Избранное. Том 1
С. К. Ломакин
СЛАВЯНИН
Из молодости, когда после окончания университета я работал директором школы в одном из северных районов Томской области, припоминается такой случай. Довелось мне воочию увидеть сибирского старца-богатыря, которому исполнилось в тот год 120 лет. Вот эта история.
... Мы подъехали с местным бригадиром к небольшому домику. Во дворе хлопотала пожилая, лет за 80, женщина. Бригадир представил меня ей и спросил:
– Хозяин-то дома, Наталья Васильевна?
– А где же ему быть, пенсию еще не получил. Бригадир пояснил: когда старик получает пенсию, он берет бутылку водки выпивает ее и отправляется за 20 километров пешком в Новый Васюган. В любое время года, даже в лютые морозы, старик – звали его Василием Спиридоновичем – не изменял себе. Любопытным привычно отвечал:
– Свататься иду к учительнице.
Никакой учительницы не было, об этом знало все село.
В Новом Васюгане старик приходил в столовую, брал стакан водки, немудрящую закуску, слушал одни и те же заезженные пластинки. Сидел, опустив огромную голову, уставившись в одну точку. О чем думал могучий старик: грезилась ли ему молоденькая учительница, может, это была грустная история несостоявшейся любви поры его молодости... Но никому он ничего не рассказывал.
За полчаса до закрытия столовой старик брал в буфете сто грамм водки, выпивал и отправлялся в обратный путь.
Дома его встречала язвительным вопросом дочь:
– Встретил свою возлюбленную учительницу?
– Не твое дело! – отвечал он и уходил на свою половину спать.
Об этом и поведал мне заранее местный бригадир. Он же предупредил, чтоб я взял «пузырек», иначе старика не разговорить. Когда мы вошли из сеней в первую комнату, я увидел старика, который сидел на сапожном стульчике, занимая своим телом почти все пространство небольшой комнаты. Он сучил дратву, подшивал пимы. Руки его, несмотря на их огромность, ловко двигались, и казалось, что сидящий перед нами старик-богатырь – неземного происхождения. Мы перед ним выглядели, наверное, пигмеями. На наше приветствие старик немного склонил голову, работу не прервал. Попытка бригадира разговорить его ни к чему не привела. Наконец, бригадир выставил бутылку и попросил три стакана. Старик медленно, с достоинством поднялся, и мы еще раз поразились огромности этого древнего славянина. Был он около двух метров, голова его почти касалась матицы потолка, и он пригибался, когда входил под полати...
Прошло тридцать лет, но до сих пор в памяти стоит этот могучий, широкоплечий, с огромной головой и бычьей шеей старец, упершийся склоненной головой в полати. Больше я таких людей не видел!
Старик достал из шкафчика стаканы, принес из погреба квашеной капусты, соленых огурцов, груздей. Все это проделал не спеша, с каким-то чувством обыденности, что ли.
Бригадир налил старику полный стакан, а себе и мне чисто символически, но старик как бы не заметил разницы разлитой водки. Поблекшие через дымку столетий глаза смотрели на нас с равнодушным укором. Через несколько минут задубевшее почти до черноты лицо Василия Спиридоновича порозовело, глубокие морщины словно разгладились, а еще после одного стакана он разговорился. И все же мне, как самому молодому, пришлось еще дважды сбегать в магазин за бутылкой, чтобы разговор не угас.
Жаль, что мы по молодости ничего не записываем, полагаясь на память и на то, что время для этого не пришло. Но вот оно пришло, а вспомнить все детали того, что рассказал русский богатырь, не могу. Василий Спиридонович участвовал в русско-турецкой войне 1877 – 78 годов, ему уже тогда было около 30 лет, штурмовал крепости Плевны и Карса. Был награжден высшими солдатскими наградами – двумя Георгиевскими крестами. Пережил трех жен, имел от них семь сыновей (трое погибли в Первую мировую войну, один – в Великую Отечественную), двух дочерей. Оставшиеся дети были живы, сыновьям подкатывало под сто лет. Тень грусти во время рассказа туманила его крупное лицо, и выступали на длинных седых ресницах слезы.
Но особенно поразил меня один эпизод из жизни семьи старика. Это было похоже на сказку, но я верю в нее и передаю почти дословно.
Несколько лет назад к старику приехала дочь Настя. Она рассказала о трудной своей жизни, о том, что получает пенсию всего двадцать четыре рубля...
– И вот последыш ее, моя внучка Катерина, – рассказал старик, – надумала выйти замуж. Все уже было обговорено, парень попался хороший, работящий, православный. Замечу, – сказал старик, – я и все мои дети верующие, и дети моих детей тоже православные... Через пять месяцев решили сыграть свадьбу. Настя и поделилась своим горем: ей не на что было купить для дочери золотое кольцо. Ее горе – стало моим горем. Я ходил, как потерянный, все мои мысли были об одном – где найти деньги, чтобы купить внучке кольцо. Это большие деньги, а где их взять? Был конец августа, я ходил рыбачить, но на рыбе в наших местах много не заработаешь. Здесь все рыбачат, начиная с подростков и кончая старухами, а ехать в город продавать рыбу далеко и дорого.
– На грибах тоже не разживешься, – продолжал старик, – их здесь всегда полно. За день до отъезда дочери я решил сходить в тайгу, чтоб наломать для нее белых грибов. Я набрал целую корзину и ведро, сижу под березкой, все думаю об этом кольце. Хотел было уже пойти домой, стал подниматься, как неожиданно солнечный блик, словно высверк молнии, отраженный от кого-то блестящего предмета, ударил меня по глазам, и я увидел невдалеке от себя, с правой стороны, большой белый гриб, на коричневой шляпке которого лежало золотое колечко. Вы мне можете не поверить, но это Божий промысел. Бог помог нам, и это кольцо оказалось по размеру для внучки Катерины... У моей внучки уже четверо детей, моих правнуков. Живет она с мужем хорошо и в согласии, – заключил старик...
Василий Спиридонович умер на 124-м году жизни. Почувствовав себя неважно (за жизнь он ни разу не пожаловался на здоровье), старик вызвал к себе своих детей для прощания. Перед кончиной он сходил с сыновьями в баню, но парился недолго. Когда все собрались за столом, сказал: «Ребята, жизненный ресурс мой исчерпан (так и сказал, он был начитанным), я умру под утро, а пока есть время для разговоров, советов и наставлений. Кто-то из сыновей заметил: «Батя, ты нас еще переживешь». Старик был серьезен. Он сказал, что для соборования у него все припасено: домовину давно приготовил – стоит в сарайке, приглядел место на кладбище: Наталья покажет. Сказал, кого бы хотел видеть из соседей на своих поминках. Посоветовал детям и внукам, чтоб они покрестили в церкви появившихся недавно правнуков и чтобы все сильно не убивались по нему, так как он прожил большую, трудную и счастливую жизнь. В конце он сказал:
– Я честно служил России и Богу. Отказался от чарки, пояснив, что хочет предстать перед Всевышним трезвым человеком. Умер он, как и предсказал, под утро, когда все спали, никого не побеспокоив.
Представляю: на широкой лавке, под образами, лежал старец, сохранивший остатки былой мощи, может быть, один из последних православных русских богатырей, доживший до второй половины XX столетия.
С. К. Ломакин
СЛАВЯНИН
Из молодости, когда после окончания университета я работал директором школы в одном из северных районов Томской области, припоминается такой случай. Довелось мне воочию увидеть сибирского старца-богатыря, которому исполнилось в тот год 120 лет. Вот эта история.
... Мы подъехали с местным бригадиром к небольшому домику. Во дворе хлопотала пожилая, лет за 80, женщина. Бригадир представил меня ей и спросил:
– Хозяин-то дома, Наталья Васильевна?
– А где же ему быть, пенсию еще не получил. Бригадир пояснил: когда старик получает пенсию, он берет бутылку водки выпивает ее и отправляется за 20 километров пешком в Новый Васюган. В любое время года, даже в лютые морозы, старик – звали его Василием Спиридоновичем – не изменял себе. Любопытным привычно отвечал:
– Свататься иду к учительнице.
Никакой учительницы не было, об этом знало все село.
В Новом Васюгане старик приходил в столовую, брал стакан водки, немудрящую закуску, слушал одни и те же заезженные пластинки. Сидел, опустив огромную голову, уставившись в одну точку. О чем думал могучий старик: грезилась ли ему молоденькая учительница, может, это была грустная история несостоявшейся любви поры его молодости... Но никому он ничего не рассказывал.
За полчаса до закрытия столовой старик брал в буфете сто грамм водки, выпивал и отправлялся в обратный путь.
Дома его встречала язвительным вопросом дочь:
– Встретил свою возлюбленную учительницу?
– Не твое дело! – отвечал он и уходил на свою половину спать.
Об этом и поведал мне заранее местный бригадир. Он же предупредил, чтоб я взял «пузырек», иначе старика не разговорить. Когда мы вошли из сеней в первую комнату, я увидел старика, который сидел на сапожном стульчике, занимая своим телом почти все пространство небольшой комнаты. Он сучил дратву, подшивал пимы. Руки его, несмотря на их огромность, ловко двигались, и казалось, что сидящий перед нами старик-богатырь – неземного происхождения. Мы перед ним выглядели, наверное, пигмеями. На наше приветствие старик немного склонил голову, работу не прервал. Попытка бригадира разговорить его ни к чему не привела. Наконец, бригадир выставил бутылку и попросил три стакана. Старик медленно, с достоинством поднялся, и мы еще раз поразились огромности этого древнего славянина. Был он около двух метров, голова его почти касалась матицы потолка, и он пригибался, когда входил под полати...
Прошло тридцать лет, но до сих пор в памяти стоит этот могучий, широкоплечий, с огромной головой и бычьей шеей старец, упершийся склоненной головой в полати. Больше я таких людей не видел!
Старик достал из шкафчика стаканы, принес из погреба квашеной капусты, соленых огурцов, груздей. Все это проделал не спеша, с каким-то чувством обыденности, что ли.
Бригадир налил старику полный стакан, а себе и мне чисто символически, но старик как бы не заметил разницы разлитой водки. Поблекшие через дымку столетий глаза смотрели на нас с равнодушным укором. Через несколько минут задубевшее почти до черноты лицо Василия Спиридоновича порозовело, глубокие морщины словно разгладились, а еще после одного стакана он разговорился. И все же мне, как самому молодому, пришлось еще дважды сбегать в магазин за бутылкой, чтобы разговор не угас.
Жаль, что мы по молодости ничего не записываем, полагаясь на память и на то, что время для этого не пришло. Но вот оно пришло, а вспомнить все детали того, что рассказал русский богатырь, не могу. Василий Спиридонович участвовал в русско-турецкой войне 1877 – 78 годов, ему уже тогда было около 30 лет, штурмовал крепости Плевны и Карса. Был награжден высшими солдатскими наградами – двумя Георгиевскими крестами. Пережил трех жен, имел от них семь сыновей (трое погибли в Первую мировую войну, один – в Великую Отечественную), двух дочерей. Оставшиеся дети были живы, сыновьям подкатывало под сто лет. Тень грусти во время рассказа туманила его крупное лицо, и выступали на длинных седых ресницах слезы.
Но особенно поразил меня один эпизод из жизни семьи старика. Это было похоже на сказку, но я верю в нее и передаю почти дословно.
Несколько лет назад к старику приехала дочь Настя. Она рассказала о трудной своей жизни, о том, что получает пенсию всего двадцать четыре рубля...
– И вот последыш ее, моя внучка Катерина, – рассказал старик, – надумала выйти замуж. Все уже было обговорено, парень попался хороший, работящий, православный. Замечу, – сказал старик, – я и все мои дети верующие, и дети моих детей тоже православные... Через пять месяцев решили сыграть свадьбу. Настя и поделилась своим горем: ей не на что было купить для дочери золотое кольцо. Ее горе – стало моим горем. Я ходил, как потерянный, все мои мысли были об одном – где найти деньги, чтобы купить внучке кольцо. Это большие деньги, а где их взять? Был конец августа, я ходил рыбачить, но на рыбе в наших местах много не заработаешь. Здесь все рыбачат, начиная с подростков и кончая старухами, а ехать в город продавать рыбу далеко и дорого.
– На грибах тоже не разживешься, – продолжал старик, – их здесь всегда полно. За день до отъезда дочери я решил сходить в тайгу, чтоб наломать для нее белых грибов. Я набрал целую корзину и ведро, сижу под березкой, все думаю об этом кольце. Хотел было уже пойти домой, стал подниматься, как неожиданно солнечный блик, словно высверк молнии, отраженный от кого-то блестящего предмета, ударил меня по глазам, и я увидел невдалеке от себя, с правой стороны, большой белый гриб, на коричневой шляпке которого лежало золотое колечко. Вы мне можете не поверить, но это Божий промысел. Бог помог нам, и это кольцо оказалось по размеру для внучки Катерины... У моей внучки уже четверо детей, моих правнуков. Живет она с мужем хорошо и в согласии, – заключил старик...
Василий Спиридонович умер на 124-м году жизни. Почувствовав себя неважно (за жизнь он ни разу не пожаловался на здоровье), старик вызвал к себе своих детей для прощания. Перед кончиной он сходил с сыновьями в баню, но парился недолго. Когда все собрались за столом, сказал: «Ребята, жизненный ресурс мой исчерпан (так и сказал, он был начитанным), я умру под утро, а пока есть время для разговоров, советов и наставлений. Кто-то из сыновей заметил: «Батя, ты нас еще переживешь». Старик был серьезен. Он сказал, что для соборования у него все припасено: домовину давно приготовил – стоит в сарайке, приглядел место на кладбище: Наталья покажет. Сказал, кого бы хотел видеть из соседей на своих поминках. Посоветовал детям и внукам, чтоб они покрестили в церкви появившихся недавно правнуков и чтобы все сильно не убивались по нему, так как он прожил большую, трудную и счастливую жизнь. В конце он сказал:
– Я честно служил России и Богу. Отказался от чарки, пояснив, что хочет предстать перед Всевышним трезвым человеком. Умер он, как и предсказал, под утро, когда все спали, никого не побеспокоив.
Представляю: на широкой лавке, под образами, лежал старец, сохранивший остатки былой мощи, может быть, один из последних православных русских богатырей, доживший до второй половины XX столетия.