Заворотчева Шутиха-Машутиха
Любовь Георгиевна Заворотчева
Любовь Заворотчева
Шутиха-машутиха
Бывальщины
КОЛОКОЛЬЧИК
С бабушкой мне повезло: она и по травы ходила, и с веретешком по вечерам сидела, и сказок много знала. Больше других запомнилась сказка про Мальчика с пальчик. Но любила я ее до поры до времени. А все дело в том, что конец у сказки был совсем не такой, как у других, где «и я там была, мед-пиво пила». У бабушки Мальчик с пальчик перед тем, как старому человеку умереть, в колокольчик звонил, давал понять, чтоб не беспокоились и не мешали старому человеку умереть.
Мы с бабушкой вдвоем жили. А она все жаловалась, что-де не «стало державы в ногах и тело вовсе студнем сделалось». Тут-то и появилась сказка про мальчика и его колокольчик. При этом бабушка гладила меня по голове и горько вздыхала. Я все спрашивала, откуда у мальчика колокольчик да зачем, почему, да как он знает.
— Глупота ты моя, — снова вздыхала бабушка и гладила меня по волосам, а они так и прилипали к ее шершавинам на ладони. —Ты уж большенькая, не пужайся, ежели у меня вот тут, — она трогала морщинистую шею, — колокольчик забрякат, тожно уж помирать стану, не стрясай меня, а то задергаюсь, испужаю тебя пуще прежнего.
Я начинала реветь дурным голосом. А бабушка даже не успокаивала.
— Вот-вот, дева, счас пореви, потом легче, когда знать будешь.
Спали мы с бабушкой летом на большой кровати с блестящими шишечками на перилах, а зимой — на голбце, чтоб теплей было.
Однажды проснулась я ночью на голбце, и спросонья почудилось мне, что рядом будто в колокольчик кто брякает. И заорала я что было мочи:
— Убирайся, малец с палец! Не отдам тебе бабушку! — И начала лупить подушкой вокруг себя.
Колокольчик затих...
— Эвон че, дева! — начала меня укладывать бабушка. — Должно, сглазили тебя вечорась!
Она слезла на пол. Я слышала, как забренчали ложки в ковшике с водой, потом бабушка прошлепала к дверной ручке, обмыла ее этой водой и с ковшиком снова влезла на голбец — лечить меня от сглаза.
— Богородица дева, радуйся, благодатная Мария, господь с тобою... — Она приложила ко мне холодную ладонь, и в тот же миг ковшик полетел вниз, а я приказала:
— Выгони его, выгони!
— Кого, милка моя?
— Чего он тут со своим колокольчиком...
— Приснилось тебе тожно, спи, прогоню я его.
Много позже я поняла, что бабушка большая мастерица похрапеть. И деньком, бывало, прядет-прядет, сидя на широкой лавке вдоль стены, глядишь — прилегла, руку под голову и похрапывает с замираниями. Уж школьницей я ей под голову подушку подложу — не услышит.
Лет десять прошло с той ночи. Однажды утром собираюсь в школу, а бабушка, ей за восемьдесят перевалило, вдруг улыбнулась как-то виновато и спрашивает:
— Ты, дева, сказку-то не забыла про Мальчика с пальчик и про его колокольчик?
— Да ну тебя, бабушка! — весело отмахнулась я.
Пришла из школы, бабушка накормила меня, села шерсть теребить. Смотрю — опять на лавочку прилегла. Я — за подушкой. Только задержалась в комнате — книжка на столе лежала раскрытой.
Выхожу с подушкой, а бабушка все лежит на руке. Только не храпит и, показалось мне, не дышит.
Наклонилась я над ней, а в груди у бабушки словно кузнечик стрекочет. И все тише, тише...
Любовь Георгиевна Заворотчева
Любовь Заворотчева
Шутиха-машутиха
Бывальщины
КОЛОКОЛЬЧИК
С бабушкой мне повезло: она и по травы ходила, и с веретешком по вечерам сидела, и сказок много знала. Больше других запомнилась сказка про Мальчика с пальчик. Но любила я ее до поры до времени. А все дело в том, что конец у сказки был совсем не такой, как у других, где «и я там была, мед-пиво пила». У бабушки Мальчик с пальчик перед тем, как старому человеку умереть, в колокольчик звонил, давал понять, чтоб не беспокоились и не мешали старому человеку умереть.
Мы с бабушкой вдвоем жили. А она все жаловалась, что-де не «стало державы в ногах и тело вовсе студнем сделалось». Тут-то и появилась сказка про мальчика и его колокольчик. При этом бабушка гладила меня по голове и горько вздыхала. Я все спрашивала, откуда у мальчика колокольчик да зачем, почему, да как он знает.
— Глупота ты моя, — снова вздыхала бабушка и гладила меня по волосам, а они так и прилипали к ее шершавинам на ладони. —Ты уж большенькая, не пужайся, ежели у меня вот тут, — она трогала морщинистую шею, — колокольчик забрякат, тожно уж помирать стану, не стрясай меня, а то задергаюсь, испужаю тебя пуще прежнего.
Я начинала реветь дурным голосом. А бабушка даже не успокаивала.
— Вот-вот, дева, счас пореви, потом легче, когда знать будешь.
Спали мы с бабушкой летом на большой кровати с блестящими шишечками на перилах, а зимой — на голбце, чтоб теплей было.
Однажды проснулась я ночью на голбце, и спросонья почудилось мне, что рядом будто в колокольчик кто брякает. И заорала я что было мочи:
— Убирайся, малец с палец! Не отдам тебе бабушку! — И начала лупить подушкой вокруг себя.
Колокольчик затих...
— Эвон че, дева! — начала меня укладывать бабушка. — Должно, сглазили тебя вечорась!
Она слезла на пол. Я слышала, как забренчали ложки в ковшике с водой, потом бабушка прошлепала к дверной ручке, обмыла ее этой водой и с ковшиком снова влезла на голбец — лечить меня от сглаза.
— Богородица дева, радуйся, благодатная Мария, господь с тобою... — Она приложила ко мне холодную ладонь, и в тот же миг ковшик полетел вниз, а я приказала:
— Выгони его, выгони!
— Кого, милка моя?
— Чего он тут со своим колокольчиком...
— Приснилось тебе тожно, спи, прогоню я его.
Много позже я поняла, что бабушка большая мастерица похрапеть. И деньком, бывало, прядет-прядет, сидя на широкой лавке вдоль стены, глядишь — прилегла, руку под голову и похрапывает с замираниями. Уж школьницей я ей под голову подушку подложу — не услышит.
Лет десять прошло с той ночи. Однажды утром собираюсь в школу, а бабушка, ей за восемьдесят перевалило, вдруг улыбнулась как-то виновато и спрашивает:
— Ты, дева, сказку-то не забыла про Мальчика с пальчик и про его колокольчик?
— Да ну тебя, бабушка! — весело отмахнулась я.
Пришла из школы, бабушка накормила меня, села шерсть теребить. Смотрю — опять на лавочку прилегла. Я — за подушкой. Только задержалась в комнате — книжка на столе лежала раскрытой.
Выхожу с подушкой, а бабушка все лежит на руке. Только не храпит и, показалось мне, не дышит.
Наклонилась я над ней, а в груди у бабушки словно кузнечик стрекочет. И все тише, тише...