488 Федосеенков № 16
Михаил Алексеевич Федосеенков
МИХАИЛ ФЕДОСЕЕНКОВ
№ 16
_стихи_
ГЕРОЙ XIX–XXI ВЕКОВ
(экстраполяция ЗС)
1
Мой ум начитан и начищен.
И сапогом блестит, скрипя.
Я Фердинанд Восьмой-Поприщин,
И обнимаю всех любя.
Пускай войною на монарха
Идёт безграмотная чернь —
Я Эмпедокла и Плутарха
В сапог мозгов налью им всклень!
Пусть к моему святому чрепу
С коловоротом рвётся двор —
Я им Аквинского укрепу
Прочту — и то-то дам отпор!
Пусть коронованной особы
Моей вовек им не понять —
Перед народами Европы
Я честен, как родная мать.
2
Под дикий перепляс фельдъегерей
И прочих тайнослужащих короны
Шинкую огурец и сельдерей,
К успеху продвигаясь неуклонно.
Пускай непоказушен мой успех,
И более того — конспиративен,
Потом он будет на устах у всех,
Кому душок продажности противен;
Пускай стяжают славу и блага
Готовые с лотка распродаваться!
Не надо с потрохами пирога —
Салат здоровый я нарежу, братцы.
Я кулинар-монарх Поприщин
И всех бесплатно накормлю,
Привет убогим, нищим, лишним,
Тлеть обречённым на корню!
3
Да, таков, прямого назначения,
Многоразового действия герой —
По судьбе качения-скольжения
И стояния Хеопсовой горой.
Я не против суммы мнений,
Вариаций, разночтений,
Их полно во мне самом
Соответственно с умом…
Кто-то рад отведать пищи
Короля из королей,
Ну а кто-то мне припишет
Вензеля из Винзилей…
Как-то раз втянуло в вентерь —
И я вылез там, у них,
Ночь проплыв по эвольвенте,
И предстал как психов псих…
Впрочем, кто раскинул сети
С непролазной ячеёй
И прочнее всех на свете,
Что выносят в мир чужой?
Что пришлось мне восвояси
Сквозь фарфоровый сифон
Пронырнуть на тихом часе,
Сев мокрёхоньким на трон!
4
А намедни я на Невский выхожу
В мантии своей да с горностаями
И такую сразу наблюдаю жуть —
Мчит кибитка Космоса раздраенно —
Разлетаются ошмётками, шипят
В наших лужах угольки Плеяд,
А Туманность Андромеды колесом
Из-под колымаги выскочила,
Застучала с матюгами в унисон
Ездовых той тройки вымученной…
Знать, сошлись
в одно безверье там да спесь,
Злоумыслие да с бессердечием, —
Ажно перекувыркнулся Хаос весь!
Стало тутова мне делать нечего
И обратно зашагал я на чердак —
В добрый свой монарший кавардак.
5
Завидная Касталия моя…
Икру пусть мечут записные
Затасканных премудростей друзья,
Саней в рутину ездовые!
Смешон их вымученный глянец,
Запечной мглы протуберанец,
Словес сомнительный улов
Из затхлых медиа углов!
Когда я слышу хор журчащий ляс,
Где истин пошлые подмены,
Охота мне пуститься в дикий пляс
На дне иссякшей Иппокрены!
Я пробужу святой источник сей
И накормлю с руки Крылатку,
И мы заржём с ним ойкуменой всей,
Хор заглушая пошло-сладкий!
6
Я, Фердинанд Восьмой-Поприщин,
Стою на поприще своём.
Страны моей закром расхищен
Раздутым штатным хомячьём.
На них спущу Макиавелли,
Адама Смита натравлю,
Вселенских монстров Церетели,
Как то, за что они радели, —
Дабы разор свети к нулю!
7
Разболтыхав стакан, галактик полный,
Я осушил его и закусил
Энергией с материею тёмной
И ощутил прилив изрядный сил…
Отныне звёзды под мундиром у меня,
Что правильнее, нежели — поверх.
Я всем иным цивилизациям родня,
Чем сразу всю науку опроверг…
Но тут случился недруг налегке
С большой бутылкой
вермахта в руке,
Схлестнулись мы
с прохвостом не на шутку —
Аж в Парадизе зазвенело жутко!
Сражался силой мысли я, конечно,
Противник-злон сосудом бил меня,
Зловонный вермахт вялотечный
Струился и кукожил зеленя…
Существования не зная моего,
Иные мне весомости не придают.
Однако значу я не меньше оттого,
Собою возвышая низменный приют!
8
И — поджав свой бурый хвост —
Спрятавшись под Карлов мост,
Там кликушествовал злон,
Мощью мысли уязвлён:
— Нам невидимый народ,
Перейдя наш разум вброд,
Шествует со всех сторон,
Тихим гневом наделён.
Жить едва осталось миг,
Вот развязка всех интриг,
Изумительный цейтнот,
Избавляйтесь от банкнот! —
И мутило от его
Тявканья адольфьего,
И отвратною волной
Захлестнуло тонус мой…
9
И вот — пространства
трепетный кусок —
Я вдруг очнулся под забором,
И на меня глядят с укором,
Вращательно свой трогая висок.
Мерцает синью триллион миров,
Я весь переливаюсь немо…
Кто видел отродясь меж лопухов
Образовавшееся небо?
Желеобразный сгусток бытия —
Здесь я никчёмный и болезный…
Лишь там, в Эоне иномерном, я
Красивый, здравый и полезный!
10
В кутузку бросили опять.
В глухом узилище мой трон…
Но мой сокамерник пронять
Способен стены — вышел вон.
…Я полагаю, что сосед —
Советник тайный отставной.
Хотя мундир без эполет,
Но позвоночник-то — струной…
Вертлужной впадины шарнир,
Видать, с головкою бедра
Весьма притёрт! —
как командир
Сосед размашист, бодр с утра
И рулит прямо в погребок,
В похмельно-тусклые углы…
Благодаря таким грибок
Да не подёрнет там столы!
Он голосил что было сил,
Тем явно против голосуя
Самой Поэзии, чем слил
Себя из бардов подчистую;
Уже вечор пришёл, скрипя
Суставом шаровым своим,
Чертей костя не про себя
И околеть желая им…
Когда он вскоре захрапел,
Меня догадка осенила —
Его выносит за предел
Алкоголическая сила!
А может, и не канцелярский
Советник вовсе спутник мой,
Но к нам засланник янычарский,
Японский ли городовой?!
Отражая свет от фонаря,
Надоев, как собственное эхо,
Гастролёр наш сдулся втихаря,
На бостоне долго не проехав.
Ни к чему искусственный надрыв,
Пафос меланхолии трескучей,
И картин словесных примитив,
И навязчивость пустых созвучий!
11
Есть очень странные места.
Сарай, к примеру, из Сараев —
Стан янычарских самураев —
Там разверзаются уста
Помимо воли их хозяев.
И честен там до точки всяк.
И всяк — оракул поневоле.
Но тут, в каморке, он никак
Не виден в правды ореоле…
Всё ж вещает он
однажды спозаранку —
Чуть вернулась командирская осанка —
Вот крылатые ракетки-игракетки,
Если хочешь, пошуткуем в этой клетке,
Эти штуки расчехлим да поиграем —
Землю поперебиваем как волан…
Мол, не знаем — так узнаем,
что за краем —
Библия права, Талмуд, или Коран?!
Я приказал ему окститься —
А он ощерился когтисто —
Так в мелочах житейских мелей
Недолго стать и пустомелей!
И я взошёл на свой Олимп,
Чтоб взгляд от бренного отлип.
12
Вновь приходили доктора,
Цивилизатор применили;
Жрецы времён Амона-Ра,
Они мне служат в жёстком стиле.
Что ж, пусть дубасят, воду льют,
В уста засовывают кляпы,
Пусть трон —
решётчатый приют, —
Не лезьте в душу, эскулапы!
Служите мне без ампулы,
Не впрыскивайте мрака в вены,
Не лейте в мозг сомнамбулы
Иезуитской вашей пены!
И да очнётся вся планета,
Стряхнув с себя
презренный рой
С душой зелёного расцвета
И загребущею рукой!
Презрев милосердья скрижали,
Слонами опять наезжали,
С размаху давили меня,
Во всех прегрешеньях виня.
13
Уже давно вокруг парят
Необъяснимые созданья,
Порой выстраиваясь в ряд,
Порой сходясь в одно сиянье.
Они выкачивают из
Абракадабры рбадакарба —
А рбадакарб питает жизнь
Всего загадочного скарба…
Так в центре всех инфраструктур
Инферносфер и скверно-инфо
Один возможен штукатур —
Он смерть
раскрашивает в нимфу.
Да-да, гримёр-реаниматор,
Подземных сил координатор
И Неохватства махинатор…
Да-да, картинный богомолец,
Злато-сусальный стихотворец,
Румян, как вербный херувим,
Клевреты тянутся за ним;
Фальшиво выглядел зело
Визит их в Сарское село…
Да-да, которого потряс
Наш интеллект и что напал
С бутылкой гнусною на нас,
Перенесясь поздней в Непал
Драконов тамошних нанять,
Дабы войной пойти опять…
14
Как высший чин,
бароны, гранды,
Мои идальго, дуэлянты,
Из Таганрога эмигранты,
Из Красноярска ловкачи,
Новомосковки щипачи,
И Оренбургские бичи,
И прочие тузы бахчи,
Ценю я разное искусство
Без патетического дуста —
И Каталонских взлёт усов,
И оквашнение часов,
И Андалузских посвист псов,
Маэстро Гойи бунт насущный,
От суеверий прочь влекущий
И повергающий мой ум
В круговорот полезных дум…
Но ненавижу простодырства,
В лохмотья ряженой корысти,
А также умных дураков,
Гремящих в бубен прямиков!
15
Перебежками,
клочками
Брезжился мой нынче сон.
В нём я щи хлебал очками,
А глядел сквозь патиссон.
В гору глыбина гранита
Заползала как змея,
И разбитое корыто
Кочергою клеил я.
Распадался текст на буквы
И срастался снова так,
Что мудрёную науку
Мог постичь любой дурак!
Я же к сути пробивался,
Да не вышло ничего…
И кружились вихрем вальса
Стены склепа моего.
А потом какой-то резвый
По щетине из стерни
Наскочил да поизрезал
Кожу времени в ремни!
Эй, оседлавший рысака,
Нас не возьмёшь нашармака!
Прикормился, примелькался,
Успокоился, исчез…
Это курс — по смерти галсу.
Нам другой тут интерес.
Без тепличных мест, без блата,
С полным бременем нужды —
Путь пройти от кирз солдата
До фельдмаршальской звезды!
16
Бытописатель я дотошный
И привожу — как аргумент —
О продвижении пригоршни
Таланта данный документ:
Сперва шёл с Нарвы в Капернаум
Большой верблюдов караван.
Почти такой же из Бернау
Шёл по горам в Вазиристан.
А третий брёл из Самарканда,
Хорезм минуя и Коканд,
Через Хиву — вновь до Коканда,
А там — опять на Самарканд…
Быстрее первых трёх четвёртый
Азоевропу налегке
Прошёл, как по дороге твёрдой,
Возникшей махом на песке.
Притом погонщики друг друга
Отменно знали отродясь,
Поскольку все — из Устилуга,
Свистя Стравинского на раз.
И вот, верблюдские поводья
Свои однажды отпустив,
Они затеяли мелодью
«Весны священной» на разлив;
А там, в Разливе-то, плешивый
Собрат из пункта номер шесть,
Наверно, вдохновлённый Шивой,
Решил чинить короне месть.
Он в кокон тлена
врос по шею —
Торчит одна лишь голова —
И поручили брадобрею
Раз в месяц стричь ему слова…
Но, впрочем, вспомнил: двухголовый
Он был по жизни, господа,
Рождён Персеевой Сверхновой,
А также площадью Дворцовой,
Да — не был в Клязьме никогда!
А между тем в Мадриде знали,
Что прибывает мой спец-груз,
Отбив на бронзовой медали
Весьма изысканный опус;
И в честь того же в Сарагосе
В корчме Двух Висельников стол
Накрыли, толику в обозе
Приняв даров почётно столь.
…Вот это по сердцу монарху!
Уважил братец-канцлер мой.
Видать, по совести — не страху —
Он служит мне своей душой.
17
В канцелярии у канцлера добротно:
Знает жёрдочку свою там каждый кур.
Покушалось, правда, много хитрых дур
На красавчика — с травою приворотной…
Устоял! Вы знаете, работе верен —
Угождать короне, дух распространять
Беззаветной преданности, множить рать
Герцогинь неравнодушных и царевен!
Но в подвале канцелярии иначе —
Правит бал там
антиканцлер-доброхот;
Прокопал туда он из Судана ход,
Не вставая
сорок восемь лет с карачек…
18
В понедельник
мне присвоил Комитет
Звание Почётного Кретина.
И возникла тут же давних лет
В титулярной памяти картина:
Маршируют простаки — за рядом ряд —
Преданность вздымая как плакаты,
На трибуне сверху циники стоят,
Куша предвкушением объяты, —
Мол, наш бизнес нончева —
Состоять при власти —
Куш сочнее сочного,
Сладость слаще сласти!
Было то в Бильбао, где-то за Ельцом,
Или в Ярославле, близ Толедо,
Но вассалы в грязь ударили лицом
Предо мною, помнится, в то лето…
19
Да что ж такое?! — снова лёд
На темя льёт мне экзекутор,
По рёбрам вновь глобализатор
Побудки хлёсткие кладёт.
Куда бежать от свиты сей?!
Зело усердствуют канальи,
Службисты, свора маргиналья…
Вам — циркуляр.
А я — лысей,
А я — страдай от синяков,
Глядясь в зерцало — кто таков?!
Так не пойдёт — машина стоп!
Я вам король — не остолоп!
Не слышат гнусные холуи.
Я чую смерти поцелуи…
До ужаса прекрасен лик её,
Объятья до безумия влекущи;
Нутро же сокровенное своё
Не выдам за спасительные кущи!
20
Из Ла-Риоха под Ла-Маншем
Не поскачу галопом в Ныду
Вестить пожизненную свиту,
Не уговаривайте, маршал!
Зайду-ка я к курилке Сиду
Развеять старую обиду
Да перекинуться в картишки
На фантики или на шишки…
Но не помчусь в Юргу
к сидельцам
И на Тунгуску к погорельцам
Ни с кардинальным кардиналом,
Ни с ювенильным Ювеналом!
Смекните, люди, покумекав,
Поприщин я, а не Прорехов,
Не ставьте, походя, креста
На череп мой и на уста!
Плачьте по мне, остроги,
Плачьте по мне, тюряги,
Постаментящемуся
во все ноги
Бродяге-авантюряге!
Зороастризму-бюро,
Бюро-хронизму ставлю
Я навсегда фигуру,
Видимую из Мстиславля,
Токио и Бобруйска,
Омска и Акапулько,
Риги и Васильсурска,
С брёвнышка и рогульки!
21
С электрошокером — накатом —
Под ним с мигалкой гироскутер —
Опять являлся экзекутор
Центурионом-сурикатом.
Он в профиль — чистый Торквемада,
Анфас — Эдмундыч из вольфрама;
Мне уважать его бы надо,
Но он грозит мне пилорамой…
О собственном не зная чуде,
Не продираясь рьяно к раю,
Они горят, но не сгорают,
Страны вольфрамовые люди.
Они общаются друг с другом
Посредством смен своих накалов
И содержимого бокалов,
Вполне довольны тихим кругом…
Но, как Чуйков под Сталинградом
Армады Паулюса взгрел,
Так заскорузлым ретроградам
Я преподнёс Арне, пострел!
22
Кулак ему! — кумекал ук,
Каллиграфический паук,
Обосновавшийся в петлице
У Карла при Аустерлице;
Петру Великому грозя,
В Полтаву гнал Наполеон
Индейцев полчища, друзья,
И мичиганский самогон;
При этом Бишмарк, осерчав,
На Росинанта заскочив,
Погнал войной на Кокчетав,
Давя аляскинский налив…
Сегодня под вопросом я,
И вся династия моя,
И вся держава под вопросом,
Отравленная купоросом!
…А что, унизить гения —
Не это ли чудесно?!
Похвально ваше рвение,
Сатрап тяжеловесный,
Вы скалитесь и брызжите
С клыков слюною пенной,
Напротив ставя крыжики
Главы первостепенной!
23
Почто так, химича химеры,
Не в меру шумели шумеры?
Разносится шум посейчас,
Будя не ко времени нас.
Почто так парсечили персы
Иной из Творения версий,
Что нынче весь мир начеку —
А вдруг теперь этой — куку?!
Год скорби истёк в Таиланде,
Развеялся прах короля…
Но, мы при могутном таланте,
Всё так же стоим у руля!
24
Ушала, да Упсала,
Да Большой Ушканий,
Несусветная скала
Взбучек, нареканий.
Горе-воскресители
Кельтского исконного
Малость не довидели,
Действуя рискованно.
Малость не дотумкали,
Не усвоив азбуки, —
И полезли тутмики,
Расплодились рамзики.
Тутмики да рамзики
С роем прочей нечисти,
Управляя разумом,
Правят бал в Отечестве!
Мандала, да Шамбала,
Да Вайгач шаманий,
Запредельная шкала
Связок несмыканий.
Будут долго танцевать
Огненные смерчи,
И обуглится кровать,
И ухмылка смерти…
25
О жизнь в бреду!
Зачем я в ней бреду, несчастный?!
Скорей бы вот остановиться
да очнуться,
Увидеть истинный порядок
и прекрасный,
Познав доселе неиспытанные чувства,
Увидеть мир Гераклосов, а не уродов,
Облыжною порукою не искажённый…
Рабы рабов и кукловоды кукловодов
Над всеми вами встану я,
преображённый!
Рабы рабов и кукловоды кукловодов,
Меня обставить в этой партии нельзя,
По чину я —
круговорот круговоротов,
А по профессии —
субординатор я!
Подумайте, зачем всё это вам —
Взять да с такой проблемою связаться,
Дивясь престранным числам и словам
И маясь до последнего абзаца?
Не лучше ли сидеть с подсолнухом
На лавочке, судача да лузгача,
Чем биться сутками бессонными
Решая Фердинандову задачу?
26
Прилетала невеличка шахмат,
Приносила шляпу математики.
Я принаряжусь — придут и ахнут
Наши инквизиторы-догматики.
Поучтивей, может, станут, глядя
На свисающие синусоиды
И вертящиеся геликоиды
С улитками, — да взамен проклятий
Вопросят хоть — кто это?!
Ах, кто это?!
Разверну я крыльев лемнискату,
Разверну папирус Ахмеса,
Разверну астроидой палату,
То-то им аукнется и ахнется,
И разверзнется шкала параметров
До немыслимых диаметраметров!
27
Веселей весёлого
Да ловчее ловкого
В небе цвета олова
Вьётся змей с верёвкою.
Змей-гирлянда мечется,
Три главы — клыкасты,
Порожденье нечисти
Да яванской касты.
Он раскрашен шахматно:
Одна клетка — Мамонтов,
А другая — Яхонтов,
Одна ветка — кабельтов,
А другая — Гумбольдтов…
В сетке самурайской
Робин Гуд в Зарайске,
А в Уфе и Канске Ямамото Канске,
Всеми одобрянский
Квазимодо в Брянске
Спотыкнулся, осерчал,
Вжился в образ, весельчак.
Лев Ландау в Осло,
Енгибаров в Тосно;
Спотыкнулся, осерчал,
Вжался в глыбу, весельчак…
Веселей весёлого
Да ловчее ловкого
В небе цвета олова
Вьётся змей с верёвкою.
Веревей верёвкого
Из металла ковкого
Исхитрили в Гатчине
Ширпотреб отпадчатый.
Ширпотреб отпадчатый —
Тронный полог складчатый,
А к нему в придачу — трон,
С тем в довесок — пять матрон.
Как вокруг да около
Я ходил Лукерии
Да с плеча высокого
Кинул ей империю —
Под ноги, красе моей,
Ты прости, система, ей!
В будущем далёком
Не заклюй нас с клёкотом…
28
У ней очи с поволокой —
Утешенья обволокой —
Глянет, словно обоймёт
И точит на сердце мёд.
Ах ты, сладкая находка,
Нежнокрылая лебёдка,
Предуспенский ангел мой,
Колыбельную напой,
Чтоб забыл я санитаров,
Дел заплечных комиссаров
С целым выводком кошмаров,
Заползать под череп ярых,
Ужас яви во бреду,
Наводящий на беду;
Светлый свет мой на свету,
Я с тобой лишь в сон пойду,
Я с тобою в дрейф залягу,
Утопив хандры баклагу,
Запахав все тропы войн,
Оголтелых солдафойн,
В никаковского числа
Обозначив память зла!
29
И глас прогремит как литавра —
Аксентий Иваныч Поприщин
И амбра, чистейшая амбра,
Не дочь генеральская — чище —
Вступают в союз подвенечный,
И пусть возликует весь Млечный,
И небо седьмое, и выше,
И голуби Зверковой крыши!
И пусть возликует сенатор,
Коллежский иной регистратор,
Асессор, директор, оратор,
Трезорства всего Губернатор,
Куратор, и координатор,
И главный
Торжка прокуратор,
А также бордо спекулятор,
Отныне заброшенный в Катар!
30
Где-то на тропинке
меж цветущих
Диких яблонь да черёмух я
Схоронюсь с ней
от сует насущных
Ради истинного жития.
Там ручей приветливо щебечет,
И садятся птицы на ладонь,
И слились в едино чёт и нечет
Вне расчётов, сроков и погонь.
Лимонницы и траурницы льнут,
Павлиние глаза и пестроглазки,
И без имён причудья там и тут
Порхают как неслыханные сказки…
С Лукерией моей мы здесь навек.
И да прости нас обрый человек!
Михаил Алексеевич Федосеенков
МИХАИЛ ФЕДОСЕЕНКОВ
№ 16
_стихи_
ГЕРОЙ XIX–XXI ВЕКОВ
(экстраполяция ЗС)
1
Мой ум начитан и начищен.
И сапогом блестит, скрипя.
Я Фердинанд Восьмой-Поприщин,
И обнимаю всех любя.
Пускай войною на монарха
Идёт безграмотная чернь —
Я Эмпедокла и Плутарха
В сапог мозгов налью им всклень!
Пусть к моему святому чрепу
С коловоротом рвётся двор —
Я им Аквинского укрепу
Прочту — и то-то дам отпор!
Пусть коронованной особы
Моей вовек им не понять —
Перед народами Европы
Я честен, как родная мать.
2
Под дикий перепляс фельдъегерей
И прочих тайнослужащих короны
Шинкую огурец и сельдерей,
К успеху продвигаясь неуклонно.
Пускай непоказушен мой успех,
И более того — конспиративен,
Потом он будет на устах у всех,
Кому душок продажности противен;
Пускай стяжают славу и блага
Готовые с лотка распродаваться!
Не надо с потрохами пирога —
Салат здоровый я нарежу, братцы.
Я кулинар-монарх Поприщин
И всех бесплатно накормлю,
Привет убогим, нищим, лишним,
Тлеть обречённым на корню!
3
Да, таков, прямого назначения,
Многоразового действия герой —
По судьбе качения-скольжения
И стояния Хеопсовой горой.
Я не против суммы мнений,
Вариаций, разночтений,
Их полно во мне самом
Соответственно с умом…
Кто-то рад отведать пищи
Короля из королей,
Ну а кто-то мне припишет
Вензеля из Винзилей…
Как-то раз втянуло в вентерь —
И я вылез там, у них,
Ночь проплыв по эвольвенте,
И предстал как психов псих…
Впрочем, кто раскинул сети
С непролазной ячеёй
И прочнее всех на свете,
Что выносят в мир чужой?
Что пришлось мне восвояси
Сквозь фарфоровый сифон
Пронырнуть на тихом часе,
Сев мокрёхоньким на трон!
4
А намедни я на Невский выхожу
В мантии своей да с горностаями
И такую сразу наблюдаю жуть —
Мчит кибитка Космоса раздраенно —
Разлетаются ошмётками, шипят
В наших лужах угольки Плеяд,
А Туманность Андромеды колесом
Из-под колымаги выскочила,
Застучала с матюгами в унисон
Ездовых той тройки вымученной…
Знать, сошлись
в одно безверье там да спесь,
Злоумыслие да с бессердечием, —
Ажно перекувыркнулся Хаос весь!
Стало тутова мне делать нечего
И обратно зашагал я на чердак —
В добрый свой монарший кавардак.
5
Завидная Касталия моя…
Икру пусть мечут записные
Затасканных премудростей друзья,
Саней в рутину ездовые!
Смешон их вымученный глянец,
Запечной мглы протуберанец,
Словес сомнительный улов
Из затхлых медиа углов!
Когда я слышу хор журчащий ляс,
Где истин пошлые подмены,
Охота мне пуститься в дикий пляс
На дне иссякшей Иппокрены!
Я пробужу святой источник сей
И накормлю с руки Крылатку,
И мы заржём с ним ойкуменой всей,
Хор заглушая пошло-сладкий!
6
Я, Фердинанд Восьмой-Поприщин,
Стою на поприще своём.
Страны моей закром расхищен
Раздутым штатным хомячьём.
На них спущу Макиавелли,
Адама Смита натравлю,
Вселенских монстров Церетели,
Как то, за что они радели, —
Дабы разор свети к нулю!
7
Разболтыхав стакан, галактик полный,
Я осушил его и закусил
Энергией с материею тёмной
И ощутил прилив изрядный сил…
Отныне звёзды под мундиром у меня,
Что правильнее, нежели — поверх.
Я всем иным цивилизациям родня,
Чем сразу всю науку опроверг…
Но тут случился недруг налегке
С большой бутылкой
вермахта в руке,
Схлестнулись мы
с прохвостом не на шутку —
Аж в Парадизе зазвенело жутко!
Сражался силой мысли я, конечно,
Противник-злон сосудом бил меня,
Зловонный вермахт вялотечный
Струился и кукожил зеленя…
Существования не зная моего,
Иные мне весомости не придают.
Однако значу я не меньше оттого,
Собою возвышая низменный приют!
8
И — поджав свой бурый хвост —
Спрятавшись под Карлов мост,
Там кликушествовал злон,
Мощью мысли уязвлён:
— Нам невидимый народ,
Перейдя наш разум вброд,
Шествует со всех сторон,
Тихим гневом наделён.
Жить едва осталось миг,
Вот развязка всех интриг,
Изумительный цейтнот,
Избавляйтесь от банкнот! —
И мутило от его
Тявканья адольфьего,
И отвратною волной
Захлестнуло тонус мой…
9
И вот — пространства
трепетный кусок —
Я вдруг очнулся под забором,
И на меня глядят с укором,
Вращательно свой трогая висок.
Мерцает синью триллион миров,
Я весь переливаюсь немо…
Кто видел отродясь меж лопухов
Образовавшееся небо?
Желеобразный сгусток бытия —
Здесь я никчёмный и болезный…
Лишь там, в Эоне иномерном, я
Красивый, здравый и полезный!
10
В кутузку бросили опять.
В глухом узилище мой трон…
Но мой сокамерник пронять
Способен стены — вышел вон.
…Я полагаю, что сосед —
Советник тайный отставной.
Хотя мундир без эполет,
Но позвоночник-то — струной…
Вертлужной впадины шарнир,
Видать, с головкою бедра
Весьма притёрт! —
как командир
Сосед размашист, бодр с утра
И рулит прямо в погребок,
В похмельно-тусклые углы…
Благодаря таким грибок
Да не подёрнет там столы!
Он голосил что было сил,
Тем явно против голосуя
Самой Поэзии, чем слил
Себя из бардов подчистую;
Уже вечор пришёл, скрипя
Суставом шаровым своим,
Чертей костя не про себя
И околеть желая им…
Когда он вскоре захрапел,
Меня догадка осенила —
Его выносит за предел
Алкоголическая сила!
А может, и не канцелярский
Советник вовсе спутник мой,
Но к нам засланник янычарский,
Японский ли городовой?!
Отражая свет от фонаря,
Надоев, как собственное эхо,
Гастролёр наш сдулся втихаря,
На бостоне долго не проехав.
Ни к чему искусственный надрыв,
Пафос меланхолии трескучей,
И картин словесных примитив,
И навязчивость пустых созвучий!
11
Есть очень странные места.
Сарай, к примеру, из Сараев —
Стан янычарских самураев —
Там разверзаются уста
Помимо воли их хозяев.
И честен там до точки всяк.
И всяк — оракул поневоле.
Но тут, в каморке, он никак
Не виден в правды ореоле…
Всё ж вещает он
однажды спозаранку —
Чуть вернулась командирская осанка —
Вот крылатые ракетки-игракетки,
Если хочешь, пошуткуем в этой клетке,
Эти штуки расчехлим да поиграем —
Землю поперебиваем как волан…
Мол, не знаем — так узнаем,
что за краем —
Библия права, Талмуд, или Коран?!
Я приказал ему окститься —
А он ощерился когтисто —
Так в мелочах житейских мелей
Недолго стать и пустомелей!
И я взошёл на свой Олимп,
Чтоб взгляд от бренного отлип.
12
Вновь приходили доктора,
Цивилизатор применили;
Жрецы времён Амона-Ра,
Они мне служат в жёстком стиле.
Что ж, пусть дубасят, воду льют,
В уста засовывают кляпы,
Пусть трон —
решётчатый приют, —
Не лезьте в душу, эскулапы!
Служите мне без ампулы,
Не впрыскивайте мрака в вены,
Не лейте в мозг сомнамбулы
Иезуитской вашей пены!
И да очнётся вся планета,
Стряхнув с себя
презренный рой
С душой зелёного расцвета
И загребущею рукой!
Презрев милосердья скрижали,
Слонами опять наезжали,
С размаху давили меня,
Во всех прегрешеньях виня.
13
Уже давно вокруг парят
Необъяснимые созданья,
Порой выстраиваясь в ряд,
Порой сходясь в одно сиянье.
Они выкачивают из
Абракадабры рбадакарба —
А рбадакарб питает жизнь
Всего загадочного скарба…
Так в центре всех инфраструктур
Инферносфер и скверно-инфо
Один возможен штукатур —
Он смерть
раскрашивает в нимфу.
Да-да, гримёр-реаниматор,
Подземных сил координатор
И Неохватства махинатор…
Да-да, картинный богомолец,
Злато-сусальный стихотворец,
Румян, как вербный херувим,
Клевреты тянутся за ним;
Фальшиво выглядел зело
Визит их в Сарское село…
Да-да, которого потряс
Наш интеллект и что напал
С бутылкой гнусною на нас,
Перенесясь поздней в Непал
Драконов тамошних нанять,
Дабы войной пойти опять…
14
Как высший чин,
бароны, гранды,
Мои идальго, дуэлянты,
Из Таганрога эмигранты,
Из Красноярска ловкачи,
Новомосковки щипачи,
И Оренбургские бичи,
И прочие тузы бахчи,
Ценю я разное искусство
Без патетического дуста —
И Каталонских взлёт усов,
И оквашнение часов,
И Андалузских посвист псов,
Маэстро Гойи бунт насущный,
От суеверий прочь влекущий
И повергающий мой ум
В круговорот полезных дум…
Но ненавижу простодырства,
В лохмотья ряженой корысти,
А также умных дураков,
Гремящих в бубен прямиков!
15
Перебежками,
клочками
Брезжился мой нынче сон.
В нём я щи хлебал очками,
А глядел сквозь патиссон.
В гору глыбина гранита
Заползала как змея,
И разбитое корыто
Кочергою клеил я.
Распадался текст на буквы
И срастался снова так,
Что мудрёную науку
Мог постичь любой дурак!
Я же к сути пробивался,
Да не вышло ничего…
И кружились вихрем вальса
Стены склепа моего.
А потом какой-то резвый
По щетине из стерни
Наскочил да поизрезал
Кожу времени в ремни!
Эй, оседлавший рысака,
Нас не возьмёшь нашармака!
Прикормился, примелькался,
Успокоился, исчез…
Это курс — по смерти галсу.
Нам другой тут интерес.
Без тепличных мест, без блата,
С полным бременем нужды —
Путь пройти от кирз солдата
До фельдмаршальской звезды!
16
Бытописатель я дотошный
И привожу — как аргумент —
О продвижении пригоршни
Таланта данный документ:
Сперва шёл с Нарвы в Капернаум
Большой верблюдов караван.
Почти такой же из Бернау
Шёл по горам в Вазиристан.
А третий брёл из Самарканда,
Хорезм минуя и Коканд,
Через Хиву — вновь до Коканда,
А там — опять на Самарканд…
Быстрее первых трёх четвёртый
Азоевропу налегке
Прошёл, как по дороге твёрдой,
Возникшей махом на песке.
Притом погонщики друг друга
Отменно знали отродясь,
Поскольку все — из Устилуга,
Свистя Стравинского на раз.
И вот, верблюдские поводья
Свои однажды отпустив,
Они затеяли мелодью
«Весны священной» на разлив;
А там, в Разливе-то, плешивый
Собрат из пункта номер шесть,
Наверно, вдохновлённый Шивой,
Решил чинить короне месть.
Он в кокон тлена
врос по шею —
Торчит одна лишь голова —
И поручили брадобрею
Раз в месяц стричь ему слова…
Но, впрочем, вспомнил: двухголовый
Он был по жизни, господа,
Рождён Персеевой Сверхновой,
А также площадью Дворцовой,
Да — не был в Клязьме никогда!
А между тем в Мадриде знали,
Что прибывает мой спец-груз,
Отбив на бронзовой медали
Весьма изысканный опус;
И в честь того же в Сарагосе
В корчме Двух Висельников стол
Накрыли, толику в обозе
Приняв даров почётно столь.
…Вот это по сердцу монарху!
Уважил братец-канцлер мой.
Видать, по совести — не страху —
Он служит мне своей душой.
17
В канцелярии у канцлера добротно:
Знает жёрдочку свою там каждый кур.
Покушалось, правда, много хитрых дур
На красавчика — с травою приворотной…
Устоял! Вы знаете, работе верен —
Угождать короне, дух распространять
Беззаветной преданности, множить рать
Герцогинь неравнодушных и царевен!
Но в подвале канцелярии иначе —
Правит бал там
антиканцлер-доброхот;
Прокопал туда он из Судана ход,
Не вставая
сорок восемь лет с карачек…
18
В понедельник
мне присвоил Комитет
Звание Почётного Кретина.
И возникла тут же давних лет
В титулярной памяти картина:
Маршируют простаки — за рядом ряд —
Преданность вздымая как плакаты,
На трибуне сверху циники стоят,
Куша предвкушением объяты, —
Мол, наш бизнес нончева —
Состоять при власти —
Куш сочнее сочного,
Сладость слаще сласти!
Было то в Бильбао, где-то за Ельцом,
Или в Ярославле, близ Толедо,
Но вассалы в грязь ударили лицом
Предо мною, помнится, в то лето…
19
Да что ж такое?! — снова лёд
На темя льёт мне экзекутор,
По рёбрам вновь глобализатор
Побудки хлёсткие кладёт.
Куда бежать от свиты сей?!
Зело усердствуют канальи,
Службисты, свора маргиналья…
Вам — циркуляр.
А я — лысей,
А я — страдай от синяков,
Глядясь в зерцало — кто таков?!
Так не пойдёт — машина стоп!
Я вам король — не остолоп!
Не слышат гнусные холуи.
Я чую смерти поцелуи…
До ужаса прекрасен лик её,
Объятья до безумия влекущи;
Нутро же сокровенное своё
Не выдам за спасительные кущи!
20
Из Ла-Риоха под Ла-Маншем
Не поскачу галопом в Ныду
Вестить пожизненную свиту,
Не уговаривайте, маршал!
Зайду-ка я к курилке Сиду
Развеять старую обиду
Да перекинуться в картишки
На фантики или на шишки…
Но не помчусь в Юргу
к сидельцам
И на Тунгуску к погорельцам
Ни с кардинальным кардиналом,
Ни с ювенильным Ювеналом!
Смекните, люди, покумекав,
Поприщин я, а не Прорехов,
Не ставьте, походя, креста
На череп мой и на уста!
Плачьте по мне, остроги,
Плачьте по мне, тюряги,
Постаментящемуся
во все ноги
Бродяге-авантюряге!
Зороастризму-бюро,
Бюро-хронизму ставлю
Я навсегда фигуру,
Видимую из Мстиславля,
Токио и Бобруйска,
Омска и Акапулько,
Риги и Васильсурска,
С брёвнышка и рогульки!
21
С электрошокером — накатом —
Под ним с мигалкой гироскутер —
Опять являлся экзекутор
Центурионом-сурикатом.
Он в профиль — чистый Торквемада,
Анфас — Эдмундыч из вольфрама;
Мне уважать его бы надо,
Но он грозит мне пилорамой…
О собственном не зная чуде,
Не продираясь рьяно к раю,
Они горят, но не сгорают,
Страны вольфрамовые люди.
Они общаются друг с другом
Посредством смен своих накалов
И содержимого бокалов,
Вполне довольны тихим кругом…
Но, как Чуйков под Сталинградом
Армады Паулюса взгрел,
Так заскорузлым ретроградам
Я преподнёс Арне, пострел!
22
Кулак ему! — кумекал ук,
Каллиграфический паук,
Обосновавшийся в петлице
У Карла при Аустерлице;
Петру Великому грозя,
В Полтаву гнал Наполеон
Индейцев полчища, друзья,
И мичиганский самогон;
При этом Бишмарк, осерчав,
На Росинанта заскочив,
Погнал войной на Кокчетав,
Давя аляскинский налив…
Сегодня под вопросом я,
И вся династия моя,
И вся держава под вопросом,
Отравленная купоросом!
…А что, унизить гения —
Не это ли чудесно?!
Похвально ваше рвение,
Сатрап тяжеловесный,
Вы скалитесь и брызжите
С клыков слюною пенной,
Напротив ставя крыжики
Главы первостепенной!
23
Почто так, химича химеры,
Не в меру шумели шумеры?
Разносится шум посейчас,
Будя не ко времени нас.
Почто так парсечили персы
Иной из Творения версий,
Что нынче весь мир начеку —
А вдруг теперь этой — куку?!
Год скорби истёк в Таиланде,
Развеялся прах короля…
Но, мы при могутном таланте,
Всё так же стоим у руля!
24
Ушала, да Упсала,
Да Большой Ушканий,
Несусветная скала
Взбучек, нареканий.
Горе-воскресители
Кельтского исконного
Малость не довидели,
Действуя рискованно.
Малость не дотумкали,
Не усвоив азбуки, —
И полезли тутмики,
Расплодились рамзики.
Тутмики да рамзики
С роем прочей нечисти,
Управляя разумом,
Правят бал в Отечестве!
Мандала, да Шамбала,
Да Вайгач шаманий,
Запредельная шкала
Связок несмыканий.
Будут долго танцевать
Огненные смерчи,
И обуглится кровать,
И ухмылка смерти…
25
О жизнь в бреду!
Зачем я в ней бреду, несчастный?!
Скорей бы вот остановиться
да очнуться,
Увидеть истинный порядок
и прекрасный,
Познав доселе неиспытанные чувства,
Увидеть мир Гераклосов, а не уродов,
Облыжною порукою не искажённый…
Рабы рабов и кукловоды кукловодов
Над всеми вами встану я,
преображённый!
Рабы рабов и кукловоды кукловодов,
Меня обставить в этой партии нельзя,
По чину я —
круговорот круговоротов,
А по профессии —
субординатор я!
Подумайте, зачем всё это вам —
Взять да с такой проблемою связаться,
Дивясь престранным числам и словам
И маясь до последнего абзаца?
Не лучше ли сидеть с подсолнухом
На лавочке, судача да лузгача,
Чем биться сутками бессонными
Решая Фердинандову задачу?
26
Прилетала невеличка шахмат,
Приносила шляпу математики.
Я принаряжусь — придут и ахнут
Наши инквизиторы-догматики.
Поучтивей, может, станут, глядя
На свисающие синусоиды
И вертящиеся геликоиды
С улитками, — да взамен проклятий
Вопросят хоть — кто это?!
Ах, кто это?!
Разверну я крыльев лемнискату,
Разверну папирус Ахмеса,
Разверну астроидой палату,
То-то им аукнется и ахнется,
И разверзнется шкала параметров
До немыслимых диаметраметров!
27
Веселей весёлого
Да ловчее ловкого
В небе цвета олова
Вьётся змей с верёвкою.
Змей-гирлянда мечется,
Три главы — клыкасты,
Порожденье нечисти
Да яванской касты.
Он раскрашен шахматно:
Одна клетка — Мамонтов,
А другая — Яхонтов,
Одна ветка — кабельтов,
А другая — Гумбольдтов…
В сетке самурайской
Робин Гуд в Зарайске,
А в Уфе и Канске Ямамото Канске,
Всеми одобрянский
Квазимодо в Брянске
Спотыкнулся, осерчал,
Вжился в образ, весельчак.
Лев Ландау в Осло,
Енгибаров в Тосно;
Спотыкнулся, осерчал,
Вжался в глыбу, весельчак…
Веселей весёлого
Да ловчее ловкого
В небе цвета олова
Вьётся змей с верёвкою.
Веревей верёвкого
Из металла ковкого
Исхитрили в Гатчине
Ширпотреб отпадчатый.
Ширпотреб отпадчатый —
Тронный полог складчатый,
А к нему в придачу — трон,
С тем в довесок — пять матрон.
Как вокруг да около
Я ходил Лукерии
Да с плеча высокого
Кинул ей империю —
Под ноги, красе моей,
Ты прости, система, ей!
В будущем далёком
Не заклюй нас с клёкотом…
28
У ней очи с поволокой —
Утешенья обволокой —
Глянет, словно обоймёт
И точит на сердце мёд.
Ах ты, сладкая находка,
Нежнокрылая лебёдка,
Предуспенский ангел мой,
Колыбельную напой,
Чтоб забыл я санитаров,
Дел заплечных комиссаров
С целым выводком кошмаров,
Заползать под череп ярых,
Ужас яви во бреду,
Наводящий на беду;
Светлый свет мой на свету,
Я с тобой лишь в сон пойду,
Я с тобою в дрейф залягу,
Утопив хандры баклагу,
Запахав все тропы войн,
Оголтелых солдафойн,
В никаковского числа
Обозначив память зла!
29
И глас прогремит как литавра —
Аксентий Иваныч Поприщин
И амбра, чистейшая амбра,
Не дочь генеральская — чище —
Вступают в союз подвенечный,
И пусть возликует весь Млечный,
И небо седьмое, и выше,
И голуби Зверковой крыши!
И пусть возликует сенатор,
Коллежский иной регистратор,
Асессор, директор, оратор,
Трезорства всего Губернатор,
Куратор, и координатор,
И главный
Торжка прокуратор,
А также бордо спекулятор,
Отныне заброшенный в Катар!
30
Где-то на тропинке
меж цветущих
Диких яблонь да черёмух я
Схоронюсь с ней
от сует насущных
Ради истинного жития.
Там ручей приветливо щебечет,
И садятся птицы на ладонь,
И слились в едино чёт и нечет
Вне расчётов, сроков и погонь.
Лимонницы и траурницы льнут,
Павлиние глаза и пестроглазки,
И без имён причудья там и тут
Порхают как неслыханные сказки…
С Лукерией моей мы здесь навек.
И да прости нас обрый человек!