Избранное. Том 1
С. К. Ломакин
ТРИБУН
Игорь Андреевич Матвеев был очень искусен в умении говорить и отстаивать свою точку зрения. Этому способствовала его огромная эрудиция; его знания простирались от античной философии и культуры до современной рок– музыки. Он в равной мере мог спорить с математиками, химиками, аграриями, философами и литераторами. Но чтобы речь слышалась, Игорь Андреевич должен был поразить воображение слушателей. И он иногда придумывал необычные вкрапления в свои монологи, которые были малопонятны, но вызывали восторг у людей. Например: «Всяк человек у себя в голове своими мыслями суждений строит». Или ещё одно афористическое суждение; «Счастливый человек тот, который осознаёт, что счастье на земле не существует, как тангенс 90 градусов».
Была у Игоря Андреевича «ахиллесова пята»: он очень волновался перед большой аудиторией во время серьезных диспутов и торжественных мероприятий. Конечно, получив приглашение в дискуссионный клуб или на презентацию книги, Матвеев до мелочей продумывал своё выступление. Он понимал в речи важна неожиданность. Его феноменальная память (поражала даже завзятых эрудитов) удерживала тысячи оригинальных фактов, цитат мыслителей, стихов, которые появлялись в нужный момент. Ритор, а таковым он считал себя, никогда не пользовался написанным текстом. Ему казалось, что начни читать с листа, он тут же споткнётся и замолчит.
Итак, вернёмся к его «ахиллесовой пяте». Игорь Андреевич на трибуне начинал говорить здраво, умно, нестандартно, но где-то через пять минут начинался сбой; выстроенная конструкция выступления начинала рушиться, его заносило иногда совсем не в ту, как говорится, степь. Слушателям было незаметно, что разыгрывался спектакль, где действующее лицо теряло контроль, и в данном случае это был удар молотком по подвешенному обрезку рельса: удар не звук, однако рождает его...
Слушатели аплодировали, а оратор, недовольный собой, покидал зал для домашнего разбора умственных полётов. Вот тут и начиналось: Игорь Андреевич перебирал в памяти всё, что наговорил, чего не сказал, упустил. Матвеев страдал, терзал себя за многословие, строил заново речь так, как нужно было сказать, звонил коллегам, которые участвовали в дискуссии; те успокаивали ритора и пели ему дифирамбы за прекрасную речь, но мучения и бессонные ночи, связанные с анализом, продолжались несколько суток, а иногда неделю... Наконец он успокаивался и твёрдо решал, что больше не будет высовываться и, соответственно, мучиться, а будет принимать участие только в кулуарных, небольших аудиториях, где будет мало людей и где будут специалисты в той или иной сфере деятельности.
Проходили дни безмятежного покоя, но неожиданно раздавался звонок или приносили приглашение на очередное заседание дискуссионного клуба. Игорь Андреевич, как спортсмен, начинал набирать форму для очередного триумфа и конфуза. Он начинал поиски ясности и выразительности будущей речи, свято памятуя о высказывании Б. Паскаля: «И самая блестящая речь надоедает, если её затянуть»...
С. К. Ломакин
ТРИБУН
Игорь Андреевич Матвеев был очень искусен в умении говорить и отстаивать свою точку зрения. Этому способствовала его огромная эрудиция; его знания простирались от античной философии и культуры до современной рок– музыки. Он в равной мере мог спорить с математиками, химиками, аграриями, философами и литераторами. Но чтобы речь слышалась, Игорь Андреевич должен был поразить воображение слушателей. И он иногда придумывал необычные вкрапления в свои монологи, которые были малопонятны, но вызывали восторг у людей. Например: «Всяк человек у себя в голове своими мыслями суждений строит». Или ещё одно афористическое суждение; «Счастливый человек тот, который осознаёт, что счастье на земле не существует, как тангенс 90 градусов».
Была у Игоря Андреевича «ахиллесова пята»: он очень волновался перед большой аудиторией во время серьезных диспутов и торжественных мероприятий. Конечно, получив приглашение в дискуссионный клуб или на презентацию книги, Матвеев до мелочей продумывал своё выступление. Он понимал в речи важна неожиданность. Его феноменальная память (поражала даже завзятых эрудитов) удерживала тысячи оригинальных фактов, цитат мыслителей, стихов, которые появлялись в нужный момент. Ритор, а таковым он считал себя, никогда не пользовался написанным текстом. Ему казалось, что начни читать с листа, он тут же споткнётся и замолчит.
Итак, вернёмся к его «ахиллесовой пяте». Игорь Андреевич на трибуне начинал говорить здраво, умно, нестандартно, но где-то через пять минут начинался сбой; выстроенная конструкция выступления начинала рушиться, его заносило иногда совсем не в ту, как говорится, степь. Слушателям было незаметно, что разыгрывался спектакль, где действующее лицо теряло контроль, и в данном случае это был удар молотком по подвешенному обрезку рельса: удар не звук, однако рождает его...
Слушатели аплодировали, а оратор, недовольный собой, покидал зал для домашнего разбора умственных полётов. Вот тут и начиналось: Игорь Андреевич перебирал в памяти всё, что наговорил, чего не сказал, упустил. Матвеев страдал, терзал себя за многословие, строил заново речь так, как нужно было сказать, звонил коллегам, которые участвовали в дискуссии; те успокаивали ритора и пели ему дифирамбы за прекрасную речь, но мучения и бессонные ночи, связанные с анализом, продолжались несколько суток, а иногда неделю... Наконец он успокаивался и твёрдо решал, что больше не будет высовываться и, соответственно, мучиться, а будет принимать участие только в кулуарных, небольших аудиториях, где будет мало людей и где будут специалисты в той или иной сфере деятельности.
Проходили дни безмятежного покоя, но неожиданно раздавался звонок или приносили приглашение на очередное заседание дискуссионного клуба. Игорь Андреевич, как спортсмен, начинал набирать форму для очередного триумфа и конфуза. Он начинал поиски ясности и выразительности будущей речи, свято памятуя о высказывании Б. Паскаля: «И самая блестящая речь надоедает, если её затянуть»...