Еловских Четверо в дороге
Василий Иванович Еловских
В. ЕЛОВСКИХ
ЧЕТВЕРО В ДОРОГЕ
Рассказы
_Василий_ЕЛОВСКИХ_
_Василий_Иванович_Еловских_родился_в_1919_году_в_семье_уральского_рабочего-_металлурга._Трудовую_деятельность_начал_токарем_на_Первоуральском_старотрубном_заводе._Во_время_Великой_Отечественной_войны_служил_в_рядах_Советской_Армии_солдатом_и_офицером._
_Основная_его_профессия_ — _журналист._После_войны_он_был_редактором_районной_газеты,_редактором_радиокомитета._В_1954_году_окончил_Высшую_партийную_школу_при_ЦК_КПСС._
_Много_поездил_и_многое_повидал_В._Еловских._Жил_и_работал_на_Урале,_на_Дальнем_Востоке,_в_Прибалтке,_на_Кавказе._Сейчас_живет_и_работает_в_Сибири,_в_нашей_области._
_Пишет_в_основном_рассказы._Пишет_и_для._взрослых_и_для_детей._Но_чаще_и_больше,_пожалуй,_для_детей._Из_десяти_изданных_книг_шесть_посвящены_ребятам._
_Первый_рассказ_В._Еловских_был_напечатан_в_альманахе_«Уральский_современник»_в_1940_году._Позже_в_Тюменском_и_Свердловском_книжных_издательствах_вышли_сборники: «Первая рыбалка»,_
_«Вместе_с_ребятами»,_«На_поиски_Вали_Лосевой»,_«Рядовой_Воробьев»,_«Трудное_поручение»,_«Нина»,_«Тревожные_вечера»,_«Сабля_командира»,_«Егорка»._В_этом_году_в_издательстве_«Советский_писатель»_выходит_его_большая_книга._
_Сейчас_В._Еловских_работает_над_новым_сборником_рассказов_под_общим_названием_«Высокие_тополя»._
ВНЕШТАТНЫЙ ИНСПЕКТОР
С самого утра было очень тихо. Никто не заходил в кабинет директора типографии Якова Ефремовича Коробейникова. Через тонкую перегородку, сооруженную, как говорила старая кассирша, «для видимости», не доносился смех и громкий голос девушки-экономиста. Девушка ушла в отпуск, передав дела кассирше. А кассирша, хотя и была ехидной особой, голос имела тихий.
Яков Ефремович прислушался. Сначала он ничего не слышал, кроме звона в ушах. Потом стал различать глухое постукивание ротационной машины. Во дворе типографии бибикнул «Москвич».
«Боже, какой ерундой занимаюсь», — подумал Яков Ефремович, и, торопливо прикурив, стал просматривать почту.
И все же он не мог избавиться от мысли, что сегодня ему вроде бы чего-то недостает. Когда в кабинет вошла кассирша, Яков Ефремович спросил, улыбаясь: А что это... Блинова не стало видно?
Кассирша ответила с недовольством:
— Да вчера целый день по цехам шатался. Возле Малышева все терся.
Яков Ефремович не зря спросил о Блинове...
Демьян Иванович Блинов или попросту дядя Демьян, как его звали здесь все, проработал в типографии лет этак сорок. Был он совсем сед, лыс, тощ и согнут, в чем только душа держится. Но, между прочим, довольно быстро семенил ногами, и уж хлебом не корми, а дай ему возможность о чем-нибудь поговорить побольше да пообстоятельнее.
Когда-то в молодости работал Демьян учеником наборщика, наборщиком, крутил печатную машину «Американку», по его собственному выражению, своим паром. Много лет ходил в кладовщиках и катал бумажные рулоны. А потом, когда не стало силенок, определили его в столярную мастерскую. Здесь он выпиливал колодки для клише и выстрагивал, подбивал, прилаживал, что прикажут.
Зимой старика проводили на пенсию. Подарили ему часы с боем и выдали грамоту.
На проводах дядя Демьян произнес речь, самую короткую за всю жизнь. Он сказал:
— Конечно, уходить на пенсию это не жениться. Но... но... спасибо вам.
С той поры старик через день, через два появлялся в типографии. Заявится спозаранку и ходит по цехам. То бумажки поднимет и, поворчав на кого-то, бросит в урну, то колодку от клише отшвырнет с дороги. Здоровается, спрашивает, как дела. Или сидит на скамейке возле вахтерши и рассказывает какую-нибудь давнюю, всеми забытую, историю.
Перед весной к дяде Демьяну приехал сын, звал его к себе в Казахстан, обещая до отвала кормить яблоками. Старик поколебался было, но потом наотрез отказался ехать.
Он пригласил к себе на жилье двоюродную сестру Вассу, старую вдову, известную в округе говорунью. Бабы, желая остановить не в меру словоохотливую собеседницу, говорили обычно: «Ну, разболталась, как Васса».
Но и две старухи — жена и сестра — плохо удерживали старика, и летом он каждый день зачастил в типографию. Побудет внизу и наверх поднимается — в контору. Подтрунивает над девушками, говорит и говорит без конца.
К директору заглядывал. Высунет голову в дверь, стукнет костистыми пальцами по косяку:
— Можно, товарищ директор?
Неторопливо шагает по длинному кабинету, снимает фуражку и издали по-стариковски низко кланяется. Улыбается и пожимает руку так долго, будто десять лет не видел директора и рад-радехонек.
— Вы извините меня. Я вас только на минуточку оторву.
Но где там, минуточка! Сидит десять, двадцать минут, а то и больше и все говорит. Дескать, на типографском дворе плохо укрыта от дождя бумага, рулоны попортятся, если их не перекатают туда- то. Рассказывает, как с кем-то из стариков решил написать книгу воспоминаний. Развертывает узловатыми дрожащими пальцами лист бумаги, на котором написан «весь подробный план». Спрашивает, с чего бы начать и чем закончить. Показывает старинные фотокарточки, пожелтевшие и почерневшие.
Потом без всякого перехода начинает говорить о кукурузе, какую выращивает у себя на огороде. Кукуруза «вымахала под крышу». Приходили агрономы из областного управления сельского хозяйства. Похвалили. Обещали в газетку написать. Только морщились, что участочек мал. Один агроном даже надсмеялся — «с ладонь». А что из того? И на полях за кукурузой можно ухаживать так же.
— Никогда раньше-то не видывал, эту самую кукурузу, — рассказывал дядя Демьян. — А счас растет, я те дам какая! Приходите поглядеть. Поглянется.
Старик говорил о кукурузе, а Яков Ефремович думал, что наступает осень и надо ускорить строительство нового корпуса для типографии, зимой не очень-то развернешься. У директора росло какое-то неприятное чувство к докучливому старику.
Однажды Яков Ефремович грубо прервал дядю Демьяна
— Вот что... Мне с вами некогда. И вообще... Вы бы с советом пенсионеров связались. При домоуправлениях, кажется, есть такие.
Старик замолчал, коротко и жалко улыбнулся и стал торопливо прощаться.
С неделю он не показывался у директора, но по утрам через перегородку по- прежнему доносился его басок с хрипотцой. И вот как-то он снова открыл дверь директорского кабинета. За пять минут до этого Яков Ефремович поругался по телефону с заказчиком и, будучи в недобром расположении духа, зло махнул рукой.
— Некогда!
...После обеда руководители цехов собрались на совещание.
Пришел инженер Малышев, совсем недавно избранный председателем месткома. Это был бойкий паренек с громким мальчишеским голоском. Он еще в позапрошлом году закончил институт, работал начальником печатного цеха, но все еще казался Якову Ефремовичу безалаберным студентом: летом и зимой ходил по типографии в каких-то клетчатых спортивных штанах, иногда подпрыгивал без всякой надобности или орал на весь цех: «Эй, ребята!»
— Дяде Демьяну, Блинову то есть, пропуск бы выписать надо, — сказал Малышев директору. — А то новенькая вахтерша не пропускает его. Знать, говорит, ничего не знаю.
— Зачем ему пропуск? — хмуро отозвался Яков Ефремович.
Малышев весело посмотрел на директора.
— Да я обещал, это самое, устроить его внештатным инспектором.
— Чего, чего?
— Видите ли, старику надо какое-то дело найти. А то болтается...
Яков Ефремович приподнял брови и нижнюю губу, что делал всякий раз, когда не мог понять собеседника.
— Каким же инспектором вы хотите его сделать?
— Инспектором по хозяйственному надзору. — Малышев ухмыльнулся. — Будет следить за чистотой в цехах и во дворе. Ну, за отоплением... экономией электроэнергии и всякое такое.
Яков Ефремович отшвырнул от себя пресс-папье.
— Выдумываете не знаю что, я вижу!..
— Последнее слово за вами. — Сейчас Малышев смотрел на директора серьезно, почти хмуро. — Приказ о внештатных должны отдавать вы. Надо же найти какое-то занятие старику, Яков Ефремович. Старуха его говорила, что у дяди Демьяна только и разговору о типографии. И потом типография от этого ничего не проиграет.
— Да ведь он кукурузой занят, — хихикнул заведующий производством.
— Кукуруза само собой.
— Изведет он всех своими разговорами, — не унимался заведующий производством.
Яков Ефремович стукнул ладонью по столу:
— Хватит с этим!.. Прошу потише, начинаем.
Начальники цехов докладывали о работе. Директор слушал, делал пометки в блокноте и... удивлялся, что мысли о дяде Демьяне почему-то не покидают его. «Старею», — горестно отметил Яков Ефремович и проговорил вполголоса:
— Худо.
— Что худо? — переспросил Малышев.
Директор промолчал.
Начальница переплетного цеха вяло, будто в полусне, перечисляла недостатки, «которые мешают вперед двигаться», а Яков Ефремович думал, что по отношению к дяде Демьяну он и в самом деле вел себя как-то не так.
— Ну, напоследок заверю вас, что с поставленными задачами мы справимся, — закончила свою речь начальница переплетного цеха.
— Мда! — совсем некстати уныло сказал директор. Он окончательно понял, что мысли о дяде Демьяне не просто навязчивые мысли.
Василий Иванович Еловских
В. ЕЛОВСКИХ
ЧЕТВЕРО В ДОРОГЕ
Рассказы
_Василий_ЕЛОВСКИХ_
_Василий_Иванович_Еловских_родился_в_1919_году_в_семье_уральского_рабочего-_металлурга._Трудовую_деятельность_начал_токарем_на_Первоуральском_старотрубном_заводе._Во_время_Великой_Отечественной_войны_служил_в_рядах_Советской_Армии_солдатом_и_офицером._
_Основная_его_профессия_ — _журналист._После_войны_он_был_редактором_районной_газеты,_редактором_радиокомитета._В_1954_году_окончил_Высшую_партийную_школу_при_ЦК_КПСС._
_Много_поездил_и_многое_повидал_В._Еловских._Жил_и_работал_на_Урале,_на_Дальнем_Востоке,_в_Прибалтке,_на_Кавказе._Сейчас_живет_и_работает_в_Сибири,_в_нашей_области._
_Пишет_в_основном_рассказы._Пишет_и_для._взрослых_и_для_детей._Но_чаще_и_больше,_пожалуй,_для_детей._Из_десяти_изданных_книг_шесть_посвящены_ребятам._
_Первый_рассказ_В._Еловских_был_напечатан_в_альманахе_«Уральский_современник»_в_1940_году._Позже_в_Тюменском_и_Свердловском_книжных_издательствах_вышли_сборники: «Первая рыбалка»,_
_«Вместе_с_ребятами»,_«На_поиски_Вали_Лосевой»,_«Рядовой_Воробьев»,_«Трудное_поручение»,_«Нина»,_«Тревожные_вечера»,_«Сабля_командира»,_«Егорка»._В_этом_году_в_издательстве_«Советский_писатель»_выходит_его_большая_книга._
_Сейчас_В._Еловских_работает_над_новым_сборником_рассказов_под_общим_названием_«Высокие_тополя»._
ВНЕШТАТНЫЙ ИНСПЕКТОР
С самого утра было очень тихо. Никто не заходил в кабинет директора типографии Якова Ефремовича Коробейникова. Через тонкую перегородку, сооруженную, как говорила старая кассирша, «для видимости», не доносился смех и громкий голос девушки-экономиста. Девушка ушла в отпуск, передав дела кассирше. А кассирша, хотя и была ехидной особой, голос имела тихий.
Яков Ефремович прислушался. Сначала он ничего не слышал, кроме звона в ушах. Потом стал различать глухое постукивание ротационной машины. Во дворе типографии бибикнул «Москвич».
«Боже, какой ерундой занимаюсь», — подумал Яков Ефремович, и, торопливо прикурив, стал просматривать почту.
И все же он не мог избавиться от мысли, что сегодня ему вроде бы чего-то недостает. Когда в кабинет вошла кассирша, Яков Ефремович спросил, улыбаясь: А что это... Блинова не стало видно?
Кассирша ответила с недовольством:
— Да вчера целый день по цехам шатался. Возле Малышева все терся.
Яков Ефремович не зря спросил о Блинове...
Демьян Иванович Блинов или попросту дядя Демьян, как его звали здесь все, проработал в типографии лет этак сорок. Был он совсем сед, лыс, тощ и согнут, в чем только душа держится. Но, между прочим, довольно быстро семенил ногами, и уж хлебом не корми, а дай ему возможность о чем-нибудь поговорить побольше да пообстоятельнее.
Когда-то в молодости работал Демьян учеником наборщика, наборщиком, крутил печатную машину «Американку», по его собственному выражению, своим паром. Много лет ходил в кладовщиках и катал бумажные рулоны. А потом, когда не стало силенок, определили его в столярную мастерскую. Здесь он выпиливал колодки для клише и выстрагивал, подбивал, прилаживал, что прикажут.
Зимой старика проводили на пенсию. Подарили ему часы с боем и выдали грамоту.
На проводах дядя Демьян произнес речь, самую короткую за всю жизнь. Он сказал:
— Конечно, уходить на пенсию это не жениться. Но... но... спасибо вам.
С той поры старик через день, через два появлялся в типографии. Заявится спозаранку и ходит по цехам. То бумажки поднимет и, поворчав на кого-то, бросит в урну, то колодку от клише отшвырнет с дороги. Здоровается, спрашивает, как дела. Или сидит на скамейке возле вахтерши и рассказывает какую-нибудь давнюю, всеми забытую, историю.
Перед весной к дяде Демьяну приехал сын, звал его к себе в Казахстан, обещая до отвала кормить яблоками. Старик поколебался было, но потом наотрез отказался ехать.
Он пригласил к себе на жилье двоюродную сестру Вассу, старую вдову, известную в округе говорунью. Бабы, желая остановить не в меру словоохотливую собеседницу, говорили обычно: «Ну, разболталась, как Васса».
Но и две старухи — жена и сестра — плохо удерживали старика, и летом он каждый день зачастил в типографию. Побудет внизу и наверх поднимается — в контору. Подтрунивает над девушками, говорит и говорит без конца.
К директору заглядывал. Высунет голову в дверь, стукнет костистыми пальцами по косяку:
— Можно, товарищ директор?
Неторопливо шагает по длинному кабинету, снимает фуражку и издали по-стариковски низко кланяется. Улыбается и пожимает руку так долго, будто десять лет не видел директора и рад-радехонек.
— Вы извините меня. Я вас только на минуточку оторву.
Но где там, минуточка! Сидит десять, двадцать минут, а то и больше и все говорит. Дескать, на типографском дворе плохо укрыта от дождя бумага, рулоны попортятся, если их не перекатают туда- то. Рассказывает, как с кем-то из стариков решил написать книгу воспоминаний. Развертывает узловатыми дрожащими пальцами лист бумаги, на котором написан «весь подробный план». Спрашивает, с чего бы начать и чем закончить. Показывает старинные фотокарточки, пожелтевшие и почерневшие.
Потом без всякого перехода начинает говорить о кукурузе, какую выращивает у себя на огороде. Кукуруза «вымахала под крышу». Приходили агрономы из областного управления сельского хозяйства. Похвалили. Обещали в газетку написать. Только морщились, что участочек мал. Один агроном даже надсмеялся — «с ладонь». А что из того? И на полях за кукурузой можно ухаживать так же.
— Никогда раньше-то не видывал, эту самую кукурузу, — рассказывал дядя Демьян. — А счас растет, я те дам какая! Приходите поглядеть. Поглянется.
Старик говорил о кукурузе, а Яков Ефремович думал, что наступает осень и надо ускорить строительство нового корпуса для типографии, зимой не очень-то развернешься. У директора росло какое-то неприятное чувство к докучливому старику.
Однажды Яков Ефремович грубо прервал дядю Демьяна
— Вот что... Мне с вами некогда. И вообще... Вы бы с советом пенсионеров связались. При домоуправлениях, кажется, есть такие.
Старик замолчал, коротко и жалко улыбнулся и стал торопливо прощаться.
С неделю он не показывался у директора, но по утрам через перегородку по- прежнему доносился его басок с хрипотцой. И вот как-то он снова открыл дверь директорского кабинета. За пять минут до этого Яков Ефремович поругался по телефону с заказчиком и, будучи в недобром расположении духа, зло махнул рукой.
— Некогда!
...После обеда руководители цехов собрались на совещание.
Пришел инженер Малышев, совсем недавно избранный председателем месткома. Это был бойкий паренек с громким мальчишеским голоском. Он еще в позапрошлом году закончил институт, работал начальником печатного цеха, но все еще казался Якову Ефремовичу безалаберным студентом: летом и зимой ходил по типографии в каких-то клетчатых спортивных штанах, иногда подпрыгивал без всякой надобности или орал на весь цех: «Эй, ребята!»
— Дяде Демьяну, Блинову то есть, пропуск бы выписать надо, — сказал Малышев директору. — А то новенькая вахтерша не пропускает его. Знать, говорит, ничего не знаю.
— Зачем ему пропуск? — хмуро отозвался Яков Ефремович.
Малышев весело посмотрел на директора.
— Да я обещал, это самое, устроить его внештатным инспектором.
— Чего, чего?
— Видите ли, старику надо какое-то дело найти. А то болтается...
Яков Ефремович приподнял брови и нижнюю губу, что делал всякий раз, когда не мог понять собеседника.
— Каким же инспектором вы хотите его сделать?
— Инспектором по хозяйственному надзору. — Малышев ухмыльнулся. — Будет следить за чистотой в цехах и во дворе. Ну, за отоплением... экономией электроэнергии и всякое такое.
Яков Ефремович отшвырнул от себя пресс-папье.
— Выдумываете не знаю что, я вижу!..
— Последнее слово за вами. — Сейчас Малышев смотрел на директора серьезно, почти хмуро. — Приказ о внештатных должны отдавать вы. Надо же найти какое-то занятие старику, Яков Ефремович. Старуха его говорила, что у дяди Демьяна только и разговору о типографии. И потом типография от этого ничего не проиграет.
— Да ведь он кукурузой занят, — хихикнул заведующий производством.
— Кукуруза само собой.
— Изведет он всех своими разговорами, — не унимался заведующий производством.
Яков Ефремович стукнул ладонью по столу:
— Хватит с этим!.. Прошу потише, начинаем.
Начальники цехов докладывали о работе. Директор слушал, делал пометки в блокноте и... удивлялся, что мысли о дяде Демьяне почему-то не покидают его. «Старею», — горестно отметил Яков Ефремович и проговорил вполголоса:
— Худо.
— Что худо? — переспросил Малышев.
Директор промолчал.
Начальница переплетного цеха вяло, будто в полусне, перечисляла недостатки, «которые мешают вперед двигаться», а Яков Ефремович думал, что по отношению к дяде Демьяну он и в самом деле вел себя как-то не так.
— Ну, напоследок заверю вас, что с поставленными задачами мы справимся, — закончила свою речь начальница переплетного цеха.
— Мда! — совсем некстати уныло сказал директор. Он окончательно понял, что мысли о дяде Демьяне не просто навязчивые мысли.