что ж такое?! — снова лёд
На темя льёт мне экзекутор,
По рёбрам вновь глобализатор
Побудки хлёсткие кладёт.

Куда бежать от свиты сей?!
Зело усердствуют канальи,
Службисты, свора маргиналья…
Вам — циркуляр.
А я — лысей,
А я — страдай от синяков,
Глядясь в зерцало — кто таков?!

Так не пойдёт — машина стоп!
Я вам король — не остолоп!
Не слышат гнусные холуи.
Я чую смерти поцелуи…

До ужаса прекрасен лик её,
Объятья до безумия влекущи;
Нутро же сокровенное своё
Не выдам за спасительные кущи!


20

Из Ла-Риоха под Ла-Маншем
Не поскачу галопом в Ныду
Вестить пожизненную свиту,
Не уговаривайте, маршал!

Зайду-ка я к курилке Сиду
Развеять старую обиду
Да перекинуться в картишки
На фантики или на шишки…

Но не помчусь в Юргу
к сидельцам
И на Тунгуску к погорельцам
Ни с кардинальным кардиналом,
Ни с ювенильным Ювеналом!

Смекните, люди, покумекав,
Поприщин я, а не Прорехов,
Не ставьте, походя, креста
На череп мой и на уста!

Плачьте по мне, остроги,
Плачьте по мне, тюряги,
Постаментящемуся
во все ноги
Бродяге-авантюряге!

Зороастризму-бюро,
Бюро-хронизму ставлю
Я навсегда фигуру,
Видимую из Мстиславля,

Токио и Бобруйска,
Омска и Акапулько,
Риги и Васильсурска,
С брёвнышка и рогульки!


21

С электрошокером — накатом —
Под ним с мигалкой гироскутер —
Опять являлся экзекутор
Центурионом-сурикатом.

Он в профиль — чистый Торквемада,
Анфас — Эдмундыч из вольфрама;
Мне уважать его бы надо,
Но он грозит мне пилорамой…

О собственном не зная чуде,
Не продираясь рьяно к раю,
Они горят, но не сгорают,
Страны вольфрамовые люди.

Они общаются друг с другом
Посредством смен своих накалов
И содержимого бокалов,
Вполне довольны тихим кругом…

Но, как Чуйков под Сталинградом
Армады Паулюса взгрел,
Так заскорузлым ретроградам
Я преподнёс Арне, пострел!


22

Кулак ему! — кумекал ук,
Каллиграфический паук,
Обосновавшийся в петлице
У Карла при Аустерлице;

Петру Великому грозя,
В Полтаву гнал Наполеон
Индейцев полчища, друзья,
И мичиганский самогон;

При этом Бишмарк, осерчав,
На Росинанта заскочив,
Погнал войной на Кокчетав,
Давя аляскинский налив…

Сегодня под вопросом я,
И вся династия моя,
И вся держава под вопросом,
Отравленная купоросом!

…А что, унизить гения —
Не это ли чудесно?!
Похвально ваше рвение,
Сатрап тяжеловесный,

Вы скалитесь и брызжите
С клыков слюною пенной,
Напротив ставя крыжики
Главы первостепенной!


23

Почто так, химича химеры,
Не в меру шумели шумеры?
Разносится шум посейчас,
Будя не ко времени нас.

Почто так парсечили персы
Иной из Творения версий,
Что нынче весь мир начеку —
А вдруг теперь этой — куку?!

Год скорби истёк в Таиланде,
Развеялся прах короля…
Но, мы при могутном таланте,
Всё так же стоим у руля!


24

Ушала, да Упсала,
Да Большой Ушканий,
Несусветная скала
Взбучек, нареканий.

Горе-воскресители
Кельтского исконного
Малость не довидели,
Действуя рискованно.

Малость не дотумкали,
Не усвоив азбуки, —
И полезли тутмики,
Расплодились рамзики.

Тутмики да рамзики
С роем прочей нечисти,
Управляя разумом,
Правят бал в Отечестве!

Мандала, да Шамбала,
Да Вайгач шаманий,
Запредельная шкала
Связок несмыканий.

Будут долго танцевать
Огненные смерчи,
И обуглится кровать,
И ухмылка смерти…


25

О жизнь в бреду!
Зачем я в ней бреду, несчастный?!
Скорей бы вот остановиться
да очнуться,
Увидеть истинный порядок
и прекрасный,
Познав доселе неиспытанные чувства,

Увидеть мир Гераклосов, а не уродов,
Облыжною порукою не искажённый…
Рабы рабов и кукловоды кукловодов
Над всеми вами встану я,
преображённый!

Рабы рабов и кукловоды кукловодов,
Меня обставить в этой партии нельзя,
По чину я —
круговорот круговоротов,
А по профессии —
субординатор я!

Подумайте, зачем всё это вам —
Взять да с такой проблемою связаться,
Дивясь престранным числам и словам
И маясь до последнего абзаца?

Не лучше ли сидеть с подсолнухом
На лавочке, судача да лузгача,
Чем биться сутками бессонными
Решая Фердинандову задачу?


26

Прилетала невеличка шахмат,
Приносила шляпу математики.
Я принаряжусь — придут и ахнут
Наши инквизиторы-догматики.

Поучтивей, может, станут, глядя
На свисающие синусоиды
И вертящиеся геликоиды
С улитками, — да взамен проклятий
Вопросят хоть — кто это?!
Ах, кто это?!

Разверну я крыльев лемнискату,
Разверну папирус Ахмеса,
Разверну астроидой палату,
То-то им аукнется и ахнется,
И разверзнется шкала параметров
До немыслимых диаметраметров!


27

Веселей весёлого
Да ловчее ловкого
В небе цвета олова
Вьётся змей с верёвкою.

Змей-гирлянда мечется,
Три главы — клыкасты,
Порожденье нечисти
Да яванской касты.

Он раскрашен шахматно:
Одна клетка — Мамонтов,
А другая — Яхонтов,
Одна ветка — кабельтов,
А другая — Гумбольдтов…

В сетке самурайской
Робин Гуд в Зарайске,
А в Уфе и Канске Ямамото Канске,

Всеми одобрянский
Квазимодо в Брянске
Спотыкнулся, осерчал,
Вжился в образ, весельчак.

Лев Ландау в Осло,
Енгибаров в Тосно;
Спотыкнулся, осерчал,
Вжался в глыбу, весельчак…

Веселей весёлого
Да ловчее ловкого
В небе цвета олова
Вьётся змей с верёвкою.

Веревей верёвкого
Из металла ковкого
Исхитрили в Гатчине
Ширпотреб отпадчатый.

Ширпотреб отпадчатый —
Тронный полог складчатый,
А к нему в придачу — трон,
С тем в довесок — пять матрон.

Как вокруг да около
Я ходил Лукерии
Да с плеча высокого
Кинул ей империю —

Под ноги, красе моей,
Ты прости, система, ей!
В будущем далёком
Не заклюй нас с клёкотом…


28

У ней очи с поволокой —
Утешенья обволокой —
Глянет, словно обоймёт
И точит на сердце мёд.

Ах ты, сладкая находка,
Нежнокрылая лебёдка,
Предуспенский ангел мой,
Колыбельную напой,

Чтоб забыл я санитаров,
Дел заплечных комиссаров

С целым выводком кошмаров,
Заползать под череп ярых,
Ужас яви во бреду,
Наводящий на беду;

Светлый свет мой на свету,
Я с тобой лишь в сон пойду,
Я с тобою в дрейф залягу,
Утопив хандры баклагу,

Запахав все тропы войн,
Оголтелых солдафойн,
В никаковского числа
Обозначив память зла!


29

И глас прогремит как литавра —
Аксентий Иваныч Поприщин
И амбра, чистейшая амбра,
Не дочь генеральская — чище —

Вступают в союз подвенечный,
И пусть возликует весь Млечный,
И небо седьмое, и выше,
И голуби Зверковой крыши!

И пусть возликует сенатор,
Коллежский иной регистратор,
Асессор, директор, оратор,
Трезорства всего Губернатор,

Куратор, и координатор,
И главный
Торжка прокуратор,
А также бордо спекулятор,
Отныне заброшенный в Катар!


30

Где-то на тропинке
меж цветущих
Диких яблонь да черёмух я
Схоронюсь с ней
от сует насущных
Ради истинного жития.

Там ручей приветливо щебечет,
И садятся птицы на ладонь,
И слились в едино чёт и нечет
Вне расчётов, сроков и погонь.

Лимонницы и траурницы льнут,
Павлиние глаза и пестроглазки,
И без имён причудья там и тут
Порхают как неслыханные сказки…
С Лукерией моей мы здесь навек.
И да прости нас обрый человек!






КАЛЕНДАРНЫЕ МОТИВЫ



(книга в книге)






* * *


Разминулись люди с синью
По Киприяну и Устинье.
А с юродивым Андреем
Накренились небеса.
И по скверам и аллеям
Густо выпала роса.
Подморозило водицу —
Хоть снимай с гвоздя коньки —
Всё скользит и леденится;
Будем же целёхоньки,
Рады да радёхоньки!



Серебряная налудь непогоды,
Изящно витый города ларец…
Любуются невольно пешеходы —
Ведь кто-то
упразднил им переходы,
И топают — как в два —
в один конец!






* * *


В шубу влез на Ерофея,
Вылез на Евлампия.
Записал — мороз робеет —
При настольной лампе я.
Знать, пушистого кафтана
Ждать аж до Ераста мне,
Заискрятся там поляны
Стразами звездастыми!



Не отсветы, а отмраки
С утра ютятся по ветвям.
Не отзвуки, а отглухи
Мы различаем там и сям.
Привычною округою
Иная явь предстала нам.
По лужам корку хрупкую
Крушат земляне возле мам…



То ветер, то спокойно,
То стужа, то тепло.
Всё в прихоти нестройной
Куражась, обмерло,
Зависло, застолбилось…
О каверзы стихии!
Скажите же на милость,
Теперь нам в чём идти
К друзьям, в филателию,
В киоск за конфетти?!






* * *


Ну а вот на Лукиана
Да пророка Осию
Веет летом, как ни странно,
Не зимой, не осенью.
В сенцах солнышко разлито,
Как токайского три литра!
Босиком хоть выходи —
Соблазняют все пути.






* * *


На Марию и Настасью
Закуражилось ненастье,
Город весь закуржавел,
Став как белый журавель…

Где были тропки шаткие
И люд скользил нелепо —
Там малыши лопатками
Сегодня роют небо.






* * *


Мороз пришпорил вьюгу и погнал
Привет, который передал Ямал
С Югрой, — и вот уж ребятишки
Нахохлились как воробьишки
В Тюмени и окрест… Да будет так,
Да укрепится за зиму слабак!
Она почувствовала рьяно
Власть на Платона и Романа.



Заметает колдобины, ямы —
Можно мчаться уверенно, прямо.
Йе! — нас несёт тесен саней
Утлый денёк серых лучей…



Казалось, что иного нет,
Что эта буря есть весь свет!
И ветры вечно выли, пели,
И всё стоял среди метели
Согбенный чей-то силуэт…






* * *


Нынче солнечен Прокоп —
По морозцу — аж взахлёб:
Просквозил лучом весь дом,
Словно бы апрельским днём!






* * *


Схолодало до озноба,
Распушились снегири.
Даже модная особа
Прячет ножки в унтыри.
Вот и день, молодка, Юрьев,
Заколдырин-окочурьев,
Но зато ярки лучи,
Хоть в ладохи застучи!
Кто там, голову понурив,
На денёк чихает Юрьев?
Выходи на солнцепёк
И недуги — наутёк!






* * *


Мягок нынче Савва,
Не чинит облавы.
По углам не тюкает,
Не хрустит льдобрюквою,
Не свивает сканью
По стеклу узорчики,
Ветерком лаская
Девушкам вихорчики.



Белой лапкою еловой
Приласкает взор она
И поманит в сон ледовый,
В тишину погружена.
Постою у края сказки,
Повнимаю тишине.
Да и до дому салазки
Разверну, как в полусне.



Томен колок немот.
Ветви берёзок встыли
В цельный полудня лёд,
И ни взмаха, ни пыли.






* * *


Ледяные лучи на Николу
Проставляют от хворей уколы:
Прогулялся на лыжах с часок —
Увеличилась жизнь на годок!

Неземная тишина
Полусферой накрывает.
Лишь моя лыжня кривая
Скрипнуть силится со дна.
Да в стволах замёрзший сок
С треском поры разрывает.
А следы рыскучей стаи
Прихватил едва пушок…

Вдруг — как гром! — сосновый сук
Рухнул под яремом снега,
Став причиной птиц побега,
Трёхэтажной мысли вслух!






* * *


В ночь с Николы на Игната
Над Тюменью в черноте
Столпы света как солдаты
Возникали в немоте —
Разгорались, и тускнели,
И отвесно вверх ползли…
Вдруг заметный еле-еле
Над поверхностью Земли
Появился шар, светлея,
Разгоняясь всё быстрей…
Что за фильм мне, дуралею,
Прокрутили кто хитрей?!



Из земель далёких,
Из-за синих гор
На метелях лёгких
Прилетал Всезор.
Глянет на Трезора
С улицы Всезор —
Тот из-за забора
Затевает спор.
Лает что есть мочи,
На своём стоит.
Гость умчится к ночи
Как метеорит…






* * *


Стужа нынче боевая —
В окнах рамины трещат,
Под застрехи скрылась стая
От разящей без пощад.
Пожалей хоть птах, Анфиса,
Сбавь свой лютый оборот!
И сама ты — как жар-птица,
Но с огнём — наоборот.



Орган пурги исходит фугой,
Она уродливо мрачна.
Но той заслушиваться вьюгой
Моя душа обречена.
В ночи работают исправно
Перепускные клапана —
И от профундо до сопрано
Всем буря-фурия полна!



Иглы, волки, кривотолки,
Злое в ухо шепотьё,
Размочаленные бредни
На угрозы и нытьё.
А ещё — спиральный молох —
Галактический — гудит,
Перемалывая ближних,
Магелланистых на вид…






* * *


На зимнюю Анну
Мороз отступил…
Венцов деревянных
Заснежило спил.
И птах красногрудых
У изб не видать,
Теплом словно сдутых
В сосновник опять.






* * *


Спиридон-солнцеворот,
А завеса — невпрогляд.
Не видать почти ворот,
Изб напротив канул ряд.
Потому что тает снег
Средь зимы, как по весне.



Октября парами
В декабре туманит
Затяжная марь,
Зависает снами,
Спутав календарь.



Ясли Млечного Пути,
Нянька — Андромеда.
Будет снег идти-идти,
И наступит лето.
Мы прочтём букварь любви,
Грусти эпопею.
Кто отбудет на Черви,
Кто — в Кассиопею…






* * *


У погоды на Евстратия
Нынче лишь одно занятие —
Мир пургою затирать
В белоснежную тетрадь.
Евстратий вновь уновогодил
Нам почерневшую Тюмень.
И рады мы такой погоде,
Что нас заваливает всклень!



О снеже осиянный,
На сказки щедрый мой,
В восторге излиянный
Душевною строкой!
Искрится и таится
В тебе вся тьма веков —
Премудрость Царь-девицы
И мудрость дураков.






* * *


А уже на Филимона
Над Тюменью всё спокойно;
Да и Трифон — точно Тихон,
Потому что очень тих он.
Лишь из дальнего двора —
Эхо залпов в пыль ковра.
Монотонен и снотворен,
Сизовато-бело-чёрен
День как оторопь навис
Новогодней бури близ.



Нет, там вовсе не пусто,
Но суровая пустынь:
Меж холстины небес
Да полстины снегов —
Грубовытканный лес,
Отрешенье крестов.
И распев волчьих стай,
И демественн распев,
И торопит там рай
Вьюга, осатанев.



Вереницей душ и тел
В завихреньях дивных
Снова день прошелестел,
Навсегда затихнув.
Сколько пёстрых кавалькад
Ещё канет в бездну!
Без сомненья — тем, кто над,
Действо интересно.






* * *


Наддаёт бр-бр Аггей
Для мохнатости ветвей.
Эй, Аггеюшка, не бей
Морозякой, пожалей,
Лучше девушку яви
Кристаллической любви!



Ой-да у неё кокошник
С жемчуговой поднизью,
У неё д-на белой шее
Адаманты пронизью;
Шито нитью золотою
Платье да серебряной,
Чистый шёлк да шемаханский
Издалечь истребован;
А к тому же по оборкам
Кружева на ней ксамитные,
Мастериц-то Балахонских,
Что по свету знаменитые…
В косу вплетены до пола
Восхищения веков.
Быть молодке однозначно
Героиней всех ладов —
Ведь душою нету краше,
Чем лелеемая наша
Девушка-Снегурка,
Дымчата фигурка!






* * *


С ночи Данил
Сливки разлил.
Сверху бело,
Снизу бело,
Как днём светло.
Снег не идёт —
Чёткости пик;
В двор-огород
Долгобород
Входит старик…



Задекабрел в корягу
С пелёнок я.
И потому дал тягу
В тепла края.
В мечтах юга рисую
И там живу,
Упомянув не всуе
Рай наяву.



В колко-льдистых рукавицах
Воспитует нас декабрь.
Если не до декабристов —
То до лыжников хотя б.
Поверх валенок, как в детстве,
Нацепив — хотеть опять
Без каких-либо последствий
Мир в полёте весь объять!






* * *


Перед Новым годом
Счастье к нам пришло —
Город в непогоду
Отключил тепло.
Минус двадцать, ниже,
Ветер с Арктики…
Где-то ставят крыжик —
Жар, как в Африке!



Кто живы, кто лживы,
Кто жаждет наживы,
Кто кровушку пьёт,
Справляй Новый год!
Земля, с оборотом,
Непрерванным флотом
Инопланетян
И наших свихлян
Чрезмерным приплодом!



Скачут коники
На подоконнике,
И звезда светла
Светит со стекла.
Жажда сказки в нас
Неизбывная,
Ждём, как в первый раз,
Диво-дивное…



А может, просто кутерьма
В окне январской бури
На деле есть родная мать
Неодолимой дури?
Иль, может, луч, речной волной
Отброшенный мне в очи,
На деле есть отец родной
Необоримой мощи?
И дурь и мощь владеют мной
Аж до рожденья песен,
А те расходятся волной
По городам и весям!






* * *


Да, при Рождественских морозах
Не только снег скрипит, но воздух.
И тормозит нам в шубах шаг…
Однако что там за чудак
На турничке — и так, и сяк?!
Но, правда, в свитере, перчатках
Да при восторженных девчатках.

…Знать, продолжение грядёт
Рождеств и в непогожий год.



Младенца встретили — ура! —
Попировали до утра,
Потом — до завтра, со вчера;
И снова чёт меняет нечет,
И вьюга лёд зыбучий мечет,
И вихри пляшут вокруг нас,
И поглотят не ровен час.






* * *


На Анисью ломит глаз
Да хрустит куржавый ус.
В самый раз пускаться в пляс,
Чтоб не встыть в хрустальный брус.
Рану солнца пополам
Делит облачности слой.
И гуляет по полям
Нестихающий и злой…






* * *


В певчий вечер Васильев
Другу — здравья, обилья!
У Спиридова Жени
Нынче дата рожденья.
На женитьбе моей
Был свидетелем сей
Благородный Кузнечик
Звёздных нив бесконечных…



Старонов-новостар
Год — нечаянный дар
От устоев исконных
И дат обновлённых;
Но для глоток бездонных —
Лишний повод лить в шар,
Продлевая кошмар!






* * *


На Сильвестра, в день куриный,
Словно пыхнуло весной —
Елью, яблоней, рябиной
Луч прошёлся золотой,

Полоснул из арки очи
Слепотою многоточий,
Заглянул в углы конур
Да искать пустился кур…



В толстой кожуре
Стоптанного снега
Тропы на дворе
Под оттайкой с неба.

Загодя весной
Ветерок повеял,
Сразу люд честной
В лучшее поверил!






* * *


Знатный — в шубе да папахе я —
Словно иней на Малахия.
Вкруг меня кружатся птицы —
Белопёрые снежицы.
У меня румяна хряпина
Что у Фёдора Шаляпина;
Но пою я про себя лишь
Да на девушек не пялюсь!



Кто запретит на грани слуха
Мне дивное пространство созерцать?
Едва мерцает там излука
Реки неведомой, текущей вспять.
Вдоль берегов её, сверкая,
Стоит на острых башнях город-лес,
И там ступенек козырьками
Выходит люд на улицу небес…






* * *


Не берёт природу в клещи,
Не трещит на Водокрещи —
Нынче балует мороз.
Ну а нам того и надо,
Мы поблажке очень рады
И гуляем в полный рост!






* * *


На Ивана-бражника
Нынче не до браги.
Тают из бумажника
С ростом цен бумаги.

Но однако радуют
Розовые дали,
Дабы не страдали
Мы особо тратами…



Небылица в лицах длится,
Полна горница людей;
Чай дымится с медуницей,
Бьёт копытом лиходей.

Барабанщику ослицы —
Отставницы у псаря
Остаётся тихо злиться,
Ведь проделки все зазря —
Сан не примет он Царя!






* * *


На Емелю-зимнего,
Солнышком заримого,
Пояса затянем,
Пораскинем тямом!



Гасят сумерки мохнатые
Детворы лучистый взгляд.
Словно белые монахини
Совершают свой обряд.
Ходят-бродят-хороводят,
Погружая в сон людей…
Пусть — зато на огороде
Будет праздник овощей!






* * *


В небе на Филиппов день,
Леденящий ветерком, —
Розовень-оранжевень,
Разведённый молоком…
С натяжным ли потолком
Нынче комната-Тюмень?



Рябин и дичек спят подобья
Заледенелых вмиг зарниц.
Волнообразное сугробье
Несёт следы пирушек птиц.
Стеной куржависто-мохнатой
Чуть-чуть поодаль дремлет бор;
С тобой
встречаясь здесь когда-то,
Мололи мы премилый вздор…
И вновь заветною аллеей
Прогуливаясь не спеша,
Я вижу в памяти музее,
Как ты морозно-хороша.






* * *


Григорий-летоуказатель
Переступил через порог,
Лучами тёплыми касатель
Под шкуродёрный ветерок…
Неужто грустным будет лето,
Едва сквозь облачность согрето?



_С._Емельянову_

Керогаза горек
Перегарный дым.
Трезв плешивый Йорик,
Ну а мы гудим —
Лирики, актёры
Да мадам тоска;
Пожелтели шторы
В смраде табака.
За окном стенает
Мировой буран,
Горькая «Степная»
Тяжелит стакан.






* * *


У Федосьи во бору-дому
Стелен домотканый половик.
Белки, зайцы скачут по нему,
И мелькает беглый снеговик…
Встречами со сказками чреват,
Весь в насечках, зимник, темноват,
Шишковат, хвоист, шероховат
Да не прям притом — витиеват!



Мороз, взяв, увяз взором
Во глубоких сугробах,
Заодно подобрел,
Стал пушист, мягкотел.






* * *


На день Татьянин, Бабий кут
Надень тулуп, покинь закут,
Лучи на улицу влекут!
Охота щуриться, глазеть,

Но не читать совсем газет,
Забыть про ящик, интернет,
Где всё теперь одно оно —
Идём стремительно на дно…



Привет, Танита,
Вольная душа,
Твоя разлита
Песня хороша,
Я пью шипучий
Чины стёг-подстёг
И твой тягучий
Полушепоток,
Привет, мулатка,
В северных снегах,
Ласкай украдкой,
Как райский птах!



Вечерами долгими,
От рожденья многими
Под напором зим
Мы в мечтах дерзим…
Как-то во студенчестве,
Ремесла младенчестве,
Я под вой ветров
Выдал тройку строф:






ГРЁЗА СИБИРСКОГО СТУДИОЗУСА


Есть тапиоку и папайю на Гавайях,
Играть на дудочке из чёрного бамбука,
Не забивая в стылый ум познаний сваи, —
Вот это штука!

Делить дремоту Боба Марли на Ямайке
И принимать из рук
мулатки джюс прохладный,
Не ставя на мозгах
зачётов контрогайки, —
Что есть отпадней?!

Вкушая сок и мякоть манго с маракуйей,
Благоухать в стране кокосно-ананасной
И не вгрызаться в твердь науки никакую, —
Не то ли классно?!






* * *


На Ермила очень мило.
Тихо, ясно и тепло,
Благо на душу легло…
Тут и слово из былого
Очень к месту донеслось —
Поживём ещё,
_Авось._






* * *


Продление на Нину
Теплыни без ветрины.
Лишь небушко мутней…
Зато не щурь очей!



Смурь да пасмурь
День-деньской,
Все соблазны —
Стороной.

Погружённость
В грёз миры,
Протяжённость
Слов игры…



Открывал я словарь тишины,
Находил я заветное слово,
Выводя безо всякой вины
По закатной полоске лиловой.

Закрывал я словарь тишины,
Забывал то заветное слово,
Но читают его без вины
По закатной полоске лиловой…






* * *


Хотя туман с утра
И давит тяжесть многотонная,
Однако жизнь — не монотонная
Случайностей игра.
Есть место в Павлов день
Пока и тихой философии,
И даже музыке Прокофьева,
И рифме набекрень!



Из сборника объятий
И страсти в полный рост
Ведёт порою мост
В глоссариум проклятий
И пыточных устройств.
Но пусть душа, ступая,
Не пятится назад —
Полезен путь утрат
Из безрассудства рая
В ответственности ад!






* * *


Вот и Пётр-полукорм
Хмурью дня глядит в упор,
Словно грешникам в укор;
Приглушил порывы,
Не вздымает гривы,
Спят под снегом нивы…
А у нас в глазах задор
Немоте наперекор!
Мы и ждём, и верим,
И любви свой терем —
Теремок возводим…



Умереть терему
Не дал ладен…
Тот красой дерева
Сиять даден.
Да сквозною резьбой,
Да объёмной,
Да коньков чередой,
Да подъёмной…
Кто спроворит такой
За ночь, за день,
Чтобы всею страной
Лучезарить?!






* * *


Быть от себя в уроне
Заканчивать пора.
Оснежиться в Селмоне,
Воспрянув на ура!
В сугробы при Антоне
Ныряет детвора…
Ни холодно, ни жарко —
А баско в самый раз.
И гавкает Музгарко
Вслед юркнувшему в лаз.



Ниши тишин
Рощиц пуховых.
Если один —
Внидешь в их холод.
Чтобы с нуля
Позже очнуться
И, не пыля,
К жизни вернуться.






* * *


В ломаном разряде бытия,
В трещине страстей и разногласий
С радостью своей случился я,
Словно безморозный Афанасий.
В затяжную молнию нужды,
В жерло увядания и тленья
С юностью своей упала ты,
Словно Мавра в грёзах опыленья…



А на бразильском карнавале
Ряды красоток стартовали,
Соблазнов движется поток,
Как многоярусный лоток…
К чему в преддверье дней без мяса
Грехопаденье мясотряса?!






* * *


Макаров день, метёт метель.
Пришпорил ветры, полетел
Февраль по матушке Земле,
Как бабка-Ёжка на метле…






* * *


На дворе у нас Ефим,
Воздух чист и недвижим,
Только изморозь на всём —
Мир подёрнуло сизьём.
И спокойствию под стать
Воскресенья благодать!



Хоть и время непростое,
И грядущее во мгле,
Синь и золото покоя —
В небесах и на земле.






* * *


Максим-утешитель,
Умиротворитель.
Сегодня дремотный
Над городом мир…
В спецовке ремонтной
Шагает Дамир,
Сосед Алиханов —
Запашный всех кранов,
Задвижек, титанов!



В тихий омут снегопада
Погрузился наш микраш.
Вроде больше и не надо —
Но зима вошла в кураж.
И завёлся кто-то резвый
В тихом омуте сейчас.
Злится дворник из Хорезма,
Костеря сход белых масс;
Злится дворник из Чимкента
Из-за этих самых масс,
Но развитие момента
Веселит изрядно нас…






* * *


На Тимофея полузимнего
Не видно в небе цвета синего.
Сплошная серая волна.
Зато тепло несёт она.



Талый дух саданул по ноздрям,
Вял тревогами, маг, о вертляв!
Суетою природу проняв,
Разбегается по пустырям,
Рыщет векшами по деревам,
Нагнетает весны тарарам…






* * *


Утром выглянул — ага —
В небе снова облака,
Ветерок торопит взвесь…
На дворе Геннадий днесь.
А в прогалах — синева,
Различимая едва.



— А нарубите, дети, бурана,
Да принесите-ка поленцев его! —
Зима-старуха вставала рано,
Белый огонь разводя
Очага своего…
Белый огонь разводя,
Мысль о весне выжигая,
Сгинет чуть-чуть погодя
Бабушка эта презлая!






* * *


На Аксинью-полухлебницу
Луч зело полого стелется.
Шёл пешком по Мельникайте —
Зайцы, в зенках не мелькайте! —
От «Геолога» добраться мне б
До дому, покуда не ослеп.
До единого разогнаны
Облака борзым, раскованным…



Он нарастал тучегонно,
Он молодел ледоломно,
Он жизневел неуклонно,
Он увивался влюблённо…



То не ветер-нерусянин,
И не юпитерианин,
И не млечнопутианин,
Даже не вселеннианин, —
То петляла плетью петель
Межпространственная нетель,
Напоровшись на рожон…
Мы следили из-за жён,
Наших пушек заряжён —
Всюду разом загудело,
Заслепило яркой тьмой,
И космическое тело
Перестало быть тюрьмой!






* * *


Григорий вновь у нас с утра,
Но только — вёсноуказатель.
Благословенная пора,
На солнцепёке — искры капель.



Лари — пан — яро зоря — напирал…
Зимы сундуки с серебром да каменьем
Тряс, веселя всю Сибирь да Урал,
Пуская в распыл ледяное именье!



Вереницы каёмок резных,
Сказку белых орнаментов
Разметал провозвестник весны,
Беспардонно беспамятен.
Варвар-варваром, анахорет
Из глубин аравийских пустынь,
Налетел, допьяна разогрет,
Не жалея исконную стынь!






* * *


На Фёдора-застольника
Погожий выходной.
Неплохо бы пристойненько —
Под закусь — по одной.
Ушедших заодно-ка
Помянем всех без чока…
Однако на застольника
Вещают из приёмника
Заздравно о войне…
Москва, вы на Луне?!
Переключаем радио
На местный регион,
А там, опять не радуя,
Романит селадон —
До тошноты навязчиво,
Зануднее нудящего!






* * *


На Иоанна Златоуста
Фигур на небушке не густо…
Зато у нас в запасе есть
Полбанки квашеной капусты
Да огуречков банок шесть;
И то — хорошая примета:
Дотянем как-нибудь до лета.






* * *


А в Ефремов день решётка
В небесах стояла чётко —
Десять облачных полос
Над округою сошлось,
Ровных-ровных,
длинных-длинных
Серо-пепельно-карминных…
В день защитника сверчков
Знак явили нам каков?



Чир-чирком упал ничком —
Осыпаются сосульки.
Рвётся резкий, с холодком,
В наши закоулки —
В рамах стёкла дребезжат,
Бьют ушами ставни;
Но, в тисках дворов зажат,
Он слабеет явно…






* * *


Серость на Лаврентия,
Думаю о лете я,
Поскорей бы летушко
Да сторонкой бедушки!



Вроде — в чаяньях народа —
На покой брела зима…
Занялась с пол-оборота
По округе кутерьма —
Лепит в полном беспроглядье
Из людей снеговиков,
Перешедших на проклятья
После снов-умильняков!






* * *


На Трёхсвятие злой ветерок
Перешёл в овевающе-нежный;
Обжигал — шли на первый урок,
А с последнего — гладит утешно…
Не сорвался назавтра бы он
В раздасадованный бурегон!



Наждачный ветер. День-знобец.
И доля-долюшка не в радость.
И тороплю её конец
Как подвортний христарадец.
Благообразная Тюмень
Шуршит колёсами степенно;
И вырастает чья-то тень
Рекламной глыбой неврубенной.



Растуман-туман-туманыч
Катит-катится,
Накрывая землю на ночь
Каракатицей.
Изнутри он словно злится
И жеманится,
Не такой-то уж и мглистый
И туманистый…






* * *


По антеннам — луч-первак,
Вспыхнул золотом чердак,
А на Трифона — дубак.
Во дворе со скрипом наст
И — восточный — жечь горазд…






* * *


После Сретенья — Починки,
Ну а там подать рукой
До Овсеня и веснинки,
Что урыжат мир собой.
Успевай же, поколенье,
Катит новая волна
Обновления…
Мгновенье —
Жизнь другой заменена!



В зачинательных безднах весны,
Тайнодействе прозрачных ложесн
Проступают, почти не ясны,
Очертания будущих бездн.
И потоки прохожих и птиц,
Неизвестных событий и лиц,
Миновав первородный туман,
Во плоти представляются нам…



Звон капельный — соло на
Предвесенней балалайке.
Знать, хлебаем солоно
Мы на жизненной лужайке.
Значит, грех сердиться, коль
Щедро нотки золотые,
Рассыпаясь, гасят в ноль
Охи-ахи горевые!






* * *


На Починки день пригожий,
Солнце черпаем пригоршней;
Будем жизнь свою чинить
Как связующую нить
Между прошлым и грядущим,
Чтоб не скотски и лягушьи
Изъяснялись правнуки,
Но — по русской азбуке,
Укрепляя навыки!






* * *


Тишина стоит кричальная.
Даже больше — одичальная.
Так встречает нас Никола,
Нос щипая для прикола.
Чтоб не думали, что мы —
За кулисами зимы…

Свят Никола-Николай,
Круто стужу накаляй,
Воспитуй сибирский норов,
В неприветливых просторах!
Чтоб не хныкали мы здесь
Век отпущенный свой весь.
Нагнетай, крепи здоровье,
Наделяя нас любовью!

Свят Никола-Николай,
Мир любовью наделяй!






* * *


Путерга несносная лютует,
Маракует, хлещет, сатанит!
Выйти кто отважится в такую —
Станет вмиг геройски знаменит.

Я дрова подкладываю в печку.
Есть покуда под рукой дрова…
Ты, Агафья, умягчи сердечко,
Поумерь ненастье нончева!



То на пять, то на семь четвертей,
А то вовсе без всякого счёта
Непогода колбасит чертей,
Требушит в пух и прах — до размёта!

Эту музыку не записать —
Не родился такой Пендерецкий —
Чтоб сквозь адскую мать-перемать
Плач бы слышался ангела детский.






* * *


На Вукола-телятника
Утром веяло стужею,
Но степлело в честь праздника —
Дня рождения суженой.



В эти дни февраля
На душе так напевно.
Хоть под снегом земля —
Но капель ежедневно.
То ли капли-звонцы,
То ли окрики стужи,
Но не взять под уздцы
То, что рвётся наружу!






* * *


На февральского Луку,
На могутного, могу,
Помянув родную мать,
О делах своих сказать:
Верный слог да здравый лад
За Отечество стоят!



Однако есть свободное искусство
И на потребу есть зашоренный трезвон.
Нет на второй критического дуста…
Но отомрёт и сам, я полагаю, он!



А лито лга заглотила —
И там талантливы все —
И облезлая шиншилла,
И щенок не при усе!






* * *


На Захара-серповидца
Снова зимушка ярится…
Сколько ж можно, бабушка,
Взад-вперёд по шагушку?!



Белой дрёмою объят
Кров для зайцев-беляков —
Весь мохнат да сучковат,
Распростёрся далеко.
Я на лыжах вдоль бежал,
Целый день ушёл на то.
Вовсе времени не жаль,
Хоть не встретился никто…



Не так-то просто здесь,
В заснеженной чащобе.
Пусть даже лыжи есть
И ствол с запасом дроби.
Темнеет после трёх,
А тени оживают;
Глядишь — и подстерёг
Праужас с воем стаи…






* * *


Седина свалялась да поспуталась,
Резко обозначилось подспудное…
То на Прохора сегодня оттепель
Прогоняет Бабку-Ягушку отсель!



Всё темней в России наст,
Всё светлее настроенье;
У прохожих звонче шаст,
У пролётных — песнопенье…

Ну а если без прикрас —
На душе зело погано.
И лишь только декаданс
Снова против чистогана!






* * *


И на Власия
С зимой разногласия.
Должен быть мороз,
А летит пушок, белёс.

Белый пух на чёрный наст
Ещё ляжет не однажды…
Но не отповадит нас
Перемен заветных жаждать.






* * *


Ночью на рыбного, на Алексея,
Крупной крупою и мелкою сея,
Небо клубилось, ходило-бродило,
Веяло еле, метелью мело;

Угомонилось до полного штиля,
Утром светясь розовато-бело.



Заледенела прорубь-темень,
Озорничает белый день.
И шкуродёр встаёт на стремя,
Шерстя столицу деревень…






* * *


Кирилл-вёсноуказчик —
Капелями рассказчик
Про раннюю размоклость
Да летнюю промозглость.






* * *


На Онисима-овчарника
Тихо поутру.
На востоке лучезарненько,
Да не по нутру.
Ведь вчера всем нам
На Москве-реке,
Как дворовым псам,
Крикнули — к ноге!



В стране чиновный произвол
И не предвидится просвета.
А я дневник сей произвёл
В ранг высшего приоритета!



А лебеда дебела,
А пелена нелепа.
Я тщусь восстать из пепла,
Оставить морок склепа.
Крепка засада смерти,
Прочны её засовы.
И в жизни круговерти
Теперь её основы.






* * *


Где ж корыстник-то Касьян?
Календарь даёт изъян.
Будет в численнике тот
Лишь на следующий год.
Високосный с ним грядёт,
Что не жалует народ.
Дни-денёчки щёлк-пощёлк,
Протекло житьё-бытьё…
Високосный год пришёл —
Рьян
Касьян
косить своё!



Когда любовь смежает веки,
Нас покидая навсегда,
Тогда мелеют наши реки
И вымирают города…
Пусть лиловеют гиацинты
На подоконнике моём;
Мрак одиночества, не клинь ты
Метельно-заунывным днём!






* * *


Что ни день — то день рожденья.
Что ни день — то смерти день.
А кому-то убежденья
Каждый день менять не лень…
На Архипа с Филимоном
Пили утром чай с лимоном.
Ане вырвали зубок,
Чтоб пробиться новый мог.



Дня лазоревой страною
И страной миров ночною
Впечатляется душа;
Созерцанием стремнины,
Где сквозят хвосты и спины,
Наша доля хороша;
От узоров трав шуршащих
И от взоров птиц летящих
Происходит праздник наш;
Оттого и не избечь нам,
Находясь в восторге вечном,
Вдохновенья полных чаш!






* * *


Лев пришёл без снежка, налегке.
Воробьи чистят перья в песке.
Ослепляет светило досрочно,
Но морозец хорош, с ветерочком!
Мы шагаем с Анютой вдвоём,
И щебечет она воробьём,
Щебетушечка, милая внучка,
Что им ванной — песчаная кучка.



Господи, помилуй
Аннушку мою,
Чтоб росла не хилой,
Лад вокруг, уют,
Чтобы дед кутилой
Не бывал её;
Родина, помилуй
Чадушко твоё!



И дев заря разведи
На Молочном Пути,
Да поболее, чтоб
Весь освоить масштаб!

Ведь далече-далечь
Человечеству влечь
Свою главную суть —
Космос живописать.






* * *


А синева всё синевее
На Тимофея-весновея.
Улыбки дев всё веселей —
Привет, Тимоха-весновей!

Хоть за ночь талое подмёрзло,
К полудню снова поплыло…
…Не получается серьёзно
Глядеть на вешнее стекло.






* * *


Этот численник и песенник в одном
Произвёл я в состоянии чудном,
Словно слушая бессчётье голосов
И не закрывая душу на засов.
На Маврикия ещё раз осознал
Многоликое начало из начал
Вдохновения не токмо своего,
Но искусства человечьего всего!



Отражений вспыхи,
Резких вихрей дыхи
И стеклянных веретён
Из-под крыши перезвон.
Голова шальная,
От красы хмельная;
Рассупонился народ,
Взоров ищущих черёд…



Колобок-оболок
По свету блуждал,
Рядом всё да около
От концов-начал.
Ни снежком, ни дождиком
Не просыпался,
Просто подорожником
Став Громаде вся.






* * *


Полумрак на Поликарпа.
Двор наш мрачен, как чулан.
Поддувая через арку,
Вихрь вздымает целлофан…
Бледным знаменем восходят
Пустота и безысходность.






* * *


А с Иоанна на Тараса
Ночные тучи как гримасы
Беззубо скалятся, беззвучно
Чинят проказы, выкрутасы,
Самосъедаясь, пялясь кучно…

Но наступает утро, светом
В душе высвечивая ветошь,
Разя тревоги-безнадёги…
И — день счастливый на пороге!






* * *


Нынче солнечный Прокопий,
Дружный кап с прозрачных копий,
Глянешь — радостно глазам,
Словно ты сверкаешь сам!



То ли потепление,
То ли потупление.
Мир кумекал обо всём,
А теперь — лишь об одном…



Да не стихнут созвучья красок
На любовном холсте весны!
Веселей, дирижёр Некрасов,
Да не будут звонцы пресны,
Перепляс пусть уносит русский
В мир цветистого полотна,
Удалой широтою с грустью
Причастимся не раз до дна!






* * *


На Василия-капельника
Только в городе капель.
Ну а в сосняках и ельниках —
Снег да наста карамель.



А Лида-лань наладила
Свидания по марту —
Медали обладателя
Влюбила без помарки;
И Лина, Маша нашаманили
Себе друзей-кадетов;
Лишь Варя, дочка мамина,
От всех отстала где-то…

Исхитрились девки
Да парней смишенили…
Лишь не однодневки
Были б отношения!






* * *


На Авдотью-плющиху
Задувает лихо.
Снова заметелило —
Не видать отселева
Аж соседний дом…
В школу как пойдём?
Небо нам подсоби —
Нынче день числа Пи.
И пену накануне Пи
В небе серую я видел.
И куда взором ни ступи —
В бурунах горняя обитель…



По глупой юности ещё,
Заносчивой однако,
Число в журнале я нашёл
До сотенного знака…
И все их после запятой
Зачем-то я запомнил
Из уходящих чередой
Без всякого закона
В непознанный предел,
Необозримый космос…
Я позабавиться хотел
Да подивить знакомых.
Но понял — зыбкою тропой
По бесконечной дроби
Мы из окружности любой
Выходим на загробье,
В ненаречённые места,
Неслыханные звуки;
Изнанка яви — не чета
Романтике науки…
Таятся в непостижной мгле
Все даты, исчисленья
Событий, вех как на Земле,
Так в немери Вселенной!
Потусторонностью своей
Повеяло простое…
Вот так через число я
Чуть приоткрыл завесу дней
Поверхностного слоя.



И стало страшно, оттого что
Соотношенье это точно
Для любой окружности
В Мирозданья ужасе!



Живя легко и безголово,
На первый взгляд неверный,
Следил я ключевое слово
В сплошной молве Вселенной —
Оно росло на ветках ивы
У илистой речушки
Или текло неторопливо
Под горкой деревушки;
Ещё искрилось синим взором
Улыбчивой прохожей
И шло дождём, летело скорым,
Стояло днём погожим…
Его с ночной небесной кровли
Созвездия струили;
Его, хмельной от словоловли,
Шептал я без усилий…
И даже там, где только числа,
Оно таилось в виде смысла!






* * *


Настал Федотий-ветронос,
То есть Федот, котор не тот.
И снова щиплет уши, нос,
И снега вновь невпроворот.

Куда деваться от него?
Полмарта позади всего…
Эк мутного, в пылу азарта,
Хватил я полбутылки марта!






* * *


На Герасима-грачевника
Нынче нам не до грачей —
Северянин-вьюговей
Налетел немилосердненько;
Вновь хозяйничает зимушка,
В окнах рамины трещат,
Ломит кости без пощад
Старикам Герасиминушка!



Весенняя стужа лиха,
Зело вероломна
И так костоломна,
Что с возрастом
не до ха-ха!



Нет, мы не будем унывать,
Но будем облачко-медведя,
И дев, и кубы, буки, веди
В ряду случайном привечать,
Весне глаголя исполать!






* * *


Отпустил огородник-Конон,
И капельный доносится звон…
Правда, к вечеру — всюду каток
Лихо ставит на маковку с ног!



Сквозь слюду морозных утр,
Сквозь туманов перламутр
Видим мы весну-красну —
Песней душу расплесну!

Весь нестрой и неуклад
На второй отходит ряд;
Шире русская душа,
Чем возня из-за гроша!



Подстыло… Снова оттепель,
Сквозит со всех сторон.
И лето скоро, вроде бы,
Но явь — как тяжкий сон.
Ну ладно, мы-то пожили —
Одной ногой уж там,
Где нет квартплаты, пошлины,
Наценок по счетам…
А как же будут малые
В аду поборов жить,
Ведь жертвы небывалые
За право просто быть?!






* * *


В ночку на Солнцеворот
Сильно кашляла Анютка…
Свой готов отдать живот
Я во здравие малютки!
Поутру хоть стихнул кашель —
На больничный «сели» наши
Мама с дочкою до срока;
Пропади ты, хворь-морока!
Ну а завтра к нам Сорока
С Жаворонком прилетят —
Их денёк я славить рад,
Помещая в этот ряд.



Занебосводилось слегка.
Загоризонтилось чуть ниже.
И отделились облака
От чёрных тополя и крыши.

Заречевела немота,
Запесневела осьмогласно,
Вторгаясь, ведая куда,
И торжествуя полновластно!






* * *


Феофан-весенний — и
Появление статьи
Обо мне, слагатае,
Виршенив оратае.
А точнее — интервью
Про судьбинушку мою…
Дело знатно справила
Ира Тарабаева.



Я вытачивал на диво
Звуковые линзы,
Чтоб далёкие мотивы
Сквозь могли бы литься.
Око ивы — лыви око —
Заглянув — обрящешь
Заповеданный до срока
Бытия образчик!



Иначе — хлябота,
А то бы — зыбота,
Неясности неясыть,
И к смыслу глухота,
И тягостные лясы!






* * *


На Саввин день —
Вновь с крыши звень.
Переменная весна.
Затяжная, знать…



Переменные светила,
Переменные сердца…
Постоянным дай мне силы
Быть по жизни до конца!



По деревне в гермошлеме
На «Урале» рассекать.
Зная, что на Уэлене
Пеленгуют вражью рать!

Пара девушек в коляске,
За спиной друган Колян;
Пусть агрессор на Аляске
Расчехлил аэроплан…

А у нас бутылка горькой
Да полпалки колбасы.
И мы катимся под горку
К водам речки Бирюсы!



Оставаясь у Элен,
Я рулил на Уэлен,
Фильм глотая популярный,
Выл позёмкою полярной;
В чисто убранной избе
Я рулил не по резьбе,
Между кружев и гераней
Кутерьмой висел буранной.






* * *


А на Алексея-тёплого —
Всё вокруг замеса блёклого.
Потому что повлажнело —
Отжимай хоть город смело!
Руля всё хлеще и веснее,
Скрипит телега Алексея.
А в ней-то Федосеенков —
Отец мой — машет с облаков,
Ему сегодня девяносто
Один…
И сходит снег с погоста.



Иго родов, о дороги!
Токмо — как встарь —
направленья…
Самое лучшее — ноги —
Средство передвижения.
Русь развезло по теплу,
Мутно в родимом углу.






* * *


Кирилл-дери-полозья:
Тепла чересполосье
И ветра чехарда —
Всё рвёт туда-сюда…
Зашёл к филателистам
Полуденной порой —
И только часом мглистым
Сподобился домой.



И леса розовый рисунок
С вкраплением грачиных гнёзд;
Ветров наплывы вперехлёст,
Один через другой просунут;

И перескок ручьёв по дёрну,
Один через другой продёрнут;
И в детство выскочить с порога,
Вдыхая прель
апреля всклень,
Где реки прорывать не лень
И лето близить понемногу!






* * *


Дарья-прорубь-замарай
Принесла с собой жару.
Раньше срока лета рай
Наступает не к добру…



Большое дело — наблюдать,
Как исчезает в небе рать
И появляется опять
Румяно-белых пухлачей.

Хоть эта рать и без мечей,
Она есть воинство добра,
И славим мы её с утра!






* * *


Каково зажигает апрель,
Аж обрыва дымится скудель!
На Фотинью-колодезницу
Одеяние лета к лицу.

И павлиньи-глаза, пробудясь,
Украшают порханием грязь,
И, оставив светила красы,
К нам веснушки летят на носы.






* * *


Плавит без усилия
Солнце на Василия
По лесам снега,
Полнит берега…
С милой краснощёкою,
Ветрено-легки,
Выйдем на высокую
Кромочку реки,
Поглядим далеченько
С радостью в глазах;
Только перья млечные
В синих небесах.






* * *


Солнечно на Никона,
Также на Артемия…
Видано ли, слыхано? —
Загорал в апреле я!






* * *


Весна-весёлка-веселуха
Дождём отплясывает лихо.
Стоит приятная для слуха
Чуть позабытая шумиха…

Бот только бы не затянулось,
Не перешло бы в слякоть-снулость!
Так день отметил Гавриила
Дневник сугубый Михаила.






* * *


На Матрёну-настовицу
В деревень и сёл столице
Перевёлся наст давно;
Чуть остался — где темно,
Под забором, под кустами,
Непролазными местами…



Оду чини чудо
Этой яви заревой,
Где огня наслуда
На деревьях за рекой,
Ласточек чаинки
На медовых небесах,
Норки гнёзд в суглинке —
На обрыве — юрких птах!






* * *


Пятница, Иларион,
Всё ещё тепло не в меру.
Мне сегодня снился сон
Про Литвинова Валеру —
Одногруппник мой и друг —
Мы не виделись лет триста —
Будто он сразил весь Юг
В роли соло-гитариста…






* * *


На Ивана Лествичника нынче
Пасха выпала Христова.
И за это мы готовы
Осушить церковного графинчик.

И пускай в бурунах беспокойных
Тмится небо непогоже —
Только бы не гибли, Боже,
Братья наши в окаянных войнах!



Я помню вкус пасхальной сдобы
С далёких ясельных времён.
Ещё — какие-то трущобы,
А дальше — брёвен Вавилон.
У бабы Вали это было,
Неподалёку от Томи.
Сырыми закоулками
С подстилом свежего опила
Там собирались староверы,
Мои родные, по весне.
А лес, урча, таскали звери,
Ещё неведомые мне…
Строй куличей разновеликих,
Турниры крашеных яиц,
Железный рык чудовищ диких, —
Из первых памяти страниц.



О вера — зарево
Всевоскресенья,
Безверье — заживо
Всепогребенье!






* * *


Утром на Ипатия
В синеве ни облачка.
На душе апатия
К бодрым заголовочкам,
Славицам проплаченным…
Жаль писак до плача нам!



Клочок последний снега
Растаял под окном.
Там —
тень у нас от века
И веет холодком.
А веер Юре — Ева.
Но локон — око лон.
Грустит рябинка слева.
А справа — старый клён…



Легкоосвоенный говор лучей —
Вторят ему синева и ручей,
С ним соревнуются шелесты
Свежезелёной прелести.
Благоосвоенный ветра язык —
Кодов апреля, Лер паводок,
Насть наст, вскипающий без закавык,
Ради январских ягодок!






* * *


Дождь на Марью-пусты щи,
По стеклу не хлобыщи!
Встрепенись да возликуй,
Жизнь на грани жизни,
И взамен холодных струй
Солнцем дроболызни,
Пусть пробьются лопухи,
Прочие муравы,
На губителей лихих
Высь найдёт управу!






* * *


Вот и Тит-ледолом,
Поликарпий-ледохруст.
Норовит ивы куст
Льдина срезать утлом.
Пробудилась река,
Прёт во имя чебака,
Щуки, окуня, язя,
Увлажняя воздуся!



И долго, и больно
Меня прессовала зима…
Я выстрелил вольно
Восторженностью без ума!
Ликую поляной
Огней мать-и-мачехи сплошь,
В запале, как пьяный,
Поправ откровением ложь.



Страсти мастерски седлая,
Речь берёт он в оборот…
Кто таков он? Русь Святая —
Поэтический народ!






* * *


В гортани песнь теснится —
Не сдерживаю птицей —
Иосиф-песнопевец,
Ольховые смотрины!
Но дорожает хлебец
И прочая снедина…
Озолотеет пища
До кризисного днища.



Поёт синичкою,
А норов — ворона;
То льнёт лисичкою,
То шасть на сторону.
Весна такая вот,
Весна бедовая;
То взором плавит лёд,
То вся ледовая.



Правильно обученные светят
Из нечеловеческих пределов.
И, следя за ними, мы при деле,
И восторг печатаем в газете.
Потому их много, чтоб хватило
Всем найти свою влюблённым парам;
И светить поручено им даром,
Меж собою сочетаясь мило.
Хорошо,
когда в округе нет высоток,
Нет огней реклам и фонарей —
И крупней, дороже и верней
Их богатство
всех богатств и шмоток!






* * *


Сегодня Федул губы надул
А дунуть забыл, ветра нет.
Лишь тучи отквасились книзу,
Да капли стучат по карнизу…



Ну и что, что погода не та,
И небесность неясного цвета,
Но какая зато красота,
Что уже приближается лето!

И любовь зеленеет листвой,
Заплетается травами луга,
Свиристит и поёт вперебой
И стихами касается слуха.






* * *


На Евтихия-тихого
Да Ерёму-пролетного
Небо к ветру придирчиво,
А к дождю-то приветливо:
Шёл с утра подслеповат —
Знать, грибочками чреват!






* * *


На Родиона ветер крепок,
В нём аромат оживших веток,
Который людям мутит ум —
И в головах весёлый шум;
От Родиона к родам прямо
Идут весёлые упрямо.



Прозрачна зелень молодая —
Ещё листочки с ноготок —
Но как душиста, опьяняя,
И скольких сил даёт приток!
Гулятъ-гулять-не нагуляться,
Пьянеть-пьянеть-не опьянеть,
Под смоляные чары глянца
Объём уменьшив аж на треть
Хандры увесистого ранца!






* * *


На Вадима потемнело,
Ходят тучи оголтело,
Словно пролетарият,
Льют-гундосят невпопад…



В мрачном балдже облаков
Мутное вращение.
А под этим дураков
Шумное скопление.

Подстрекатель верещит
С бородёнкой редкою,
А империя трещит
С дальнею расщепкою…






* * *


На Терентия-маревного
И Антипа-половода —
Грязи, марева прескверного —
Отбавляй хоть…
Сплошь болото!






* * *


На Василия-парильщика прохладно
И на Фомаиду-медуницу так;
С первых дней апреля жарило нещадно,
А в последние свирепствует дубак!
Дню Победы скоро семь десятилетий…
Но зачем губить детей в муштре
Тысячных хоров и тьмы многокуплетий,
Строя и держа отнюдь не на жаре?!
Вновь обрыдлою, прескверною старухой
Позабытая вернулась показуха…



Затяжная оттепель,
Затяжной стужак.
Вёснушка в права свои
Не войдёт никак.






* * *


Хотя лютует стынь,
У нас сегодня синь
Глаз русских берегинь.
И травы — сивые
Кудрей красивых их…
А так — пришёл Мартын —
Лис гонит через тын.



Зима номер два на дворе…
А это тоскливо, ребята!
Как будто вернуться к муштре,
Отвыкнув от тягот солдата.

Однако метель не навек —
И, тая, стучит по карнизу.
С лопатой пыхтит человек,
Сердясь из-за неба каприза.






* * *


Тепло ушло — и жизнь как будто
По всей округе замерла.
Пустынно на святого Пуда,
Шуршит таджика лишь метла
Пустынно как-то и на рынках,
Кругом банкрот, кругом ущерб.
У редких бабушек в корзинках
Крупа, да соль, да серый хлеб…






* * *


Неразборчивы витрины,
Силуэты горожан.
На рассадницу-Арину
Спозаранок лёг туман.
…А из сказочных семян
Прорастила да взрастила
Русских лириков Вершину
Няня добрая для нас;
Чудодейственная сила
Даст плоды ещё не раз!



Лило всю ночь
И льёт теперь.
Уже невмочь
Терпеть апрель.
Остановись,
На час хотя б,
Почто навис,
Апрель-октябрь?!






* * *


И вот пришёл Кузьма сегодня огородник,
Ни дать ни взять
Виталья Огородникова брат —
Такой же ясносолнечный рыжебородник,
Такой же непосредственный
трудяга и добряк —



Стихи и мастихин —
Стихия вот его.
С шуршаньем велошин
В мечтах вокруг всего!



Обычные луга, леса, поля…
Жаль, примелькались чудеса нам.
Насколько поразительной Земля
Предстала б инопланетянам!

А эта смена облика её
В зависимости от наклона…
Поговорить хоть, что ли, с муравьём
Насчёт гостей из Ориона?






* * *


А на Прокла-глиновяза
У нас сухо да тепло…
Показушная гримаса
Доброты — не есть ли зло?
Удивительно порою,
Как чернильная душа
В тогу рядится героя,
Кинув нищим полшиша…



Беспрекословные влекутся,
Слегка лучом подпалены,
Протяжно, скученно и куцо —
Над безмятежностью страны.
Спустя денёк-другой и третий
Настанет чинности предел —
И в буйстве огненных соцветий
Мы не узнаем свой предел!



Не одно крыло окрепло
В этой ясной синеве.
Не одно угасло пекло
В этой росной мураве.
Реет птица над крестами,
Вьётся медленно тропа.
Там, за ней, и мы предстанем,
Тишину не торопя…






* * *


Нынче пришёл к нам весенний Лука, —
Ясно и зябко, — выводит рука.
Ну а общественной нашей житухой
Ходят в обнимку враньё с показухой…



Как верноподданный
Вьюг
из цветочной пыльцы
Знаю доподлинно —
В мае цветут воронцы.
Пышные, лёгкие,
Словно невесты наряд,
Но под обёрткою
Зреет погибельный яд!






* * *


Как в пору одоленья вражьей ставки,
Длань помощи нам протянул Егор.
И нынче день сворачиванья гор
И к лучшему судьбы перенаправки…

Пусть хоть один одумается вор,
Хоть ростовщик один
понизит ставки!






* * *


Пришёл Евсей-овсы-отсей
И холодком объял нас.
Дабы за пафосностью всей
Мы видели реальность.

В окно — ров аж жаворонков
Да овраг, гляди, коростелей…
Грех на жизнь-то жаловаться —
Лучше доверху её налей!






* * *


Пришибает пыль на Марка
Мелким взбрызгом, и не жарко,
И застыли дерева
Как чеканные слова.
Ну а там, над головою,
Тучи бродят, слой над слоем, —
То сойдутся невпрогляд,
То прорехами ярчат.






* * *


На Семёна-ранопашца
Под ногами грязи кашица,
И она же в избы тащится…
Доля древняя зовёт
Встать за сошкою народ,
Да реальность бекова,
Античеловекова,
Отвращает от землицы
Для асфальтовой тщетицы…






* * *


Яков-тёплый лишь к обеду
Потеплел, а был знобист.
…Я на встречу не поеду,
Врёт столичный журналист!
Слишком пафос нарочитый,
Мздой изрядною подпитан.



Пришла пора лучистая,
Певцами голосистая,
Ветрами — без препон,
Корнями — испокон.
Пришла краса разъярчата,
Побегами боярчата,
Чтоб радовался всяк,
Вдыхая сок и смак!






* * *


На Еремея-запрягальника
На месте трудно усидеть —
Теснит простор грудную клеть:
Всех —
от бича и до начальника —
Зовёт нас пахарская суть;
Природу разве обмануть
На Еремея-запрягальника?!



Орет ветер-небопашец,
Туч даруя жирный пласт.
Деловитый гомон пташек
Вводит в лад полезный нас.
Будет спориться работа
В небесах и на земле;
Пенки ж
пусть снимает кто-то,
Прея в жадности дупле,
Там найдёт свою погибель
Примитивный тот слизняк;
А поэзии хулитель
Угодит опять впросак!






* * _*_


С Маврою-молочницей,
Всех коров помощницей,
Кто-то вместо облаков
Словно вылил молоко…

А с экрана некто нам
Снова чешет по ушам —
С щеристою миною,
Хладностью змеиною
Он любовь преподаёт,
Презираючи народ!
Бродит туча-пустодом,
Наполняя брюхо льдом,
Чтоб потом растреснуться
Видимой окрестностью.






* * *


Как положено — сурово
На горошника-Иова —
Вновь повеяло зимой…
Произвёл дуплет глухой —
Цветовыстрел он ночной
Яблони с черёмухой.



Деревья говорят,
А их пеньки молчат;
Но мне измолвил пень,
Мудрец окрестный —
Не ветви ерепень —
А душу пестуй!
Ищи главу угла
И смысла вспыха,
Хоть сетуют ветла
Да облепиха…



В дыму лучей возникло
Видение тебя.
Свирели и кугиклы
Запели, миг столбя.
Ниспосланная свыше,
Ты ангел мой весны.
И музыку я слышу,
Хоть дни мои грустны.






* * *


На пшеничника-Ивана,
На труды проворного,
Встали тучи очень рано,
Тучи цвета чёрного.

Походили-побродили,
Даже пыли не прибили,
Без следа развеялись,
Не считая этот лист…






* * *


На весеннего Миколу
Снизошло приятство долу —
И теплынь, и благодать,
И картоху срок сажать!






* * *


С каждой новой зарёй
Мы — по-свойски…
Вот и Мокий пришёл
Водомойский.

Хотя он же — Кирилл
И Мефодий…
Наложение здесь
Двух мелодий;

Стало быть, что ни день —
То загадка.
Заглянуть бы за явь
Хоть украдкой!

Не гоню лошадей —
Всё по сроку.
Ещё надо пройти
Сквозь мороку…



А жизнь как заведённая шкатулка
Наигрывает всё
свой скорбный марш.
И чередом выводит на прогулку
В окошечке род человечий наш.



Нынче быстрее обычного
Облакосплав в синеве.
Я помянул закадычного
Друга на майской траве.
Ровно семь лет миновало уж,
Как призадумался он…
Думой какой небывалою
Донельзя весь поглощён?!






* * *


Вот и входит во власть
Епифаний, лучась.
Он — владелец угодий.
…Сколько здесь и сейчас
Параллельных мелодий?
Хоть и сутки он тут —
Те да с пользой пройдут
Для трудов огородных
И затей благородных!



Росисто-травянистый
Свежо горчит рассвет,
Кусты исходят исто —
Предела граю нет.

Как нет предела песне
Ликующей души.
И чем в «центрах» злобесней —
Милее тем в глуши.



Мне пела природа
Бессмертную песнь.
Тускнели невзгоды,
Яснела чудеснь.
К тому
подбирал я,
Подыскивал слог,
Чтоб близью и далью
Плыл отзвук-восторг!






* * *


На Лукерию-комарницу
Лошадям раздолье блазнится,
Разбрыкались поутру,
Угрожая комару.

У меня работа спорится,
Рыбку из пруда ужу.
Поговорка-поговорица
Тут прозрачна и ужу.






* * *


Сидор-огуречник,
Пахом-бокогрей…
Свой укропа венчик,
Лук да сельдерей.
Дачи кормят нищих,
Сотки-крохотки;
Бюрократство-хищник
Точит коготки…






* * *


Фёдор-житник
Выдал дождик,
Чтоб не жидки
Были пожни.
Чтоб картошка
И моркошка,
Свёкла, репка
И сурепка,
Клевер, редька и редис
В рост резвее подались!



Прабытие опять мне снилось,
Где я кузнечу, квашу силос,
Бруском песчаника литовку
Точу до брадобрейной остроты,
Чтоб поутру врезаться ловко
В туманный луг до кряжистой гряды;
Потом в стога метаю сено,
Хлев очищаю вдохновенно,
Картоху сыплю под повети
Да ставлю сруб для будущей семьи,
Где вырастут прародичи мои…
Добро кровям за встоки эти!






* * *


На свистунью Евдокию
Не унять дутья стихию,
Снова Север, лютый гость,
Заломил спинную кость!
Наша добрая свистунья,
Ты тепла не отнимай,
И слезливые ворчуньи
Пусть в конце не застят май!



После серости засилья
Снова росплеск красок —
И анютиных обилье
Жёлто-синих глазок,
И плакун-травы лиловость,
И журавки рдяность,
Вероники синь-как новость
И восторг — как пьяность!






* * *


Нынче от Федота
Пекло до Леонтия —
До седьмого пота,
Хоть и безработный я.

С Индии калёный
Воздух подоспел как раз…
В пору б — пруд студёный,
Квас да надувной матрас!






* * *


На Ваню-долгого скорей
Всем миром защитим детей!
А завтра — нет? Ведь на Земле
Под одобрительный галдёж
Во мгле, замешанной на зле,
Идёт потрава детских душ…



Встали бы вот так слова и числа —
А они друг другу не враги —
Чтоб мамон несметный расточился,
Детворе пойдя на пироги!
Чтоб последний циник умилился,
Наконец-то вспомнив о святом,
И увидел мыслящие листья
У могил на дереве седом.






* * *


Зачем явилась мне с утра
Душа Великого Петра,
На грани сна витийствуя
Про новый вид… смертоубийства?!
Сегодня славный Пушкин-день
И рифмовать совсем не лень…
Но для чего же призрак царский
Меня пугал дурною сказкой?!
А впрочем, всё в надмирной руце,
И нам догадываться лишь;
Друзья сегодня соберутся,
И добрым тостом мы, глядишь,
Тревожную развеем тишь!






* * *


На Федору, как в парной,
Влажный зной
стоит стеной —
Ни туда и ни сюда..
Сдует липкого когда?!






* * *


А на гусятника-Никиту —
Да на десятое июня —
Хоть снова лезь в тулуп и чуни
Да печь пожарче растопи ты!
Хотя и солнечно как будто,
Но от порывов — неуютно.



Бывают и летом
Холодные дни.
Бывает, по следу
Невзгоды одни.
Но мы не возропщем,
А лишь воспоём
Творение в общем
И день этот в нём!



На розовом небе
Янтарь облаков.
Врачует Асклепий
Глаза от оков.
И видим не только
Безумство сует,
Но райских осколков
Причудливый свет…






* * *


С севера идёт облаковерть.
С юга зной на нас фугует…
Чтоб на жизнь сойтись,
а не на смерть, —
Брань приветствуем такую.
Пусть взгрохочет, восхохочет высь
На брусничную Устинью;
Эй, брюзга,
взбодриться торопись,
Укажи на дверь унынью!



Но форм немыслимых и красок
Меня картины не влекут!
Милей родимый наш закут,
А также хомяков и ласок,

Бобров, волков, бурундуков,
Синиц, кукушек, перепёлок,
Берёз, черёмух, сосен, ёлок,
Полей, и речек, и лугов,
И прочих рысей и полёвок…

Как хорошо, когда за пряслом
Стоит предутренняя марь,
А за леском, ещё неясным,
Едва просвечивает ярь!






* * *


Не в состоянье спать,
Опередив все сроки,
Поднялся ровно в пять,
В зубах застряли строки:
Пришёл Лукьян-ветряк,
А за окошком тихо,
Не сдует всё никак
Занудную жариху!






* * *


Будем с щавелем мы щи
Хряпать счастливо Лукерьи,
Станем хоть и не тощи,
Но входить в любые двери;
Избавляясь от мешка,
Будем суживать рубашку,
Узить стяжку ремешка,
Ширить рук и ног
размашку!



Я, логом ум оголя,
А сердце стремниной,
Прорезался сквозь тополя
Зарёю карминной.
И нет у отрады краёв
Моей всеохватной,
Порыв повсеместен её,
Полынный
да мятный!






* * *


Словно иноческий стих
Дорофеев день затих,
Вера беззаветная,
Счастье безманетное.
Не настолько век наш лих —
Есть краса приметная…
Лишь уняли б хищный пых
Рати кабинетные!



Лежать в ромашнике под облаками,
Забыв себя как воплощённый долг,
Забыв реалии и всякий толк —
И без толку следить за мотыльками;
Катать слова туда-сюда-обратно
На языке, свободном от силков
Напевов, перепетых многократно, —
И обнаружить вдруг в конце концов
И смысл, и строй,
и стих, звучащий внятно!






* * *


Хоть уже и Стратилат,
Не идёт житьё на лад —
Продолжается разор
Мелких частников — позор!
Где был шум от толчеи —
Пустоты лишь ячеи…



Дни отсёк я во хмелю
И зажил тверёзо.
И в угаре не мелю
Ахинеи просо!
Всё, что сказано — зерно
Благородной пробы.
Хоть порой и озорно,
Но — без грана злобы.



По синеве июня жаркой
Плывут заснеженные кряжи.
А тут — по тропкам
в шлёпках шаркай
Без шанса выкупаться даже.
Вода-то лёд ещё в озёрах,
В Туру — не манит и весёлых…






* * *


От Федота к Феодору,
А с Никиты к Мануилу
Навалился жар горнила
И пройдёт, видать, не скоро.
Что же нынче за июнь-то?
С ливневостью нулевою,
С пожелтевшею листвою…
Небушко, хоть разик плюнь ты!






* _*_ *


С Акулиною-гречишницей
На камнях хоть жарь яичницу!
Правда, к вечеру нагнал
Ветерок косматый вал…

Издержки воспалённого ума —
Бросанье из огня да в полымя.
Чтоб охладить свой разум,
Воспользуемся квасом!






* * *


На Евсея-гречкосея
Небо тучилось, тускнея.
Ветерок слегка нудил,
Не грызя своих удил.
Но ни капли не упало
В обозримости квартала.
И унёс всё чередом,
Догорев,
багровый ком…






* * *


На Модеста и Амоса
Постучало капель просо
В подоконник поутру,
Но оставило жару.



Хороводят тучихи-пустыхи
Да посверкивают напоказ…
Но зато слаще сладкой клубники
Мы набрали
с пригорка таз!






* * *


На Мануйла и Савелья
Испарились комары…
Точно так же — еле в теле
Мы сегодня от жары.
Не припомнится такого
Мне в мои пятьдесят семь,
Чтоб шкворчала в полседьмого
Сковородкою Тюмень!



Тучи забыли про нюни,
Мимо Тюмени шустря,
И заработал в июне
Хрустозавод сентября.
Воздух от сухости пылен,
В грозах сухих небеса;
То от осадков мы выли,
То от жарени слеза!



Уже без счёта днями
Хожу древесными тенями,
Хрущу пожухлою листвой, —
Зной.
А где же облака-то,
Что нависали в три наката?!
Лишь тонкой серой пеленой
Едва найдут-исчезнут…
Зной.
Тюмени так отныне
Недалеко и до пустыни.



Ласточки-ластули,
Рыбки-рыбули,
Хвостиком вильнули,
Скрылись вдали.

Плёнчатые-плёнки,
Смех-облачёнки,
С вас да ни каплёнки
В сухость земли;
Ждём-пождём
Чёрных с дождём!






* * *


А на Зосиму, на пчельника,
Душновато запредельненько —
Вроде бы ударил, ливень, гром,
Следом же накрыло колпаком!






* * *


На Мефодия — занятненько —
Знатного перепелятника —
Вроде дождь с утра, затем светлей…
Неужель так будет сорок дней?!



Над просторами земли,
Деревнями, городами
Мрака полчища ползли
С огненными хоботами.
Хоть моли, хоть угрожай —
Но беда неотвратима;
Зато после — урожай —
От картохи до малины!



Слышатся домыслы
В дачном автобусе —
А на Урале-то
Был ураган…
Видно, украли-то
Много, что рьян…
Исто-неистовый
Рвал и метал!
Стёкол повыставил
Целый квартал…






* * *


И на Аграфенушку сушь — нулевая —
С рассветом нещадно уже поливает.
Предтечею став Иоанна Предтечи,
Купальница струями
купно в нас мечет.



Добротная влага
Добротных небес.
И вот из оврага
Гулявник полез.
А из-под забора
Жерушник желтит…
Лекарственной флоры
Так радует вид!



Уж если камни дышат,
Любить дано цветам, —
С чего не жить и нам
Под этой синей крышей?!

О лучшем помышляя,
Едва мигнёт заря,
Под щебет сборной стаи
Судьбу благодаря.






* * *


Макушка лета. Стылый дождь.
И беспросветные прогнозы.
Сменила зной озноба дрожь,
Остались лишь
по лету слёзы…






* * *


На Ефимию-стожарницу
Нет ни Солнца, ни Стожар —
Так прохладится-туманится
Над Сибирушкою шар!



Шар инакого пространства
Проступает в синеве.
И вовеки не угнаться
За улиткою в траве.
Искривилось лоно мира.
Время замерло в пруду.
И над стеблями аира
Чингисхан дудит в дуду.



Полноводнее стала
Река облаков
И у лужи зерцала
Не видать берегов.

На Земле эра ливней —
Льёт и льёт напролёт,
С каждым днём всё активней
Полюсов тает лёд…






* * *


На Прокла-великие росы
По пояс стоят медоносы,
А с севера тучи идут —
Озноб посылает Сургут…



Точат мочала туч,
Тоскливо день тягуч.
Люк открываю кнопкой —
И вон из яви топкой!
Я в космосе «Гунеш»,
Он солнечен и свеж,
Хотя древнее нету,
Включая слякоть эту.






* * *


На Кирилла и Улиту
Про округе всё улито.
Нет просвета в облаках,
Нет печали о благах…






* * *


На Афиногена-птичью немь
Нынче полнолуние;
Ну а на Макриду — ливень в семь
И жара полудняя.



Навалился сон жестоко
В сопряжении со мглой.
Из единого истока
Сон и дождь непроходной…
Если спать сплошные сутки,
То закрякаем, как утки!






* * *


Марина с Лазарем лютуют —
Четыре плюс с утра, сквозь струи
Уже зимушки-мушки белые
Вовсю мелькают, скороспелые!






* * *


На Илью-пророка
Утром солнце, тишина…
И нигде до срока
Синь беретов не видна.

Чуть попозже грянет
Гульбище без тормозов,
Словно ветхой рани
Непреодолимый зов.



В беспокойном заоконье
Нет меня.
Два не свёл я, как покойник,
Кетменя.
Просто свёл я с суетою
Все счета.
Пусть обрыбится кетою
Суета!



Небо мне маячит облаками,
Клён жестикулирует руками,
Говорит со мною, дураком,
Псина неотложным языком,
Ворон подтверждает то кивком…
Отчего ж доселе не пойму я,
Правду открывает мне какую
Мироокруженье сообща,
Действия ответного ища?!



Золотые зарева закатов
Дарит август нам
вослед раскатов.
И пронизывает вдруг дома
Огне-сказочная полутьма.

В эти фееричные мгновенья
Мы в своих пенатах — как виденья;
И вот-вот развеемся с тобой,
Очутясь в реальности другой…






* * *


Спозаранку уж не спится
На Марию-громовницу…
Пусть не будет, Магдалина,
Слишком долгим этот ливень!



В прогал меж мутных буден
Ворвался луч-полудень,
Как будто месяц-блудень,
Подмигивая, заярчил
Среди жеманных туч-громил!






* * *


И Трофим-бессонник косо
Снова сеет капель просо.
Но земля не принимает
И о сухости стенает…






* * *


Был на Анну стылый дождь,
Дождь на Ермолая.
Что ж ты нас не обойдёшь,
Туч промозглых стая?!
Нынче Пантелеев день,
День Пантелеймона —
Снова булькает Тюмень,
Как на дне затона.



А если выехать в деревню,
Картина там ещё плачевней…
А нагловата таволга на
Краю пруда зелёного —
Она теснит цветы калгана,
В разлуки цвет влюблённого.
Хотя полезны очень людям
Те два великолепия…
Но здесь перечислять не будем
Их признаки целебные.
А морось просто-напросто —
Как не сказать нахраписта!






* * *


Холодок на день Калины,
Тучи застят высоту,
Раньше времени рябины
Ягод сыплют красноту.
Раньше времени приспела
Нынче осень к нам на двор.
Приучать к ознобу тело
Принялась во весь опор.



…Ив окромя — моркови
Понаросло в округе.
С картофелем в основе,
С капустой — без натуги…
А значит — год продюжим,
Понавыводим кружев!



И напирала брюква — на!
И редька пёрла тоже…
Хотя страна оплёвана,
Мы долю не итожим.
Но поскрипим ещё зело,
А может, полетаем
Благому люду не на зло,
В досаду, разве, негодяям…






* * *


И на сильного-Силу
Сырая могила.
Раскуражились хляби…
Дали б выйти хотя бы
Хоть в короткий просвет —
Так ведь нет!






* * *


На Медовый Спас
Пасмурно у нас.
Ни дождя, ни ветра,
Лишь на думы щедро.
Явь-река грустна
В сером-искрасна;
В то ль мы встряли русло,
Существуя тускло?
Отчего страна
Нынче сплавлена
В сырьевую яму?
Иль не вдосталь тяму?






* * *


Степан нагрянул, сеновал,
Застоя же не разогнал…
Жара в Москве, в Калининграде,
А мы в арктической осаде.
И уж в хронической досаде
Не ропщем на погоду-дрянь,
Не цедим ругань-окаянь,
Лишь сверлим взором оловянь…
А может, разглядев внизу,
Насколько люди одичали,
Свихнулось небо от печали
И льёт потопную слезу?!



Я — лес дремучий. «Я» моё
Есть бездна суверенных «я».
Вранья кружится вороньё —
Но здесь ему не даст житья
Правдьё всеобщее моё…
Я — лес дремучий! Мне чихать
На новомодную лузгу.
Поможет мне землица-мать
Стоять во всякую пургу.






* * *


На Антония нынче
Омут неба не дымчат
И вода не смирна —
Туч армада черна
И безжалостны залпы
Ледяного зерна…
Если даты не знал бы,
Думал — осень давно
Мне выносит окно!



В этой музыке священной бытия
И случайные созвучья — неслучайны.
Исходя отсюда — злобная статья
О твоих твореньях — факт необычайный!






* * *


А на Мирона-ветрогона
Нет поутру ни ветерка.
Но вот пошёл — сначала сонно,
Теперь подул наверняка…

И вот уж оторопь пропала,
О чём мы вовсе не грустим;
Зато меж туч восточных зрим
Благосиянные Прогалы!

Гулкостью лазоревой —
Нашим взорам сласть.
Серостью зарёванной —
Горькая напасть.



Кто по прохладце вскакивал в седло
И мчал ныряющим просёлком,
Куда — и сам не зная толком,
Тот вспоминает молодость светло.
Кто за рекой, впадающею в синь,
Следил за мощью всей с обрыва,
Явь принимаючи за диво, —
Да не впадёт
в мрак старческих трясин!






* * *


А на Фёклу-копай-свёклу
Многосильный давит в стёкла,
Без пощады норовит
Прояснить нам дальний вид…
Разгулялся не к поре ты —
Нынче в школу детворе-то!



Западают, точно клавиши
На разбитом пианино,
Дни, серятиной осклабившись,
Булькая непрекратимо!



Морим с миром,
Помидорим,
Огуречим да свеколим,
Но не балуем себя,
Плюс — вкушаем отрубя.
Отказаться бы от бражки
Надо бы, да без поблажки,
Уничтожив вспять мосты!
Станет жизнь — как монастырь…






* * *


Вот и Новолетие —
Новый год славян.
Древности наследием
Год учебный дан.
Второклашкой заново
Дедушка пошёл
Внученьки охраною
От возможных зол…



Как старый лоцман, я учту
И мели, и течения,
Вернув далёкую мечту
Из красного смещения.
Чтоб на рассвете цвирк и свист
Прервали погружение
Туда, где холст бытийный свис,
Царит теней брожение!



Котят, утяток
Лучший друг,
Щенков с десяток
И пичуг,
Поющих в кронах, —
Внученька,
Для нас, преклонных,
Лучшенька!






* * *


Как на Тита-листопадника
Да Натальюшку-овсяницу
Перестало небо кваситься
И теплынь упала праздником!
Где ж ты нынче пропадало-то,
Лето наше запоздалое,
Мимолётное, усталое,
По каким гуляло таволгам?



Здесь стоит черёмуха.
Вербы — там кусты.
Выросли без промаха
Ради красоты.
Так зависло облако.
Так ударил луч.
Мир красой без промаха
Поражать могуч!



Привилегия сердца
Будоражить сердца
И до слёз умиленья
Пронимать гордеца.
Без кнута и приманки,
Без помпезных речей,
Аки с ветки осенней
Лист слетает в ручей…






* * *


Туч длиннореющие стяги,
На Домну, серые бродяги
В ветрах полощатся-флагощатся
И сеют морось-крошицу.

Внизу притихшие дворняги
Сидят по конурам, бедняги.
А мы хлебаем квас-окрошицу,
Судьбе показывая рожицы.



Мастер блёкло-линялого,
Выцветшего и подкрашенного,
Жухло-прело-лежалого
И обречённого гибнуть всего,

Не таись ты уже как зверьё
За опятами пахнущей марью,
Выходи да верши своё,
Сея золотом и киноварью!






* * *


На вторые осенины,
На Луку, подсохло вроде —
Лук убрать на огороде;
А вечор опять дождина…
Нет, родные, это слишком
Где ж от прорвы
взять задвижку?!






* * *


Поутру всё было мило —
Дальше вновь заморосило.
Слёзы льёт Федора,
Высохнет не скоро.



Вот и зарюхалось лето в мороку:
Слякоть сплошная да белые мухи.
И примораживать стало до срока,
Срока с теплом и весельем разлуки…






* * *


Позади Куприянов день,
Наступил день Семёна —
Бабье лето отныне-де,
А у нас туч препоны.

Дождь всю ночь
в подоконник бил,
Навевая кручину.
Я во сне телескоп купил
Годовалому Сёме-сыну…



Осень в лужах пузырится,
Вянет жизнь в заботах,
Смерти чёрные зарницы
Брезжатся в тенётах…

Прочь тенёта, двери настежь —
Да нагрянет праздник
Вопреки тоске ненастья,
Бед разнообразных!






* * *


Бродит ветер спонтанно,
Без царя в голове.
Хотя нынче их две —
День Акима и Анны.
То лучисто, то серо,
То тепло, то озноб…
Комментаторов — оп! —
Упразднили не в меру,
Чтоб никто не вещал
Про хозяйства развал…



А ветер-ветрище-ветрила
Опять округу
в хмурое впаял
И льдинки рассыпает мило —
Играет в бисер,
интеллектуал…






* * *


Нынче третьи осенины,
Зубаня Толяна именины;
Крест воздвижется,
Гад не движется;
Кафтан с шубой встретятся
Тащить с капустой вретище;
Нынче на Воздвиженье
Солнышко — не лишнее!



Пышечка-кубышечка,
Осень урожайная,
Баночка да крышечка.
Яства по желанию…
Запасёмся на зиму,
До весны, до летушка,
Может взгреть по-разному
Долюшка-увекушка!



Стали ниже клёны
На глазах у всех.
Для листвы зелёной
Тяжек липкий снег…






* * *


И опять в небесах
Журавлиное вече.
Тает день на глазах,
Оглянулся — уж вечер.

Только эхо в душе
Журавлиных прощаний —
Волшебство из волшебств
Этой жизни печальной…



Когда-то я нырял неплохо
В рудничный глиняный карьер…
Мы сыпались подобием гороха
С мостка, чтоб с места —
да в карьер!
Теперь рогозом ропотливым
Зарос заветный водоём;
Зато вольготно-непугливым
Житьём
довольны утки в нём.






* * *


На Веру, Надежду, Любовь
У нас распогодилось вновь.
И в пегости-бурости злато
Кой-где засверкало крылато,
Опять на удачу, на счастье
Под тёплый летя ветерок…
У Ани
на школьном участке
Идёт физкультуры урок.



Час за часом,
Спас за Спасом,
За Евтихием Евтихий…
К человечьим выкрутасам
Снисходителен Великий.
И в Кувуклию над Гробом
Сводит пламень благодатный,
И с вниманием особым
Хор сердец следит
невнятный.






* * *


В отрешенье отшельника
На Савватия-пчельника
Побродить по леску
Да развеять тоску,
По замшелым валежникам
Смак вдыхаючи свеженький
Непочатых опят,
Что на печь норовят!






* * *


Прошёл Астафий,
Грядёт Ипатий.
Как дул хрипатый
И хлопал ставней —
Так и лютует,
Сквозной, докостный…
Уймись, несносный,
Погубишь тую!






* * *


На Кондрата
да Ипата
Наледь по двору щербата…
Дни, промозглые без меры,
Изводили до гримас.
И химеры-эфемеры
Атаковывали нас.
Мы держались до последних
Заповеданных нам сил.
Ну а там — и до, посмертных,
Ангел коими снабдил…






* * *


Первый снег на Харитона
Непроглядной встал препоной.
Хлопья падают с ладонь,
Погребая заоконь.

Поутру, на Феофана,
Лёгкий саван белотканый
Превратился в ледяной
Кожух сизо-травяной.






* * *


Над Землёй —
Покров нетленный,
Наша свадебка с Еленой.
Позади немалый срок,
Впереди ещё — дай Бог!



Где-то в складках травяного бархата
В сладких поцелуях мы барахтались.
Зоркий Орион на нас косил свой глаз,
Ранняя заря застукивала нас…

Это жизнь земная. Жизнь вселенская.
Жизнь неимоверно обалденская!
Покидая
сеном пахнущий закут,
Наши детки по-космически рекут.



_2014–2015_