Дрозд Память сердца
Дрозд
Людмила Дрозд
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Книга-воспоминание
ОТЗВУКИ МИНУВШЕГО
В основе моих записок лежат личные воспоминания, услышанные в детские и молодые годы, поскольку принадлежат они маме - Юлии Дмитриевне Кутузовой, в девичестве - Витко. Пишу, пытаясь воссоздать отдельные эпизоды из жизни одной семьи прежней Тюмени, а главное, дать некоторое представление, сугубо личное, об известном, сыгравшем значительную роль в жизни города человеке, довольно часто сейчас вспоминаемом. Последнему обстоятельству мама была бы особенно рада, а потому считаю, что делаю это с её благословения.
Мама родилась в 1900-м году, в Тюмени прожила всю жизнь, хорошо знала её и очень любила. Приходим с ней в детскую поликлинику на улице Ленина (сейчас - Музей «Дом Машарова»), она остановится, обратит моё внимание на то, как красивы дом и двор с пышно цветущей сиренью, объяснит прежнее назначение дворовых построек и скажет: «Это усадьба семьи Машаровых. Чугунно - литейный завод, сейчас «Механик» (с 1966-го - «Станкостроительный» - Л.Д.), им принадлежал. Как и прежде, первым гудит по утрам».
Собираюсь на вечер в четвёртую школу, что на Ишимской (ныне - улица Орджоникидзе), мама подаёт отглаженный белый фартук и говорит: «В жернаковский дом идёшь - большой, красивый. Осмотри всё как следует, вернёшься - расскажешь. Я прежде бывала там - на детских праздниках и на молодёжных балах. Как веселились - разгадывали шарады, разыгрывали живые картины, потом - танцы, мороженое... Ну, иди с Богом!»
Где бы ни шли по городу, она сыплет фамилии: Иконников, Колокольников, Копыловы, Гилёвы, Шайчик, Аверкиевы. Указывает на их дома, магазины, сады, конторы, вспоминает какие-то истории, с ними связанные. Я слушаю, смотрю направо и налево, иногда отмечаю красивый балкон или необычное окно, но что, кому, когда принадлежало, было совсем неинтересно. Тем более, что мама никогда не давала никаких оценок тому, что было и тому, что есть, а просто вспоминала ушедшее.
Из прежних обитателей Тюмени чаще всего она рассказывала о Текутьеве: их семьи были связаны многолетним близким общением. Начинала обычно так: «Много лет подряд, почти ежедневно, в одно и то же время, часы можно было сверять, в нашей передней раздавался мелодичный звон колокольчика. Он всегда повторялся дважды - это означало, что текутьевский рысак стоит у парадного. Папа, уже одетый в тройку или белый чесучовый костюм - в жару, отложив газету, поднимался, целовал нас с братом и быстрой походкой выходил из дома. Мы бежали к окну - посмотреть, как ловко усаживался он в пролётку и, помахав нам рукой, отъезжал. Путь всегда был один: Даудельная роща - улица Иркутская, дом Текутьева. Папа, по образованию военфельдшер, служил смотрителем единственной тогда в городе больницы и одновременно был личным врачевателем купца 1-й гильдии, Городского Головы и Почётного гражданина Тюмени Андрея Ивановича Текутьева. В его обязанности, в числе прочего, входило присутствовать за обедом в семье купца».
Мама смолкает, но продолжение последует - может, через несколько минут, а может - через несколько дней. Всякий раз, когда она говорила о Текутьеве, в голосе чувствовалось глубокое уважение к этому человеку: «Как много сделал Андрей Иванович для Тюмени. Вот больница - ведь лучшие её корпуса полностью на его средства построены. Он постоянно заботился о ней при жизни, а по смерти завещал городу крупную сумму на окончание строительства и на содержание. Помню, мы очень следили за тем, как поднималось красивое, со шпилем, здание, строившееся специально для рентгеновского аппарата, приобретённого им в Германии. Далеко не каждый город тогда имел такой. Первым рентгенологом был Нестор Николаевич Русских, что живёт в своём доме на улице Хохрякова - дед твоей, Мила, соученицы Марины».
В который раз открывается альбом, вынимаются фотографии с дарственными надписями деду. Мама комментирует: «Это Александр Семёнович Гасилов - городовой врач и старший врач больницы, очень долго работал в ней, благороднейший человек! А вот Владимиров Александр Сергеевич - хирург. Красавец! Это он оперировал раненого в Покровке Григория Распутина. Ох, и шуму было, когда тот лежал у нас в больнице! Курьеры, депеши высочайшие! Сама Вырубова, фрейлина Императрицы, прикатила. Мы жили на больничной территории, которая, по сути, была тогда садом - яблони, цветущие кусты, прекрасная липовая аллея - и называлась Даудельная роща. Здесь я однажды и увидела выздоравливающего Распутина, вот как вас. Возвращаюсь из гимназии, он сидит с папой у нашего дома на скамейке. Пришлось присесть перед ним в реверансе. Тяжёлый взгляд был у него - глаза маленькие, масляные, неприятные».
Помолчав, мама возвращается к Текутьеву: «А какой театр он построил рядом со своим домом, на Иркутской - большой, красивый, богатый! Ставились в нём драмы, комедии, водевили и даже оперы - приезжими труппами. А иногда любительские спектакли устраивались, они также хорошо принимались публикой. Папа участвовал в них - комедийные роли ему удавались. Андрей Иванович сам контролировал стоимость билетов, следил, чтобы посещать театр могли и низшие чины, и учащиеся - для них давались и бесплатные представления, особенно по большим праздникам».
«К столетию со дня рождения Пушкина Текутьев подарил городу библиотеку, выписав книги из Петербурга. Пользоваться ею могли все и - бесплатно. Это была первая библиотека «для всех» в Тюмени, её назвали общедоступной. Сейчас она на Мостовой улице находится. А построенное им ремесленное училище на Осипенко, прежняя Томская, скольким людям дорогу в жизнь открыло! Литейная мастерская его оснащена была самым современным, по тем временам, оборудованием! Сейчас в здании этого училища вы учитесь, мои дорогие, ваша, шестая школа, в нём процветает (в настоящее время эти здания принадлежат госуниверситету - Л.Д.). Да что говорить, - продолжает мама, - он, мне кажется, больше всех купцов для города-то сделал! А скольким людям помогал, особенно солдатам, с войны возвратившимся - на обзаведение хозяйством, да и просто бедным молодым, если замечал в них деловую смётку, трудолюбие и трезвость».
Мама задумывается, потом с горечью замечает: «Большой правдолюб был Андрей Иванович, терпеть не мог лентяев, пьяниц, болтунов и лизоблюдов. В суждениях резок бывал, оттого и не жаловали его многие городские воротилы. А когда он должность Городского головы оставил, каких только пакостей ни устраивали! Очень тяжки ему были их выходки. Вид у него был суров, а душа - светла. Бабушка наша, Доменика Савватеевна, говорила: «Вы взгляните на него, когда он с ребятишками говорит, вот она душа-то когда видна!» Своих детей у Текутьевых не было. Может, поэтому они с женой так привечали нас с братом, подарками баловали. Как член попечительского совета он бывал на торжественных актах в нашей гимназии. Как-то в разговоре с папой похвалил моё пение на одном из них. Папа был очень доволен».
В один из своих приездов в Тюмень дядя Гриша, мамин брат, вспоминал: «Текутьев страстно любил голубей и имел их великое множество. В день его похорон, во время выноса, голубей выпустили. Они взмыли в небо белой волной, а потом летели за длинной процессией до Спасской церкви, где состоялось отпевание и погребение. Народ уже разошёлся, а голуби всё кружили над куполами».
Здесь поставила я, было, точку, но потом захотелось сказать вот что. Надолго погрузившись в воспоминания, разговаривая с родными, работая в архиве, я совсем ушла в те далёкие времена. И вдруг почувствовала, будто роднее стали мне и мама с дядей, и дед с бабушкой, и прабабушка наша. Текутьев же, Андрей Иванович, прежде такой далёкий и почти нереальный, сделался близким, понятным и очень значительным человеком. Талантливый предприниматель, деятельный ревнитель города, в котором жил, мудрый и щедрый меценат, глубокий и ранимый, он, как и все мы, не лишён был своих грехов, чудачеств и привязанностей. Но, несомненно, для него было очень важно, чтобы как можно больше людей, живущих рядом, смогли оценить труд и веру, знания и красоту, добродетель и милосердие, а оценив все эти благоприобретения, умножать их и передать следующим поколениям тюменцев.
Вот краткая выписка из духовного завещания А.И. Текутьева, сделанная мной в Тюменском архиве _(орфография_сохранена):_
- «На постройку в городе Тюмени через реку Туру моста - 35 тысяч рублей»
- «Александровскому реальному училищу и женской гимназии по 10 тысяч рублей на две стипендии - на вечное время»
- «На начатую мною постройку в городе Тюмени Хирургическую больницу, но не оконченную завещаю на достройку ея двадцать пять тысяч рублей, а также на обеспечение содержания ея на вечное время назначаю двадцать пять тысяч рублей, которые должны храниться в Государственном банке, а проценты употреблять на содержание больницы»
- «...на расширение и ремонт этой церкви, находящейся на кладбище, пятнадцать тысяч рублей...»
- «...всем моим служащим и прислуге, которая будет находиться в день моей смерти у меня на службе, завещаю по годовому окладу жалованья... выдать все деньги сполна без замедления из денег, находящихся на моём текущем счету в банках, из которых пожелают взять...».
Летом 1952 года я отдыхала в пионерском лагере имени Зои Космодемьянской. Там был большой красивый парк. Я любила гулять по его тропинкам, а ещё больше - по деревянному горбатому мостику. Маленький, старый, местами поломанный, он буквально притягивал меня. На точёных столбиках его лежали узкие перила, всегда тёплые и шершавые. Скользя по ним рукой, доходила до самого высокого места и смотрела вниз, на неглубокую зелёную канавку, что тоже смотрела на меня золотыми глазами одуванчиков.
Когда на родительский день приехала мама, я сразу привела её сюда. Она разволновалась и рассказала, что давно знает эти места, что прежде здесь была дача Текутьева: «Мы всей семьёй часто и подолгу гостили у него. Тогда под мостиком протекал ручей, прозрачный и говорливый. Андрей Иванович очень любил его и не однажды говорил: «Пока журчит мой приятель, я жив буду». Ручей регулярно тщательно чистили, и он радовал всех своей вкусной водой и весёлым нравом. Здесь и кружка всегда висела, но нам нравилось пить из ладошек».
По тропинке молча, медленно идём к берегу. Через какое-то время мама задумчиво говорит: «Как любила я кататься на лодке по Пышме! Сколько жёлтых кувшинок и белых лилий привозили всегда. А на самом берегу стояли качели - жутко и радостно было взлетать на них над рекой!». Вскоре останавливаемся у просторной деревянной беседки, похожей на кружевную сказку - так нарядно-узорчиво она выточена! У нас в ней проходят звеньевые и отрядные сборы. Мама радуется беседке, как близкой подружке: «Прежде она была густо увита разноцветным душистым горошком и огненной настурцией, благоуханная красота её всех изумляла! Вечерами хозяева и гости собирались у блестящего шумного самовара - пили чай со сливками и пышными тёплыми калачами. Частенько застолье заканчивалось общим пением. Чаще всего пели «У зори, у зореньки», «Слети к нам, тихий вечер». А иногда читали вслух книги. Андрей Иванович особенно любил Толстого и Горького. Помню, в его доме, в Тюмени, висели два необычных портрета этих писателей, изображённых посредством каллиграфически написанных текстов «Крейцеровой сонаты» и «Мальвы». Портреты большие, в красивых берёзовых рамах. Где они сейчас, Бог ведает».
Мама смолкает, улыбается растерянно, глаза влажно сияют. Её волнение передаётся мне: по-новому вижу я полюбившийся мостик и беседку, и цветочные полянки, и сосны. В те времена, когда о купцах, а тем более о знакомстве с ними, упоминать было не принято и даже небезопасно, нам мама не однажды говорила: «Не может быть, чтобы Тюмень навсегда забыла Текутьева! Вспомнят ещё его, обязательно вспомнят!» Сама она не дожила до этих времён...
В 2008 году в Тюмени установлен памятник купцу-меценату, на бульваре его имени. Большой энергичный человек присел домыслить задуманное: всё взвешено, всё просчитано. Пора! Сейчас встанет и поспешит - делать добро.
_СЕМЬЯ_ВИТКО_(СЛЕВА-НАПРАВО):_ПЕЛАГЕЯ_ВАСИЛЬЕВНА,_ГРИША,_ДМИТРИЙ_ПЕТРОВИЧ,_ЮЛЯ,_1909_ГОД_
_А.С._ГАСИЛОВ_-_ГОРОДОВОЙ_ВРАЧ,_1913_Г._
_А.С._ВЛАДИМИРОВ_ - _ХИРУРГ,_ОПЕРИРОВАВШИЙ_РАСПУТИНА_1917_Г._
Дрозд
Людмила Дрозд
ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Книга-воспоминание
ОТЗВУКИ МИНУВШЕГО
В основе моих записок лежат личные воспоминания, услышанные в детские и молодые годы, поскольку принадлежат они маме - Юлии Дмитриевне Кутузовой, в девичестве - Витко. Пишу, пытаясь воссоздать отдельные эпизоды из жизни одной семьи прежней Тюмени, а главное, дать некоторое представление, сугубо личное, об известном, сыгравшем значительную роль в жизни города человеке, довольно часто сейчас вспоминаемом. Последнему обстоятельству мама была бы особенно рада, а потому считаю, что делаю это с её благословения.
Мама родилась в 1900-м году, в Тюмени прожила всю жизнь, хорошо знала её и очень любила. Приходим с ней в детскую поликлинику на улице Ленина (сейчас - Музей «Дом Машарова»), она остановится, обратит моё внимание на то, как красивы дом и двор с пышно цветущей сиренью, объяснит прежнее назначение дворовых построек и скажет: «Это усадьба семьи Машаровых. Чугунно - литейный завод, сейчас «Механик» (с 1966-го - «Станкостроительный» - Л.Д.), им принадлежал. Как и прежде, первым гудит по утрам».
Собираюсь на вечер в четвёртую школу, что на Ишимской (ныне - улица Орджоникидзе), мама подаёт отглаженный белый фартук и говорит: «В жернаковский дом идёшь - большой, красивый. Осмотри всё как следует, вернёшься - расскажешь. Я прежде бывала там - на детских праздниках и на молодёжных балах. Как веселились - разгадывали шарады, разыгрывали живые картины, потом - танцы, мороженое... Ну, иди с Богом!»
Где бы ни шли по городу, она сыплет фамилии: Иконников, Колокольников, Копыловы, Гилёвы, Шайчик, Аверкиевы. Указывает на их дома, магазины, сады, конторы, вспоминает какие-то истории, с ними связанные. Я слушаю, смотрю направо и налево, иногда отмечаю красивый балкон или необычное окно, но что, кому, когда принадлежало, было совсем неинтересно. Тем более, что мама никогда не давала никаких оценок тому, что было и тому, что есть, а просто вспоминала ушедшее.
Из прежних обитателей Тюмени чаще всего она рассказывала о Текутьеве: их семьи были связаны многолетним близким общением. Начинала обычно так: «Много лет подряд, почти ежедневно, в одно и то же время, часы можно было сверять, в нашей передней раздавался мелодичный звон колокольчика. Он всегда повторялся дважды - это означало, что текутьевский рысак стоит у парадного. Папа, уже одетый в тройку или белый чесучовый костюм - в жару, отложив газету, поднимался, целовал нас с братом и быстрой походкой выходил из дома. Мы бежали к окну - посмотреть, как ловко усаживался он в пролётку и, помахав нам рукой, отъезжал. Путь всегда был один: Даудельная роща - улица Иркутская, дом Текутьева. Папа, по образованию военфельдшер, служил смотрителем единственной тогда в городе больницы и одновременно был личным врачевателем купца 1-й гильдии, Городского Головы и Почётного гражданина Тюмени Андрея Ивановича Текутьева. В его обязанности, в числе прочего, входило присутствовать за обедом в семье купца».
Мама смолкает, но продолжение последует - может, через несколько минут, а может - через несколько дней. Всякий раз, когда она говорила о Текутьеве, в голосе чувствовалось глубокое уважение к этому человеку: «Как много сделал Андрей Иванович для Тюмени. Вот больница - ведь лучшие её корпуса полностью на его средства построены. Он постоянно заботился о ней при жизни, а по смерти завещал городу крупную сумму на окончание строительства и на содержание. Помню, мы очень следили за тем, как поднималось красивое, со шпилем, здание, строившееся специально для рентгеновского аппарата, приобретённого им в Германии. Далеко не каждый город тогда имел такой. Первым рентгенологом был Нестор Николаевич Русских, что живёт в своём доме на улице Хохрякова - дед твоей, Мила, соученицы Марины».
В который раз открывается альбом, вынимаются фотографии с дарственными надписями деду. Мама комментирует: «Это Александр Семёнович Гасилов - городовой врач и старший врач больницы, очень долго работал в ней, благороднейший человек! А вот Владимиров Александр Сергеевич - хирург. Красавец! Это он оперировал раненого в Покровке Григория Распутина. Ох, и шуму было, когда тот лежал у нас в больнице! Курьеры, депеши высочайшие! Сама Вырубова, фрейлина Императрицы, прикатила. Мы жили на больничной территории, которая, по сути, была тогда садом - яблони, цветущие кусты, прекрасная липовая аллея - и называлась Даудельная роща. Здесь я однажды и увидела выздоравливающего Распутина, вот как вас. Возвращаюсь из гимназии, он сидит с папой у нашего дома на скамейке. Пришлось присесть перед ним в реверансе. Тяжёлый взгляд был у него - глаза маленькие, масляные, неприятные».
Помолчав, мама возвращается к Текутьеву: «А какой театр он построил рядом со своим домом, на Иркутской - большой, красивый, богатый! Ставились в нём драмы, комедии, водевили и даже оперы - приезжими труппами. А иногда любительские спектакли устраивались, они также хорошо принимались публикой. Папа участвовал в них - комедийные роли ему удавались. Андрей Иванович сам контролировал стоимость билетов, следил, чтобы посещать театр могли и низшие чины, и учащиеся - для них давались и бесплатные представления, особенно по большим праздникам».
«К столетию со дня рождения Пушкина Текутьев подарил городу библиотеку, выписав книги из Петербурга. Пользоваться ею могли все и - бесплатно. Это была первая библиотека «для всех» в Тюмени, её назвали общедоступной. Сейчас она на Мостовой улице находится. А построенное им ремесленное училище на Осипенко, прежняя Томская, скольким людям дорогу в жизнь открыло! Литейная мастерская его оснащена была самым современным, по тем временам, оборудованием! Сейчас в здании этого училища вы учитесь, мои дорогие, ваша, шестая школа, в нём процветает (в настоящее время эти здания принадлежат госуниверситету - Л.Д.). Да что говорить, - продолжает мама, - он, мне кажется, больше всех купцов для города-то сделал! А скольким людям помогал, особенно солдатам, с войны возвратившимся - на обзаведение хозяйством, да и просто бедным молодым, если замечал в них деловую смётку, трудолюбие и трезвость».
Мама задумывается, потом с горечью замечает: «Большой правдолюб был Андрей Иванович, терпеть не мог лентяев, пьяниц, болтунов и лизоблюдов. В суждениях резок бывал, оттого и не жаловали его многие городские воротилы. А когда он должность Городского головы оставил, каких только пакостей ни устраивали! Очень тяжки ему были их выходки. Вид у него был суров, а душа - светла. Бабушка наша, Доменика Савватеевна, говорила: «Вы взгляните на него, когда он с ребятишками говорит, вот она душа-то когда видна!» Своих детей у Текутьевых не было. Может, поэтому они с женой так привечали нас с братом, подарками баловали. Как член попечительского совета он бывал на торжественных актах в нашей гимназии. Как-то в разговоре с папой похвалил моё пение на одном из них. Папа был очень доволен».
В один из своих приездов в Тюмень дядя Гриша, мамин брат, вспоминал: «Текутьев страстно любил голубей и имел их великое множество. В день его похорон, во время выноса, голубей выпустили. Они взмыли в небо белой волной, а потом летели за длинной процессией до Спасской церкви, где состоялось отпевание и погребение. Народ уже разошёлся, а голуби всё кружили над куполами».
Здесь поставила я, было, точку, но потом захотелось сказать вот что. Надолго погрузившись в воспоминания, разговаривая с родными, работая в архиве, я совсем ушла в те далёкие времена. И вдруг почувствовала, будто роднее стали мне и мама с дядей, и дед с бабушкой, и прабабушка наша. Текутьев же, Андрей Иванович, прежде такой далёкий и почти нереальный, сделался близким, понятным и очень значительным человеком. Талантливый предприниматель, деятельный ревнитель города, в котором жил, мудрый и щедрый меценат, глубокий и ранимый, он, как и все мы, не лишён был своих грехов, чудачеств и привязанностей. Но, несомненно, для него было очень важно, чтобы как можно больше людей, живущих рядом, смогли оценить труд и веру, знания и красоту, добродетель и милосердие, а оценив все эти благоприобретения, умножать их и передать следующим поколениям тюменцев.
Вот краткая выписка из духовного завещания А.И. Текутьева, сделанная мной в Тюменском архиве _(орфография_сохранена):_
- «На постройку в городе Тюмени через реку Туру моста - 35 тысяч рублей»
- «Александровскому реальному училищу и женской гимназии по 10 тысяч рублей на две стипендии - на вечное время»
- «На начатую мною постройку в городе Тюмени Хирургическую больницу, но не оконченную завещаю на достройку ея двадцать пять тысяч рублей, а также на обеспечение содержания ея на вечное время назначаю двадцать пять тысяч рублей, которые должны храниться в Государственном банке, а проценты употреблять на содержание больницы»
- «...на расширение и ремонт этой церкви, находящейся на кладбище, пятнадцать тысяч рублей...»
- «...всем моим служащим и прислуге, которая будет находиться в день моей смерти у меня на службе, завещаю по годовому окладу жалованья... выдать все деньги сполна без замедления из денег, находящихся на моём текущем счету в банках, из которых пожелают взять...».
Летом 1952 года я отдыхала в пионерском лагере имени Зои Космодемьянской. Там был большой красивый парк. Я любила гулять по его тропинкам, а ещё больше - по деревянному горбатому мостику. Маленький, старый, местами поломанный, он буквально притягивал меня. На точёных столбиках его лежали узкие перила, всегда тёплые и шершавые. Скользя по ним рукой, доходила до самого высокого места и смотрела вниз, на неглубокую зелёную канавку, что тоже смотрела на меня золотыми глазами одуванчиков.
Когда на родительский день приехала мама, я сразу привела её сюда. Она разволновалась и рассказала, что давно знает эти места, что прежде здесь была дача Текутьева: «Мы всей семьёй часто и подолгу гостили у него. Тогда под мостиком протекал ручей, прозрачный и говорливый. Андрей Иванович очень любил его и не однажды говорил: «Пока журчит мой приятель, я жив буду». Ручей регулярно тщательно чистили, и он радовал всех своей вкусной водой и весёлым нравом. Здесь и кружка всегда висела, но нам нравилось пить из ладошек».
По тропинке молча, медленно идём к берегу. Через какое-то время мама задумчиво говорит: «Как любила я кататься на лодке по Пышме! Сколько жёлтых кувшинок и белых лилий привозили всегда. А на самом берегу стояли качели - жутко и радостно было взлетать на них над рекой!». Вскоре останавливаемся у просторной деревянной беседки, похожей на кружевную сказку - так нарядно-узорчиво она выточена! У нас в ней проходят звеньевые и отрядные сборы. Мама радуется беседке, как близкой подружке: «Прежде она была густо увита разноцветным душистым горошком и огненной настурцией, благоуханная красота её всех изумляла! Вечерами хозяева и гости собирались у блестящего шумного самовара - пили чай со сливками и пышными тёплыми калачами. Частенько застолье заканчивалось общим пением. Чаще всего пели «У зори, у зореньки», «Слети к нам, тихий вечер». А иногда читали вслух книги. Андрей Иванович особенно любил Толстого и Горького. Помню, в его доме, в Тюмени, висели два необычных портрета этих писателей, изображённых посредством каллиграфически написанных текстов «Крейцеровой сонаты» и «Мальвы». Портреты большие, в красивых берёзовых рамах. Где они сейчас, Бог ведает».
Мама смолкает, улыбается растерянно, глаза влажно сияют. Её волнение передаётся мне: по-новому вижу я полюбившийся мостик и беседку, и цветочные полянки, и сосны. В те времена, когда о купцах, а тем более о знакомстве с ними, упоминать было не принято и даже небезопасно, нам мама не однажды говорила: «Не может быть, чтобы Тюмень навсегда забыла Текутьева! Вспомнят ещё его, обязательно вспомнят!» Сама она не дожила до этих времён...
В 2008 году в Тюмени установлен памятник купцу-меценату, на бульваре его имени. Большой энергичный человек присел домыслить задуманное: всё взвешено, всё просчитано. Пора! Сейчас встанет и поспешит - делать добро.
_СЕМЬЯ_ВИТКО_(СЛЕВА-НАПРАВО):_ПЕЛАГЕЯ_ВАСИЛЬЕВНА,_ГРИША,_ДМИТРИЙ_ПЕТРОВИЧ,_ЮЛЯ,_1909_ГОД_
_А.С._ГАСИЛОВ_-_ГОРОДОВОЙ_ВРАЧ,_1913_Г._
_А.С._ВЛАДИМИРОВ_ - _ХИРУРГ,_ОПЕРИРОВАВШИЙ_РАСПУТИНА_1917_Г._