Истомин Счастливая судьба
Иван Григорьевич Истомин
Иван Истомин
_СЧАСТЛИВАЯ_СУДЬБА_
ЛЕГЕНДА
На темном небе вспыхнул нежный луч, потом второй, третий, четвертый... И вот огромные светлые столбы повисли над необъятной холмистой тундрой. Нижние концы их кажутся яркой бахромой, а верхние постепенно сходят на нет. Столбы сливаются вместе и образуют гигантскую разноцветную ленту. Одним концом она упирается в каменные вершины древнего Урала, а другим уходит на восток. Поперек ленты трепещут красные, желтые, зеленые полосы. Все вокруг, словно маревом, подернуто яркой огненной пылью.
Это Нгэрм-Харп — Полярное сияние.
По искрящейся цветами радуги снежной тундре крупной рысью мчится оленья упряжка. Ларко Сусой сидит, сгорбившись, в мохнатом дорожном гусе поверх малицы. Он похож на куст карликовой березы, занесенный пухлым снежным покровом. Ларко почти не шевелит хореем — палкой, похожей на пику: четверка гладких оленей бежит без понуканий. Но когда нарта подпрыгивает на снежном заструге, Ларко круто поворачивается назад и спрашивает:
— Не упала еще?
Позади Ларко в малице с матерчатой сорочкой, окутанная большой полосатой шалью, сидит Нина Морозова, работник местной газеты.
— Не бойся, я не сплю, — отвечает Нина.
— Спать не надо, на небо надо смотреть, — советует проводник. — Сегодня небо шибко хорошо играет.
Девушка, прикрывая рот шалью, устало выпрямляет спину и задумчиво говорит:
— Да, сегодня небо как в сказке...
— В сказках еще лучше бывает, — ухмыляется Ларко Сусой. Его бронзовое лицо едва виднеется в глубине капюшона с закуржавелой меховой оторочкой.
— А ты сказки знаешь? Расскажи мне.
— Нет, я сказок не знаю. У меня память плохая, все забыл. Вот на фактории Ямб-Яха живет старуха, сказительница Воттане. Она может петь песни ярабц[1 - Ярабц — песни-былины.], длинные, как езда на быстрых оленях от Ямала до Енисея.
— Правда? — радостно удивляется Нина. — Вот хорошо-то! Я как раз собираюсь побывать на этой фактории.
— А зачем тебе ненецкие сказки?
— Как зачем? Я запишу, а потом в Москве книгу напечатают.
— А-а... — Ларко Сусой трогает гибким хореем передового, а потом опять спрашивает: — А ты в Москве бывала?
— Два раза ездила.
— И в Мавзолей ходила?
— Конечно. Ленина видела.
— А я еще в Москве не бывал, — вздыхает Ларко. — И здесь Ленина не видел. Когда Ленин приезжал на Ямал, я еще совсем маленьким был.
Девушка наклоняется к нему, подставляя миловидное лицо снежным брызгам.
— Разве Ленин был на Ямале? — удивленно спрашивает она простуженным голосом.
— А как же? — отвечает Ларко, силясь взглянуть через плечо на собеседницу.
— Не слыхала я.
— А разве в книжках об этом не написано?
— Мне такие книги не попадались, — сказала Нина. — Наверно, это сказка.
— Хм... Почему сказка? — сердито заметил Ларко, резко взмахнув хореем. Олени запрокинули головы с ветвистыми рогами, и сизые струйки горячего дыхания с силой вырывались из их открытых заиндевелых ртов. Девушка, отшатнувшись, торопливо прячет лицо за рукав малицы, а Ларко Сусой, облокотясь на правое колено, подался всем телом вперед.
Когда бег оленей стал ровнее, Нина подняла голову. Она некоторое время молча смотрела голубыми, слезящимися на морозе глазами на широкую спину ненца. Потом, кашлянув, подала голос:
— Значит, Ленин был на Ямале?
— Да, — охотно отзывается Ларко Сусой, не меняя позы.
— Зачем же он приезжал сюда?
— О-о!.. Это долго рассказывать.
— Вот и хорошо. Я буду слушать и не усну.
Ларко медленно выпрямляет спину, слегка дергает
вожжой и, не вставая, подвигается боком к Нине. Положив хорей на колени, достает из-за пазухи трубку. Обильный иней на его густых черных бровях и сосульки на щетине усов то и дело вспыхивают искорками. Набивая аккуратно трубку из замшевого кошелечка и взглянув маленькими раскосыми глазами на девушку, он начал:
— Давно это случилось. Ой, давно! С тех пор прошло семь тысяч лун. И еще семь тысяч лун. И много раз по семь тысяч лун прошло. Ненцы раньше богатые и сильные были. Хорошо жили. В Сале-Яме[2 - Сале-Ям — Обь.] разная рыба водилась, в тундре — песцы, лисицы, а оленьи стада от самого моря до лесов паслись. Все это было, потому что над тундрой светило большое солнце.
Но неподалеку от ненцев жил завистливый и злой обманщик — людоед Пюнегуссе. Над ним никогда не светило солнце.
Еще семь тысяч лун прошло. Но однажды завистливый людоед Пюнегуссе приехал к ненцам в гости. Огненной воды привез, стал угощать пастухов, рыбаков, охотников. Допьяна напоил ненцев и тогда спрашивает ласково:
«Пошто вы так богаты?»
Ненцы сказали:
«Солнце наше счастье, наше богатство охраняет».
Хитрый людоед не жалеет огненной воды, опять угощает. Помутился разум у ненцев, заснули они мертвым сном. Тогда обманщик Пюнегуссе из чума вышел, взял свой бубен из моржовой шкуры и камлать[3 - Камлание — колдовство, заклинание духов.] начал. Семь лун кружился. На восьмую солнце к его ногам упало. Не стало над тундрой теплого солнца.
Семь лун спал весь ненецкий народ. Через семь лун проснулся и видит: темная ночь в тундре. Куда олени девались? Куда девались лодки и снасти? Никто не знает. Плохо стало ненцам. Без солнца какая жизнь?
— Да уж куда хуже! — подтверждает Нина.
— А ты говорила — сказка, — рассказчик довольно улыбается, выпуская изо рта вместе с паром струйку дыма.
Олени, увлекаемые вожаком, бегут и бегут крупной рысью, а Ларко Сусой, посасывая трубочку, продолжает:
— С тех пор ушло счастье от ненцев. Появились в тундре жадные богачи — тэтта да обманщики тадибе — шаманы. Стали они заодно со злым людоедом Пюнегуссе. Хорошо им вместе обманывать людей и чужое добро воровать. Не светит солнце над тундрой, в темноте ничего не видно. Легко стало злодеям. А к ненцам беда пришла. Беда! Есть стало нечего. Темной страной стали называть наш Ямал, а жителей — дикарями, самоедами. Когда-то у ненецких женщин, полных, как нельмы, были здоровые дети. Теперь же они рождались слабыми. Стал вымирать ненецкий род.
Семь тысяч лун прошло и еще семь тысяч лун. И решили ненцы, что так всегда будет, пока не умрет весь ненецкий народ. Про счастливую жизнь, про солнце только старики в сказках рассказывали.
Но вот в роду Ненянгов родился младенец — богатырь Ваули. Рос он быстро, как песец, и через семь лун стал сюдбя-богатырем, великаном-богатырем.
Спрашивает сюдбя-богатырь Ваули:
«Пошто ненцам есть нечего? Пошто вы так бедно живете?»
И рассказали ему старики про солнце, про счастливую жизнь. Много таких сказок услышал Ваули.
Тогда опять спросил Ваули:
«К тому завистливому и злому людоеду Пюнегуссе как дорогу найти?»
Отвечают ему сородичи:
«Как найти дорогу к людоеду Пюнегуссе, не знаем. Где солнце спрятано — не слыхали. Если б знали ту дорогу, давно бы солнце в тундру вернули».
Стал думать сюдбя-богатырь Ваули. Семь лун думал, сказал:
«Позовите мудрого тадибе. Пусть он спросит у духов, где солнце спрятано».
Позвали тадибе-шамана. Перед камланием он съел семь пьянящих мухоморов, чтоб глаза лучше видели, уши лучше слышали, чтоб сердце его сделалось вещим. Потом взял он бубен — начал делать камлание. Много лун кружился, наконец упал с пеной у рта и молвил:
«Солнце наше спрятано в жабрах зубастой рыбы-зверя Халэ, что живет в Ледяном море и посылает ненцам непогоду и ненастье. Так мне сказали духи».
Тэтта-богачи подтвердили:
«Да, наше солнце в жабрах рыбы-зверя Халэ спрятано».
«Может, правду тадибе говорит», — подумал сюдбя-богатырь Ваули. Надел поверх малицы парку из лосиной шкуры, взял копье с железным наконечником, сел в семисаженную лодку и так сказал сородичам:
«Кто желает счастья для своего народа, у кого храброе сердце, пусть со мной в лодку сядет. Зубастую рыбу- зверя Халэ убьем. Если оно там, в жабрах этой рыбы-зверя, вернем солнце в тундру».
И сказали ненцы:
«Поедем, поедем! Вернем солнце в родную тундру!..»
— А хорошо рассказываешь, — не утерпев, похвалила Нина.
— Как умею, — улыбается Ларко, придерживая одной рукой покачивающийся хорей. — ...И поплыл сюдбя- богатырь Ваули с храбрыми сородичами к Ледяному морю. Долго плыли. Много лун прошло. И вот над волнами рыба-зверь Халэ показалась. Увидев лодку, широкий хвост подняла, заревела страшно, изо всех сил по воде ударила. От этого удара льды на море полопались, сердитые волны о берег тундры бить стали. Темное небо совсем низко над морем опустилось. Зубастая рыба-зверь Халэ к лодке подплывать стала.
Тогда крикнул бесстрашный сюдбя-богатырь Ваули:
«Эй ты, старая бродяга Халэ! Пошто прячешь наше солнце?»
Услышав такое, рыба-зверь Халэ хотела лодку перевернуть, людей в море опрокинуть. Но сюдбя-богатырь Ваули разгадал эту хитрость. Он копьем своим размахнулся, рыбе-зверю в ноздри ударил. Зубастая Халэ взревела, нырнула глубоко. А когда вынырнула у самой лодки, тогда каждый ненец в нее копье вонзил.
Семь раз ныряла зубастая рыба-зверь Халэ. Рассердился храбрый сюдбя-богатырь Ваули, рыбе-зверю на спину вскочил, в жирный бок ее якорь всадил. Зубастая Халэ ударила хвостом, веревку струной натянула. Но уйти не смогла: богатырское копье ей в мозг попало. Храбрые ненцы рыбе-зверю сердце, почку и печенку насквозь копьями пробили. Вздрогнула в последний раз зубастая Халэ, пузыри пустила. Много в этом поединке храбрых ненцев погибло, навеки в морской пучине остались.
Победители на аркане зубастую рыбу-зверя Халэ к берегу приволокли. Стали разделывать. Семь лун разделывали рыбу-зверя. В жабрах, в пасти, в брюхе солнце искали. Не нашли.
Тогда сюдбя-богатырь Ваули подумал и сородичам так сказал:
«Шаман-то, однако, ошибся. Надо другого, самого мудрого тадибе позвать».
Пришел самый мудрый тадибе-шаман, перед камланием съел семь раз по семь пьянящих мухоморов, чтоб глаза его лучше видели, уши лучше слышали, чтоб сердце его сделалось вещим. Потом взял бубен — камлать начал. Много лун кружился, наконец упал с пеной у рта и промолвил:
«Солнце спрятано в пещере семирогого быка Я-Хора, что живет в Подземном царстве. Так сказали духи».
И опять тэтта-богачи подтвердили слова самого мудрого тадибе-шамана. Тогда сюдбя-богатырь Ваули сказал:
«Ладно, еще раз по вашему совету попытаемся солнце искать».
Надел сюдбя-богатырь Ваули поверх малицы парку из мелких костяных колец, взял семисотсаженный аркан с костяной петлей и семипудовый нож-меч. Встал на лыжи, обитые тюленьей шкурой, сородичей позвал:
«Кто желает счастья для своего народа, у кого храброе сердце, пусть со мной пойдет. Семирогого быка Я-Хора убьем. Если оно там, в пещере семирогого быка, вернем солнце в тундру».
И сказали сородичи:
«Пойдем, пойдем! Вернем солнце в родную тундру!»
Нина Морозова внимательно слушает ненца и не чувствует, как пальцы ног, обутых в женские кисы-белобоки, начинают коченеть. А Ларко, изредка погоняя заметно уставшую упряжку, неторопливо-спокойно рассказывает о жестокой битве бесстрашного сюдбя-богатыря Ваули и ненцев-бедняков с семирогим быком Я-Хора.
— Бой был долгий — семь лун раздавался гром под землей. Мерзлая тундра вздымалась высокими холмами- сопками, словно разбушевавшееся море. Много храбрых ненцев погибло от страшных ударов семирогого быка Я-Хора. Наконец сюдбя-богатырь Ваули с помощью оставшихся в живых сородичей все же заарканил семирогого быка Я-Хора, прыгнул ему на спину и с размаху в три удара тяжелым ножом-мечом отрубил все семь рогов. Истекая черной кровью, как глыба, рухнул на землю побежденный бык Я-Хора. Обыскали ненцы Подземное царство, разрушили пещеру семирогого быка Я-Хора, но заветного солнца не нашли...
И опять сюдбя-богатырь Ваули стал думать. И сказал сородичам:
«Богачи и шаманы заодно со злым и завистливым людоедом Пюнегуссе. Видно, правду о солнце не хотят говорить. Слушая их, мы только зря кровь пролили да много людей потеряли. Будем сами искать дорогу к солнцу. Может, придется семь рек перейти, семь гор перевалить, семь стран обойти, а дорогу к солнцу найдем — вернем родной тундре».
И ответили ненцы:
«Семь рек перейдем, семь гор перевалим, семь стран обойдем, а вернем солнце в родную тундру!..»
Ларко Сусой с минуту помолчал, чмокнул толстыми обветренными губами, слегка дотронулся хореем до гладких спин оленей и опять вдохновенно продолжал рассказывать:
— Такое услышав, тадибе-шаманы да тэтта-богачи встревожились, говорят:
«Зря вы идете. Солнце, наверно, давно остыло, в черный камень превратилось. Что толку, если и найдете его?»
Не послушались их бедняки-ненцы. Велел сюдбя-богатырь Ваули каждому ненцу сделать копье из желтых рогов быка Я-Хора, взять лук, из семи пород деревьев склеенный, да семь раз по семь стрел с железными наконечниками. И пошли они дорогу к солнцу искать, в родную тундру солнце вернуть. Сам бесстрашный сюдбя-богатырь Ваули повел бедняков.
С тех пор семь тысяч лун прошло. И еще семь тысяч лун. И много раз по семь тысяч лун. Кто в люльке лежал, уже седым стариком стал. А ненецкий народ все впроголодь жил. Холодно в тундре, пурга завывает, дети болеют. Темно. Весной — темно, летом — темно, осенью — темно, зимой — темно. Только теперь народ тундры хранил в сердце надежду. Он так думал: «Пройдет время, вернется сюдбя-богатырь Ваули со своими храбрыми воинами. Тогда снова засияет солнце над тундрой». Много тысяч лун жили ненцы с надеждой, а бесстрашный сюдбя-богатырь Ваули со своими воинами все не возвращался. Стали уж в тундре о них сказки и песни складывать. В одних говорилось, будто Ваули с отрядом к недобрым людям в засаду попал[4 - Вероятно, речь идет о Ваули Пиеттомине, возглавившем в 1825—1841 годах восстание ненецко-хантыйской бедноты против местных богачей и приезжих купцов. Восстание потерпело поражение; Ваули Пиеттомин попал в Обдорске в засаду. Был приговорен к каторге. Пропал без вести в Восточной Сибири. _(Прим._автора.)_], видно, не совсем по правильной дороге шли. Погибли все. В других так рассказывалось: «Сюдбя-богатырь Ваули дорогу к солнцу нашел, скоро вернется, солнце в родную тундру принесет».
Таким сказкам да песням народ тундры больше верил.
И вот однажды ненцы видят: из-за Камня-Урала белая упряжка показалась. За ней много других упряжек... А ты слушаешь? Не спишь?
— Говори, говори! Очень интересно, —просит Нина, для удобства облокотясь на свою большую сумку.
— Да, это шибко интересно... И вот подъехал сюдбя-богатырь, а за ним много народу. У каждого на шапке красная звездочка. Поздоровались они с ненцами. Ненцы сразу догадались: сюдбя-богатырь-то — Ленин, у Великой Реки выросший. А остальные — его товарищи, коммунисты. Про Ленина да про коммунистов в тундре тоже давно уже песни появились. Слышали, будто они бедным людям счастье добывать помогают. Только бедняки-ненцы не знали, как с этими хорошими людьми встретиться. А теперь они сами в тундру пришли. Обрадовались бедняки-ненцы, в один голос закричали:
«Мудрый сюдбя-богатырь Ленин! Спасите ненецкий народ! Помогите нам наше солнце вернуть!»
Мудрый сюдбя-богатырь Ленин, у Великой Реки выросший, молвил:
«Ваше солнце, ненцы, что украл завистливый и злой людоед Пюнегуссе, спрятали жадные тэтта да обманщики тадибе».
И еще сюдбя-богатырь Ленин, у Великой Реки выросший, добавил:
«Если мы вместе с вами возьмемся, завистливого и злого людоеда Пюнегуссе победим. Мы заставим жадных тэтта да обманщиков тадибе вернуть солнце в тундру».
Обрадовались бедняки-ненцы. Вооружились они и за Лениным, за коммунистами к злому людоеду Пюнегуссе отправились. Мудрый сюдбя-богатырь Ленин впереди всех шел. Дорогу-то он, видать, шибко хорошо знал. Сколько-то прошли, стойбище людоеда Пюнегуссе увидели. В середине стойбища большой каменный чум стоит. На верхушке каменного чума двухголовая когтистая птица Лимбя сидит. Глаза у нее огромные, как гнилушки на болоте светятся. Увидела птица Лимбя вооруженных людей, железными крыльями замахала, закаркала страшным голосом. Из каменного чума людоед Пюнегуссе с мечом выбежал, закричал. Из других чумов вооруженные толстобрюхие люди высыпали. Смотрят бедняки-ненцы, а это богачи да шаманы долговязому Пюнегуссе на помощь спешат.
Кровавый бой начался, великий бой. Такого боя никогда в тундре не было. Мелькают острые двусторонние мечи коммунистов, стрелы бедняков-ненцев в темноте молнией сверкают. Тундра мерзлая под ногами заколебалась. Много раз сходились бедняки со злодеями. Много раз расходились. На изрытую ногами землю немало крови пролили.
Так прошло семь лун. И еще семь лун. И вот мудрый сюдбя-богатырь Ленин семисаженным мечом ударил людоеда Пюнегуссе. Посмотрел Пюнегуссе вокруг, видит: ряды его поредели. Почуял беду Пюнегуссе, подумал: «Это плохо». Еще семь лун прошло. Мудрый сюдбя-богатырь Ленин еще две раны злодею Пюнегуссе нанес. Побледнел людоед Пюнегуссе, чуть не упал, видит: людей его в живых еще меньше стало. Опять он подумал: «Совсем плохо. Далека моя победа».
И еще семь лун прошло. И увидел тогда людоед Пюнегуссе перед самым носом сверкающие мечи коммунистов, острые копья бедняков-ненцев. Вскрикнул злодей Пюнегуссе от страха, пошатнулся и пробормотал: «Шибко плохо. Однако, Конец пришел». Так подумав, в океан-море бросился. Семь раз показался из воды. Потом под лед ушел. И утонул...
Тут Ларко Сусой вынул изо рта трубку и, махая ею перед собой в такт словам, одобрительно заключил:
— Так ему и надо, волчьему сыну... А ты слушаешь? Не надоело?
— Что ты, что ты! — забеспокоилась Нина Морозова. — Рассказывай, пожалуйста. Все до конца.
— Скоро конец сказке. До приезда в поселок, может, закончу.
Снова закурив, Ларко Сусой несколько минут понукает оленей, легонько подгоняя их хореем. Затем поворачивается боком к девушке и охотно продолжает рассказывать:
— Да, так ему и надо, зверю-людоеду. Не стало злодея Пюнегуссе, испугались оставшиеся в живых богачи и шаманы. В темноте скрыться решили. Только ничего у них не вышло. Коммунисты да бедняки-ненцы не дали им убежать. Выросший у Великой Реки мудрый сюдбя-богатырь Ленин могучим голосом сказал богачам и шаманам: «Вы воры и мошенники! Вы солнце ненецкого народа украли. Как жадные волки между собой по кускам разделили. Сейчас же верните ненцам солнце!»
Совсем испугались тэтта-богачи да тадибе-шаманы. Задрожали, как трусливые зайцы, принесли из своих чумов украденные куски солнца, перед сюдбя-богатырем Лениным положили, сами волчьими слезами плачут: жалко отдавать — с солнцем-то им светло, тепло было.
В каменном чуме злодея Пюнегуссе коммунисты нашли самый большой кусок солнца. И сразу потухли огромные глаза двуглавой когтистой птицы Лимби. Простонала железная птица и свалилась с верхушки каменного чума на снег, словно околевшая на морозе куропатка.
Выросший у Великой Реки Ленин, коммунисты да бедняки-ненцы стали куски солнца вместе собирать. Быстро собрали. Большое солнце получилось. Сюдба-богатырь Ленин взял это солнце своими могучими руками, высоковысоко поднял, и поплыло оно по небу, как по озеру. Сразу изменилась тундра: светло стало, тепло.
Обрадовался ненецкий народ, плачет от радости, а дети плакать перестали, смеются, ручонками к солнцу тянутся.
Товарищи коммунисты стоят, улыбаются, а мудрый Ленин ненцам говорит:
«Видите солнце?»
«Видим!»
«Теперь солнце навеки ваше».
Плывет солнце над тундрой, ярким светом играет. Ленин опять говорит:
«Видите сопки, пади, озера, реки?»
«Видим!»
«Теперь ваши они. Навеки ваши».
Посмотрели ненцы вокруг — на сопках олени пасутся, в падях зверей, птиц много, в озерах и реках жирная рыба плещется.
Коммунисты спрашивают:
«Видите, где ваши олени были?»
«Видим! Оленей-то наших, оказывается, тэтта и тадибе украли».
Ленин сказал:
«Возьмите своих оленей. Теперь хорошо живите, дружно: вместе оленей пасите, вместе рыбу, пушнину промышляйте. Стройте новую жизнь! А товарищи коммунисты вам ее строить помогут. Будут у вас школы и больницы. Выберите лучших людей, чтобы тундрой управляли. Теперь вы хозяева!..»
И еще сказал Ленин:
«Берегите свое солнце. Ой, зорко стерегите! От плохих и злых людей охраняйте! Тогда ваша жизнь с каждым годом будет лучше. И всегда в тундре светло будет: когда солнце спать уйдет, над тундрой Нгэрм-Харп засияет. Красиво будет светить! В домах поселитесь, и каждый дом будет освещать маленькое, яркое солнце. Хорошо будете жить, очень хорошо!»
Сказал так сюдбя-богатырь Ленин, сел с коммунистами на нарты, и отправились они другим народам солнце добывать. Но многие русские коммунисты остались в тундре, чтобы помогать ненцам новую, счастливую жизнь строить.
Это все помнят. Это ведь недавно было. И теперь все так, как Ленин сказал. В тундре, где вымирали люди, фактории, поселки появились. Да что говорить, ты и сама знаешь, как теперь мы живем. Хорошо живем! Спасибо за это Ленину. Спасибо коммунистам и всем нашим русским братьям, и тебе говорю, луцане[5 - Луцане — русская женщина.], большое спасибо. Я знаю: ты газету пишешь, нас по-новому жить учишь. Так вот, поезжай хоть на Ямал, хоть в Надым, хоть в Гыду — везде ненцы поют про Ленина, прокоммунистов, про родную партию поют. Про Ваули тоже поют, потому что Ваули хотел счастье добыть своему народу:за это жизнь свою отдал... Ну ладно, однако. Тут конец. Мась![6 - Мась — хватит, довольно.] — весело заканчивает Ларко Сусой, на ходу соскакивая с нарт, и, сделав несколько шагов, круто поворачивает упряжку. Олени сразу останавливаются и начинают хватать снег.
Девушка тоже поднялась.
— Молодец! Замечательная легенда! — восторженно сказала она.
Ларко махнул рукой:
— Какой я легенда. Я простой ненец-оленевод.
— Да не ты, а сказка, говорю, замечательная, интересная, — смеется Нина Морозова. — Я ее обязательно запишу.
— Пиши, — отвечает Ларко. — Пусть, по-твоему, сказка. А Ленин все равно на Ямале был, вернул ненцам солнце, хорошо жить научил.
...Вскоре упряжка въехала в небольшой тундровый поселок и остановилась перед крыльцом дома. Нина вошла в освещенную комнату, быстро разделась и присела к столу.
Раскрыв толстую тетрадь, она минуту думает, потом остроконечный карандаш ее начинает мелькать по бумаге, как иголка в руках ненецкой женщины, которая за одну ночь может сшить кисы с одиннадцатью узорами.
А Ларко Сусой в это время, привязав оленей к копыльям нарты, стоит у крыльца и любуется сияющими электрическими огнями в новом колхозном поселке, в котором он не был с прошлого года.
Взглянув на небо, он тихо произносит:
— Вверху Нгэрм-Харп сияет. В домах маленькие солнышки — лампочки горят. Все так, как Ленин сказал.
notes
Примечания
1
Ярабц — песни-былины.
2
Сале-Ям — Обь.
3
Камлание — колдовство, заклинание духов.
4
Вероятно, речь идет о Ваули Пиеттомине, возглавившем в 1825—1841 годах восстание ненецко-хантыйской бедноты против местных богачей и приезжих купцов. Восстание потерпело поражение; Ваули Пиеттомин попал в Обдорске в засаду. Был приговорен к каторге. Пропал без вести в Восточной Сибири. _(Прим._автора.)_
5
Луцане — русская женщина.
6
Мась — хватит, довольно.
Иван Григорьевич Истомин
Иван Истомин
_СЧАСТЛИВАЯ_СУДЬБА_
ЛЕГЕНДА
На темном небе вспыхнул нежный луч, потом второй, третий, четвертый... И вот огромные светлые столбы повисли над необъятной холмистой тундрой. Нижние концы их кажутся яркой бахромой, а верхние постепенно сходят на нет. Столбы сливаются вместе и образуют гигантскую разноцветную ленту. Одним концом она упирается в каменные вершины древнего Урала, а другим уходит на восток. Поперек ленты трепещут красные, желтые, зеленые полосы. Все вокруг, словно маревом, подернуто яркой огненной пылью.
Это Нгэрм-Харп — Полярное сияние.
По искрящейся цветами радуги снежной тундре крупной рысью мчится оленья упряжка. Ларко Сусой сидит, сгорбившись, в мохнатом дорожном гусе поверх малицы. Он похож на куст карликовой березы, занесенный пухлым снежным покровом. Ларко почти не шевелит хореем — палкой, похожей на пику: четверка гладких оленей бежит без понуканий. Но когда нарта подпрыгивает на снежном заструге, Ларко круто поворачивается назад и спрашивает:
— Не упала еще?
Позади Ларко в малице с матерчатой сорочкой, окутанная большой полосатой шалью, сидит Нина Морозова, работник местной газеты.
— Не бойся, я не сплю, — отвечает Нина.
— Спать не надо, на небо надо смотреть, — советует проводник. — Сегодня небо шибко хорошо играет.
Девушка, прикрывая рот шалью, устало выпрямляет спину и задумчиво говорит:
— Да, сегодня небо как в сказке...
— В сказках еще лучше бывает, — ухмыляется Ларко Сусой. Его бронзовое лицо едва виднеется в глубине капюшона с закуржавелой меховой оторочкой.
— А ты сказки знаешь? Расскажи мне.
— Нет, я сказок не знаю. У меня память плохая, все забыл. Вот на фактории Ямб-Яха живет старуха, сказительница Воттане. Она может петь песни ярабц[1 - Ярабц — песни-былины.], длинные, как езда на быстрых оленях от Ямала до Енисея.
— Правда? — радостно удивляется Нина. — Вот хорошо-то! Я как раз собираюсь побывать на этой фактории.
— А зачем тебе ненецкие сказки?
— Как зачем? Я запишу, а потом в Москве книгу напечатают.
— А-а... — Ларко Сусой трогает гибким хореем передового, а потом опять спрашивает: — А ты в Москве бывала?
— Два раза ездила.
— И в Мавзолей ходила?
— Конечно. Ленина видела.
— А я еще в Москве не бывал, — вздыхает Ларко. — И здесь Ленина не видел. Когда Ленин приезжал на Ямал, я еще совсем маленьким был.
Девушка наклоняется к нему, подставляя миловидное лицо снежным брызгам.
— Разве Ленин был на Ямале? — удивленно спрашивает она простуженным голосом.
— А как же? — отвечает Ларко, силясь взглянуть через плечо на собеседницу.
— Не слыхала я.
— А разве в книжках об этом не написано?
— Мне такие книги не попадались, — сказала Нина. — Наверно, это сказка.
— Хм... Почему сказка? — сердито заметил Ларко, резко взмахнув хореем. Олени запрокинули головы с ветвистыми рогами, и сизые струйки горячего дыхания с силой вырывались из их открытых заиндевелых ртов. Девушка, отшатнувшись, торопливо прячет лицо за рукав малицы, а Ларко Сусой, облокотясь на правое колено, подался всем телом вперед.
Когда бег оленей стал ровнее, Нина подняла голову. Она некоторое время молча смотрела голубыми, слезящимися на морозе глазами на широкую спину ненца. Потом, кашлянув, подала голос:
— Значит, Ленин был на Ямале?
— Да, — охотно отзывается Ларко Сусой, не меняя позы.
— Зачем же он приезжал сюда?
— О-о!.. Это долго рассказывать.
— Вот и хорошо. Я буду слушать и не усну.
Ларко медленно выпрямляет спину, слегка дергает
вожжой и, не вставая, подвигается боком к Нине. Положив хорей на колени, достает из-за пазухи трубку. Обильный иней на его густых черных бровях и сосульки на щетине усов то и дело вспыхивают искорками. Набивая аккуратно трубку из замшевого кошелечка и взглянув маленькими раскосыми глазами на девушку, он начал:
— Давно это случилось. Ой, давно! С тех пор прошло семь тысяч лун. И еще семь тысяч лун. И много раз по семь тысяч лун прошло. Ненцы раньше богатые и сильные были. Хорошо жили. В Сале-Яме[2 - Сале-Ям — Обь.] разная рыба водилась, в тундре — песцы, лисицы, а оленьи стада от самого моря до лесов паслись. Все это было, потому что над тундрой светило большое солнце.
Но неподалеку от ненцев жил завистливый и злой обманщик — людоед Пюнегуссе. Над ним никогда не светило солнце.
Еще семь тысяч лун прошло. Но однажды завистливый людоед Пюнегуссе приехал к ненцам в гости. Огненной воды привез, стал угощать пастухов, рыбаков, охотников. Допьяна напоил ненцев и тогда спрашивает ласково:
«Пошто вы так богаты?»
Ненцы сказали:
«Солнце наше счастье, наше богатство охраняет».
Хитрый людоед не жалеет огненной воды, опять угощает. Помутился разум у ненцев, заснули они мертвым сном. Тогда обманщик Пюнегуссе из чума вышел, взял свой бубен из моржовой шкуры и камлать[3 - Камлание — колдовство, заклинание духов.] начал. Семь лун кружился. На восьмую солнце к его ногам упало. Не стало над тундрой теплого солнца.
Семь лун спал весь ненецкий народ. Через семь лун проснулся и видит: темная ночь в тундре. Куда олени девались? Куда девались лодки и снасти? Никто не знает. Плохо стало ненцам. Без солнца какая жизнь?
— Да уж куда хуже! — подтверждает Нина.
— А ты говорила — сказка, — рассказчик довольно улыбается, выпуская изо рта вместе с паром струйку дыма.
Олени, увлекаемые вожаком, бегут и бегут крупной рысью, а Ларко Сусой, посасывая трубочку, продолжает:
— С тех пор ушло счастье от ненцев. Появились в тундре жадные богачи — тэтта да обманщики тадибе — шаманы. Стали они заодно со злым людоедом Пюнегуссе. Хорошо им вместе обманывать людей и чужое добро воровать. Не светит солнце над тундрой, в темноте ничего не видно. Легко стало злодеям. А к ненцам беда пришла. Беда! Есть стало нечего. Темной страной стали называть наш Ямал, а жителей — дикарями, самоедами. Когда-то у ненецких женщин, полных, как нельмы, были здоровые дети. Теперь же они рождались слабыми. Стал вымирать ненецкий род.
Семь тысяч лун прошло и еще семь тысяч лун. И решили ненцы, что так всегда будет, пока не умрет весь ненецкий народ. Про счастливую жизнь, про солнце только старики в сказках рассказывали.
Но вот в роду Ненянгов родился младенец — богатырь Ваули. Рос он быстро, как песец, и через семь лун стал сюдбя-богатырем, великаном-богатырем.
Спрашивает сюдбя-богатырь Ваули:
«Пошто ненцам есть нечего? Пошто вы так бедно живете?»
И рассказали ему старики про солнце, про счастливую жизнь. Много таких сказок услышал Ваули.
Тогда опять спросил Ваули:
«К тому завистливому и злому людоеду Пюнегуссе как дорогу найти?»
Отвечают ему сородичи:
«Как найти дорогу к людоеду Пюнегуссе, не знаем. Где солнце спрятано — не слыхали. Если б знали ту дорогу, давно бы солнце в тундру вернули».
Стал думать сюдбя-богатырь Ваули. Семь лун думал, сказал:
«Позовите мудрого тадибе. Пусть он спросит у духов, где солнце спрятано».
Позвали тадибе-шамана. Перед камланием он съел семь пьянящих мухоморов, чтоб глаза лучше видели, уши лучше слышали, чтоб сердце его сделалось вещим. Потом взял он бубен — начал делать камлание. Много лун кружился, наконец упал с пеной у рта и молвил:
«Солнце наше спрятано в жабрах зубастой рыбы-зверя Халэ, что живет в Ледяном море и посылает ненцам непогоду и ненастье. Так мне сказали духи».
Тэтта-богачи подтвердили:
«Да, наше солнце в жабрах рыбы-зверя Халэ спрятано».
«Может, правду тадибе говорит», — подумал сюдбя-богатырь Ваули. Надел поверх малицы парку из лосиной шкуры, взял копье с железным наконечником, сел в семисаженную лодку и так сказал сородичам:
«Кто желает счастья для своего народа, у кого храброе сердце, пусть со мной в лодку сядет. Зубастую рыбу- зверя Халэ убьем. Если оно там, в жабрах этой рыбы-зверя, вернем солнце в тундру».
И сказали ненцы:
«Поедем, поедем! Вернем солнце в родную тундру!..»
— А хорошо рассказываешь, — не утерпев, похвалила Нина.
— Как умею, — улыбается Ларко, придерживая одной рукой покачивающийся хорей. — ...И поплыл сюдбя- богатырь Ваули с храбрыми сородичами к Ледяному морю. Долго плыли. Много лун прошло. И вот над волнами рыба-зверь Халэ показалась. Увидев лодку, широкий хвост подняла, заревела страшно, изо всех сил по воде ударила. От этого удара льды на море полопались, сердитые волны о берег тундры бить стали. Темное небо совсем низко над морем опустилось. Зубастая рыба-зверь Халэ к лодке подплывать стала.
Тогда крикнул бесстрашный сюдбя-богатырь Ваули:
«Эй ты, старая бродяга Халэ! Пошто прячешь наше солнце?»
Услышав такое, рыба-зверь Халэ хотела лодку перевернуть, людей в море опрокинуть. Но сюдбя-богатырь Ваули разгадал эту хитрость. Он копьем своим размахнулся, рыбе-зверю в ноздри ударил. Зубастая Халэ взревела, нырнула глубоко. А когда вынырнула у самой лодки, тогда каждый ненец в нее копье вонзил.
Семь раз ныряла зубастая рыба-зверь Халэ. Рассердился храбрый сюдбя-богатырь Ваули, рыбе-зверю на спину вскочил, в жирный бок ее якорь всадил. Зубастая Халэ ударила хвостом, веревку струной натянула. Но уйти не смогла: богатырское копье ей в мозг попало. Храбрые ненцы рыбе-зверю сердце, почку и печенку насквозь копьями пробили. Вздрогнула в последний раз зубастая Халэ, пузыри пустила. Много в этом поединке храбрых ненцев погибло, навеки в морской пучине остались.
Победители на аркане зубастую рыбу-зверя Халэ к берегу приволокли. Стали разделывать. Семь лун разделывали рыбу-зверя. В жабрах, в пасти, в брюхе солнце искали. Не нашли.
Тогда сюдбя-богатырь Ваули подумал и сородичам так сказал:
«Шаман-то, однако, ошибся. Надо другого, самого мудрого тадибе позвать».
Пришел самый мудрый тадибе-шаман, перед камланием съел семь раз по семь пьянящих мухоморов, чтоб глаза его лучше видели, уши лучше слышали, чтоб сердце его сделалось вещим. Потом взял бубен — камлать начал. Много лун кружился, наконец упал с пеной у рта и промолвил:
«Солнце спрятано в пещере семирогого быка Я-Хора, что живет в Подземном царстве. Так сказали духи».
И опять тэтта-богачи подтвердили слова самого мудрого тадибе-шамана. Тогда сюдбя-богатырь Ваули сказал:
«Ладно, еще раз по вашему совету попытаемся солнце искать».
Надел сюдбя-богатырь Ваули поверх малицы парку из мелких костяных колец, взял семисотсаженный аркан с костяной петлей и семипудовый нож-меч. Встал на лыжи, обитые тюленьей шкурой, сородичей позвал:
«Кто желает счастья для своего народа, у кого храброе сердце, пусть со мной пойдет. Семирогого быка Я-Хора убьем. Если оно там, в пещере семирогого быка, вернем солнце в тундру».
И сказали сородичи:
«Пойдем, пойдем! Вернем солнце в родную тундру!»
Нина Морозова внимательно слушает ненца и не чувствует, как пальцы ног, обутых в женские кисы-белобоки, начинают коченеть. А Ларко, изредка погоняя заметно уставшую упряжку, неторопливо-спокойно рассказывает о жестокой битве бесстрашного сюдбя-богатыря Ваули и ненцев-бедняков с семирогим быком Я-Хора.
— Бой был долгий — семь лун раздавался гром под землей. Мерзлая тундра вздымалась высокими холмами- сопками, словно разбушевавшееся море. Много храбрых ненцев погибло от страшных ударов семирогого быка Я-Хора. Наконец сюдбя-богатырь Ваули с помощью оставшихся в живых сородичей все же заарканил семирогого быка Я-Хора, прыгнул ему на спину и с размаху в три удара тяжелым ножом-мечом отрубил все семь рогов. Истекая черной кровью, как глыба, рухнул на землю побежденный бык Я-Хора. Обыскали ненцы Подземное царство, разрушили пещеру семирогого быка Я-Хора, но заветного солнца не нашли...
И опять сюдбя-богатырь Ваули стал думать. И сказал сородичам:
«Богачи и шаманы заодно со злым и завистливым людоедом Пюнегуссе. Видно, правду о солнце не хотят говорить. Слушая их, мы только зря кровь пролили да много людей потеряли. Будем сами искать дорогу к солнцу. Может, придется семь рек перейти, семь гор перевалить, семь стран обойти, а дорогу к солнцу найдем — вернем родной тундре».
И ответили ненцы:
«Семь рек перейдем, семь гор перевалим, семь стран обойдем, а вернем солнце в родную тундру!..»
Ларко Сусой с минуту помолчал, чмокнул толстыми обветренными губами, слегка дотронулся хореем до гладких спин оленей и опять вдохновенно продолжал рассказывать:
— Такое услышав, тадибе-шаманы да тэтта-богачи встревожились, говорят:
«Зря вы идете. Солнце, наверно, давно остыло, в черный камень превратилось. Что толку, если и найдете его?»
Не послушались их бедняки-ненцы. Велел сюдбя-богатырь Ваули каждому ненцу сделать копье из желтых рогов быка Я-Хора, взять лук, из семи пород деревьев склеенный, да семь раз по семь стрел с железными наконечниками. И пошли они дорогу к солнцу искать, в родную тундру солнце вернуть. Сам бесстрашный сюдбя-богатырь Ваули повел бедняков.
С тех пор семь тысяч лун прошло. И еще семь тысяч лун. И много раз по семь тысяч лун. Кто в люльке лежал, уже седым стариком стал. А ненецкий народ все впроголодь жил. Холодно в тундре, пурга завывает, дети болеют. Темно. Весной — темно, летом — темно, осенью — темно, зимой — темно. Только теперь народ тундры хранил в сердце надежду. Он так думал: «Пройдет время, вернется сюдбя-богатырь Ваули со своими храбрыми воинами. Тогда снова засияет солнце над тундрой». Много тысяч лун жили ненцы с надеждой, а бесстрашный сюдбя-богатырь Ваули со своими воинами все не возвращался. Стали уж в тундре о них сказки и песни складывать. В одних говорилось, будто Ваули с отрядом к недобрым людям в засаду попал[4 - Вероятно, речь идет о Ваули Пиеттомине, возглавившем в 1825—1841 годах восстание ненецко-хантыйской бедноты против местных богачей и приезжих купцов. Восстание потерпело поражение; Ваули Пиеттомин попал в Обдорске в засаду. Был приговорен к каторге. Пропал без вести в Восточной Сибири. _(Прим._автора.)_], видно, не совсем по правильной дороге шли. Погибли все. В других так рассказывалось: «Сюдбя-богатырь Ваули дорогу к солнцу нашел, скоро вернется, солнце в родную тундру принесет».
Таким сказкам да песням народ тундры больше верил.
И вот однажды ненцы видят: из-за Камня-Урала белая упряжка показалась. За ней много других упряжек... А ты слушаешь? Не спишь?
— Говори, говори! Очень интересно, —просит Нина, для удобства облокотясь на свою большую сумку.
— Да, это шибко интересно... И вот подъехал сюдбя-богатырь, а за ним много народу. У каждого на шапке красная звездочка. Поздоровались они с ненцами. Ненцы сразу догадались: сюдбя-богатырь-то — Ленин, у Великой Реки выросший. А остальные — его товарищи, коммунисты. Про Ленина да про коммунистов в тундре тоже давно уже песни появились. Слышали, будто они бедным людям счастье добывать помогают. Только бедняки-ненцы не знали, как с этими хорошими людьми встретиться. А теперь они сами в тундру пришли. Обрадовались бедняки-ненцы, в один голос закричали:
«Мудрый сюдбя-богатырь Ленин! Спасите ненецкий народ! Помогите нам наше солнце вернуть!»
Мудрый сюдбя-богатырь Ленин, у Великой Реки выросший, молвил:
«Ваше солнце, ненцы, что украл завистливый и злой людоед Пюнегуссе, спрятали жадные тэтта да обманщики тадибе».
И еще сюдбя-богатырь Ленин, у Великой Реки выросший, добавил:
«Если мы вместе с вами возьмемся, завистливого и злого людоеда Пюнегуссе победим. Мы заставим жадных тэтта да обманщиков тадибе вернуть солнце в тундру».
Обрадовались бедняки-ненцы. Вооружились они и за Лениным, за коммунистами к злому людоеду Пюнегуссе отправились. Мудрый сюдбя-богатырь Ленин впереди всех шел. Дорогу-то он, видать, шибко хорошо знал. Сколько-то прошли, стойбище людоеда Пюнегуссе увидели. В середине стойбища большой каменный чум стоит. На верхушке каменного чума двухголовая когтистая птица Лимбя сидит. Глаза у нее огромные, как гнилушки на болоте светятся. Увидела птица Лимбя вооруженных людей, железными крыльями замахала, закаркала страшным голосом. Из каменного чума людоед Пюнегуссе с мечом выбежал, закричал. Из других чумов вооруженные толстобрюхие люди высыпали. Смотрят бедняки-ненцы, а это богачи да шаманы долговязому Пюнегуссе на помощь спешат.
Кровавый бой начался, великий бой. Такого боя никогда в тундре не было. Мелькают острые двусторонние мечи коммунистов, стрелы бедняков-ненцев в темноте молнией сверкают. Тундра мерзлая под ногами заколебалась. Много раз сходились бедняки со злодеями. Много раз расходились. На изрытую ногами землю немало крови пролили.
Так прошло семь лун. И еще семь лун. И вот мудрый сюдбя-богатырь Ленин семисаженным мечом ударил людоеда Пюнегуссе. Посмотрел Пюнегуссе вокруг, видит: ряды его поредели. Почуял беду Пюнегуссе, подумал: «Это плохо». Еще семь лун прошло. Мудрый сюдбя-богатырь Ленин еще две раны злодею Пюнегуссе нанес. Побледнел людоед Пюнегуссе, чуть не упал, видит: людей его в живых еще меньше стало. Опять он подумал: «Совсем плохо. Далека моя победа».
И еще семь лун прошло. И увидел тогда людоед Пюнегуссе перед самым носом сверкающие мечи коммунистов, острые копья бедняков-ненцев. Вскрикнул злодей Пюнегуссе от страха, пошатнулся и пробормотал: «Шибко плохо. Однако, Конец пришел». Так подумав, в океан-море бросился. Семь раз показался из воды. Потом под лед ушел. И утонул...
Тут Ларко Сусой вынул изо рта трубку и, махая ею перед собой в такт словам, одобрительно заключил:
— Так ему и надо, волчьему сыну... А ты слушаешь? Не надоело?
— Что ты, что ты! — забеспокоилась Нина Морозова. — Рассказывай, пожалуйста. Все до конца.
— Скоро конец сказке. До приезда в поселок, может, закончу.
Снова закурив, Ларко Сусой несколько минут понукает оленей, легонько подгоняя их хореем. Затем поворачивается боком к девушке и охотно продолжает рассказывать:
— Да, так ему и надо, зверю-людоеду. Не стало злодея Пюнегуссе, испугались оставшиеся в живых богачи и шаманы. В темноте скрыться решили. Только ничего у них не вышло. Коммунисты да бедняки-ненцы не дали им убежать. Выросший у Великой Реки мудрый сюдбя-богатырь Ленин могучим голосом сказал богачам и шаманам: «Вы воры и мошенники! Вы солнце ненецкого народа украли. Как жадные волки между собой по кускам разделили. Сейчас же верните ненцам солнце!»
Совсем испугались тэтта-богачи да тадибе-шаманы. Задрожали, как трусливые зайцы, принесли из своих чумов украденные куски солнца, перед сюдбя-богатырем Лениным положили, сами волчьими слезами плачут: жалко отдавать — с солнцем-то им светло, тепло было.
В каменном чуме злодея Пюнегуссе коммунисты нашли самый большой кусок солнца. И сразу потухли огромные глаза двуглавой когтистой птицы Лимби. Простонала железная птица и свалилась с верхушки каменного чума на снег, словно околевшая на морозе куропатка.
Выросший у Великой Реки Ленин, коммунисты да бедняки-ненцы стали куски солнца вместе собирать. Быстро собрали. Большое солнце получилось. Сюдба-богатырь Ленин взял это солнце своими могучими руками, высоковысоко поднял, и поплыло оно по небу, как по озеру. Сразу изменилась тундра: светло стало, тепло.
Обрадовался ненецкий народ, плачет от радости, а дети плакать перестали, смеются, ручонками к солнцу тянутся.
Товарищи коммунисты стоят, улыбаются, а мудрый Ленин ненцам говорит:
«Видите солнце?»
«Видим!»
«Теперь солнце навеки ваше».
Плывет солнце над тундрой, ярким светом играет. Ленин опять говорит:
«Видите сопки, пади, озера, реки?»
«Видим!»
«Теперь ваши они. Навеки ваши».
Посмотрели ненцы вокруг — на сопках олени пасутся, в падях зверей, птиц много, в озерах и реках жирная рыба плещется.
Коммунисты спрашивают:
«Видите, где ваши олени были?»
«Видим! Оленей-то наших, оказывается, тэтта и тадибе украли».
Ленин сказал:
«Возьмите своих оленей. Теперь хорошо живите, дружно: вместе оленей пасите, вместе рыбу, пушнину промышляйте. Стройте новую жизнь! А товарищи коммунисты вам ее строить помогут. Будут у вас школы и больницы. Выберите лучших людей, чтобы тундрой управляли. Теперь вы хозяева!..»
И еще сказал Ленин:
«Берегите свое солнце. Ой, зорко стерегите! От плохих и злых людей охраняйте! Тогда ваша жизнь с каждым годом будет лучше. И всегда в тундре светло будет: когда солнце спать уйдет, над тундрой Нгэрм-Харп засияет. Красиво будет светить! В домах поселитесь, и каждый дом будет освещать маленькое, яркое солнце. Хорошо будете жить, очень хорошо!»
Сказал так сюдбя-богатырь Ленин, сел с коммунистами на нарты, и отправились они другим народам солнце добывать. Но многие русские коммунисты остались в тундре, чтобы помогать ненцам новую, счастливую жизнь строить.
Это все помнят. Это ведь недавно было. И теперь все так, как Ленин сказал. В тундре, где вымирали люди, фактории, поселки появились. Да что говорить, ты и сама знаешь, как теперь мы живем. Хорошо живем! Спасибо за это Ленину. Спасибо коммунистам и всем нашим русским братьям, и тебе говорю, луцане[5 - Луцане — русская женщина.], большое спасибо. Я знаю: ты газету пишешь, нас по-новому жить учишь. Так вот, поезжай хоть на Ямал, хоть в Надым, хоть в Гыду — везде ненцы поют про Ленина, прокоммунистов, про родную партию поют. Про Ваули тоже поют, потому что Ваули хотел счастье добыть своему народу:за это жизнь свою отдал... Ну ладно, однако. Тут конец. Мась![6 - Мась — хватит, довольно.] — весело заканчивает Ларко Сусой, на ходу соскакивая с нарт, и, сделав несколько шагов, круто поворачивает упряжку. Олени сразу останавливаются и начинают хватать снег.
Девушка тоже поднялась.
— Молодец! Замечательная легенда! — восторженно сказала она.
Ларко махнул рукой:
— Какой я легенда. Я простой ненец-оленевод.
— Да не ты, а сказка, говорю, замечательная, интересная, — смеется Нина Морозова. — Я ее обязательно запишу.
— Пиши, — отвечает Ларко. — Пусть, по-твоему, сказка. А Ленин все равно на Ямале был, вернул ненцам солнце, хорошо жить научил.
...Вскоре упряжка въехала в небольшой тундровый поселок и остановилась перед крыльцом дома. Нина вошла в освещенную комнату, быстро разделась и присела к столу.
Раскрыв толстую тетрадь, она минуту думает, потом остроконечный карандаш ее начинает мелькать по бумаге, как иголка в руках ненецкой женщины, которая за одну ночь может сшить кисы с одиннадцатью узорами.
А Ларко Сусой в это время, привязав оленей к копыльям нарты, стоит у крыльца и любуется сияющими электрическими огнями в новом колхозном поселке, в котором он не был с прошлого года.
Взглянув на небо, он тихо произносит:
— Вверху Нгэрм-Харп сияет. В домах маленькие солнышки — лампочки горят. Все так, как Ленин сказал.
notes
Примечания
1
Ярабц — песни-былины.
2
Сале-Ям — Обь.
3
Камлание — колдовство, заклинание духов.
4
Вероятно, речь идет о Ваули Пиеттомине, возглавившем в 1825—1841 годах восстание ненецко-хантыйской бедноты против местных богачей и приезжих купцов. Восстание потерпело поражение; Ваули Пиеттомин попал в Обдорске в засаду. Был приговорен к каторге. Пропал без вести в Восточной Сибири. _(Прим._автора.)_
5
Луцане — русская женщина.
6
Мась — хватит, довольно.